Вдох. Нырнул. Согнул ноги и прижал их к себе, обнял руками.
Вода.
Зелёная. Холодная.
Выдох.
Пузырьки.
Выдох.
Пузырьки.
Иолтан сделал три глотка воды и вынырнул.
К пирсу подошла Виола. Иолтан плавает. Брасом. Виола улыбается. Виола раздевается. Медленно. Очень медленно. И улыбается, такой же улыбкой, как тогда, когда ей кто-нибудь делает cunilingus. На землю падает майка... шорты... трусики. Виола, вскликивая, заходит в воду, но не перестаёт улыбаться. Иолтан смотрит на неё из воды.
Солнце.
Белое. Яркое.
Слепит Иолтана и Виолу.
Светит на Иолтана и Виолу.
Виола оказывается в воде, подплывает к Иолтану и целует его в пасть, прямо в пасть. Смеётся. Хихикает. Плывёт к берегу. Выходит из воды, виляя бёдрами. Потягивается. С неё падают капли воды. С волос её, коротких на лбу, длиннее на висках и совсем длинных на затылке, капает вода. С грудей её, холодных и крепких, капает вода. Вода стекает по ногам Виолы. Вода катится, задерживаясь в ещё, казалось бы девичьих, волосках. В глазах Виолы вечная вода, несмотря на их карий цвет, нос у Виолы курносый, на щеках ямочки, соски крупные, подмышки небритые. Виола прыгает на пирсе и с неё летит вода.
- Солнышко, - мурлыкает Виола, глядя на солнце, греясь на солнце. - Солнышко!!!
Иолтан смотрит на неё из воды. Виола не обращает внимания. Иолтан всё понял. Он выходит из воды. У него стоит член.
- Визуал! - заливается смехом Виола и берёт член Иолтана в рот.
Когда Иолтан кончил, Виола оделась и собралась уходить. "Нет", - подумал Иолтан. "Нет", - подумала Виола голосом Иолтана. "Не уходи" - "Как ты это делаешь?" - "Не знаю" - "Я видела тебя сегодня утром, когда ты загорал на камнях, и поняла, что мы хотим одного" - "Чего?" - "..." - "...".
Иолтан обнял Виолу за талию и повёл по дорожке. Они идут по дорожке. Дорожка вымощена кирпичом. Дорожка ведёт в дом отдыха. Иолтан и Виола смотрят на деревья. Хвойные. Иолтан щипает Виолу за ягодицу. Виола смеётся.
- Иолтан?
- ?
- Ты понимаешь что это навсегда?
- Это "навсегда" будет недолгим.
- Почему, Иолтан?
- Потому что, мы такие люди и нас выбирают такие же дороги.
- Иолтан, мы на дороге...
- Тихо. Не пугай судьбу.
- Ты веришь в судьбу?
- Да. Я - это судьба.
- Тебя легко спугнуть?
Смех.
- Виола...
- М?
Они дошли до комнаты Иолтана. В ней нет никаких личных вещей. Иолтан бросает Виолу на кровать. Раздевает. Грубо трахает. Два раза. Виола тихо постанывает в ритм движений Иолтана...
Иолтан и Виола. Лежат. Иолтан курит папиросу, зажав её в правом углу рта. Виола стрижёт и так короткие ногти на ногах. Иолтан глубоко затягивается, а когда выдыхает дым - щурит глаза. Глаза у Иолтана расширенные, глубокие, как будто ему не шестнадцать, а тридцать лет. Виола не любит стричь ногти. Она отстригает большие куски, вместе с кожей. Из её пальцев течёт кровь. От злости и боли она тыкает себя ножницами в пятку. Глубоко. Из её ноги хлещет кровь. Иолтан смотрит как на его простыне появляется красное пятно. Иолтан тушит папиросу об левое запястье.
- Четыре часа, Виола.
- Знаю, Тигрёнок. Только что с того?
- Полдник. Начался полдник. Нам надо есть.
- Да. Спасибо.
Виола завязывает тряпочкой пятку, неаккуратно клеит на пальцы пластыри. Иолтан закуривает ещё одну папиросу. Виола одевает носки, кроссовки, шорты и футболку. Иолтан надевает трусы, белые брюки, сандалии и жёлтую рубашку. Они, обнявшись, идут в столовую. Садятся за столик, находящийся там, где по замыслу должна быть тележка с грязной посудой, - между входом на кухню и дверью в туалет. Но там столик. Их столик. Иолтан приносит себе и Виоле компот, йогурт, чай, банку сгущённого молока с надписью на этикетке: "Продукт пригоден для непосредственного употребления в пищу. Применяется для изготовления кондитерских изделий, горячего шоколада, добавляется по вкусу в кипячёную воду, кофе, какао или чай. Вкус молока сладкий, с выраженным вкусом пастеризованного молока. Консистенция - однородная по всей массе. Цвет - белый с кремовым оттенком. Приятного времяпрепровождения!".
- Виола, ты уверенна, что правильно идёшь? - спросил Иолтан.
- Да, Котик, мы правильно идём. Мы.
- Тебе всего 14 лет.
- Ха-ха. А тебе всего 16 - и что?
- Значит не мы выбираем куда идти, а становимся такими, чтоб к нам приходили? - спросил Иолтан.
- Да, - ответила Виола, опустила руку под стол, расстегнула белые брюки Иолтана и достала его член. Начала щупать.
- Куда мы падаем, Виола?
- Это только начало, Иолтан, мы ведь только сегодня, между прочим, познакомились.
- Только сегодня.
К столику подошла кухарка и принесла тарелку, на которой лежали бутерброды с икрой. Икра похожа на яйцо. Икра - начало жизни рыбы.
- Это вам от директора нашего дома отдыха, - сказала кухарка, у которой в глазах были совсем другие слова, вроде: "Щас как получите ковородкой по бошкам!".
- Спасибо, - промурлыкала Виола.
- Приятного аппетита, - ядовито сказала кухарка.
На липкой клеёнке стоит фарфоровая тарелка. На ней бутерброды с икрой.
- Ты ешь икру, Иолтан?
- Мне достаточно тебя.
Виола рассмеялась и начала быстрее дрочить Иолтану член. Лицо Иолтана чуть-чуть напряглось. Он взял в руку бутерброд с икрой. Надкусил. Обжёг спермой разгорячённую ладошку Виолы. Они закончили завтрак и ушли. Никто не заметил что брюки Иолтана залиты спермой, а кроссовок Виолы испачкан кровью.
Ночь. Пирс. Виола берёт камень и давит на свежую рану. Иолтан проводит ногой по нетёсаной доске. В его ногу вонзаются щепки. Иолтан приоткрывает рот, но не издаёт ни звука. На небе луна. Сияет. Река пахнет рекой. Иолтан заходит в реку. В одежде. Доплывает до заводи на противоположном берегу и уходит под воду. Его нет две минуты. Виола спокойно смотрит на воду. Видит звёзды. Своё совсем другое лицо. "Кто он? Иолтан. Я ничего о нём не знаю. Ему 16 лет, он украл деньги в банке. Он скрывается от полиции. По паспорту он не Иолтан. Но и я не Виола. Он хочет... Даже страшно... И я этого хочу..." - думает Виола и тут же прыгает в воду. Под водой темно. Её ноги щекочут водоросли. Она доплывает до места, где исчез Иолтан и ныряет. Воздух быстро кончается, но Виола не хочет выныривать. Глотает воду. Её лицо напоминает рыбу. Мрак... Иолтан подплывает и берёт бесчувственную Виолу в охапку и тащит к берегу. Там он приводит её в чувство битьём по щекам, подниманием всех частей тела, высасыванием воды. Искусственным дыханием. Виола кашляет и начинает исправно дышать. Глаза её открыты, но она в шоке. У Иолтана кружится голова. Он испытывает N-ное чувство. Мысленно он кажется себе ангелом-предателем. Ангелом, который не сделал ещё ничего плохого, но замыслил что-то. Ангел, которой любит своих подопечных, но уже ненавидит их. Ангелом, который готов выдать все секреты Бога. Иолтан открыл глаза. Перед ним лицо Виолы. Видны только глаза - туманные и нечёткие, обеспокоенные и счастливые. Виола видит лицо Иолтана. Она не понимает где они. На берегу? В комнате? Дома у её матери, которая отправила её сюда? Иолтан и Виола сливаются в N-ном поцелуи. Сначала они касаются кончиками языков, потом Иолтан начинает сосать нижнюю губу Виолы, а Виола верхнюю губу Иолтана. Вдруг их тела напрягаются и сокращаются. По их телам бежит дрожь. Они начинают неистово целоваться, снимая мокрую и грязную одежду, водя руками по мокрым телам. Иолтан резко вставляет член Виоле. Они двигаются прерывисто и резко. Одновременно дыша. Их дыхание сливаются в одно. Это одно дыхание сливается в единый поцелуй. Поцелуй идёт от губ по голове, к затылку и растекается по спине. Оргазм. N-ый оргазм. Иолтан и Виола смотрят на небо. Иолтан и Виола идут в комнату Виолы. Виола забывает о чувстве N, Иолтан забывает, что он чуть не утопил Виолу. Деревья, здания, люди, шатаясь, несутся мимо Иолтана и Виолы - они рассекают реальность. Реальность пустая, глупая и не для них. Дома, люди, деревья. Листья колышутся. Дома падают. Люди кружатся. Иолтан резко хватает ручку двери комнаты Виолы. Дёргает. Дверь открывается. Комната. Сухость. Виола раздевается и ложится под одеяло. Иолтан раздевается и ложится рядом с ней. Они обнимаются, пытаясь согреться. В вакуум их сознания заливаются мысли. Мысли разные и не похожие. Они засыпают. Они снятся друг другу.
Первой проснулась Виола. Вторым проснулся Иолтан. Третьим проснулся весь мир.
- Люди, Виола.
- Что, Иолтан?
- Люди. Я всё время думаю о людях.
- Люди? Люди - это люди и ничего более.
- Может быть. Но ведь мы с тобой что-то значим, так ведь?
- Да...
- А люди - это люди. А мы с тобой что-то значим.
- Значим... Значим для кого? Ты для меня, а я для тебя.
- Вот и я думаю - а как же люди, Виола?
- Люди - это люди и ничего более.
- Люди-то люди. Но мы для людей, а не люди для людей. Я спрашиваю - что мы значим для людей?
- Мы. Люди - это люди. Мы - это мы. Ты - люди. Какие люди?
- Другие люди, Виола.
- Не знаю, Иолтан. Главное - ты.
- И ты...
- Иолтан, ты ведь вчера проверял меня... Зачем? Зачем? Ты же знаешь... ты всё знаешь... ты такой умный Иолтан... ты всё знаешь... и проверяешь... Зачем? Зачем? Ты же всё знаешь...
Виола отвернулась к стенке (она непременно спит у стенки). По стенке ползут три таракана. Иолтан кладёт руку Виоле на талию. Виола вскакивает, берёт в руку нож, надавливает на левое запястье и вскрывает себе вены.
- Понимаешь, Иолтан, я всё для тебя могу. Всё. Зачем? Зачем ты меня проверял... Нет, важно не то, что я могла умереть, а то, что ты меня проверял.
Виола плачет. Из руки кровь.
- Да? Виола... Ну... Прости... Я тоже всё для тебя могу... Всё... Ну Виола...
Иолтан берёт нож, выпавший из руки Виолы и вскрывает себе вены на левой руке, как раз там, где он потушил окурок.
- Ах так! - вскрикивает Виола, выхватывает нож у Иолтана и делает ещё один глубокий надрез на руке.
- Да так, - спокойно говорит Иолтан и делает надрез.
Кровь, повсюду кровь. Кровь на полу. Кровь из рук Иолтана. Кровь из рук Виолы. Кровь на кровати. Кровь.
Иолтан и Виола обнялись и перестали дрожать.
- Пойдём, - сказал Иолтан.
- Куда?
- Я искуплю свою вину.
Они шатаясь идут к реке. Солнце светит. Свет и тень. Светотень. Тени. Светотени. Блики. Отражения. Вода. Иолтан прыгает в воду, не набрав воздуха. Вода попадет ему в нос. Он глотает воду. Теряет сознание. Виола не выдерживает и прыгает вслед за ним.
Кровь. Мысли. Оральный секс. Анальный секс. Вода. Солнце. Луна. Мысли о людях. Мысли друг о друге. "Иолтан, где мы?" - "Я в больнице, Виола... Ты, наверное, тоже" - "Да. Мы в разных палатах" - "Надо позвать кого-то?" - "Нет. Пойдём отсюда. Ведь нам зашили руки - это главное". Нету. В больнице нету Иолтана и Виолы. Темнота. Камин в плевках и окурках. Оголённые провода. Рыбы в аквариуме. Мозги в банках. Жизни на ладони. Песок между пальцев. Бог. Кетчуп. Боль. Боль за себя. Боль за любимого. Боль за любовь. Боль родов. Страх. Страх смерти. Боль. Боль при разрыве девственной плевы... Это тоже чувство N. Одиночество. Мир? Скучный мир, когда нет рядом... Личность падает, как дерево. Ветер мира. Ветер алчности. Ветер денег. Ветер независимости, как оправдание одиночества. Люди валятся, как деревья. Вместе. Иолтан и Виола. Нет, они не повалятся, они покажут, что есть ещё что-то необычное, есть что-то за гранью, есть... Это война. Война - это грязь. Война - это окопы. Война - это смерть. Война - это страх. Война - это жестокость и благородство рядом. Война - это предательство. Война - это быстро. Война - это медленно. На Виолу падают бомбы. Иолтана ведут на расстрел. Выстрел. Взрыв. Рёв двигателей танков. Ассоциации. Галлюцинации. Наркотики. Спиртное. Это горючее. Горючее туда. Туда далеко. Очень далеко. Далеко, далеко ли. Но всё это война. Вызов. Война - это вызов. Вызвать чёртовых обывателей, извратить их, сделать их уродами, пидорасами, даунами - тогда это будет победа. Выстрел. Взрыв.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДОРОГА
Дорога. За окном несутся деревья. Иолтан едет со скоростью 140 км/ч. Виола держит его за бедро и глотает воздух. Виола боится. Она доверяет Иолтану. Она боится Иолтана. Иолтан это понимает. Это испытание. Скорость - это испытание. Испытание страхом. Страх пронизывает её тоненькие ножки и плечики. Страх ходит по позвоночнику, пересчитывая позвонки. Страх таится в затылке. У страха - нет выхода, но есть вход. У страха нет входа, но есть выход - это вход. Глаза - это одновременно и вход и выход. Дорога приподнята метров на пять. Ограждений на обочине нет. Кюветы похожи на колеи по бокам дорожек для боулинга. Дорога неровная. Мелко-неровная. Дорога состоит из маленьких камешков. Иолтан разгоняется до максимальной скорости и тормозит машину ручным тормозом. Машина поворачивается на 359 градусов. Бедро Иолтана в крови. Ногти Виолы в крови. Машина покачивается из стороны в сторону. Внезапно включается радио - в нём хард-рок. Иолтан снимает машину с ручного тормоза, заводит её, ставит машину на первую передачу, отпускает сцепление, давит на педаль газа.
Едут. Темно. Стерильная заправка в европейском стиле. Вокруг дорогие машины и пара грузовиков. Иолтану кажется, что они все говорят ему что-то, но он никак не может понять что. Он различает только редкие упоминания его имени. Виола смотрит на онемевшее лицо Иолтана и медленно и тихо выходит из машины. Иолтан проводит рукой по щеке и ощущает, что его руки ужасно грубы, а щека гладкая как зеркало. Щека и есть зеркало - оно отражает истину руки. Иолтан запрокидывает голову на подушку сиденья и видит небо тёмное. На нём нет ни одного облака. Справа от заправки поляна. По поляне стелится туман, густой и влажный, как в бане. Виола аккуратно открывает дверь. Иолтан вглядывается в туман и видит, что он твёрдый. С тумана, как с какого-то камня, капает вода. На траве роса. На поляне нет ни единого полевого цветка. В руке у Виолы пакет с кефиром, в другой руке бутылка с абрикосовым сиропом. Иолтан снова запрокидывает голову и видит, что Венера исчезла с небосклона. Осталась только поляна и небо... Виола взял за руку Иолтана и вторглась в этот мир, чуть не разбив его. Когда Виола провела большим пальцем по ладони Иолтана, у него остановилось сердце и он на мгновение провалился в небо. Очутился на Венере. Венера показалась ему вовсе не палящей планетой, а раем, только искусителем был бы в этом рае не только Змий, но и Бог, и Ангелы и Райские птицы. Иолтан голый. Его тело ощущает густой и водянистый воздух. Иолтан бежит по Раю в поисках Ада... Он неистово надкусывает яблоки, но Бог только сердобольно смотрит на него. Иолтан разбегается и преодолевает притяжение планеты-пятницы, на нём терновый венок, а гениталии отрезаны. Через секунду Виола отняла руку, подняла Иолтана из сидения и положила на мокрую траву. Изо рта Иолтана потекла жидкая рвота... Иолтан повернул голову, опустив щеку в рвоту. Мокрая трава, а на расстоянии вытянутой руки растёт конопля. Иолтан приподнимается, хочет её сорвать, но падает. Вокруг волос Виолы камнями вьётся туман, роняя капли. Иолтан и Виола проваливаются в мокрый и холодный, но чистый, сон, в котором танцует Терпсихора в праздничном сари с тарелочками, белочками и бубенчиками на запястьях и ногах. На шее и талии. А под мышками у Терпсихоры обильный пот, падающий на глаза любовникам.
Виола просыпается первой. Сама того не сознавая, она засовывает руку в карман Иолтану и достаёт вместе с деньгами бумажку, на которой написано:
N МЕЖДУ ПАЛЬЦЕВ
Рыба летит по асфальту.
Не боится, что её поймают.
Мальчик убился - его убивают.
Будь, моей, ведь. Ты. Будешь моей.
И будет светить зелёный свет сквозь туман.
Разбегутся все тени
От
Зелёного тумана и бесцветного света.
А ты! Будешь моей.
Пара-бам.
Ебам-мам.
А ты! будешь моей!!!
БУДЕШЬ, моей, БУДЕШЬ, моей.
В платье цвета эсперанто ты пьёшь сок чужих губ.
Я вылезу из крысиного лаза и...
Зелёный свет. Блики разлетелись осами.
Одна села на нос.
А другая-я-я-я забралась в трусы.
Пей сок, пей сок, шлюха.
Виола села в машину и сказала Иолтану: "Солнышко моё маргинальное, вставай".
"Щас, Виола. Я потерял сон".
"Найдёшь. За рулём сны приходят быстро, Тигрюш".
"Да. Я буду спать".
"Спи, Тигрюш".
Иолтан встал. Иолтан поехал. По-прежнему была ночь. Дорога и ночь вещи неразлучные. Иолтану нравятся белые полосы. Виоле нравятся жёлтые полосы. На обочине растут сосны. Встречных машин нет. Попутных тоже. Иолтан плавно падает по асфальтовым рельсам.
- Иолтан, - тихо сказала Виола, - ты знаешь почему я боюсь дороги?
- Да. Потому что ты попала когда-то в аварию.
Виола посмотрела на Иолтана:
- Да. Это было в тундре. Там откуда-то взялась яма и мой отец съехал по ней. Лёд, холод, кровь изо рта матери. А ночью мне приснился сон, будто два огромных автопоезда несутся на встречу друг-другу. Дорога очень узкая. И я сижу в каждом из этих грузовиков, и я знаю, что вот-вот они врежутся друг в друга, что осколки стекла прорежут моё лицо. И я начинаю кричать, но вскоре ветер попадает ко мне в рот и превращается в камень. Я молча сижу в каждом их этих грузовиков. Из моих глаз льются слёзы. Грузовики сталкиваются, их прицепы улетают в канаву стёкла бьются, повсюду звон стёкол. Я вылетаю из лобовых стёкол, мои головы сталкиваются, вливаются друг в друга и каждая из моих половинок снова сидит в грузовиках, несущихся навстречу другу-другу, только уже быстрее. Всё опять повторяется много раз. Каждый раз увеличивается скорость. Когда доходит до аварии в секунду, когда шум летающего мяса становится похожим на шум ветряной мельницы, я просыпаюсь и писаюсь.
- Мой страшный сон-фикс представляет собой то, что я еду в ужасно узком лифте, на стене которого написано: "ХУЙЙУХХУЙЙУХ". Вдруг вместо того, чтобы, скрипя, ехать вниз, лифт начинает раскачиваться из стороны в сторону. Я ничего с этим не могу поделать. Я просто сажусь и плачу. Потом он начинает ехать, продолжая раскачиваться. Мне становится ещё страшнее. Потом обрывается трос и...
Белый полосы, чёрный асфальт. Виола:
- Совсем недавно мои родители пытались дать мне понять, что такое жизнь. Они одёргивали меня по каждому случаю. От отчаяния, когда уже перестало работать убеждение о том, что всё имеет право на жизнь (то есть, какую жизнь не выбери, она была бы верна - так как в мире всё уравновешивается), когда перестало работать убеждение, что я хочу понять свою истинную сущность и для этого отречься от повседневности, моя ошибка оказалась в том что я не отрёклась от неё, а отвергнула, тогда я стала пить и курить, пытаясь найти в этом забвение. Я трахалась направо и налево, потом мать меня отправила отдохнуть туда, где ты изменил мою жизнь. Сейчас мне это вспоминается страшным сном. Жутким. Не менее страшным, чем твой лифт и моя машина. А каков был твой мир?
- Мой мир ограничивался всего лишь одной комнатой, в углу которой стоял компьютер, подключённый к интернету; у стенки кровать, над кроватью полка с книгами; да дорогой до 24часового магазина за углом. Около кровати тумбочка. На тумбочке стоит радио. Ещё в этой квартире есть кухня, туалет, ванная, но я редко бывал в этих комнатах. Когда уже не мог терпеть - шёл в туалет. Когда люди в магазине начинали отворачиваться от меня - шёл в ванную. Когда живот начинал болеть - на кухню. На кухне я хранил макароны, рис и прочую дешёвую углеводную пищу. Иногда в мой рацион входила тушёнка. Я её смешивал с углеводной пищей. Вкусно. Очень вкусно. Интернет халявный и медленный. Говорят, мир интернета широк - нисколечко. Ничего подобного. Он очень плоский. Несмотря на всякие борды, чаты, пейджеры-аси и многообразие сайтов. Интеренет - самое скучное изобретение на Земле. Но других развлечений у меня не было. Я шлялся от одного сайта к другому. Иногда на меня находило вдохновение, я брал чёрную краску, разворачивал лист ватмана и рисовал насекомых, с каждым разом всё подробнее и подробнее. Однажды ночью, когда я шёл с магазина, я споткнулся и больно ударился коленом. Рядом с садиной был шрам, который я получил в детстве, когда отдыхал с родителям на Чёрном море и провалился в какую то щель в замке. Мне сразу вспомнилось море. Мне захотелось плавать, я почувствовал, что мне нужна вода. Вода. Я понял, что рождён для воды. Я открыл газету и нашёл первую турбазу у реки, которая показалась мне на глаза. Вот так.
Иолтан резко свернул к придорожному кафе. Кафе внутри было обито досками. От них шёл сильный смрад. Виола взяла вино и куру-гриль. Кура-гриль пахла, как клетка для крыс, в которой не убирались две недели. Вино было крепким и сладким, светло-коричневого цвета. Кура тоже была светло-коричневого цвета. На Иолтане был светло-коричневый свитер и чёрные джинсы, на Виоле светло-коричневая замшевая юбка и зелёный свитер, в котором произошёл её первый поцелуй.
(Для женщины, по её мнению, это гораздо большее табу, нежели потеря девственности. Он её обнял, поцеловал в шею, в щёку, в уголок губы. Она набросилась и неистово начала целовать, засовывая ему в рот язык. Это была на концерте рок-группы, на который он кое-как её затащил. Виола была с ним, потому что это был первый человек, который сказал, что любит её. Виола внушила себе, что тоже его любит, но скоро поняла, что это самообман. Рок-группа пела:
Ты вернёшься опять
Горло мне обжигать,
Алкоголь-Алкоголь-
Алкоголь- Алкоголь-
Алкоголь, твою мать... ).
Иолтан опрокинул стакан светло-коричневого вина. Виола тоже. Они посмотрели друг другу в глаза и Виола молча налила себе и Иолтану ещё по стакану. В кафе скверно пахло. Иолтану запомнился рисунок на вывеске кафе: в луже крови лежат два тела - юноши и девушки, они обнимаются, у них раны на животах, ногах, руках, чувствуется, что художник хотел изобразить на вывеске момент за секунду до их одновременной смерти. Виола увидела в глазах Иолтана то, что он думает о смерти и начала говорить совершенно незнакомым ни ей, ни Иолтану голосом:
- Мысли, Иолтан. Они разлагают. Ты не понимаешь боли любви. Ты бесчувственная скотина. Я тоже. Многие хотят потушить, опустошить, порешить своё Я. У нас его нет, Иолтан. Мы эмоционально тупы. Ты переварил этот мир. Пытаешься найти что-то вне него? Иолтан, посмотри вглубь. Подумай, ведь всё, что мы делаем - это вовсе не проникновение вовне. Это копание вглубь.
Сказав это, Виола упала лицом на стол. Только сейчас Иолтан заметил, что Виола что-то говорила. Он думал о тех, кто были изображены на вывеске кафе. Иолтан расплатился, взял на руки Виолу, положил её на заднее сидение и поехал. Дорога казалась глубже, как будто он ехал по туннелю. Он задумался о крови и о телах на вывеске, в его воображении они задвигались и стали танцевать. У них в руках были их же внутренности. Иолтан увидел на середине дороги двух собак, которые сидели симметрично и срали. Иолтан не стал тормозить. Как только он подъехал чуть ли не вплотную, собаки разбежались, совершенно синхронно - каждая в свою строну. Иолтан поехал быстрее, его начало клонить в сон, границы дороги расплывались, иногда встречные машины мигали ему фарами. Иолтану показался велосипедист. Он ехал зигзагами по всей дороге. Он был лысый и голый. Иолтан подумал, что это всего лишь ему кажется, потому что он хочет спать. Велосипедист становился ближе. И Иолтан его сбил, раздавив шею из которой брызнула кровь, попав на машину Иолтана. Виола проснулась и застонала. Иолтан испугался, но не остановился. У него в голове ничего не было, кроме понимания того, что он сбил человека. Иолтан пытался почувствовать что-то, но единственным чувством было чувство самосохранения.
На утро Иолтан и Виола были в гостинице. Они лежат на кровати.
Рука Иолтана лежит на лобке Виолы. Рука Виолы - на животе Иолтана. Они щурят глаза. Из их ртов вместе с дымом выходит пар. Лобок Виолы подрагивает. Он влажный. Живот Иолтана тоже подрагивает. Он тоже влажный.
Тоска и печаль, равнодушие и аутизм, даунизм и шизофрения, заторможеность, свобода и смерть.
Глаза Иолтана и Виолы слезятся. В глазах Иолтана исчезает потолок. И сквозь сиреневый дым он видит небо, на котором всего одно большое облако. Иолтан и Виола лежат на большой простыне. Становится влажно. Между ног Виолы пахнет. Там мокро. Кровать уходит вниз. Иолтан остаётся в воде сознания. Вода густая. В воде он слышит биение своего сердца. Облако становится ближе к нему. Слева проплывает ржавый корабль. Справа проплывает серебрянный дирижабль.
- Столько чувств упущено, - шепчет Иолтан, - Столько. Много. Всё это обратилось в стену равнодушия. Которую надо разбить. Стена стеклянная. Ты не ешь и не спишь, придаёшься извращениям. Даже гармония оказалась стеклом. Ты смотришь на всё это. Ты видишь чувства, но не чувствуешь.
Биение сердца становится чаще и громче, чуть ли не поднимая круги на воде, в которой лежит Иолтан. Иолтан слышит, как из облака доносятся крики умерших героев. В руке Иолтана банка с крепким чаем. Он делает глоток горечи. Облако из густого становится прозрачным и большим. От него отлетают перья, сначала медленно, а потом уносясь за горизонты.
Ещё глоток.
Изо рта Виолы вырывается струя дыма и окутывает тела. Иолтан закрывает глаза и погружается в темноту. Ничего кроме темноты. Сердце замерло. Темнота затряслась, задрожала и понеслась по Иолтану своей густотой, ударяя по его телу, как плеть. Иолтан скорчился от боли. Виола взяла в рот ухо Иолтана и начала его сосать. Из живота Иолтана вырывается крик и обжигает руку Виолы. Виола отдёргивает руку и ударяется об край кровати. Иолтан поплыл, слушая биения своего громкого сердца. Вода касалась каждой клеточки его тела. Он её чувствовал. Неожиданно по воде пробежал электрический заряд - Иолтан вспомнил как называлось то кафе, на вывеске которого были изображены тела в крови. Она называлось "Иолтан и Виола". Но это его уже нисколько не взволновало.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Не чувствуя рук, Виола чувствовала мыло и воду. Она механически натирала руки мылом, которое капало в грязную раковину гостинцы. Её тошнило. Она выдавила себе в рот зубную пасту. Фтор жёг. Она пошевелила шершавым языком во рту, не чувствуя его. Она прополоскала рот и выплюнула слизкую смесь зубной пасты, воды и обильной слюны. Иолтан уже спал, дёргаясь и дрожа во сне. Виола разделась и легла возле него, не накрываясь одеялом, уснула.
Виоле снится сон. Сон спокойный. Сон не похожий ни на что, но в тоже время обыденный и банальный.
Глаза заходят в ворота. Ворота каменные, в лишайниках. Светит яркое белое солнце. Солнце даёт резкую тень и яркий свет, жару, минеральную воду, пот, трели сверчков, гигантские кучи дерьма, гигантских коров в деревне и воняющие лужи мочи и бензина в городе. Глаза заметили качели. Знаете, такие качели специально для Двоих почти одного веса. Двое садятся на них, по очереди отталкиваясь ногами от земли. Глаза видят, как солнце становится ядовитожёлтыми, а Двое увидев это начинают отталкиваться от земли всё сильнее и сильнее, отбивая свои половые органы. Двое отталкиваются всё сильнее и сильнее. Двое теряют сознание. Приходят Другие Двое и оттаскивают своих предшественников. Они также качаются некоторое время рядом с бессознательными телами своих предшественников. Когда им надоедает качаться, они встают на качели в тех местах, где сидели, стараясь держаться в воздухе. Другие Двое синхронно идут до середины, стараясь сохранить в воздухе качели, которые плавно шатаются. Они доходят до середины. Глаза видят как Двое превращаются в ось для карусели. Потом из оси вырастает вся карусель. Глаза видят как Двое садятся в сиденья карусели и быстро раскручивают её. Глаза увидели, что Двоим кажется, что чем сильнее они крутятся, тем ближе они к оси карусели. Но по настоящему их отталкивает от неё какая-то сила. Они крутят карусель сильнее и центробежная сила выбрасывает их. Двое отлетают в разные стороны, облетают вокруг Земного шара и врезаются друг в друга. Падают на месте. Льёт сильный ливень и смывает глаза.
Виола просыпается, глотает воздух, встаёт, одевается и идёт на улицу.
"Я, Он, Они. Старое трио. Но, что же дальше? Я ведь другая от Него. Я другая от Них. Я другая от Я. Я потеряла Их. Я потеряла Его. Я потеряла Я. Я найду Его. Я найду Их. Я найду Я через Него, через Них. Я найду... Надо быть только внимательной... Очень внимательной. Но кем я потом стану. Кем? Неважно. Главное - я буду не такой как сейчас. Я буде не такой... Не такой..."
Виола не чувствует ног. Она садится в машину. Она едет по дороге в Большой город. Большой город полон одиноких людей, которые думают, что они чего-то хотят и чего-то стоят. Дорога в город похожа на пещерный ход, который ведёт в разветвлённую систему людей замкнутых в маленьком пространстве. Люди похожи на летучих мышей, спящих на сводах пещеры. Виола закрыла глаза. Она ведёт машину с закрытыми глазами по туннелю в пещеру. Он знает, что заблудится, потому что её всегда что-то ведёт. Иолтан или дорога. Секс или Большой город. Виола открыла глаза и тут же врезалась в столб с надписью: "Глядя вверх, в темноту, я увидел себя, существо влекомое тщеславием и посрамлённое, и глаза мне обожгло обидой и гневом". Виола не поняла, какое отношение имеет эта надпись к Большому городу. Виола не заметила, что у неё из головы течёт кровь. Автомобиль разбит. Виола пошла пешком. Она зашла в город и страх охватил её. Страх за то, что единственное, чем она управляет в себе - это неуправляемость. Виола села в метро. Эскалатор опускался глубоко. Голоса людей сливались в низкочастотный гул. По позвоночнику Виолы пробежала дрожь. Она заметила кровь у себя на голове. Она приложила платок к своей голове. Голова Виолы кружилась. Она села в вагон и представила, что он может, разогнавшись, полететь в пропасть, прямо в пропасть. Она представила, что это не вагон метро. Она представила, что она это не она. И тут представление слилось с реальностью. Она - это не она. Она рассмеялась прямо в лицо человеку, стоявшему рядом с ней. Вагон опустел. Только она и человек, не понимающий девушку, которая смеётся. Человек был старым. Виола почувствовала, что чем менее он удивлён, тем моложе становится. Разгладились его морщины, а на лице появилась улыбка. Виола поняла, что она - это не она. Она это поняла ещё раз. Она почувствовала себя старой девой, плачущей у окна. В руке у старой девы кошка, которая грызёт ей руку. Из-под кожи старой девы видно мясо. Мясо тухлое и противное. Вдруг Виола поняла - это Ничто. Ничто её впечатления. Ничто её видения. Иолтан - это ничто. Она сама - это Ничто. Сила Большого города - это просто слабость, опрокинутая в культ, то есть - Ничто. Виоле стало лучше, её голова перестала кружится и она поняла, чего хочет - мороженого. Она вышла где-то в центре города. Купила мороженого. Съела и купила ещё одно. Поле чётвёртого она стала чувствовать только боль. Продавщица спросила её: "Не пора ли остановится?". Виола отошла подальше от ларька с мороженным. Она пыталась отойти подальше от одиночества Большого города. Она стала витать по улицам. Она ходила по переулкам и набережным, по проспектам и магистралям. По магазинам и подъездам, пытаясь спастись от тупости и одиночества. Она пыталась, пока не поняла, что сама тупа и одинока. Что сама уже давно является крупинкой на весах равновесия. Пусть не на весах Большого города, так в весах всего мира. Сначала она оскорбилась от своей собственной мысли. Потом ей стало безразлично. Потом она поняла, что гордится этим. Виола купила бутылку какого-то питья. Она пила и чувствовала горлом мух, упавших туда. Это было не питьё - это была каша из мух. Но Виолу не переполняло отвращение, потому что она привыкла не чувствовать снов, еды, предметов. А теперь учится чувствовать не боли и мысли. Её кто-то ударил. Этого она не почувствовала. Её кто-то пнул.
Это был Иолтан. Иолтан плакал и бил её. Потом он её взял на руки и положил в машину, в которой, по всей видимости, приехал. Он вёз Виолу обратно в гостиницу. Вёз и плакал. Плакал от того, что любит её. Плакал оттого, что бил её. Плакал оттого, что хотел её. Он кинул её на кровать и принялся ласкать. Любовно водя языком вокруг пупка и грудей. Виола была без сознания. Он всадил ей член в анальный проход и начал трахать. Иолтан закрыл глаза. Из-под его век потекли слёзы. Виола закричала. Иолтан ударил её по голове подсвечником. Из её зада лились перемешанные кровь, сперма и кал. Из головы только кровь. Обессилев, он лёг рядом и задрожал. Виола была в сознании. Она не плакала. Иолтан плакал. Виола потрепала его по голове.
"Я тебя люблю".
"Я тебя тоже люблю, Виола".
"Я только твоя, Иолтан, только твоя.
"Я знаю. Знаю...".
Иолтан плакал оттого, что он ничего не может. Виола не плакала. По той же причине. Она улыбалась. Она радовалась тому, что побеждена. Тому, что она безвольна. Радовалась тому, что она слаба. Радовалась боли. Радовалась, потому что всё это доказывало её живость. То, что её душу ничто не убило. Даже она сама.
Личность падает, как дерево - незаметно, медленно засыхая, добавляя в воздух ничего не значащую влагу, но столь важную для него самого, а потом страшная боль и почти мгновенный перелом, со скрипом, с шуршанием засохших листьев. С болью, которую невозможно представить поэту, но которую испытали бывшие поэты.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ЛИРИКА
Иолтан смотрел сам в себя. Виола прыгнула ему на бёдра, сняла с него последние детали одежды и погладила по спине.
Иолтан вспомнил, как в детстве он видел дохлого щенка, валявшегося возле его дома. Сначала он был просто похож на спящего. Вечером он сильно надулся, а под утро, его кожа лопнула, и стало видно мясо. Иолтан тыкал его палкой, а потом проехался по нему на велосипеде - изо рта щенка потекло что-то мерзкое.
Виола, гладя Иолтана по спине, заставила его расслабится. Когда Иолтан почти ущёл в транс от блаженства, Виола достало дильдо и всадила Иолтану в зад.
Иолтан вспомнил, как у него в детстве была крыса. Он за ней убирал и восхищался, как она похожа на человека. Он её кормил. Но вскоре это ему надоело. Он забыл о ней. Стал хранить в сарае. У крысы надулся живот, шерсть облезла. Она постоянно чихала, а по сараю разносилась вонь. Иолтан взял её за хвост и кинул в стену. Крыса осталась живой. Тогда он раздавил её ногой и кинул в бочку для полива ненавистных ему овощей и фруктов, потому что он ещё в детстве понимал, что сад и огород - это низменная радость созидания.
Виола вытащила дильдо из зада Иолтана и провела ножом по спине Иолтана, сделав небольшой надрез.
- Виола, у меня в детстве был друг. Он очень отличался от меня. Ему везло с девочками, он ссорился с родителями. Он делал то, что делают все...
- Ну и что, - прокумекала Виола.
- А я не делал то, что делают все. Я писал стихи. Я читал книжки. В общем, был интеллектуальным задротом.
- М-м-м? Задротом?
- Однажды он мне сказал: "В жизни так многого хочется. Видишь столько много необычного, чего нет у тебя. Понимаешь? По сути, человек мало чего может добиться. И ему остаётся только мечтать. Думать о чём-то". Я ему ответил: "А, может, всё вообще одно большое мечтание. Мы только думаем. И читай ты Баха, Фрейда или Кастанеду - это всё ложь. Это всё ТВОЯ правда. Это всё вполне реальные мечты. Реальные". Он мне ответил: "Мечты - это мечты. И ничего более, ничего..."
Виола встала с Иолтана и начала самозабвенно бить его плетью. По спине и заду. Оставляя синие, красные и кровавые полосы. Иолтан молчал. Он знал, чего хочет Виола. Он знал, что у неё ничего не поучится. Ещё он подумал что-то про ошибки, когда потерял сознание. Темнота не была пустой. Она была со звёздочками, резиновыми членами, спермой, ласковым светом и спиртом, вызывающим суицид и дисгармонию. Но это была темнота. А потом действительно была темнота.
Иолтан открыл глаза. Рядом спала Виола. Он оделся, собрал все вещи, принёс завтрак, разбудил Виолу, накормил её, поел сам, сел в машину и поехал. Виола поехала вместе с ним.
То есть, они взяли чемоданы и решили ехать в Большой город.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ОБРЫВ
Они думали о том, что били себя, друг друга, напивались, впитывали наркотики, пытались достичь чего-то. Но что же дальше? Что? Мечты? Ложь? Они хотели петь.
Иолтан приехал в город. Он подумал, что же ему надо? Что ждет их в городе? Виола попробовала обнять Иолтана и поняла, что не хочет этого. Иолтану жизнь показалась скукой, сплошной скукой. Он попробовал разбить машину. У него не получилось.
Иолтан и Виола расстались в Большом городе. Иолтан устроился работать грузчиком в гастрономе. Виола вернулась к матери и продолжила учиться.