Усовский Александр Валерьевич : другие произведения.

Неоконченные хроники третьей мировой. Часть 3. Переход хода. Глава вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последнее, что увидел подполковник Гончаров в своей жизни - был внезапно остановившийся на нём безумный взгляд наркомана, его неуловимо быстрое движение - и направленный ему в грудь вороненый "хеклер-кох". Вспышка - и целый букет кроваво-красных огоньков, в одно мгновение вылетевших из его ствола, ослепил подполковника; грохота выстрелов он уже не услышал...
  
   Глава вторая
  
  ***
   - Что-о-о-о?! - Левченко аж подскочил на своём стуле.
   Генерал улыбнулся.
   - Да ты не ори, не ори, и рожи страшные не строй.... Не в буквальном, конечно, смысле, я не о физической смерти.... Ты уж меня прямо монстром сделал, вон, глаза кровью налились.... Не бойся, я Герду не меньше твоего люблю, и Одиссея твоего вдовить в самые мои страшные планы не входило, не бойся. Я о другом.
   Левченко, немного успокоившись, спросил:
   - Умереть... как Лапиньш?
   Генерал кивнул.
   - Так точно. Но более достоверно. Намного более...
   Левченко почесал затылок.
   - Автокатастрофа?
   Калюжный махнул рукой.
   - Не важно. Техническая сторона значения не имеет. Тут вопрос в другом.... - Достав из пачки на столе сигарету, он закурил, медленно выдохнул дым - и продолжил: - Тут вопрос в правильной подаче материала. Предположим, погибает на нашей территории, где-нибудь в Волоколамске или Твери, от каких-то насильственных причин молодая женщина лет тридцати четырех.... И находят при ней документы Бондаренко Герды Францевны, урожденной Кригер.... На основании чего наши, на то уполномоченные органы, заявляют германскому посольству, что более её розыском заниматься они не намерены, ибо с оной Герды взятки гладки. Сиречь - мертва, ушла в страну Вечной Охоты, в какой ей никакого дела до наших проблем уже нету. Как ты, со своей точки зрения, на это дело посмотришь - ежели ты эту Герду Францевну рьяно разыскиваешь третий месяц, денег на это дело уже ухлопал уйму, и знаешь, что оная Герда Францевна замешана в шашнях с какой-то местной мутной и донельзя подозрительной конторкой, к которой у тебя есть несколько весьма болезненных вопросов, и за которой, как ты подозреваешь, пяток-десяток твоих жмуриков уже числиться? И до какой конторы тебе добраться уже лет пять, как в одном месте ужасно свербит?
   Левченко иронично улыбнулся.
   - Я буду уверен, что эта контора уводит свою девушку из-под удара, подставляя мне порожняк. И продолжу её искать!
   Генерал кивнул.
   - Совершенно верно. С Лапиньшем этот вариант, почему сработал? Потому что искали его те, что играют за чёрных, не шибко резво, так, по обязанности, номер отбывали. Предъявили им опознанный каким-то дальним родственником, девятой водой на киселе, труп в рижском морге, но при документах - и все успокоились, дескать, усоп подозреваемый, и дело можно закрывать. А в нашем случае вариант 'на, подавись!' не проходит.... Бо девушку шукают не для того, чтобы узнать о самочувствии её сынишки, а для того, чтобы хорошенько выпотрошить наизнанку её саму! Раз уж Одиссея возле неё не наблюдается...
  Левченко молча кивнул. Генерал продолжил:
  - А теперь рассмотрим второй вариант - эта госпожа Бондаренко, она же Шуман, она же Кригер - погибает где-нибудь на нейтральной территории, например - в Польше или Чехии; и дактилоскопия, и экспертиза ДНК, проведенная соответствующими экспертами соответствующего ведомства Чехии или Речи Посполитой, подтверждает, что погибшая - та самая госпожа Шуман. На основании отпечатков пальчиков и анализа ДНК, сделанного госпоже Шуман ещё в бытность её работы в Бундеснахрихтендинст. Это будет достоверно?
   Подполковник согласно кивнул головой.
   - Более чем. Вопрос в том, КАК эту экспертизу провести...
   - Логично. Эксперты в этом деле становятся ключевыми фигурами - если нам не удастся найти взаимопонимание у полиции, чтобы, значит, из неопознанного трупа сделать госпожу Кригер. Эксперты эти должны будут совершить должностное преступление - именуемое 'подлог'. И, ежели те, что играют за чёрных, вдруг заподозрят, что какой-либо из экспертов сыграл с ними злую шутку - сам понимаешь, что они с ним сделают. И ладно бы они просто устроили ему отравление угарным газом - они ведь опять Герду начнут искать! Значит?
   - Значит, эксперт - и по дактилоскопии, и по ДНК - должен быть безукоризненно честен и с безупречной репутацией. Чтобы ни у кого не закралась мысль о том, что коварные большевики из-за Буга его подкупили...
   - Так точно. Стало быть, действовать эти эксперты должны будут в наших интересах не за сумму прописью, а за убеждения. Эксперты - или полицейские, это в том случае, если твои поляки сработают сверхоперативно, и мы сможем подсунуть нужные вещдоки ещё на этапе полицейского расследования. Найдет твой Чеслав таких у себя во Вроцлаве? Или Анджей в Варшаве? Справятся твои бойцы с такой задачей?
   Левченко развёл руками.
   - Ну, откуда ж мне знать заранее? Я думаю, они сделают всё, что возможно...
   Генерал иронично посмотрел на своего заместителя.
   - И ты, и я - знаем цену этой фразе. Она меня не устраивает. Она означает, что ты в способностях своих людей не уверен, а также то, что ты заранее внутренне согласен с провалом порученного дела. Пущай такими фразами министры президента успокаивают - в нашем деле никаких 'сделаем всё, что можно' - не должно быть! Или - 'мои люди сделают', или.... Раз ты в способностях своей агентуры не уверен - значит, что?
   Левченко нахмурился и, вздохнув, ответил:
   - Значит, надо делать это самому, ни на кого ответственность за дело не перекладывая!
   Калюжный удовлетворённо улыбнулся.
   - Ну, а раз самому - то собирайся, голуба, в дорогу! Поскольку операцию 'Полонез' пока Загородний с Гончаровым курируют - ты вроде как свободен. А стало быть.... В общем, насколько я знаю, Варшавский метрострой нуждается в специальных сталях для своих новых станций, плюс к этому Хлебовский твой, как я понимаю, мучается, бо не с кем 'выборовой' рюмку хряпнуть.... На всё про всё даю тебе три недели сроку, и ровно через двадцать один день Герда Бондаренко должна погибнуть в Польше, и погибнуть так, чтобы у той стороны и на синь пороха подозрений в том, что пустышку им подбросили, не возникло!
   Генерал подумал, затушил докуренную до фильтра сигарету - и добавил:
   - И вот ещё что. Ты с Егорьевским по-прежнему дружен?
   Левченко молча кивнул.
   - Думаю, те, что играют против нас, и сами догадаются, но ежели не хватит у них мозговых извилин - то надо нам за них одну работу провести.
   - За них?!?
   Калюжный кивнул.
   - За них, болезных. Ведь что мы имеем в ситуации с Гердой и её сыном? Имеем наглое и беззаконное удержание немецкого ребенка в русской семье. Правильно я излагаю, ежели подойти к делу диалектически, с точки зрения кондового либерала? Какой безоговорочно отказывает человеку в праве принадлежать своей семье, нации, расе?
   Левченко догадливо улыбнулся.
   - Именно так, товарищ генерал! Злокозненные русские насильно удерживают на своей территории немецкого ребенка.... Правозащитничков хотите пощупать?
   Калюжный вздохнул.
   - Их. Честно говоря, не хотелось бы всё это дерьмо ворошить, но раз уж такая пьянка - то идентифицировать прямых агентов супостата в стане этих... кривозащитников... однозначно имеет смысл. Подкинь мыслишку Егорьевскому, он её кому надо из этих ... защитников либеральной идеи... сольёт - и мы посмотрим, кто из них яро за это дело возьмется, и всех голубчиков возьмем на карандаш. Хотя, я думаю, те, что играют за чёрных, и сами додумаются свою агентуру в этой среде подключить! В общем, встреться с Егорьевским, подумайте, где удочки закидывать.... Надо и нам пользу из этой хреновой ситуацией с Гердой извлечь, раз уж получился такой расклад.... За это мы с тобой и всеми нашими сотрудниками и жалованье, кстати, получаем - чтобы супостата упреждать и злодейства его пресекать железной рукой...
  
  
  
  ***
   И опять Карпаты.... Одиссей, проехав Коломыю, остановился у придорожного кафе на окраине городка Яблонов, чтобы оглядеться, вдохнуть ветра с гор и настроится на предстоящий штурм главного карпатского хребта. А давненько он не был в этих местах! С января девяносто девятого года, пожалуй.... Зимой Карпатские горы, конечно, чуток менее хороши, чем летом или осенью - но всё равно, есть на чём глазу остановиться, есть в зимних горах своя невысказанная прелесть.... Карпаты в декабре - это прекрасная зимняя сказка, с заснеженными вершинами, зеленеющими на фоне снега соснами и елями, чёрно-серыми или серо-желтыми провалами ущелий и изредка подымающимися к прозрачному голубому небу дымками нечастых горных деревенек; красота! Сюда бы с Гердой и детишками...
   Ладно, ещё налюбуемся! Одиссей сел в машину и, не торопясь, тронулся на запад, к обманчиво-близко (кажется, протяни руку - и коснешься перевала!) синеющим на горизонте горам; этот оптический обман не ввёл его в заблуждение, он знал, что дорога до перевала займет никак не меньше двух-трех часов. В горах расстояния меряются не как обычно, в длину, а снизу вверх!
  Путь через Яремчу, Татаров и Яблоницкий перевал оказался, как и предполагал Одиссей, тяжеловат - всё же декабрь, на дорогах предательская наледь, почти незаметная и поэтому втройне опасная; посему Одиссей раз двадцать про себя похвалил капитана Кулешова, не поленившегося переобуть 'шкодувку' в зимние шины, если бы не его рвение - ещё неизвестно, чем бы могла закончиться эта поездка!
   Проезжая через Яремчу, он мимоходом пожалел, что, за нехваткой времени, не удалось посмотреть в этом городке водопад Пробий - зато у знаменитой скалы Олексы Довбуша простоял минут двадцать, любуясь природным памятником и заодно поглощая на открытой террасе новенького, как только что отчеканенный пятак, кафе 'Колыба опришков' ароматный шашлык и запивая его отменным 'экспрессо'; всё же надо сказать, что со времен его последнего посещения Карпат, зимой девяносто девятого года, в здешней сфере услуг произошли решительные изменения к лучшему!
   Яблоницкий перевал встретил его пронзительным холодным ветром и небольшими снежными зарядами - но Одиссей, пристроившись в хвост венгерской 'скании', перевалил на закарпатскую сторону без происшествий, чутко реагируя на все действия своего большого 'поводыря'. Мадьяр был явно здесь не новичок - и посему, если фура снижала скорость до тридцати, Одиссей дисциплинированно делал то же самое; если тяжелый грузовик начинал поворот, выезжая на самую середину дороги - его 'шкода' бодро ломилась ему след в след. В общем, перевал Одиссей прошёл, почти его не заметив - всё его внимание было приковано к венгру и его замысловатым манёврам.
   Ага, вот и Квасы. Ну, здравствуй, Закарпатье, русинская земля!
   Вниз - не вверх. Закарпатье встретило его существенно более высокой температурой воздуха (по ощущениям - градусов пять тепла, не меньше; по сравнению с морозцем в Каменце разница серьезная) и тремя подряд указателями 'К Центру Европы' - каковой украинский центр находится, как известно, недалеко от городка Рахов, слева от шоссе, возле села Деловое, на правом берегу реки Тиса. Поворачивать с дороги, чтобы взглянуть на этот 'центр', Одиссей не стал - любая уважающая себя центральноевропейская держава, будь то Чехия, Словакия, Белоруссия, Польша, Литва или Венгрия, своим долгом считала, проведя географические изыскания силами собственных специалистов, торжественно установить где-нибудь на своей территории свой собственный 'Центр Европы' - так что геодезический знак, установленный австрийскими специалистами в 1887 году, был первым, но далеко не единственным из целой плеяды 'центров Европы', и тратить на него время Одиссей решил излишним.
   Долгая и довольно скверная дорога вдоль Тисы (иногда - в ста метрах от украинско-румынской границы) закончилась у поворота на Виноградов; далее Одиссей ехал уже намного уверенней (начались знакомые места), и, наконец, на горизонте показался город Мукачево, конечная (на сегодня, конечно) точка маршрута. Здесь ему в кафе 'Паланок' (расположенному аккурат у подножия горы, которую венчает одноименный замок) в пять часов вечера надлежало встретиться с капитаном Фёдоровым и неким Мироном Штефанеком - каковой Мирон, по уверению подполковника Загороднего, известен в определенных кругах как изрядный мастак в области контрабанды и от которого, как понимал Одиссей, зависит очень и очень многое в предстоящей операции. Ну что ж, посмотрим, шо то за Мирон...
  
  ***
   Поезд 'Москва-Варшава' прибыл на Варшаву-Центральну с десятиминутным опозданием - что, в общем-то, было более чем по-божески. Подполковник Левченко (вернее, теперь уже никакой не подполковник, а самый что ни на есть настоящий коммерческий директор фирмы 'Спецметаллснабэкспорт', что подтверждалось целым ворохом соответствующих документов) покинул вагон и, оглядевшись на перроне, тут же обнаружил встречающего его Анджея Скирмунта; тот тоже его увидел и, улыбнувшись, быстрым шагом подошёл к вагонным дверям.
   - Чешчь и повага пану Анджею! - Левченко улыбнулся и пожал руку своему резиденту.
   - Чешчь, пан Эугениуш! - Анджей ловко (несмотря на некоторое сопротивление подполковника) подхватил его чемодан и уверенно направился к эскалаторам, ведущим на поверхность (ибо, как уже знал Левченко, железнодорожные пути вокзала 'Варшава-Центральна' находятся под землей).
   От вокзала на машине пана Скирмунта они тронулись на юг, по улице Халубиньского - каковой манёвр несколько изумил подполковника.
   - Анджей, ты что, переехал? Ты ж вроде на Жолибоже1 живёшь?
   Скирмунт кивнул.
   - Так! Але тераз2 мы едем до пана Тыхульского, а он мешкае3 на Вавельской, то на Мокотове4. Он працуе5 в метро, в отделе снабжения. Он даст потшебные спецификации на поставку - бо другого января у вас встреча в управлении метрополитена, и файне было б ведачь, якие стали потшебны для метро.
   Левченко кивнул.
   - Ясно. Твой Тыхульский по-русски говорит?
   Анджей улыбнулся.
   - Если он працовал в Москве, болей за пять лет - то как ты думаешь? Это я в школе русский язык учил, а он - в жизни!
   С аллеи Неподлеглости они свернули направо, на Вавельскую - и почти сразу же Анджей, завернув во двор какого-то не шибко презентабельного дома, остановился и заглушил двигатель.
   - Всё, мы на мейсте. Пошли?
   Левченко кивнул.
   - Пойдем. Что я этому Тыхульскому должен за информацию?
   Скирмунт пожал плечами.
   - Хиба я вем?6 Тысёнцу долляров буде як раз...
   - Хорошо. Откуда ты меня знаешь?
   Анджей улыбнулся.
   - Пан директор приезжав до фирмы 'Глаубек трейдинг', в якой я працовал менеджером по продажам. То ещё в девьяносто шостым року было, и с тего часу мы знакомы!
   Левченко одобрительно кивнул.
   - Хорошо. Для достоверности ты должен получить с этого Тыхульского комиссию - или я не прав?
   - Так. Двести долярув - то моя доля за то, что я тебя привел до него. Але я тебя прошу - отдавай ему деньги тяжко, жалея! И не одразу давай ему в руки - потшимай килько хвилин, колебайся. Коб было ясно, что тебе тые гроши самому потшебны!
   - Хорошо. Ладно, пойдем! У меня к тебе, кроме этих сталей, ещё один разговор есть, куда важнее!
   Пан Скирмунт улыбнулся.
   - То ясно! Добже, пошли!
   Разговор с паном Тыхульским много времени у Левченко не занял. Старый снабженец показал своему русскому посетителю заявки на специальные стали для строительства метрополитена и предполагаемые цены их закупки - но крепко держал эти бумаги в своих руках, до тех пор, пока Левченко, сокрушаясь и вздыхая, не выложил на журнальный столик вожделенную паном Тыхульским тысячу долларов - и лишь после этого ушлый снабженец выдал на руки пану директору из Москвы необходимые документы. Затем, выпив по церемониальной чашке кофе (довольно скверного, как определил Левченко), пан директор и его польский посредник покинули квартиру пана Тыхульского.
   Подполковник подошёл к машине и, оглядевшись вокруг, сказал своему визави:
   - Ладно, дело сделано. Я должен остановиться в 'Мариотте', в центре, на Маршалковской - у меня там номер забронирован, в какой я должен заселиться не позже одиннадцати вечера. Итого у нас с тобой - пять часов. Где мы сможем поговорить?
   Скирмунт пожал плечами.
   - Тут, сто метрув, парк пшед Народовой Библиотекой. Тераз там никого нема, можем погулять и поговорить.
   Левченко кивнул.
   - Годится. Пошли! Заодно варшавским воздухом подышу, давно уже об этом мечтаю...
   Через десять минут, перейдя через шумную Вавельскую улицу и миновав большую станцию технического обслуживания автомобилей - они оказались в довольно запущенном парке, у которого, тем не менее, было одно крайне полезное достоинство - там практически никого не было в это время суток. Время мамаш с колясками уже закончилось, время пьяниц с бутылками ещё не наступило...
   - Значит, так, Анджей. Мне нужен судебно-медицинский эксперт по дактилоскопии и такой же - по ДНК. А ещё лучше - полицейский комиссариат в полном составе. - Подполковник не любил долгих преамбул и предпочитал говорить со своими агентами кратко и по существу.
   - Для чего? - вид у пана Скирмунта был весьма удивлённым.
   - Для совершения должностного преступления. Но эксперты или полицейские должен быть вне подозрений!
   - Хм.... Покупить эксперта или полицейского тераз не проблема...
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нам не нужен такой, что продаётся. Нам нужны кристально честные люди! С безупречной биографией.
   Анджей с сомнением пожал плечами.
   - Честный? И я повинны уговорить его зробичь криминал? Хм...
   - Именно такой! Только уговаривать их буду я, за тобой только подготовительный этап. Здесь, в Варшаве или её пригородах, в результате несчастного случая умрёт молодая женщина. Эксперты должны будут провести дактилоскопию и экспертизу ДНК этой самой мёртвой женщины, а затем запросить результаты такой же экспертизы, сделанной для этой же женщины, но тогда ещё живой, в Германии. Потому что на её теле будут найдены документы о том, что большую часть своей сознательной жизни эта дамочка прожила в Германии.
   Пан Скирмунт удивлённо поднял брови.
   - А кто это робит собе анализ ДНК? Да ещё у пани? У мужчин, я вем, делают такую экспертизу для алиментов, на ойца, а...
   Левченко протестующе поднял руку.
   - ЭТОЙ женщине такой анализ делали. Это я знаю точно, а ты можешь поверить мне на слово. Смысл операции именно в этом! Предположим, некий эксперт должен определить, действительно ли лежащая на столе патологоанатома мёртвая женщина - именно та, чьи документы на её трупе найдены. Он делает запрос в Россию - потому что у неё российский паспорт - и в Германию, потому что есть куча других документов, удостоверяющих, что она немка. Документы такие мы с тобой организуем, я с собой привёз всё необходимое. Россия, естественно, ничего не ответит, а вот из Германии, скорее всего, результаты экспертизы ДНК и её персональная дактокарта придут. Более того. Я тебе скажу, что, процентов на девяносто девять, вместе с этими результатами приедут и немецкие... а может, и не немецкие - специалисты, чтобы дополнительно проверить взятые у трупа пробы. К этому времени труп должен быть кремирован - это обязательно, и в руках специалистов должны быть только те материалы, которые я тебе передам, и на основании которых эксперты будут делать свои заключения. Но труп должен исчезнуть наглухо!
   Анджей молча кивнул.
   - А вот документы, отпечатки пальцев и пробы ткани, наоборот, должны остаться в целости и сохранности. И они должны безоговорочно подтвердить, что умершая женщина - именно та, чьи документы на её теле были обнаружены.
   - И тые пробы и оттиски ронцев...
   - И эти пробы и отпечатки я привез с собой. Сумочка с разной женской ерундой и документами - с хорошо наложившимися отпечатками, волосы и часть эпителия кожи, и карточка с оттисками всех пальцев, взятых у покойной.
   Скирмунт почесал затылок.
   - Так вот для чего тебе была потшебна наша полицейская дактокарта! Трупа ты не пшивёз?
   Левченко едва заметно улыбнулся.
   - Нет, трупа не привёз. Придется изыскивать местные резервы.
   - Паспорт этой пани у тебя теж с собой?
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нет, этот паспорт двадцать седьмого декабря будет пересекать границу в Бресте. Вместе с .... Ну, в общем, в порядке живой очереди. Вместе с человеком.
   - А.... а с повротем как этого человека? Или...
   Подполковник улыбнулся.
   - Никаких 'или'! Мы ж не дикари какие-нибудь.... Эта женщина вернется назад с другим паспортом, с проставленным штампом пересечения границы. Пусть у тебя за это голова не болит. У тебя задача другая - во-первых, неопознанный женский труп, во-вторых - судебно-медицинские эксперты или полицейские. Которые под присягой подтвердят, что умершая женщина, на основании проведенной дактилоскопии и экспертизы ДНК - именно та, чьи документы при ней обнаружены.
   Пан Скирмунт почесал затылок.
   - Та-а-а-к.... Коли потшебны эксперты альбо полицейские?
   - Времени у нас мало. На всё про всё - девятнадцать дней. Пятнадцатого января операция должна быть закончена!
   - Розумем. Труп найдем, то не естем велька проблема, бездомных кобет тераз задуже, и их никто не шукае.... С экспертом тяжей. Если бы просто покупить - то каждого можливо; если честного...
   - Именно честного! Те, что приедут сюда вместе с результатами немецкой экспертизы - будут наводить справки, причём тщательней, чем банк, который даёт кредит на миллион долларов без залога. И если эксперт где-то или как-то замазался в сомнительных делишках - за его жизнь, Анджей, я не дам и гроша!
   Скирмунт кивнул.
   - Ясно. Розумем. Тши дни мне потшебно на то, чтобы знайсти такего эксперта, але розмовлять з ним ты будешь сам. У меня нема такего дара убеждения.... Или я знайду полицейского. Когда я сговорюсь с полицией - эксперт юж бендзе непотшебны. Полиция пойдет?
   - Хорошо, делай, как знаешь, мне все равно, кого ты найдешь. Главное - чтобы все было безупречно с точки зрения наших друзей с той стороны. - Левченко ухмыльнулся, а затем, покачав головой, продолжил: - Второго января я буду в управлении строительства Варшавского метрополитена, третьего, как я надеюсь, мы заключим с ними договор на поставку специальных сталей, четвертого января у нас будет банкет. Значит, я могу побыть в Варшаве от силы дней семь-восемь. За это время ты должен будешь найти мне человека, я должен буду с ним поговорить. Если не получится - я поеду в другой город.... Но там шансы хуже. В том же Вроцлаве неопознанный труп могут держать в морге дней двадцать, а в Варшаве с ним так долго не валандаются, сжигают через неделю. У нас, правда, труп будет опознанным, и варшавская полиция сделает запрос в Москву, родственникам - но у меня с собой документ об отказе от репатриации тела, нотариально заверенный. Так что ты - вернее, купленный тобой полицейский - должен будет его дней через десять после высылки запроса аккуратно подшить в дело, и на основании этого отказа труп должны кремировать. Поэтому вся надежда на тебя. Так?
   - Так. Договорились. А тераз?
   Левченко улыбнулся.
   - А тераз мы поедем с тобой в какой-нибудь хороший польский ресторан, и ты закажешь мне флячки и галёнку в полкило весу! Всё ж послезавтра Новый год! Ну а уж выбор спиртного я оставляю за тобой...
  
  
  ***
   - Ну, здорово, капитан! - Одиссей крепко пожал руку капитану Федорову, который ждал его у крыльца кафе и, по лицу было видно, появлению 'шкоды' с Одиссеем за рулем был несказанно рад.
   - Здорово, бродяга! Ты вовремя.... - В тоне 'московского гостя' явственно ощущались нотки некоторой неуверенности.
   - Что, Мирон Осадчий ещё не появился?
   - Почему Осадчий? - Недоуменно спросил капитан, и тут же счел необходимым внести ясность: - Штефанек его фамилия...
   Одиссей улыбнулся.
   - Да знаю. А ты что, 'Адъютанта его превосходительства' не смотрел в детстве?
   - Чёрно-белый такой фильм, про гражданскую войну?
   - Ну!
   Капитан Федоров почесал затылок.
   - Да что-то такое вспоминается - да только смутно.
   Одиссей улыбнулся.
   - Ладно, появится, Загородний говорил, что у них это дело, контрабанда, на поток поставлена, и все здешние должностные лица куплены на десять лет вперёд. Ты скажи, как там мои? Как Герда, Сашка, мелкая?
   Капитан едва заметно, на десятую долю секунды, замялся - и Одиссей эту его неуверенность мгновенно почувствовал, и у него тотчас похолодел затылок. Но, стараясь держаться бодро, он улыбнулся капитану и сказал преувеличенно-уверенным тоном:
   - Так, ясно. Дела не шибко сладкие. Тебе, как я понимаю, велено мне сообщить, что всё на мази - чтобы я зазря не тревожился. Так?
   Капитан тяжело вздохнул.
   - Левченко особо предупреждал.... Дескать, у него сейчас трудная операция, скажи, пущай не тревожится, всё, мол, в лучшем виде.
   Одиссей кивнул.
   - Ясно. А на самом деле они продолжают лихорадочно искать выход.... Но пока его не нашли.... Ладно, Юра, я тебя не сдам, не переживай - мне просто надо знать, что с моими всё в порядке. А если не в порядке - то в какой степени не в порядке. Такие вот дела, дружище...
   Тут Фёдоров облегченно вздохнул и кивнул за спину Одиссею.
  - О, смотри! Подъезжает наш пан Штефанек! Лёгок на помине, гуцул...
   К кафе подъехал довольно ветхий 'форд-скорпио', из-за руля которого вылез солидный дядька в джинсах и кожаной куртке, в шляпе фасона 'голарио, голарио' и с изрядным пузом. Капитан толкнул Одиссея локтем под бок.
   - Смотри, тут народ всё ещё по моде начала девяностых ходит! Колоритный гуцул, я тебе скажу! Здесь, в этих местах, как я уже успел глянуть, если крутой - то обязательно в кожаной куртке, иначе нельзя.... - И по-мальчишески улыбнулся.
   Подойдя к стоящим у крыльца двум явно не местным гражданам, водитель 'форда' прокашлялся и, поглядев поверх их голов, на замок, возвышающийся на вершине горы - сказал, ни к кому персонально не обращаясь:
   - Пан Викторов, Арсений Николаевич, не вам, часом, привет велел передать?
   Лицо капитана Фёдорова сделалось серьезным. Он ответил вполголоса:
   - Тиберда. Семьсот семьдесят семь.
   'Колоритный гуцул' важно кивнул.
   - Поехали. Здесь недалеко, посёлок Поляна.
   Они расселись по машинам - причём капитан посчитал нужным занять пассажирское место в одиссеевой 'шкоде' - и, развернувшись, неторопливо двинулись по направлению к виднеющимся на севере заснеженным вершинам.
   Одиссей, держась от древнего 'форда' на минимально возможной дистанции, с тревогой в голосе спросил своего спутника:
   - Слышь, капитан, мы не в горы опять чешем? Я только что с той стороны...
   Фёдоров улыбнулся.
   - Не дрейфь, майор! Сейчас проедем Чинадиево, а в Сваляве повернем налево, километров двенадцать в горы, и там будет эта Поляна. Этот, в шляпе, важный - покажет, куда нам свой грузовик с товаром поставить, так, чтобы его хлопцам было удобно этой ночью поляка чуток догрузить, тонны на две с половиной. Он думает - вернее, это ему ребята соседние в уши надудели - что мы контрабасом хотим в Болгарию запасные части для авиационных двигателей провезти - как мне подполковник Загородний объяснил. Такая у нас с тобой легенда. Я - экспедитор, ты - получатель. В Сливене грузовик разгрузится, и ты, после растаможки, своё железо заберешь. Завтра утром Загородний велел с ним связаться, получить дальнейшие инструкции.
   Одиссей молча кивнул.
   Через полчаса они были в Поляне - и, следуя за старым 'фордом', въехали на территорию паркинга на самой окраине этого села - у Одиссея назвать посёлком этот населенный пункт язык не поворачивался.
   'Колоритный гуцул' подошёл к ним, как только они покинули чрево 'шкоды' - и, указывая на стоящий в закутке старый тягач 'мерседес' с полуприцепом, сказал вполголоса:
   - Ось к этому камьону сегодня к часу ночи подгоняй свою лайбу. У тебя сто мест?
   Капитан кивнул.
   - Сто. Размерами в среднем сто шестьдесят на семьдесят на семьдесят.
   Мирон почесал затылок.
   - Что, проблемы? - поинтересовался Одиссей.
   - Та не, нема никаких проблем. Я просто думаю, два пропила делать, чи три.
   - Каких пропила? - не на шутку удивился капитан Фёдоров.
   Гуцул махнул рукой в сторону 'мерседеса'.
   - Пойдем, покажу.
   Втроём они подошли к полуприцепу. Гуцул, явно принимая Одиссея за старшего, указал ему на тент, по нижнему краю которого во всю длину полуприцепа тянулся ряд небольших круглых отверстий, размером с рублёвую монету, по краям обшитых металлическими кольцами.
   - Ось, бачишь?
   - Бачу. Дырки. За них тент крепится к бортам. Ну и что? - Одиссей не совсем понимал, что пытался объяснить ему гуцул.
   - И тент крепится к бортам, и таможенный трос через них продет. Бачишь?
   Только тут Одиссей увидел тоненький стальной тросик, продетый через некоторые из этих отверстий, и обвивающий полуприцеп так же, как шпагат обвивает праздничный торт.
   - Ну да, на этот трос на задних дверях вешается замок и таможенная пломба, и машина идёт под ТИРом, без транзитного таможенного досмотра.... Знаю.
   Гуцул хитро улыбнулся.
   - А сейчас смотри внимательно!
   С этими словами он взялся пальцами обеих рук за кольцо, через которое был продет тросик, проделал какую-то неуловимую комбинацию - и, к вящему удивлению Одиссея, тросик вывалился из отверстия вниз и беспомощно повис! Гуцул важно объяснил сей удивительный факт:
   - Мы пропиливаем два кольца, трос вываливается, освобождая край тента, и получается ход внутрь прицепа - небольшой, аккурат на ящик сигарет. Пропил, як бачишь, делаем не прямо, а под углом, и его при таможенном досмотре не видно. Но у тебя сто мест и малость негабарит - вот я и думаю, два пропила делать, чи три.
   Одиссей почесал затылок.
   - А водитель?
   Гуцул небрежно махнул рукой.
   - А шо водитель? Водитель свою тысячу долларов получает и молчит в тряпочку. За одну ходку мы грузим пятьдесят коробов 'ЛМ' или 'Кента' - считай, две с половиной тысячи блоков. С каждого блока имеем по четыре доллара, итого - десятка. Штуку платим водиле, три - таможеннику в Польше, который не лезет в глубину фуры, штука уходит на прочие затраты. Чистая прибыль - пять тысяч. Ты, со своих запчастей, куда больше получишь...
  Последние слова гуцула Одиссея несколько напрягли. Он отрицательно покачал головой.
  - Не особо. Много с кем надо делиться.
  Мирон кивнул понимающе.
  - Ясное дело, запчасти кому попало не впаришь, не сигареты.... Но десятку зелени иметь будешь?
  Одиссей почесал затылок.
  - Если всё пройдет нормально - буду.
  - А шо может пойти ненормально? Таможня в Сливене куплена с потрохами, водила в курсе, что головой за груз отвечает, машина специально на три тонны недогружена против документов, место оставлено под твои ящики.... Всё будет окей, не боись!
  - Договорились. Машину нашу к часу?
  - Не раньше. Тут до двенадцати рядом ресторан работает, отдыхающие могут помешать.
  Одиссей и капитан пожали руку 'колоритному гуцулу' и, сев в 'шкоду', направились обратно, в Мукачево.
  - Ну, что ты думаешь за этого контрабандиста? - Одиссея мучили некоторые сомнения, и он решил посоветоваться со своим товарищем.
  - Контрабас как контрабас.... Ты учти, это люди не наши, они за бабки рубятся; а в этом деле, в контрабандном, ошибок никто никому не прощает, потому что любая ошибка - это потеря денег! Не знаю, какие дела у наших 'соседей' с этой публикой, но, раз они нам их выкатили - значит, в надежности этого канала уверены.
  Одиссей кивнул.
  Капитан, достав из своей сумки бутылку воды - предложил:
  - Водички здешней не хочешь? Тут минеральная вода, не поверишь, прямо из криничек бьет! Мы с моим водилой сегодня рано утром недалеко от Верецкого перевала прямо в лесу набрали - и до сих пор холодная, как лёд!
  Одиссей глотнул родниковой воды. Ого! С такой водичкой и ангину, пожалуй, можно схватить! Но хороша, свежа немыслимо, и минерализация, по всем признакам, огого! - куда там Баден-Бадену или чешским Карловым Варам! Не умеют здешние гуцулы этаким сокровищем распорядиться - а может, просто и не хотят особо. Сегодня они здесь хозяева, а завтра, когда тут разные фирмы понастроят лечебниц и начнут с болящего западного бюргерства живую копейку выжимать - то и эти парни, пожалуй, могут оказаться чужими на своей же земле.... История известная. Ладно, Господь с ними, с гуцулами, сейчас надо свои проблемы решать.
  Одиссей повернулся к своему напарнику.
  - Спасибо. Слушай, а у этого Мирона - не появится фантазия пару наших ящиков зажуковать?
  Капитан удивился.
  - Как это? Я сам буду на перегрузке, все ящики наши пересчитаю.... Да и не в его это интересах, наши железки тырить. Я так понимаю, 'соседи' ему за такие штуки живенько автокатастрофу могут устроить...
  Одиссей кивнул.
  - Ладно, договорились. Номер польской машины и фамилию водителя я у тебя сейчас перепишу, в Мукачево переночую - и завтра, отзвонившись Загороднему, тронусь назад. Когда эта фура должна быть в Сливене?
  - По графику - тридцать первого декабря. Но груз растамаживать будут, скорее всего, числа третьего, не раньше - Новый год, как-никак.
  - Ясно. Гут, тогда я завтра после обеда выеду в Сливен и буду там свои железки ждать.
  Впереди показался посёлок Чинадиево и знаменитый Чинадиевский дворец, построенный бароном Перени. Одиссей вёл 'шкоду' по изрядно разбитой тяжёлыми фурами трассе - и одна тревожная мысль никак не давала ему покоя. Он отгонял её от себя, пытался думать о чём-то другом, вспоминал историю замка Паланок в Мукачево, а заодно и историю жизни Ференца Ракоци - не помогало ничего. Скверная мысль пробивалась сквозь все преграды!
  Жизнь Герды и детей под угрозой. И пока отвести эту угрозу его командирам и начальникам никак не удаётся ...
  
  
  
  
  ***
  Декабрьское утро в Стамбуле... Гончаров знал, что оно может быть ярким и солнечным, а может - холодным и туманным; ничего удивительного, переменчивое, как женщина, море всего в двух шагах от городских кварталов! Но, тем не менее, решил с утра пораньше прошвырнуться по городу - господин Сарыгюль будет только к вечеру (позвонил поздно вечером жене и предупредил о задержке, заодно убедившись, что неведомый гость из Радома - Оксана перед приездом Гончарова сообщила мужу, что к Туфану есть небольшое дело у её двоюродного брата из Польши - прибыл в Стамбул и его, Туфана, дожидается), так что время для долгой прогулки у него есть.
  Решив позавтракать в городе, подполковник вышел из гостиницы, когда стрелки на часах в холле едва доползли до семи утра - ему не спалось, и как-то по-мальчишески захотелось увидеть за день как можно больше. Как будто в последний день жизни, поймал он себя на мысли - и грустно улыбнулся.
  Маршрут он решил начать с Тарлябаши, проспекта, идущего параллельно Истикляль, но чуть западнее. И сразу же об этом пожалел - здесь не было туристической ухоженности главной улицы Стамбула, в булыжной мостовой узких улочек, прилегающих к этому проспекту, между камнями росла трава, а на брусчатке - мох. Народ здесь шастал вида весьма криминального, на перекрестках стояли трансвеститы жутковато-затрапезного вида, иногда пристающие к прохожим турецкого обличья - как понял подполковник, иностранных туристов они избегали; в нескольких метрах от парочки трансвеститов, расположившихся у газетного киоска, стояла полицейская машина, и молодые полицейские громко обсуждали внешность жриц (или жрецов? Вот чёрт, даже и не знаешь, как правильно сказать) любви, отпуская по их адресу солёные шуточки. Гончаров про себя порадовался, что не взял с собой никаких ценных вещей, способных привлечь внимание здешней сомнительной публики. Поменяв в одном из бесчисленных обменных бюро две бумажки с Бенджамином Франклином, он оказался владельцем какой-то совсем уж мистической суммы в двести семьдесят миллионов лир - но цены в лавочках и магазинах быстро привели его в чувство. Пятьсот тысяч за стаканчик свежевыжатого апельсинового сока! Однако...
  Идти он решил вниз, к заливу Золотой Рог. Пройдя мимо здания Радио Турции, подполковник Гончаров остановился на минуту, чтобы полюбоваться на фонтаны, бьющие прямо из-под земли, точнее, из-под камней (белыми камнями была покрыта сетка, в которую стекает вода) - а заодно осторожно посмотреть назад. Слежки он не боялся, но, планируя завязать бизнес с курдским бандитом и остановившись в его отеле, мог запросто попасть в поле зрения турецкой полиции - что, безусловно, было бы крайне нежелательно...
  Забавно - все дома вокруг были сплошь утыканы спутниковыми антеннами-тарелками, без какого бы то ни была намёка на упорядоченность; вместо того, чтобы скинутся на общую антенну, каждый домохозяин в Стамбуле, как видно, стремился иметь свой собственный канал информации. Полная информационная независимость! В ущерб экстерьеру улицы - но, как видно, этот момент турков заботит меньше всего...
  Его и раньше удивляла эта милая патриархальность в самом центре города - в узких улочках, что соединяли проспекты, между домами, из окна в окно соседнего дома, были протянуты веревки, на которых сохло белье; как будто не в полукилометре от этой милой полудеревенской идиллии, на площади Таксим, высились дворцы пятизвездочных отелей и круглосуточно бурлила тысячеликая толпа. Гончаров в очередной раз подивился простоте здешних нравов...
  Пройдя немного вниз, подполковник остановился - перед ним открылся отличный вид на бухту Золотой Рог и мост, полный рыбаков с удочками. Рыбаков было столько, что лесками, как маскировочной сетью, было затянуто все пространство от края моста до набережной. И, как видно, рыбаки стояли здесь не зря - у каждого в ведерке плескалась рыба, и не пару жалких пескарей, а много рыбы! Гончаров не представлял себе, чтобы так же изобильно стояли рыбаки на мостах Москвы-реки. Что может водиться в главной московской водной артерии, кроме химических соединений?
  В бухте стояли небольшие прогулочные теплоходы, белые яхты, пузатые грузовые суда; над синей водой стремительно рассекали воздух белые чайки. Яркое солнце грело всерьез, несмотря на конец декабря. Красота! Кажется, что еще ему нужно было для того, чтобы почувствовать покой и умиротворение?
  Но умиротворения он почему-то не чувствовал. Благостная картина окружающего мира натыкалась на какое-то неясное и тревожное сопротивление у него внутри. Гончаров чувствовал в душе какую-то непонятную тревогу, невнятное, едва уловимое беспокойство. Он вспомнил, как в детстве, когда они с Валеркой Шумским, пойдя за лисичками, обнаружили в лесу старую, заросшую травой-белоусом, давно не проезжую просёлочную дорогу - и у него тогда тревожно заколотилось сердце. Заброшенная дорога - это ведь всегда тайна! Они весело, наперегонки, побежали по ней - и внезапно наткнулись на заброшенное немецкое кладбище времен войны.... Был май, щебетали птицы, цвела черемуха, воздух кружил головы ароматами леса - а перед ними, за поворотом почти слившейся с окружающим лесом дороги, вдруг предстало несколько рядов покосившихся, сгнивших чёрных крестов, с ржавыми касками на них...
  Гончаров попытался стряхнуть с себя вдруг нахлынувшую печаль. Что за чёрт! Надо, пожалуй, попробовать отрешится от мрачных мыслей - переключением внимания; наверное, имеет смысл для начала почистить ботинки. Тем более - чистильщики обуви сидят по всему Стамбулу с запасом щеток, средств, кремов, мазей, ваксы всех цветов и консистенций, одетые в специальную униформу - спецовка, шапочка, специальные перчатки. Да и удовольствие почистить туфли пятью разными притирками стоит всего два миллиона лир, чуть больше доллара.
  Подполковник подошёл к ближайшему чистильщику, сел на высокую табуреточку, поставил правую ногу на специальную подставку - и процесс пошел. Пятнадцать минут - и ботинки выглядят лучше, чем в день своего рождения! Подполковник полюбовался на плод трудов старательного ассирийца, выдал ему оговоренные два миллиона и пятьсот тысяч лир на чай - и пошел к мосту через залив.
  Пройдя в старый город, Гончаров вмиг окунулся в подлинную азиатчину. Вокруг - шум и гам, сплошной базар; работники здешнего общепита - уличных кафе-киосков - зычно и яростно выкрикивали что-то по-турецки, очевидно - названия местного фаст-фуда и прочей еды. Возле лавочек со всевозможной снедью стояли низкие табуретки, и, сидя на них - или, при желании, на парапете набережной - турецкий торговый люд поедал бутерброды, жареную рыбу, рис, макароны, салаты, запивая все свежевыжатым апельсиновым соком либо кисломолочными напитками типа айрана.
  Подполковник выбрал порцию жареной барабульки со свежеиспечённым хлебом, и, пристроившись у изгиба парапета, с удовольствием позавтракал. Завтрак за три миллиона! Хорошо, что лир.... А ведь, похоже, рыбу жарят ту самую, что только что была выловлена из вод Босфора - и никто не боится её есть.... Хм.... А канализационные стоки многомиллионного города наверняка сливаются в пролив! Впрочем, похоже, постоянные течения выносят всю заразу в Мраморное море - Гончаров вспомнил, что Босфор весьма своеобразен движениями вод; тяжелая солёная вода Средиземного моря идёт в Чёрное на глубине, а менее солёные черноморские воды текут на юг поверху.
  Чем дальше от центра, тем устойчивей у подполковника создавалось ощущение, что попал он в истинно восточный, азиатский город. Узкие, кривые улицы, по которым машины проезжают с трудом, а уж для того, чтобы припарковаться, нужно быть вообще ювелиром в этом деле - с точностью до миллиметра! Узенькие тротуарчики, на которых умудряются разместиться торговцы или чайные гурманы на раскладных стульчиках - подполковник не преминул по пути вглубь старого города выпить пару чашек чаю вместе со здешними завсегдатаями; чай был хорош, а учитывая декабрьский свежий ветерок с моря - то и крайне своевременен.
  А вот и восточная стена старого дворца султанов, Топкапы! Ещё двести метров на юг - и начнется страна восточных сказок.... Гончаров ещё с девяносто шестого года, со времени своей не самой удачной командировки на Балканы, знал, что это место, район Султанахмет - место расположения величественных памятников двух религий.
  Один из них, мечеть Султанахмет, или 'Голубая мечеть', как назвали её европейцы, довольно долго была одной из самых больших и красивых в мусульманском мире, пока её не переплюнули распухшие от нефтедолларов саудиты. До восьмидесятых годов отличалась она от всех мечетей мира, поскольку у нее было шесть минаретов, тогда как в обычных мечетях их максимум четыре. Тщеславие покойного султана Ахмета надолго сделало эту мечеть самой известной в мире ислама - а 'Голубой мечетью' её назвали потому, что внутри она украшена голубыми плитками. Она считается одним из величайших шедевров исламской и мировой архитектуры, хотя далеко не самой старой. Заложил её султан Ахмет I в 1609 году, строительство длилось семь лет, и было завершено в 1616 году, за год до смерти султана. Гончаров про себя улыбнулся - успел, честолюбец!
  Прямо напротив предмета султанского тщеславия стоял второй (а для каждого православного - безусловно, первый) памятник церковной архитектуры раннего средневековья (строительство продолжалось пять лет - с 532 по 537 год), творение зодчих Исидора Милетского и Анфимия Тралльского - храм Святой Софии, превращенный османами в мечеть, а с 1934 года ставший музеем; стремительно секуляризировавшаяся в те годы Турция Мустафы Кемаля Ататюрка7 пошла на это, дабы не раздражать ни православных, ни мусульман, ни католиков-европейцев.
  Гончаров, обойдя величественное здание старого собора, покормил голубей на площади, посидел на лавочке в небольшом скверике - и решил, что на сегодня, пожалуй, с него хватит турецких и византийских достопримечательностей. Тем более, что чувство тревоги никак не хотело покидать его, и непонятное беспокойство всё сильнее терзало его душу. Да что за чёрт?! Землетрясение, что ли, произойдет сегодня ночью? Падение метеорита? Или, как это было несколько лет назад, очередной русский танкер въедет в стамбульскую набережную? Подполковник решительно не мог понять, что его весь день беспокоит - и, в последний раз обозрев красоты Святой Софии, он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагал на север, к заливу.
  Запах моря он ощутил за несколько минут до того, как за серыми громадами прибрежных зданий перед ним снова мелькнула синяя полоска залива. Прокатиться по Босфору, что ли? Гончаров улыбнулся; отличная идея! Тем более - в ста шагах была пристань Искелеси, и возле неё, если вдумчиво прислушаться к гомону и разобрать в общем шуме крики зазывал - то можно было запросто найти нужного зазывальщика и попасть на экскурсию по проливу. Решено! Как там, у Ксенофонта, что кричали его гоплиты8, выйдя к побережью моря? 'Таласса, таласса!'9? Попробуемся-ка мы на роль одного из участников того анабасиса10, тем более - времени до восьми вечера, когда должен приехать Туфан Сарыгюль, ещё вагон...
  Подполковнику повезло. За двадцать миллионов какой-то уже с утра сорвавший голос зазывала предложил ему, на вполне приличном русском языке, двухчасовую экскурсию - включавшую в себя непременный чай и лёгкие закуски на борту симпатичного белого теплохода с верхней открытой палубой. На которой, однако, сидело всего несколько человек - остальная масса экскурсантов набилась в закрытый от ветра салон на первом 'этаже' кораблика; декабрь, однако!
  Гончарову показалось, что ждали только его - стоило ему переступить борт, как тут же бравые матросы на носу и корме теплохода принялись снимать сходни и подтягивать концы; не прошло и двух минут, как кораблик, выйдя на открытую воду, начал разворачиваться к выходу из залива
  Вначале он решил обосноваться на верхней палубе - всё ж человек северный, к холодам привычный. Наверху были просто скамьи, зато обзор с них был - изумительный! Но сразу же после того, как теплоходик вышел из залива в Босфор - поднялся довольно сильный ветер, и подполковник, поёживаясь, вместе с остальными любителями свежего воздуха быстро спустился вниз.
  Внизу, на нижней палубе, было тепло и пахло свежей выпечкой - там располагалось нечто вроде кафе, столики, накрытые скатертями, стулья. Экскурсанты, не отрываясь от лицезрения красот Стамбула, пили чай и поглощали всякие турецкие сладости - которых здесь было тьма-тьмущая! Гончаров знаком подозвал мальчика-официанта со смешным подвесным подносом, на котором рядком стояли все те же бардаки (формой напоминающие маленькую вазочку) с горячим яблочным чаем, а ниже лежали всякие пахлавы, лукумы и прочие шербеты. Мальчишка, улыбнувшись, сгрузил перед подполковником чай и тарелочку со сластями - и тут же упорхнул, кормить и поить других клиентов. Однако, подивился Гончаров, и выучка у здешнего обслуживающего персонала!
  Тем временем кораблик проплывал под подвесными мостами через Босфор - вначале был один, потом второй. Подполковник прильнул к окну. Солидно! Конструкция потрясающая - изящная и мощная одновременно; издалека мост казался ему легким и невесомым, даже призрачным - а вблизи, проплывая под ним, он смог рассмотреть мощнейшие опоры и стальные тросы толщиной не меньше метра. Да-а-а, конструкция весьма внушительная, чувствуется рука мастера. Кто строил эти мосты? Мост Ататюрка, если ему не изменяет память, построен был где-то в начале шестидесятых немцами и англичанами, а мост султана Мехмета Фатиха, поновее, строили японцы, где-то в восьмидесятых...
  Кораблик прошёлся вдоль европейского берега, затем, далеко на севере, на траверзе унылых городских окраин - развернулся и прошел вдоль берега азиатского, а затем пересек пролив и причалил к пристани Бешикташ, рядом с дворцом Долмабахче, свидетелем крушения Османской империи...
  Гончаров покинул борт гостеприимного теплохода и решил, что пришло время пообедать - ибо чай и сладости, как это знает каждый мужчина, настоящей едой считаться решительно не могут.
  Декабрьский ветерок с моря кусался изрядно! Вроде и мороза нет, температура плюсовая - а студеная влажность пробирала насквозь. Бр-р-р! Подполковник скорым шагом прошагал мимо огромных витрин, где на льду была выложена рыба всех сортов, пород и размеров, осьминоги, крабы, раки, креветки, кальмары - и решительно вошёл в ресторанчик 'Галателия', известный ему ещё с прошлого века (в девяносто шестом ему пришлось отсиживаться три месяца в Турции, и за это время ему, на пару с ныне покойным Мишей Тамбовцевым, удалось посетить немало здешних точек общепита - в том числе и эту). В этом рыбном ресторанчике он, пожалуй, и даст волю своим гастрономическим пристрастиям!
  Внутри ресторана было малолюдно - как понимал Гончаров, не сезон. Интерьер этой точки общепита был, по его мнению, достаточно колоритен, и, учитывая погодные условия на улице - весьма заслуживал поощрения. Нет, привлекали подполковника отнюдь не украшения на стенах; то, что на повсюду в этом ресторанчике были развешаны вырезанные из дерева рыбины, крабы, раки, а к потолку были подвешены связки настоящей рыбы, засушенной специально - было понятно и объяснимо (в ресторанчике готовились кушанья из рыбы и морепродуктов) и особых восторгов у него не вызывало. Вид из окна, у которого устроился подполковник, тоже, конечно, был весьма выигрышный - на гавань, куда 'заходят большие корабли из океана', как пелось в известной песенке его шпанистой юности; но вид на гавань в портовом городе - дело обычное. На самом деле, не рыбный антураж и не вид из окна были главным в этой корчме - главным было то, что прямо в центре зала, самыми настоящими дровами, топилась самая настоящая печь, этакий симбиоз камина и буржуйки, и пламя было отлично видно от любого столика. В этом ресторанчике было живое тепло! Горящий огонь, как известно, завораживает - и подполковник, глядя на пляшущие язычки пламени, не сразу заметил официанта, бесшумно выросшего у его столика, и что-то произнесшего по-английски. И лишь повторный вопрос официанта, произнесенный значительно громче, оторвал Гончарова от созерцательности.
  Что мистер желает на обед? Мистер желает хорошо поесть - салат, рыбные закуски, жареного морского окуня. Какого веса должен быть окунь и не желает ли клиент выбрать рыбу сам? Нет, клиент не желает тащиться на улицу и тыкать пальцем в понравившуюся рыбу, клиент доверяет официанту; окунь пусть будет килограмма на полтора, не меньше! Официант кивнул, записал заказ, поклонился и тут же растворился в кухонных закутках - но лишь для того, чтобы другой официант, материализовавшись из воздуха, поставил перед Гончаровым бутылку минеральной воды и плетенку со свежайшим, ещё горячим хлебом, который, судя по запаху, был только что вынут из печи.
  Что всегда нравилось подполковнику в стамбульских ресторанах - вышколенность персонала и размеры порций. Турки не экономили на ерунде, типа хлеба, минералки или салатов; вот и сейчас на его столе бесшумно появилось блюдо салата размером примерно с тазик. Что характерно, в декабре - свежие огурцы, помидоры, морковь, китайская капуста, редис; заправить салат клиенту предоставлялось самостоятельно, для чего рядом с блюдом с салатом тут же появились фигурные склянки с оливковым маслом, бальзамическим уксусом и какими-то приправами.
  Гончаров не успел одолеть салат - как к столу была доставлена широкая лоханка с разного рода рыбными закусками; здесь была мелкая рыба, обжаренная до хрустящей корочки, колечки кальмаров, запеченные каракатицы, креветки трех сортов, зелень - в общем, праздник желудка. Покойный Таманец тоже, помнится, любил здесь навернуть рыбных деликатесов, свежих, без этого, характерного для замороженных полуфабрикатов, что продаются ныне в новомодных московских супермаркетах, 'рыбного' запаха. Да-а-а, вот уже скоро будет пять лет, как нет Мишани.... Гончаров вздохнул. Уходят друзья.... Скоро и ему придет время собираться в путь - на ТУ сторону; и самое обидное - до самого последнего мгновения не будешь знать точного срока ухода! Впрочем, ему на прожитую жизнь обижаться не след; сделал всё, что мог, а что не смог - ну что ж, стало быть, такая у него была судьба...
  Да что за чертовщина лезет ему в голову! Гончаров провел рукой по лицу; он что, умирать уже собрался? Врёшь, не возьмёшь! Сейчас, когда он опять в седле, когда от него зависит операция стратегического масштаба - и вдруг мысли о смерти? Отставить! Вот перед ним блюдо с изумительными закусками - и будет он последним дураком, если позволит хоть чему-то здесь уцелеть! И подполковник принялся за еду.
  Отлично! Мелкие анчоусы пролетали один за другим, запечённые кальмары и каракатицы хрустко крошились во рту, нежная, тающая мякоть мяса креветок дарила немыслимое гастрономическое наслаждение. Да, свежие морепродукты - это сила!
  В это время в ресторанчик зашло несколько посетителей - как понял Гончаров по их экипировке, это были музыканты; свои инструменты - скрипку, аккордеон, лиру - парни держали расчехленными, судя по всему, они собирались немного поиграть для посетителей. Окинув взглядом ресторан, старший из них тяжело вздохнул - посетителей, кроме подполковника, не было - и махнул было своим орлам на выход. Гончаров протестующе поднял руку, и, когда музыканты выжидательно остановились - спросил:
  - Русче музик билиёрмысыныз?11- надеясь, что мастера скрипки и аккордеона смогут сыграть ему что-нибудь бодрящее, духоподъемное, типа марша Будённого.
  Музыканты, как по команде, закивали головами. Старший почесал затылок.
  - Дюнайские валны? Олабилир12...
  Гончаров вздохнул. Нет в мире совершенства! Ладно, дунайские так дунайские, лишь бы сыграли без фальши.
  - Нэкадар оладжак?13
  Старший пренебрежительно махнул рукой.
  - Бош вер!14
  Подполковник улыбнулся.
  - Хайди!15
  Музыканты, расположившись у его столика, быстро настроили свои инструменты и заиграли старый русский вальс. Играли негромко, но чувствовалось, что дело свое они делают с душой, умело и старательно.
  Когда музыка закончилась, подполковник вздохнул и, достав бумажку в десять миллионов, протянул старшему.
  - Етер мы?16
  Тот улыбнулся.
  - Тешекюр эдерим, аби17...
  Вторым номером программы у турецкого квартета был почему-то 'Варяг', его русский вариант. Не тот, мажорный, где 'наверх вы, товарищи, все по местам', сочиненный русофильски настроенным немцем - а наш, минорный, где слова 'вьётся Андреевский флаг, бьётся с неравною силой гордый красавец 'Варяг' всегда вызывали у Гончарова какую-то неосознанную печаль.
  Да-а-а, не скажет ни камень, ни крест, где легли.... Где-то его кости будут белеть, на какой широте-долготе? Где упокоится его прах?
  Да что за дьявольщина! Чёртовы музыканты, тоски нагнали!
  Гончаров протестующе замахал рукой.
  - Лютфэн, бана шен бир мюзик япармисыныз?!18
  Музыканты прекратили игру, и старший, вдруг сделавшись серьезным (и сразу постарев лет на десять) отрицательно покачал головой.
  - Сизэ шеен мюзик лязым дэйль...19
  Подполковник удивлённо посмотрел на музыканта.
  - Герекирсэ ё дэме япып шеен мюзик динлемэкь истерим!20
  Его собеседник отрицательно покачал головой.
  - Хаир. Лязым дейль21...
  И, более ничего не говоря, музыканты быстро свернулись и вышли из ресторана, оставив Гончарова в полном недоумении и с каким-то неприятным осадком на душе. Ему не нужна больше весёлая музыка? С чего это вдруг? Чертовщина какая-то...
  Принесенный официантом окунь, шикарный, великолепно зажаренный, дохнувший на подполковника немыслимыми ароматами - оставил его совершенно равнодушным. Вяло поковыряв роскошное филе и с трудом съев едва половину рыбы, Гончаров встал, расплатился по счету, и, отказавшись от кофе, вышел из 'Галателии'. До его гостиницы нужно было пройти пешком километра два с половиной - и он решил совершить этот, безусловно полезный для здоровья, моцион. Может быть, новые впечатления развеют вдруг нахлынувшую на него тоску-печаль?
   Вечерело. Холодный ветер с пролива затих, и, хотя Гончаров почти километр прошёл вдоль набережной (вернее, вдоль восточного фасада огромного султанского дворца Долмабахче) - он нисколько не замёрз. Обойдя стадион 'Бешикташ', он углубился в квартал Гюмюшую - чтобы выйти на площадь Таксим, к виднеющимся издалека громадам отелей 'Диван Палас' и 'Хилтон'.
   Вот и Таксим. Гончаров абсолютно не удивился разительной перемене - только что он проходил по безлюдным, тихим улочкам, по которым и машина-то раз в полчаса проезжает - и вдруг многотысячная толпа. Для Стамбула это абсолютно нормально! В центре города народ колобродит до ночи, играют музыканты - на домре, гуслях, тамтаме, стоят продавцы печеных каштанов, бубликов в кунжуте, бутербродов. Один зазывала непрерывно вопил: 'ke-bab-ke-bab-ke-bab-ke-bab', что звучало для Гончарова совершенно однозначно: 'бабки-бабки-бабки-бабки'! На самой площади Таксим, возле монумента, гужевалась особенно плотная толпа, люди сидели на ограждениях, беседовали, закусывали - но никаких булок пива или, не приведи аллах, чего покрепче - ни-ни! Всё же в исламе много положительного, подумал Гончаров, во всяком случае, нет такого повального безнадежного пьянства, как в России - хотя, с другой стороны, гашиш здесь никто за наркотик не считает...
  На огромном плазменном экране непрерывно шли новости, реклама, погода. Вся площадь была освещена, из гирлянд были сплетены объемные фигуры - шары, кубы, другие фигуры; Таксим была - вечным праздником; подполковник вышел на Истикляль с некоторым даже сожалением. И опять в голове мелькнула предательски-чёрная мысль - что всё это праздничное великолепие он видит в последний раз...
  Тьфу-тьфу! Чур меня! Вот и улочка Сакызагаджи, и уже виден отель 'Галата Хаус'. Там через полчаса у него встреча с курдским бандитом Туфаном Сарыгюлем - от которого ох как много зависит в грядущей операции!
  Что за чёрт! Какой дьявол несется на мотоцикле, по улочке, где и пешком-то трудно пройти? Подполковник едва успел вжаться в подъезд - когда мимо него, обдав прохожих сладковатым запахом сгоревшего бензина, промчалась антрацитово-чёрная тяжелая 'хонда', с возлежащим за рулем невысоким мотоциклистом, затянутым в кожу. Вот же сукин сын! Ангел смерти доморощенный, Азраил, холера ему в бок, чтоб ему ни дна, ни покрышки.... Подполковник от души плюнул вслед наглому байкеру, подошёл к двери в свою гостиницу, взялся за ручку - и тут его взгляд остановился на бредущем ему навстречу турке в длинном кожаном плаще. Какая-то странная, нетипичная бледность лица, отрешенная полуулыбка, стеклянный взгляд каких-то отталкивающих, мёртвых глаз. А, ну да, всё ясно, наркоман. Гончаров не удивился этой сомнамбулически передвигающейся фигуре - в конце концов, это Восток, здесь тот же гашиш курят все, от мала до велика, почти не скрываясь - но тут его взгляд споткнулся на фигуре бредущего наркомана. Что-то странное было в ней, что-то необычно угловатое... что-то неправильное... какое-то неуловимое несоответствие формы содержанию.... Твою мать! Да ведь у него под полой плаща автомат!!! Что?!?!
  Последнее, что увидел подполковник Гончаров в своей жизни - был внезапно остановившийся на нём безумный взгляд наркомана, его неуловимо быстрое движение - и направленный ему в грудь вороненый 'хеклер-кох'. Вспышка - и целый букет кроваво-красных огоньков, в одно мгновение вылетевших из его ствола, ослепил подполковника; грохота выстрелов он уже не услышал...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"