Декабрь разбил весь интерес учеников в лицее на две разные фазы решительной несостыковкой интересов. Тут тебе праздник на носу и, будто кол в любое горло, грядущие контрольные за четверть. Девчонки пока робко, будто невзначай, изредка зацикливались на прикидах, перелопачивая языками разные идеи и фасоны к праздничному балу. Ребята важно хорохорились, но все ж стреляли обслюнявленными в ртах бумажными полосками из пальцевых рогаток чуть пореже, не заставляя злиться и точить на них все свои зубы педагогов. И если бы не инциденты с куревом в 9-м "б" на хоздворе и передравшихся из-за открыток зарубежных футболистов пацанят из двух наличных вторых классов в туалете, то так бы преспокойно дотянулись все до определяющей и роковой черты. Четыре человека загремели, правда, в карантин, что было и спасением, и в чем-то неким невезением, так как отметки ранга "хуже некуда" точно застряли бы в классных журналах до весны с насущным нехорошим подитогом. Баллы разрядами под потолок, однако, избавлялись бы таким образом от подтверждений, выражающихся в головной боли и переживаний из-за будущих контрольных процедур. А подцепивший вдруг болезнь Боткина парнишка из хулиганистого 8-го "а" оставил за собой заодно вылизанный рядом хлоркой и 7-й "в", отдраенные после долгой размазни полы всех допотопных линолеумных коридоров вплоть до сплошной замызганности плинтусов и под нагрузку точно взял недели три постельного режима на стационаре ближней городской больницы ? 3. В усердном вольном чтении как раз бы одолел "Войну и мир", закруглившись, будто не желаемым десертом, "Тихим Доном". Но так могла предполагать лишь в домыслах и снах столь положительно досужих и наивных, но зрением его неисполнимых, только лишь классная Вера Сергеевна. А сам он будет точно зависать на разных стрёмных и не хилых смыслом сайтах, заползать с дрожью в стрелялки, смотреть заморское крутейшее кино и развиваться не в спирально развивающей ум форме благодетельных информационных насыщений, а обогащаться тупым смыслом заливающих экран его мобилы эсэмэсок и играть до опупения в разные новые запрограмленные в его компе игры...
Гусиной поступью сегодня вновь передвигался в школе призванный все больше поправлять здоровье приданных ему учеников физрук Помпей Авдеич, игнорируемый выпускным классом не полным именем, а демонстративно воплощенный ими лишь в свои инициалы. Он еще славился умением перекурить среди уроков столь незаметно в закутках спортзала или же в своей бытовке, что даже и обкуренный в дымину выходил оттуда только с кристально чистыми, тонувшими в сплошной невинности глазами. Хотя тяжелое дыхание его могло б сшибить с копыт любую лошадь. И если бы его загнали на турник, он бы повис на нем мешком и бег закончил на неполном круге. Все это не давало никакого повода хоть на грамульку усомниться в проповедуемых им вершинах ЗОЖ, общей гимнастики и бытового атлетизма. После четвертой перемены к директору опять приволокли к "ковру" выпускника Чмонькина, попутанного за сегодня второй раз в новом и тупом "неадеквате", заключавшемся всего лишь в том, что он опять перевернул уборщице ведро с водой за то, что его выгнали с урока биологии. Там он назвал пестик половым органом женских растений, потом сравнив вдобавок с маткой и указав ее носителем отличницу Шарашкину Натаху. Отдельно возле коллектива педагогов ошивался старый физик Гоздек с назидательно приклеенной кличкой десятиклассниками Гвоздь, но за глаза - Гвоздяра, ставивший физику выше всех прочих дисциплин. Он носил весьма демонстративно давно почившую под нафталином времени прическу "бобрик" и даже средь зимы не одевал на голову ни пи...ку, ни шапку. Поэтому перед концом любой из четвертей на аудиенцию к нему ходило кучей руководство школы, расшаркиваясь в лести и коленопреклоняясь с заветной целью протянуть к высшим оценкам хотя б полдюжины планируемых медалистов. Льстили ему некой доплатой за кружки, переработку и почти полной ставкой, оставшейся после ухода забеременевшей биологички. Физик по-ангельски закатывал под потолок блаженные еврейские глаза, сопоставляя вожделенное с насущным и, театрально повздыхав минуты две, напоминал гурьбе об этом неком исключительнейшем случае, заставившем его пойти наперекор своим железным принципам и убеждениям. Если б и это школьным шишкам вдруг не помогло, они бы даже что и станцевали. Но физик был уже смягчен до формы пластилина, а после благосклонно принятых им в материальных качествах посул директорату "казачок" отплясывать с хрустом в костях пока за просто так как бы совсем и не хотелось...
В учительской до самого звонка всё бились с трепетностью в судорогах губки молодой русички, изъяснявшей всем, что Ара Казарян своим "ну, некак - да! - я буду передумывать" уже сверг все ее синтаксисом и морфологией оформленные мысли и подтащил их к эшафоту обреченной неопределенности из-за такого изощренного коверканья родного для России языка. Она уже твердо боялась, что еще несколько таких вот Казарянов перевернут все ее правильно за 48 лет устроенные мысли, неотделимые от словарей, и окунут их начисто в полнейший фразеологический омут. Тайно догадывалась в том, что речь по Далю и Ожегову у обладателей младых ногтей почти как встала перед ними на колени, откатясь на несколько веков назад, ибо от многих слов детского сленга уже начальных классов она впадала в полный ступор. А если б ей еще сказали, что все образование за годы власти либералов безвылазно скатилось и застряло при шестом десятке стран в рейтинге мира, она бы обрела то состояние себя, как будто бы вдруг оказалась голой на телеэкране. Но тайные течения распространяли этот сленг мимо ее, возвышая обладателей такой изысканности свежей струей в общении с другими лицеистами. Всевластная теория новаций языка уже успешно воплощалась на контрольной у одной из двух наличных историчек этого лицея. И это был все тот же 7-й "в", с вовремя отцепленным из-за желтухи корешком. Все было бы хоть отчасти прилично, когда Надежда Николаевна внесла бы верхом благорассудительности в класс конверт с одним лишь вариантом. Но два их позволяли развернуться и фантазиям, и донельзя напичканными смысловыми оборотами ума писавших данную контрошку. Тщедушная и кроткая нравом Иза Заухина даже просила утром боженьку простить ее за всю былую лень и нечестивый сонм предубеждений к данной как бы и не важной, но науке. Ей было в лом зубрить нравы и жизнь отживших поколений, названия давно пропавших стран и даты всех подряд не нужных ныне никому сражений. Но она часто думала, как бы себя потом представить в лучшем свете жениху, какой из видов оливье будет вкуснее и сколько лучше будет заводить детей. Она предусмотрительно переписала даты всех сражений и рождения царей себе под юбку чуть ли не до глубокого бикини в четыре столбика на каждую из ног. Верх левой шпоры доходил почти до непристойности обоих бёдер, когда пришлось бы оттянуть пониже рядом с соседом ее заботливо отглаженный сегодня утром маменькой синий поясок до уровня чтения всех важных дат 17-го века. Встретившуюся ей на лестнице химичку она вдруг оценила глубоко строго и по-женски щепетильно: криво наложена помада, гнездо воронье в месте, где должна быть некая прическа и почему-то ржавый цвет сапог к сугубо серому костюму. К тому ж мутно блестел нелепейшим ответом ее взгляду самодельный маникюр училки с рваными зубцами заусенцев после плохой и, очевидно, самостоятельной обрезки. Занимательным вдруг показался посреди учительской вопрос завучки, обращенный почему-то плотненько к припухшему от неумеренной любви ко всему пиву географу Марку Фадеичу:
- Захожу я как-то на днях после английского в 8-й "а" класс и сразу превращаюсь в истукана.
- И что они уж там такое сотворили?- Разжигает очагом свой интерес, будто сено огонь, математичка. Украдкой осуждая томным взглядом грязные в боках ботинки физрука.
- Тот Чмонькин, что двух слов толком связать не может, и говорит там нашей умничке Тютькиной:
- Что ты все долбишься в шары, тупая кактусовая глодь!
- Это же глупейший вульгаризм! Фу-у, как противно...- Будто штормит от этих слов биологичку.
- Короче говоря, они тупые до упора.- Высокопарно подвел ко всем поближе мнение физрук.
- У меня еще не то способны отмочить!- Физрук беспечно под жонглёра перекидывает яблоко из руки в руку, даже не глядя на него.
- А я все больше к интуиции склоняюсь. Кое-когда, правда, бывает невпопад. Но они тут же все и поправляют. Доступный предлагают как бы перевод. Всегда серьезно. И совсем без выпендрёжа...- Вправляет в тему свой резон географ.- Правда, бывает, что такое отчебучат, хоть ты язык им сразу отрезай.
- И вы меня теперь простите здесь, как же все это понимать?
- Вера Сергеевна! Голубка! Оставьте же в покое хоть на миг свои тетрадки... Редкий раз какой послушайте хотя б сейчас вы нас! Мы пока не на флажке: семь минут у нас еще в запасе.- Умоляя, обращает пристально свой взгляд русичка прямо к ее глазам.- Скажите нам, пожалуйста, что бы все это да в нормальном смысле значило?
- Это, очевидно, сродни обычной ненормативной лексике.
- Что она ненормативная, это понятно и ежу. Но что нам делать, если мы ее совсем не понимаем? Ведь мы, по сути, говорим с ними на разных языках. И реагировать не знаем как.
- Надо не обращать внимания.
- Как же никак не обращать, когда они общаются на нем между собой? Они, может, шифруясь специально для понтов, нас вовсю еще и оскорбляют.
Надежда Павловна, доносящая четвертый год в юные души лицеистов временами шиканьем заломляющий их языки английский, делает вид, что ее это точно не касается.
- Зря, зря, коллега, вы не обращаете на все эти лихие выходки внимания.- Гоздек ее серьезно задевает взращенной только что в себе обидой.- Позавчерась весь пятый класс бежал за вами и кричал такую, извините, нелицеприятность, что даже по сей день на мой язык не может уложиться.
- Я тоже слышала, милейший вы Викентий Эдуардович. И не пойму никак: ну что в этом плохого?
- Открытым текстом все звучало как "хуиз".- Яблоки скул у физика быстро краснеют.
- "Ху из?" обозначает просто "кто вы?".
- Нам на своих надо еще молиться, господа.- Русичка вдруг в тревоге закатила вверх глаза.- В четвертой школе на продленке весь выпускной класс - о, боже ж милостивый мой! - попался на Баркове.
- А разве он плохое что писал?- Физрук беспечно надгрызает формой под эмблему Аррle, очевидно, надоевшее ладошкам яблоко.
- Ну, знаете! Неужели я должна доказывать здесь вам, что во всей нашей литературе хуже его никого нету?
На этом беды физрука закончились. Попал под крупную раздачу всегда до этого молчавший крупнолицый и предельно седоватый Мирослав Левонович, прозванный лестно Милым Славой за всегдашнее приличие и кроткий нрав.
- Если это именно он писал про стрекозу и муравья, то ничего плохого здеся нету...- Жесткой рассудительностью загоняет он себя под взбучку от той же грамотной Веры Сергеевны:
- А я б на вашем месте сейчас уж точно помолчала. Как вы можете преподавать астрономию и тригонометрию, имея за спиной диплом учителя труда и домоводства?
- А курсы повышения зачем? Я на них привлекся. Отмуштровали. Корочки всучили. Все теперь - чин чинарем.- Глядит русичке в ее серые глаза с такой внимательностью, будто бы ищет в кучке проса начисто испорченные зерна.- Зачем же вы общаетесь так неудобно, с подковыркой? Я вам на хвост, кажись, не наступил...
- Я без хвоста пока, пора бы вам себе представить.- Ставит прямо осанку, будто в спину вбили кол. Демонстративно поворачивается и выходит, забыв забрать классный журнал с указкой.
Через минуту возвращается, получая вместо извинения отговорку от М. Л. размером под три слова уточнения:
- Это пословица такая.
- Глубочайше извините за мое такое уточнение: но только это просто поговорка, если вы хотите знать.
- Ну, что ж...- Вздохнув, испытывает показную обреченность, как перед расстрелом. Теперь запомню это только поговоркой. - Делает до того умные и важные глаза, как будто разрешил один в своем уме теорему Пуанкаре. Хотя и знает точно, что утверждение ее он через час забудет точно.
- И не забывайтесь. Ведь я прощаю вас только в одной учительской уже четвертый раз.
- Но я ж ее при вас уже переиначил.- И с удовольствием выкладывает свой резон.- Хотя по мне - все одинаково: что дали в лоб, что - по лбу. У педагогов остается на запас три с лишним минуты и за учительской по коридорам этажей с успехом продвигается протокою совсем иная жизнь...
Над путающейся под ногами мелюзгой начальных классов слетаются по воздуху в приветствии два семиклассника с криками "хай!" и в обнимку неохотно подбирают под себя ногами расстояние к своему классу. На них сбоку налетает выпускник и руками в стиле "брасс" успешно загребает пару за себя. Успевает заодно потом щелкнуть по носу зазевавшегося одноклассника ростом пониже и тут же дать левой ногой подножку пышноволосой девочке в очках. Стайка ребят 6-го "Б" задами оккупировала подоконник перед классом и изгаляется вовсю над русским языком:
- Закрой свое зевало, дятел!
- Пошел ты... Дерево!
- На кого батон ты крошишь?- Налетает с ходу собеседник.
- Ну-ка, закатайтесь, чеграши, в асфальт!- Старшак пытается разнять чуть было не сцепившихся друг в друга пятиклассников.
- Иди спать, дядя...- Находит вежливо ответ один из них.
- Слышь? Заворачивай, чувак, копыта, пока в репу не огрёб.
Оба послушно покидают поле брани, корча друг другу рожи.
Надежда Николаевна с журналом на груди протискивается сквозь броуновское доселе движение в свой 7 "в". Она пока еще не знает, что они там отчебучат ей. Четверо учеников вламываются следом, чуть не сбивая следом ученицу на "камчатке".
- Итак, сегодня мы напишем сочинение про нашего вождя. Про Ленина...
Кто-то унывает, что не угадал тему. Кто-то щерит бодро зубы, уповая на нестойкое тату в виде шпаргалок. Сдавленный шёпот не смолкает до конца урока:
- А он когда родился хоть?
- Как будто бы после Петра Первого.
- Точно, Кирюха. Он еще Сталина одно время смещал.
- Ты что плетешь?- Приставшая вдруг к диалогу хорошистка Нэнси с огромнейшими круглыми глазами, навсегда подёрнутыми в поволоку, отговаривает от такого варианта.- То был не он. Этот дожил почти до Горбачева.
Это моментально не осталось незамеченным и педагог вынесла первое предупреждение расшумевшимся не в меру шептунам.- И кто у нас такой там впрямь неугомонный?..- Многозначительную делает паузу, наполняясь моментально властолюбием, как воздушный шар надувом.- Чувихина, я как будто к вам с Додиковым ныне обращаюсь. Приятную беседу будете на перемене проводить. Простите, но пренебрегать моими замечаниями я вам не позволю. Услышу разговоры еще раз - обоих выдворю из класса.
Долбёжкин на "камчатке" под отвлеченность из-за спора тянет тихо руку к рукаву, забывая по пути припомнить, под каким из них он зафиксировал под пластырем вчера в трубчатой шпоре почти все ленинские даты. Момент упущен, ибо вытянул на расшифровку одни лишь данные правления последнего царя. Теперь работает ушами, обрывками записывая информацию на дополнительный листок черновика. Толкает незаметно в спину бывшего бального танцора Тумакова, чтоб тот подвинулся в любую из сторон. Свободное пространство приоткрылось, но информацию внесло скупую. Тот внес всю свою память на разучивание танцев "ча-ча-ча", латинских и танго. История потом ему никак не поддавалась, не говоря о темном лесе знаний в математике и химии. Долбёжкин разглядел в листке слова "бунты", "солдаты", "революция", "народ", "тюрьма" и "покушение". Это уже было для него что-то, подвигшее уже на размышления. Правое ухо также собирало информацию, забрасывая в ум слова "чужая армия", "был предводителем", "жили по карточкам", "ходили пионеры", "большая голодовка", "немцы пришли", "был похоронен"...
Но так как Сучкин за второе замечание был выдворен из класса, истоки информации вдруг резко пересохли и для Долбёжкина всё остававшееся время пришлось писать вариативно, уподобившись ткачихе в вольном процессе пестротканого домашнего изготовления половиков. На выходе срослось вот так:
"Никто даже не знал, когда родился Ленин, что он будет предводителем всех коммунистов, о которых помнят в наши дни. Это был великий человек. Он учился в школе - лицее. Иногда к нему приставали парни. Кончалось это разборкой на школьном дворе. Ленин не мог драться, но приходилось защищаться и защищать своих друзей. Он обладал приёмчиками самбо. Кроме школы Владимир Ильич ходил работать, так как в те времена нужны были деньги, что бы хоть как то прокормиться. Прилавки магазинов были почти пусты. Хлеб и продукты давали по карточкам. И В. И. жил ни как богатый гражданин, а как все люди, которые его окружали. Стоял на улице с пачкой газет и подбегал к машинам, продавал эти газеты. Не знаю, как он стал лидером. Наверно он как-то проявил себя перед людьми. Когда он "взошел на трон", то начал вести всех людей в будущее коммунистов. Владимир Ильич старался сделать так, чтобы на прилавках было побольше еды и чтобы было поменьше безработицы. Но и наказывал за каждый колосок. Это ему конечно удалось, но ненадолго. Посевы в деревнях не всегда давали хороший урожай. Иногда урожай просто гиб (загибался). Ленин очень любил детей. На парадах он брал ребенка и нес его на руках. Люди не возражали, что ихнего ребенка берет предводитель. Когда началась великая октябрьская революция, в стране началась паника. Ленин не мог удержать людей. (Громили все подряд, упоенные левой водкой). Приходилось успокаивать их силой. Всех парней, старше 16 лет, отправляли на войну. А маленьких усыновляли в полках. Некоторые люди боялись и прятались. Через некоторое время партизаны их находили и приговаривали к расстрелу. Из-за революции в стране началась голодовка. Хлеб фактически не привозили. Воды не было. А если привозили, то давали кусок хлеба да половину кружки с водой. В это время Чапаев не поделил что-то с Махно и они сцепились с белыми за фронтом. Некоторые не могли дойти до машины с водой, так как охваченные голодом лежали на полу и ум... (зачеркнуто) погибали. Владимиру Ильичу было тяжело смотреть на происходящее. Он не мог давать людям еды лишь потому, что немцы подходили все ближе и ближе к деревням. Они сжигали посевы, силой отнимали продовольствие у стариков и женщин. Потом немцы расстреливали народ в деревне и сжигали ее. Ленин понимал, что немцы приближаются к Москве. Он посылал на войну все больше и больше людей. И сам сидел в охраняемом месте и ждал вестей. Народ в стране взбунтовался и начал громить город. Ленин приказал солдатам успокоить людей. Солдаты не счадили ни детей, ни женщин. Когда все немного затихло, Владимир Ильич захотел узнать о новостях в Москве и Подмосковье. Ему устроили засаду революционеры. Он выехал на своей машине вместе с охраной. Но он недолго ездил. Тогда-то Ленина поймали и посадили за решетку. За решеткой Ленин читал книги при свече. На полях в книге он писал молоком послания, иногда доходившие до Жукова. Но революционеры узнали о его планах и отобрали книги. Таким образом фронт снова зашел за Москву. После нескольких дней советские войска дошли до того места, где находился Ленин. Они окружили революционеров и взяли их в плен. Ленин был свободен. Фронт за это время передвинули в Ленинград. Последний раз Ленин направил все свои войска на немецкую армию. В этом бою советская армия окончательно разбила вражескую армию. После этой победы в стране началась перестройка. Теперь Ленин был не враг народа, а друг. Стали привозить пищу, открыли новые заводы, стали появляться новые постройки. Однажды вечером Ленин, хотел сесть в свою машину, как обычно он это делает, а потом поехать домой. Только Владимир Ильич открыл дверь машины, как вдруг раздался выстрел. Пуля настигла Владимира Ильича и попала в сонную артерию. Ленин умер. На месте выстрела оказалась старушка, которая дальше двух метров ничего не видит. Ее поймали и расстреляли. После смерти Ленину поставили памятник, посвященный ему. Самого Ленина похоронили на Красной площади в Мавзолее, где он лежит и сейчас. Раньше к нему ходили пионеры, которые потом куда-то уехали. Ленина тщательно охраняют. Пускают в Мавзолей, чтобы посмотреть на него. Сейчас Ленин почти весь состоит из протезов. Когда на него падает свет, то кажется, что он светится изнутри. Надеюсь, что в будущем его похоронят как человека. Ведь он как маникен так и лежит и все на него смотрят. Он тоже человек, как и мы. Пусть же его похоронят как подобает, а не как маникена".
...Долбёжкин с вдруг иссякшим вдохновением посмотрел на дымчатую беспредельность охвативших небо облаков. Заметил не пробившееся из-за туч матовой окраски солнце. Снежинки за большим школьным окном, едва подхваченные ветром, летали легким, невесомым пухом и ложились незаметно в нежновато - пышную, холодную свою постель. Он был в тот миг выше всего земного и немного надоевшего. Рассудком одолел земную гравитацию, войдя накоротке в сверхчеловеческую беспредельность. Поджал пренебрежительно под крайне впечатляющей улыбкой губы. С твердым ощущением великой, отчасти каторжной мысленной работы, стал выходить на перемену. Зубрилке Насте Полубеловой ехидно показал язык, про себя тихо претендуя сочинением на конгениальность. Он был так рад своему новому творению, что уже не замечал весь окружавший его гнус привычных ученическому сленгу слов, предпочтя этому нетленное и вечное. Хотел прямо вот здесь возвышенно всем этим коридорным раздолбаям даже стишок про "чудное мгновенье" прочитать. Захотелось выгнать из спортзала скудного умом Олимпия и посадить там зимний сад в магнолиях, камелиях и этих ... как бы это выразить помягче, что тянут корни в воздух. Ему вдруг даже показалось, что он готов был в этот миг и воспарить. А вышла лишь одна едва заметная промашка. Он отписал вождю 120 с лишним лет. Чтобы навел порядок рядом с Горбачевым в перестройке. И дал бы от души гораздо больше, если бы того не застрелили. Под впечатлением накинул бы лет пять еще. Уж Ленин это точно заслужил. Надо было бы снова запустить в Россию пионеров: пусть они ее всю уж так преобразят, что, как и бабушке Янине во времена столь сытые, будут опять давать бесплатные квартиры, дадут отцу нормальную работу и лечить бесплатно всех подряд.
Блаженная в него закралась мысль. Вот так же, как и он сейчас, в унисон великолепию увиденной природы творили до него и все поэты, и художники, и даже музыканты. Требуется только сущий мизер: надо это только вовремя увидеть, тронуть тончайшую струну прекрасных чувств и трепетом чудесной благости вдруг пропустить сквозь свое сердце....
По всей учительской после последнего урока все громче стлался дикий ржач, перевоплощавшийся у стен в дрожанье стекол. Русичка, взяв тетрадь, много раз пыталась безуспешно обратить всеобщее внимание на не поставленные к месту запятые. Гоздек, неуверенно задкуя и демонстрируя надломленный от неуёмной страсти к мясу кутний зуб, едва не приземлился мимо стула. Кто-то из задних педагогов сделанным не туда шагом сломал торчком стоявшую указку у географа. Живо творящейся толпой учителя долго еще крутились у стола. В разные стороны дружным потоком рассыпали комментарии. Лихо чмокали губами. И только автор той нетленной эпопеи был ничем не озабочен: успел купить в киоске колу с чипсами, потравить напарникам в дороге пару не совсем похабных анекдотов, засадить снежком в прыщавый лоб шедшего сзади них Евгешки Мудакова и отметелить чищенным аж недели две назад ботинком у подъезда дома соседского глухого пса, пока хозяин отходил за дом. Выйдя из лифта этажом ниже, пару раз курнул засмаленной чуть ли не до фильтра сигаретой, спрятав оставшиеся вместе с зажигалкой, засунув пачку в щель за мусоропроводом. Отбил наспех запах мятной жевачкой и в полном соответствии с привычным графиком прихода в 15 - 29 скромно, уже почти порядочным, пошел к себе домой...
Вместе с вечерним променадным моционом Долбёжкин любовался густо выпадавшим снегом, и ему вовсе было невдомек, что это был уже посыл для изготовившегося мартовского многоводья. Проходя светлое пятно под фонарем, он вдруг на припорошенной рядом березе неожиданно заметил, как ворона, в разных позициях упрямо пряча под крыло свой крепкий клюв, старалась хоть немного сохранить тепло. Потом он стал разглядывать лишь то, что желал сам: пустую банку из-под пива у скамейки, рваный пакт, распятый ветром на кусте, брошенную мимо урны пустую пачку из-под сигарет... А рядышком почти вмещенный в ранний наплыв безмерной тьмы огромный мир жил совершенно по-другому. Плотнясь весь вечер, медленно плыли далеко на запад темневшие попутно с ночью облака. И свежий пышный иней на голых до природного стыда деревьях предсказывал скорый крепкий мороз. Не разудало - озорной в редких, уже слабеющих припрыжках, ветер царил над тем неровно засыпавшим городком, а в витийстве разлегшись, властвовал чутко упоённый тишиной холодноватый, но мягчительный характер ночи.
Январь - 17 марта, 22, 28 апреля 2020 г.