Где царь лягушек воспоёт, 
там сердце дрогнет и замрёт: 
здесь, до коленок камыша
на цыпочках достать спеша
едва от сна на полшага
гуляла птица-курага.
А следом, жаба по ковру,
шепча себе: Молчи, совру!
(то бишь, соврешь), - молчи, молчи,
замкнись на ржавые ключи,
закройся, мой огромный рот.
Ты враль.
- А кто теперь не врёт? 
рот жабий грустно отвечал,
и губ зелёный лак поджал,
разогорчённый. Так все дни, 
в обидах горестных они 
и проводили: жабы рот
и жаба.
Где камыш цветёт,
пушистых палочек держа
как знаки озернЫх держав
повыше,  
там, -
над головой,
там воздух мечется немой,
без рта бы пел, 
              да нету губ. 
И голосу. 
             Когда ты груб, 
живи без рта. Гуляй, свищи,
и - камышами полощи.
И жди, что птица-курага,
и,  (криво), жабия нога
на ряске буквы начертя
взорвут покой воды. 
                   Чертят
промчатся мокрые тела,
камыш не "ш-ш-ш", но "Ва-алла!"
вскричит, молясь, ломя сустав.
И рот, глаза рукой зажав,
заткнувши уши, скажет код.
Ты врёшь!
- А кто теперь не врёт.

Умрн.