Усков Владимир Петрович : другие произведения.

Стеклянные люди

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   СТЕКЛЯННЫЕ ЛЮДИ
  
   Репортаж-бурлеск
  
   Денисенко почесал затылок и отогнал остатки неуверенности. Он поерзал затекшим задом по неудобной и широкой поверхности автомобильного кресла и с задумчивым значительным видом достал из кармана сотовый телефон. Денисенко старался держать его так, чтобы он не был виден с задних кресел. Потрогал для вида кнопки. Тихо откашлялся и начал твердым и внушительным голосом вещать в немой аппарат:
  -- Здорово, Клим! Это Денисенко! Да, давно не виделись!... Конечно... Не плохо. А как ты?...Ну... Ну... Да ну?!...Ха! Еще и не такое случится! А как Валя? Все там же?... Вот что, Клим... Помнишь, ты просил посодействовать в одном вопросике, я еще тогда ничего тебе не обещал... Ну да... Вот, нашел я того человечка, который может помочь тебе... Реально, Климушка. Не вру, ей-богу!... Он помощником депутата по юридическим вопросам, кое-что через него проходит, то бишь, через его босса... Я его, так сказать, в курс дела поставил... Конечно, без имен и фамилий!... В общем, ему по силам твоя ситуация... Сколько возьмет? По божески, Клим... Ха-ха-ха! По божески, значит, реально возьмет. Не мало, но тебе по силам... Ну пару тонн баков готовь. Я тебе его номер скину... По рукам, Климушка! Если дело твое прокатит, с тебя поляна!... Ха-ха-ха! Много-то не обещай! Сначала дело, потом веселье... Ну давай, Клим... Удачи! Я тебе перезвоню!...
   Денисенко облегченно вздохнул и осторожно убрал телефон обратно в карман. Косо посмотрел на равнодушного водителя Кольку, обнявшего, затянутый цветастой обмоткой, руль и устремленного счастливыми глазами в холодную даль, раскинувшуюся за лобовым стеклом. Денисенко мельком взглянул через плечо назад. Двое дремали на заднем сидении, не обращая ни на кого внимания.
   Денисенко обиженно вздохнул и уставился хмурым взглядом вперед на дорогу. Джип несся как угорелый по заснеженной трассе среди однообразных черных елок и белых проплешин. Ехать оставалось примерно сорок минут. Денисенко не заметил как, отдавшись на волю своим нелегким мыслям, задремал, уткнувшись своей большой бритой головой в теплый бардачок.
  -- Приехали, Пал Олегыч! - Голос водителя Кольки выражал бурную радость.
   Денисенко нехотя проснулся, потер опухший лоб и вылез из машины. Остальные тоже нехотя и не спеша вышли из машины. Денисенко присмотрелся к ним. Один, худой и маленький, с серьезным, злым и одутловатым лицом закодированного бывшего алкоголика, держался строго и официально. Другой, покрупнее первого, с круглым и жирным лицом, был грустен и добр. Он вздыхал и оглядывался вокруг, как будто чувствовал себя виноватым во всем. Но Денисенко знал, что эта слабость только внешняя, и трудно найти более жесткого и упрямого партнера, как этот увалень.
  -- Семен Иванович! - Денисенко обратился к первому. Тот стрельнул стальными настороженными глазами на него. - Аркадий Степанович! - Второй в ответ глубоко и протяжно вздохнул, потупив коровий взор. - Пойдемте, нас уже ждут.
   Денисенко обернулся к машине. Колька уже безмятежно спал, удобно устроившись на своем месте.
  
   Мужчины в костюмах и женщины в разномастных ярких вечерних платьях стояли вдоль стен, переговариваясь и переглядываясь. Около импровизированной сцены находился широкий стол, заполненный замысловатыми закусками и различными алкогольными напитками. Многие жадно озирали богато устроенное угощение, но не смели притронуться. Впереди была торжественная часть, а уж после...
   К микрофону подошел низенький вертлявый человечек с сияющим лицом и при наступившей тишине произнес:
  -- Дамы и господа! Прошу приветствовать Максима Глебовича, генерального директора коммерческого концерна "Объединенные ларьки Бурыльска"!
   Раздались бурные хлопки, издали напоминающие аплодисменты. Присутствовавшие гости с чересчур кислыми или излишне подобострастными лицами приветствовали самого значительного бизнесмена Бурыльска.
   Максим Глебович, известный в бурной блатной молодости городской общественности под кличкой Глыба, крупный, осанистый, вальяжный человек в сером английском костюме и с темным рваным шрамом на щеке подошел к микрофону, оттеснив от него улыбчивого и безостановочно кланяющегося вертлявого человечка.
  -- Друзья! - Максим Глебович обладал неожиданно обворожительным и своеобразным баритоном. - Друзья! Позвольте так мне сегодня вас называть. Я рад, что вы нашли время и присоединились к нашему маленькому празднику... - Максим Глебович сделал глубокомысленную паузу и продолжил. - Друзья! Мне приятно видеть всех вас сегодня в моем новом офисе. Признаюсь несколько тщеславно, что этот офис станет самым приличным местом в нашем славном старинном городке!
   Максим Глебович с восторгом оглядел присутствующих, и присутствующие, поняв момент, разродились дружными рукоплесканьями. Гости, предчувствуя скорое завершение торжественной части, понемногу перегруппировывались плотнее к столу. Максим Глебович с пониманием оглядел всех и улыбнулся, сверкнув безупречными золотыми зубами. Он хозяйским жестом подозвал вертлявого распорядителя и отошел от микрофона.
  -- Дамы и господа! Максим Глебович рад в сегодняшний вечер презентовать вам свой новый офис. Мы помним, какой надежной опорой является Максим Глебович талантливой молодежи Бурыльска. И с его соизволения я бесконечно рад представить вам струнный квартет нашей достославной городской школы искусств. Прошу!...
   При всеобщем молчании к микрофону подошли и разместились на откуда-то взявшихся пуфиках четыре мальчика в белых рубашках и черных развесистых бантах на шеях. Они пристроили свои виолончели и нестройно и грустно начали играть некую среднеизвестную душещипательную увертюру. Через минуту сквозь музыку прозвучал чей-то смачный зевок. Чья-то женская худая в родинках рука, обильно увешанная кольцами и браслетами, украдкой потянулась к столу и метко схватила бутерброд. Кто-то громко сглотнул. Потом раздалось несколько глубоких и тоскливых вздохов. Даже с лица распорядителя исчезло шаблонное сияние. Максим Глебович всю увертюру что-то горячо и приглушенно обсуждал по своему мобильнику. Все угрюмо ждали конца увертюры.
   Под искренние шумные аплодисменты мальчики с виолончелями закончили увертюру и исчезли из зала.
   Распорядитель подошел за указаниями к Максиму Глебовичу и ярко заулыбавшись подскочил к микрофону.
  -- Дамы и господа! Прошу всех к нашему скромному угощению!
   Все с шумом и разговорами задвигались, занимая места у стола. Мужчины группировались у алкогольных напитков и, давясь от смеха, делились неприличными анекдотами и сплетнями. Женщины ревниво оглядывали наряды и ювелирные украшения соперниц, со слащавой приторностью общались и делились ценами на свою драгоценную сбрую с маской притворной и выразительной таинственности. Казалось, празднество вступило в свою красочную кульминацию. Но через три минуты к микрофону опять подскочил распорядитель с удвоенным сиянием на лице и провозгласил, внеся некоторое замешательство в ряды угощавшихся:
  -- Дамы и господа! Позвольте отвлечь вас от благородного насыщения. Первый тост, как почетный хозяин нашего торжества, с вашего соизволения произнесет Максим Глебович!
   Максим Глебович, сверкая своими золотыми зубами, с бокалом шампанского опять занял место у микрофона. Гости нехотя отвлеклись от вкушения пищи и обратили свое внимание на него.
  -- Друзья! Буду краток. За мой новый офис!
   Все гости подняли свои бокалы и не спеша выпили вслед за Максимом Глебовичем. Всеобщее удовлетворение повисло в зале. Руки проворно шарили по столу, заметно истощая его кулинарное богатство.
  -- Друзья! - Счастливый голос Максима Глебовича опять прервал приятные занятия гостей. - Прошу секундочку вашего драгоценного внимания!
   Все смолкли, только урчание жующих челюстей, легкое позвякивание хрусталя и шуршание платьев прорывалось сквозь тишину.
  -- Друзья! Специальный сюрприз для вас!... - Максим Глебович глазами нашел распорядителя и вполголоса добавил, - давай это... представляй... - И отошел от микрофона.
  -- Дамы и господа! Специально и только для вас! Сегодня и только здесь! Известный шансон России проездом из Магадана в Воркуту! Звезда зоны строгого режима в поселке Пушистый - Адам Шкурко!!!
   На сцену выкатился вальяжный и круглый мужчина в белом сверкающем костюме лет сорока с редкими рыжими волосами и мясистым наглым лицом. Он горделиво и неторопливо осмотрел всех и глубоким басом произнес:
  -- Здорово, братва!
   При первых тактах залихватского шансона дамы завизжали от неподдельного восторга. Адам Шкурко не ударил в грязь лицом и под веселую и нехитрую музычку хрипловатым простуженным баритоном поведал окружавшим о тяжелой доле матерого вора как на зоне, так и на свободе. Максим Глебович вспомнил удальство былых лет и, не стесняясь никого, заплакал.
   Денисенко, неприметно и безостановочно пивший в углу, за спинами веселившихся людей, не выдержал и потихоньку ушел, готовый удавиться от зависти и головной боли.
  
  -- Привет, олух...
   Денисенко с демонстративно презрительным видом осмотрел Денисенко-младшего с головы до ног и обратно и остался явно недоволен.
  -- Опять под утро прикатил, лоботряс несчастный... И пахнет как от выгребной ямы пивзавода...
   Денисенко-младший уперся злым и бессмысленным взглядом в шикарный ковер у стола и насуплено молчал. Крашеная в желто-оранжевый цвет челка свисала, как хвост дохлой кошки, до подбородка.
   Напряженная тишина висела минуты три, пока Денисенко-старший не взорвался.
  -- Тебе же уже двадцать шесть лет!!! Охренеть можно!!! Я в твои годы!... - В этом месте Денисенко запнулся и сменил тему. - Все!!! Пора человеком становиться! Задолбался каждые полгода тебя от армии откупать! Никаких денег не напасешься! Так... - Денисенко-старший деловито задумался, уперев указательный палец с массивной золотой печаткой в хмурое чело. - Так...
   Денисенко-младший сжался и напрягся, глядя на отца удивленными детскими глазами и ощущая суровый ветер неизбежных перемен своей худой спиной.
  -- Вот тебе мобила. - Денисенко-старший вытащил из ящика стола запыленную "Моторолу" и подал пораженному сыну. - Поедешь завтра в банк. Откроешь счет. Я скину тебе на него... Пять штук баксов... Нет, и трех с тебя будет достаточно. Для начала. Поедешь в налоговую. Помнишь Патрикеева? Ну тот, который еще перепив кувыркался на столе на моем юбилее? Найдешь его. Скажешь ему, что хочешь зарегистрироваться на ЧП. Скажешь, что ты Денисенко, и он тебе все бумажки к завтрему провернет. Будь вежлив, и поменьше мата с секретаршами. Понял?
  -- А че я делать-то буду? - Из всех сил выдавил Денисенко-младший.
  -- А мне пофиг, че ты делать будешь. Ты теперь бизнесмен. Денег я тебе дал. Делай бабки как хочешь. Дошло?... Что тебе еще надо?
  -- "Джип".
  -- Обойдешься. Сперва на "Девятке" поездишь, а на "Джип" заработаешь сам... Что еще?
  -- Мобила парашная. Стыдно с такой.
  -- Потом, когда свои бабки будут, купишь какую надо... Пока и с такой полетаешь. Я ваще без мобилы начинал... И помни, я тебе деньги прокурить со шмарами не дам!!!
   От последнего отцовского окрика Денисенко-младшего отнесло метра на два от стола.
  -- Свободен... С-сынок... - Сквозь зубы подвел итог беседы Денисенко и отвернулся, подождав пока сын не выйдет из кабинета.
   Посидев минут пять в мрачном раздумье и перебирая толстыми красными пальцами тяжелую цепь из фальшивого золота на шее, Денисенко очнулся и ушел на кухню поесть.
   Похлопав домработницу Клавдию по объемистому заду вместо приветствия, Денисенко сел за стол и начал жадно и быстро поглощать все приготовленное. Клавдия с привычным испугом наблюдала эту картину с салфеткой в руке, почему-то вспоминая свое деревенское детство в колхозном свинарнике.
   Поев и почувствовав охватившее тело довольство, Денисенко с пирожком во рту пошел в туалет. Вышел, дожевал пирожок, застегнул ширинку и поехал в контору поруководить своей многострадальной фирмой.
  
   Радостно и бодро оглядел Денисенко пришедшего, прокашлялся и объявил:
  -- Оч-чень рад! Очень рад вас видеть, Семен Иванович!
  -- Рады? - Гость был явно удивлен. - Это для меня огромная редкость, товарищ Денисенко. Так доложу я вам.
  -- Ну что вы, Семен Иванович, что вы! - Тренированный голос Денисенко не выдавал той жуткой дрожи, которую уже столько лет вызывал этот неприятный человек. - Мне крайне приятно видеть вас! Поверьте!
  -- Верю. - Коротко и равнодушно ответил Семен Иванович, положил на стол свой объемистый потертый портфель и вынул из него пачку документов. - Закончим радости и перейдем к прозе. - Голос пришедшего не обещал ничего хорошего.
   Семен Иванович покопался в пачке бумаг, прокашлялся и, не отрывая озабоченных глаз от бумаг, начал:
  -- Непорядок, товарищ Денисенко, непорядок, доложу я вам.
  -- А что же такого произошло?! - Красиво и недоуменно спросил Денисенко.
  -- Вам лучше знать. - Отрезал Семен Иванович и с гадливой улыбкой достал из пачки одну изрядно измятую бумагу. - Сигнал поступил на вас. - Радостно известил он Денисенко и показал бумагу. Денисенко было протянул руку для ближайшего ознакомления, но прыткий Семен Иванович мигом спрятал бумагу обратно. - А мы, как вы знаете, не можем не отреагировать на подобные сигналы.
  -- Объясните же, дражайший Семен Иванович, в чем же дело? - не утерпел Денисенко, мозоля глазами пачку со спрятанной бумагой.
  -- Я вам не дражайший. Это вам дрожать надо. Удивляюсь, как вы еще не знаете всех подробностей?...
   Денисенко едва сдерживался, чтобы не придушить назойливого гостя, и глубоко вздыхал, стараясь скрыть бешенство.
  -- Слушаю вас. - Произнес он спокойно и холодно. Семен Иванович почувствовал нехорошую перемену в настроении Денисенко и, немного отодвинувшись от него, начал:
  -- Так вот, товарищ Денисенко, в чем дело... При проверке вашего отчета за прошлый год найдена недостача в уплате по налогам. Оч-чень большая. - Подчеркнул Семен Иванович, выразительно посмотрев на внимательно слушающего Денисенко. - Прокурор в курсе, мэр тоже. Вот бумага от вашего бывшего главбуха. - Он опять вынул из стопки ту же измятую бумагу. - Что вы сознательно указывали на скрытие налогооблагаемой базы, ну и так далее... Пока решено, конечно устно, благодаря вашим заслугам и авторитету, дать вам некоторое время... Ну-у, недели две на закрытие ваших грешков, и тогда делу конец. Все будут довольны. В том числе и вы. Может быть.
   Семен Иванович закончил и посмотрел из-под очков на Денисенко, сидевшего молча и обхватившего голову своими большими руками во время его речи. Минутная пауза прерывалась только едва слышными мощными вздохами Денисенко. Семену Ивановичу как будто послышалось в этом тяжелом дыхании слова: "Уб-бью... С-суку...". Он на всякий случай загородился от Денисенко своим толстым портфелем и тревожно поглядывал то на дверь, то на Денисенко.
   Через эту длинную минуту Денисенко отпустил руки от окаменевшего лица, посмотрел на Семена Ивановича мутными глазами и через силу улыбнулся. Голос его был угрожающе глух.
  -- Благодарю вас, Семен Иванович, за предупреждение. Конечно, сделаю все, что смогу...
   Семен Иванович своим чиновничьим чутьем понял, что пора уходить и, бурча под нос несвязные слова ненужного прощания, попятился к двери, прижав свой портфель к груди, как щит. Денисенко провожал его жестоким, невидящим взглядом.
   Только оказавшись в приемной, Семен Иванович облегченно вздохнул и смог связно думать о том, что произошло в кабинете. Он привык давить людей, особенно высокого коммерческого круга, своей властью, и редко ему психологически могли противостоять. То, что он почувствовал в общении с Денисенко, сбило его с толку и испугало. Семен Иванович дал себе слово быть очень осторожным с Денисенко в дальнейшем.
  
  -- Знаю, знаю, Паша, про твою беду. Уже знаю...
   Максим Глебович соболезнующе похлопал Денисенко по руке и, выпив залпом рюмку водки, посмотрел маслянистыми глазами на молоденьких полуголых танцовщиц, выделавших замысловатые па на сцене ресторана под ритмичную музыку.
   Денисенко помалкивал и пил не закусывая. Настроение его было беспросветно мрачное. После удара, нанесенного днем пройдохой Семеном Ивановичем, он долго сидел и думал, как выпутаться из неприятной ситуации, никого не принимая и не отвечая на звонки. Поразмыслив над всеми возможными вариантами, он не нашел лучшего выхода как обратиться к Максиму Глебовичу, "Глыбе", издавна ворочающему крупными темными капиталами в Бурыльске.
   Денисенко было крайне тяжело звонить ему, но Максим Глебович спокойно воспринял его желание о встрече. Местом для свидания как обычно стал центральный бурыльский ресторан "Взморье", названный так в честь гулявших в нем при Сталине морских офицеров, хотя ближайшее море от Бурыльска находится за пару тысяч верст.
   Метрдотель, седой и благородный старик с мутными наколками карточных мастей на жилистом лице, быстро организовал для Денисенко столик в темном уютном углу в стороне от гуляющей публики. Минута в минуту прибыл Максим Глебович, как всегда счастливый и подтянутый. Он не стал сразу переходить к делу, и для начала принял несколько рюмашек водки и плотно закусил, рассматривая счастливыми глазами прочую публику. Метрдотель неукоснительно следил за их столиком, часто подходя и предлагая свои услуги.
   Денисенко оценил такт Глыбы, не ставшего подтрунивать над его проблемами и не вдававшегося в неприятные подробности. Скорее всего, тот был почти во всем в курсе. Как и всегда. Но главная мысль жгла и мучила голову Денисенко, это какой выход будет ему предложен Максимом Глебовичем. Он сидел неподвижно, с суровым лицом, двигая только рукой, чтобы взять вилку или рюмку. Музыка, грохотавшая в зале, проходила сквозь него, не задевая его тяжелые чувства. Денисенко резонно предположил, основываясь на безоблачном настроении Глыбы, что он уже обдумал его дело и уже отчетливо знает, как получить с него прибыль для себя. Только в чем была выгода, этого не мог знать точно Денисенко и нервно готовился к очередному удару. На это раз, со стороны Глыбы.
  -- Могу помочь... - Непринужденно перешел Максим Глебович к главному, так терзавшему Денисенко.
   Денисенко выпил и молча уставился в довольного жизнью и ресторанной обстановкой Глыбу. Тот почесал затылок и хитрыми глазами поглядел в тарелку.
  -- Вопрос на сколько?
   Пока Денисенко соображал, Максим Глебович вальяжным и непререкаемым жестом отстранил дежурившего около них метрдотеля, и тот удалился, уважительно глядя на крупных воротил города, чувствуя, что в этот момент они решают очень значительные вопросы.
   Денисенко вынул из внутреннего кармана пиджака свой "Паркер" брянского производства и быстро написал на салфетке. Максим Глебович мельком взглянул на написанное, выпил рюмку и улыбнулся.
  -- Всего-то?
   Денисенко недоуменно посмотрел на сиявшего Глыбу, машинально скомкал салфетку и засунул вместе с ручкой в карман.
  -- Сам бы смог справиться, Паша... Ну не вопрос, раз другу надо так надо...
   Денисенко сжался в предчувствии, потому что, когда Максим Глебович к кому-то обращался как к "другу", то "другу" надо ждать очень больших материальных и моральных потерь.
  -- Когда надо? - Ослепительная улыбка не сходила с сытого лица Глыбы.
  -- Две недели. - коротко ответил Денисенко и выпил.
  -- Послезавтра жди. Скину транш на твой личный. Номер не изменился?
  -- Тот же. Условия?
  -- Какие условия могут между друзьями?
   После этих слов Денисенко икнул и внутренне сжался. Максим Глебович произнес слово "друг" в обращении к нему второй раз, и это был очень дурной знак. Денисенко поднес рюмку ко рту, но не нашел сил, чтобы выпить. Холодный пот выступил на его лице.
  -- А все-таки?...
  -- Ну что ты, Паша! Успокойся ты... На тебе ж лица нет.
  -- Ты долю хочешь в деле? - Отрывисто произнес Денисенко, напряженно глядя на Максима Глебовича.
  -- Да на кой черт мне твой бизнес. Давай-ка лучше выпьем за наше процветание!
  -- Не томи, Максим.
   Максим Глебович с некоторым удивлением посмотрел на Денисенко, медленно выпил и с интересом посмотрел на Денисенко.
  -- Ты что, Паша? Думаешь, я наколоть тебя хочу? Не парься, вернешь, когда сможешь.
  -- И все? - Денисенко явно не верил Максиму Глебовичу, и это слегка его смущало.
  -- Все.
  -- Зубани.
  -- Ну что за детский сад, Паша?! Мамой клянусь! - Неверие Денисенко даже несколько восхитило Глыбу.
  -- Мама твоя уже как семь лет умерла.
  -- Ну своей жизнью клянусь! Ты что, Паша, не веришь мне?! - Очередная рюмка застыла в руке Максима Глебовича на полпути ко рту. Он был уже не на шутку изумлен.
  -- Вера верой, а деньги деньгами.
  -- Верно. Хочешь, я тебе расписку соображу, а?
   Денисенко в упор смотрел на Глыбу, его рюмку в недрожащей руке и обдумывал все сказанное. Ресторан исчез для него, растворился в лихорадочной работе мозга.
  -- Ладно. Будь по-твоему. - Изрек Денисенко, и Максим Глебович с облегчением поднес рюмку к губам.
  
   Голова болела, но эта боль почему-то была до сладости приятной. С трудом оторвав голову от шелковой подушки, Денисенко разлепил набрякшие глаза и посмотрел в окно. Яркий свет позднего ясного зимнего утра наполнял мягким сиянием уютную спальню. С кряхтеньем обернулся в другую строну, почесал помятую обросшую щеку, и слезящийся взгляд уперся в жирное желтое, изрытое как весенняя земля, плечо с пятнышками, выплывшее из комбинации. "Клавдия?" - Скрипнул извилинами Денисенко. - "Странно... А что же вчера?... Ресторан... Глыба... Сема-сволочь... Долг... Точно!" - Сбросив с себя расслабленность, Денисенко энергично сполз с кровати, держась за стенку добрел до ванны, где долго сначала долго пил из крана, а потом с уханьем плескался, сгоняя сон и похмелье.
   Сотовый он решился взять только сидя на кухне, попивая крепкий чай с лимоном и стараясь восстановить в голове цепь событий вчерашнего вечера. Денисенко вспомнил о причине этой встречи, но начисто забыл об ее итоге.
   Дрожащими пальцами он набрал номер Максима Глебовича.
  -- Максим?...
  -- Паша! - Голос Глыбы свидетельствовал о крепости здоровья и свежести.
  -- Как ты?
  -- В лучшем виде! Тебе уже деньги нужны? Не думай, я уже поговорил с прокурором и Семкой. Все пучком!
  -- Точно?
  -- Мы же вместе еще вчера с ними обговорили. Не помнишь?
  -- Да как-то... Из головы вылетело.
  -- Ха-ха-ха! Ну тогда поправляйся! И будь спокоен! Давай, увидимся!
   Под писк отключившегося аппарата Денисенко переваривал услышанное, потом облегченно вздохнул и залпом выпил чай из кружки.
  -- Это ж надо, так с радости набраться? - вполголоса раздумывал Денисенко, постукивая пальцами по красному дереву столешницы. - Как школьник, ей-богу...
   Этим временем из спальни спустилась завернутая в бархатный халат с золотыми драконами Клавдия, на седеющие редкие волосы она уже успела накрутить бигуди. Посмотрела на Денисенко и удивилась. Впервые он не ассоциировался у нее со свинарником. Почему-то вместо свиней в голове Клавдии всплыл старый ободранный пес на цепи, дремлющий под солнцем у миски с высохшей костью. Ей стало немного жаль Денисенко. По-женски.
  -- Приготовь-ка мне костюм, Клавдюша. - Сказал ей Денисенко вместо приветствия и с таинственным злорадством добавил о своем. - Сегодня я им устрою...
   Садясь в "Джип" он тайком перекрестился. В первый раз в жизни.
  
  -- Привет, хмырь. Как дела?
   Денисенко был в прекраснейшем расположении духа и полон сил морально потерзать кого-нибудь. Жертвой для этого подвернулся Денисенко-младший, сынок собственной персоной.
  -- Нормалек, папаня!
  -- Поподробнее, сынуля.
  -- Ну че как? Крутанул я бабки.
  -- Где и как? - Невольно удивился Денисенко-старший.
  -- Где-где? На лохотроне в "Привате".
  -- У этих жлобов? И они тебя целого выпустили?
  -- А тебя вчера видели с Глыбой в "Взморье". Говорят, вы с ним такие корки отмачивали! Теперь меня боятся. Как же, я ж твой сын!
  -- Однако... И сколько наварил?
  -- Шесть штук! - Денисенко-младший сиял как свежевычеканенный пятак.
  -- Рублями?
  -- Баками!
   Денисенко-старший взъерошил седеющую щетину на голове и не нашелся, что ответить на это.
  -- Бать, дай "Джипа" погонять? - Выдал свою сокровенную надежду Денисенко-младший.
  -- Возьми... Но чтоб завтра к десяти утра некоцаная в гараже стояла. - Задумчиво ответил отец.
   Денисенко-младший быстро схватил заветные ключи со стола и рванул не прощаясь к дверям, пока Денисенко-старший случайно не передумал.
   Оставшись один, Денисенко произнес:
  -- Вот тебе и бизнес, твою мать. Кому деньги на, а кому - только куча говна.
   Неожиданно в кабинет заглянул сын.
  -- Батяня! Там этот пришел! Ну из налоговой. Очкастый, с портфелем.
  -- Зови, сейчас он огребет у меня.
  -- Бать! - Голова счастливого сына опять просунулась в двери. - А можно я этому, очкастому, по печени двину?
  -- Не стоит, сынок...
  -- А можно я твою секретаршу возьму на вечер?
  -- Анфису Гавриловну?
   Лицо сына скривилось.
  -- Эту старую клюшку?! Не-е-ет. Таньку хочу.
  -- Ну, возьми... Хрен с тобой...
   Денисенко-младший наконец-то исчез, переполненный детской радостью, и в дверь вошел, медленно и конфузливо, Семен Иванович.
  -- Добрый день, Павел Олегович. - Елейным голосом приветствовал он хозяина кабинета.
  -- Добрый, добрый... Проходи, садись, Семен... э-э... Иванович... - Густым барственным голосом, не предвещавшим ничего хорошего, ответил Денисенко.
   Семен Иванович робко протянул ладошку, но встретив жесткий взгляд Денисенко, быстро спрятал руку обратно.
  -- Как жизнь, Семен Иванович? - Продолжил беседу Денисенко.
  -- Вашими трудами мы и живы. Как и все бурыльчане.
  -- Здоров ли? Сыт ли? Не обносился ли с женой да детишками? - Не слушая собеседника, продолжал Денисенко, упершись безразличными глазами в окно.
   Семен Иванович опешил от таких вопросов, хотел что-то ответить, но осекся и замолк, перебирая взмокшими ладонями ручку своего портфеля.
   Через минутное молчание Денисенко, в упор глядя в окаменевшего Семена Ивановича, проникновенным голосом спросил:
  -- Ты объясни мне, Семен Иванович, почему я до сих пор на тебя киллера не нанял?
   Семен Иванович с ужасом посмотрел на Денисенко и от удивления открыл рот.
  -- А ведь пора... Давно пора... - Ответил за него Денисенко и опять уставился в окно.
   Еще через минуту гробовой тишины Денисенко продолжил душевный разговор:
  -- Ты, Семен Иванович, хоть знаешь, кто я?
  -- З-знаю. - Пролепетал тот.
  -- Знаешь? Это хорошо. А то если бы не знал, так я б тебя... - Голос Денисенко стал пронзительно угрожающим и тихим. Семен Иванович сжался в комок, мокрый от пота, и только взъерошенная голова, увенчанная очками, торчала из-за портфеля.
  -- Давай бумагу. Ту, самую... - Едва слышно, но отчетливо произнес Денисенко, нависнув над дрожащим Семеном Ивановичем.
   Тот быстро расстегнул портфель и начал энергично ворошить бумаги, изредка смахивая крупные капли пота со лба. Нашел и протянул Денисенко, не смея поднять глаз.
   Денисенко спокойно вынул бумагу из подрагивавшей руки Семена Ивановича, мельком глянул и небрежным жестом бросил на свой стол.
  -- Свободен. - Приказал Денисенко и отвернулся.
   Пыхтя и отдуваясь, Семен Иванович сгреб кучей бумаги обратно в портфель и юркнул за дверь.
  -- Каз-з-з-е-ел! - Тут же отвел душу Денисенко и ослабил узел галстука на вспотевшей шее.
  
   Никогда еще в жизни Денисенко не был поражен. Он сидел и глотал воздух ртом, с трудом осознавая весь ужас услышанного.
   Перед ним сидел хныкающий сын и молодой лейтенант милиции, бодрый и чистенький, как с плаката в милицейской школе.
  -- Да как ты мог?! - Прохрипел в итоге Денисенко-старший, глядя немигающими рыбьими глазами на сына. У того обвисшие губы дрожали, как кленовые листья под дождем.
  -- Ознакомьтесь с протоколом, товарищ Денисенко. - Равнодушно-радостным тоном, не глядя никому в глаза, сказал лейтенант и протянул бумагу.
   Денисенко-старший пытался читать, но кривые и смазанные строчки копии расплывались в туманных глазах. Через минуту он вытер глаза тыльной рукой мокрой ладони, помигал и вернул протокол обратно:
  -- Прочти сам, будь любезен, товарищ лейтенант. Только самое главное... - Бессильно проговорил Денисенко и хмуро поглядел на виноватого Денисенко-младшего.
  -- Главное... - Тем же тоном произнес лейтенант. - А главное вот что... Семнадцатого поступила жалоба от жильца Федорцова А. И., проживающего рядом с Денисенко... то есть вашим сыном. При ремонте туалета, Федорцов обнаружил сквозное отверстие в стене, ведущее в ванну квартиры Денисенко. В отверстии примерно в сантиметр диаметром находилось какое-то сложное оптическое устройство. Линзы и все такое... Федорцов обратился за объяснениями к Денисенко... то есть вашему сыну... Но, так как тот находился в состоянии сильного алкогольного, и не только алкогольного, опьянения и не мог ничего связно сказать, то Федорцов сам проникнул в квартиру Денисенко, в ванну, где обнаружил видеокамеру, направленную на вышеуказанное отверстие... Около видеокамеры была кассета, которую Федорцов самовольно изъял и просмотрел дома, и обнаружил... В общем, ваш сын записывал как Федорцов и члены его семьи... э-э-э... отправляли естественные надобности. - Лейтенант смущенно хихикнул, косо взглянул на обоих Денисенко и опять уткнулся в бумагу. - В общем... Так-так-так... Дело пахнет, как минимум, циничным хулиганством и, как максимум,... если будут доказательства, что эти... м-м-м... записи распространялись... То-то..., в общем, уголовка, товарищ Денисенко... Лет пять...
   Лейтенант виновато-иронически посмотрел опять на хмурого Денисенко-старшего и спрятал протокол в свою темно-коричневую дерматиновую папку.
  -- И почему я тебя в младенчестве не угрохал? - Вслух грустно подумал Денисенко-старший после минуты глубоких раздумий. - А ведь так хотелось... И почему у меня девочка не родилась? Сейчас бы блядствовала, так только на контрацептивы и аборты только тратился, и ладно...
   Денисенко-младший немигающими стеклянными глазами смотрел на отца и не верил своим обвисшим ушам. Лейтенант замер по стойке смирно и открыв рот.
- А посади его, летеха, в натуре посади. - Жутко улыбаясь, подвел итог своим раздумьям, Денисенко-старший, сверля глазами обалдевшего лейтенанта. Он смотрел мимо сына, как будто того и не было в кабинете.
  -- Бать, ты че?! - Не удержался от горестно-недоуменного восклицания Денисенко-младший. - Это ж хохма!
  -- Хохма? - Спокойно переспросил Денисенко-старший. - А как отымеют тебя за эту хохму во все дырки. Ничего... Посидишь - человеком станешь. Не в армию, так на зону...
  -- Бать! - Голос сына перешел на дельфиний фальцет и выражал всю гамму человеческого горя. - Я больше так не буду! - По-детски добавил и тихо всхлипнул.
   Лейтенант почесал затылок, сопревший под фуражкой и молча вздохнул, удивляясь этой сцене.
  -- Хватит. Поди, лейтенант. Я в курсе. - Невыразительным голосом простился Денисенко-старший и подождал, пока тот не вышел из кабинета.
   Когда дверь захлопнулась, Денисенко-старший встал из-за стола, молча подошел и изо всей силы двинул кулаком сыну в глаз. Денисенко-младший от удара слетел со стула и покатился по ковру, хватаясь за голову.
  -- Быдло тупое. - Вполголоса и без эмоций произнес Денисенко-старший, рассматривая стонущего сына, ползающего у его ног. - Исчезни и не свети. Мне будто и своих проблем мало. Катись.
   Сын охая поднялся с пола и выскочил из кабинета.
  -- Еще один козел. - Подвел итог обрушившемуся событию Денисенко, оставшись один.
  
   На праздничном приеме у мэра Бурыльска Денисенко был мрачен и малоразговорчив. Он время от времени зло косился на радушного и толстого полковника милиции, пьяного и развязно флиртующего с женой мэра, раздумывая, сколько тот может запросить с него за закрытие этого дела. При определении возможной цифры Денисенко глубоко и беззвучно вздыхал и опрокидывал в рот кислое шампанское, мечтая о водке и покое в объятиях Клавдии.
   К нему подошел вечно довольный жизнью и бизнесом Максим Глебович.
  -- Здравствуй, Паша! Как дела?
  -- Хреново. - Коротко ответил Денисенко.
  -- Знаю. - Спокойным звучным голосом ответил Глыба и с отеческой грустью посмотрел на бедствующего коллегу.
  -- И про это знаешь? - Удивленно посмотрел на него Денисенко.
  -- Знаю. Но никому не скажу. Будь спокоен. Выпьем?
  -- Да задолбала эта кислятина.
  -- Есть и водка. Сема принес.
  -- Я у этой сволочи пить не буду.
  -- Хоть чья, а водка остается водкой. Как и друзья.
  -- Как и враги. - Зло дополнил Денисенко.
  -- Ну и прикольный у тебя сынок, Паша. Выдумщик! Я до такого бы не додумался. - Максим Глебович приобнял понурого Денисенко и мягко, но настойчиво повел в другой конец фойе, продвигаясь как ледокол через толпу веселящегося местного бомонда.
  -- У этих современных кретинов еще и не такие приколы, мать их задери. - Злился Денисенко.
  -- А вот и Сема!
   В углу стоял Семен Иванович, подобострастно улыбающийся всем без исключения.
  -- Хороший вечер, Павел Олегович! - Поприветствовал он Денисенко. - Водочки не желаете?
  -- Ее самую и хотим. - Ответил за Денисенко Максим Глебович.
  -- А зря вы так, Павел Олегович, со мной, так крутенько! - Весело приговаривал Семен Иванович, доставая из своего портфеля на удивление холодную запотевшую поллитровку и разливая по будто ниоткуда появившимся хрустальным рюмкам. - Я мог бы, конечно в силу своих скромных возможностей, помочь вашей беде...
   Денисенко со злым недоумением посмотрел на Максима Глебовича, но тот в ответ просто пожал своими широкими плечами.
  -- Какой беде, Семен Иванович? - Решил уточнить Денисенко, прикинувшись несведущим.
  -- Да как же! А сыночек ваш?!...
  -- Откуда он знает? - сиплым шепотом спросил Денисенко Глыбу.
   Максим Глебович опять пожал плечами и сказал:
  -- Да этот ушлый тип все знает.
  -- И чем же можете помочь? - Обратился Денисенко к Семену Ивановичу, криво улыбаясь.
  -- Эх вы, Павел Олегович! Зря вы так со мною! А я ведь с товарищем полковником коротко знаком. Даже очень. Знаю подходы. По нужным вопросам. Даже очень нужным.
  -- Я его тоже знаю. И не таким видал.
  -- Но договоритесь с ним навряд ли. - Семен Иванович блаженно и приторно улыбался, ощущая действие выпитой водки и свою сиюминутную силу над набыченным Денисенко-старшим.
  
  -- Боги приходят и уходят... А Денисенки остаются... Это я не о тебе, мудозвон. - Денисенко-старший почесал залысину на бескрайнем своем затылке и опустил тоскливый взор в опустевший стакан. Перед ним расплывался трепещущими темными пятнами образ непутевого сына, сопящего и хмыкающего беспрестанно, но не рискующего произнести ни слова. - Х... х... - захрипел Денисенко-старший, пытаясь продолжить монолог.
  -- Хуй? - Предположил Денисенко-младший, искательно заглядывая в разбежавшиеся глаза отца.
   Денисенко-старший с трудом свел глаза обратно, придал им блеск некоторого ума и ответил:
  -- Сам ты хуй... Х... хочешь остаться?
  -- Хочу, папочка, очень хочу! - Взвизгнул польщенный предложением сын, время от времени потирающий смачный синяк на глазу.
  -- Плохо хочешь, иродово отродье. - Денисенко-старший хекнул, закинул в рот еще водки и захрустел соленым огурцом. В его слезящихся глазах на потном лице таилась какая-то вселенская мудрость, недоступная присутствовавшему молодому поколению.
  -- Плохо хочешь. - Подытожил он свои мельтешащие в голове мысли. - Если бы хотел, то не занимался фигней всякой. Придурок ты, придурком и помрешь.
  -- Придурок - он же при дураке, папа. - Ляпнул Денисенко-младший, тайком отводя жадные глаза от водки и сглатывая сухую слюну. Отец дома пил только в одиночестве.
  -- Вот и ты при мне... И что ты при мне? Весь в дерьме, и только...
   Денисенко-старший отвлекся от монолога, переросшего в поучительную беседу, смахнул непослушной рукой и повалился спиной на натужно скрипящую спинку стула. Казалось, он задремал, при этом его полуоткрытые глаза все равно отражали свет некоей сверхчеловеческой тайны.
  -- И че, бать, делать? - Замогильным шепотом спросил Денисенко-младший.
   Отец немного очнувшись вперил свои глаза на сына. Он думал над ответом несколько минут и молча разглядывал сына. Было видно, что увиденное ему не сильно льстило.
   Ему вспомнилось пережитое этим днем унижение, сверлящее, томительное, в кабинете полковника милиции, как тот, подтянутый, веселый, превосходный во всех отношениях, дружески хлопал Денисенко по животу и гоготал над содержанием трижды проклятых показаний и протокола. В итоге сошлись на штуке баксов и "поляне" на день милиции, перенесенный полковником со слякотного ноября на "более приятный для пиршественных отдохновений на природе" июнь. Он выбежал из милиции, взбешенный, выжатый, "морально оттраханный во все дырки", и первым делом купил ящик водки. Прибыл домой, и в душе остались только опустошение и горечь. Не в первый раз.
  -- Жить... И не рыпаться. - Ответил Денисенко-старший и с кряхтеньем перебрался на диванчик, специально стоящий в столовой для таких случаев. Ему хотелось плакать или убить кого-нибудь.
   Через полчаса Клавдия укрыла его, безобразно храпящего на весь дом, пледом и убрала со стола посуду и объедки.
  
   Приехал в офис Денисенко-старший поздно и был необычайно зол и нездоров. Стремительная и умная секретарша налила ему минералки и промассировала плечи и виски.
   Глубоко занятый своим физическим и духовным состоянием, Денисенко не заметил, что секретарша чем-то сильно встревожена, ее пальцы упруго дрожат, голос хрипл, глаза неестественно блестят.
   Очухался и начал замечать великолепие окружающего мира только через час. Увидел, что с секретаршей, только когда она принесла кипу бумаг на подпись. Листы выпадали из ее рук, и отвечала она с каким-то диковатым смешком и невпопад.
   Для очистки руководящей, ко всему привыкшей совести, Денисенко посверлил секретаршу опухшими после вчерашнего глазами и спросил:
  -- Что?
  -- Ничего-с, Павел Олегович... Ничего-с...
  -- Что - ничего-с? Не слышал что-то раньше это "ничего-с".
   Секретарша полминуты помялась и начала раскалываться вездесущему боссу.
  -- Утром была Агафья Прокловна, бухгалтерша бывшая. Вас не дождалась. Просила передать, что придет... (секретарша стрельнула очками на настенные часы) через двадцать минут. И у нее для вас большой сюрприз. Так и просила сказать: "Большо-ой сюрприз".
  -- Че ей надо? - Недопонял Денисенко.
  -- Вас видеть. Что-то есть для Вас наедине.
  -- Еще чего! И видеть эту предательскую суку не могу. Обормотка! Меня чуть ли до нищеты не довела! У меня для нее наедине только пуля припасена!...
   Разгневанного Денисенко понесло, и секретарша, быстро смекнув, исчезла в приемной, не дождавшись конца речи.
   Двадцать минут пролетели как выстрел, и пунктуальная Агафья Прокловна, круглая и жизнерадостная женщина средних лет с обесцвеченной химией на голове, вкатилась в кабинет Денисенко. На ее губах танцевала упоительная и одновременно хищная улыбка, толстыми короткими пальчиками, унизанными сверканием бесчисленных колец, она держала пакет с неведомым содержанием.
   Денисенко не успел открыть рот, чтобы по-матерному попрощаться с ней, а она уже стояла рядом с ним и мило картавя густо накрашенным ртом здоровалась с ним:
  -- Павел!... Ах, Олегович!... Как!... Я рада!... Видеть Вас!... И только Вас!... Ах!... Как же!... Мы давно!... Не виделись!...
   Денисенко сперва даже поверилось, что она действительно очень рада встрече с ним. Но через секунду это чудо испарилось как дурной сон. И пробуждением стал неожиданный удар чем-то тяжелым, мягким и резиновым по лицу. Похмелье как рукой сняло, стало больно и трезво до черной ощутимой холодной злости.
  -- Не ждали!... Павел Олегович!... - Тем же радостным тоном прокомментировала свое неординарное действие Агафья Прокловна. В ее нежной, но не по-женски сильной руке болтался неимоверно большой искусственный член телесного цвета, который она неудобно, но старательно сжимала своими пухлыми пальчиками, привыкшими к шелесту бумаги и клацанью клавиш калькулятора.
  -- Лови!... Ворушка!... Обманец!... Поискай еще такую дуру!... - Приговаривала она, лупцуя интимным прибором опешенного Денисенко. Тот успевал только закрыть ладонями красное от ярости и стыда лицо и еще не додумался ответить на невероятную выходку.
  -- Лапал!... Лапал же!... Хватал, кобель!... Теперя сам узнаешь, как оно!... - Ласково-придушенно бормотала Агафья Прокловна, отдыхая в минуту усталости и вытирая с низкого лба резиновым членом выступивший обильный пот.
  -- Ах!... Ты!... - Неосознанно попадая ей в тон ответил оживший Денисенко и схватил со стола увесистую папку, которую не замедлил поднять обеими руками над головой то ли в качестве орудия нападения, то ли защиты. Накинуться физически на бывшую бухгалтершу он почему-то не пытался. Но лик его был полон устрашающего буйства, готового вырваться из него в любой миг.
  -- А ну!... Пашла!... Пашла отсюдова!... Стервь!... Ты, Проклятовна!... Меня!... Денисенко!... Хуем!... Да я!... Парву!... В месиво!... Урою!... - Сотрясался мощными залпами Денисенко, как гвардейский офицер на турецком фронте, всеми фибрами неистовой до самых беспросветных глубин своей души.
   Агафья Прокловна стояла невозмутимая и спокойная, внимая воплям бывшего начальника как камень дождю, терпеливо и бестрепетно.
  -- Ну вот и попрощались. - Подвела она итог тихим и будничным голосом. Денисенко встал как вкопанный, челюсти заклинило от изумления. - Теперь знаешь, что от меня ждать. Квиты на все сто. Адье, черт.
   Агафья Прокловна вышла из кабинета Денисенко, как Мухаммед Али с ринга после последнего в своей славной боксерской карьере боя. Резиновое изделие, рельефное, игриво изогнутое, гордое и почти не пострадавшее от непрофильного применения, осталось на столе у Денисенко.
  
  -- Как же, Аркаша Степаныч, как же это просто так оставить?! Не понимаю Вас! Совершенно не вникаю! Это же форменное преступление! Хулиганство в высшей степени! Будь я на Вашем месте, удушил бы эту... - Денисенко проглотил комок ярости в клокочущем от едва сдерживаемых ругательств горле, - гражданку. Поймите же. Это - надругательство. Да, надругательство! Надо мной, не последним человеком в Бурыльске. Максим Глыбыч, то есть Глебыч, подвердит. Сами же знаете.
   Городской прокурор Аркадий Степанович, слушал бушующего Денисенко с профессиональным спокойствием. На его скучающем вялом лице не вздрогнула ни одна жилка во время не малой по времени обличительной речи. С сатанинским терпением дождался неизменной паузы, отведенной для ответа, и сказал своим тонким трескучим голосом старого провинциального учителя:
  -- А что же Вы хотите, Павел Олегович? Я конечно не хочу Вам напоминать последних известных событий, связанных с Вашей семьей... Сами помните и понимаете... Но еще один скандал Вам вряд ли упрочит репутацию... Безусловно, безоговорочно крепкую и надежную как металл. Но... Зачем Вам это? Тем более, Агафья Прокловна имела на то все основания. Не так ли? А в случае возбуждения дела есть кое-какие бумаги, предоставленные ею мне. Я конечно не дам хода. Но в случае нагнетания ситуации... Все может быть, сами понимаете. Всплывет все, еще ваши финансовые дела, о которых она очень даже в курсе... Сами знаете... Что Вы еще хотите? Я же Вам советую - не надо, не надо этого. Только головная боль. Да еще убытки... Издержки всякие... Надо Вам это?... - Прокурор придвинулся поближе к Денисенко и проникновенно добавил:
  -- Надо тебе это, Паша?...
   Денисенко сидел молча, обхватив свою необъятную голову окаменевшими ручищами, склонившись, как мыслитель, лицом к потертому линолеуму. Аркадий Степанович закончил свою речь и сочувственно посмотрел на Денисенко. В обоюдном молчании прошла минута. Денисенко не шевелился, уткнувшись сизым носом в пол.
   Выдержав положенное время, прокурор достал из шкафа ополовиненную бутылку коньяка и две рюмки. Налил и расставил на столе. Денисенко разогнулся медленно, как перегруженная пружина, и взял рюмку. Глаза его были полны тоски и понимания.
  -- Ты прав, Аркаша, как всегда невозможно прав. - Сказал он, тряся головой, и выпил. Прокурор без лишних слов последовал его примеру.
  
   День кончался, незыблемо скатываясь к вечеру. За эти сутки, полные ярких неприятных событий, Денисенко был опустошен до основания. У него не было даже желания привычно обматерить Кольку за немытый "Джип". Он бухнулся в кресло как мешок, глаза его безучастно обозревали мельтешащую за передним стеклом действительность.
  -- Кудыть, Пал Олегыч? - Спросил его неизменно жизнерадостный Колька, усевшийся на кресло водителя. Денисенко неопределенно, как будто из последних сил, махнул рукой. Колька почесал под кепкой затылок и насупился, потом высморкался в бархотку для протирки стекол.
  -- Понял, Пал Олегыч. Через пару сек там будем.
   "Джип" тормознул около "Взморья". Денисенко с полминуты сидел все так же, потом присмотрелся и спросил:
  -- Ты куда меня привез?
  -- А куда же? Сами говорили.
   Денисенко серьезно посмотрел на Кольку, немного подумал и, ничего не сказав, выпихнул свое объемистое тело из внутренности автомобиля. Немного оправился и заглянул снова в "Джип", чтобы отдать Кольке последние указания. Но тот по своей профессиональной водительской привычке уже дрых, примостившись на своем месте и закинув веселое беззаботное лицо к потолку. Денисенко с укором посмотрел на него, но опять не стал ничего говорить и захлопнул дверь.
   В ресторане уже вовсю шло будничное веселье: орала из динамиков попса, пары нестройно пытались танцевать, пронырливые официантки разносили заказы и убирали грязную посуду. Шумели веселые компании, сдвинувшие столы. Бродили развязные подвыпившие мужчины, ищущие приключений и подвыпивших развязных дам. Кто-то уже пытался тишком скандалить с охраной, но пока еще безуспешно. Час для крутых и горячих разборок, о которых потом месяцами будет рассуждать по всему городу, еще не наступил.
   Метрдотель, появившийся у входа ниоткуда, как джинн из бутылки, подхватил Денисенко за локоть, вынул его из дубленки и проводил к столику. Через считанные секунды проворные руки официантов превратили девственно чистую поверхность столика в роскошество, уставленное произведениями кулинарного искусства, на одного человека. Денисенко только довольно жмурился и причмокивал. Тоски как не бывало. Около него нежно хлопотал сам метрдотель.
  -- Что, труповозка еще у входа не дежурит? - Пошутил с ним Денисенко.
  -- Сегодня не изволят. Еще не пятница. - Улыбнулся сморщенными губами метрдотель, наполнил водкой стакан и, весь удивительно и постоянно выглаженный и чистый в таком знаменитом гадюшнике как "Взморье", изящно поклонившись удалился.
   Вечер потек своим чередом. Денисенко не вспоминал о пережитом, ел и пил, особенно пил, в свое удовольствие, был радушен и светел своим безмятежным, наливающимся алкоголем, лицом. Даже игриво хлопнул по миленькой крепенькой заднице одну мимо пробегавшую молоденькую и симпатичную официантку. Та заулыбалась и многозначительно подмигнула ему. "Устоялось". - Сказала сама по себе раздобревшая душа Денисенко и заплакала невидимыми окружающим счастливыми слезами.
   Через час беспрестанного нагружения пищей и напитками Денисенко стал чрезмерно весел. В беспредельной голове роились всякие бесконечные и правильные мысли и сами собой рвались наружу. Даже куски еды невольно выскакивали изо рта от этих излишне ретивых мыслей.
  -- Эх вы, бездари! - Воскликнул Денисенко в мутнеющее хаотичное пространство перед собой. И мысли рванули прочь из головы, облекаясь в звуки, сложенные в слова. Денисенко выскочил изо стола, жирная салфетка прилипла к рукаву, опрокинутая рюмка пролилась на скомканную скатерть. Люди, бывшие вблизи него, враз притихли, многие узнали его и с интересом стали слушать.
  -- Мир... прекрасен! А чем он прекрасен, бездари?!... Нами он прекрасен... То есть не вами, а такими, как я!... Мы - вы... Высшая каста!... Нам дано вершить будущее... И ваше будущее тоже!... - Денисенко вещал, раскинув длинные руки в тусклом и спертом ресторанном воздухе. Из ширинки, которую он случайно расстегнул, когда чесал, вывалился его скукоженный член, в такт качания его тела болтался по столу между тарелок, вилок и рюмок. Но Денисенко не замечал этого и продолжал ошарашивать пространство своими рублеными фразами:
  -- Мы - соль мира! России то бишь... Мы подняли вас из грязи! Дали вам смысл жизни! - Денисенко запихнул непослушную руку в карман пиджака и вытащил из него пачку смятых долларов, которыми стал потрясать над головой. Все в зале молча и тревожно смотрели на деньги в качающейся руке Денисенко. - Вот она!... Соль мира!...
  -- Верно, как верно, Павел Вы наш Олегович! - Услышал Денисенко из угла. Он с трудом сфокусировал в направлении голоса свои глаза и увидел восторженное и подобострастное лицо главного редактора местной газеты, томно и робко аплодирующего его словам.
  -- А-а, это ты, жополизка! - Разочарованно произнес Денисенко, вытирая слюни, разлетевшиеся по щекам. - Опять сплетню разнесешь...
   Устало упал на свой стул, плюнул презрительно на пол и хватил остаток водки прямо из бутылки.
  -- Вот так. - Сказал, собрав последние силы языка и губ, Денисенко подоспевшему метрдотелю и упал безжизненным кулем на его жилистое плечо.
  
   Коля вез его, то бормочущего, то без повода возникающего, как юла вихляющегося на сидении, домой.
  -- А ведь скажи, Колька... Почему так, Коля?!... Да ведь я разве не прав!... Нет, Колян, нет, не говори так!... - Серчал о чем-то своем невменяемый Денисенко, хотя Коля только помалкивал, вцепившись холодными пальцами в баранку руля, и скрипел от злости зубами.
   Вдруг Денисенко хлопнул дверью и выскочил из "Джипа" на обочину. Благо, машина едва ехала по разбитой грунтовке, Денисенко два раза перевернулся в луже тающего коричневого снега, и резво встал, измазанный глиной, как американский спецназовец. Шокированный Колька враз затормозил и выскочил следом.
  -- Да что ж вы, Пал Олегыч?! Как вы так, мать твою ети?! Вапще охренели?! А ежли убьетесь, так Кольке на этап махать?! Удумал же, ебическая сила!... - Приговаривал водитель, залитый горячим потом и возбужденный сверх меры, удрученно размазывая грязь по дубленке босса трясущимися руками. Тот стоял тихо и ровно, держа руки по швам, как оловянный солдатик. Денисенко был в легком отупении, еще не могущий осознавать свои действия. Глаза его были как два больших серебряных доллара, блестящие, круглые и бессмысленные. Лишь через несколько минут он пришел в себя, начал шевелиться и издавать непонятные звуки.
  -- А шел бы ты, Коля. Задолбал ты меня. - Сказал Денисенко и посмотрел на опешенного водителя на удивления трезвыми глазами.
  -- Да как же, Пал Олегыч?! Как я вас оставлю?! Вы ж че-нибудь опять учудите, и шуруй Николай Михалыч по казенной повестке на Север. Э-э, не надо, Пал Олегыч!... - Завел свою песню Колька.
  -- Давай, езжай отсюда. Отпускаю я тебя.
  -- А как же вы?!
  -- Прогуляюсь, развеюсь. Да тут-то идти то двадцать минут.
  -- Не-е-ет, Пал Олегыч! Я вас тут одного не оставлю.
  -- Вали давай! Я не маленький! Это приказ! - Денисенко опять стал обычным, злым и крикливым, и Колька, немного успокоившись, потоптался недолго для приличия, поойкал, залез в автомобиль и уехал, обдав остервенелого и похмельного босса ароматной струей выхлопных газов.
  
   На улице было непроглядно темно, шел мелкий сырой снег. Под ногами хлюпало. С дубленки стекала тяжелая грязь и комьями падала на обочину. Денисенко тупо осмотрел себя, немного брезгливо пощупал прилипшую глину непослушными пальцами и медленно побрел вдоль дороги. Во рту першило, болела голова. Свежий ветер приятно обвевал горячее лицо. Думать о чем-то было муторно и противно.
   Вокруг было как в далекой, почти истершейся из памяти юности, буднично, бедно, романтично, грязно, безнадежно. С кристальной ясностью и острой ностальгией, он вспомнил, как где-то здесь, лет двадцать этак пять назад, он в первый раз порезал за тощий кошелек какого-то рабочего пьянчугу, припозднившегося домой в Седьмое Ноября. Так начиналась его трудовая биография. Первые капиталы. Усмехаясь своим нахлынувшим воспоминаниям, Денисенко вполголоса запел что-то по его мнению очень народное, слышанное в далеком детстве и засевшее в память с тех самых пор:
  -- А то ли свадьба, то ли похороны... Все равно мне там нальют... А как шибко разгуляюся... Морду мне в кровь разобьют... Эх, ты удаль молодецкая! Ой, ты девичья краса!... Ой, ты ебаное детство... Смерть заждалася меня... Пьют-гуляют люди добрые... В стаканы обильно льют... То ли женят, то ль хоронят... А все равно все перемрут!... Нету денег, денег нету!... Нет в кармане и рубля... Дайте водки, дайте свету!... Дайте мне скорея, бля!...
  -- Поешь, отец? - Прервал его приятное времяпровождение молодой грубый голос. Денисенко в недоумении остановился и осмотрелся в тусклом отсвете уличного фонаря, мерцавшего мертвенным больничным светом в нескольких метрах от него. Мгла через несколько секунд сгустилась в три черные фигуры, обступившие Денисенко полукольцом. - А нет ли у тебя закурить, отец?
  -- Валите, молокососы. - Плюнул со всем душевным отвращением под ноги подошедшим Денисенко.
  -- Зря ты так, отец. Не надо наезжать. Схлопочешь же... Давай, выворачивай карманы...
  -- Хер вам, выродки! - Взвизгнул Денисенко и попытался принять боевую стойку. Но не успел.
   Его месили как тесто, упорно и долго, но он не чувствовал боли. Что-то хрустело и сотрясалось в теле, ставшем чужим и деревянным. Крепкие молодые руки вывернули его из дубленки, ухватисто пробежались по карманам, изымая их содержимое. Денисенко попробовал опять возразить, но хлесткий удар по лицу лишил его такой возможности. Казалось, прошла целая вечность, пока Денисенко не повалился как драный мусорный мешок на холодную землю и не услышал прощальное:
  -- Бывай, отец.
   Денисенко попытался встать, замер на корточках в бессилии и заплакал, как ребенок, громко и навзрыд. Обидно было не то, что взяли деньги и прочее, а то, что его, Денисенко, не последнего человека в городе, вот так, по-простому, как самого банального алкоголика, растрясли на гроши. Да еще какие-то недоросли, чмошники по сравнению с ним, каким он был в их возрасте. Это случилось с ним впервые, так неожиданно и тяжело, как и у всех.
  
   Он добрел до ближайшего дома, оказавшегося большим черным бараком из штакетника. В окнах было темно, как в могиле. Никого не было в этот поздний час. Денисенко невольно начал искать мобильник, но тут же вспомнил об ограблении и опять засморкался горючими слезами. Он озяб без дубленки, обмочил штаны и хотел тут же умереть от всего, павшего на него по воле злодейки-судьбы.
   Денисенко и не заметил, как чья-то мягкая сердобольная рука с натугой подняла его и повела куда-то. Но он ничего не хотел замечать, безостановочно сокрушаясь по поводу несложившейся жизни. Пришел он в себя, когда лежал на полу на позе в какой-то тесной прихожей и хныкал. Кто-то ласковым женским голосом приговаривал над ним:
  -- Успокойся, Павел Олегович. Ничего страшного. Все хорошо. Давай, Павел Олегович, поднимайся, будь паинькой... Ты же большой мальчик, Павлуша... Будь же хорошим... Ты можешь, я знаю...
   Воркующий голос был как у ангела, и Денисенко не мог не послушаться его. Он, пересиливая онемевшее от холода и накатившей боли тело, разделся, залез в приготовленный для него таз с теплой мыльной водой. Он мирно дремал, нежась от прикосновения омывавших его рук. Потом кто-то вытер его, налил ему в рот какую-то душистую гадость и отвел на кровать. И Денисенко, причащенный и прощенный, провалился в бескрайнее серое бушующее море непослушных рваных снов.
  
   Утро сдавило его сонные глаза огнем далекого солнца, заставило зашевелиться, закряхтеть, опять ощутить бултыхающийся по телу коктейль боли и похмелья. Денисенко не узнал своей спальни, с минуту он в равнодушном недоумении вспоминал, как попал сюда, но ничего не мог припомнить. На себе он нащупал чистое чужое белье, рядом с кроватью лежал его вычищенный свежевыглаженный костюм, носки выстираны и благоухали хвойным мылом. Денисенко старательно осмотрелся и поморщился.
  -- Бедновато тут. - Прохрипел он и с трудом сел на кровати. Взял приготовленный стакан с водой и жадно вылакал до дна.
  -- А с чего быть богатым нам, Павел Олегович? - Знакомый ночной голос послышался за дверью из кухни. Через миг в комнату вплыла дебелая высокая женщина среднего возраста. В простом домашнем платье, седеющие волосы убраны в узелок на затылке.
  -- Не узнаете, Павел Олегович? - По-королевски улыбнулась она.
   Денисенко помычал и протянул ей пустой стакан.
  -- Одевайтесь да идите к столу. Полечу я вас... - Хозяйка ушла обратно на кухню.
   Там ждал Денисенко стол, накрытый просто, но со вкусом. Он не обнаружил алкоголя и начал гадать, чем же будут его лечить.
  -- Чаем крепким с травами я буду лечить. А пьянства с вас и вчера было довольно. - Прочитала его мысли женщина и поставила на стол булькающий чайник.
   Денисенко медленно ел, старательно разжевывая непривычную пищу, часто прикладывался к кружке с водой и с подозрением поглядывал на хозяйку.
  -- Значит, не припомните, Павел Олегович? - С хитрецой посмотрела она на Денисенко. - А ведь я работала у вас в магазине, полы мыла. Помните? Еще вы тогда всех нас выгнали за недостачу. Хотя, какой спрос с поломойки?... Ничуть. Вспомнили?...
  -- Сколько я вам должен? - Строгим голосом поинтересовался Денисенко, дожевывая последний кусок, и стараясь прекратить неприятную для него тему.
  -- Ой, да нисколько! - Засмеялась женщина, махнув на него рукой. - Я ж не такая, как вы.
  -- А мы чем-то различаемся? - Продолжил беседу успокоившийся Денисенко.
  -- А вы-то никогда не сделаете то, что я сделала сейчас для вас. Не правда ли? Потому-то я и лучше вас.
  -- Вы не правы. Не думайте, я не стремлюсь вас обидеть. Но сами посмотрите в суть вещей. Вот мы, как вы выражаетесь, живем делом. Создаем материальное благо в силу своих сил. А вы? "Лучше..." Иллюзии все это... А иллюзии, извините, ваши никчемные кушать не будешь.
  -- Да вы бы кушали только... Друг друга жрете и самих себя... - Веселье ушло с лица хозяйки, стало старым и суровым. - А иллюзии... Они ведь иллюзиям рознь. Никчемные, как Вы говорите, иллюзии - это то, что еще меня делает человеком в этом Вашем волчьем мире. А вы... Эх, что с вас взять? - Женщина отвернулась, встала от стола и стала перебирать фуфайки и пальто на вешалке у прихожей, вынула более крупное и порядочное и протянула Денисенко. - Вот. Возьмите. Это мужа моего покойного. Он тоже не мелкий был... И идите с Богом...
   Денисенко вышел, запахивая на себе чужое старое пальто, из приземистой старой избы с облегчением и радостью. Ясный зимний день веселил его, настраивал на что-то дельное и правильное. Он оглянулся напоследок.
  -- Не знаете вы Денисенко, не знаете... Узнаете...
   И пошагал бодро по хрустящему упругому снегу в город.
  
   Январь 2005 - Апрель 2006 г. п. Нагорный, д. Поповка, с. Мериново

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"