"...Ночь морозная - тих покой перекрестка. Я один у окошка, ни гостя, ни друга не жду. Вся равнина покрыта сыпучей и мягкой известкой. И деревья, как всадники, съехались в нашем саду. Где-то плачет ночная зловещая птица. Деревянные всадники сеют копытливый стук..."
Не могу оторваться от этих строк. Сколько лет я наизусть читаю эту поэму, и давно бы пора ей навязнуть на языке, но так мне по душе эти строки. Лаконичной музыкой плывут строфы из уст великого поэта, рисуя нам кистью слова и палитрой пронзительной искренности не только картину, но и виденье ее автором. Где бы я ни был - на лекциях, гулял ли в парке, или дома с чашкой горячего чая - прокручивая эти строки в голове, перед глазами пролегает дорожка в чаще сумеречного Филевского парка. Вокруг никого, только тишина протекает лесным ручейком меж парковых деревьев. А что может ее нарушить? А вот оно - "...Где-то плачет ночная зловещая птица. Деревянные всадники сеют копытливый стук..."
Эти же строки витали в мыслях, когда мы гуляли по одному из подмосковных лесов. Это было лет... пять, нет - семь назад. Даже не помню точно, какой был год. Но точно были еще те чудные времена, когда я преподавал литературу в одном из Московских техникумов. Хорошее было время. Нигде, наверное, я не получал такого удовольствия от работы, как там. А все потому, что сложилось много приятных мелочей. Да, именно из мелочей складывается счастье. Там сложился прекрасный коллектив. Моему предмету в техническом учреждении уделялось немного внимания, поэтому и студенты на моих парах отдыхали душой от сухих формул и расчетов. Мне всегда доставляло неимоверное удовольствие общаться со своими учениками. Они это чувствовали, и, как мне кажется, тоже мной интересовались. Именно обратная, взаимная связь приносила мне удовлетворение от работы. Мне вообще всегда казалось, что наставлениями ничего добиться нельзя. Если хочешь, чтобы к тебе прислушались - выслушай другого. Попробуй проникнуться, даже если он не прав. Когда твой собеседник увидит, что ты его не презираешь, то и к тебе он проникнется уважением.
Как-то мы выбрались на майские праздники на природу. Ребята наотрез отказывались верить, что в свои годы я люблю походы. Уговаривали как-нибудь взять их с собой. Я пытался объяснить им, что под походом мы понимаем совершенно разные вещи. Нет, я не люблю бродить по оврагам с вещмешком в полтора моих роста за спиной. Да и для посиделок у костра я староват. Мне нужно лишь вырваться из урагана городской жизни, и пройтись по другому миру.
Вот сухое, еще не очнувшееся от зимней колыбели широкое поле. Кто-то скажет, что оно словно мертвое, но посмотрите - колышутся прорезающиеся из чрева земли стебельки, где-то прошмыгнул полевой зверек, а в сером небе парит сокол в поисках добычи, где-то вдалеке скачут черные силуэты грозных воронов. И кто теперь мне скажет, что здесь нет жизни? Разве не подкупают эти просторы своей неподдельной честностью?
Рядом протекает узенькая речушка. Чуть заметная рябь на ее покойной глади выдаёт жизнь и там. Забрось удочку с немудреной снастью, да сиди, глядя на колышущийся поплавок. А глянешь в дрожащее отражение, и усмехнешься. Ведь, это не зеркало, в которое можно скорчить гримасу, и увидеть себя в нужном свете. Здесь ты таков, какой есть сейчас. Все что на душе отражается на ровной глади. Вся печаль видна как на ладони. Только зачерпни, умойся и смоется все, словно и не было этого никогда.
Ну, а вот и лес, который с виду совершенно неподвижен, но ни на мгновенье в нем не останавливается жизнь. И пусть листочки только режутся из набухающих почек берез и тополей, но ведь это тот же мегаполис, только честней. Здесь не купишь себе авторитета. Здесь волк не будет лицемерить перед зайцем, чтобы забрать две шкуры вместо одной. Не договорится росомаха с кабаном об аренде этой территории. А какая красота здесь зимой. "...В декабре в той стране снег до дьявола чист, и метели заводят веселые прялки..."
Я шел по родным местам, и изливал все то, что накопилось в душе с того момента, как я последний раз сюда выбирался. Нас собралась интересная компания. Кроме меня и нескольких ребят со второго курса с нами пошли их родители и какой-то молодой человек по имени Егор. Да, кажется так. Хороший, приятный, спокойный и, как мне тогда казалось, невозмутимый молодой человек лет двадцати пяти. Он не был ничьим родителем. Как я помню, вроде это был друг семьи одного из моих учеников. Он очень любил походы, и напросился с нами. Никто не возражал, да и мне было приятно, что в поход, организованный по моей инициативе хотят пойти люди со стороны.
Часть маршрута пролегала через лес. Не знаю, как, но мы заплутали малость. Ну, с кем не бывает? Я не егерь в конце концов, и не краевед, хоть и край свой люблю всем сердцем. Теряться там было негде - все рядом. Считай, в трех соснах заблудились. Поэтому, никто особо не переживал. Дайте час-другой, и мы бы вышли, но перед нами встала другая проблема.
Вечерело. Сумерки опускались очень быстро, а в лесу на ночь оставаться очень опасно. Благо, наткнулись на старый домик. Постучались - тишина. Внутри тоже никого. Осмотрелись - дом обжитой, но то ли в него изредка кто-то наведывается, то ли бросили совсем недавно. В общем, мы тогда решили, что сегодня этот домик нам поможет.
В доме было две просторные комнаты. Старшие определились в одной, ребята - в другую. Я прибился к молодежи. К нам же прибился и Егор. В каждой комнате вдоль стен стояли широкие лавки, но которых мы и планировали спать, по дубовому столу и по печке, выложенной из красного кирпича.
Так вот, расположились мы в комнатах. Как-то надо же было нам справить досуг? Кто-то из ребят вытащил из кармана колоду игральных карт. Ну, и начали играть в картишки. Эх, жаль, не было шахмат. Ребята и меня пристрастили, а вот Егор на уговоры не поддавался. Зато Егор принес из другой комнаты гитару. Уж не знаю, с собой ли кто взял, или он тут ее нашел. Растопили печь, дров натаскали с улицы. Вот теперь картина сложилась замечательная. Под аккорды и бой струн ребята стали запевать какую-то свою песню про проклятый старый дом. Уж и не помню слов, но очень подошло. Дом действительно был для нас загадкой. Дровишки задорно трещали, аплодируя и торжествуя. За окном стемнело, даже вроде как заморосил майский дождь. А нам здесь было тепло и сухо, и запах влажной древесины наполнял весь дом. И так хорошо мы сидели, партия за партией сжигала мгновения этого вечера. Играли без азарта, потому как на кону ничего не стояло. Но пока играли, обсудили все - жизнь, смерть, литературу и много чего еще. Хоть Егор играть отказался, но зато активно болтал, вставляя шуточки в серьезные философские беседы.
Вдруг пронзительно скрипнула старая дверь - в комнату зашел отец одного из ребят. Он сурово обвел всех нас тяжелым взглядом. Те все сразу спрятали свои карты за спину. Ну, а я что? Не буду же я карты прятать? Я сидел, как и прежде. Отец, видимо, карты не одобрял. Сказал он нам, мол - "Ай-ай-ай, что это такое? Лучше бы делом занялись. Идите, вон, лучше сумку из коридора перенесите к нам в комнату". Ребята дружно кивнули и пошли таскать. Я понимаю, что все сказанное меня касалось в последнюю очередь, но пошел со всеми, и Егор с нами за компанию. А теперь догадайтесь, что мы обнаружили в комнате, когда вернулись?
Да ничего особенного. Всего лишь сложенную колоду карт, размоченную водой, а рядом лежал пластиковый стаканчик. Меня это немножко задело. Действительно хорошо сидели. Но ребята не горевали, быстро найдя другие занятия, и я решил смолчать. Все-таки, родителям виднее, как своих чад воспитывать. Ладно.
Я лег спать, делать было нечего. Гул печи, треск дров и легкий запах смолы так и клонили в сон. А парень, чей отец испортил колоду, достал из портфеля ноутбук, и включил ребятам какое-то кино.
- Ух ты - раздался голос Егора - хороший комп! Себе такой же куплю с зарплаты.
- Ага - улыбнулся мальчишка - Папка подарил на новый год.
Я не видел ни ноутбука, ни фильма который они смотрели, но содержание слышал отлично. Это была какая-то короткометражная американская комедия, с такими выражениями, что мне, ей Богу, аж плохо стало! Вперемешку сыпались пошлые фразы, ругань, вкупе с абсолютно идиотскими шутками, которые-то и юмором не назовешь. А ребята хохотали, тыкали в экран пальцами, пока вновь не вошел отец парня. Он посмотрел на ребят, и попросил вести себя потише.
Я лежал с закрытыми глазами и продолжал слушать тот бред, которым были увлечены подростки. Мне было обидно, действительно обидно. Только что мы с ними говорили о стихах Высоцкого, спорили о любви Анны Карениной к Вронскому, о загадках Леонардо да Винчи. А в мире того кино грязь и ругань принимались за норму вещей. И прежние темы словно умерли, или нет - отжили. Скукожились, и ушли куда-то в прошлое. Ведь не может же Шекспир стоять в очереди за анекдотом.
Эти мысли не давали мне уснуть. Я лежал и думал, что сейчас встану, и сделаю им замечание. Нет, даже не так - не нужно нравоучений. Я постараюсь воззвать к их совести и здравому смыслу. И вот я уже резко встал со своего места. Но, постояв несколько мгновений в молчании, я вышел из комнаты и пошел другую комнату.
Войдя, я увидел четырех мужчин и трех женщин за скромно накрытым столиком.
- Можно к вам?
- А что, ребята мешают? - спросила меня одна женщина, с добрым лицом и нежным голосом.
- Не то чтобы... - замялся я - Просто ребята обсуждают между собой вопросы, которые мне чужды. Мне многое не ясно, и я чувствую себя неуютно...
-Так вы садитесь к нам, у нас тут все по взрослому - засмеялись мужики, кивая на литровую бутылку водки.
- Нет, благодарю, я просто посижу с вами, если вы не против.
- Да ради Бога - вновь отозвался нежный голос той женщины, и приветливым жестом руки она пригласила меня за стол - У нас тут все равно спальное место пустует.
На столе были порезанные колбасы, несколько пучков зелени, хлеб и две еще закрытых бутылки водки. Вроде бы все было приятно и уютно, только как-то по-своему.
А вокруг все пили, смеялись, "звенели" пластиковыми стаканчиками, пили за дам, за чей-то день рождения недельной давности, травили анекдоты. В общем, была своя атмосфера. Но это только пока в комнату не вошел Егор. И сразу в глазах его я увидел пугающую решительность.
- Я не отниму время - начал он без лишних предисловий - Скажите, вы любите своих детей? - взгляд его обратился на отца мальчика. Повисла мертвая тишина.
- Не поняли вопроса - все с той же добродушной улыбкой, робко отозвалась одна из женщин.
- Я думаю, все мы дорожим нашими детьми - продолжал Егор - у меня самого дочка скоро в первый класс пойдет - он замолчал. На него устремились семь пар удивленных глаз. Я свои старался спрятать. Собрав мысли, Егор сменил интонацию, говоря как бы совершенно о другом:
- Слушайте, у кого-нибудь из вас родители курили, когда вы были еще малы? Вспомните, наверняка вы пытались это предотвратить. Наверняка вы старались спрятать от них этот яд подальше, чтобы они до него не достали. Вы тогда еще не понимали, что это не приведет ни к чему, кроме как к конфликтам и дополнительным тратам. Я так же делал, и меня ругали. Я не всегда осознавал свою неправоту... Но, ведь теперь-то мы не дети.
- Я не понимаю, о чем речь - встал со своего места отец подростка. В ответ на слова мужчины, Егор вытащил из кармана и положил прямо перед ним на стол мокрую колоду расплывшихся карт.
- Ну и что? Я не понимаю, что не так? Или вы это поощряете? - судя по тону, мужчина был уверен в себе, и в упор не понимал, чем недоволен этот молодой человек.
- Дело не в том, азартная это игра, или настольная...
- А в чем же?! - чуть ли не крикнул на Егора мужчина. Женщины за столом аж вздрогнули. Ему, очевидно, было невпервой вести жесткую беседу и доказывать свою правоту громким голосом.
- Дело в том, господа - Егор подошел почти вплотную к отцу парнишки. Еще полшага, и они столкнулись бы лбами - что когда вы попросили ребят помочь вам с сумками, они, не раздумывая, побежали исполнять. А что сделали в ответ вы?
Мужчина не ответил ничего, лишь сделав шаг назад. Все выдохнули.
- Вы же в это время просто напакостили им, вылив стакан воды на колоду карт. Вы это сделали не публично, а у них за спинами, пока они исполняли вашу просьбу. Что они подумают о вас? - Последнее предложение он выделил голосом, и перевел взгляд на сидящих в стороне созерцателей этой сцены.
- Ну... я же предотвратил... я поступил правильно. Пусть они сыграют в карты потом, но зато они знают, что родители этого не поощряют. Не в этом ли наша задача? Мы обязаны ограждать наших детей от всякой гадости. А? Поддержите меня? - обратился он ко всем.
Егор же в это время, медленно, под всеобщее молчание, подошел к столу. Открыв бутылку обычной питьевой воды, он налил себе полный пластиковый стаканчик.
- Любите принципы? - Повернулся он к мужчине лицом - Принципиально воспитываете своего ребенка в духе борьбы с мерзостью? Так знайте же, что сейчас по подаренному вами компьютеру ваш сын со своими товарищами смотрит похабный иностранный фильм, от которого даже я, взрослый мужчина начинаю краснеть от стыда. Так я прошу вас... - он протянул ему стакан с водой. Мужчина заметно отшатнулся. Егор сделал два шага к нему - тот еще отступил.
- Ну? Залили карты - залейте и компьютер. Поверьте, толку от этого будет намного больше.
Понимая, что пятиться уже было некуда, отец мальчика вернулся за стол, опустившись на свое место и делая вид, что больше он его не слышал. Теперь уже Егор повысил голос и обратился ко всем сразу:
- Так что же, все ваши принципы ограничиваются двадцатирублевой колодой карт? А что, если принципы соприкоснутся с чем-то подороже? Карты стоят рублей пятьдесят, а если речь о компьютере за пятьдесят тысяч? Вы, родители своих детей, так просто продаете их за разноцветные купюры...
На этих словах Егор оборвал свою речь, хотя очевидно, имел что еще добавить. У меня же в горле образовался ком, который сдавливал мне шею и мешал свободно дышать. Мне было стыдно. Я думал именно о том, что сказал Егор, когда выходил из комнаты мальчишек. Но промолчал. Не сказал ни слова ни мальчишкам, ни их родителям, и здесь, когда Егор был готов вцепиться в горло здоровому мужику, сидел, забившись в угол.
Последнее, что Егор сделал в тот вечер, так это, уже у самой двери в коридор развернулся, подошел к столу и разложил размокшую колоду.
- Я пойду спать, - сказал он - а карты пусть у вас тут посушатся. Всех благ, господа.
Очень долго не мог я уснуть. В той комнате мне мешал похабный фильм. В этой - какой-то зверек, что не давал мне покоя. Я покадрово и дословно прокручивал этот разговор в своей голове.
"...Месяц умер - синеет в окошко рассвет. Ах ты ночь, что ж ты ночь наковеркала..." На следующее утро мы уходили из дома, продолжая свои маршрут. Я покидал дом последним. Тогда я увидел, что колоду все забыли. Она так и лежала на том самом столе, разложенная Егором, прошедшим вечером. Теперь храню ее. Храню, в назидание себе.
Сегодня же, несколько лет спустя, работая уже в другом месте и с другими людьми, я читаю любимые стихи, а перед глазами совершенно другая картина - громоздкий старый дом, сопящие в темноте охмелевшие люди, и сырая колода на столе. Да вот она - лежит на моей книжной полке. Скажете - не достойное соседство? Отнюдь. Полка уставлена томами Пушкина и Достоевского. Эти господа не побрезгуют.