Братья шли друг за другом по узкой тропе в камнях высоко над cepой волной. У младшего шапка белая с ягодами, средний - в красной. Старший уехал с матерью в приготовишку худшколы в Евпатории,
Меньших туда не брали и братья, чтобы не обижаться, ушли гулять. Они уже возвращались, запалив большущий костёр из накопленной дома бумаги.
Сегодня удалось хорошо поиграть вольным огнём: они покидали туда белых обглоданных водой веток, вместе закатили на них шину, найденную недалеко, прокоптились как следует, и теперь шли, поглядывая вниз, в мелкую тут водичку Донузлавского залива, покрытую серой гусиной от холода кожею - январь же! - когда внимательный и умный средний увидел её. Утку.
Чёрная утка забилась в горизонтальную щель выветренного за тысячелетия пласта ракушечного камня, но неудачно - близко, и птицу легко достали. Сгиб левого крыла утки был голый, а перья лежали узенькими косицами, ссохшимися от крови: жители посёлка Новоозёрное, профессиональные десантники, большинством безработные из-за ухода Российского флота, с удовольствием браконьерствовали.
Утка дралась и, дважды ущипнув среднего клювом, потом оцарапала его острым когтем, пока младший, возясь, расстегивал и растворял квадратный баул из-под спаленной бумаги.
Средний всё стерпел: в кровати с ним жил мягкий и жёлтый - плюшевый, из Китая утенок, и - больше всего на свете хотелось себе живого. Поэтому и удержал утку, хотя спиной до мурашек чувствовал, как страшно болит под пальцами уткино простреленное крыло.
... Одна-ако!.. - Едва успели задёрнуть молнию, - сильная!
Несли баул вдвоём, споря: кто первый заметил зверя. Приоритет среднего был явным, к тому же он и достал добычу, но младший упорствовал до крика, как спорил всегда, пока они не нашли грибы - морозостойкие "мышата" серого цвета, январским волшебством выдавленные из комковатых шкур крымской земли. Грибы собирали, не выпуская из рук лямок ноши, хотя утка почти уже не билась - только разок, когда кувыркнулся с пригорка её вискозный пёстренький "дом". Наконец, дошли.
Безработный отец запотирал руки: "Ну-у, cyn из дикой утки - святое!" Младший взвыл сразу, умный средний долго-долго крепился, а когда наконец его спросили, воспретил: "Нет! Пусть у нас живёт!" И хищник умылся.
Цокоча когтями, птица ушла под кровать родительской спальни, утихла и они еще успели сбегать на залив за водорослями, заодно выбрав из них мелких водяных жуков и рыб. Водоросли выбрасывали рыбаки, каждый день, по заходу солнца, выходившие "бечевой" с мелкоячеистой сеткой на проволочной раме: креветку с залива бойко хватали евпаторийские жирные торговки. Иногда рыбаки останавливались и курили, погруженные в сизые воды по кромку краденых, при разделе Флотов, комбинезонов ОЗК, и, казалось, что это водяные мужики, согласно утвержденного Тритоном регламента подводных работ, выбрались продышаться, поговорить...
(Отец всем рассказывал, что ежели приглядеться на просвет, то увидишь, как во лбу или теле такого водяного, будто в зеленом стекле, путешествует загулявшая рыбка-бычок, а то и серебряная кефаль нет-нет, да и высунет из мужикового плечика кончик своего хвоста.)
Уловы кормили: при северном ветре креветка клубами шла в сеть и прозрачные морские родственники кухонного таракана густо усеивали разваленные на асфальте волосы зеленых водорослей. Братья собирали водоросли прямо клоками: утка разберётся.
Ночью мать вроде слышала возню и шаги, но следов вне пыльной тьмы подбрюшия кровати утром не оказалось. Меж тем объявлены были сроки: отец, напуганный в детстве тоскливой погибелью вот точно такого подранка, решил, что если через день утка не начнёт есть, то съедят её. (Быть жестоко-решительным, исходя из расчёта, легче, чем просто по-доброму ждать).
...В этот (второй) вечер старший впервые молился. От стыда пришлось закрыться вечером в ванной - во время чистки зубов и, забыв во рту щетку, стать на голыми коленками на жёсткий, будто из проволочек, коврик, говоря в голове свое с Богом. Бог, по обыкновению, отмолчался, но утром на желтой краске пола взрослой комнаты известковатыми плевочками лежал утиный помёт, а вокруг тазика с мелкой креветкой, лужами стояла вода. Теперь завозмущалась мать: тяжелый запах птичника коричневым чаем залил спальню, но, что делать? - утка была еще слишком слаба, а одичалые коты-охотники в ночи по берегам залива исключали варианты судьбы вдруг бы отпущенного подранка.
День четвертый прошёл бодро: утка клюнула в нос добрую домашнюю суку боксёра, прогнала молодого Филимона-кота и только Наум - бешеной храбрости чёрный кролик-самец, обратил когтистую фурию в бегство. Лапы нырка не имели перепонок, но по сторонам каждого ее пальца при обратном движении раскрывались широченные "закрылки", похожие на саранчовые крылья, втрое увеличивая площадь опоры. Нечто, вроде откидных ластов, плюс к ним - две связки острых рыболовных крючков, вот и цокала вся комбинация по линолеуму, словно скакал веселый кошачий скелет. Средний со младшим весьма веселились. Старший был в школе - первая смена. Отец ходил смотреть как режут на металлом ещё один из поочерёдно списываемых Украинским Флотом для этой цели исправных и крупнейших в мире десантных кораблей на воздушной подушке, "Зубров", на которых он когда-то хаживал. А потому печалился и не знал ни про битву, ни про имя Аким, данное утке, ни - самого главного, - что нигде, кроме пятачка перед его, отца, личным шкафом, утка Аким не гадит.
...Вернувшись, он про всё сразу же и узнал. В итоге дня: старший наказан и раздосадован, плюс двойка по русскому, плюс - ухо кролика замазали йодом, сука боксёра во взрослую комнату больше ни ногой, и - у ВМФ Украины остались только три "Зубра". (Сейчас уже ни одного. - Прим.) С тем и легли спать, поменяв воду и водоросли, которые завоняли.
Утром двенадцатого дня отец, вынося мусор, встретил жену погибшего прошлым годом знакомца Аркадия и счёл, что не к добру. Аркадий, бывший боевой пловец спецназа, некогда охранял под водой Средиземного моря крейсер, на котором общались Рейган и Горбачёв, однажды выжил в подводном бою с иракцами, а теперь утонул, ныряя мирно-мирно за камбалой, потому что воздух в акваланг ему накачали вместе с выхлопными газами. Просто старый компрессор. Всего-то и было, что 30 метров глубины, но течение унесло тело, а то, что выловили через два месяца у скальных стен Тарханкутского мыса, могло быть хоть чем. То есть кем: добыча камбалы, запрещенной на нересте к лову, и потому особенно прибыльной, безжалостна и к ловцам.
- Значит надо утку-то выпускать!.. почему-то решилось отцу и, чем нелогичнее был вывод, тем исполнение тверже. Да то и правда: "зверь", задолбивший всех четвероногих в дому, уже подлетал, биясь о стекло, и как-то ловко ущипнула сразу обоих старших: "Дохтуры достали".
И ночь птиц досидел в коробочном своем дому под кроватью, а после томительного шестого дня, который Аким, как заведённый, пробегал вдоль подоконника, долбя в прозрачный и твердый воздух, его посадили в тряпку, замотали быстро, пока не укусил, и отнесли близко к огромной стае таких же Акимов, настороженно кочевавших вдоль пляжной бухты.
Была ночь и отец с сыновьями постарались занять такое место, чтобы хоть в отсветах поселковых окон на воде увидать заплыв на свободу недолгого гостя, но - Аким пешком удалился в кусты. Выгонять оказалось некому; люди осторожничали, а боксёрка не смела: клевалась утка действительно здорово.