Проезжая по ночной Москве, ночью, когда скрыто все лишнее и выделено редким освещением необходимое, нечто демоническое, придающее шарм городу, я ловлю себя на том, что деньги портят этот город. Сумбурный и спутанный в череде бесконечных переплитений улиц, переулков и тупиков, разросшихся путем естественной эволюции, естественного отбора, где-то сексуального обора - там где архитектура вырастала из оргий и пьяных бредней поэтов зодчества, этот город был бы милее взгляду в беспроглядной бедноте, пустоте и скуке. Петербург же смотрится одиноко без излишнего блеска и богатства, он смотрится фантасмагоричной рухлядью, притаившейся на склоне разлома великой истории великой страны. В Москву так и хочется занести дух тоталитаризма, дух большого брата, кажется, дышать тогда станет привычнее.
На моей улице выстроились шлюшки - разнообразные бабочки: страшные и не очень, оборванные и закутанные в кожанные плащи - все равно шлюшки. В Питере я согласен видеть лишь шикарных дам, продающих свое тело без задней мысли господам в кабриолетах. К сожалению их там нет. Но и меня там нет тоже.
Если ты сегодня за рулем, можешь свернуть на обочину и заценить мясо, пока неведомая девица здоровыми губами будет делать тебе минет резкими механическими движениями за умеренную плату. Можешь попросить показать грудь, приспустить трусики, распустить волосы. Можешь спросить сколько надо доплатить за анал, сколько за групповуху. Большой брат уже взял свой процент за все.
Потом ты завалишь ее на заднее сиденье, припарковавшись в подворотне, задерешь ей ноги и будешь вгонять член между нежных губок с яростным остервенением, сжимая большие сиськи.
Я отпил еще немного текилы из бутылки и посмотрел ей на лицо. Подо мной лежала пьяная длинноногая красавица, - немного в теле, в шикарном теле. Я откинул ей волосы и посмотрел в глаза. Я не платил ей денег, вроде, пока не платил. Не приглашал в Кабаре, не читал Верлена, не цитировал с мачизмом Блейка. Я подобрал ее на вонючей улице, под присмотром большого брата.