Маленькому ребенку не хотелось вставать с кровати. Ему очень нужно было ещё поспать. И именно в этот момент малыша подняли аж к самому потолку какие-то неведомые силы.
Он был ещё очень маленький, но так сильно устал от жизни, что абсолютно ни с кем не хотел разговаривать. Но в голове он при этом мог слышать какой-то радостный голос. "Ходить или стоять не хочешь, так давай полетаем".
Форточка была открыта. Ребёнок помнил, что ему строго-настрого запретили залезать на подоконник. То есть, чтобы он не сунул свои пальчики в оконный проём и не пробовал закрыть форточку, прищемив при этом свои пальчики. Родители малыша очень любили проветривать помещение. "Они не хотели только того, - подумал про себя подлетевший к форточке ребёнок, - чтобы я прищемил себе пальцы? Значит, если я вылечу через эту форточку на улицу, то они ничего не имеют против".
Так он оказался на улице. Было ещё темно, поэтому малыш мог помотаться по городу. Главное, как он знал, не подниматься слишком высоко в воздух. Дело в том, что малыш слишком часто смотрел в небо, когда на нём появлялась такая прекрасная серебристая полоса. Он конечно не просто так любовался, как праздный зевака, у которого существуют только глаза, а ум к ним совершенно не привязан. Как знал малыш, ум должен быть привязан какими-то такими тоненькими ниточками нервных волокон. Это помогает зеваке не просто созерцать всё то, что он перед собой наблюдает, а пытаться как-либо понимать логику.
Когда малыш смотрел на самолёты, то поначалу он не мог понять, почему самолёт всё время оставляет за собой это тоненькое-тоненькое облачко, чем-то похожее на струну. До этого малыш знал, что облака, плывущие по небу, чем-то похожи на стоги сена. Или на свежую траву, которую собрали в кучу. Где-то поутру, после того как ночь всё хорошенько остудила, трава начинает испаряться. Малыш даже не поленился сунуть в неё руку, но там было так горячо, что ему тут же пришлось её высунуть.
Примерно так же малыш представлял себе облака, плывущие по небу. Если из них выпадают осадки даже зимой, то внутри облака, скорее всего, кипяток. То есть, если сунуть в него руку, как в ту компостную кучу у бабушки на огороде, то можно обжечь себе руку. И обжечь не так шуточно, как наваленной горой сорной травой, которая растёт в огороде. Это значит, что там высоко ледяной воздух, если судить по самолётам или по ракетам, которые движутся при помощи турбины. Известно, что из турбины бьёт огнём, как тёплый или горячий воздух из маминого фена.
То есть, чем выше подниматься в воздух, как понимал малыш, тем холоднее будет. И он хотел летать только низко над крышами.
- А что это у меня всё время болтается за спиной?
Малыш был таким обрадованным тем, что он полетел, что ни на что не обращал внимание. Он даже не заметил, что у него за спиной школьный ранец старшего брата.
- Ой, да это же не ранец!
Не ранец? А в чём же тогда дело? Малыш начал лихорадочно вспоминать: Вчера от него улетел Карлсон... То есть, как выразилась Фрекен Бок, он улетел, но обещал вернуться. И он действительно вернулся, правда, во сне. Малышу в это время как раз снился сон, что он сидит за столом и ковыряется вилкой в тарелке, очень сильно не хотя совать содержимое себе в рот. Но к нему прилетел добрый друг и малыш так обрадовался, что в нём аж аппетит проснулся. Не просто проснулся, а разыгрался не на шутку.
- Это что же я, съел всего Карлсона? Так вот почему он так долго не возвращается.
То есть, если бы за спиной малыша пропеллер не появился, малыш так и не понял бы, почему Карлсон обещал, но не вернулся. Ведь сны обычно очень трудно вспомнить, по пробуждении.