Аннотация: - ...Ну вот что конкретно ты делаешь, мамочка?
Мама работала в Чёрном городе. Так издавна называлось место, где сконцентрировала свое производство нефтепереработка, основанная легкой рукой магната Нобеля.
Трубы нещадно коптили небо. И новичку в этой плотной атмосфере дышать было совершенно нечем. Сколько угодно зажимай нос ладошкой или прячь его в складках одежды - бесполезно... Тяжелый воздух всё равно находил лазейки. И душил. Он хотел забрать жизнь, не иначе...
Но старожилы давно привыкли к постоянным выбросам, выхлопам, "подфуниваниям", как говорила мама, и на то или иное изменение в воздухе реагировали возгласами профессионалов, точно определяющих, какая именно установка, проявив активность, не дает о себе позабыть на этот раз.
Так вот, мама работала в Чёрном городе. В тресте "Азнефтехимзаводремонт"...попробуй, выговори... начальником отдела труда и зарплаты.
Наша учительница, заполняя анкеты, никак не смогла уяснить это вызубренное и скороговоркой выпаливаемое название и обязательно просила повторить еще раз.
И как было не усмехнуться снисходительно, произнося ей это слово по слогам.
Х-мм.... Не знать, где работает моя мама! Так чему же может научить такая учительница?..
Я очень любила приходить к маме на работу. Но в этот раз главная приятность заключалась в том, что разрешили туда приехать самой. Это было здорово! Но и...непросто! Первым делом, нужно было не перепутать номер автобуса. Потому что тридцатый приезжал намного быстрее, а тридцать пятый плутал и плутал по разным нахалстроечным посёлкам.
А это - украденное у самой себя драгоценное время.
Но с другой стороны, если выбрать маршрут длиннее, то обязательно проедешь через папину работу.
Вход на территорию был прегражден высокими воротами, но каждый раз мне казалось, что будь они чуточку приоткрыты, я бы обязательно его увидела!
И этот смешной выбор - поскорее добраться до мамы или, может быть, увидеть папу, некоторое время заставил метаться от автобуса к автобусу.
А ворота и на этот раз оказались закрытыми...
Но за поворотом уже виднеется старый немецкий розовый дом, трамвайная линия и пора готовить десять копеек за проезд.
- Спасибо, дядя! - говорю я, пытаясь скорее спуститься по высоким ступенькам. Одна, вторая, а с третьей можно спрыгнуть.
- Не за что, дочка! - шофер бросает мою монетку в коробочку, в которой всю дорогу подскакивали другие хорошие денежки. Даже по двадцать копеек! На целую кучу мороженого...
Автобус остановился возле станции метро, которая в те времена носила имя Степана Шаумяна. Здание было мрачным, неприветливым, но послужило мне главным опознавательным ориентиром на пути к маминой работе.
Через две дорожки и трамвайную линию находился институт нефтехимических процессов с очень красивым бюстом Николаю Дмитриевичу Зелинскому. Я очень любила остановиться рядом и поглазеть на загадочного ученого в плотной шапочке с красивыми усами и бородкой клинышком. Второй бюст - Дмитрию Ивановичу Менделееву - пугал меня своим высоким лбом, длинными волосами и неопрятной бородой.
Мельком взглянув на него, чтобы окончательно успокоиться, что он на месте и дорога выбрана верная, я постаралась скорее обогнуть здание.
А дальше, всего лишь через два железнодорожных полотна, на которых стояли или изредка двигались цистерны, трехэтажное здание с затейливым портиком.
Мне именно туда...
Мама так никогда и не узнала, как чья-то незнакомая рука выдернула меня из-под вдруг тронувшихся колес, под которыми хотелось быстрее проскочить.
А потом собрались люди и очень долго выясняли, как я сюда попала и где мои родители. Какая-то особенно громко орущая тётка заявила, что меня и их надо обязательно сдать в милицию! И показала рукой на высокую стену, по верху которой протянулась колючая проволока. Все знали, что это колония строго режима для женщин.
Я представила, как папа с мамой сидят из-за меня в тюрьме, и так сжалась от страха, что не могла выдавить из себя ни слова, ни слезинки. Ничего иного не оставалось, как вырвать руку и скорее от них убежать. Удивительно, но следом никто не бросился. Взрослые разбрелись так же незаметно, как и появились. Но страх внутри еще не угомонился, и, оступившись на мелкой гальке, я со всего размаху свалилась на камни. Коленки, руки и локти были разодраны в кровь, синий плащ весь в пыли и каких-то маслянистых темных пятнах, лицо вспотевшее и раскрасневшееся. Но до мамы оставалось всего два шага.
Еле открыв высокую стеклянную дверь, я прошла в вестибюль, но была тут же остановлена вахтёршей, наотрез отказавшейся меня пропускать.
- Да мне на второй этаж! Я к маме!!! Моя мама тут начальник! - орала я, взывая к ней, в полном отчаянии, растирая по щеке предательскую слезу.
- Тут много начальников! И все - начальники! Кто такая твоя мама? - пожилая женщина еле унимала мои расходившиеся руки.
От такого вопроса я аж задохнулась:
- ...как...кто?...Лидия Леонтьевна!.. у неё отдельный кабинет и... красное кресло!
- А-а-а-а...так бы сразу и сказала, - заулыбалась вахтерша, - проходи, проходи...
Но по лестнице уже спускалась знакомая сотрудница - Прохорова. Её кабинет находился рядом, и она вышла на шум. Прохорова работала начальником отдела кадров. У неё было два сына и муж, но она только для себя покупала орехи, курагу и шоколадные конфеты. Она мило улыбалась одними губами, но глубокопосаженные мелкие глазки излучали какой-то неискренний свет. Голос, правда, был наполнен добротой и любезностью:
- Пропустите, пропустите! Это Лидии Леонтьевны дочка, - обратилась она к вахтерше.
И окинув меня оценивающим взглядом, усмехнувшись, произнесла:
- Ты к маме, моя хорошая? Идём, я тебя отведу. Ты так красиво оделась, умница какая. К маме торопилась, да? - И ласково взяла меня за плечи.
Идти с ней даже к маме не хотелось категорически...
Пока мы шли по коридору, она открывала двери и предлагала поздороваться с сотрудниками. Все осматривали меня с ног до головы и очень ласково улыбались. Но в этих улыбках было что-то такое, от чего хотелось съежиться или провалиться сквозь землю.
По дороге встретили Седу. Она была женой торгового работника, на работе валяла дурака и могла говорить только о золоте и бриллиантах.
Она тут же, отстранив Прохорову, взяла меня за руку, расцеловала и отвела к себе в кабинет. Причесала, обработала ранки и забрала плащ.
- Маме скажешь, что плащ у меня в кабинете сняла. Идем, доченька. Мы в субботу едем на шашлыки в наш пионерлагерь, скажи маме, чтобы тебя тоже взяла. Как мы без такой хорошенькой девочки поедем? Не поедем - точно! - и по-доброму так улыбнулась.
Седа мне очень понравилась. Жалко, что я про бриллианты ничего не знала и не смогла с ней ни о чем поговорить.
Мамины сотрудники встретили меня очень радушно. Поднялись со своих мест, окружили со всех сторон, стали обнимать, целовать и вручать конфеты.
Юрка Царукян, мамин помощник и страшный бездельник, из-за того, что его отец работал третьим секретарем райисполкома, постучал к маме в кабинет и спросил - могу ли я войти.
Ему ответили согласием.
Мама сидела за столом, как всегда заваленным разными бумагами, и громко говорила по телефону. Она взглянула на меня поверх очков и рукой показала на стул. Разговор никак не заканчивался, и сидеть просто так было скучно. Счётная машинка, из-за которой я фактически и пришла, высвечивала на табло зеленые цифры. Без разрешения взять её я не решилась. А ведь так хотелось понажимать на эти удивительные волшебные кнопочки, которым решить самый сложный пример не составляло никакого труда! И сейчас в кармашке лежал аккуратно сложенный листочек в клеточку с двумя заданиями, которые помогла бы выполнить эта машинка. Тайному предприятию грозил полный крах...
Я слезла со стула, прошлась по комнате, подошла к маминому столу, потрогала бумажки, подтянулась и поцеловала её в щечку. Затем решила посмотреть, что интересного лежит в ящике стола. Но там были папки, папки, папки...
Пудреница.
Не такая, как дома.
- Это твоя, мамочка? - удивленно спросила я.
Мама к тому времени уже повесила трубку и что-то внимательно изучала в своих документах. Она посмотрела на меня, на пудреницу и сказала:
- Да, моя.
- А зачем тебе еще одна?! - я продолжала недоумевать.
Мама еще раз оторвалась от своих бумаг:
- Так та для дома, а эта для работы. Секундочку подожди..., - и снова уткнулась в свою работу.
Я тихонечко походила по паркету, тщательно выбирая не скрипучие половички. Подошла к окну и увидела, что к зданию идет хромой калека, который постоянно приносил чёрную икру, балык и осетрину. Он был спекулянт, известный на всю округу. Его давно разыскивала милиция, но поймать никак не могла.
Я знала, что преступников находят по отпечаткам пальцев. Но у этого человека вместо рук были культяшки. Потому он так беспрепятственно проходил мимо милиционеров и даже вежливо здоровался.
На другом столе стояла пишущая машинка с заправленным белым листом. Я потрогала гладкие клавиши и загадала желание, заранее не веря в вероятность его исполнения. Я хотела когда-нибудь работать так, чтобы всю жизнь выстукивать по этим буковкам. Конечно, это же намного интереснее, чем вот так, как мама, сиднем просиживать над какими-то непонятными бумагами.
- Мамочка, а что ты делаешь? - из-за машинки я еле еле видела маму.
Та еще раз отложила документы, повернула голову в мою сторону и ответила:
- Работаю.
- Так я вижу, что ты работаешь. А что ты делаешь?
Мама продолжала на меня смотреть, но уже как-то растерянно...
- ...Ну вот что конкретно ты делаешь, мамочка?
- Сейчас? Отчет готовлю. Смету составляю. Сейчас ко мне придут начальники цехов, буду разбирать их данные. Они там что-то намудрили... Да, кстати, а где твой плащ? Ты так пришла?! - мама снова стала мамой.
Но на мое счастье в комнату заглянул Юрка и спросил у мамы - будет ли она брать икру.
Мама посмотрела на меня, улыбнулась выжидательно вытаращенным глазам, и сухо сказала Юрке, чтобы этот спекулянт зашел к ней в кабинет.
В комнате резко запахло рыбой. А спекулянт раскрыл одну из своих необъятных сумок.
В ней, завернутая в прозрачную бумагу для гвоздичных букетов и расфасованная по нужному количеству граммов и килограммов, длинными столбиками лежала икра.
- Ну что, сколько возьмем? - мама посмотрела на меня.
Я бы взяла всю сумку.... Но скромно опустила голову, чтобы скрыть блеск своих разгоревшихся глаз.
И еще потому, что стеснялась просить родителей о каких-то покупках. Вслух я никогда и ничего не хотела. И мама об этом знала.
Но на всякий случай решила еще раз посоветоваться со мной:
- Так, полкило или килограмм?
Но я упорно молчала.
- Ладно, килограмм икры и балыка столько же... Так...может еще рыбы возьмём?
И по моему довольному взгляду поняла, что брать надо обязательно!
На обратном пути автобусы меняли свой маршрут, и тридцатый ехал по пути тридцать пятого. Еще раз не ошибиться!