В его положении был только один плюс - выдохнуться он не мог. Тело исправно переставляло ноги, дыхание было ровным, нигде не кололо и не болело. Остальное было минусами. Кто, где и почему - эти вопросы злыми колючками раздирали сознание, оставляя после себя туман, наполненный клочками мыслей и воспоминаний. Последняя сохранившаяся картинка: грузовик занесло, перекинуло через ограждение, закрутило по склону горы, а затем кабину смяло, превратив в месиво из железа, пластика и человеческой плоти.
Он не был уверен: сон это, явь, ад или рай? Перед ним была пыльная дорога среди рисовых полей и какая-то цель, маячащая на границе сознания. Наверное, все это было просто предсмертным бредом. Детонаторы утром найдет полиция, если захочет поковыряться в обломках, а 'Берилл' покинет порт без него. Операция сорвана, и некого винить, кроме себя.
Зрение затуманилось, и он постарался напоследок рассмотреть горы вдали, стараясь вобрать в себя каждое облачко, каждый лес и поле, пытаясь еще на секунду остаться здесь, где бы он сейчас ни был.
1.
Генноске Кога потряс головой, постаравшись, чтобы этого не заметил его маленький отряд. Последнее, что ему сейчас нужно - демонстрировать свою слабость. Возможно, солнце, а возможно, однообразная дорога заставили его разум на секунду отключиться. Кажется, он просто заснул на ходу, что и не удивительно: с момента, когда он понял, что госпожа Обору предала, заманив в ловушку, в сердце и мыслях поселилась тяжелая гулкая пустота. Во сне он ехал в высокой повозке по извилистой дороге, освещаемой только светом фонарей. Потоки воды стекали по какому-то прозрачному материалу, защищающему его лицо от проливного дождя. Вдруг повозку понесло боком, закрутило, и Генноске проснулся от грохота, с которым она покатилась по склону горы. Момент 'нe там и не здесь' закончился, не начавшись: звук был порожден веером Кагеру, который раскрылся с металлическим лязгом. Девушка обмахивалась, спасаясь от полуденной жары, оружием, которым можно было без труда при известной сноровке снести голову быку. Сон оставил тягучее ощущение беды и невыполненного долга - то, что Генноске вез в повозке, было очень важным, а теперь груз в лучшем случае будет потерян, а в худшем - достанется врагам. Генноске не мог отделаться от ощущения, что эта судьба ждет и его маленький отряд. Всего четверо - четверо из Десяти Кога. Разведчики, диверсанты, лучшие из лучших. Шестеро уже погибли после того, как господин Иэясу отменил перемирие между кланами Ига и Кога. Пали жертвой вероломства Ига, перехвативших гонца Кога с известием о начале войны и нанесших безнаказанные удары. Как мало нужно, чтобы вековая вражда, дремавшая последние годы, вновь вспыхнула ярким пламенем. Шестеро погибли, сражаясь, но цена, взятая ими, не могла сравниться с ущербом, нанесенным клану. Генноске вздохнул - в этой бойне не было никакой выгоды, просто бессмысленное уничтожение лучших.
К вечеру они добрались до очередного рыбацкого городка, одного из множества раскинувшихся на побережье. Прямая улица с домами богачей, лавками и гостиницами соседствовала с лабиринтом хибар, в которых Генноске постыдился бы поселить последнего подзаборного пса. Тут легко спрятаться бойцам Ига, подумал он, легко наблюдать и устроить засаду. Его люди не нуждались в напоминании, и, оставив Генноске в компании Кагеру, Хёма Мурого и Саэмон Кисараги взлетели на крыши, осматривая путь на предмет возможной засады.
Воздух пропах водорослями и рыбой, звон цикад пропал, словно его и вовсе не было, ветер остановился, как это бывает перед грозой, хотя небо оставалось ясным. Тракт с припозднившимися путниками, городок, небо - все дышало вечерним спокойствием и умиротворением, так далеким от постоянного напряжения последних дней.
Генноске посмотрел на Кагеру и улыбнулся:
-- Подожди немного, они проверят дорогу, и мы наконец сможем отдохнуть.
-- Да, господин Генноске, - ответила девушка, потупив взор. Он не нашелся, как продолжить разговор, и отвернулся, сделав вид, что хотел этим и ограничиться. Атмосфера тяжелого ожидания накрыла Генноске плотным покрывалом, Кагеру рассматривала камешки на обочине, истоптанной тысячами ног и разбитой немногочисленными тачками; он пребывал в сосредоточенной готовности в любой момент вступить в схватку, если разведчики обнаружат врага. Наконец, Хёма подал знак, что путь свободен, и неспешно, с семенящей в полушаге от него Кагеру, Генноске зашагал к гостинице.
Хозяин был сама приветливость: две комнаты, отведенные гостям, находились в достаточном отдалении от трапезной, чтобы шум не докучал им, еда, поданная на ужин, была свежей и вкусной, пусть и не отличающейся изысками: рыба и рис. Конечно, это были не столичные разносолы, но они прекрасно утолили голод, а зеленый чай, поданный тихой служанкой, был выше всяких похвал. Похоже, что персонал гостиницы догадался, что за гости пожаловали к ним этим вечером, Генноске отчетливо чуствовал их страх и дискомфорт в присутствии людей Кога.
Покончив с трапезой, он расстелил перед собой свиток. Вычеркнутые имена глядели на него немым укором - Генноске подвел их, позволив лжи Обору затмить его глаза. Хорошо, что Саэмон стоял на страже. Сейчас Генноске не смог бы вынести его взгляда: пока глава клана наслаждался обществом госпожи Обору, в соседнем амбаре ее люди надругались над сестрой Саэмона и убили ее.
-- Не вините себя, господин, - голос Хёмы был ровен, как шорох поземки по зимнему насту, - они были шиноби и не одобрили бы бесплодных сожалений.
-- Да, дядя, - Генноске обозначил кивок головой в сторону Хёма, благодаря его за слова поддержки. Это было совершенно не обязательно, они были более чем близки - дядя и племянник, учитель и ученик, к тому же, Генноске был совершенно уверен, что Хёма не мог увидеть его движения сквозь сомкнутые веки, но он искал любой возможности, любого оправдания отвести свои глаза от проклятого свитка.
Генноске прекрасно понимал, чего хочет дядя, чего жаждет Кагеру, о чем, сжав зубы, мечтает Саэмон, но не мог отдать приказ. Еще не поздно было вернуться, затаиться и внезапно ударить, подобно змеям в густой траве. Но тогда не будет пути назад, и, когда они встретятся с госпожой Обору, будут говорить только клинки. Безумная, нелепая надежда, что господин Иэясу отменит свое повеление, когда они склонят перед ним колени, что вернется мир и они с госпожой Обору смогут быть счастливы. Разумом Генноске понимал, что она действовала как подобает главе клана, пусть грудь и сжимало холодом от предательства, и где-то на задворках сознания гнездилась мысль, что может быть, когда они встретятся, это все будет казаться просто одной большой ошибкой.
Кагеру пододвинулась к нему, теплые руки двоюродной сестры легли на его плечи. Генноске вдохнул запах, тяжелый сладковатый аромат, туманящий рассудок любого мужчины. Прядь ее волос задела щеку, послав волну мурашек вдоль позвоночника. Он передернул плечами, отстраняясь в секундном замешательстве. Генноске не хотел обидеть Кагеру, но последнее, что ему сейчас было нужно - физический контакт с куноичи. То, что он сделал дальше, всплыло откуда-то из глубины, разум отключился, став на мгновение пассивным наблюдателем, а губы сами собой произнесли:
-- Какой сейчас год? - глаза Кагеру округлились, она не ожидала такого странного вопроса, а Генноске продолжил: - от Рождества Христова.
Вот теперь он завладел ее вниманием.
-- Это какая-то проверка, господин? Тысяча шестьсот, - девушка на мгновение замялась, - четырнадцатый? - неуверенно закончила она.
-- Четырнадцатый, - подтвердил Хёма.
В душе поднялась непонятная радость. Какая разница, четырнадцатый, пятнадцатый, и к чему он вообще это спросил, ну, кроме того, чтобы сбить с толка и остудить пыл куноичи. Впрочем, это подействовало, и Генноске хотел вернуться к своему мрачному созерцанию, но не смог. Теплая волна омывала живот, иррациональное шестое чуство говорило, что это почему-то важно, и теперь у него есть шанс, и не имеет значения, что уже случилось, - он сможет победить. Будущее не сулило ничего, кроме сражений, потерь и непосильных усилий, но Генноске улыбался. Маленькие кусочки мозаики, случайно оброненные слова, подсмотренные взгляды, отрывки из хроник и рассказов стариков собрались вместе, и он ясно понял, что и почему случилось и как ему следует поступить. На лице все еще была улыбка, когда в бумажной перегородке появилось отверстие, а следом, целя прямо в глаза Генноске, влетела оскалившая клыки змея.
Тело сработало само, единым плавным движением уклоняясь от молниеносного броска, клинок блестящей лентой вышел из ножен и встал на пути летящего гада. Змея, столкнувшись с отточенной до бритвенной остроты сталью, разлетелась на два неравных куска и, пятная татами кровью, приземлилась с влажным шлепком. Генноске обернулся на звук бьющегося стекла и женский вскрик - лицо Кагеру было измазано в какой-то мерзкой даже на вид жиже, в щеке застрял кусочек стекла - в пасти змеи был сосуд с ядом, разбившийся при ударе. Он схватил чайник и попытался смыть отраву.
-- Поздно, мне закрыли глаза, - голос куноичи был спокоен, - это 'семь ночей' - ближайшие дни я буду слепа, но потом это пройдет, - Генноске и сам видел, как веки Кагеру распухали, лишая возможности открыть глаза.
Ками-сама, Саэмон! Он не подал сигнала и может быть уже мертв!
-- Хёма, проверь Саэмона. Я останусь тут, пусть думают, что их атака удалась.
-- Хорошо, господин.
-- Кагеру, закрой волосами лицо, достань клинок и сядь ближе к выходу.
-- Хорошо, - по щеке куноичи стекала струйка крови из пореза, но она даже не пыталась стереть ее, сосредоточившись на более важных задачах.
Упавший на землю дождь нарушил тишину. Генноске видел, как напряглась Кагеру, пытаясь понять, не приближается ли враг. На секунду он пожалел, что сосуд с ядом попал в нее, а не в него: уроки дяди подготовили его к бою вслепую, и Генноске был уверен, что способен на равных сразиться с любым из воинов Ига, пользуясь только слухом и опытом бесчисленных учебных схваток.
Кагеру была просто не готова к такому. Генноске слышал шорох ее кимоно, прерывистое дыхание, поскрипывание досок под коленями - слишком много звуков она создает, слишком напряжена, чтобы почуствовать и отразить атаку так, как если бы ее зрение было на месте.
Минута сменялась минутой, но ничего не происходило. Дождь не останавливался, выбивая из неглубоких луж звонкие капли, которые для неискушенного уха сливались в сплошной однотонный шорох, перемежаемый завываниями ветра.
Первое, что предупредило Генноске о нежданом госте, была ненависть, жажда убийства, которая сжигала ступившего на порог человека. Потом он услышал шаги и ощутил, как непроизвольно дрогнуло тело Кагеру.
-- Это ты, человек Ига? - спросил Генноске.
-- Я тот, кто убьет вас сегодня, ох-хо-хо, - вошедший подпирал плечами притолоку, длинные черные волосы львиной гривой спадали на спину и грудь бойца Ига. - Чью же голову разможить первой? Слепого Генноске или зрячей шлюхи?
И это шиноби, подумал Генноске c презрением. Он был готов подыграть и потянуть время, но человек из Ига решил иначе. Широко размахнувшись ножнами клинка, он направил удар в висок Генноске. Предвкушение на его лице сменилось разочарованием, а затем страхом, когда сидящий напротив него глава клана Кога открыл глаза. Волосы человека Ига зажили своей собственной жизнью, обвивая его конечности и сгибая их под самыми невероятными углами. Прядь волос забралась в рот, превратившись в кляп, и крики, перебиваемые хрустом ломающихся костей, превратились в сдавленные стоны. Генноске хмыкнул. Хотя противник и знал о свойстве его глаз обращать сильнейшее оружие соперника против него самого, но понадеялся, что яд ослепил его, и повел себя неразумно.
-- Я сохраню тебе жизнь, чтобы Саэмон мог поговорить с тобой, - сказал Генноске. - У вас есть что обсудить.
2.
Они вернулись, когда Генноске уже почти потерял надежду, - мокрые от пота и дождя, с прическами, сбившимися в неопрятные колтуны - кто бы ни убегал от Саэмона и дяди, он был очень быстр. Саэмон, входя, оступился, запнувшись о лежащего на пороге пленного. Генноске улыбнулся:
-- Не хочешь ли побеседовать с нашим гостем, господин Саэмон?
Недоумение быстро сменилось пониманием и мрачной решимостью. Но сначала Саэмон доложил:
-- На нас напала Хоторуби из Ига. Она отвлекла меня своей техникой и атаковала вас, господин. Господин Хёма заставил меня очнуться и начать преследование. Нам удалось ранить Хоторуби, но она опять применила своих бабочек и, пока мы были дезориентированы, скрылась. Я подвел вас, господин.
-- Где вы потеряли Хоторуби? - ровно спросил Генноске, не высказывая никаких эмоций, хотя внутренне был рад такому исходу.
-- На восточном выходе из города.
-- Значит, скорее всего, она пошла на запад, - Генноске кивнул.
-- Прикажете догнать ее, господин? - Саэмон был готов отложить месть, чтобы исправить свою ошибку, впрочем, иного от него и не ожидалось. Господин Саэмон был перфекционистом. Он в совершенстве освоил искусство лицедейства, так, что даже родная мать или жена не отличила бы его от того несчастного, кого он изображал. Одежда его, несмотря на дорожную пыль и грязь, всегда была опрятной, прическа собрана волосок к волоску, и ничто так не огорчало его, как незаконченное дело. А женщина Ига была таковым.
-- Она ранена, и я с легкостью догоню ее, - закончил Саэмон.
-- Нет, - если воин и был огорчен ответом Генноске, то на его лице ничего не отразилось, - мы дадим ей уйти и предупредить прочих Ига. Прошу вас, закончите с пленником, и мы обсудим наши дальнейшие шаги.
Саэмон замер в нерешительности. Генноске видел, как жажда мести борется в нем с разумом. Он не стал бы осуждать друга, если бы тот подверг убийцу Окои страшным пыткам, но план, который созрел в его голове за минуту до нападения, требовал холодного разума от каждого в отряде. Это было испытание, и Генноске заметил понимающее выражение на лице Хёма. В его памяти еще было свежо расставание с Гиоби - одержимый местью, тот покинул отряд, чтобы в одиночку атаковать всех Ига. У Генноске не было сомнений в исходе дела, но тогда он был слишком занят собой, готовясь к неизбежной смерти, поскольку даже несмотря на предательство, он никогда бы не смог поднять меч на госпожу Обору.
Наконец, Саэмон принял решение. Не было слов - только змеиное движение стилета, вошедшего в висок и пробившего мозг. Тело дернулось и затихло. Саэмон ухватил мертвеца за длинные волосы и вытащил его за порог.
-- Что же, - сказал Генноске, - теперь вы готовы слушать меня.
Его голос смешался с шумом дождя, которому было все равно, из чего выбивать звонкие капли - из луж воды или из крови человека Ига, вытекшей из пробитой головы.
3.
Пять дней. Пять дней назад мирный договор был расторгнут. Вести об этом сразу достигли Ига, а люди Кога узнали только три дня спустя, заплатив жизнями за это знание. Генноске понимал горе Саэмона, который опоздал буквально на мгновения и пришел только чтобы увидеть растерзанное тело Окои и волосатого убийцу, возвышающегося над ней. Тогда они ушли из Цубагакуре - госпожа Обору запретила нападать на них. Теперь Генноске отпустил Хоторуби. Они так и остались в гостинице - раненая Хоторуби не сможет достичь своих до утра, и Генноске предпочел дать отряду отдых.
Она вошла в комнату так, как будто имела на это полное право, и ни тени смущения не промелькнуло на ее лице, когда одежда соскользнула с тела Кагеру. Впрочем, отметил Генноске, ее учили именно этому - привлекать и соблазнять мужчин. Движения Кагеру были идеальны, и против своей воли Генноске почуствовал влечение. Обманчиво доступно Кагеру прильнула к его груди:
-- Господин Генноске, позвольте мне быть с вами этой ночью, - рука, украшенная аккуратными ноготками, пробежала по горлу. - Тот план... я боюсь, мы не сможем совершить такие ужасные вещи. Я ... я хочу умереть... вместе, рядом с вами.
Ее лицо приблизилось, и в ноздри Генноске проник аромат прелых фруктов. Сразу же перехватило горло, воздух, казалось, перестал проникать в легкие, для вдоха пришлось прилагать усилие, и каждая с трудом втягиваемая порция воздуха несла еще одну порцию яда, который убивал его. Из последних сил он схватил Кагеру за волосы и заглянул в мутные безумные глаза.
-- Ссмотри на меня, - прошипел он, собирая остатки сил для своей техники.
Ему казалось, что голова сейчас взорвется, невидимые кузнецы отбивали ритм в висках, зрение сузилось до небольшого туннеля, по краям которого клубилась пляшущая темнота. И когда сознание уже начало ускользать, женщина в его руках зашлась в удушающем кашле, а запах исчез, как будто его никогда и не было. Генноске бессильно откинулся на стену, выпуская тело Кагеру из рук. Он выдохнул, подтянул кимоно, сброшенное девушкой, и укрыл ее.
-- Не смей, - сказал он, пытаясь звучать грозно и внушительно. - Не смей умирать, пока мы не закончим с Ига. И не смей умирать после.
-- Хорошо, - слабо прошептала она, - хорошо. Вы знаете, моя сила не действует на женщин, и я не смогу ничего поделать с женщинами Ига. Но я клянусь, что отдамся всем их мужчинам, я убью их всех ради тебя.
Слезы потекли из ее глаз, спина затряслась от бессильных рыданий.
Этим вечером он попросил от них очень много, но никто из троих не отказался до конца идти со своим главой. Генноске видел преданность Хёмы и холодную решимость Саэмона, но так и не смог понять, что двигало Кагеру. Он знал ее с младенчества, они росли как брат и сестра, но Генноске был готов поклясться, что ее объятия были далеки от сестринских. Кагеру согласилась с его планом, но ей всегда будет хотеться большего. Станет ли это проблемой? Будет ли преданность Кагеру сильнее, чем ее страсть? И преданность чему? Клану? Генноске? Вражде с Ига? Он не знал ответа на этот вопрос и в глубине души не хотел узнать его.
4.
Господин Саэмон никогда бы не выбрал этого человека при наличии альтернативы, но из всех прошедших этой дорогой утром сборщик нечистот был оптимальной кандидатурой. Он тащил свои бочки к гостинице при почтовой станции, чтобы собрать содержимое туалетов. Удобрения были редкостью на островах, и все, что производили животные или люди, шло в дело. Конечно, он не сможет приблизиться к комнатам, но этого ему и не надо - во всяком случае, пока.
Накануне шиноби Ига организовали засаду около переправы на тракте в надежде перехватить Генноске, и это сработало бы, придерживайся он заявленного в Цубагакуре намерения не прятаться и не уклоняться от схватки. Сейчас же они бессмысленно мокли в грязи, поскольку, обнаружив противника, отряд Генноске пересек разлившуюся после дождей реку на импровизированных плотах выше по течению. Теперь инициатива оказалась в их руках, и нужно было действовать решительно. Когда они двинулись в путь, Саэмон не ожидал такой разительной перемены в Генноске. Сначала это был раздавленный человек, уже готовый отпустить ускользающую надежду. Предательство невесты, смерть друзей, все это на время лишило Генноске способности мыслить, заменив расчетливость и мудрость военачальника одержимостью смертью самурая. Даже он сам поддался этому настроению - но теперь, совершив месть, господин Саэмон вернулся в свое обычное холодно-отстраненное состояние, позволяя внешней маске жить собственной жизнью. Бой в гостинице изменил Генноске. Саэмон не мог и подумать о том, чтобы изменить данному слову, опозорить честь Кога, но цель, цель, которую указал их глава, многократно оправдывала любые средства:
-- Мы не можем оставить кровников, - сказал господин Генноске, - все, кто участвует сейчас в войне, должны умереть, включая меня и госпожу Обору. Только так мы сможем прекратить вражду между нашими кланами и удовлетворить нынешнего главу шиноби - третьего Хаттори Ханзо. Если же Кога или Ига удасться выиграть, то Ханзо также будет доволен - вражда между шпионами полезна, чтобы получать точную информацию, но мы продолжим убивать друг друга, а это не устраивает меня, поскольку все наши жертвы будут напрасны, - Генноске посмотрел на Саэмона и улыбнулся. - Клянусь тебе, мой друг, об этом деле напишут пьесы, над которыми прольется немало слез.
Господин Саэмон прибавил шаг, и простолюдин, почуствовав его приближение, обернулся, опустил коромысло с бочками и немедленно распростерся на земле, боясь поднять взгляд. Господин Саэмон обернулся с иной целью - никто бы и глазом не моргнул, если бы он испытал на этом отбросе клинок, но вонючие тряпки этого отброса ему нужны целыми, и, по возможности ,не заляпанные кровью. Благородный господин, раздевающий крестьянина, о, он совершенно не хотел привлекать внимание таким образом. К счастью, в этот ранний час тракт был пуст, и никто, кроме господина Саэмона, не увидел, как его пятка встретилась с загривком целующего лицом грязь бедолаги. Крестьянин даже не дернулся - шея с влажным хрустом согнулась под неестественным углом, и тело, секунду постояв с задранными к небесам ягодицами, завалилось набок.
Осторожно, практически нежно, господин Саэмон потащил убитого с дороги в рисовое поле. Коромысло с бочками осталась сиротливо стоять у обочины, и оставалось только надеяться, что оно не привлечет излишнего внимания. У него было мало времени, но тем не менее господин Саэмон действовал со своей обычной точностью и аккуратностью. Сняв с себя одежду, он убрал ее в водонепроницаемый мешок и тщательно затянул. Потом, достав из ножен на предплечье небольшой, напоминающий хирургический, нож, сделал первый разрез, который прошел по затылку золотаря. Второй и последующий надрезы были сделаны там, где горло переходит в подбородок. Потянув на себя, он с некоторым трудом отделил кожу. Сейчас начиналось самое трудное - получившеся кожаная маска легла на голову господина Саэмона, и он принялся ее тщательно разглаживать, втирая в собственную кожу. Несколько минут ничего не происходило, но затем господин Саэмон почуствовал, как маска втягивается в его собственную голову, мышцы замирают в непривычном состоянии, формируя точную копию лица убитого. С некоторым отвращением господин Саэмон натянул набедренную повязку и деревянные сандалии убитого. Больше одежды на том не было, и, секунду подумав, господин Саэмон убрал нож вместе с ножнами в мешок. Он забросал труп грязью, прополз несколько шагов и закопал мешок так, чтобы место находилось напротив приметного камня на обочине.
Господин Саэмон исчез, и из грязи поднялся сборщик нечистот, зевающий и почесывающий зад. Отсчитывая про себя шаги до обочины, он направился к орудиям своего среда.
Личина была неприятной. Cаемон мелко шагал, глядя под ноги, неся пока еще пустые бочки, шаг за шагом приближаясь к гостинице, и старательно слушал. Вот там плачет ребенок, здесь женщина режет овощи, тут ... До предполагаемого места обитания Ига оставалось шагов пятьдесят, когда Саэмон быстро убрался с дороги и рухнул ниц - навстречу ему направлялась процессия самураев. Посреди нее восемь носильщиков несли богато украшенный паланкин. Важные господа часто путешествовали по тракту, и шиноби с неудовольствием предвкушал еще не одну грязевую ванну до конца миссии.
Вопреки ожиданиям, процессия свернула к гостинице, и Саэмон подумал, что они, наверное, шли всю ночь, раз сейчас хотят отдохнуть. Здесь могла быть скрыта какая-то тайна, но разгадывание секретов знати не входило в его задачу. Саэмон поднялся и, стараясь казаться как можно незаметнее, стал приближаться. Носильщики занесли паланкин внутрь, часть эскорта проследовала за ними, а часть заняла позиции на улице, охраняя периметр здания. Саэмон попытался пройти через внешнюю дверь туалета, но перед ним уже стоял воин, преграждая вход. Позиции, занятые самураями, были выбраны очень разумно: каждый видел двух своих соседей, делая невозможным незаметное нападение.
Дальнейшее удивило господина Саэмона. Видимо, прибывший был очень знатен и могущественeн, поскольку из дверей гостиницы на улицу потянулась струйка постояльцев. Никаких людей Ига он среди покидающих гостиницу не заметил. Пожалуй, можно вернуться к своим вещам и сбросить надоевшую личину, подумал господин Саэмон, но все же перед тем, как покинуть город, стоит попробовать подслушать, о чем говорят внутри. Это показалось удивительно легко сделать: глубокий грудной голос был слышен, наверное, на весь город. Женщина, судя по тембру, склонная к полноте, командные интонации - она привыкла быть на первых ролях, пронеслось в голове господина Саэмона - видимо, наложница или жена знатного князя. Второй голос услышать было значительно сложнее - тоже женщина, но гораздо моложе и не привыкшая командовать домом, полным слуг. Господин Саэмон напрягся, вкладывая все свое умение в попытку разобрать диалог, и чуть не выдал себя, когда понял, кто и о чем беседует в нескольких метрах от него.
-- Вы сказали, что нас избрали для защиты интересов господина Такечио? Прошу вас, расскажите, что это значит? - тихий женский голос.
-- Невероятно! - господин Саэмон как наяву увидел падающих на землю птиц, сраженных этим пронзительным голосом, - Вы сражались с Кога и даже не знаете, почему? Я расскажу, зачем нужна эта война. Исход вашей битвы определит, кто унаследует титул сегуна. - И это очень, очень важно для толстой женщины с пронзительным голосом, подумал господин Саэмон.
Он дослушал разговор и неспешно потащил бочки назад, туда, где напротив приметного камня были спрятаны его вещи.
5.
Генноске бросал камешки с дамбы. Вчерашняя переправа вымотала всех - река недаром считалась одной из самых быстрых в стране. Но ни коряги, ни водовороты, ни камни - никакие речные опасности, к которым добавились ледяная вода и темнота, не смогли их остановить. Выбравшись на сушу, люди Кога обустроили лагерь среди зарослей бамбука, высаженного вдоль реки, чтобы укрепить берега. Не самое удобное место, но земли вдоль тракта были густо заселены, а Генноске хотел ненадолго исчезнуть из поля зрения Ига. Воздух звенел от насекомых, и, если бы не таланты Кагеру, отряду грозила участь быть заживо съеденными стаями мошкары. Но даже уникальные способности куноичи не спасли от промозглой речной сырости - проснулись они затемно, прижимаясь друг к другу и стуча зубами.
В эту ночь ему снилось, что он на корабле. Не утлой скорлупке с щелями, замазанными пастой из сушеных водорослей, а настоящем гиганте с палубой длиной в полет стрелы. Он шел мимо металлических ящиков выстой в полтора его роста, стараясь удержаться на ногах, когда огромные волны ударялись с ужасающим грохотом в борт. Генноске понимал, что никто в мире не способен построить подобного, но для Генноске-во-сне это было очередное место службы. Просто купеческий корабль, нуждающийся в защите от пиратов, чтобы те не могли захватить судно и его груз, спрятанный в эти разноцветные ящики размером в хороший дом. Очередной вал наклонил корабль, бросив Генноске на палубу, и обдал его душем холодных соленых брызг. Генноске сжался от обдавшей его ледяной волны и проснулся, ежась от предрассветного холода, с легкостью проникающего сквозь промокшую от утренней росы одежду.
Он нуждался в корабле и команде - никто из людей Кога не был мореходом, а нанять что-то способное на длительное плавание было невозможно: все суда, хоть чуть-чуть отличающиеся от рассохшегося корыта, были в собственности князей. Достаточно сказать, что за каждое успешное плавание корабли получали титулы и награды - Генноске усмехнулся, вспомнив приснившееся - он бы не удивился, если бы гигант из сна был сразу назначен морским сегуном. Но Генноске устроил бы и морской самурай, главное, чтобы тот мог совершить задуманное путешествие, а вопросы комфорта были второстепенны.
Позавтракав сушеной рыбой и лепешками, они свернули лагерь и переместились на дамбу. Генноске послал Саэмона на разведку, а сам предался медитативному изучению кругов от падающих в воду камешков - до возвращения человека-оборотня предпринимать какие-либо шаги было глупо и опасно.
Ожидание тянулось медленно, вместе с неспешно двигавшимся в зенит солнцем, но никто не проявлял признаков нетерпения. Распознать Саэмона, если тот не совершает активных действий, невозможно, так что Генноске был практически уверен в успехе миссии.
Господин Саэмон появился как всегда тихо и незаметно, будто соткавшись из полуденного воздуха. Разведчик присел рядом и потер рукав, стирая невидимое пятнышко:
-- Госпожа Обору находится в гостинице при почтовой станции, но ее охраняют две дюжины самураев.
-- Это может стать проблемой, - заметил Генноске. - Кто предоставил ей эскорт?
-- Я сожалею, но не могу этого сказать. Я подходил к гостинице, когда мой путь преградил отряд самураев с паланкином, в котором находилась знатная дама. Они выставили охрану вокруг гостиницы и внутри. Мне удалось подслушать разговор этой дамы с госпожой Обору, - сожаления в голосе Саэмона не было ни на гран: он сделал все что мог в такой ситуации, и не его вина, что сведения не полные. - Они обсуждали причину войны. Как вы и предполагали, она вызвана спором о наследовании. Знатная дама представляет интересы господина Такечио. Он проиграет титул сегуна, если люди Ига будут разбиты.
Генноске восхитился красотой замысла. Эта война убивала множество зайцев одним выстрелом: кланы Кога и Ига попадают под полный контроль Хаттори Ханзо - кто бы ни победил, большинство лидеров будет мертво, а к оставшимся он подберет ключики, снимается вопрос с враждой кланов - Ханзо сумеет железной рукой установить вечный мир, а также предотвращается гражданская война за наследство. На мгновение он почуствовал себя очень важным - как оказалось, его голова стоит целой страны. Ну, может, не целой, но одной десятой точно.
-- Понятно, - сказал он. - Я рад, что точно вычислил причину разрыва договора. Теперь мы знаем, что от нас так много зависит. Радуйся, Саэмон, мы гарантированно попадем в пьесы, - он сделал паузу, растянув губы в улыбке, - сколько людей Ига в гостинице?
-- Я слышал только госпожу Обору.
Генноске встал и облегчился в бегущую воду:
-- Похоже у нас нет особого выбора. Хёма, Кагеру, мы выходим.
Он надеялся отослать их двоих для того, чтобы связаться с контрабандистами и договориться о корабле, но сейчас им потребуются все силы, чтобы выполнить более приоритетную задачу. Генноске сжал зубы. Если не будет корабля, то все зря, если он не переговорит с госпожой Обору - то слишком много будет отдано на волю случая. План совершенно не предусматривал наличие двух дюжин вооруженных до зубов мужчин. Все, что ему оставалось - выдвинуться на место и попытаться оценить ситуацию самому с риском схватиться вчетвером против семерых из Ига и самурайского эскорта. Особых иллюзий об итоге боя у него не было, как, впрочем, и выбора.
Таланты господина Саэмона не следовало недооценивать. Любой из шиноби изучал искусство грима и маскировки, но только он мог легкими движениями своей кисти совершенно изменить облик человека так ловко, что следы краски было практически невозможно заметить. Генноске, прикрыв глаза, ждал, пока мастер закончит свою работу с его лицом. В бездонном мешке оборотня нашлись монашеские одеяния, гримировальный набор и бычий пузырь, сделавший из шиноби Кога лысых последователей Будды. Некоторую проблему представляли распухшие веки Кагеру, но господин Саэмон нашел изящное решение, восхитившее Генноске, - немного глины, жира и крови превратили красавицу Кагеру в отвратительного старикашку, пораженного дурной болезнью. Просторные одежды скрыли прекрасную физическую форму 'монахов', а набитые кулаки спрятались под слоем грима. Когда отряд вышел на тракт, господин Саэмон пошел впереди, напевая под нос похабную песенку на мотив религиозного гимна и тряся кружкой для подаяния, в которой бултыхалась одинокая монетка.
Путь ожил: в обе стороны тянулся поток людей, немногочисленные тачки громыхали деревянными колесами по разбитой в сравнении с остальным полотном стороне дороги, носильщики, худые и жилистые, как муравьи, тащили на плечах неподъемные грузы. Рисовые поля, дома с раздвинутыми стенными панелями, открывающие вид на отполированные до зеркального блеска полы и небольшие аккуратные садики, разбитые на заднем дворе. Несмотря на палящее солнце, выжимающее пот из путешественников, Генноске наслаждался пейзажами и оживленной сутолокой тракта. Недалеко от Канбары он обратил внимание на группу полицейских - самурая в сопровождении двух помощников-крестьян, изучающих что-то в поле недалеко от дороги, но решил не обращать внимания: маловероятно, чтобы это имело какое-то отношение к спору Кога и Ига.
6.
Дорога для Кагеру стала настоящим испытанием. Лишенная зрения, она быстро потеряла ориентацию и теперь отчаянно пыталась разобраться в водопаде запахов и звуков, обрушившихся на нее. Пахло потом, какой-то едой, чесноком и духами, одни хрипели, покашливали, другие дышали глубоко и размеренно, впереди раздавался какой-то металлический стук, как будто монетка ударяется о стенки чашки. Хёма, аккуратно придерживая ее локоть, вел на звук, и вскоре она сообразила, что делать, более не нуждаясь в опеке. Солнце, поднимающееся в зенит, начинало печь, но ветерок, набегающий со стороны моря, не давал жаре превратиться в пытку. Веки отчаянно чесались под слоем грима, но Кагеру отстранилась от этого чуства, сосредоточившись на ходьбе. Шаг за шагом, путь в тысячу ли. За последние дни она бессчетное количество раз падала от робкой надежды к полному отчаянию. Надежды, что помолвка теперь расторгнута и ничто теперь не стоит между нею и Генноске, отчаянию, что несмотря ни на что проклятая Обору все равно занимает его сердце. Как бы она хотела убить ненавистную девчонку, убрать ее с дороги, сжечь тело и развеять по ветру. А потом вспоминала, что все, что сама сможет сделать, - умереть вместе с ним.
Дар матери Кагеру был куда слабее, но и он стал причиной гибели ее отца. Кагеру почти не помнила его - большой некрасивый человек с потерянной в молодости рукой. За это его и избрали - у Кога не было лишних жизней, и Данжо, тогдашний глава клана, надеялся, что он достаточно безобразен, чтобы мать Кагеру смогла сдержать свой дар. Расчет оправдался, и он даже прожил достаточно долго, чтобы увидеть дочь. Кагеру уже подросла, а по углам все еще шептались, что ее мать убила отца, чтобы тот не ушел к другой. Ей хотелось закричать им в лицо, что ее родители полюбили друг друга больше жизни, но кто бы ее выслушал. Мать так и не вышла замуж - и дело было вовсе не в недостатке желающих рискнуть жизнью за право быть с нею. К сожалению или к счастью, детство Кагеру было почти нормальным - да, она изучала яды и фехтование, маскировку и тактику, но по крайней мере тогда никто не умирал от ее объятий. Все изменилось после того, как она стала взрослеть. Дар не включился сразу, он нарастал постепенно - сначала приступами головной боли у товарищей по играм, потом все сильнее и сильнее. Как она жалела, что не прикончила Генноске до того, как он разорвал ей сердце! С каждым днем растущий дар отдалял их - рядом с девушкой было просто опасно находиться. Ее время оказалось полностью занято тренировками, и они виделись только мельком, но с каждой такой мимолетной встречей Кагеру все больше и больше тянуло к Генноске. Она не плакала, когда услышала о помолвке с Обору, только молча поклялась, что несмотря ни на что она будет вместе с Генноске.
Поглощенная своими мыслями, она не услышала, как смолкло бренчание монетки в чашке, и, сделав по инерции еще шаг, она уперлась в чью-то спину.
-- Тихо, - услышала она Генноске около своего уха, - отходим на обочину.
Едва они сделали пару шагов куда-то вбок, как мимо них прогремели копыта. Всадник. Еще один. И Еще. Может быть, черт прибрал одного из наследников, подумала она, и теперь вестники загоняют коней, спеша в замки своих князей? Это было бы просто чудесно, тогда не было бы никакой нужды следовать безумному плану Генноске. Но кого она обманывала, такого просто не могло произойти в ее мире.Но, если ... если у нее будет время, она была уверена, что обуздает свой дар, и тогда в жизни или в смерти она будет с Генноске, и ничто не сможет разлучить их.
Снова застучала монетка в кружке, и она пошла на звук. Шаг за шагом, путь в тысячу ли.
7.
То, что они опоздали, стало понятно сразу: Генноске увидел только хвост колонны, покидающей гостиницу.
-- Три паланкина? - Хёма был точен, несмотря на то, что не попытался открыть глаза.
-- Эта дама, похоже, она забрала Обору и Хоторуби - иначе бы их не было столько. Мне интересно, успели они снять засаду, или же нет? - обратился Генноске к компаньонам.
-- Зачем же тогда забирать женщин? - вопрос, заданный Хёмой, был просто данью вежливости - ответ был очевиден. Убрать из-под удара слабейшее звено в команде Ига: Хоторуби ранена, а Обору не боец, если не считать ее технику.
Сердце Генноске подпрыгнуло в груди. Ига не доверяют Обору, иначе бы не отдали ее под покровительство дамы-с-самураями:
-- Значит, может статься, что наши друзья все еще кормят москитов, но не будем на это надеяться. Важно разведать, кто из Ига сопровождает этот караван, но не будем разделяться. У меня есть мысль, как нам убить двух зайцев одним выстрелом.
На тракте невозможно двигаться быстрее потока - люди и грузы создают постоянно меняющийся лабиринт, и если не заставлять их убираться на обочину, как делают самураи, сопровождающие караваны князей, то скорость будет определяться шириной шага самого хилого носильщика, нагруженного корзинами с яйцами так, что из-под них виднеются только жилистые ноги, стучащие деревянными сандалиями по утоптанной до каменной твердости земле.
Даме-с-самураями, куда бы она ни направлялась, претило дышать пылью, поднятой сотнями сандалий, и Генноске видел, как люди волной раздвигаются, отступая на обочину, и снова сходятся, с кряхтением взваливая на себя неподъемные грузы.
-- По тракту мы их не догоним, - отметил Хёма.
-- Пойдем напрямик, - тракт творчески изгибался, чтобы избежать подъема на заросшие соснами холмы, следуя причудливой береговой линии, и хорошо подготовленные шиноби могли опередить караван.
-- Оставим Кагеру здесь? - хотя лицо Хёма как всегда было бесстрасстным, Генноске слишком хорошо его знал, чтобы не понять, что, по мнению Хёма, одержимая страстью Кагеру представляет огромным риск. - Без зрения она не сможет держать темп.
Генноске и сам был согласен с дядей, он бы предпочел лобовую атаку с минимальными шансами на успех, чем полагаться на здравомыслие Кагеру. Но он нуждался и в ее талантах, и в ней самой - тот немного безумный, суматошный вечер, когда Генноске принял решение, чуть не умер от яда Кагеру и сидел, откинувшись на стенную панель рядом с ее трясущимся от рыданий телом, изменил чуства к ней. Это не было влюбленностью, хотя Генноске понимал, что химия Кагеру тоже сыграла свою роль, но жалостью и пониманием. Он и сам был в ловушке, пойманный старой враждой и своей любовью, ни у него, ни у нее не было правильного выхода, и если Генноске еще мог рвануться из капкана, то Кагеру была заложницей собственного тела. Он прекрасно понимал, что предоставленная сама себе Кагеру немедленно наделает глупостей, и хотел держать ее как можно ближе, чтобы избежать этого. Может быть, подумал он, они смогут поладить с госпожой Обору, если он приложит достаточно усилий.
-- А кто же тогда приготовит напиток уважаемым самураям? - улыбнулся Генноске.
-- Хорошо, - сказал Хёма. - Мы ее понесем.
Сумасшедший бег по раскисшей от дождя земле продолжался до вечера. Вверх и вниз, там, где подлесок был слишком густой, приходилось прыгать по ветвям, с ежесекундным риском сорваться вниз. Кагеру несли по очереди, передавая ее на коротких привалах.
-- Спасибо, что не оставил меня, - шепнула она в ухо Генноске на одном из них.
-- Ты нужна нам, сестренка, - ответил он и ощутил, как Кагеру крепче прижалась к нему. Сестренка, подумал он, для Кагеру это было бы проще всего, но почему мы никогда не ищем простых путей.