В конце прошлого--двадцатого--века русская Птица-тройка во второй раз, менее чем за сто лет, круто изменила направление своего полёта, вновь всполошив весь остальной мир. Получили ещё одно подтверждение слова русского поэта, в которых, уж не знаю, чего больше, гордости или сожаления:
"Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить...".
Наша Родина и наша жизнь всегда давали обильную пищу для раздумий, споров, предположений и прогнозов. Пища эта потреблялась не только элитой, что выразилось в создании русской литературы, ценимой читающей публикой во всём мире, но и простыми людьми. В конце концов не высосал же Некрасов из пальца идею, чтобы поисками ответа на вопрос "Кому на Руси жить хорошо?" занялись деревенские мужики? Да и сказочный Емеля, живший на печи, как Диоген в бочке, вряд ли только спал, в носу ковырял и мух считал. Тоже, наверное, о чём-то думал, но из-за неграмотности мысли свои записывать не мог, в отличие от древнегреческого философа, и письменного наследия не оставил. Зато вполне мог быть одним из авторов русского фольклора: пословиц, поговорок и песен.
И теперь наш народ вкуса к указанной духовной пище не потерял. Русского человека хлебом не корми, но дай душу излить, выговориться, высказать своё мнение. Вот и мне хочется того же. Но чтобы не оказаться скучным, пережёвывая то, что у всех и так навязло в зубах, ограничусь рассмотрением только некоторых вопросов постсоветской российской жизни, вопросов, безусловно, заслуживающих внимания и либо этим вниманием обойдённых, либо неверно, на мой взгляд, истолковываемых.
Если спросить любого мало-мальски образованного человека, что такое геноцид, он скорее всего ответит так: "Геноцид--это отбор людей по какому-либо признаку, например, национальному, и последующее их уничтожение, преступление против человечества"--и обязательно вспомнит о геноциде евреев в гитлеровских концлагерях. Я бы и сам так ответил совсем недавно. Однако приведённое определение геноцида не точно, причём не в деталях, а по существу. Если верить "Краткой Российской энциклопедии", критериями (признаками) для отбора при геноциде являются не любые какие-нибудь, а вполне определённые. Их всего четыре: расовый, национальный, этнический и религиозный. Следовательно, отбор и уничтожение, скажем, физически не полноценных (карликов, горбунов и др.) или физически ослабленных (дистрофиков, тяжело больных), что тоже имело место в немецких концлагерях, геноцидом считать нельзя. Это не преступление против человечества, а, видимо, обычное уголовное преступление. Получается именно так. Но так не должно быть. Геноцидом следует считать истребление групп людей, отобранных по л ю б о м у признаку, а также умышленное создание жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение этих групп, равно как и меры по предотвращению деторождения в их среде.
Исходя из такого определения, можно утверждать, что с начала девяностых годов двадцатого века в России осуществляется геноцид, состоящий в умышленном создании жизненных условий, рассчитанных на полное физическое уничтожение группы населения, объединяющей людей (прежде всего пожилых), не способных адаптироваться к этим условиям. Если, к примеру, дикое животное (не говоря уже о домашних животных), рождённое и выросшее в зоопарке, выпустить в дикую же природу, то даже в условиях, наиболее пригодных для существования данного вида, оно, вероятнее всего, погибнет. Причина гибели--неспособность адаптироваться. То же самое происходит и с людьми при резком и радикальном изменении условий их жизни.
В отличие от геноцида расового или национального, цель которых не только бесчеловечна, но и абсурдна, цель геноцида против стариков, хотя не менее бесчеловечна, но вместе с тем может быть признана рациональной.2 Та часть населения страны, против которой осуществляется геноцид, не просто обуза, а, учитывая её численность, серьёзное препятствие на пути реформирования России: ничего не производя, она требует огромных средств на своё содержание.3 В условиях реформ и коренной перестройки экономики, сопровождающейся глубоким спадом производства, таких средств государство найти не может (читай: власть не хочет перераспределять статьи бюджета в пользу стариков).
Особенность геноцида, о котором мы говорим,--в природном характере его исполнительной части. Никакие палачи и газовые камеры в данном случае не нужны. Как известно, и об этом упоминалось в главе "О Проекте", в живой природе постоянно идёт борьба за существование. Её следствием является естественный отбор. В жизни человеческого общества законы и мораль ограничивают роль этих процессов. Устранив или ослабив ограничения, можно "развязать им руки", и они тут же начнут свою страшную селекционную работу. Так что непосредственными убийцами стариков в новой России выступают природные силы. Это и придаёт уверенность реформаторам. Зря. Единственно, в чём они могут быть уверены, только в своей безнаказанности, что подтверждается всей историей человечества. Виновность же их не вызывает сомнения. Они организаторы геноцида, соучастники тягчайшего преступления.
Но если имеет место геноцид, почему молчит мировое сообщество и в первую очередь страны, претендующие на звание демократических? Да потому, что они сами прошли через это, только раньше нас, и потому ещё, что считают допустимыми и даже неизбежными такие "непопулярные" меры на начальном этапе строительства демократического общества, как считают допустимыми любые средства при так называемом первичном накоплении капитала.4 Тем более, что есть возможность всё списать на естественные природные процессы. Не забудем также, ради чего приносятся жертвы,--ради прогресса и будущего. Передовые страны добились, чего хотели. Но не богатство, не высокий уровень жизни--главное их достижение. Это--следствие. Главное же в том, что была выведена исключительно жизнестойкая порода людей, сильных, уверенных, активных и безжалостных, презирающих слабость. Они-то и обеспечили успехи своих стран на зависть остальным народам.
Российские реформаторы ведут нас по тому же курсу и к той же цели. Что ждёт нас на этом пути? Во-первых, проблемы, встретившиеся нашим предшественникам, одной из которых является необходимость избавиться от слабых5 и прекратить их воспроизводство. Во-вторых, сопротивление этих самых предшественников, развитых стран ("золотого миллиарда") которые уже "в тереме живут" и не хотят потесниться ради новых жильцов. И если России удастся всё преодолеть, то в лучшем случае мы построим на своих просторах ещё одну Америку или Германию. Кому-то именно этого и хочется, только не мне. Какой бы благополучной и красивой новая жизнь ни была, мы не должны забывать о цене входного билета в неё. А цена, повторю, такая: нам придётся бросить слабых, больных и старых--всех, кто замедляет скорость марша.6 К тому же жизнь, в которую нас заталкивают, далеко не райская, о чём можно судить, например, по Америке: сумасшедший темп, безумные, во многом извращённые под влиянием наглой и алчной рекламы потребности, на удовлетворение которых тратятся ресурсы, собираемые со всего света, причём тратятся в таких объёмах, как будто их запасы неисчерпаемы, проникшая во все сферы жизни конкуренция, страх потерпеть поражение в которой изменил саму личность человека, подавил его нормальные реакции, заставив тщательно скрывать их за не сходящей с лица фальшивой улыбкой и уверенным тоном голоса. Зачем простому русскому человеку такая жизнь, даже если он получит её, как обещают реформаторы, в блестящей обёртке с надписью "Великая Россия"?
Да, большинство нашего населения хочет видеть свою страну великой, правда, подразумевая под величием прежде всего силу, способность внушить страх другим народам. Но я никогда не поверю, что эта имперская спесь является нашей исконной национальной чертой. Прихвастнуть, приукрасить себя, наплести небылиц, такое за нами водилось и водится, но спесь, да ещё самой высокой пробы? Думаю, отечественной элите она была насильственно привита первым российским императором, народу же просто задурили (и дурят до сих пор!) голову, пользуясь его простодушием и неразвитостью. Ведь если посмотреть правде в глаза, наши претензии на величие трагикомичны. Страна, почти триста лет платившая дань татарам и освободившаяся лишь после того, как Орда сама себя изжила, страна, не единожды допустившая в свою столицу чужеземцев, страна, в которой никогда все не наедались досыта, страна, в которой ещё в середине прошлого века крыши многих крестьянских изб были соломенными, а пригодного для жизни жилья не хватает до сих пор, страна, в которой множество людей ходило в лаптях или босиком во времена, когда уже существовали железные дороги,-- родимые пятна нашей Родины можно перечислять и перечислять. И такая страна претендует на звание великой державы. Разве это не печально-смешно?
Архитекторам и строителям новой России надлежит знать: если простому и зрелому, да хоть бы и молодому, но не сидящему на родительской шее россиянину толково, а главное честно объяснить, какую страну они вознамерились построить, во что лично ему обойдётся её величие и на какое место он может рассчитывать в новой жизни, то, говоря современным тарабарским языком, рейтинг их планов окажется далёким от значения, обеспечивающего легитимность.
Другое дело--элита. Её, как и бывшего царского премьер-министра Столыпина, чьё высказывание "Им (революционерам--А. У.) нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия" сейчас в большом ходу, невеликая Россия не устраивает, поскольку для неё, видимо, зазорно быть элитой такой страны. А ей бы, самозванной и называющейся-то элитой не по праву, не потому, что она состоит из лучших людей общества, а потому что занимает, точнее, захватила предназначенное национальной элите место, оглядеться по сторонам и увидеть, сколько в мире стран, никогда не считавших себя великими, но всегда живших и сейчас живущих много лучше нас, элиты которых не мучаются комплексом неполноценности, а достойно делают своё дело--служат отечеству.
Дел же для элиты более чем достаточно. Одно из самых важных--определение национальной идеи как стержня всей работы по строительству новой России. Нельзя сказать, что этот вопрос обойдён вниманием учёных, политиков и действующей власти, о чём можно судить хотя бы по устраиваемым телевидением обсуждениям и дискуссиям. Я с интересом смотрю такие передачи, но пока от их участников вразумительных предложений вариантов русской национальной идеи не услышал. Думаю, это лишнее подтверждение ранее высказанной мысли, что наша теперешняя публичная элита не тянет на присвоенное ею себе звание, а также что ей нужно совсем не то, что нужно нашему народу. Если ум действительно озабочен какой-нибудь проблемой, то он найдёт либо её решение, либо доказательства невозможности её решить. Отсутствие такого результата свидетельствует о том, что этот ум занимается данной проблемой формально, на самом деле она ему безразлична, или же о том, что она ему не по силам.
Совсем другой итог получается, когда ум берётся решать проблему по-настоящему, желая её решить. А.И. Солженицын, в отличие от сегодняшних отцов нашего отечества глубоко знающий его историю, в одном из своих телеинтервью сказал, что русская национальная идея давно известна. Её сформулировал как первостепенную задачу власти ещё придворный императрицы Елизаветы Петровны граф Шувалов. Она очень проста: с б е р е ж е н и е н а р о д а. По-моему, она и безальтернативна, потому что, действительно, важнее задачи нет. Вот её и надо решать, только не в общем виде, сберегая не народ вообще, а каждого человека, и не ради будущего России, а ради него самого.
А теперь хочу высказаться по вопросу, хотя, может быть, и не имеющему прямого отношения к нашим сегодняшним трудам и заботам, но важному для нашего самосознания. Моё желание объясняется стремлением попытаться внести свой посильный вклад в дело разоблачения лжи и восстановления истины, как бы претенциозно это ни выглядело, в отношении к Великой Отечественной войне.
Представитель первого послевоенного поколения, появившегося через год после возвращения фронтовиков домой, я с полным правом считаю себя свидетелем того, как в обществе изменялось отношение к войне. Это происходило у меня на глазах, причём совсем рядом: мой отец прошёл войну, что называется, от звонка до звонка. В моих ранних детских воспоминаниях сохранились два момента, связанные с войной. Первый: страшного вида безногие и безрукие дядьки на базаре (рынке), грязные, с опухшими, заросшими щетиной лицами, курящие цигарки, сквернословящие и всегда пьяные. Второй: отец никогда не вспоминал о своих военных наградах--трёх медалях, хранившихся на дне сундука с одеждой в коробке вместе с маленькой двузубой позолочённой вилочкой, одной из немногих трофейных вещей, привезённых с фронта. Не помню никаких мероприятий в День Победы7 (да и был ли он в то время нерабочим днём?) или пионерских сборов с приглашением фронтовиков. Единственно, о ком нам, детям, рассказывали, был лётчик, командир авиационной части, расквартированной в нашем райцентре, Герой Советского Союза.
Не помню также, когда исчезли калеки с базара. Много позже, уже будучи взрослым, я прочитал, что в стране была проведена специальная акция по сбору оставшихся в живых фронтовиков-инвалидов, оказавшихся без попечения или ненужных родственникам. Их убрали с глаз долой, как бездомных собак, чтобы они не портили светлую картину нашей жизни.8
Но вот что хорошо запомнилось--это начало истерии в связи с войной и Победой. В 1965 году, в год двадцатилетия окончания войны, о ней заговорили как о чём-то, раньше не известном и только теперь открывшемся. Я думаю, это также была глобальная акция властей. Новое советское руководство, пришедшее на смену оскандалившемуся Хрущёву и обвинившее его в провале экономики, само никаких конструктивных и плодотворных идей на сей счёт тоже не имело, и потому, видимо, по подсказке какого-нибудь ловчилы-прихлебателя из тех, что всегда трутся около власти, решило разыграть патриотическую карту, подкупив фронтовиков, составлявших ещё значительную часть населения. То, что тогда началось и продолжается до сих пор, иначе, как растлением, назвать нельзя. О растлителе--власти--говорить не буду: для неё цель всегда оправдывала средства. Но вот фронтовики, наши отцы... Горько и стыдно об этом вспоминать. С какой суетливой готовностью и унизительной благодарностью принимали они дешёвые подарки-подачки из рук власти!9 С какой детской непосредственностью и радостью приняли они и титул спасителей мира!
Только ведь ничего необычного они не совершили, а сделали лишь то, что в прошлом наши предки делали не раз,--расхлебали кашу, заваренную своими и чужими политиками. Правда, на этот раз каша оказалась много солоней и было её много больше.
Мой батя тоже не уберёгся и заболел "болезнью победителей". Смешно и грустно было видеть, как он, очень скромный по натуре человек, всю жизнь, включая и военные годы, знавший одну только автомобильную баранку и, скорее всего, обязанный ей своим спасением на войне, наполнялся сознанием собственной значительности. С какой гордостью прикреплял он к пиджаку юбилейные медали, которых скоро стало больше, чем фронтовых!
Ветеранам есть за что себя уважать, чем гордиться и за что ожидать благодарность. Но они (и мы тоже) должны понимать, что в большей степени всего этого заслуживают их погибшие товарищи и те фронтовики, кто умер от ран и болезней уже после войны, в том числе и калеки из моих детских воспоминаний, окончившие свой земной путь в приютах. А вот им-то достались лишь типовые бетонные памятники, по одному на всех в каждом райцентре, да "вечный огонь" от газового баллона, зажигаемый на полчаса, пока идёт митинг 9 мая. Благодарность, время выражения и материальное содержание которой зависят не от заслуг, а от наличия на это средств и тем более от конъюнктурных соображений, отвратительна.
Для меня первым, от кого я услышал жёсткую оценку нашей победы в войне, оценку, коренным образом отличавшуюся от утвердившегося славословия, был Виктор Петрович Астафьев. Фронтовик причём из тех, кому не так повезло, как, например, моему отцу, и кто должен был нести свою службу на передовой, т.е. под пулями, снарядами и бомбами (Астафьев был связистом), он видел войну вблизи: в окопе жил, на госпитальной койке валялся, солдатский скудный харч ел, вшей кормил, погибших товарищей хоронил,--как многие и многие другие. Но в отличие от этих многих (говорю без всякого укора, просто констатирую) он ещё и старался осмыслить виденное и пережитое. Результатом стали выводы, которые каждый желающий или сомневающийся в их правильности может проверить, проделав ту же умственную работу и использовав в качестве исходного материала либо собственное знание о войне (по примеру Астафьева), либо даже официальную статистику. Например, простое сопоставление военных потерь (без учёта потерь мирного населения) СССР и Германии позволяет убедиться в правоте писателя, заявившего, что победу в войне советские руководители и военачальники добыли, завалив противника трупами своих солдат и залив реками их крови.10 Подтверждением этих слов может служить также следующий факт: наши солдаты боялись появления на их участке фронта Жукова, т.к. его приезд всегда означал большое наступление и громадные потери. Великий полководец, когда дело касалось обеспечения успеха операции, ни на чём не экономил.
Хочу продолжить начатое В.П. Астафьевым дело по разоблачению лжи о войне. Но чтобы избежать обвинений в некомпетентности вследствие отсутствия личного военного опыта, а также достаточных знаний как результата изучения материалов, хотя бы литературы, о войне,11 выберу вопросы, не требующие всего этого, позволяющие довольствоваться лишь некоторыми способностями к последовательным рассуждениям.
Как совместить героизм советского народа, благодаря которому, как принято считать, СССР победил в Великой Отечественной войне, с заградительными отрядами, штрафными ротами и батальонами, а также с законом, действовавшим во время войны и предусматривавшим наказание в виде заключения за двадцатиминутное опоздание на работу? Никак, это вещи несовместимые. Если есть героизм, репрессивные меры не нужны, тем более что они могут вызвать только отчаянность от страха. И коль скоро перечисленные меры не являются выдумкой, значит, выдумкой является героизм советского народа как массовое явление. На деле имел место героизм отдельных людей, которых было немало, но всё же недостаточно для победы. Остальных пришлось заставлять воевать с помощью устрашающих мер. Ничего неожиданного и обидного в этом выводе нет. Героизм как образ действий, характеризующийся храбростью, доблестью и самоотверженностью, доступен далеко не каждому, а страх есть у всех.
Кому нужен был и нужен сейчас миф о героизме нашего на рода? Фронтовикам? Нет, каждый из них гордился и гордится своими собственными боевыми заслугами и полученными наградами, а если их нет, то просто своим участием в войне, что, безусловно, является главной заслугой. Детям и внукам ветеранов? Тоже нет, они гордятся своими родными отцами и дедами. Миф нужен только власти, для которой, по-видимому, зазорно гордиться отдельными людьми, если это не выдающиеся учёные, музыканты или олимпийские чемпионы. Объекты, достойные её гордости, должны быть либо уникальными, либо огромными.
Эти страницы пишутся в преддверии шестидесятилетия Победы. Кампания в средствах массовой информации по напоминанию населению, каким великим народом оно является, идёт полным ходом. Но в отличие от прежних юбилеев и в особенности тех, что пришлись на времена Брежнева, в этот раз наряду с привычными самовосхвалениями звучат и вполне трезвые оценки Отечественной войны. Так, космонавт Г.М. Гречко, возражая против утвердившегося, навязанного советской пропагандой представления о войне как о народном подвиге, сказал, что подвиг не может длиться долго и что война--не подвиг, а жестокое ремесло. Отдаю дань этому умному и порядочному человеку за его мужество в стремлении к правде, стремлении, как показал печальный опыт В.П. Астафьева, не безопасном для публичных людей. И, соглашаясь с данной Гречко оценкой войны по существу, хочу всё же кое-что уточнить.
Подвиг народа--всего лишь неудачная или умышленно ложная метафора, которая, привлекая своей красивостью, вводит в заблуждение, поскольку в действительности такого явления не существует. Реально бывают героические, самоотверженные поступки отдельных людей (не каждый человек на это способен), совершаемые в необычных обстоятельствах, единовременные или кратковременные по характеру.
Тогда что же такое деятельность людей на войне? Гречко назвал её жестоким ремеслом. Желание украсить свою речь нечасто встречающимся в современном обиходе словом подвело космонавта. Если бы он заглянул в словарь, то увидел бы, что ремесло--это профессиональное занятие, изготовление изделий ручным, кустарным способом. Для него характерны: применение простых орудий труда, решающее значение личного мастерства ремесленника, индивидуальный характер производства. Какое занятие на войне соответствует приведённой характеристике? Разве что снайперское, да и то только, если посчитать винтовку с оптическим прицелом "простым орудием труда".
Нет, то, чем заняты люди на войне,--не ремесло. Это тяжёлая, часто непосильная, а значит, наносящая вред здоровью и отнимающая саму жизнь, опасная и непривычная для большинства из них р а б о т а. Работа специфическая, которую далеко не каждый способен выполнять, т.к. она требует от человека не только крепкого здоровья, физической силы и выносливости, что тоже есть не у всех, но и особых психофизических качеств. Власть, чьей прерогативой является призыв на военную службу, не может этого не понимать. Тем не менее критерии пригодности к службе остаются почти неизменными со времён Ледового побоища. Если в древности достаточно было иметь целыми руки и ноги, то теперь добавилось требование нормальных анализов крови и мочи. Но война-то как работа стала совсем другой, и ей нужны соответствующие работники, даже, пожалуй, талантливые, а не любые. И если негде их взять, надо всеми силами избегать участия в войнах. Примеры такого образа жизни в мире существуют. Это традиционно нейтральные страны, не воевавшие уже сотни лет.
Но, как видно, российской власти: и царской, и Советской, и нынешней демократической--подобная политика не по нраву. Она не для великой страны, какой мы себя считаем. А о том, что наша страна с нами вместе никакая не великая, а всего лишь большая по размерам и запасам природных богатств, в том числе людских,12 слышать не хотим. Правители России не привыкли бережливо распоряжаться этими богатствами. Людей же--ресурс восполняемый--не жалели никогда, цинично полагая, что такого добра в стране навалом.13
И ещё одна мысль в связи с прошлой войной. Да, наши отцы и деды спасли мир. Но, несмотря на огромность, ни с чем не сравнимую важность совершённого ими и непомерную цену добытой Победы, они не были какими-то исключительными. Просто это дело выпало на их долю, и они сделали его, как смогли. Наверное, не наилучшим образом, если вспомнить о соотношении потерь. Но как раз именно это обстоятельство позволяет предположить, что так же, как они, т.е., скорее, числом, а не умением, то же дело сделали бы и мы, послевоенные поколения, случись оно в наше время. Как говорится, никуда бы мы не делись, тем более, что и у нас, как и у них, выбора бы не было. В таком утверждении нет ничего обидного для ветеранов, оно нисколько не умаляет их заслуг, наоборот, взамен нелепого, насильно навязанного им облика сверхгероев возвращает их нормальный человеческий облик.
________________
1 Написано в начале 0-х годов
2 Имеются исторические примеры. Скажем, у северных сибирских народов, занимающихся оленеводством, ещё в начале прошлого века сохранялся обычай умерщвлять немощных стариков, не способных кочевать вместе со всеми вслед за оленьим стадом и представлявших обузу. Это не считалось преступлением, а признавалось естественным и целесообразным (см., например, "Дальневосточные рассказы" Б. Лапина и З. Хацревина)
3 Не удержусь от ехидного замечания. Всё же некоторая и, пожалуй, немалая польза для новой России от стариков есть: если бы не они, кто бы ходил на выборы?
4 Возможно, именно этими соображениями объясняется неполнота, а может, и умышленное ограничение значения понятия "геноцид", о чём говорилось выше. Вряд ли значение, приведённое в "Краткой Российской энциклопедии", является оригинальным. Скорее всего, оно повторяет значение, принятое в международной практике (или близко к нему)
5 Тех, кто не в состоянии сам обеспечить свою старость, а в случае болезни оплачивать лечение и кого должно содержать государство
6 Многих уже и бросили
7 Думаю, не всем известно, что первоначально по Указам Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая и от 2 сентября 1945 года День Победы (Праздник Победы) отмечался 9 мая--в ознаменование победы над Германией и 3 сентября--в ознаменование победы над Японией
8 Это ещё один пример целесообразного, но бесчеловечного действия
9 Им, простодушным людям, даже в голову не приходило, что их подарки приобретались на деньги, взятые из бюджетных статей, предусматривающих расходы на их же ветеранские нужды, только более насущные: на лечение, строительство жилья и т.п.
10 Астафьеву не простили его крамольных заявлений. Парализованному, ему местной властью Красноярска, где он жил, было отказано в дополнительной пенсии, необходимой для приобретения лекарств
11 Если читатель помнит, я сам признался, что, замышляя эту книгу, и не собирался изучать труды предшественников. Мне кажется, что и собственные мысли человека, сформировавшиеся за его жизнь, в том числе, конечно, и в результате чтения, хотя и не целенаправленного, могут быть интересны
12 Теперь уже нет. После развала СССР, население страны снизилось сразу на сто миллионов, т.е. почти наполовину, хотя и это не избавило нас от мании величия
13 Как тут опять не вспомнить двух генералов из сказки Салтыкова-Щедрина, уверенных, что мужик есть везде?