Китаец.
  
  
  
  Пыль по улицам - это дождь оживает.
  Стук челнока - нитка кружевом вьётся. 
  Люди ждут - генерал подъезжает,
  генерал, третий ранг!.. 
   - О,о - как сердце бъется...
  Как это больно - ничего не будет!
  Не успеть, шесть узелков жизни осталось,
  Шесть узелков!...
  Ах, ошибся бы ты, предсказатель судеб.
  Но ты мудр, и только сердце, в сердце жалость.
  Да, ты мудр: тебе пожалована шляпа,
  кисть, красного шёлка, между лопаток ложится.
  Значит правду сказал, опустив глаза к носкам тапок...
  Шевеля ими. Больше ничего не случится. 
  Не смогу жёлтой реки увидеть,
  белый жасмин бросить в свитые струи
  воды жизни - и на тысячу ли продлиться,
  к свадьбе сыну купить саженец синей туи.
  И жену молодую в дом вводить нету смысла.
  Шесть лян серебра собрано понапрасну.
  Чжан Цин, сосед, заберёт себе деву.
  Витой столб храма выкрасит золотой краской.
  Всё проходит - вот и вино засыпает в бочонках.
  Шелкопряд на шелковице устаёт шевелится.
  Не случится более в моей жизни дороги
  Ни тревоги, ни друга, и ни письма не случится.
  Аист Чиль над плоским  мирным селеньем
  по весне, для подруги, крылья расправит, станцует.
  Синий змей Ац, меняя волну движенья
  от священной рощи к храму, самку почует.
  Он рассудит - пасть открыв, поводя чёрным жалом
  что пора открывать шлюзы, чтобы талые воды
  по чекам пошли, к росткам риса - зелёным, малым.
  Это он весну призовёт, чтобы стала у входа.
  Чтобы солнце на конце длинной палки
  из бамбука держала - он по протокам  так вырос!
  Чтобы друг её, зеленый Бог жара
  паланкин свой просушиться вынес.
  - Как сияют его расписные подушки!
  Самоцветы под лаковой крышей ярятся...
  Это вечер, закат через год - не увижу. 
  Узелок последний
  тереблю, разделяю в пальцах...


  
  Уморин.