Я стою перед старой хрупкой дверью небольшого домика. Вокруг царит тишина, но не та безмолвная и холодная человеческая тишина, а тишина дневного леса, живущего неспешно и негромко. Ноги дрожат от усталости, и рука на мгновенье замерла, прежде чем постучать в эту дверь. Это не страх, я уже ничего не боюсь. Просто я хочу еще раз перелистнуть страницы своей памяти. Памяти, которая остается даже после того, как уходит надежда, которая безжалостно хранить все то, что хочется забыть. Я вспоминаю.
Я отчетливо помню тот день, когда я впервые поняла, что я лучше и необычнее других. Что я действительно отличаюсь от окружающих меня. Что это не просто красивые слова моей мамы, которые она не раз повторяла мне в утешенье. Мне было пять лет, и на дороге передо мной стояла огромная бешеная собака, готовая наброситься на меня и растерзать. Я стояла, не в силах закричать от страха, замерев и боясь дышать, и мне больше всего на свете хотелось, чтобы на месте этой собаки оказался маленький котенок. Потом в глазах потемнело, а через пару минут, когда голова перестала кружиться и все прошло, я увидела, что собака куда - то исчезла, а на дороге сидит маленький котенок, очень похожий на щенка. Котенка я тогда забрала с собой и назвала его Тузиком, за привычку на всех рычать. Я помню свой детский восторг оттого, что у меня получилось совершить, пусть маленькое, но такое нужное чудо. И я была особенной и волшебной и непохожей на других, летящей. И мне было подвластно все. И это чувство длилось и длилось, целый день. А потом все опять пошло как обычно, и чудеса больше не получались, как я не старалась. Чего я только не делала: задом наперед ходила, с право на лево читала, даже кровью петуха рисовала, но ничего у меня из задуманного не получалось. В общем, глупостями всякими долго занималась, пока мне это все не наскучило, и у меня не появились новые интересы. Да и мама сказала, что собака тогда просто убежала, а я с перепугу и не заметила. И все же тот день я запомнила навсегда. Мне было пять лет.
Я смутно, какими - то нелепыми урывками помню тот день, когда я впервые поняла, что отличаться от других это страшно. Что окружающие меня люди вовсе не рады моей на них непохожести. Я только отчетливо помню, что мне было очень страшно и мне было пятнадцать лет.
Я никогда не была красавицей. Среднего роста, темненькая, с пухлыми щеками, я никогда не была слишком худой, а из-за этих самых щек частенько казалась даже полненькой, по натуре беспокойная и готовая на любые проказы, я не привлекала внимания парней из нашей деревни, хотя мне очень этого хотелось. Может я и правда была сама во всем виновата, кто знает. Но я точно никогда не хотела стать постельной игрушкой своих вчерашних лучших друзей, а они, почему-то решили, что это так. Я кричала и плакала, умоляя их остановиться, кажется, я даже им угрожала, а они только смеялись в ответ. Неудивительно, кто же испугается угроз девчонки, у которой ни отца, ни брата нет, чтобы заступиться. Я помню дикое желание, захлестнувшее меня в какой - то миг: мне хотелось, чтобы они немедленно умерли. И кто-то, может быть Бог, услышал меня. Избитая, окровавленная, я еще долго валялась рядом с мертвыми телами, пока нас не нашли. Только никто не проникся ко мне сочувствием, никто не пожалел меня. Я помню лишь злобный крик: ведьма и хлесткий удар по лицу, а потом я потеряла сознание и очнулась уже под палящими лучами солнца, привязанная к столбу. А вокруг шел обычный деревенский суд, на котором у обвиняемого нет права на защиту и нет права на оправдание. Староста нашей деревни что-то долго кричал, обвиняя меня во всех грехах и свалившихся на их головы несчастьях, а потом меня заклеймили ведьмой и приговорили к забиванию камнями. Я помню поцелуй того первого камня, попавшего в меня и взорвавшегося ослепительной болью. Я помню лицо того парня, который бросил его: он выглядел каким - то удивленным и любопытно - радостным, как ребенок, которому родители сделали неожиданный, но очень желанный подарок. А после пятого камня я закричала, и слезы брызнули из глаз, после седьмого я закрыла глаза, чтобы не видеть эти упоенные местью лица, чтобы не видеть дикую, почти животную радость в этих глазах, радость от торжества правосудия. Я не знаю, когда и как это случилось. Мне было слишком больно и слишком страшно, чтобы я успела все понять. Я слишком поздно открыла глаза, чтобы увидеть, как моя мама, единственный мой родной человек, закрыла меня от летящих камней собой, а толпа, ее вчерашние кумушки - соседки и лихие ухажеры, была слишком ослеплена своей властью и данной ей возможностью карать, чтобы остановиться раньше, чем закончатся камни. А потом, когда все закончилось, они просто отвязали меня и велели убираться из деревни. Почему они не добили меня вслед за матерью? Не знаю. Может причиной тому был запоздалый стыд или опоздавшее и никому ненужное раскаянье, кто знает. Но мне велено было убираться прочь. Вместе с умершей матерью на руках, которую мне даже не позволили похоронить на деревенском кладбище рядом с ее мужем и моим отцом. Мне тогда было только пятнадцать и было слишком страшно, чтобы чего-то желать. И я убралась, не зная куда идти, одна, без денег, без друзей, мало на что способная и почти ни к чему ни годная, понимая, что даже не смогу продать свое тело какому - нибудь богачу, потому что тело должно быть красивым и невинным, а не изломанным с кровавым рисунком камней.
Мне было двадцать, когда я поняла, чего я действительно хочу и какую цену я готова заплатить за исполнение своего желания. Я хотела всемогущества, чтобы исправить свою жизнь, чтобы повернуть время вспять, чтобы помочь всем тем, кто познал страдание, я хотела всемогущества, чтобы суметь помочь себе и другим, и была готова отдать за это все, включая свою жизнь. По меркам многих я была молода, а значит добра и наивна, по собственным меркам - мне было чуть меньше чем этому миру, и я успела узнать жизнь не с самой лучшей стороны. Я работала как каторжная, ради еды и крыши над головой, обслуживая богатых вельмож и их женщин, легких красивых таинственно-волшебных. Я видела их богатство, силу и власть и мне хотелось попасть в их мир, стать такой же. И я безумно мечтала стать одной из них, уверенная, что тогда моя мечта исполниться, потому что я обрету силу и власть, а потом я увидела мага. Сколько лет ему было на самом деле? Никто не знал, да это и не было важно. Он был красив, молод, и, как мне показалось, всемогущ. Мои вчерашние всесильные хозяева пресмыкались перед ним, на глазах старея от страха, теряя все свое великолепие. И растоптав последние оставшиеся у меня крохи гордости, я пришла к магу, с просьбой научить меня, предлагая в обмен любую плату. Он смеялся весело и долго, открыто и как-то по - детски, а потом сказал то, что пробудило во мне злость и ненависть, убивая надежду, впервые с тех пор, как я ушла из родной деревни. Он сказал, что дар магии дается только мужчинам и ни одна женщина не может им овладеть. Никогда. Но, сжалившись надо мной, он был готов забрать меня с собой и приобщить к миру магии, в качестве зрителя. И я согласилась. Мне было двадцать, когда, заплатив своей гордостью, или тем, что от нее осталось, я начала свое собственное восхождение в мире всемогущей магии, от одного повелителя сил к другому, более сильному, более знатному, более могущественному, сначала как кукла, потом как кукловод.
Мне было двадцать пять, когда я добралась до вершины и поняла, что здесь то же нет того, что я ищу. Даже самый великий из магов не мог всего, даже самый великий из магов платил за свой дар. За каждое волшебство выставлялся счет, подлежащий оплате, и даже самый великий маг был не готов платить по некоторым из них. Они были не властны исправить мое прошлое, они не могли вылечить душу, они не смели лишить меня памяти, они были не готовы творить безымянное и бесцельное добро. Мне было двадцать пять, и у меня был огромный список врагов, а в списке друзей стояло только одно имя - Тузик. Мне по - прежнему хотелось всемогущества, но теперь ради того, чтобы отомстить за свою изломанную жизнь. Я по - прежнему была готова заплатить любую цену, но теперь я была готова отдать не только свою, а еще сотни чужих жизней. Только в том мире, где я жила не было никого, кто мог бы мне помочь. К моим услугам было все могущество всех магов, готовых выполнить любое мое желание, кроме того единственного, чтобы было у меня тогда, а значит, все они были бессильны и для меня бесполезны. И все моих слез и ласк, покорности и власти не хватало, чтобы изменить хоть что-то.
- Ты просишь слишком многого. Ты просишь о том, что подвластно лишь богу.
- Тогда мне нужен бог.
- Ты безумна.
- Если бы...
Им казалось, что безумие ведет меня. Если бы все было так просто. Я не была безумна, я была одержима, и каждый день бессилия был моей пыткой, и каждый отказ был моей казнью. Иногда, в те редкие минуты, когда я оставалась наедине с собой, мне казалось, что безумие могло бы стать моим спасением, подарив забвение, и я почти желала этого, но вместо безумия приходила память, тихо и неизменно, чтобы не дать забыть о моем желании и о его причинах. Память садилась в углу и начинала свой разговор, и все мои мольбы были бесполезны перед этой непрошеной гостьей. Она рассказывала мне каждый день моей прожитой жизни, отчетливо и подробно, и я снова кричала и замирала от страха, унижалась и прогибалась, вновь и вновь, и ничего не могла изменить. И я вновь падала на колени перед своим хозяином с одной единственной просьбой, я вновь отдавала ему мой единственный приказ, но приказы мои разбивались о стену, а просьбы заглушались подарками. И тогда я вспомнила, как в пятнадцать лет под палящими лучами солнца, меня заклеймили ведьмой. Странным словом, которое я больше никогда и нигде не слышала, словом за которым стоял страх, произносивших его, и я решила вернуться в свою деревню, чтобы найти там ответ.
Я вернулась, со всей пышностью и великолепием, на которое только был способен мой последний хозяин, а способен он был на многое, учитывая, что он и был той самой вершиной, до которой я добралась. Деревня меня испугала, тем, что она не изменилась за эти десять лет. Те же старенькие домики, те же кривые улочки, тот же столб приговоренных, те же милые люди, те же игры детей, в которые когда-то играла я, только староста немного постарел. И никто меня не узнал. Они запомнили меня пятнадцатилетней девчонкой, жалкой и ничтожной, а я вернулась к ним взрослой повелительницей жизни, уверенной и властной. Только правда заключалась в том, что в пятнадцать лет, выглядя замухрышкой, я чувствовала себя всесильной и была уверена в том, что могу творить чудеса, сейчас, я была лишь служанкой в роскошном платье, одержимая жаждой сравниться с богом, но давно не верившая в него. И не было у меня других желаний, кроме одного, и ради его осуществления я была готова на все, в слепой уверенности, что мне нечего терять, кроме жизни, а ей я уже давно не дорожила.
Староста почти не знал, что означает слово ведьма, и откуда оно взялось, знал только, что так называли исключительно женщин, которые приносили людям несчастья. Да еще рассказал, что будто бы жила возле этой деревни ведьма, только очень давно, когда еще его дед был сопливым мальчонкой. Жила где - то в лесу, да наверное померла от старости. Не слишком то много он мне рассказал, но все же больше, чем мне удалось найти самой. Я захотела, найти ту самую ведьму, чтобы научиться у нее как быть женщиной приносящей несчастье, если уж этот мир отказал мне в праве на магию, даруя ее, не понятно по какой прихоти, только мужчинам. Мужчинам, которые были готовы ради тебя на все, если плата за это все не слишком высока. И я пустилась на поиски. Долгие, трудные, почти безнадежные. Я ходила по городам и деревням, я обшарила все леса и горы, я задавала вопросы, но никто не знал на них ответы, и когда я уже отчаялась ее найти, я вспомнила тот самый день, когда впервые поняла, что не похожа на других людей, что я лучше и необычней, тот день, когда я впервые совершила маленькое чудо, потому что захотела его совершить, и тогда я просто захотела ее найти, ту, которая сможет мне помочь. И снова случилось чудо, теперь я просто знала, куда мне нужно идти, и пошла.
Мне было тридцать, когда я постучалась в рассохшуюся дверь запрятанного в чащи покосившегося домика. Я нашла то, что искала так долго, я была готова ко всему, кроме того, что увидела. Мне открыла дверь старуха, и, не говоря ни слова, пропустила внутрь. Маленькая темная комната, с одним оконцем, стол, стул, да кровать, вот и все убранство. Меня не спрашивали ни о чем, молча указали на стул, молча налили чай, да поставили на стол скромное угощенье. Я чувствовала себя очень неловко и странно, хотя и сама толком не знала, чего же я жду, стучась в эту дверь. Я молча пила чай и ждала вопросов, на который у меня найдутся ответы, но вопросов не было, и казалось, что старухе этой безразлично и неинтересно, зачем я пришла.
- Вы ведьма?
Холодные серые глаза женщины напротив взглянули на меня равнодушно и безразлично, и голос такой же, как взгляд спросил:
- А если и так, то что?
- Вы можете меня научить? Я хочу, как вы стать ведьмой.
- Зачем?
- Я хочу научиться приносить несчастья.
- Зачем тебе это?
- Я хочу отомстить.
- Ты думаешь месть - это лучший повод?
- Это единственный повод, который у меня есть.
- За что ты хочешь отомстить? За то, что тебя не любят? За то, что тебя унижают? За то, что пользуются тобой? За что?
- За то, что бросили в меня камень. - Я и правда хочу отомстить лишь за него, потому что все остальное в моей жизни случилось лишь из-за него, того первого камня, который был в меня брошен, первого, который разбудил мою боль.
- Разве нет других способов? Попроще?
- Мне не нужна их кровь и боль, я хочу заставить их понять, что они ошиблись, мне нужно их раскаянье и стыд, чтобы они все испытали то же, что и я. Я на все готова ради этого. Помогите мне.
В безразличных глазах мелькнул интерес, и старуха улыбнулась.
- Ну что ж, раз на все. Я тебе помогу. Только ведь быть ведьмой вовсе не значит приносить несчастье. И кто только тебе эту глупость сказал. Быть ведьмой, означает обладать настоящим могуществом, могуществом, которое и не снилось этим магам - жалким пародиям на нас. Я могу научить тебя этому, я могу передать тебе свое знание и свой дар, если хочешь, дар всемогущества. Только и цена за такой подарок есть. Ты готова ее заплатить?
- Я готова.
- Цену узнать не хочешь? Вдруг высока окажется?
- Зачем? Я заплачу любую.
- Смелая ты. Ну смотри, я предупредила. Как бы каяться потом не пришлось.
Старуха рассмеялась, глядя на меня, а потом велела ложиться спать, пообещав, что ждать мне осталось недолго. И я легла и впервые за много много лет уснула спокойно и впервые меня не мучили кошмары. Я нашла, что искала, я нашла всемогущество. И меня не пугала цена. У меня давно не было гордости, я ее растоптала. У меня давно не было совести, я ее разменяла. У меня никогда не было любви, она так и не сумела родиться в безумии моей жизни. Я никогда не знала сострадания и жалости, и все же я готова была платить своей болью, за возможность причинять боль другим. У меня не было никого, кем бы я дорожила, даже Тузик умер, устав бегать вместе со мной за миражами. У меня не было красоты и очарования, но даже то, что было, я готова отдать, потому что мне больше не нужны будут мужчины для исполнения моих желаний, я все смогу сама. Моя юность и молодость прошли, и мне было не страшно их потерять. Я не питала надежд и иллюзий. У меня была только жизнь, но даже ее я готова отдать за возможность отомстить, потому что не будь того камня, и все было бы по-другому. У меня было бы все и почти как у всех - бесплатно. Мне было тридцать, когда я нашла дорогу к всемогуществу, за обладание которым была готова оплатить любой счет, даже ценой сотен чужих жизней, потому что для меня они имели только абстрактное значение. И я не стыдилась быть слишком жестокой, в мире, который не был добр ко мне. Я хотела могущества, чтобы мстить, скажите мне, кто хочет его во имя блага других? Я спала и не видела снов, и я была счастлива в тот миг, как никогда прежде и никогда после, найдя то, что искала почти всю свою жизнь. Мне было тридцать.
Сколько лет мне сейчас? Не спрашивайте. Я все равно не помню. Я перестала считать года уже очень давно. С того самого дня, когда нашла то, что искала, и даже сверх этого. Я узнала, что магия, которую практикуют мужчины, не более чем жалкая договоренность с богом, по которой они могут только то, что разрешено и не более. Они не могут забирать людей у смерти, разве что в обмен на свою жизнь. Они не могут причинять настоящее зло, разве что в обмен на свои страдания. Они не могут творить настоящее добро, разве что в обмен на собственное счастье. Они не могут делать, что хотят, только то, что необходимо. Они должны хранить равновесье, если хотят жить. Этих "если" было так много. Много больше того, что им было разрешено. Я узнала, что могущество ведьмы иного рода. Оно безгранично, всесильно и неподвластно никаким запретам, единственным условием является желание ведьмы. Желание, благодаря которому возможно все. И я стала ведьмой, переняв знания той старухи, ее силы - в дополненье к моим силам, ее опыт - в дополненье к моему опыту, ее всемогущество - в дополненье к моему всемогуществу. А потом она ушла, а я осталась. В том старом разваливающемся домике с рассохшейся дверью, одним оконцем, столом, стулом, да кроватью. Я осталась там, будучи по - настоящему всемогущей: я могла лечить любые болезни лишь взглядом, забирать людей из лап смерти лишь словом, убивать щелчком пальцев, поворачивать время вспять. Я могла все. Все, что хотела, но не хотела ничего. Такова была моя цена - равнодушие и безразличие в обмен на могущество, основой которого является желание. Это тоже был договор с богом, который стремится сохранить равновесие.
Мне было тридцать, когда я обрела всемогущество, сколько лет мне сейчас, я не знаю. Мне все равно. А выгляжу я так, как себя чувствую, очень старой и очень усталой. Я могу все изменить, ирония в том, что не хочу. Я могу исправить свою жизнь, с того самого момента, когда она была так грубо поломана, все исправить и начать новую жизнь. Я могу, только уже не хочу, потому что это уже не важно. Я живу в чащобе, в маленьком домике, хотя могла бы жить во дворце, и все мои дни похожи как близнецы, пусты и равнодушны. Мне не важно, что происходит за этими стенами. Мне не важно, что люди страдают и что им нужна моя помощь. Просто потому, что я могу все, что хочу, а значит, не могу ничего. Я просто жду. Жду, когда в мою дверь постучится та, которая отчаялась, та, которая сумеет пробудить мой интерес, та, которая будет готова заплатить любую цену за свою мечту. И быть может, я ей помогу, если она сумеет разбудить мое желание. А может быть нет. Я жду. У меня впереди очень много времени, даже больше чем вечность. У меня позади долгая жизнь. Мне есть, о чем вспоминать.
Я помню - мне было пять, когда я поняла, что лучше других людей.
Я помню - мне было пятнадцать, когда я поняла, что люди ненавидят тех, кто непохож на других.
Я помню - мне было двадцать, когда у меня не осталось ни гордости, ни надежды, лишь готовность пойти на все.
Я помню - мне было двадцать пять, когда я добралась до вершины, и поняла, что все это обман.
Я помню - мне было тридцать, когда я нашла, что искала.
Я не помню, сколько лет мне сейчас, я давно перестала вести им счет.
Равнодушие - мое имя, безразличие - мое прозвище. Я всемогуща, но я бессильна. Такова цена ведьмы.