Для осуществления своего проекта воздаяния по заслугам "Волшебник" выбрал молодого, но очень талантливого и уже известного художника, в совершенстве владевшего техникой живописи и с блеском работавшего в разных её жанрах. Среди его работ имелось и несколько портретов. Все они отличались поразительным внешним сходством с натурой и честностью раскрытия характеров изображённых людей, в чём могли убедиться знавшие их близко. Создавалось впечатление, будто этот художник обладал каким-то всепроникающим взглядом, способным наподобие рентгеновских лучей выявлять внутренние скрытые и даже скрываемые свойства души человека. А с помощью своего выдающегося мастерства и при участии собственной души запечатлевал всё увиденное на полотне. Такая особенность его творческого стиля требовала от потенциальных заказчиков немалой смелости, поскольку зеркало, в которое они хотели поглядеться, да ещё и сохранить увиденное, могло доставить им неприятность. Поговаривали, что одна знаменитая актриса-красавица, но большая стерва, пришла в бешенство, увидев свой портрет, и, привезя его домой, тут же сожгла.
В мастерской художника "Волшебник" возник в будний день вечером, предполагая, что если и помешает его работе, то по крайней мере не в самый её разгар. Такая предусмотрительность оправдалась, и он застал хозяина за чашкой кофе, хотя ещё в рабочей одежде. Как и другие люди, окажись они в подобной ситуации, художник в первый момент растерялся, но гость его успокоил, представившись и сообщив, что явился в качестве заказчика. Это возбудило любопытство мастера, способствовавшее быстрому преодолению волнения, и он попросил "Волшебника" объяснить, какую работу тот хочет заказать. Сразу ухватив суть идеи, художник, как часто бывает с творческими натурами, загорелся ею. Наверное, она оказалась не только интересна ему профессионально, но и соответствовала его собственным взглядам на недавнюю историю страны и последствия произошедших событий, а также на политические фигуры, сыгравшие в этих событиях важные роли. Вместе с тем, осознавая чрезвычайную ответственность предлагаемой работы, поскольку персонажи будущей картины--исторические личности громадного--по содеянному ими--масштаба, и потому их портреты и сопутствующая символика должны были ясно выражать идею народного суда и обвинительного приговора, он попросил неделю на обдумывание.
При следующей встрече художник изложил свою концепцию воплощения идеи воздаяния самоуверенным вершителям судеб страны и народа. По его мнению, эта идея имеет более общий характер, а потому не должна ограничиваться только фигурами Ельцина и Гайдара. В истории нашего отечества есть ещё два мучителя-реформатора, которые тоже искалечили страну и обрекли народ на великие страдания: Пётр I и Сталин. В связи с этим необходимо написать не одну, а три картины--триптих, имея в виду, что Ельцин и Гайдар составляют единое зло. Предложенная концепция "Волшебнику" понравилась, и он её одобрил.
Художник был мастером не только в технике живописи, он ещё и очень быстро работал. Когда через полгода "Волшебник" навестил его, чтобы справиться о состоянии дел, то получил сюрприз в виде полностью готовых полотен триптиха. Автор назвал своё произведение "Мучители". Картины были большими--два метра в высоту и три в ширину.
Фон первой картины являл собой пейзаж, описанный Пушкиным во вступлении к "Медному всаднику". На её переднем плане слева толпа измождённых, оборванных и босоногих людей рубит лес, готовя место под будущий город, пресловутое "окно в Европу". Сама она в виде контуров узнаваемых зданий, освещённая солнцем, прянично-нарядная видна сквозь узкое пространство, уже вырубленное до самого берега моря, на другом его берегу. Справа от работающих и ближе к зрителю изображена фигура первого российского императора. Непропорционально высокого роста, возвышающийся даже над деревьями, он воплощает ужас самовластия, а кнут в его руках и выражение лица одержимого, почти безумного человека, не оставляют сомнения в сути отношения власти к народу, являющегося для неё всего лишь ресурсом, средством осуществления планов и прихотей правителей.
На средней части триптиха, в дремучем лесу, по искусству изображения не уступающем знаменитым лесным пейзажам Шишкина, Сталин с топором в руках валит могучую сосну. Лицо "вождя народов" равнодушно-жестоко. Летящие в стороны щепки на расстоянии превращаются в изуродованные тела людей. На готовом участке просеки они лежат вповалку между пнями срубленных деревьев. По направлению просеки, над лесом стоит вызывающее восторг сияние, красота которого подчёркивается темнотой лесной чащи.
В отличие от первых двух третье полотно имело какой-то несерьёзный, лубочный сюжет, что указывало прежде всего на несопоставимость масштабов личностей изображённых на них персонажей. Ельцин даже вкупе с Гайдаром не мог соперничать с Петром I и Сталиным.
В запряжённом тройкой тарантасе, на облучке которого сидит кучер-Гайдар, едет первый Президент России. Ассоциацию с гоголевской птицей-тройкой нарушает лишь вид коней, жеребят самого раннего возраста, ещё не вполне твёрдо стоящих на ногах. Ясно, что если им и предстоит сделаться рысаками, то нескоро, и потому пророчеству великого писателя относительно славного будущего России, не сбывшемуся за более чем полтора века, пока суждено оставаться в прежнем качестве прогноза. Повозка движется по узкой ухабистой дороге среди заброшенных и заросших бурьяном полей. Вдали виднеются полуразрушенные постройки, возможно, бывшие колхозные фермы, соседствующие с домами-дворцами "новых" русских. Наверное, именно эта картина вызвала на лице идеолога демократических реформ растерянность, граничащую со смятением. А вот его хозяина окружающая обстановка, похоже, совсем не беспокоит. Сильно под хмельком, вольно раскинувшись на сиденье, он благодушествует. Впрочем, сквозь довольство на его лице проглядывает ухмылка хитрована, человека себе на уме.
Высказав своё восхищение автору картин, сумевшему так точно передать его замысел, "Волшебник" попросил порекомендовать выставочный зал, в котором можно было бы их поместить. И тут оказалось, что у художника имеется собственная галерея, где для триптиха найдётся место, так что этот вопрос решился легко и быстро.
Также без осложнений петербургской городской Думой был принят проект о дополнении "Медного всадника". Этому предшествовали выступление "Волшебника" по местному телевидению с подробным изложением его идеи и последующий опрос жителей города. Большинство из опрошенных проект одобрили.
ГЛАВА 17
Сходка главарей российского воровского мира подходила к концу. Выслушав Секретаря--необычная кличка отражала факт его биографии: в молодости он действительно был секретарём райкома комсомола,--встречавшегося с директором ФБР, авторитеты обсудили плюсы и минусы предложения американца. За то, чтобы принять его, было не только обещание разрешить въезд в США боссам российского криминального сообщества, ранее нарушавшим американские законы и по этой причине не допускавшимся в страну, но главным образом непосредственная угроза, которую представлял для воров "Волшебник" со своими необыкновенными аппаратами. Они позволяли легко раскрывать любые преступления, точно устанавливать личности преступников и лишать их возможности где-либо скрыться от правосудия, а также обессмысливали связи криминала с властью, прокуратурой, полицией и судами, бывшие залогом его безнаказанности, и делали сомнительной пользу от услуг адвокатов. Не случайно поэтому на сходку был приглашён известный столичный адвокат, выступивший содокладчиком Секретаря. За ликвидацию "Волшебника" он прямо не высказался, но постарался добавить самым доходным клиентам своего цеха озабоченности в связи с этим новым фактором российской действительности.
Доводом против операции по устранению "Волшебника" была смертельная опасность для её организаторов в случае, если бы тот узнал о готовящемся покушении. История попытки отечественных олигархов выступить против него не забылась. Однако и нельзя было представить существование воровского мира в противопоказанных ему условиях прозрачности, которые мог создать "Волшебник". Это и склонило чашу весов в сторону акции. "Трус в карты не играет",--утешили себя авторитеты старой воровской поговоркой, приняв решение начать глобальные поиски своего потенциального врага. Впрочем, надеждой только на авось они ограничились. Решили разработать специальный план прикрытия операции поиска с убедительной легендой её цели. О том, что искать придётся "Волшебника", никто, кроме непосредственных участников сходки не должен был узнать.
Чёткая работа службы безопасности компании Смирнова и своевременное предупреждение "Волшебника" о встрече Секретаря и директора ФБР не позволили даже приступить к исполнению намеченного на сходке. Когда, закончив обсуждение, главари российской преступности поднялись со своих мест в конференц-зале отеля, где совещались, намереваясь перейти в банкетный зал и предаться более приятному занятию, все они одновременно испытали нечто вроде мгновенной--и по тому, как она возникла, и по её продолжительности--потери сознания. Так что при этом никто из них не только не успел упасть, а даже не покачнулся. Ни боли, ни других каких-либо неприятных ощущений также никто не почувствовал. Случившееся можно было сравнить с кратковременным отключением света в комнате. Однако в данном случае, когда свет вновь зажёгся, т.е. когда сознание к людям вернулось, они увидели, что находятся не в прежнем месте и даже не в помещении, а под открытым небом с ярко сияющим невысоко над горизонтом солнцем, и стоят на льду. Пронизавший их холод--на всех были только костюмы--убедил, что это не сон, и они действительно каким-то образом перенеслись из летней Москвы в ледяную пустыню. Ошарашенные и ослеплённые сверканием снега и льда, из-за чего им пришлось прижмурить глаза, они не сразу заметили постороннего в их компании человека, а сначала услышали его:
--Ну что, господа хорошие, здесь, на Северном полюсе, побеседуем или вернёмся в Москву?
Взглянув по направлению, откуда доносился голос, они увидели старика, одетого ещё более легко, чем они, однако, по-видимому, не чувствовавшего холода. Он сидел на обломке льда и спокойно на них смотрел. Быстрее всех сориентировался в обстановке приглашённый гость сходки:
--Вы совершили преступление--похищение людей. Мы подадим на Вас в суд.
Его прервал самый старший по возрасту из всех присутствующих, вор в законе Хмель:
--Присохни, твоё слово десятое.--И обратился к задавшему вопрос:
--Давай, паря, вертай нас в Москву. Там и перетрём наши дела. Тут больно зябко.
Опять пережив кратковременную потерю сознания, участники сходки оказались там же, откуда и были изъяты минуту назад, в конференц-зале. Рассевшись по местам, они настороженно-враждебно уставились на человека, осмелившегося продемонстрировать им свою силу. Он же, встав перед ними и не дожидаясь вопросов, начал говорить:
--Я тот, кого вы решили найти и уничтожить. Как видите, сохранить в тайне от меня это решение не удалось. И теперь у вас есть две возможности: отказаться от своего намерения или погибнуть, замёрзнув на Северном полюсе, где только что мы побывали. Выбирайте. Обмануть меня, пообещав и не выполнив обещания, не удастся, потому что, во-первых, я буду следить за вами, а, во-вторых, и вы будете вынуждены следить друг за другом, чтобы никому не позволить искать меня. В случае первой же такой попытки поплатитесь все в соответствии с популярной в вашей среде круговой порукой. Мы враги, однако уничтожать вас без насущной необходимости не в моих интересах. Это привело бы к хаосу в преступном мире, оставшемся без управления, что может отразиться на всём обществе. Так что предлагаю мирное сосуществование на следующих условиях. Вы оставляете меня в покое, а я не ворошу ваше прошлое. Но впредь лично вам придётся отказаться от преступной деятельности и прежде всего от всяких операций с наркотиками и оружием, а довольствоваться только легальной и законной. Она у Вас тоже не убыточна, на хлеб с маслом и икрой заработать позволяет. Тех, кто не захочет последовать этой моей рекомендации, я ловить не собираюсь, но если они попадутся властям, добыть доказательства их вины следователям помогу.
Его поддержал адвокат, рискнувший, несмотря на грубый выпад против него Хмеля, вновь сказать своё слово:
--Мы подадим на Вас в суд. И хорошо же тогда будет выглядеть власть, взявшая Вас в союзники. Своими действиями в отношении нас Вы её дискредитируете.
"Волшебник" повернулся к нему:
--Это не беспредел, а именно то, что Президент назвал принуждением к добру. Да, в жёсткой форме, учитывая вашу психологию. Что касается суда, подавайте, господин ренегат. Но тогда моё обещание не копаться в прошлом будет аннулировано, и Вам лично, и всем Вашим клиентам придёт конец, потому что в ответ я помещу в Интернете компрометирующие вас видеоматериалы, и не какие-нибудь пустяки, а уличающие в серьёзных преступлениях. Судебный иск против меня окажется для вас путёвкой в зону. Если же вы вынудите государство отказаться от моей помощи, то вообще развяжете мне руки. В таком случае все вы окажетесь не в зоне, а в Арктике. И Вы напрасно пытаетесь укорить меня в безнравственности. Я просто защищаюсь, но что ещё важнее, я защищаю будущее нашей страны. Без моих возможностей задуманные Президентом реформы осуществить не удастся, в том числе и из-за вашего противодействия. Заметьте также, я не загоняю вас в угол. Предложенные мною условия позволяют вам жить безбедно.
--Вы хотите уничтожить воров как класс?--задал вопрос среднего возраста и интеллигентной внешности авторитет.
--Вы слишком высоко себя ставите. Какой вы класс? Вы всего лишь уроды--я имею в виду медицинский смысл этого слова,--т.е. дефектная разновидность людей, обладающая вредным свойством--склонностью к воровству. По христианским представлениям это и другие подобные свойства есть духовные повреждения, в силу каких-то причин возникшие у далёких предков, закрепившиеся и ставшие наследственными. Их называют родовыми грехами. При доброй воле и старании носителя родового повреждения, оно может быть устранено. Однако жизнь показывает, что таких самоизлечившихся очень мало. Значит, эту задачу--устранение носителей дурной наследственности--должно взять на себя общество, его институты.
С места поднялся Секретарь. В своём коротком выступлении он нарочито игнорировал присутствие "Волшебника", как будто того в зале не было:
--Коллеги, я думаю, сделанные нам предложения придётся принять. "Волшебник" доказал, что способен уничтожить нас в любую минуту, мы же справиться с ним не можем. Не зря говорят: против лома нет приёма, если нет другого лома. Средств, эквивалентных по возможностям средствам, которыми располагает наш противник, мы не имеем. С другой стороны, он действительно не загнал нас в угол. Мы не только можем жить, но и продолжать заниматься прежними делами, хотя, конечно, на свой страх и риск. Так это для нас не ново. И потом, хотя он и "Волшебник", но тоже не вечен. Интуиция мне подсказывает, что он далеко не молод, и потому эта наша проблема рано или поздно решится сама собой, естественным образом.
Закончив говорить, он выдержал паузу, предоставляя возможность высказаться другим, но поскольку желающих сделать это не оказалось, продолжил, уже обращаясь к "Волшебнику":
--Мы принимаем Ваши предложения и искать Вас не будем. А теперь прошу нас покинуть, к столу мы Вас не приглашаем.
Вскоре после сходки российских криминальных авторитетов последствия встречи Секретаря и директора ФБР проявились и за океаном. В Госдепартамент США поступила нота российского МИД с протестом на действия этого американского гражданина, заключавшиеся в намерении вмешательства во внутренние дела России, угрожавшего её безопасности, и планировании покушения на убийство. В ноте, приложением к которой являлась видеозапись секретной встречи в Швейцарии, содержалось также требование предать суду упомянутого гражданина. После отказа американской стороны от удовлетворения предъявленного требования директор ФБР был переправлен "Волшебником" в Россию, где и предстал перед судом вместе со своим российским подельником. Секретарь был обвинён в измене Родине и участии в планировании покушения на убийство. Но поскольку по его же предложению в конечном итоге воровское сообщество отказалось от плана убийства "Волшебника", суд назначил Секретарю условное наказание. Избежал тюрьмы и директор ФБР, помилованный Президентом России и вернувшийся в США уже обычным путём.
ГЛАВА 18
Андрей Смирнов и Элизабет полюбили друг друга, теперь это было видно и окружающим. Сами же они, вспоминая своё знакомство, с радостью осознавали, что осчастливлены любовью с первого взгляда, т.е. единственно чистой, незамутнённой вмешательством разума с его рациональными резонами. В то же время дарованное им чувство не было восторженным юношеским влечением, обусловленным новизной ощущений, хотя тоже переполнялось восторгом. В прошлом они пережили не одну влюблённость, впрочем, и тогда ясно понимая, что их чувства не достигают предельной глубины. Испытываемая нежность не перехватывает дыхание и не заставляет сердце замирать, а расставание не воспринимается как катастрофа. Теперь всё было иначе. К ним пришла Любовь.
Но через некоторое время после того, как Андрей и Элизабет окончательно в это поверили, в их отношениях появилась настороженность, а затем и отчаяние, что со стороны казалось беспричинным и непонятным. Не было никаких видимых препятствий для их семейного счастья. И потому удивляло, что влюблённые не делают последнего шага к нему. Наоборот, чем-то мучаются. Однако близкие, переживая за них, ни о чём не спрашивали, опасаясь доставить тем самым дополнительные огорчения дорогим людям.
Сильнее всего страдал Андрей. Оттого, что, чувствуя свой долг мужчины объясниться первым, никак не мог на это решиться. Ещё больше он боялся быть непонятым или понятым превратно. Основанием для таких страхов являлась крайняя странность обстоятельств, которые ему надлежало объяснить Элизабет. Андрей не хотел, чтобы они становились мужем и женой, вступив в обычные семейные отношения, представлявшиеся ему недостойными истинной любви, которая есть нежность и в отличие от страсти не нуждается в обладании. Его чувство не принимало опрощённости этих отношений по сравнению с добрачными. Он отвергал супружескую жизнь за её отказ--всё равно какой: вынужденный, сознательно-добровольный или само собой разумеющийся--от прекрасных и тонких моментов, украшающих любовь: возвышенности и романтичности, изысканности и прелести, застенчивости и робости, загадочности и тайны. Часто даже--от обязанности следить за собственной внешностью. Так исчезает после спаривания великолепный брачный наряд у некоторых видов птиц: исполнив свою роль приманки, он становится не нужен. Андрея коробило от того, что люди, хоть и не задумываясь, а лишь следуя заведённому порядку, используют тот же приём. Вместе с тем--он это ясно понимал--не их вина тут главная. Такова жизнь. Красота отношений в принципе противопоказана семье, поскольку требует от её членов определённых и немалых усилий и затрат, которых сплошь и рядом не хватает, даже чтобы справиться с повседневными заботами. Вдобавок эту красоту трудно сохранить, когда люди находятся слишком близко друг к другу. Если посадить растения тесно, что получится? Да сбудься мечта песенной рябины, в тени дуба она бы захирела, а то и вовсе погибла. Человек не должен ни с кем делить свой быт.
Особенно жаль утрачиваемую при близких отношениях стыдливость, тончайшую материю, способную, однако, прикрыть неприглядности человеческой природы. В супружеской жизни она считается чем-то лишним, искусственным, почти инородным. Без вины виноватой. Причина такой несправедливости понятна: только объявив стыдливость неуместной в супружеской постели, можно обелить сексуальные отношения, стыдные по своей сути. Ведь естественность, которой их оправдывают, уравнивает людей со скотом, с животными, не знающими стыда. Не случайно половые акты тех и других по форме и существу очень похожи, а внешне омерзительны. И не сопровождайся секс известными плотскими удовольствиями, "короткой приятной судорогой",* ещё вопрос, нашлись ли бы желающие заниматься им. Стоит также заметить, что признание сексуальных отношений естественными не устраняет их моральную сомнительность, по крайней мере в глазах нормальных людей. Они стесняются секса, почему даже избегают говорить о нём открыто. И будто бы некоторые люди, прежде всего женщины, могут им заниматься, только зажмурившись. Не оттого ли, что не хотят видеть лицо своего возлюбленного, обезображенное страстью (ещё одна естественная вещь)? Да и вообще, как можно, лишь вчера испытывать смущение, увидев нечаянно открывшуюся ложбинку на груди девушки, сегодня раздевать её, укладывать в постель и, навалившись, причинять боль? И как она, став женой, может сама с готовностью раздеваться, хотя пока оставалась только знакомой, пусть и близкой, садясь, стремилась посильнее натянуть юбку на колени? В какой из этих двух ситуаций люди непритворны и искренни?
Случайно узнав о цыганском обычае почти прилюдной дефлорации, когда прямо посреди свадебного пира молодых отправляют в спальню буквально на случку, а они, совершив положенное, выносят на всеобщее обозрение окровавленные простыни, призванные подтвердить невинность невесты и мужскую силу жениха, Андрей испытал настоящее потрясение. До какого же мерзости можно дойти, следуя естественному!
Не довольствуясь одним утверждением о естественности сексуальных отношений, люди стремятся дистанцироваться от их животной сущности, приукрасить и облагородить их, придать им духовность. Что называется, прикрыть срам. Напрасный труд! Момент истины делает явной разницу между чувствами д о и п о с л е.
"Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты".
Чисто и возвышенно.
"...Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь мне о М-me Kern, которую с помощью божией я на днях ...".
Грязно и низко.
Но то и другое написано великим поэтом об одной женщине. Причём отвратительнее всего, что эту грязь Керн, похоже, р а з д е л и л а с патологически страстным Пушкиным. Ведь не изнасиловал же он её? И вряд ли она ему просто уступила. Нет, она сама и, скорее всего, даже охотно ему "дала" (какое мерзкое и вместе с тем совершенно точное в этом контексте слово, гораздо более подходящее, чем слово "отдалась").
Конечно, брезгливое отношение к сексу можно объявить снобизмом. Однако почему тогда Христос появился на свет в результате непорочного зачатия? Не потому ли, что Бог посчитал обычный доступный людям способ оплодотворения через родовые пути женщины порочным и, следовательно, неприемлемым? Но уж Его-то назвать снобом вряд ли кто осмелится. И как следует относиться к поступку Иоанна Кронштадтского,** не монаха, а белого священнослужителя, следовательно, обязанного жениться, который ещё до свадьбы уговорился со своей избранницей, что после вступления в брак они откажутся от физической близости, и всю жизнь не нарушил этот уговор?
Нельзя также сбрасывать со счетов возможность сексуальной неудовлетворённости супругов. Она встречается нередко и способна отравить, а то и убить любовь. При этом мало кто видит причину такой дисгармонии в собственной несостоятельности, предпочитая сваливать вину на свою половину, которая становится тогда нежеланной и даже ненавистной.
Словом, семейная жизнь с её приземлённостью, пошлой обыденностью, чреватой скукой и разочарованием, с угнетающими постоянством и однообразием заботами и с похотью и скотством секса, отвращала Андрея. Абсолютно безрадостная картина. Правда, к такой жизни можно привыкнуть или хотя бы притерпеться, обладая развитым чувством долга. Но ведь и на горло собственной песне человек способен наступить, только что в том хорошего?
Вот этими еретическими мыслями ему предстояло поделиться с Элизабет. Откладывать трудный разговор он больше не мог: слишком много страдания было в её глазах. И разговор состоялся чудесным днём бабьего лета, очарование которого в полной мере можно почувствовать лишь в деревне. Именно такое место--загородный родительский дом--выбрал Андрей для объяснения со своей любимой. Его мать, видевшая, в каком напряжении находится сын, и чутко уловившая момент, когда он решился, наконец, на последний шаг, уговорила мужа провести выходные в гостях у друзей, предоставив дом в распоряжение Андрея. Они с Элизабет приехали туда поздно вечером и, усталые, наскоро попив чаю и пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам. Разумеется, эти пожелания не сбылись, оба спали плохо, с тревогой ожидая завтрашнего дня. На правах хозяина Андрей встал раньше, чтобы приготовить завтрак. Впрочем, ему оставалось только сварить кофе и выставить еду, приготовленную заботливой Екатериной Семёновной. Он накрыл стол на террасе мансарды, ставшей любимым местом дома и для Элизабет, которая появилась тут же, словно почувствовав, что Андрей уже ждёт её.
--Доброе утро,--приветствовала она его, входя на террасу.
--Очень доброе и погожее, Элизабет. И день обещает быть прекрасным. Посмотри, какое глубокое небо и ласковое солнце. А воздух--просто чудо!
--Да, я чувствую. Дышу и не могу надышаться. Мне всегда так хорошо здесь у вас.
--Я очень рад этому. Садись, давай завтракать. Кофе готов.
--Спасибо. Я смотрю, опять Екатерина Семёновна постаралась, столько вкусного напекла. Не перестаю восхищаться твоей мамой, я просто влюблена в неё.
--А она в тебя. Представляю, как не хотелось ей, да и отцу тоже, уезжать, не повидав тебя. Но, наверное, они почувствовали, что на этот раз им лучше оставить нас вдвоём, чтобы мы могли поговорить. Нам надо поговорить, Элизабет.
--Да, Андрей, я тоже так думаю и, признаюсь, давно этого жду.
--Но сначала всё-таки отведаем маминых пирожков и плюшек, хотя бы из уважения к её стараниям.
--Что ты! Мне совсем не нужно заставлять себя есть приготовленное Екатериной Семёновной. Это же так вкусно. А от её выпечки я отрываюсь с трудом.
Позавтракав и убрав со стола--какое бы важное и срочное дело ему ни предстояло, Андрей терпеть не мог оставленной еды и брошенной немытой посуды--молодые люди сели в плетёные кресла, стоявшие у перил террасы, там где ветви величавой берёзы, подруги дома, почти касались их. Кресла стояли близко и напротив друг друга, так что, заняв своё место и чуть наклонившись вперёд, Андрей мог взять руки девушки в свои. Глядя ей прямо в глаза, он начал:
--Мы знакомы, Элизабет, больше года, но сказать тебе то, что скажу сейчас, я мог бы и тогда, при первой нашей встрече. Я люблю тебя. Я почувствовал это, как только увидел тебя и мы заговорили. Потом я лишь всё больше убеждался, что не ошибся.
--Я тоже полюбила тебя сразу, правда, сначала не осознавая этого. Во мне вдруг появилось непрекращающееся чувство радости и счастья. И только потом я связала его с тобой.
--А ещё, я думаю, мы оба скоро увидели, что наше чувство взаимно.
--Да, я давно это поняла и очень радовалась.
--Но тогда для тебя должно было быть странным, почему я молчу, что мешает мне объясниться.
--Такой вопрос у меня возникал. Но я не досадовала на тебя, потому что боялась этого объяснения.
--Боялась? Почему?
И тут Элизабет рассказала Андрею о своих взглядах на семейные и супружеские отношения. Он был поражён, настолько они совпадали с его собственными. Те же аргументы, а многие даже изложенные теми же словами. Она не упомянула лишь о диком цыганском обычае, видимо, ей не известном. И примеры, которые она приводила, обосновывая свои взгляды, были другими, но тоже очень точными и убедительными. Рассказывая, девушка с тревогой вглядывалась в глаза любимого, страшась увидеть в них непонимание или, ещё хуже, отчуждение. Когда же вместо этого в них плеснулась радость, наступил черёд Элизабет поразиться. Андрей вскочил на ноги, опрокинув лёгкое кресло, а потом опустился перед ней на колени:
--Дорогая моя! Да мы же, как две половинки одного целого. Сейчас ты мне рассказала именно о том, о чём я никак не мог решиться рассказать тебе. Оказывается, нам обоим претят привычные для других людей отношения близости. Да, это делает нас ненормальными, но такая ненормальность лучше общепринятой нормы. И её нечего стыдиться, ведь выбрав, как нам жить, мы не делаем ничего плохого, никому не наносим вреда. Нас же наши теперешние отношения устраивают, и никому до них не должно быть дела. Ты согласна?
--Конечно, правда, за исключением одного момента. Я хочу, чтобы у нас был ребёнок.
--Я тоже очень хочу этого. И мы можем его зачать in vitro, а ты выносишь и родишь. Но сначала нам надо пожениться. Наш ребёнок должен быть законнорождённым.--Андрей встал с колен, выпрямился и, приняв торжественный вид, произнёс:
--Мисс Элизабет Кларен! Я предлагаю Вам руку и сердце и прошу выйти за меня замуж.
Элизабет поднялась с кресла и так же серьёзно и торжественно ответила:
--Господин Андрей Смирнов! Своим предложением Вы оказываете мне большую честь. Я его с радостью принимаю.--И она протянула Андрею правую руку, к которой он, склонившись, приложился губами. На этом официальную часть церемонии молодые люди сочли завершённой и обнялись и поцеловались уже попросту, наслаждаясь этой непорочной близостью. Затем Андрей поднял опрокинутое кресло и придвинул его к креслу Элизабет, вздохнув при этом:
--Жалко, что здесь нет обычной лавки, на которой можно сидеть совсем близко, прижавшись друг к другу. Обязательно нужно будет завести такую.
--А мы можем стать рядом.
Так они и сделали, подойдя к перилам террасы и опершись на них. Андрей обнял девушку за плечи, а она в ответ на его ласку прильнула к нему. Произошедшее объяснение, хотя и устранило напряжение, угнетавшее их в последнее время, ещё не освободило души от всего накопившегося в них. И потому им хотелось выговориться. Но это не был милый и бессмысленный лепет юных влюблённых, которым важны не сами слова, а лишь произносящий их голос, его интонации. Нет, здесь шёл разговор зрелых людей, не только чувствовавших огромную радость от случившегося, но и сознававших серьёзность его последствий и грядущих обусловленных им перемен в их жизни.
--Ты помнишь, я тебе рассказывала, что моя мама была полькой?
--Конечно. Мария Яворска, очень красивые имя и фамилия.
--Мама и сама была красавица, недаром отец любил её без памяти и любит до сих пор. Она обучила меня польскому языку, и благодаря ей я познакомилась с польской литературой. Довольно много читала. И у Агнешки Осецкоймне встретилось стихотворение, которое впервые натолкнуло меня на мысль, что близость может быть чрезмерной и оттого утрачивать очарование или даже становиться неприятной, а отношения, сохраняющие некоторую дистанцию, наоборот, могут быть красивыми.
--Постой, постой! Не о том ли стихотворении ты говоришь, в котором высказывается сожаление о переходе в отношениях с "Вы" на "ты"? Там ещё есть риторический вопрос: "Зачем мы перешли на "ты"?".
--Ну да. А ты знаешь это стихотворение?
--Знаю--в очень хорошем переводе Булата Окуджавы. Он даже положил эти стихи на музыку. Кажется, я помню две строфы, вот послушай, как они звучат по-русски:
"К чему нам быть на "ты", к чему?
Мы искушаем расстоянье.
Милее сердцу и уму
Старинное: Вы--пан, я--пани.
Зачем мы перешли на "ты"?
За это нам и перепало:
На грош тепла и простоты,
А что-то главное пропало".
--О, да ты прекрасно поёшь! Как здорово!
--Ты бы послушала моих родителей, вот у кого голоса так голоса. Когда мама с отцом поют вместе русские песни, честное слово, прямо слеза прошибает.
--Мне очень нравятся ваши песни. У них такие задушевные мелодии. Я хотела бы послушать ваш семейный хор.
--Обязательно услышишь. Вот сообщим о нашей помолвке, и будет повод посидеть за столом и спеть.
Они помолчали, а потом Элизабет нерешительно спросила:
--Как ты думаешь, удивительные совпадения наших взглядов, самих по себе странных для других людей, это случайность? И встретились мы случайно?
--Уверен, что нет. Это судьба. Но обычно так говорят, когда имеют в виду нечто тяжёлое, горестное, какое-нибудь испытание. К нам же судьба оказалась благосклонной и одарила счастьем. Спасибо ей.
--Да, я тоже ей благодарна.
--А знаешь, из-за редкости такого счастья люди в большинстве своём не верят в него, даже если оно выпадает на их долю. И часто сами же его губят. Я называю этот феномен "синдромом Отелло".
--Как интересно! Расскажи.
--Почему Отелло ревновал Дездемону, почему мучительно сомневался в её любви? Да потому что по сути не верил в подлинность её чувства и, стало быть, допускал возможность измены. Именно по этой причине он с готовностью принял за истину навет Яго. Он настолько не доверял жене, что даже не счёл необходимым объясниться с ней. Да Бог с ним, с Отелло. Тем более что он не читал Шекспира, и у него, следовательно, не было такого убедительного примера, к чему может привести недоверие к любимому человеку. Но современные культурные и образованные люди? Они-то почему в подобных обстоятельствах повторяют роковую ошибку?
--Так ведь измена, предательство и другие неблаговидные поступки близких людей, к сожалению, не выдумки.
--Но зачем же верить в них с р а з у, безоглядно? Зачем из всех возможных объяснений неоднозначных ситуаций с мазохистским наслаждением выбирать крайнее, полагая его наиболее вероятным или даже очевидным, и верить кому угодно, только не любимому человеку?
--В такие моменты разум отказывает и людьми движут эмоции.
--Да здесь разум и не нужен. Достаточно вспомнить известные примеры, ту же историю с Отелло.
--Мало кто способен учиться на чужих ошибках, особенно в сердечных делах. Каждый считает свой случай уникальным.
--И потому наступают на те же грабли, на которые до них наступили многие, вместо того, чтобы, не поддавшись первому порыву, удержаться от немедленного ответа на обиду, а сначала убедиться в её немнимости.
--В состоянии аффекта это нелегко или даже невозможно.
--А, совершив непоправимое, кусать локти и каяться--легко и возможно?
--Но ведь раскаяние приходит потом. В момент совершения опрометчивого поступка мы таковым его не считаем. Наоборот, мы уверены, что поступаем правильно.
--И всё же не верю, что люди обречены на ошибки, вроде совершённой Отелло. Это слишком недостойно нас.
--Как сказать. Я ещё думаю, поверить в измену близкого человека нам помогает тайное, скрываемое даже от себя, понимание, что мы и сами способны на такой грех при очень сильном искушении.
И тут Андрея словно ударило по голове, он даже непроизвольно потряс ею:
--Погоди-ка. Как же мы не подумали о том, что "синдром Отелло" проявляется лишь при одном непременном условии--когда нет в з а и м н о й и н а с т о я щ е й любви, предполагающей наличие не только влечения, но и уважения? Когда вместо такой любви есть, например, страсть. Вот тогда только люди и могут поддаться греховному искушению или поверить ложному обвинению. Истинная любовь никогда этого не допустит. Она целиком заполняет всё существо человека, не оставляя места ни для чего другого, и бережёт его от роковых ошибок.
--А ты не упрощаешь?
--Нет и нет. Вот, говорят, всё гениальное просто. А может, не гениальное, но всё и с т и н н о е просто? Вдруг это общий закон устройства мира? Закон минимальности средств достижения нужного результата. Гениальность же не само такое средство, а лишь способность обладающих ею людей догадаться, понять, проникнуть в суть вещей и явлений, объективных реальностей, существующих вне нас и независимо от нашего сознания. К примеру, знаменитая формула Эйнштейна, связывающая массу и энергию, проста не из-за гениальности её открывателя, а потому что именно такова количественная сторона этой связи. Возможно, максимальная простота--это принцип, которым руководствовался Бог, создавая наш мир.
--Но ведь есть и очень сложные вещи, которые даже далеко не всякий человек способен понять.
--Да, однако это не значит, что их сложность превосходит минимально необходимую. Они тоже просты, только их простота другого уровня.
--Твоя гипотеза выглядит убедительно... Так, значит, если есть настоящая любовь, то всё остальное в отношениях любящих людей либо не важно, либо решаемо, а для зла места вообще нет?
--Да.
--У нас с тобой так и будет?
--Уже есть. Мы ведь даже не можем друг друга обидеть, так как это больно для нас самих. И мы знаем, что всё, кажущееся обидным, есть заведомое недоразумение или нечаянность, не нуждающиеся ни в объяснении, ни тем более в прощении. Потому никаким наговорам мы никогда не поверим.
--Ты прав, я тоже так чувствую.
ГЛАВА 19
Когда начались судебные процессы над крупными бизнесменами, чиновниками и прочими известными людьми, либералы и демократы тут же уподобили их процессам 1937-го года. Но эта попытка вызвать массовые возмущения провалилась. Доказательства вины обвиняемых, предоставленные "Волшебником", демонстрировались на специально созданном телевизионном канале и выкладывались в Интернете на сайтах судов, рассматривавших дела, так что любой желающий мог ознакомиться с ними. Кроме того, и сами процессы транслировались по телевидению, что давало возможность зрителям видеть реакцию подсудимых, когда тем показывали записи эпизодов их преступной деятельности, которая, как они в полной уверенности полагали, была надёжно скрыта от посторонних, нередко и близких, людей, если же случайно и выходила наружу, то подкупы, угрозы и прямые физические расправы гарантированно позволяли избежать суда и наказания. Теперь всё тайное действительно становилось явным, и этому не могли помешать прежние средства, обеспечивавшие безнаказанность преступников. Соблазнившиеся взятками полицейские, следователи, прокуроры и судьи, нанятые бандиты и киллеры легко выявлялись и вслед за потребителями их услуг отправлялись за решётку.
Адвокаты были бессильны. Бесспорность представляемых обвинением доказательств и возможность их дополнения при наличии придирок со стороны защиты, выбивали землю из под её ног. Попробуй заронить сомнение в достоверности обвинительных фактов, если на экране телевизора прекрасно видно, как твой подзащитный совершает противоправные действия! А если кто-нибудь из адвокатов-ловкачей, обнаружив упущения в Уголовном кодексе, дававшие возможность по формальным основаниям "отмазывать" подзащитных, решались воспользоваться ими, то они сами подпадали под действие нового закона о преступности этих действий. Несколько таких случаев со знаменитыми адвокатами, переоценившими свои возможности и в результате получившими длительные сроки заключения вследствие особой опасности для общества совершённых ими преступлений, прогремели на всю страну, напрочь отбив у остальной адвокатской братии охоту испытывать судьбу. Роль защиты в судах по сути была сведена лишь к отысканию смягчающих вину обстоятельств.
Несмотря на такую трансформацию адвокатской профессии массового бегства российских адвокатов на Запад, как предрекали противники упомянутого закона, не случилось, поскольку обязательным условием выезда была невозможность вернуться на историческую родину и самим выехавшим, и их потомкам. К тому же в Европе и Америке своего подобного добра девать было некуда. И переквалифицироваться российским адвокатам не пришлось: работа, требовавшая юридических знаний, в стране имелась. Правда, она была не столь денежной, как прежде, потому что законники перестали получать ренту от своей профессии и превратились в обычных специалистов среднего достатка. Их лафа закончилась, справедливость восторжествовала.
Однако у непосредственных фигурантов громких дел крах их системы защиты от правосудия и как следствие водворение в камеры следственных изоляторов с перспективой перевода в камеры тюремные паники не вызвали. Существа особой породы, считающие себя хозяевами жизни, хищники, живущие не трудом, а силой и изощрённым умом, не подконтрольными морали, изначально настроенные на жестокую драку за лучший кусок и лучшее место под солнцем, убеждённые в своём праве на это как праве сильного, они не имели безотчётного страха. Наоборот, видя, что терять нечего, некоторые из них даже пытались "вразумлять" суды, указывая на абсурдность объявления естественного поведения людей преступным. Больше всего среди таких ниспровергателей закона было женщин, представительниц сравнительно нового для России класса "бизнес-вумен", убежденных в нелепости каких бы то ни было правил в борьбе за жизнь, в том числе и за её удобства и комфорт. Правду говорят, что матёрые волчицы опаснее матёрых самцов. Эти дамы с воинственным характером оправдывали и действия своих слуг, предлагая судьям риторические вопросы: "Ради чего, если не ради выгоды, полицейские, следователи, прокуроры и сами они, судьи, согласны возиться в грязи уголовных дел? И не глупость ли, имея возможности, не использовать их?".
Такое вызывающее поведение убеждало, что подсудимые не раскаиваются в содеянном, хотя их преступления из-за своей крайней аморальности были губительными для общества, уничтожающими черты человечности в людях--главного достижения цивилизации. Например, доверчивость как неспособность ожидать от себе подобных коварных действий. И потому справедливым наказанием этим циникам, могущим по-настоящему их пронять, должно было быть только нечто тоже бесчеловечное, ибо "По грехам и мука", "Как аукнется, так и откликнется". Не просто тяжёлое, что переносимо, не плата, пусть и очень высокая, а немыслимая кара, ад кромешный. Что-то экстраординарное, как, скажем, атомные бомбы, сброшенные на Страну восходящего солнца и заставившие упёртых японцев смириться. И оно--наказание--должно было являть собой самозначимую сущность, свободную от ложных перевоспитательной и назидательной функций.
Смертная казнь тут не годилась из-за её одномоментности. У приговорённых к смерти просто не хватает времени, чтобы помучиться всласть. Да и обществу, оскорблённому и понёсшему потери от причинённого зла, такая форма торжества справедливости тоже не приносит достаточного удовлетворения. Хочется чего-то если не неизбывного, то по крайней мере долгого. Нужного результата не могут обеспечить и физические страдания, потому что испытывающее их тело слишком слабо и в любой момент способно избавиться от боли, впав в беспамятство или даже умерев.
Но есть ещё душа, внутренний психический мир человека, тонкая материя, очень чувствительная к некоторым видам воздействий. По религиозным представлениям о загробном существовании, страдания душ грешников в аду*** являются самыми мучительными из всех возможных. Следовательно, задача наказания могла быть сведена к созданию всего лишь подходящих условий, вызывающих подобные страдания. При этом чем менее груба внутренняя организация человека, тем проще обеспечить такие условия. Не случайно же почувствовала горошину под несколькими перинами только настоящая изнеженная принцесса. Развитый интеллект преступников, для которых искалось эффективное наказание: бизнесменов-мошенников, коррумпированных чиновников и прочих--облегчал решение поставленной задачи. В этом была определённая справедливость: то, что использовалось при совершении зла, способствовало и его наказанию.
Технически система, реализующая вышеописанные принципы, была проста. Заключённые помещались в специальные тюрьмы, представлявшие собой многоэтажные дома с одиночными камерами, точнее, комнатами площадью три на четыре и высотой два с половиной метра, имевшими забранное металлической решёткой окно размером метр на полтора с фрамугой, обеспечивавшей хорошее проветривание помещения. Отопление не отличалось от такового в обычных жилых домах. В камерах устанавливались раковина для умывания, душ и унитаз. Стол и койка располагались у противоположных стен и были откидными. Для сидения служил табурет. Освещение в тёмное время обеспечивалось плафоном на потолке. Питание трёхразовое и отнюдь не из блюд, приготовленных по рецептам доктора Баландина. Смена нижнего и постельного белья--раз в неделю. Очевидно, что такие условия существования не могли доставлять заключённым сколько-нибудь серьёзных т е л е с н ы х страданий.
А вот условия для души были совсем иными. Полная изоляция, никакого общения. Разговаривать с заключёнными категорически запрещалось даже охранникам и обслуживающему персоналу. Нарушение этого запрета грозило им серьёзным наказанием. Попытки же предоставить возможность связи с волей рассматривались как преступления и означали для отважившихся на них длительный тюремный срок. Обитатели камер должны были находиться в них безвыходно. Прогулки здесь же, при открытой фрамуге. Ходи, сколько хочешь, размеры камеры вполне позволяют. Единственным основанием для отступления от режима жёсткой изоляции, являлась потребность в медицинской помощи, которая не могла быть оказана на месте.
Но одиночество этих особенных преступников было тоже особенным, одиночеством на виду у всех. Несколько видеокамер, сигналы с которых поступали на пульт контроля охраны и на специальный общедоступный сайт в Интернете, обеспечивали возможность круглосуточного наблюдения за жизнью заключённых, о чём они знали. И потому должны были чувствовать себя, как звери в клетке, однако с той существенной разницей, что звери в зоопарке могут видеть зрителей, получая таким образом некоторое развлечение, а спецзаключённые этого лишены. У них оставались только две возможности: вспоминать и думать. От такой жизни можно было сойти с ума, но и тогда заключённые не освобождались. Просто их камеры особым образом дооборудовались, чтобы больные не могли нанести себе вред. Вот такой каре подвергались возжелавшие жить лучше других за счёт этих других.
Протест западных доброхотов против справедливых, хотя и жестоких мер мгновенно прекратился, стоило "Волшебнику" поместить в Интернете компромат, уличающий в лицемерии наиболее активных из них. Как чаще всего и бывает, тот, кто кричит "Лови вора!", сам этим вором и оказывается.
ГЛАВА 20
Битому неймётся. Директор ФБР был истинным американцем, абсолютно убеждённым, что защищать интересы Америки, в чём бы конкретно они ни выражались и как бы к ним ни относились в мире, её граждане должны от любых посягательств, включая неочевидные и маловероятные (на всякий случай, лучше перебдеть, чем недобдеть), и не останавливаясь ни перед чем, даже перед нарушением прав своих сограждан. Что уж тут говорить о правах других стран и народов! "Лев Толстой", или "Волшебник", как его называли русские, безусловно, представлял серьёзную угрозу для Америки, лишая её возможности безраздельно командовать миром, как она привыкла. Даже при существовании Советского Союза она свободно хозяйничала на планете, не заботясь о соблюдении требований международного права. И так должно было быть всегда, а потому "Лев Толстой" подлежал уничтожению во что бы то ни стало. Отставка после случившегося скандала не заставила экс-директора отказаться от этих намерений. Наоборот, она позволяла надеяться, что его теперь уже и личный враг за своими многочисленными и важными делами не будет следить за ним с прежним вниманием. Ничего больше и не требовалось. Всё остальное, необходимое для решения поставленной задачи, у бывшего главного полицейского Америки имелось. В первую очередь люди. Умный человек, высококлассный специалист, выбравший профессию по призванию, осознав дарованный ему талант, изучивший сыскное дело до тонкостей не только в теории, но и на "на земле", и ясно понимавший, что успех в этом деле, как, может быть, мало в каких ещё, зависит от способностей исполняющих его людей и от их любви к своей работе, он постоянно искал среди коллег и подчинённых таких же одержимых, сыскарей от Бога. А найдя, уже не забывал, следил за их службой и, поручая разнообразные и всё более сложные дела, развивал талант, выращивал высоких профессионалов. Со многими из них он поддерживал личные отношения, которые не прерывал и после ухода людей на пенсию. Таким образом, квалифицированная команда, причём готовая работать не за страх, а за совесть, у него была. Чтобы сохранить операцию в тайне, без чего она была обречена на провал, её организатор ограничил круг посвящённых только непосредственными исполнителями. Он даже не стал обращаться к властям за финансированием, решив обойтись собственными средствами и не сомневаясь, что в случае успеха задуманного предприятия затраты ему государством будут возмещены.
Убедившись на собственном печальном опыте в беспрецедентных возможностях "Льва Толстого", его противник понял, что широкомасштабные поиски, даже проводимые искушёнными в сыске людьми, рано или поздно привлекут внимание фигуранта. Уж беззаботностью тот не страдал, значит, всегда должен был быть настороже. Поэтому следовало сосредоточить внимание на вероятных носителях значимой информации о разрабатываемом объекте, прежде всего на людях, лично встречавшихся с виртуальным "Львом Толстым", а также тех, кто тесно общался с ними. В указанную группу попала и Элизабет Кларен, о романе которой с сыном русского олигарха Смирнова было известно из российской светской хроники. И естественно, что телефоны её отца, с которым она, конечно, должна была часто перезваниваться, поставили на прослушивание, а его дом нашпиговали "жучками".
Терпение и труд всё перетрут. Удача сопутствует упорным, даже если их усилия сомнительны в нравственном отношении. Нередко в таких случаях она воплощается в виде неосмотрительности или ошибок тех, против кого направлены эти усилия. Элизабет после успешно проведённой в швейцарской клинике операции искусственного оплодотворения решила на несколько дней слетать в Америку, чтобы навестить отца и повидаться с друзьями. Не подозревая о прослушивании их дома, они с отцом говорили свободно и, рассказывая о своей московской жизни, Элизабет не удержалась и похвасталась (журналист есть журналист!), что, кажется, догадывается, кто скрывается за именем "Волшебник" и виртуальной внешностью Льва Толстого. Хотя она только этим и ограничилась, слушавшие разговор агенты сразу поняли, что получили ключ к решению поставленной перед ними задачи. Остальное было делом техники. Ну и, конечно, судьба самой Элизабет тоже была решена.
Её захватили уже на следующий день в Нью-Йорке, куда она поехала к подруге, и отвезли на конспиративную квартиру. Но тут случилось непредвиденное. С отказавшейся назвать настоящее имя "Льва Толстого" Элизабет произошёл аллергический шок, когда ей ввели "сыворотку правды". Он был настолько сильным, что девушка потеряла сознание, и вместо допроса пришлось принимать экстренные меры по её спасению. Вот тогда удача, подтверждая свою репутацию капризной и своенравной особы, отвернулась от бывшего директора ФБР. Зная о решающем значении фактора времени в проводимой операции, он тем не менее ничего не мог поделать, кроме как ждать и надеяться, что пропажу Элизабет обнаружат не сразу, а о похищении додумаются ещё позже и прибегнут для поиска к обычным средствам. Эта заминка дала шанс его противнику. Первой забила тревогу подруга Элизабет. Не дождавшись её и не сумев с ней связаться, она позвонила Майклу Кларену. А тот, убедившись в недоступности мобильного телефона дочери, каким-то озарением понял, что произошло нечто ужасное, и помочь может только чудо в лице "Льва Толстого". Он вспомнил также рассказ Элизабет о придуманном ею способе связи с этим загадочным человеком, когда было совершено нападение на загородный дом Смирнова. Кларен сообщил о пропаже дочери новостным телеканалам, потребовав немедленно передать информацию об этом. И благодаря современной технике коммуникаций, неодолимой тяге СМИ к сенсациям, но в первую очередь, конечно, везению, уже меньше, чем через два часа, "Волшебник" узнал о случившемся. Мгновенно отыскав девушку, он переправил её в московскую квартиру Смирнова, который тут же поднял на ноги своего личного врача. А после сообщения "Волшебника" о причине шокового состояния Элизабет её доставили в реанимацию специализированного отделения одной из клиник, где собрали лучших врачей-аллергологов.
В это время сам "Волшебник" занялся организатором и исполнителями акции, представлявшими и для него опасность, которой нельзя было пренебречь. Потеряв Элизабет, но допустив, что девушка действительно знает его настоящее имя, они неминуемо должны были прийти к идее поиска среди её немногочисленных московских знакомых. Это давало им реальный шанс выйти на него: в аналитических способностях профессиональных сыщиков сомневаться не приходилось. Просмотрев запись совещаний, проведённых экс-директором ФБР и установив причастных к затеянной им операции, "Волшебник" собрал всю команду на уже знакомом нам необитаемом тропическом острове, на его песчаном берегу.
--Итак, господа,--обратился он к ним,--говорить нам с вами не о чем. Вы люди серьёзные, сами всё хорошо понимаете. На войне, как на войне. Поскольку вы хотите уничтожить меня, я вынужден защищаться. Устранить угрозу я могу, только уничтожив вас. Прощайте.
После этих слов все агенты исчезли, оставив "Волшебника" наедине с его главным врагом. Затем появился небольшой стол с ноутбуком на нём. Приглашающим жестом "Волшебник" показал на экран, на котором бушевал огонь:
--Это кратер Плоского Толбачика, действующего вулкана на Камчатке. Вот уже несколько лет он активен. Он и станет могилой для ваших приятелей.
На экране на мгновение появились люди, ещё минуту назад стоявшие здесь. На глазах они превратились в факелы и пропали.
--Не самая лёгкая смерть, но по крайней мере быстрая,--заметил "Волшебник".--Вы на такую не рассчитывайте.
--На кол посадите?
--Нет, это тоже было бы слишком легко для вас. Не сомневаюсь, никакие физические страдания не смогут заставить вас пожалеть о совершённых вами во благо Америки злодействах. Я составлю фильм с записями самых отвратительных из них и покажу его вашей единственной и, как я выяснил, горячо любимой внучке. Её романтический возраст, думаю, позволит воспринять увиденное в истинном свете. Посмотрим, к чему это приведёт. Только затем вы отправитесь в кратер Толбачика. А пока побудьте здесь, на подножном корму. До свидания.
И "Волшебник" исчез, прежде чем отставной фэбээровец успел ему ответить. Впрочем ответа пришлось бы ждать долго, так поразили того слова об уготовленном ему наказании. Боец, безжалостный к противнику, он был стойким к ответным ударам, однако не к такому. Это был удар в сердце, не в грудь в область сердца, а непосредственно в него само, вызвав ужасную боль, которая сбила с ног хотя и немолодого, но весьма закалённого и тренированного человека. И тогда, корчась на песке и моля Бога о немедленной смерти, он, как и предсказывал его враг, пожалел обо всём, что сделал в жизни и чем гордился. Все его успешные дела не стоили страшной судьбы девочки-подростка, самого дорого для него существа, судьбы, на которую он её обрёк.
Обещанное "Волшебником" свидание состоялось уже через три дня: он не любил проволочек и в соответствии с рекомендацией пословицы старался ковать железо, пока горячо. Вместе с ним появилась девочка лет пятнадцати, по лицу которой было видно, что она напугана, но изо всех сил старается этого не показать. В руках она держала небольшой пакет.
Единственного обитателя острова они нашли сидящим на берегу. Девочка бросилась к нему:
--Дедушка! С тобой всё в порядке? Ты, наверное, голодный? Я принесла еды, поешь,--она протянула ему пакет.
Экс-директор вскочил и кинулся ей навстречу. Они обнялись, и это не было ритуальным объятием, изображением близости. Они буквально вцепились друг в друга. Девочка, не выдержав, заплакала:
--Мы так испугались, когда ты пропал.
Он, одной рукой крепко прижимая её к себе, а другой гладя по голове, отвечал:
--Прости, что заставил тебя волноваться. Я очень виноват перед тобой.
Затем, отстранившись, он внимательно поглядел внучке в глаза и по тому, как быстро она отвела их, понял, что "Волшебник" выполнил свою угрозу. Обратившись к нему, попросил:
--Оставьте нас, мы должны поговорить.
--Я не уйду, говорите при мне. Свою горькую чашу вам придётся испить до дна.
--Это бесчеловечно.
--Да, но только не вам говорить о бесчеловечности.
Их перебила девочка:
--Дедушка, не надо спорить. И ты не должен ничего объяснять, тем более оправдываться. Я всё знаю, мне жаль, что тебе пришлось быть жестоким. Люди не должны так поступать. Но я уверена: ты искренне считал свои действия правильными. Ты ошибался, однако я тебя не виню и, как прежде, очень люблю. Я буду за тебя молиться.
--Молиться?
--Да. Этот мистер,--она показала в сторону "Волшебника",--объяснил мне, что спасти твою душу можно только неустанной молитвой. В миру это невозможно, и потому я решила постричься. Как хорошо, что мы католики.****
Такое не могло привидеться даже в страшном сне. А он наивно полагал, что осуждение любимой внучки, узнавшей о его неблаговидных делах, это предел возможного горя. Нет, "Волшебник" не просто ударил в самое сердце, он вырвал его из груди.
Совсем ещё недавно могущественный человек был морально уничтожен. И всё-таки, собрав последние остатки сил, он попытался сопротивляться:
--Дорогая, не делай этого, не губи свою жизнь. За мои ошибки ты расплачиваться не должна.
--Для меня это не расплата. Я буду счастлива, если облегчу твою участь. Да и свой собственный грех мне теперь надо замаливать.
--Какой у тебя может быть грех, ангел мой?
Она не ответила, и он догадался сам, представив её мёртвой и содрогнувшись при этом.
Видимо, сочтя разговор оконченным, "Волшебник" обратился к девочке:
--Тебе пора.
Она кивнула и обняла деда:
--Прощай дедушка. Я знаю, что тебя ждёт. Это ужасно, но ты сможешь остаться твёрдым. Я люблю тебя и всегда буду помнить.
Она исчезла прямо из его объятий. Он же, повернувшись к "Волшебнику", спросил:
--Это вы её спасли?
--Передав ей запись избранных эпизодов вашей жизни, я потом за ней приглядывал. Так что успел вовремя и не дал наглотаться таблеток.
--Спасли, чтобы потом заживо похоронить в монастыре.
--Это её собственный и абсолютно п р а в и л ь н ы й выбор. Она умная, добрая и очень храбрая девочка. А как хорошо сейчас держалась! Вы её не достойны.
--Но вы её не пожалели, ради того чтобы отомстить мне. Чем она виновата?
--А чем виноваты дети, унаследовавшие от родителей тяжёлые болезни? Ничем. И всё же они вынуждены страдать. Ладно, хватит дискуссий. Вам пора отправляться на Толбачик.
ГЛАВА 21
Из доклада агента ЦРУ, сотрудника посольства США в России
...В России создано "Общество потомков героев "Варяга". Хотя оно легально, однако никак себя не афиширует и со СМИ не сотрудничает. Лица, входящие в эту организацию, своё членство в ней скрывают.
Общество объединяет военнослужащих, включая находящихся в запасе и отставке, ненавидящих США за гегемонистские устремления, политику с позиции силы, попрание международного права и вмешательство в дела суверенных государств в угоду своим интересам, за эксплуатацию народов других стран и использование любых средств, в том числе крайне аморальных, для достижения экономического господства. Это отношение воплощается в желании и готовности членов общества наказать Америку, препятствовать её экспансии, не считаясь с потерями и не жалея собственной жизни.
Обращает на себя внимание тот факт, что "Общество потомков героев "Варяга" возникло вскоре после обращения Президента России с программным заявлением о стратегических долговременных реформах, в котором он предложил новую концепцию применения российского ядерного оружия без доставки его на территорию противника. Можно предположить, что члены общества позиционируют себя как кандидаты на роль непосредственных исполнителей подрыва ядерных зарядов, современных камикадзе.
...По сведениям, полученным из независимых источников, на верфях Санкт-Петербурга ведётся строительство необычных дизельных подводных лодок, особенностями которых являются:
а) корпус повышенной прочности, свидетельствующий о способности лодок опускаться на большую глубину. Этим затрудняется их поиск и обнаружение;
б) большой объём топливных резервуаров и сверхъёмкие аккумуляторные батареи, что в совокупности обеспечивает повышенную дальность автономного плавания, в том числе в подводном положении;
в) высокая степень автоматизации управления системами и механизмами, позволяющая свести к минимуму численность экипажа;
г) отсутствие вооружения;
д) наличие специального отсека, устройство которого указывает на его предназначение для перевозки радиоактивных изделий, возможно, ядерных зарядов, однако не ракет, поскольку отсутствуют пусковые шахты.
Перечисленные особенности этих подводных лодок позволяют рассматривать их как элемент проекта, реализующего новую концепцию применения ядерного оружия. С военно-морских баз российских Северного и Тихоокеанского флотов они способны скрытно доставить ядерные заряды к берегам США.
Из доклада сотрудника русского отдела аналитического управления ЦРУ
...Выдержки из опубликованной в российском журнале "Вопросы психологии" (N 3 за 20... год) статьи В. Крымова "О страхе смерти".
"Страх смерти у людей имеет две составляющие. Первая--это животный, бессознательный страх, такой же, как и у "братьев наших меньших". Слепой страх плоти. Вторая--чисто человеческая--представляет собой страх лишиться важного и дорогого, например, разлучиться с близкими людьми или потерять любимое дело. Смерть это отнимает.
Однако встречаются люди, которые у ж е лишились самого для них ценного, и потому, кроме утраты жизни, смерть не несёт им дополнительных потерь. В покидаемом мире им ничего не жаль, а потому и не жалко с ним расстаться, тем более что современная жизнь даёт задумывающимся над ней больше поводов для расстройства, чем для радости. К таким людям можно отнести, скажем, тех, у кого ностальгия по прошлому приняла крайние формы. Вместо светлой грусти, лёгкой печали она превратилась у них в смертную тоску от осознания безвозвратности былых радостей и счастья. Это и х настроение и отношение к жизни выразил в своих пронзительных стихах Сергей Есенин, а также Анна Ахматова--в известном четверостишии:
"Что войны, что чума?--конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесён.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречён?".
Наверное, подобное состояние можно считать деформацией сознания, психической болезнью, хотя можно--и душевной утончённостью. Но как бы там ни было, люди такого склада, т.е. способные принять смерть без сожаления, существуют. Из двух вышеупомянутых составляющих страха они подвержены только первой.
В связи с предложением Президента страны принять новую концепцию применения имеющегося у нас ядерного оружия, встаёт вопрос об исполнителях, людях, готовых взорвать ядерный заряд и при этом погибнуть самим, а также поставить, хотя и вынужденно, земную цивилизацию на грань глобальной катастрофы. Решиться на такое действие, не спасовать в последнюю минуту по плечу далеко не каждому человеку, даже и военному, привыкшему беспрекословно исполнять приказы. И люди, чьи связи с жизнью ослаблены, могут здесь пригодиться".
Считаю приведённые соображения заслуживающими внимания. Выявление интереса Министерства обороны русских к штатским лицам зрелого возраста (именно эта категория людей, вероятнее всего, может обладать пониженными оценками своей настоящей жизни в сравнении с прошлой), на мой взгляд, послужит доказательством подготовки России к реализации новой концепции применения ядерного оружия как составляющей стратегии обеспечения безопасности.
ГЛАВА 22
Исчезновение бывшего директора ФБР не могло остаться незамеченным. Когда же пронырливые журналисты узнали, что его единственная внучка сделалась послушницей в монастыре, они осадили дом её родителей, а те решили не скрывать правду, возможно, желая хоть как-то поквитаться с "Львом Толстым", виновником их горя. Эта умело поданная сенсация вызвала возмущение всей Америки, посчитавшей случившееся национальным унижением. Раздались призывы потребовать к ответу Россию, гражданином которой был "Лев Толстой". Масла в огонь подлили видеоматериалы, появившиеся в Интернете, со сценами встреч "Льва Толстого" с экс-директором и его людьми, а также и с его внучкой у неё дома и на острове, когда она прощалась с дедом. Всем было понятно, что эти материалы мог выложить только сам возмутитель спокойствия и исключительно с целью ещё больше позлить американских граждан, надругаться над их патриотическими чувствами. Дабы показать, кто в мире настоящий хозяин, наиболее горячие головы предлагали полностью разорвать отношения с Россией, потребовав того же от Европы, и устроить блокаду российских морских границ, задействовав авианосцы и подводные ракетные крейсеры.
В разгар этой истерии в редакции телеканала компании CNN появился "Лев Толстой" и попросил записать его обращение к народу США. Он также объяснил, что его не заботит, как редакция поступит с готовой записью: передаст её в эфир, отошлёт в Белый дом или выбросит в корзину. Он хочет лишь предупредить американцев о своих намерениях в отношении их страны и мотивах этих намерений. Запись решили сделать, но когда "Лев Толстой" начал говорить перед телекамерами, у присутствующих в студии волосы встали дыбом. И было отчего, хотя заявление было коротким:
"Граждане Америки!
Ваша--всего народа--оголтелая реакция на историю с бывшим директором ФБР и его помощниками, которых я подверг заслуженному и справедливому наказанию за намерение меня уничтожить (для этого они даже похитили гражданку США и подвергли её, едва не лишив жизни, воздействию античеловечных средств, с целью получить нужную информацию), убедительно доказала, что вы не вняли моим прежним предупреждениям. А ведь я всего лишь защищал свою жизнь и мою страну. Право на такие действия имеет каждый человек. Вы же признаёте его только за собой. Тем не менее, вспомните, я дал вам возможность жить, как вы привыкли, поставив единственное условие: не вмешиваться в дела России. Вы отвергли эту возможность. Что ж, теперь пеняйте на себя.
Отныне ваши авианосцы и атомные подводные лодки, с помощью которых вы собирались блокировать морские границы России, будут плавать в Большом Солёном озере, если смогут.***** Но этого мало. Я взял в одном из ваших ядерных арсеналов бомбу мощностью 50 килотонн, которую по моей просьбе бывшие офицеры российской армии, специалисты по ядерному оружию, привели в боевое состояние. Узнать коды доступа не было, как вы понимаете, проблемой для меня. Сегодня в 14 часов по вашингтонскому времени я доставлю бомбу к Белому дому и там взорву. Это чудовищная, однако вынужденная мера. И у неё есть прецедент. С какой целью США применили атомные бомбы в Хиросиме и Нагасаки? В первую очередь, конечно, чтобы испытать новое оружие в реальных условиях и продемонстрировать его миру, но также и чтобы вразумить японцев и заставить их капитулировать. Я хочу воспользоваться этим опытом: с помощью ядерного взрыва убедить вас, что в моём лице вы столкнулись с силой, превосходящей ваши собственные возможности. В такой ситуации самое разумное--уступить. Себе во благо, как доказал пример той же Японии.
В заключение хочу предупредить, что любые действия в отношении России самих Соединённых Штатов или инспирированные ими, которые я сочту ответными и представляющими угрозу, повлекут аналогичные взрывы в других американских городах. Бомб для самих себя у вас более чем достаточно".
Закончив выступление, "Лев Толстой" обратился к человеку, распоряжавшемуся съёмкой, видимо, сочтя его старшим:
--Мне нужны две бригады телеоператоров со всем необходимым оборудованием, чтобы вести прямой репортаж. Одна бригада--для съёмок авианосцев и подводных лодок на Большом Солёном озере. Ей потребуется вертолёт. Его вместе с людьми и оборудованием я переправлю на место, как только они будут готовы. Вы можете это организовать?
--Да, могу. Через полчаса бригада будет уже в вертолёте, который находится на крыше этого здания.--Руководитель программы подозвал двух человек из стоявшей неподалеку и наблюдавшей за его разговором с "Львом Толстым" группы и отдал им распоряжения.
--Хорошо. Вторая бригада должна будет сделать то же самое, но в Вашингтоне.
--Снимать ядерный взрыв?!
--Сначала мой разговор с Президентом. Потом я его и ваших людей эвакуирую в безопасное место. Надеюсь, телеаппаратура способна работать на автопилоте до момента взрыва?
--Да, конечно.
--Тогда всё.
И вот что увидела Америка, а затем и весь мир уже через несколько часов.
С высоты птичьего полёта представало скопление тесно стоящих, как бы сваленных в необъятных размеров кучу громадных кораблей, наклонённых набок из-за большой осадки и недостаточной глубины воды. Если бы не отсутствие повреждений их поверхностей и палубных надстроек, они выглядели бы кладбищем списанных судов. Вокруг--множество ярко-оранжевых спасательных плотов, переполненных людьми.
Другая картина, на первый взгляд, ничем не поражала. На знакомой всем по частым показам по телевидению лужайке перед Белым домом, рядом с каким-то большим контейнером разговаривали два человека: Президент США и "Лев Толстой", которого американцы помнили по его к ним обращению, когда он, демонстрируя свои возможности, сначала удалил с предвыборного собрания, а затем вернул назад кандидата в Президенты.
Собеседник Главы государства спросил у него:
--Вам переслали моё заявление?
--Да, и оно меня потрясло. Вы не должны этого делать.
--Должен и сделаю. Не вижу иного пути заставить ваш народ взяться за ум. Вы-то сами, надеюсь, верите: никаких технических препятствий для взрыва бомбы нет. А вот простые граждане могут думать, что я блефую. Ведь вы, американцы, сами большие мастера и любители водить за нос других. Я должен всех вас убедить.
--Согласен, но для этого не обязательно взрывать бомбу. Давайте, я сейчас прикажу, и наши специалисты осмотрят её и подтвердят, что она действительно полностью готова к взрыву.
--Этого недостаточно. Останется сомнение: а хватит ли у меня духу, чтобы стать убийцей сотен тысяч людей? Развеять его можно единственным способом--взорвать бомбу.
--И всё же, я прошу, нет, умоляю, откажитесь от своего ужасного плана. Подумайте только, впервые за всю историю Соединённых Штатов её Президент умоляет о милосердии.
--Нет. Уступив Вам, я в глазах американцев проявлю слабость, то, что они презирают больше всего. Как там у вашего О. Генри? Боливару не снести двоих. Решение принято. Не будем больше об этом говорить. Скажите, куда Вас эвакуировать, в какое место?
--Никуда. Я хочу остаться здесь.
--И этого я не могу Вам позволить. В такой момент страна не должна остаться без управления, тем более что из всего правительства спасётесь только Вы. Я переправлю Вас в Нью-Йорк. И телеоператоров тоже, как и обещал.--Он обратился к операторам, находившимся за кадром.--Пожалуйста, подойдите сюда.
В кадре на мгновение появились двое молодых людей и тут же исчезли вместе с Президентом. У контейнера остался только "Лев Толстой". Далее последовала яркая вспышка и изображение на экранах телевизоров пропало.
ГЛАВА 23
В первый же день после возвращения Элизабет из больницы в её московскую квартиру, вечером к ней постучался сосед по лестничной площадке. Открывшей дверь хозяйке он объяснил, что хочет справиться о её здоровье, а заодно и попрощаться. Элизабет нравился этот пожилой человек, но, теперь, после катастрофы в Америке, видя в нём, пусть только предположительно, виновника случившегося, хотя и своего спасителя тоже, она ответила просто вежливо, а не приветливо и радостно, как бывало прежде:
--Здравствуйте, Николай Иванович. Проходите, пожалуйста.
--Нет, спасибо. Я сам хочу пригласить Вас на чашку чая.
Она согласно кивнула и попросила несколько минут на то, чтобы переодеться и привести себя в порядок.
В квартире соседа они устроились на кухне, где всё уже было приготовлено для чаепития. Разговор начал Николай Иванович:
--Как Вы себя чувствуете после такого тяжёлого переживания, что говорят врачи?
--Спасибо, вроде бы всё обошлось. По крайней мере, сейчас я чувствую себя хорошо.