Весь день немногие уцелевшие прятались на опушке леса, прислушиваясь к шуму, доносившемуся со стороны деревни и моля Перуна спасти тех, кто не сумел скрыться от вражеского отряда, вынырнувшего из рассветного тумана. Спастись удалось в основном тем, кто жил на околице и смог добежать до лесной чащи, куда степняки побоялись сунуться, опасаясь мести чужих богов. Шум и отчаянные крики постепенно стихли, а ближе к вечеру над крышами поднялось пламя. Враги, обшарив каждый дом и набив в тороки наиболее ценное, покидали деревню.
Когда последний всадник скрылся в вечерних сумерках, самые смелые скрытно, задами, стали подбираться к тому, что еще накануне было довольно большой деревней, затерявшейся среди бескрайних лесов. Их встретили мертвая тишина и страшный запах смерти. Ни привычных детских криков, ни собачьего лая, ни перестука молотов в кузне...
Много лет ждали деревенские этого дня, но песьеголовые предпочитали грабить поселения, стоявшие ближе к краю лесного массива. Враг не приходил, и постепенно все забыли об угрозе, уверовав в защиту богов. Великий Перун, мудрый Велес, почему вы отступились от нас?!
Зная, что его ждет, но надеясь на чудо, Ясень осторожно подобрался к родному двору, где среди догорающих бревен лежали изуродованные тела отца и братьев. Мать скорчилась чуть в стороне, и ее разорванная одежда, слабо колыхаемая ветерком, лишь подчеркивала неподвижность тела. Он глухо застонал и, обхватив руками светло-русую голову, опустился на землю. Что теперь будет?
- Ты не ранен, парень? - Раздался знакомый старческий голос, - Пришел помочь, да лечить здесь, похоже, уже некого...
- Горемысл, - Ясень поднял глаза, в которых блестели еле сдерживаемые слезы, - У меня никого не осталось в целом мире!
- Ну, так уж и никого, - ворчливо заметил старик, с кряхтением опускаясь рядом с юношей не уцелевшую от пожара колоду, - А мне казалось, парень, что тебе небезразлична судьба некоей юной девы...
Он еще что-то бормотал в бороду, но Ясень уже не вслушивался в старческую болтовню. Васька! Как же он забыл про нее, свою зорьку ненаглядную! Он вскочил на ноги и бросился к дому любимой. Чихая от дыма, тянущегося с соседского пепелища, юноша влетел в знакомый двор, и, слава Перуну!, увидел живую и невредимую Ваську, рыдавшую в объятиях матери на крыльце чудом сохранившегося дома. Встретившись глазами с Ясенем, женщина призывно помахала ему рукой. Тот подошел, стеснительно одергивая испачканную сажей рубаху.
- Смотри, Василиса, жив Яська твой, - она почти насильно развернула к нему зардевшуюся дочь. - Знаю я про твое горе, парень, жаль помочь ничем не могу. Хороший мужик был Иван, и братья твои как на подбор. А с Миленой, сам знаешь, мы как сестры были ... В общем, пока ты решишь, что делать дальше, будешь нашим гостем.
- Не могу я, - Ясень даже головой затряс, - Жрец не позволит мне поселиться в вашем доме без свадебного обряда, а какой из меня сейчас жених - ни кола, ни двора!
- Может, и никакой, да ведь и остальные не лучше, всех нас беда уровняла. Так что не говори глупостей, а иди с Васькой в дом.
Она легонько подтолкнула дочь в спину, и та, пряча глаза, поманила за собой парня, но Ясень не двинулся с места.
- Не могу я, тетя Маша, прости. Поживу пока у Горемысла. Я ведь только зашел узнать, как вы, а теперь пойду назад. Надо совершить похоронный обряд, а потом подумать, как жить дальше. Так что прости...
Юноша повернулся и побрел, едва волоча ноги по истоптанному конскими копытами двору. Он бы все отдал за то, чтобы поселиться под этой крышей, но сейчас не мог остаться. А раз так, надо идти и делать то, что должен: отдать последний долг близким и научиться жить с болью утраты.
Марья проводила Ясеня внимательным взглядом и, тяжело вздохнув, проронила, обращаясь к дочери, по щекам которой катились беззвучные слезы:
- Похоже, твой парень сделан из того же теста, что и его отец. Не плачь. Он вернется, когда сделает то, должен. Иди в дом, а я пойду к Акулине, посмотрю, чем помочь.
И она легкими шагами - словно плыла над травой! - скользнула к соседнему дому, где заходилась над трупами сыновей седая женщина с растрепанными волосами.
- Что мне делать, старик, скажи. Вся моя жизнь кончилась в тот миг, когда погибли родные, и сгорел дом. Я так мечтал работать в отцовской кузнице, жить в большой дружной семье, а потом построить свой дом и взять в жены Василису, а что теперь: ни кузни, ни семьи... Живу в твоем доме, ем твою еду из твоей миски твоей ложкой, - он с такой ненавистью уставился на густую грибную похлебку, будто это был его злейший враг.
- Не гневи богов, парень, - Горемысл отложил нож, которым резал хлеб, и степенно огладил длинную густую бороду, - Чую, очень скоро тебе придется сделать непростой выбор, от которого будет зависеть не только твоя судьба, но и жизни всех нас. А пока доедай обед, да поспешай к священному дубу, жрец не любит ждать.
- Ну вот, еще и это! - Ясень терпеть не мог хитрого проныру, вещавшего волю богов, которого вся деревня не только не любила за спесь и жадность, но и боялась за беды, которые колдовским образом насылал он на провинившихся жителей, - Опять начнет требовать подношений и пугать перуновыми молниями. Лучше и не ходить вообще.
- Не дело говоришь Ясень. Нельзя тебе там не появиться. И так пересуды пошли после того, как ты поселился в моем доме, а если еще и не придешь на общий сбор - совсем плохо будет.
- А ты? Пошли со мной, а?
- Смотрю я на тебя и не пойму: то говоришь как взрослый муж, то как дитя неразумное. Жрец меня и без того еле терпит, а если приду к дубу - изгонит из деревни.
- Потому что ты сильнее?
- Потому что сбиваю с правильного пути таких болтунов, как ты! Чтоб духу твоего не было сей же миг! Можешь вместо меня злыдня прихватить, авось не скучно будет.
Услышав в голосе хозяина дома сердитые нотки, Ясень стрелой вылетел за дверь, и помчался через поле вслед за припозднившимися бабами и мужиками.
У священного дуба томились уцелевшие жители деревни, ожидая появления жреца, и тот возник, словно из воздуха, хмуро оглядывая притихших враз людей.
- Я разговаривал с богами, - начал он визгливым голосом, - и они велели мне принести великую жертву. Слишком часто пренебрегали вы выказыванием почтения, и теперь боги требуют свою долю.
Народ одобрительно загудел, соглашаясь, что в такое время экономить на подношениях всемогущим просто глупо. Кое-где раздались выкрики с идеями о том, чем умилостивить небесных покровителей. Кто-то предлагал заколоть уцелевшего барана, а более щедрые (или трусливые?) - купить в соседней деревне быка. Но жрец не слушал сородичей, глядя не мигая на перевалившее за полдень солнце, а потом медленно произнес, чуть склонившись к стоящей перед ним толпе:
- Чтобы спасти нас впредь от набегов, боги приказали огородить деревню бревенчатой стеной с башенками по углам ("Это дело!", выкрикнул неугомонный Ермилка-гончар), и под восточную башню закопать живьем самую красивую девушку деревни. Тогда ни один лиходей не сможет прорваться в острог, который Девичья башня сделает неуязвимым для врагов.
Мгновенно в толпе воцарилась тишина. Народ, уже забывший, когда последний раз совершалось человеческое жертвоприношение, с ужасом осваивался с новостью, переданной посланцем богов. При всей своей стервозности, жрец никогда не ошибался, передавая их повеления, и сейчас никто не мог и помыслить, что он лукавит. Сначала Ермилка, а за ним и остальные жители стали крутить головами, ища Василису, прозванную Прекрасной за тонкий стан и нежные черты точеного лица.
Они стояли чуть в стороне, огорошенные страшной вестью, и только Марья, обхватив плечи девушки, все сильнее прижимала ее к себе, поглаживая по сжавшейся спине.
Все также медленно, люди оторвали взгляд от несчастных женщин и повернулись к жрецу, ожидая дальнейших указаний. И хотя никто не произнес ни слова, было ясно, что участь несчастной девушки решена.
- Боги велели начать строительство с завтрашнего дня, и принести жертву, когда народится новая луна, - пробормотал жрец, пугаясь собственных слов.
Он уже повернулся, чтобы скрыться за статуей Перуна, как Ясень, решившись, сделал шаг вперед.
- Остановись, жрец, боги не могли потребовать такой страшной жертвы!
- Ты сомневаешься в моем умении толковать их повеления?
- Нет, но я верю в их милосердие. Мне говорил дед, что даже в пору его молодости наши предки не приносили человеческих жертв!
- Щенок, это старый безбожник Горемысл научил тебя спорить со мной! Я изгоню его из деревни, и это будет лишь малой толикой той кары, которую он заслуживает!
- Но парень прав, - из-за спин людей появилась рука со знакомым посохом, а потом и старец, на плече которого восседал черный ворон, с любопытством разглядывающий собравшихся, - Есть возможность спасти деревню от врагов и без убийства невинной девочки. Вспомни легенду о богатырском мече! Если на ворота крепости прибить меч Ратибора, то ни один враг не сможет переступить через заветную черту.
- Это всего лишь сказка! Никто не знает, где этот меч. Он исчез много веков назад!
- А если он найдется?
Жрец аж затрясся от негодования. Его обвиняли в неумении общаться с богами! Более того, появился кто-то, препятствовавший его воле, перед которой безропотно склонялись даже самые гордые шеи! Можно было, конечно, призвать на голову наглеца молнию, но жрец смутно догадывался, что противник вряд ли слабее его, поэтому ничего не оставалось, как, призвав на помощь выдержку, злобно прошипеть:
- Ты хочешь противиться воле богов? Хорошо! Но запомни, если ты не принесешь меч до новолуния, тебе придется уйти из деревни, а девушку принесут в жертву.
- Согласен, - голос Горемысла был все также спокоен, - Священный дуб слышал наши слова.
Ничего не ответив, жрец повернулся к вековому дереву и поднял жезл.
Вечером в избе Горемысла собрался военный совет в составе хозяина дома, Ясеня, а также Марьи и Василисы. За ними из-за печки с интересом наблюдал домовой Дема, ужасный бездельник и обжора, за что не раз получал нагоняй от колдуна. Если бы не три злыдня, оккупировавших место под лавкой, стоящей у печи, он бы совсем зажирел и обленился.
Вот и сейчас Дема так увлекся, прислушиваясь к людскому разговору, что не заметил, как мелкие пакостники, тихо подкравшись, вылили на него почти целый ковшик родниковой воды. Домовой взвыл и подскочив от неожиданности чуть не сбил прикрепленную рядом лучину. Злыдни завопили от удовольствия.
- Цыц вы там, - приструнил Горемысл разыгравшуюся компанию, - а то отправлю всех к дворовому. Будете жить с ним в погребе, вот тогда и посмеемся.
Хихикающие проказники горохом посыпались вниз и затаились под лавкой, а приготовившийся было пожаловаться Дема, смекнув, что может получить за компанию, тихо затаился на печи, пытаясь отодвинуть подальше промокшее насквозь одеяло. Но Горемыслу было не до него. Прихлебывая настоянный на семи травах чай, он рассказывал друзьям о делах давно минувших дней.
- Ратибор жил в этих местах, когда еще не родились деды ваших дедов. Это был великий богатырь, защитник всех обиженных и обездоленных. Именно он убил последнего девятиглавого Змея, наводившего страх на все живое, но и сам изнемог и умер рядом с трупом врага. Перун забрал его к себе на небо, а меч богатырский остался на земле. Мудрые говорили, что обладает он силой несметной - какой бы не был враг, не устоит он перед ним. Я знал эту притчу, да забыл за ненадобностью, а теперь вот вспомнил.
- Но до новолуния не больше десяти дней, а мы даже не знаем, где он может быть!
После восклицания Ясеня в комнате повисла гнетущая тишина. Все с надеждой посмотрели на мудрого старца.
- Я догадываюсь, кто может знать, но не уверен, что туда стоит идти.
- Куда? - три пары загоревшихся надеждой глаз впились в лицо старику.
- К Бабе-Яге. Но от нее мало кто возвращался, тем более, в здравии.
- К Яге? - казалось, тьма пахнула из окна, накрыв комнату черным пологом. Заметалось пламя лучины, пискнул от страха Дема, невероятно быстро для своего толстого тельца нырнувший с головой под мокрое одеяло.
- К ней, да не будет ее имя упомянуто без надобности лишний раз. Я не смогу составить тебе компанию, парень, слишком дряхлый стал для подобных дел, да и со старухой у меня свои счеты, придется тебе идти на подвиг одному. Пойдешь?
- Конечно, - Ясень слетел с лавки с таким видом, будто прямо сейчас готов был бежать в страшное логово. Горемысл несколько мгновений внимательно изучал молодого парня, почти мальчишку, потом грустно улыбнулся. - Ты не пойдешь один. Я отправил ворона за моим другом, который вот-вот должен придти.
Не успел тот нехотя занять свое место, как за окном раздалось карканье и истошный лай деревенских собак.
- Ну вот и они, - с облегчением выдохнул Горемысл. - Я дам тебе в попутчики отважного воина, хотя в конце пути он тебе не помощник.
Колдун подошел к двери и, отодвинув засов, впустил в комнату ручного ворона, за которым из мрака серой тенью скользнул гигантский волк. При виде зверя Василиса завизжала от ужаса и вцепилась в руку Ясеня, заслонившего девушку с намерением дорого продать свою жизнь. Охнула Марья, глядя на лесного гостя широко распахнутыми васильковыми глазами, еще ярче засиявшими на побелевшем лице.
Но зверь явно не собирался никого трогать. Чуть поведя носом, он подошел к Горемыслу и легко потерся мордой о его руку.
- Ты меня звал? - у него была очень странная, лающая манера произносить слова.
- Мстислав, у нас большая беда. Вот эту девочку местный жрец собирается живьем закопать в землю. Надо ей помочь.
- Что требуется от меня?
- Ты должен проводить этого юношу к той, которая знает правду о мече Ратибора.
- К ней? - при одной мысли о цели путешествия у волка от ярости и страха встала на загривке шерсть.
- К ней. Но в дом пойдет только Ясень. Ты должен отвезти его туда, помочь найти меч и не позднее девятого дня вернуться обратно. Ты готов?
Медленно повернув голову, волк внимательно посмотрел горящими глазами в самую душу Ясеня, затем помолчал, и обреченно выдохнул:
- Да.
- Тогда быстрее собирайтесь. Ясень, Мстислав не волк, а волкодлак, так что находиться постоянно в этом обличье он не сможет. Хотя бы пол дня он должен быть человеком, чтобы окончательно не стать зверем. Учти это, пожалуйста. А теперь за дело, друзья!
- Мстислав, а Мстислав!
- Чего тебе? Спи!
- Почему ты стал таким?
- Она заколдовала.
- Та, к которой мы идем?
- Да.
- А почему?
- Женился на любимой девушке. Ее она превратила в жабу, а меня в волкодлака.
- Ты боишься ее?
- Нет, не боюсь. Но если мы еще раз встретимся с ней, я умру.
- Почему ты так решил?
- Сама сказала.
- А если она ошиблась?
- Ты что? - от удивления Мстислав чуть не потерял дар речи, - Старуха никогда не ошибается. Ты даже не представляешь всей ее силы, да и я, наверное, тоже...
На следующий день на закате они были на месте. По мере приближения к жилищу старухи лес становился все угрюмее, хватая незваных гостей когтями мертвых ветвей и хлеща колючими еловыми лапами.
Дом Яги открылся внезапно. Мгновение назад они в изнеможении пролезали через очередной завал, и вдруг деревья расступились, открыв потаенную поляну, посреди которой возвышалась изба, окруженная неприступным частоколом, лишь в одном месте разорванным створками ворот. Но человека и волкодлака поразил не вид вздымающихся к небу кольев, а ожерелье из человеческих черепов, венчающих ограду.
В тот момент, когда друзья вышли на опушку, погас последний луч заходящего за вершины деревьев солнца, и в тот же миг вспыхнули черные глазницы черепов, залив поляну безжизненным светом.
От испуга Ясень схватил за руку стоящего рядом мужчину, и почувствовал, как того бьет крупная дрожь.
- Угу, - сердце Ясеня взмыло к горлу, - Даже тошнит от страха... Но ты не думай, я сейчас немного посижу, и пойду. Ладно?
Волкодлак внимательно посмотрел на юношу, почти мальчика, который собирался совершить то, от чего у видавшего виды мужчины сразу начинали подгибаться ноги.
- Яська, подумай последний раз. Ты не обязан идти туда, понимаешь? Никому не обязан. Если ты сейчас передумаешь, никто не будет знать о твоей слабости. Клянусь тебе в этом.
- Не могу. Если я поверну назад, то не смогу вернуться домой, а жить без Горемысла и всех остальных я просто не смогу. А Ваську убьет колдун. Лучше пожелай мне удачи,.. пожалуйста.
- Да хранит тебя Перун и все боги, парень. Я буду ждать тебя здесь до заката следующего дня. А потом уйду. Ты заметил, что вокруг нас уже давно не было видно зверья? Кто здесь задерживается больше, чем на одну ночь, остается навсегда. Помни об этом! А теперь иди.
Ясень бросился в объятия друга, и Мстислав прижал его к груди, ласково похлопывая по спине. Но, как говаривал Данила, "долгое прощание может остудить самое горячее сердце", поэтому друзья не стали затягивать расставание. Мгновение - и Мстислав растворился в сумерках мертвого леса, а Ясень пошел к заветной цели. Первые метры дались относительно легко, но чем ближе подбирался он к воротам, тем труднее было сделать следующий шаг. Ужас не отпускал его, накатываясь удушливой тьмой, пытаясь сковать разум и волю, и заставить дерзкого мальчишку ползти, теряя человеческий облик.
Вот и запертые ворота, через которые не перескочить, не перелезть. Горемысл, Горемысл, что же ты не рассказал мне, как попасть во двор к Яге!
Испытывая дикое желание кинуться прочь от жуткого частокола, Ясень мягко коснулся дерева, словно пытаясь нащупать невидимый замок, и почувствовал, как разом занемели пальцы. Но ворота вдруг заскрипели, и, подчиняясь беззвучному приказу, медленно распахнулись перед ним, открывая двор, посреди которого стояла черная бревенчатая изба, повернутая почему-то задней стеной к воротам.
Словно сквозь туман услышал Ясень напутственные слова старого колдуна и медленно повторил за ним заклинание:
- Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом.
Глаза черепов полыхнули нестерпимым блеском, и когда ослепленный Ясень проморгался, изба оказалась повернутой к нему уже крыльцом. В черном проеме распахнутой двери стояла древняя сухопарая старуха, бесцеремонно разглядывая пришельца. Ясень постарался спокойно встретить ее взгляд, но, стоило их глазам встретиться, как у него закружилась голова, и появилась ощущение, что колдунья знает про него все, самые страшные тайны, все плохое, что он успел совершить за недолгую жизнь. Пауза затягивалась, но воспитание не позволяло юноше заговорить первым, и он терпеливо ждал, когда к нему обратится хозяйка.
- Почто пришел, добрый молодец? - голос старухи был удивительно низким и чистым для ее возраста и комплекции, - Что за беда привела ко мне?
- Ищу меч Ратибора.
- Зачем он тебе понадобился?
- Хочу спасти жителей деревни от набегов песьеголовых.
- Значит, не хочешь отдавать в жертву богам свою девку?
У Ясеня чуть не сорвался с языка вопрос, откуда она знает про Василису, но он вовремя вспомнил, что Горемысл тоже был в курсе всех новостей, хотя жил на отшибе и редко жаловал обитателей деревни своими посещениями. Соврать нельзя, но и подтверждать святотатственный поступок тоже не хотелось. Пришлось промолчать, склонив голову, но Яге ответ не был нужен. Она уже узнала о нем все, что хотела, и его мысли ей не очень понравились.
- Значит, хочешь обмануть богов... Давненько я не слышала ничего более интересного. Но я ничего даром не даю. Чем ты готов пожертвовать ради своей девчонки?
- Всем! Да я жизнь за нее отдам!
- Ну что ж, цена достойная. Заходи, расскажешь поподробнее, что у вас там случилось, я может и помогу.
Поднявшись по ступенькам крыльца, он вошел в темное помещение, и тут же налетел на стоявшую у прохода лавку. Было страшно до ужаса. Где-то на периферии сознания мелькнуло воспоминание об охоте с рогатиной на медведя, но страх перед Косолапым не шел ни в какое сравнение с ужасом, раздирающим сейчас его сердце.
Вспыхнули маленькие огоньки на кончиках пальцев Яги, и она поднесла их к лучине, торчащей в стене, отчего та сразу занялась, ярко осветив комнату. При свете пляшущего огня, старуха снова принялась внимательно изучать гостя.
- Почто без оружия пришел? Неужто меня не боишься?
- Боюсь, но наставник сказал, что оно здесь будет бесполезным.
- Верно. Значит, Горемысл еще не поглупел от старости. Только зря он тебя ко мне прислал, я не знаю, где меч Ратибора.
Это был удар, от которого Ясень на мгновение даже забыл о страхе.
- Как не знаешь?
- А вот так. Но я знаю одного э-э-э человека, который тебе все расскажет. Хочешь с ним встретится?
- А далеко до него? У меня ведь очень мало времени.
- Нет не далеко. Как только избу поверну, так сразу и встретишься. Ну, как, знакомить?
- Да. _ И еще решительнее, - Да, да, да, да!
- Хорошо, ты сам выбрал свою судьбу. Повтори заклинание.
- Избушка, избушка, встань к лесу передом.
То ли ураганный ветер пронесся по крыше, то ли кто-то захохотал-зарыдал. Ясень почувствовал, как изба пришла в движение, а облик хозяйки дома начал разительно меняться. Куда-то делись одежда и волосы, мясо растворилось в воздухе, обнажая кости, и к концу поворота перед Ясенем стоял огромный скелет.
- Значит, хочешь поговорить с теми, кто знает судьбу меча Ратибора? Но те, кто знал, давно мертвы. И чтобы поговорить с ними, тебе придется покинуть царство живых.
Она вытянула в его сторону руку, из которой вылетел белый луч света, ударивший Ясеня в сердце, и он упал замертво, неловко подвернув руку.
Скелет же, помедлив немного, снова превратился в старуху, которая, кряхтя, затащила безвольное тело Ясеня на широкую лавку и, охнув распрямилась, держась за поясницу:
- Завтра посмотрю, что с тобой сделать, - проговорила она, обращаясь к трупу, - Может череп на ограду приспособлю, может съем. Дурачок, кто же сам к смерти приходит?
В ее голосе промелькнула нотка жалости, хотя, возможно, это был просто усталый вздох.
Деме не везло целый день: то, пока он собирался слезть с печи, злыдни слопали его завтрак, то, что гораздо хуже, ему угораздило попасть под горячую руку Горемыслу, и старик превратил его в мышь. Правда, колдун быстро спохватился и вернул бедолаге первоначальный облик, но те несколько минут, что Дема пребывал в образе толстого серого грызуна, чуть не оказались для него последними, потому что соседский кот тоже хотел позавтракать. За всю свою долгую жизнь Деме не приходилось так долго и быстро бегать. Злыдни чуть животики не надорвали, глядя на его прыжки перед носом голодного котяры.
Теперь он, постанывая, лежал на теплой печи, слезая только для того, чтобы попить водички. Вот и сейчас, бурча под нос проклятия кошачьему племени, он аккуратно спустился на пол и, прошмыгнув мимо сидящего за столом сердитого старика, направился к кадке с водой. Он уже успел зачерпнуть ковшик родниковой воды и отпить пару глотков, как чуть не подавился от тревожного вскрика Горемысла, впившегося глазами в стоящее перед ним плоское оловянное блюдо, по дну которого каталось красивое наливное яблоко.
Когда у хозяина бывало хорошее настроение, Дема часто сидел рядом с ним, и они вдвоем рассматривали диковинные страны, людей и животных, появлявшиеся на дне блюда по приказанию колдуна, но после того, как ушли Ясень с Мстиславом, Горемысл просил показать только их.
Что же могло напугать всегда спокойного старика, да так, что он впервые в жизни схватился за голову? Домовой проворно забрался на табуретку, с нее на стол и заглянул в блюдо, дно которого окрасилось в кроваво-красный цвет.
- Я боялся этого, - глухо проговорил колдун, глядя в одну точку, - Этого не может быть, но зеркало никогда не лжет. Но его смерти не было в предначертанном. Значит, еще можно изменить ход судьбы, и я не дам мальчику умереть.
- Хозяин, - мягкая лапка домового легла на руку колдуна, - Они погибли?
Очнувшись от шока, Горемысл взглянул на Дему с таким выражением лица, что тот отпрыгнул на другой конец стола. Доброго старика было не узнать: перед домовым стоял седой воин, глаза которого горели решимостью и волей. Мыслями он был уже не здесь, и толстый лежебока мог только предполагать, о чем думает хозяин дома. А тот быстрыми шагами подошел к прибитым к стене полкам, на которых стояло несколько маленьких глиняных флаконов, и выбрал красный и черный. Ловко накинув на них петли, сделанные из кожаного шнурка, он повернулся к испуганному домовому, грустно сидевшему на углу стола.
- Дема, сейчас я превращусь в птицу. Ты наденешь мне на шею вот эти флаконы, а когда я вылечу в окно, закроешь ставни, спрячешь блюдо, запрешь дверь и будешь сидеть тише воды ниже травы, пока я не вернусь. Эй вы, под лавкой, вас это тоже касается!
Распахнув окно, он пробормотал заклинание, взмахнул руками и обернулся огромным ястребом. Увидев перед собой хищную птицу, Дема тихо пискнул от страха и, свалившись со стола, попытался забраться под лавку, где уже шла драка между злыднями, прятавшимися друг за друга.
Ястреб переступил с лапы на лапу и сердито зыркнул на своего помощника.
- Демка, не будь дураком. Быстро делай, что тебе велено, а не то я тобой позавтракаю. Понял?
Тихо клацая зубами от страха, домовой прихватил со стола флаконы, и, забравшись на подоконник, один за другим надел их на склоненную птичью голову.
- Ничего не напутаешь? - ястреб внимательно посмотрел в глаза домовому.
Тот отрицательно замотал головой и вдруг всхлипнул:
- Возвращайся домой, хозяин. Пропадем мы тут без тебя.
- Ну-ну, хватит разводить сырость в доме. Сказал, вернусь, значит вернусь. А если через неделю меня не будет, пойдешь к Марье. Она тебя любит и заберет к себе жить.
- А мы? А мы? - шариками выкатились из-под лавки злыдни.
- И вас, наверно, тоже, если не будете сильно докучать. Ну, мне пора.
Раскинув крылья он взмыл ввысь и скрылся за верхушками деревьев, а Дема и злыдни, тесно прижавшись друг к другу, еще долго сидели у окна, потерянно вглядываясь в утреннее небо, а затем сделав все, как велел хозяин, забрались на демину лежанку и, обнявшись, приготовились ждать.
Это было страшно: сполох, боль, чернота, ощущение полета и нечеловеческий голос, спрашивающий его о чем-то. Ясень сделал попытку сосредоточиться и понял:
- Кто ты?
- Ясень.
- Что тебе нужно в царстве мертвых?
- Узнать, где покоится меч Ратибора.
- Ты знаешь, кто я?
- Чернобог.
- Ты не позволил жрецу принести мне жертву, а теперь явился просить помощи?
- Я люблю Василису!
- Что ты предложишь взамен?
- Жизнь за жизнь.
- Это достойное предложение, и я принимаю условие. Ты останешься со мной, а меч Ратибора завтра же будет висеть на священном дубе. Клянешься выполнить свою часть договора?
- Да!
Мстислав в обличье волка уже несколько часов наблюдал за домом Яги, спрятавшись за полусгнившей колодой, но ее двор был еще более безжизненным, чем окружавший его мертвый лес. С первыми лучами солнца погасли глазницы черепов, но поляна не стала уютнее. Здесь даже дневной свет казался каким-то выморочным и серым.
Только волкодлак начал подумывать о том, что было бы неплохо подползти поближе к частоколу, как в небе появился огромный ястреб. Сделав круг над логовом Яги, он подлетел к схорону Мстислава, призывно крикнул и исчез в лесу. С бьющимся сердцем, волкодлак осторожно выбрался из своего убежища и побежал в ту сторону, где скрылась птица. Искать пришлось недолго. В пятидесяти саженях вглубь леса стояла сломанная сосна, на вершине которой и пристроился ястреб, встретивший виляющего по-собачьи хвостом волка неутешительной новостью: посреди двора в пустой выдолбленной колоде лежит тело Ясеня, а в стороне Яга разводит костер. Может, конечно, это одно с другим не связано, но живым или мертвым мальчика у старухи надо отобрать. Так и порешили.
Закопав флаконы в мох под корнями сосны, друзья приготовились к последнему в жизни бою. Мстиславу поручалось отвлечь Ягу, а ястреб-Горемысл должен был, если хватит сил, выкрасть тело.
Друзьям потрясающе повезло: пока они подбирались к дому Яги, старуха ушла в избу. Воспользовавшись моментом, Горемысл, камнем спикировал вниз, вцепился когтями в неподвижное тело юноши и, тяжело взмахивая крыльями, еле-еле перелетел с тяжелой ношей через частокол. Здесь его уже поджидал огромный волк, на спину которого ястреб бережно опустил Ясеня.
Не медля ни секунды, Мстислав изо всех сил бросился прочь от страшного места, следя за тем, чтобы от его огромных прыжков не сползла со спины драгоценная ноша. Досадно, но на опушке леса ему пришлось укротить свой бег, и, перейдя на шаг, тщательно выбирать дорогу среди бурелома к заветной сосне, где их уже поджидал Горемысл с флаконами живой и мертвой воды в руках.
Мстислав бережно опустил тело юноши на траву и улегся рядом, тяжело поводя боками.
Горемысл ласково провел рукой по бледному лицу юноши и, наклонившись, влил в приоткрытые губы содержимое первого, а за ним и второго флаконов. Щеки Ясеня порозовели, раздался тихий вздох, дрогнули ресницы, и юноша с трудом сел, оглядываясь по сторонам. Наконец, он узнал друзей.
- Мстислав! Горемысл! Что вы здесь делаете? Бегите отсюда как можно быстрее!
- Э нет, - старик, кряхтя, поднялся с колен, - Я втравил тебя в это дело, мне и спасать. Но сначала о деле. Ты узнал, где меч?
- Он сегодня должен быть на дубе. Но тебе следовало оставить меня в царстве мертвых. Я нарушил договор!
- Во-первых, если ты его и нарушил, то невольно, а коли мы тебя спасли, не убивать же снова!.. И вообще, давай отложим этот разговор до более подходящего времени. Не стоит здесь задерживаться дольше необходимого. Надеюсь, что ты сможешь удержаться на спине Мстислава. Залезай и бежим!
Ясень неуверенно кивнул, и, усевшись на волчью спину, вцепился руками в густую шерсть. От его ладоней веяло таким холодом, что Мстислав поежился, но, поскольку рассуждать о том, как должны выглядеть спасенные с того света, было как-то не к месту, он отложил мысль в дальний уголок памяти и бросился прочь, напрягая железные мышцы тренированных ног. Ястреб летел чуть впереди, показывая дорогу.
По мере удаления от логова Яги, лес стал все больше оживать. Запели птицы, зазеленела под кронами деревьев трава, вековые ели сменились березами, но беглецы ничего не замечали. Верста за верстой оставались позади, а Мстислав продолжал неутомимо мчаться вперед, и все также летел перед ним ястреб. Казалось, спасение близко, как вдруг, в конце тропинки, выводящей беглецов из леса, они увидели ступу, висящую над землей, в которой замерла, словно изваяние, баба Яга.
Все произошло так неожиданно, что друзья не успели опомниться, как оказались перед страшной старухой.
- Как ты посмел нарушить уговор? - ее немигающие глаза уставились на Ясеня, - Ты поклялся и не сдержал слово.
- Меня спасли без моего ведома.
- Это не важно. Ты клятвопреступник, и должен понести наказание.
Услышав о намерении Яги покарать друга, волкодлак чуть попятился, готовясь к бою. Шерсть на его загривке встала дыбом, обнажились огромные клыки, запросто дробящие бычьи кости. Но на страшную старуху это не произвело никакого впечатления. Медленно отведя глаза от лица Ясеня, она нехотя покосилась на гигантского зверя.
- А это что еще за клок меха? Никак, Мстислав? Я предупреждала тебя, чтобы не смел попадаться мне на глаза?
- Но я...
- Ты осмелился выступить против меня, связавшись с этими безумцами. Ты осмелился оскалиться на меня. Таким, как сейчас, ты и останешься до конца своих дней. И все будут травить бешеного волка. Прочь!
Внезапно волкодлак сделал какой-то странный скачок вбок, отчего не ожидавший подвоха Ясень кубарем скатился в густую траву. На губах зверя появилась пена. Страшно взвыв, он бросился бежать сквозь лес, и все живое шарахалось от обезумевшего хищника.
И тогда ястреб, заклекотав, спикировал на своего врага. Но не успел он вцепиться когтями в лицо смерти, как был брошен оземь, и забился среди камней со сломанным крылом.
- Ты дважды посмел ослушаться богов, Горемысл. Первый раз, когда воспротивился принесению жертвы. Второй - когда спас Ясеня, заставив его нарушить клятву. Ты знал, чем кончится поход, но все-таки послал мальчишку на смерть. Зачем?
- Он бы не выдержал уготованного вами кошмара. Тебе не понять, что испытывает человек, глядя, как на его глазах закапывают живьем в землю его жизнь и любовь.
- А Мстислав, почему он?
- Он не смог спасти от тебя свою возлюбленную и мучался этим многие годы. Лучше смерть, чем такая жизнь.
- Теперь, в приступе безумия и голода, он начнет охотиться на все живое, и первое, что встретится на его пути, будет страшная склизкая жаба. Мне рассказать, кем она была, пока не попала на болото? Ты виноват, и обречен богами на смерть. Даже твой покровитель Велес не оспорил приговор. Ты будешь умирать медленно, в мучении, час за часом теряя кровь. Никто не пожалеет горемыку, потому что твой вид будет ужасен. Это воля богов. Да будет так!
Яркая вспышка, и вместо ястреба рядом с тропинкой возник старик, схватившийся за сломанную руку. Через поры на его лице и руках начала медленно выступать кровь.
- Горемысл! - Ясень бросился к старшему другу. - Не умирай! Что мне сделать, чтобы спасти тебя?
Он помог старику лечь на траву и расстегнул ворот рубахи. Кровь, везде кровь! В отчаянии Ясень всплеснул руками и, сжав кулаки, выпрямился во весь рост, гневно глядя на мучительницу.
Со странным выражением лица, на котором холодное равнодушие перемежалось искорками ... сострадания, наблюдала Яга за хлопотами юноши.
- А свою судьбу ты не хочешь узнать, клятвопреступник? - от голоса старухи у него побежали мурашки по телу, - Жизнь может быть не только счастьем, но и проклятием. Я не заберу тебя туда, откуда ты бежал, но скоро ты сам будешь молить меня о смерти. Так решили боги, и я, богиня Смерти, привратница Царства мертвых, свидетельствую, да будет так!
Порыв ураганного ветра подхватил ступу, и она исчезла в вихре листвы. Наступила тишина, укрывшая холодным пологом истекающего кровью старика и юношу, склонившегося над ним.
Прошло несколько дней после исчезновения Горемысла, и вот как-то ночью Марье послышался тихий стук в дверь. Накинув на плечи, поверх исподнего, полушубок, она приоткрыла створку. Никого. Удивленно пожав плечами, она уже собиралась пойти спать, как услышала не то плач, не то тихое чихание. В изумлении женщина сделала шаг вперед и упала, споткнувшись обо что-то мягкое. Раздался сдавленный вопль.
- Кто здесь?
- Это я, Де-е-ема-а-а. Меня за вами Ясень прислал. Пойдемте со мной, моему хозяину плохо.
Не слова ни говоря, она притворила дверь, чтобы не проснулась дочь, и поспешила за домовым, который умел довольно шустро бегать, невзирая на толстый животик и короткие ножки.
В избе на столе лежал Горемысл, все тело которого было покрыто коркой запекшейся крови, из-под которой кое-где еще сочилась алая жидкость. Рядом, на табурете сидел, склонив голову, Ясень. При виде Марьи, он сделал усилие и медленно проговорил, будто каждое слово болью отзывалось во всем теле:
- Горемысл умер. Его надо обмыть и похоронить на деревенском кладбище в соответствии в обрядом. Последней просьбой старика было, чтобы ты взяла к себе Дему и этих ... под лавкой.
На враз ослабевших ногах Марья медленно подошла к столу и кончиками тонких пальцев коснулась закоченевшего тела.
- Что с ним?
- Его покарали боги.
- За что?
- За доброту.
- А Мстислав?
- Сошел с ума. Если увидишь бешеного волка - это он... Меч висит на дубе?
- Да, он появился здесь несколько дней назад. Жрец от счастья сам не свой. Мы думали, что это вы принесли. Ждали, ждали, а вас все нет.
- Как Васька?
- Ждет и любит тебя.
- Скажи ей, что я умер.
- Зачем?
- Я ухожу.
- Зачем? Теперь нам ничего не угрожает.
Он поднял лицо, и Марья схватилась за сердце. Это был не Ясень, вернее, не тот Яська, которого знала вся округа. Перед ней сидел мужчина, в глазах которого зияла пустота, а седые волосы, выбивавшиеся из-под шапки, страшно контрастировали с юношеской кожей.
- Я видел смерть и говорил с ней. Я ничего не боюсь и ничего не чувствую. Понимаешь? Я нелюдь, и мне не место среди живых, Марья.
Он взял ее за руку, и женщина инстинктивно отдернула ладонь, потому что пальцы Ясеня были холоднее весеннего льда на реке.
- Мальчик мой...
- Ты сделаешь то, что я попросил?
- Конечно!
- Тогда прощай.
Он встал, и медленно перешагнув порог, растворился в ночи.
А в углу, всеми забытые, тихо плакали, прижавшись к Деме, маленькие злыдни.
Горемысла похоронили на деревенском кладбище. Чтобы уговорить жреца совершить обряд погребения, Марье пришлось отдать кровопийцу двадцать собольих шкурок - все приданое Василисы, оставшееся от отца. Деревенский люд посудачил о странных событиях - исчезновении Ясеня, появлении волшебного меча, смерти колдуна, - да и успокоился. Впрочем, еще одна новость вскоре всколыхнула деревню: в полнолуние там, где находилось деревенское кладбище, всю ночь раздавался заунывный вой, а утром на могиле колдуна нашли огромного мертвого волка с впалыми боками и свалянной шерстью. Марья еле упросила отдать ей труп зверя, и к утру следующего дня невдалеке от могилы Горемысла появился еще один холмик.