Магеррам Зейналов : другие произведения.

Игрок в кости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попав на звездный круизный лайнер, вы представляетесь сыщиком и даже не подозреваете, что с этого момента неприятности только начинаются. А почти герметичный детектив от одного убийства переходит к заговору, где на кону, разумеется, судьба всей Вселенной.

Магеррам Зейналов - Игрок в кости

[]

Магеррам Зейналов Магеррам Зейналов - Игрок в кости








Часть первая. Везунчик



     - Иногда мне кажется, что этот мир не создан для меня.
     - Бывает, - ответил психиатр и поймал длинным языком пролетавшую муху.




Глава первая



     Когда-то на Земле водились киты. Они бороздили океаны, перекликаясь и флиртуя; пели песни и вели долгие беседы на все темы, кроме политики и религии - ведь киты, как известно, тактичны.
     Не повезло лишь одному. Привычная ему частота общения в полсотни герц была слишком велика для прочих китов, и они просто не слышали друг друга. Блуждая в черной бездне океанов и собственного глубокомыслия, кит смотрел в будущее с оптимизмом. Вспыхивали и гасли звезды, создавались и погибали миры, а он все также мчался по одному ему известному маршруту, тщетно вопрошая: 'Здравствуйте, прошу прощения, здесь есть кто-нибудь? Здравствуйте, прошу прощения...'. И так далее.
     Изолоиды, существа живущие на одной из планет Антареса, не имеют ни одного органа чувств, но совсем не страдают от одиночества. В их языке есть всего одно слово: 'я'. Когда с одним из них попытались войти в контакт лингвисты, словарь изолоида пополнился словом 'оставьте-меня-в-покое'.
     Люди больше похожи на китов. Им нужно общение, а иногда и психиатры.


     'Фаррух Эйдельман. Универсальный психиатр' - серебрилось на двери. А рядом на кирпичной стене белело маленькое, почти незаметное пятно.
     Это была бумага - древний, почти легендарный материал. Секрет его производства, по слухам, был одно время утерян. Средневековый человек, посмотрев на приклеенный к стене лист, мог даже уточнить: 'восьмидесятиграммовая, мелованная'. Но, увы, средневекового человека поблизости не было. Абыли лишь современные, привыкшие к мнеморекламе, зеваки. Они, разинув рты, смотрели на объявление с таким неподдельным изумлением, будто созерцали клинопись.
     Одним из них был Артур Чесней, скопивший хорошие деньги, и еще не решивший, куда их потратить. Объявление обещало в этом помочь.
     Во-первых, речь шла о путешествии на лайнере, стилизованном под морские суда начала двадцатого века. Во-вторых, под кругосветным путешествием подразумевался круиз по всем знаменитейшим достопримечательностям галактики, вроде популярной у туристов планеты-супермаркета, единственной известной звезды Мёбиуса и Свингующего Пульсара.
     - Отлично, - сказал Артур, - но только как с ними связаться?
     - Очень просто, - ответил из-за спины добродушный голос. - Видите - внизу бумага аккуратно разрезана, на манер бахромы. На ней длинный идентификационный номер.
     Артур обернулся и увидел невысокого, упитанного мужчину.
     - Номер, - повторил тот, - вводите его в сеть, и получаете всю информацию.
     - Откуда вы это знаете? Вы - историк?
     - О нет, я там работаю, - сказал человек, указав на объявление. - Рональд Аткинс, младший менеджер компании 'Галактик воядж' и владелец скромного, но перспективного туристического агентства.
     Артур пожал пухлую руку собеседника.
     - Артур Чесней, частный детектив.


     Чесней хватил лишку, назвавшись частным детективом.
     Когда-то он был мойщиком вольеров в центральном зоопарке Нью-Анджелеса, где обитали животные со всех уголков Галактики. Эта работа позволяла Артуру почувствовать себя настоящим героем. Гераклом в Авгиевых конюшнях.
     Поднимая самооценку за счет риска, он подрядился доставлять грузы на кишащей грабителями трассе Денеб-Солнце. По чистому везению ему удалось проработать там около полугода, отделавшись легкими ранениями. Он скопил достаточно денег, чтобы, бросив опасную работу, вернуться на Землю и открыть собственное дело.
     В одном обучающем сне он узнал, что лучший способ заработать - найти и занять оригинальную нишу в бизнесе. Так к Артуру пришла идея агентства по поиску инопланетных домашних животных. И опыт первой работы оказался весьма кстати.
     Артур любил животных. Даже если это был ахернарский арахноид, чья паутина растворяет человеческую плоть вместе с костями.
     Когда арахноид, тахорг[1] или скорпизавр оказывались на свободе, это создавало некоторые неудобства гражданам, и те обращались в полицию. Но полиция любила животных меньше, что очень не нравилось хозяевам. Те из них, кто был достаточно прозорлив, успевали вовремя обратиться к частному детективу Артуру Чеснею.


     Именно детективом, без уточнений, Артур представлялся всем, кого неделей позже встретил на лунном причале, где стоял круизный лайнер 'Принцесса Звезд'.
     От прочих звездолетов 'Принцесса' отличалась поистине уникальным обликом. С виду то был корабль древности. Лишь едва заметный силовой купол, словно мыльный пузырь окружал его, да аккуратные сопла, торчали из киля, носа и боков.
     Словом, это был прекрасный сплав земной техники и показной роскоши. Всей своей наружностью лайнер давал понять:путешествие на нем может себе позволить не каждый.
     Артур мог.


     ***


     Номер 221 на втором этаже показался Артуру стоившим своих денег. Имелись три комнаты, джакузи, широкие окна с видом на звезды и бассейн внизу. Артур присмотрелся. Судя по желтоватому оттенку воды, бассейн предназначался для арктурианцев[2], предпочитавших сорокапроцентную соляную кислоту.
     Артур принял душ, переоделся в свежее. Потом, оставив чемодан раскрытым на кровати, вышел, чтобы подняться в ресторан.
     Судя по пустым коридорам, туристы только начинали прибывать. В просторном лифте, состоявшем, казалось, лишь из бархата, золота да зеркал, помимо Артура был лишь один-единственный гуманоид.
     Похожее на человека существо отличалось высоким ростом, совершенно лысой головой, и кожей цвета малахита, со всеми присущими этому минералу прожилками разных оттенков зеленного.
     Гуманоид нажал на кнопку минус второго этажа. 'Что там находится? - подумал Артур, и посмотрел на золотую пластинку на стене с чертежом корабля, - Ага, казино '283-е чудо света'.
     - Вы не могли бы оказать мне небольшую услугу? - спросил инопланетянин вежливым голосом, достойным английского дворецкого.
     - Да, конечно, какую?
     - Хм... нажмите, пожалуйста, на кнопку ресторана, того что на мансарде. Уж больно есть хочется.
     Артур посмотрел в глаза малахитового туриста, подумав, не шутит ли он, но лицо того не изображало ничего, кроме скорби. Впрочем, может, на у этих малахитовых это соответствует ехидной улыбке.
     Он нажал кнопку отмены, а затем - с номером восемь, что соответствовала ресторану. Лифт плавно остановился, а затем пошел вверх.
     - Благодарю, - сказал малахитовый, - вы очень любезны.


     Двери распахнулись в большой зал, заставленный изящными полупрозрачными столами и стульями; на сцене уже играли музыканты, вдалеке у бара маячили белыми лебедями официанты. Квартет - саксофонист, пианист, контрабасист и ударник - играл 'Тэйк файв' Брубека. Наверху висел невидимый купол, по которому изредка пробегали едва уловимые, голубоватые всполохи.
     Больше в ресторане никого не было.
     - Вы меня спасли, и почему бы нам не выпить по этому поводу? Я угощаю, - предложил инопланетянин. - к тому же, возникшая там, в лифте, неловкая ситуация вынуждает меня объясниться.
     - Да, это выглядело немного странно, - подтвердил Артур. - Впрочем, мне было совсем не трудно. И вообще, я даже рад приличному собеседнику. А вы мне кажетесь именно таким.
     Они сели за стеклянный стол. Из ниоткуда возникли лебеди-официанты; один подал Артуру меню. Второй, повернувшись к гуманоиду, спросил:
     - Сэр, вам меню для какой расы?
     - Не нужно, - ответил малахитовый. - принесите мне воду и свинцовой стружки. Плутония у вас, скорее всего, нет.
     Официанты исчезли.
     Малахитовый поймал озадаченный взгляд Артура.
     - Вас, наверно, интересует, какой я расы. Боюсь, это не столь существенно. Я - последний ее представитель, и потому ее не указывают в большинстве справочников.
     - И давно вы последний?
     - Ну, последние семь тысяч лет.
     - Да, мой последний соплеменник покончил с собой, выпрыгнув из звездолета прямо в черную дыру, - продолжил рассказ малахитовый. - В силу известного феномена, мы все еще можем его наблюдать из телескопа у самого 'горизонта событий'. И столь же формально он еще жив... Давайте лучше представимся! - сказал собеседник, повысив голос. - Меня зовут Зен.
     - Я - Артур.
     Они пожали друг другу руки.
     - Так что с вами произошло в лифте?
     - Это, как бы сказать, очень странная, с точки зрения всей остальной галактики, форма... беременности. Да, это можно было бы назвать беременностью.
     - Я что-то не понял.
     - Понимаете, обычно организмы, производя потомство, отделяют себя от плода. Вот даже растения бросают семена, грибы и некоторые другие растения пускают споры. Животные вынашивают, а потом рожают потомков, или несут яйца.
     - Я в курсе, я работал с животными.
     - Да, да, конечно. Я не хотел вас обидеть, просто стараюсь рассказывать все последовательно. Так вот, это самый распространенный путь продолжения рода. Но если обратиться к самому началу, то там, на уровне, например, одноклеточных, размножение происходит обычным делением. Ваши предки поступали именно так. А теперь, - Зен вдохнул, выдержав театральную паузу, - теперь представьте сложное, многоклеточное существо, которое, делясь, создает свое потомство на уровне каждой отдельной клетки.
     - Это как?
     - Я превращаюсь в своего потомка.
     Артур задумался. Медленно он стал понимать, как именно воспроизводится Зен и к каким неудобствам это может привести. Инопланетянин не стал прерывать его размышлений.
     Тем временем появились официанты. Зену дали заказанную им воду и свинцовую 'кашу', а Артуру еду древности - картофельное пюре с котлетами по-киеффски и яблочный компот.
     - То, что произошло в лифте... Это как-то связанно с тем, что вы сказали?
     - Да. Дело в том, что и мое сознание превращается в сознание потомка. Это долгий процесс, он занимает несколько лет. Но сейчас он уже близок к завершению, и я начинаю уступать контроль над телом.
     - Иными словами, вы умираете?
     - И это тоже не совсем правда. Небольшая часть моего сознания, как и сознания всех моих предков-перерождений останется наследнику. Это поможет ему в дальнейшей жизни. Тут есть определенная справедливость и некоторая иллюзия бессмертия.
     - Да, вам, наверно, не так страшно, как нам, людям, в подобной ситуации.
     - Не сказал бы. Тело любого существа во вселенной перед смертью увядает. Жизнь кажется не такой важной вещью, а для кого-то смерть - это освобождение от мучений. В моем же случае, чем ближе смерть, тем больше омолаживается организм. Меня, например, уже года четыре не беспокоят боли в суставах. А еще улучшились обоняние и зрение. Мозг стал работать быстрее. Если бы я не был бесполым, то приударил бы за симпатичной самкой или самцом любого похожего вида. Я ведь снова чувствую себя молодым, хочу жить и наслаждаться жизнью. Именно поэтому я решил потратить большие деньги на этот вот круиз. Я хочу увидеть обещанное турагентством рождение новой звезды в туманности Конская Голова, единственную известную Зеленую Дыру, мечтаю потрогать руками скопление редчайших сверхкарликовых звезд. Все это я уже делал много раз. Уж за семь тысяч лет успел.
     - Семь тысяч именно вам, или вашему предку, кому-то... кто...
     - Мне, именно моему сознанию.
     - Я просто не могу понять, а как вы, ну, это тело появилось.
     - Я, представьте, тоже.
     Артур заметил, что в ресторане стало оживленнее.За соседним столиком уже сидели два арктурианца. Несколько денебцев[3] пили что-то у барной стойки, а у самой сцены обосновалось несколько подростков у-шанов. Артур слышал, что у-шаны любят совершенно любую музыку, и самые непризнанные композиторы галактики благодарны им за это.
     - Итак, получается, что ваш потомок, который скоро вас заменит, в какой-то момент взял контроль над вашими руками и нажал на кнопку минус второго этажа, где находится...
     - Казино, - напомнил Зен.
     - Понятно. Нет, не понятно! Не понятно одно - что же там насчет эволюции. Естественный отбор, и все такое. Вы же не размножаетесь. Вы должны были вымереть! Да нет, вообще существовать всего в одном экземляре!
     - Так мы и вымерли. Почти. Я - последний.
     - Нет, все равно не может быть, чтобы вас когда-то было много. Абсолютно автономных. Развивающихся независимо друг от друга. И так, чтобы принадлежать одной расе. Вы ведь понимаете, о чем я?
     - Да, конечно. Я живу в полном одиночестве давным-давно, настолько давно, что встречал всего несколько представителей своего вида. И все они, как я говорил, давно мертвы. Нас уже тогда было слишком мало, чтобы кто-нибудь мог выдвинуть стройную эволюционную теорию. А теперь все это - великая тайна, которая никогда не будет разгадана.
     Артур слушал его, а сам наблюдал, как правая рука Зена достала многоцветный фломастер, взяла салфетку, и стала рисовать на ней смешных человечков.
     - Но все же у меня есть одна версия, - начал Зен, но был прерван внезапным появлением человека в белом.
     Это был не официант, а, судя по погонам, один из офицеров.
     - Вы - частный детектив Артур Чесней? - спросил подошедший.
     Эти слова прозвучали для Артура как лучшая во Вселенной музыка.
     - Да, это я.
     - Вас хотел бы видеть капитан 'Принцессы звезд' Айртон Хоун.
     Артур еще больше возгордился, но тут вспомнил, что он в отпуске, причем, не из дешевых.
     - Извините, но я отдыхаю.
     - Да, сэр, мы хорошо это понимаем. И потому хотим сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться... В хорошем смысле.
     - Артур, ничего страшного, - сказал Зен. - Спокойно отправляйтесь к капитану. Вы меня этим вовсе не обидите. В конце концов, корабль - не планета, и мы еще увидимся.
     Артур попрощался со своим новым экзотическим другом, так и не дослушав его историю до конца, и в сопровождении офицера отправился к капитану.
     Когда за ними закрывались двери лифта, квартет играл 'Караван'.


     ***


     Голубое солнце не спеша поднималось над горизонтом, окрашивая изумрудным далекие горы.
     Бегущая Волна стекал вниз, чувствуя под собой шершавость камня и вдыхая влажный дурман опавшей листвы. В такие утренние часы, когда жара опускалась на землю, а та ей отвечала прохладой ночной росы, было особенно приятно отделиться от метаулья, вылезти на поверхность, вдохнуть всем телом свежего, немного сырого воздуха, а потом течь, течь, течь. Вниз, туда, где журчит ручей, и потеют аммиаком маслянистые стволы деревьев.
     В эти минуты мир был прекрасен, полон, казалось, неизбывного смысла. Он звал вдаль, туда, за рваный горизонт далеких скалистых гор. Казалось, что сокрытое там нечто тайное только и ждет его, Бегущую Волну, чтобы предстать во всей своей красе.
     Там был другой мир, чужой, и от этого еще более манящий. Это для остального метаулья чужое - зло. А для него, чужое - это в первую очередь новое. Что прячется за изумрудной кромкой скал? Каков он, тот мир? Кто в нем живет?
     Никто из сородичей не знал ответа, да и не искал его. А вопросы все шли и шли. Они буквально сыпались с неба.
     Так, однажды упал мятый металлический цилиндр. Пестрый узор на его боках своим странным видом хотел что-то рассказать. Но что именно? В узоре прятался некий важный смысл. И он касался того другого мира, что скрывался за горизонтом. Мира, к которому летели птицы с негнущимися крыльями.
     Все это было частью одной большой Великой Истины. Стоило только пойти за ней, и самому во всем разобраться.


     - Что мне сказать твоей прима-матери? - спросил самый любимый из отцов Бегущей Волны.
     - Сам решай. А я уже для себя все решил - я ухожу.
     - Ты-то уйдешь, а как же наш род, наша семья, наш метаулей? Мы-то уже почти подобрали тебе подходящую комбинацию половых партнеров.
     - Вот так всегда, отец. Вы всё пытаетесь сделать за меня.
     - Но ведь таков закон. Так было всегда. - Электромагнитная волна отцовского голоса негодующе вздрогнула.
     - Кто придумал эти законы? Там, куда я иду, наверняка все по-другому, другой порядок. Дай мне выбрать и самому решить, по каким законам жить.
     - Сын. Там совершенно чужой мир. Ты даже его представить себе не можешь. Он непохож на наш. Многие из тех, кто с ним столкнулся, сошли с ума.
     - Все это сказки. Я не видел ни одного сумасшедшего, не считая нашего дорогого терция-дядю, который, слушая молнию, подошел к ней слишком близко. Мне нужны доказательства.
     - Ты странный, сынок. В тот год, когда мать-носитель родила тебя, была сильная магнитная буря. Наверно, это сделало твой разум вот таким...
     Бегущая Волна было оскорбился, но вдруг понял, что отец не хотел его обидеть. Он действительно считал сына немного сумасшедшим. В его словах не были ни злобы, ни иронии, только разочарованная констатация.
     Даром что нормальное состояние для Бегущей Волны - жидкое, где-то внутри него существовал и медленно рос твердый как алмаз стержень. Стержнем было непоколебимое чувство собственной правоты. И, как ни странно, то была правота сомнения, причем, сомнения во всем. В языке его народа не существовало таких понятий как 'научный подход', 'логика', 'эмпирическое восприятие', 'проверка истины на прочность'. Как правило, любое частное мнение, сумевшее взобраться на пьедестал с надписью 'Истина', оставалось там навсегда, и спокойно загнивало, подобно древним империям с пожизненными лидерами.
     Бегущая Волна точно знал, что он прав, и мог последовательно и логично это доказать. Но никто не стал бы его слушать. Слишком много слов, слишком много мыслей, слишком сложно. Да и вообще, к чему все это? Давайте-ка лучше подключимся друг к дружке, и по локальному каналу обсудим недавнее поведение троюродной квинта-свояченицы.
     Бегущая Волна назвал бы себя белой вороной, если бы знал, что это.




Глава вторая




     Как и положено ответственному капитану перед самым стартом, Айртон Хоун находился в рубке. Артур не знал, воссоздавался ли здесь интерьер древности, но увиденное впечатляло.
     Помещение освещали газовые лампы. Пол устилал широкий, роскошный ковер. Единственное окно было овальным и большим во всю стену. Для полноты картины не хватало большого деревянного штурвала. Его заменяла длинная панель, вместо кнопок и экранов на ней торчало несколько рычагов такого вида, будто их вынесли из музея. Возможно, так оно и было.
     Гармоничным завершением этого ансамбля был сам высокий, седой капитан, одетый в великолепный белый китель с аксельбантом, лампасами и прочей уместной атрибутикой.
     - Артур Чесней, рад вас видеть, - сказал Капитан. - Мне очень, очень жаль, что пришлось попросить вас зайти. Просто, вы были с дороги, и наверняка сразу после обеда пошли бы вздремнуть. А будить вас - это уже верх нахальства. И да, я хотел бы подчеркнуть, что такие действия не свойственны компании 'Галактик воядж' и вызваны исключительными обстоятельствами.
     - Да, я понимаю. Наверно, действительно случилось что-то серьезное, - Артур постарался состроить озабоченное, всепонимающее выражение лица.
     - Я хотел бы побыстрее перейти к сути, - капитан указал на небольшой круглый стол в стиле барокко.
     Они сели.
     - Вы, наверно, слышали, что на 'Принцессе' есть казино, причем, самое крупное среди тех, что бывают на лайнерах?
     - Да, слышал. Я, если честно, не очень хорошо отношусь к...
     - Не важно, - махнул рукой Капитан, - так вот. Через несколько часов у нас стартует первый этап финала Чемпионата Галактики по юнипокеру. Двадцать семь лучших игроков встретятся, чтобы получить главный приз - ровно миллион галакредитов.
     Сумма Артура удивила. Галакредит - очень весомая валюта, универсальная во всей галактике. Он мысленно прикинул, что этих денег хватило бы на три-четыре тысячи лет роскошной жизни, или на покупку лайнера вроде этого. Может, даже, двух.
     - Нарушена безопасность турнира?
     - Нет, если бы! Дело в том, что буквально час назад я получил исчерпывающую информацию от руководства чемпионата о том, что один из участников - шулер.
     - Погодите, раз это доказано, вышвырните его, и дело с концом.
     - Все гораздо сложнее. Сам я не сразу поверил, уж очень всё удивительно. Но, понимаете в чем дело, - капитан ненадолго задумался, - компания не нашла, каким способом он шельмует. Просто... как бы сказать... Этому негодяю, извиняюсь, прёт! Ему прёт, а противникам, соответственно, нет! И так всегда!
     - Ну, везло парню. А сегодня, может, и не повезет.
     - Ему везет ВСЕГДА. - Капитан налил себе и Артуру минеральной воды из графина. Видно было, что эта ситуация не дает ему покоя. - Тут замешаны какие-то высокие, но неизвестные технологии. Что это за технологии, не знает даже ученый совет, нанятый оргкомитетом игр и корпорацией.
     - Хорошо, а я-то чем могу помочь?
     - Найдите устройство, что позволяет шулеру побеждать.
     - А если я не смогу этого сделать? Если не найду, и он выиграет свой миллион. Что произойдет тогда? Скандал?
     - Дело в том, что ему не просто везет. Этот парень, Ли Вен, еще два месяца назад не знал о самом существовании юнипокера, и шил кроссовки у себя на Новой Центральной Корее[4]. Но внезапно он стал, возможно, самым везучим человеком в мире. Я уверен - у Вена есть нечто полезное, позволяющее всегда побеждать. А это значит, устройство когда-нибудь найдут. И это будет большой скандал, ведь впервые в истории чемпионата победа окажется недействительной. Оргкомитет, рекламодатели, 'Галактик воядж', все мы подмочим репутацию и понесем убытки.
     - И я, разумеется, должен найти это устройство до того, как Ли Вен победит?
     - Должны. Обязаны. Как я уже сказал, сегодня первая игра, - он вынул из кармана золотые часы на цепочке, - начало через семь часов. У вас есть время, чтобы выспаться, и быть в казино к сроку.
     - Мое участие в этом деле уже не обсуждается?
     Капитан хлопнул себя по лбу.
     - Да, простите, совсем забыл. Ваш гонорар за работу - это пятьсот галакредитов и возвращение всей суммы, потраченной на круиз. Мы могли бы перевести вас в люкс, но, к сожалению, все люксы заняты. Награду вы получите, если сможете оказаться полезным. Если нет, то 'Галактик воядж' просто вернет вам потраченные на билет деньги.
     Предложение капитана действительно выглядело таким, от какого нельзя отказаться. В хорошем смысле.
     Артуру было немного боязно принимать задание, не будучи настоящим детективом, однако успех сулил немалый выигрыш. Да и ничего он не терял, кроме заслуженного отдыха.
     - Это все?
     - Нет. Еще кое-что, Чесней. Вы можете взять этот бластер, - капитан вынул из кармана крохотное, 'дамское' оружие и положил его на стол. - На всякий пожарный.
     Поднимая бластер, Артур посмотрел на капитана, и увидел, как тот улыбнулся. Что-то подсказало 'детективу', что Рубикон пройден.


     ***


     За кружевной, совсем не космической занавеской проплывал Юпитер. Он шел так близко, что можно было невооруженным глазом разглядеть его скромное кольцо и несколько спутников. Юпитер смотрел на зрителей хитрым прищуром знаменитого красного глаза, известного как 'Большое красное пятно'.
     Артур взглянул на коммуникатор, тот показывал половину шестого. Стало быть, до начала чемпионата оставалось полчаса.
     Он встал, принял душ, наскоро 'позавтракал' шоколадом и рюмкой бодрящего коньячка, и вышел. На этот раз в просторном лифте было не протолкнуться. Все - денебцы, арктурианцы, люди, у-шаны и представители еще нескольких рас торопились в '283-е чудо света'.


     Почему у казино не было окон, Артур догадывался - ничто не должно отвлекать человека от желания спустить все свои деньги. А, люди, часто бывающие в космосе, могут легко определить, что уже ночь, заметив как переместился из одно края окна в другой 'вон тот маленький симпатичный астероид'.
     Казино 'Принцессы', заявленное капитаном как крупнейшее из корабельных, выглядело не менее роскошно, чем его земные собратья. Тут имелись и ковры, парчовые занавеси с ламбрикенами, золотистые (а может, и золотые) люстры. Царил полумрак, в котором звездами горели огни игровых автоматов. И только в дальнем конце помещения сиял, освещенный прожекторами вход в амфитеатр.
     В центре амфитеатра стоял круглый стол для юнипокера, и семь пока еще пустых стульев.
     Артур, как и все земляне, коих более старые и мудрые расы Пути считали скрытыми астроксенофобами[5], предпочитал держаться своих. Он сел между коренастым военным лет шестидесяти и взлохмаченным бородачом неопределенного возраста. Его присутствие на дорогом круизном лайнере показалось Артуру странным, и если бы не выглаженный, чистый, и, с виду дорогой костюм, он вполне мог сойти за обычного бездомного. Кроме того, у 'бездомного' имелся потертый кожаный саквояж, бывший когда-то коричневым.
     Вместе все эти черты выдавали в мужчине слева ученого, возможно, гениального.
     - Вы не знаете, случайно, который час? - спросил военный.
     Артрур посмотрел в коммуникатор и сообщил, что до начала игры осталось пятнадцать минут.
     - Отлично, - ответил незнакомец. - Я оставил свой коммуникатор в номере и совсем забыл, что казино нарочно не держит настенных часов. Это ужасно раздражает, не находите?
     В ответ Артур улыбнулся.
     - Меня зовут Ротенкопф, - сказал собеседник, протягивая широкую, как лопата, ладонь. - Ганс Ротенкопф. Может, слышали обо мне?
     - Нет, честно говоря. Я - Артур Чесней, - представился Артур, отмечая твердость рукопожатия нового знакомого.
     - Полковник.
     - Частный детектив, - машинально ответил Артур, спохватившись и поздно сообразив, что следовало хранить инкогнито.
     - Отдыхаете?
     - Отдыхаю.
     - А я - нет, хотя и в отставке.
     По своему опыту Артур знал - раз напористый собеседник начал говорить, заткнуть его не получится. Самое милое дело в такой ситуации - это заставить его высказаться как можно быстрее.
     - Отчего же так?
     - Понимаете, в чем дело. Недавно на планете-сафари я выловил одного из последних гигантских хамелоидов. Это название у него такое, на самом деле ростом он с человека. Я решил везти его на Землю, чтобы передать Нью-Анджелесскому зоопарку. - При упоминании первой своей работы, Артура передернуло. - На корабле, эта дрянь сбежала. Стоило мне только прикорнуть, гаденыш вытек через вентиляционный люк. У тварей есть нехорошая черта, они умеют быть жидкими. Так что мне понадобится помощь. Вы случайно не знакомы с капитаном?
     - Честно говоря, нет. Я, как и вы, только сегодня прибыл, - Артур сделал вид, что разглядывает сцену. - А оно опасно?
     - Что?
     - То существо, оно опасно?
     - Нет, совсем нет. Это обычное жалкое травоядное. Оно очень трусливое.
     - Ну, тогда обратитесь в службу безопасности. Мне кажется, у капитана в этом рейсе будут дела поважнее.
     Больше всего Артур не любил навязчивых собеседников, и особенно среди них выделял две главные категории - старики и военные. Даже если они говорили о подсолнухах, это всегда звучало как: 'сынок, я видел в жизни такое, что тебе, молокососу, и не снилось'. А любая попытка слушателя довести одну тему до логического конца непостижимым образом генерировала следующую.
     Полковник в отставке Ротенкопф объединял в себе обе категории.


     ***


     Погремушка катилась к реке, подпрыгивая на камнях, переливаясь разными цветами и издавая целый букет веселых звуков.
     А наверху среди скатертей, зонтов и шезлонгов прогуливались люди.
     - Алуарчик, не разбрасывай игрушки, - послышался женский голос. - Сам собирать будешь.
     Тот, кто притаился внизу у реки, увидел, как наверху на холме появился силуэт двухлетнего карапуза. Силуэт стал быстро увеличиваться, повизгивая и болтая на языке, известном только маленьким детям.
     Ребенок подошел к реке. Там у небольшой заводи между камнями застряла его погремушка.
     Едва соприкоснувшись с рукой, та звякнула и засияла ярче.
     Человеческий детеныш хотел было вернуться обратно, но тут его внимание привлекло нечто странное, что было внутри заводи. Не ведавшее страха юное существо подошло к воде и вгляделось в нее. Вода же стала вглядываться в ребенка.
     - Ти зивой? - спросил ребенок.
     - Зивой? - с той же интонацией спросила вода.
     - Паиглаимся?
     - Паиглаимся? - повторила вода.
     - Дулак, - констатировал ребенок.
     Он развернулся и хотел было побежать вверх ко взрослым и пахнущей молоком материнской груди. Но высунувшаяся из воды почти такая же детская рука схватила ребенка за ногу.
     Ребенок упал, несильно ударился лбом о землю, но так как матери поблизости не было, плакать не стал. Вместо этого он обернулся.
     Над водой на тонкой полупрозрачной шее висела детская голова. Точь-в-точь как у ребенка, но только прозрачная, будто стеклянная.
     - Паиглаимся? - спросила голова, не разжимая губ.
     Ребенок громко, заливисто засмеялся.
     - Алуарчик! - донесся материнский голос. - Не лезь в воду. Промокнешь.
     Человеческий детеныш оценил расстояние до матери и решил, что ничего плохого не произойдет, если он пощупает воду. Как и большинство детей его вида и возраста, ребенок относился к водоемам с некоторой опаской, но и любопытством. Он сел на корточки и подполз к краю заводи.
     Когда малыш протянул руку к 'воде', та чуть оттекла назад. Он подполз ближе. И снова то, что выглядело водой, отдалилось.
     Тогда ребенок встал на ноги и побежал вперед.
     - Иглаики! - завизжал малыш.
     Сначала, подобно водам Красного моря, тело Бегущей Волны стало расступаться. Но оно не могло разделиться надвое. Скоро из него вынырнуло с полдюжины очень длинных детских ручек. Они подхватили ребенка, подняли в воздух и понесли к берегу.
     Тогда только человеческий детеныш испугался, забил ножками и поднял рев.
     - Алуарчик, я все вижу! - донесся из-за холма голос матери.
     Бегущая Волна бережно положил ребенка на землю и оттек назад. Чадо перестало плакать.
     - Иглаики. - грустно напомнил ребенок.
     Бегущая Волна не знал, что означают эти звуки. Он часто их слышал, иногда им подражал. Но он никогда не думал о том, чтобы так общаться.




Глава третья





     Ротенкопф хотел еще о чем-то рассказать, но тут свет стал ярче, заиграла музыка, замельтешили в воздухе мошки-видеокамеры, и в центр амфитеатра вышло семь гуманоидов. Шестеро из них какое-то время позировали перед журналистами, седьмой стал раскладывать фишки.
     Тут Артур понял, что знает правила игры исключительно по пси-фильмам. В них игроки почти в полном молчании сидели за столом, пристально смотрели друг на друга, иногда поглядывали в карты. Потом кто-нибудь произносил реплику вроде 'ставлю все', и толкал свои фишки в центр. Примерно то же самое делали и остальные. А потом оказывалось, что у кого-то 'флеш рояль' (что это за комбинация, Артур понятия не имел) и счастливчик, бросив на стол карты, обеими руками тянул к себе всю кучу фишек.
     В фильмах игроки, как правило, выглядели очень броско. Там бывал и рослый денебец, и хитрый маленький у-шан, и арктурианец в придуманном киношниками национальном костюме. Человечество, как правило, представлял грозный шериф или бравый военный.
     В реальности все оказалось иначе. Несмотря на то, что пятеро из шести игроков были инопланетянами, облик они имели вполне заурядный, туристический.
     Единственным человеком был, конечно, тот самый везунчик Ли Вен. Одетый в обычные серые шорты, пеструю майку с пальмами и бананами, да бейсболку, он выглядел эдаким рубахой-парнем, за которого зрителям приятно болеть.
     Крупье раздал карты. Игроки взяли их и, точь-в-точь как в кино, стали сверлить друг друга глазами (те, у кого они имелись).
     Артур, уверовав на минуту, что он и впрямь настоящий детектив, стал внимательно разглядывать игроков, чем и привлек внимание соседа слева.
     - Я вижу, вы редко покидаете Землю, мой друг, - сказал тот. - Если хотите, я вам вкратце опишу тех, кто сидит за столом.
     Артур не хотел. Но на этот раз решил сменить стратегию, и не стал отвечать.
     - Что ж, рад, что вы не против. Видите тот сгусток тумана справа от нашего с вами собрата. Это орионец[6], точнее, орионка - пол виден по синим молниям, проходящим у нее внутри. У самцов они красные, либо желтые. Это, кстати, не единственные газообразные существа в галактике. А вот дальше рядом с ней такое мясистое, кривобокое - это канопусец, иначе говоря, пентател[7] - симбиоз пяти разных полуразумных существ. Если один отделяется, то остается четыре полудурка.
     Пропустив знакомого даже ребенку арктурианца, ученый рассказал о спектроиде, существе, похожем на двухметровый лопух. Его листообразная голова переливалась всеми цветами радуги, из-за чего, создание походило на выведенный биоинженерами живой калейдоскоп. Как утверждал ученый, сапиенс этот был абсолютно глухим, и общался исключительно посредством изменения цвета.
     На стебле у спектроида висел портативный переводчик. Он временами мигал, а иногда говорил на человеческом языке то голосом Орсона Уэллса, то сексуальной стюардессы.
     Следующим сидел ничем не примечательный денебец. Артур подумал, что теперь ученый остановится.
     - А вот это - самый любопытный экземпляр, и загадка природы.
     Собеседник указал на пустой стул, который Артур заметил только сейчас.
     - Это, - продолжал сосед, - грависапиенс - разумная форма гравитации. Некоторые ученые считают, что как только удастся разгадать природу этого парня, мы поймем суть самой Вселенной. Другие полагают, что Вселенная исчезнет.
     Артур увидел, как над столом, там, где сидел невидимый игрок, поднялись карты.
     - Скажите, ведь в юнипокере принято по мимике, жестам и интонации соперника угадать, блефует он или нет? А тут почти все за столом даже не гуманоиды. У некоторых вообще нет голоса и глаз. А невидимка так и вовсе неуязвим.
     - Все просто, друг мой. Мы с вами наблюдаем финал. Осталось всего двадцать семь игроков. И, разумеется, первые, кого они выиграли - были представители своих рас, или очень похожих. Например, в галактике существует семнадцать видов разумных растений, причем, все они большие фанаты юнипокера. Они выиграли друг друга, и до финала дошел только вот этот хитрец. Он сильнейший игрок на сегодня...
     - Не считая Ли Вена.
     Ученый грустно улыбнулся и вздохнул.
     - Нет, этот славный малый, увы, не игрок. У него совершенно нет стиля. Он допускает ошибки, совершенно не умеет скрывать эмоции, и ему просто везет. Он думает, бейсболка спрячет его глаза. Зря надеется.
     - Но ведь он выигрывал?! - возразил Артур.
     - Статистика вполне допускает, чтобы за историю юнипокера хоть раз появился игрок, которому бы так долго везло. Но сейчас вся математика, все существующие вероятности против него. Бедняге не выиграть.
     Еще раз вздохнув, ученый замолчал.
     Артур разглядывал Ли Вена, пытаясь понять, где бы тот мог спрятать злополучный прибор. В какой-то момент бывший сапожник должен был воспользоваться своей вундервафлей.
     Да, камеры наблюдения ничего не засекли, но может, у Ли Вена припасено устройство, способное не просто глушить передающую технику, но и искажать сигнал. Может, он прямо сейчас сделает что-то странное, что заметит внимательный человеческий глаз, но упустят глупые машины.
     Однако, Ли Вен проигрывал! У него оставалось меньше половины начальных фишек.
     Что ж, подумал Артур, может, и вправду то было невероятное везение. В таком случае кореец проигрывал, и навсегда вылетал из юнипокера, а Артур лишался вознаграждения.
     Такой финал Артура не устраивал. Ведь был настоящий шанс не только заработать по-крупному, но и, наконец, сделать себе репутацию, занять ту самую 'рыночную нишу'.
     - Простите меня, друг мой, я забыл представиться, - сказал ученый, протягивая Артуру тонкую с длинными пальцами руку, - Франсуа-Эжен-Пьер-Огюстен-Вахтанг Брединьен, генеральный секретарь Тифлисского и Парижского экзоэнтомологических обществ, член-корреспондент обществ Малого Пса, Большой Медведицы, Ориона, Кассиопеи, Андромеды.
     - А я Артур Чесней, частный детектив.
     - Прекрасно, Артур. А вы меня зовите просто Вахо. Или Франсуа, это имя куда популярнее, - он добродушно улыбнулся и указал глазами на игровой стол. - Как я и говорил, Артур, игра вашего фаворита была лишь очень сильным везением. Теперь остается только ждать, когда вон тот парень, похожий на лопух, победит. Сколько вы поставили на Вена?
     - Четверть галакредита, - соврал Артур.
     Франсуа присвистнул.
     - А вы игрок!
     - Да, есть немного.
     Ситуация за игровым столом действительно шла к победе спектроида. У него было больше всего фишек, и двигался он, как показалось Артуру, на редкость спокойно и уверенно. Хотя, что может знать примат о спокойствии у растения?
     Тут у бывшего сапожника, судя по всему, окончательно сдали нервы. Он, отчаянно вздохнув, положил на кон все, что у него оставалось.
     - Блефует, - сказал Франсуа. - Жалкая попытка отыграться с помощью риска. Так дорогой коммуникатор кладет на стол в пух и прах проигравшийся турист, случайно забредший не в тот бар на Фомальгауте[8].
     - Вы полагаете, он таки проиграет?
     - Без сомнения. Я видел, что когда у спектроида плохие карты, он в разговоре тяготеет к фиолетовой части спектра.
     'Вряд ли этого не увидели бы профессиональные игроки', - подумал Артур.
     Тем временем, за столом произошло следующее. Все игроки, кроме спектроида, пасовали. А тот, поставив все, что у него было на кон, искрясь от восторга, и не дожидаясь результата, вскинул стебель, и медленно, одну за другой, выложил на стол карты, в сумме означавшие макро-флеш-рояль.
     - Ага! - торжественно воскликнул профессор, да так, что на него зашикали. - Крупнейшая комбинация карт! Лучшей просто не может быть!
     Артур закрыл глаза и представил свое будущее, в котором он, седой старик, погибает в глубине Нью-Анджелесской канализации от щупоклешней какой-нибудь твари по кличке 'Пушок'.
     Потом произошло невозможное. Корейский сапожник, под свист зрителей, навалился всем телом на стол и загреб фишки к себе. Все до единой. А затем, под ругань и улюлюканье толпы, он стал выкладывать свои карты. Тоже по одной.
     И тут недоумевающим зрителям стало ясно, что на столе перед торжествующим Ли Веном лежит не абы что, а легендарный, невероятный мега-флеш-империал.


     Дело в том, что юнипокер - игра, раскрученная Объединенными Игорными Мануфактурами Антареса[9]. Чтобы не попасть под судебные иски, но при этом особо не менять известный всем покер, компания создала 'Карту Шредингера'. В непрозрачный ящик помещался механизм, с одной стороны которого находился урановый шар, с другой - особая печатная матрица. Имелась ничтожная вероятность (что-то вроде квинтилиардной от невозможного), что когда-нибудь излучаемые шаром волны лягут на оную матрицу так, что создадут точный портрет физика и мыслителя Эрвина Шредингера, что хранится в базе данных компании. И если вдруг это произойдет, карта будет вложена в первую встречную колоду на конвейере.
     Согласно уставу Объединенных Игорных Мануфактур Антареса, а также правилам юнипокера, любой набор карт вкупе с полученным 'джокером' давал мега-флеш-империал.
     Так было и на этот раз. Перед бывшим сапожником Ли Веном, а ныне самым везучим человеком Пути, на зеленном сукне, в одном ряду с ничем не примечательными бубновой тройкой, крестовой семеркой и червовым тузом лежал улыбающийся, довольной жизнью Эрвин Шредингер.
     Ли Вен победил. Снова.


     ***


     То что в юнипокер играет вся галактика - действительно штука удивительная. Ибо иной раз трудно понять в каком настроении тот или иной инопланетянин. Что значит его улыбка? Ненавидит ли он вас, давая вам затрещину? Вон и люди, заливавшие радиокативным напалмом деревни мицарцев, удивлялись, когда слышали в ответ смех.
     Существо, откинув капюшон, взглянуло на себя в зеркало. Оно больше всего походило на лягушку, так до конца и не превратившуюся в принца. Губы были толстыми и опущенными по краям. Вкупе с глазами навыкат получалось, что оно смотрит на отражение с брезгливостью.
     На самом деле, его звали Великий Храрлурк, и он себя любил. Себя у него было без малого двадцать пять миллиардов. Некоторые из них стояли, лежали, сидели за спиной.
     - Я, - сказал тот, что был у зеркала.
     - Всем, - добавил второй.
     - Им, - продолжил третий, сидевший на диване.
     - Отомщу, - закончил четвертый, бродивший в этот момент по пустынной планете на другом конце галактики.
     Ему действительно было за что мстить. Расы Пути, эти ничтожества унизили его дважды, в войнах известных как Первая и Вторая Храрлукрские. Он испытывал боль, когда миллионы его тел горели в истребителях, падали замертво пронзенные лазером, задыхались и замерзали выброшенные из разорванных крейсеров в открытый космос. Если бы ему захотелось написать книгу о боли, она бы стала бестселлером.
     Великий Храрлурк считал себя мучеником. И, как любой мученик, имел миссию.
     Он мечтал покорить галактику, уничтожить одну за другой все ее расы, а потом завоевать вселенную. Он ненавидел всех - арктурианцев, денебцев, у-шанов, безобидных и глупых ксеоцефалиев. Но, больше всего, людей. Ведь это они были во всем виноваты. Это они устроили войну, это они создали страшное оружие, решившее ее исход - пространствосворачиватели.
     Говорят, изобретатель был сущим безумцем. Если направить жерло пространствосворачивателя на звезду, нажать на кнопку, то в ту же секунду она исчезнет, даже если находится в сотне световых лет. Да, пространствосворачиватели не вписывались в логику этого мира.
     Когда-то у одной большой белой звезды стоял гигантский флот Великого Храрлурка. На материал для флота ушло пятнадцать из сотни ее планет.
     Великий Храрлурк вспомнил тот день, когда без боли почувствовал, как в одно мгновение лишился полумиллиона тел. Спустя несколько часов он прибыл на место катострофы и вместо кораблей, планет и звезды обнаружил лишь крохотный черный шарик свернутого пространства.
     Храрлук что стоял у зеркала уже много лет носил этот шарик как медальон на шее, чтобы никогда не забывать об испытанных ужасе и унижении.
     Но пару дней назад девятнадцать Храрлурков явилось на лайнер 'Принцесса звезд', чтобы нарушить затянувшееся перемирие. Именно отсюда начинался путь его мести.
     Сидевшие на люстре две мухи, как могло бы показаться со стороны, пристально наблюдали за происходящим. Затем они рискнули. Быстро, по прямой, они ринулись к отверстиям в потолке.
     Капюшон одного из Храрлурков чуть шевельнулся, и тонкий красный язык метнулся в воздух. Он прижал одну из мух к потолку и резко рванул назад. Второе насекомое, не теряя скорости, стремительно нырнуло в отверстие.
     Дальше был вентиляционный тоннель, черный как смерть. Муха летела на свет несколько секунд, и оказалась в соседней очень похожей комнате. Жить ей оставалось меньше минуты.
     Профессор Борис Безрыбный - тот самый безумец, создавший пространствосворачиватель, сидел в кресле. Он был так стар, что верилось, будто смерть случайно пропустила его в своих списках, причем очень давно. Его вид заставлял усомниться, что люди состоят в основном из воды. Кожа профессора выглядела такой тонкой, что его можно было выставлять в школах в качестве скелета. Кит Ричардс рядом с Безрыбным выглядел бы ребенком, и казалось, что они могли быть когда-то знакомы.
     И, тем не менее, Борис Безрыбный был жив и даже улыбался.
     - Еще немного, детка, и наступит твоя очередь действовать, - просипел он.
     - А если я не захочу? - спросил низкий голос.
     На огромном диване напротив, спиной к Безрыбному лежало мохнатое существо не сильно уступавшее в размерах слону.
     - А если не захочешь, то я не верну тебе его.
     - Так, когда же?! - рявкнула тварь, и влетевшая муха ударилась о потолок.
     - Совсем скоро. Я расправлюсь с этим Веном, и тогда ты сделаешь свое дело.
     На столике, перед волосатым существом лежал некий предмет. С точки зрения мухи, то была мухобойка. В то же время, профессор видел на том месте маленькую гипсовую статую, похожую на смерть с косой, то есть самого профессора, одетого в балахон Великого Храрлурка.
     На мухобойке лежало несколько мертвых мух.
     В надежде помародерствовать, насекомое подлетело ближе, но стоило приземлиться на предмет, как произошло странное. Во всех фасеточных глазах существа потемнело, ножки подкосились, крылышки против воли затрепетали и несчастное создание замертво свалилось рядом с собратьями.
     - Еще немного, детка, - повторил Безрыбный.


     ***


     Бегущая Волна часто навещал мальчика в образе то лужи, то дерева, то камня. Родители поначалу не замечали этого, но потом, когда ребенку исполнилось семь, 'вымышленный друг' стал их беспокоить.
     За окном шумела роща земных деревьев, появившихся тут лет двадцать назад вместе с отелем. У окна стоял письменный стол, а на подоконнике горшок с геранью. От горшка наружу тянулся тонкий полупрозрачный шнур, который в кустах под окном превращался в оставшуюся часть Бегущей Волны.
     - Мама и папа все время врут, а сами говорят, что врать нельзя, - жаловался Алуар.
     - Да, я тебя понимаю, - ответила герань. - У меня все было так же.
     Бегущая Волна за эти годы поднаторел в человеческом языке, но, кроме мальчика, ни с кем из людей общаться не решался. Абориген уже знал, как люди поступают с хамелоидами, и ему совсем не хотелось становиться очередным трофеем. Он еще не понимал, что люди вряд ли станут убивать разумного.
     Абориген довольствовался знакомством с одним лишь юным Алуаром, и мальчик, в меру сил, скрашивал его одиночество. А идея отыскать Смысл Всего Сущего скоро оформилась во временный привал под названием 'интеграция в человеческое общество'. Впрочем, в словарном запасе Бегущей Волны слова 'интеграция' пока не было.
     - Что они тебе наговорили?
     - Они отвели меня к доктору, и доктор сказал, что я тебя просто придумал.
     - И ты поверил? - Бегущая Волна немного испугался.
     - Они врут, - спокойно ответил Алуар. - Они это сделали, потому что тебя не любят. - Мальчик помолчал, а потом с укором посмотрел на самый крупный из цветов герани. - Ты должен показаться им. Пусть они тебя увидят.
     - Я не могу, - забеспокоился абориген. - Я не похож на вас. Я рассказывал, что люди делают с такими, как я[10]!
     - Я объясню, что ты мой друг, и они тебя не тронут.
     - Кто не тронет?
     - Ну, папа с мамой.
     - Они, да. А другие? Тут очень много людей.
     - Но ты обещал, что покажешься, - мальчик готов был заплакать.
     Бегущая Волна действительно обещал. И он очень хотел выйти к людям, но быть таким же, как они.
     Притвориться человеком оказалось непросто. Прочие хамелоиды, те, что были безмозглыми, на этом и попадались. Приглядевшись, трезвый человек сразу же распознавал подделку. Животных выдавали движения, в первую очередь походка. У хамелоидов она была такая, будто все кости в их организмах резиновые. К тому же, потеряв бдительность, хамелоид мог на ходу согнуть 'колено' совсем не в ту сторону, после чего немедленно получал лучевой удар в фальшивый висок. И самое главное - в силу отсутствия интеллекта, хамелоиды вообще не могли говорить.
     Человеческий облик дался легко, он был не сложнее горшка с цветами. Но над движениями пришлось поработать. Абориген долго и внимательно наблюдал за людьми, запоминал мельчайшие подробности. Вскоре он заметил, что разные люди двигаются по-разному. Это поразило Бегущую Волну. Когда твое естественное состояние - жидкое, разнообразие зависит лишь от поверхности, по которой ты течешь.
     В человеческих движениях была индивидуальность.
     Нужно было не просто уметь ходить, а придумать собственную, особенную походку - чертовски интересное занятие!. Иногда, разговаривая с мальчишкой, Бегущая Волна мог в тот же момент потечь в бар и, свесившись каплей из трещины в потолке, наблюдать за посетителями.
     Взять, например, хозяина бара 'Адмирал Канопус', толстого седого Хемиша. Он ходил, немного покачиваясь, и оттого казался медлительным и неуклюжим. Но когда назревала потасовка, или даже стрельба, он быстро выхватывал из-под стола бластер и приказывал дебоширам 'валить из бара подобру-поздорову'. И они валили...
     Посетители бара (в основном приезжие), поохотившись вдоволь, вскоре уезжали. Но встречались и те, кто осел тут давно и надолго. Например, старик Стилвотер, 'дядя Стил'. Он представлялся ветераном Первой Храрлуркской, много пил за чужой счет и расплачивался историями из жизни, правдивыми и не очень.
     Стилвотер прибыл в эти края вместе с последними экзобиологами - привез на своем грузовике оборудование. А потом случился пожар, и весь груз сгорел. Ученые вернулись налегке пассажирским транспортом, оставив Стилвотера на планете. Тот особо не возражал.
     Все эти годы старик провел в 'Адмирале' за дармовой выпивкой. Богатые туристы охотно угощали 'следопыта' и с благодарностью слушали его рассказы. Пенсии на нормальное жилье не хватало, и вечерами Стилвотер, с трудом переставляя непослушные ноги, возвращался в свой грузовик.
     Дядя Стил имел странную манеру: слушая кого-то, он наклонял голову вправо и чуть вниз, и смотрел на собеседника исподлобья. А еще он громко зевал, откинувшись на спинку стула.
     Вообще многие тут зевали, и эта привычка казалась Бегущей Волне необъяснимой. Стоило зевнуть одному, как это сразу становилось эпидемией.
     - Я обязательно покажусь людям, но не сейчас. Я еще многого не знаю. Научи меня читать.
     Как это часто бывает с детьми, плохое настроение вмиг слетело с лица Алуара. Он подбежал к портфелю и достал из него большой тонкий планшет.
     - Я сам еще плохо читаю. Но будем учиться вместе, - сказал он, и сел поближе к горшку. Один из стебельков герани удлинился, изогнулся и уставился в экран своим любопытным красным бутоном.








Глава четвертая



     Ночью, когда пещерные еноты прячутся в свои берлоги, а саблезубые хорьки ложатся поспать под раскидистые шпинаты, на небе одна за другой появляются звезды. И среди них, разделяя тьму на две части вырастает одно длинное, тонкое облако. Нет, это не Млечный Путь, и не другая галактика в нашей Вселенной.
     Это совсем другое место. Не далеко и не близко. Скорее, по-другому.


     Там, посреди поляны, положив под голову сильные мохнатые руки, лежал, наблюдая за звездами, гигантопитек.
     Гигантопитека звали Кромвель. Не смотря на свои не малые габариты и недюжинную силу, он был добрым, послушным, а главное, вежливым. Не последнюю роль в этом сыграла сварливая жена, бывшая в полтора раза крупнее.
     По ее мнению, Кромвель то и дело отлынивал от работы и был склонен лишний раз замечтаться. Его нельзя было назвать ни смекалистым, ни инициативным.
     У Кромвеля было много комплексов, которые он предпочитал называть тонкой душевной организацией. Ему не нравилось в себе решительно все, начиная от узкого как щепка, короткого и слишком вздернутого носа[11] и заканчивая именем. Подумать только - 'Кромвель'! Это имя, хоть и было вполне свирепым, совсем не подразумевало, что его обладатель когда-нибудь совершит что-то из ряда вон выходящее.
     Кромвель ошибался. Потому что в конце повествования этому парню предстоит спасти целую Вселенную. Правда, совсем чужую.


     Жена Кромвеля носила прекрасное имя Гутиера, которому полностью соответствовала.
     В нашей Вселенной гигантопитеку подошло бы имя Уахахун, которое переводилось бы как 'злой, торжествующий смех'. А тут столь же грозными именами были, например Виолончельц, Гутиера, Розенблюм и - до некоторой степени - Кромвель.
     Гутиера частенько рычала на Кромвеля, обнажая прекрасные, острые зубы. Временами била его, передавая так нехитрую мысль о том, что хороший муж должен быть кротким и трудолюбивым. Она вообще не любила разговаривать, чем очень расстраивала Кромвеля. Дело было не только в синяках.
     Однажды он посвятил ей прекрасные стихи. Кромвель помнил, как однажды набрался храбрости, вышел на середину пещеры и произнес:


     Солнце восходит, и я люблю тебя.
     Солнце заходит, и я все еще люблю тебя.


     Благоверная перестала жевать, уставилась на ненормального мужа, и, выплюнув на пол остатки берцовой кости мамонта, сказала:
     - Любишь?! Верно. Правильно. Хвалю. Можешь кушать.
     Как и все, кто испытывает неудобства в личной жизни, Кромвель старался найти в своем положении некоторые плюсы. 'В конце концов, - говорил он себе, - с тех пор, как я женился, меня перестали бить. Нет, меня все равно бьют, но делает это только моя жена. А жена, как известно, раз бьет, значит любит. Да и вообще, женщины крупнее мужчин, и не мне одному достается'.
     Доставалось, действительно, не только ему.
     Лежа на поляне и глядя на звезды, Кромвель размышлял о другом. О высоком. Ему казалось, что если смотреть неотрывно и долго, то можно увидеть, как вращается небесный свод. Значит, думал он, наверху есть кто-то огромный и сильный, кто двигает небо. Гигантопитек пригляделся к звездам, и тут его осенило. Звезды - это вовсе не маленькие огни. А наоборот. Ночное небо - это огромная шкура. Она застилает дневное небо. И тогда по ней взбирается наверх огромный медведь. Ему скучно одному, и от нечего делать он вонзает свои когти в шкуру и начинает ее вращать. Там, где остались дыры - просвечивает солнечный свет. А тонкое длинное облако - это место на шкуре, по которому медведь поднимается. Оно просто протерлось за долгие века.
     Потом сама собой пришла мысль о Конце Света - это когда шкура так истончится, что в один прекрасный вечер медведь прорвет ее и свалится на землю.


     Эта догадка показалась Кромвелю очень важной. Она приподняла его чувство собственного достоинства, которое, благодаря Гутиере, долго скучало где-то на уровне колен.
     И неважно, что в эту теорию не вписывалось наличие рассвета и заката. Кромвель все равно в нее поверил. Ведь он не знал о таких штуках как 'научный подход', 'логика', 'эмпирическое восприятие' и 'проверка истины на прочность'.
     На несколько минут гигантопитек, можно сказать, почувствовал себя человеком. Он даже набрался смелости подумать о том, что достоин большего. Не пора ли ему бросить сварливую жену, и пойти искать настоящих приключений. Возможно, подозревал Кромвель, когда-нибудь он найдет ту легендарную Долину Мелких Самок - мечту всех мужчин его округи.
     Он лежал и грезил о том, как откуда-то сверху его мечта несется к нему.
     - Кромвель, кобелиный ты сын, где ты шляешься, бездельник! - услышал он знакомый голос.
     Сверчки вокруг разом притихли и насторожились. Наступила тишина, в которой было слышно, как приближается к поляне огромная, свирепая самка.
     Неожиданный грозный вопль Гутиеры вогнал Кромвеля в ступор, и вместо того чтобы встать со словами 'Да, дорогая, прости меня, я уже иду!' он так и остался лежать на поляне. Мышцы его расслабились, а мозг стал отрешенно ждать приближающихся побоев. И только самый краешек оного заметил, как ярко загорелась в небе неизвестная ранее звезда. 'Должно быть, медведь сделал новую дырку', - подумал Кромвель.
     И дырка будто расширялась, норовя освободить из заточения солнечный свет (и медведя).
     В этом внезапном рассвете Кромвель увидел, как из тьмы леса вышла Гутиера. Но ему уже было все равно, он только что понял - нет никакого медведя, дырявящего небесный свод, а есть лишь далекие яркие шары.
     И вот, один такой шар сорвался и приближается к нему.
     Интересно, каких размеров звезды, - подумал гигантопитек. В следующее мгновение в лицо ему ударил сильный горячий ветер, и Кромвель потерял сознание.


     ***


     - Эта звезда огромна. Прометея - самая большая из всех известных человечеству, - говорил старенький профессор Абрахам Брунвиус своей праправнучке Марии. - Если смотреть с Земли, то она находится в созвездии Малого Пса.
     - Маленький Песик, я помню это созвездие, - сказала Мария, и налила прапрадеду еще немного кофе.
     - Так вот, дорогая, - старик сделал паузу, чтобы отхлебнуть из чашки, - постараюсь объяснить просто. Вообрази самое большое поле для стереобола, то самое, что в Рэйтауне на Марсе. Мы помещаем в его центр шарик для крикета, и представляем, что это наше Солнце. В таком случае Нептун будет находиться где-нибудь на самом конце стадиона. Если, сохраняя все пропорции, поместить на место шарика-Солца Прометею, то внутри нее окажутся не только поле, но и спортивный городок, а заодно и весь Рэйтаун вместе с кислородным куполом.
     Старик знал, что любого человека с воображением ошеломит такое сравнение и огромная разница в величинах. Но, увы, его единственная праправнучка к людям с воображением не относилась. И этот факт, к которому профессор никак не мог привыкнуть, наполнял его сердце неизбывной печалью. Впрочем, ученый не оставлял попыток перевоспитать свою единственную наследницу. Наследница же, будучи девушкой доброй и искренне любивший прапрадеда, всячески пыталась оправдать его надежды. Она даже стала его лаборанткой. Но, увы, выше головы не прыгнешь.
     Покончив с кофе, Абрахам отвернулся от огромного окна, за которым медленно рос красный гипергигант Прометея, посмотрел на праправнучку и грустно вздохнул.
     - Маленький Песик, - повторил он.


     Тем временем гигантопитек Кромвель принимал участие в весьма занятном путешествии.
     Сначала ровно на полторы секунды он попал в плоскую, двумерную Вселенную, и одним своим появлением навел переполох в тамошнем ученом мире. Факт существования объемного и пушистого гигантопитека разрушил все представления их плосколобых профессоров о мироздании.
     Затем Кромвель оказался на поле боя, где орды разумных отглагольных прилагательных насмерть сражались за равные права с обычными глаголами. Одного взгляда Кромвелю хватило, чтобы понять - угнетатели проиграют. Возможно, потому, что отглагольные были вооружены более современными и острыми поэтическими формами.
     Далее было еще несколько миров. Кромвель проскочил их, и прежде чем попасть в наш, на несколько секунд оказался в другом, менее абсурдном. Тут не существовало Теории Относительности; свет, как ему и положено, был бесконечно быстрым; а электроны даже не слышали о принципе неопределенности.
     Местное человечество, не тратя время на гаджеты, гораздо раньше заселило галактику. И вообще добро тут всегда побеждало. Тут были Рай и Ад, и в Аду имелся особый круг для политиков и вокзальных таксистов.
     Кромвелю в этой Вселенной очень понравилось, но через секунду он свалился на что-то белое, объемное и чуть более абсурдное.
     Поняв, что оказался в пункте назначения, он снова потерял сознание.


     Прежде чем придти в себя, Кромвель подумал, а стоит ли он того, чтобы в него приходить?
     Чуть позже он стал различать голоса. Один был старым, неинтересным. Второй, восхитительно нежный и добрый, но, тем не менее, бросающий в озноб, принадлежал девушке. Наверняка, красивой, высокой, сильной, широкоплечей. Волосатой.
     - ... Я постараюсь запомнить, - тихо говорил голос.
     - Постараешься, я верю. Ты очень старательная. Кстати, дорогая, как там наш подопечный? Он еще не прибыл?
     - Сейчас проверю, дедушка.
     Послышались шаги, которые удивили Кромвеля своей мягкостью. Открылась дверь симметричной 'пещеры', и в сторону уставшего удивляться гигантопитека шагнула лысая самка-карлик.
     - Дедушка, он тут и уже проснулся, - сказала Мария. - Пялится на меня. И глаза такие большие, красные.
     - Ты ему, должно быть, понравилась. Я сейчас прикачусь.
     'И вовсе она мне не понравилась', - подумал возмущенный Кромвель.
     Подъехала инвалидная коляска, в которой сидел сутулый высохший старик с морщинистым умным лицом. Кромвель, разумеется, никогда раньше не видел лысых приматов,тем более что среди его знакомых редко кто доживал до тридцати пяти. Потому профессор был поначалу опознан как очень крупная и очень странная черепаха. А кресло было принято за некую разновидность панциря.
     Приглядевшись, Кромвель понял, что перед ним еще одна карликовая обезьяна.
     Просто очень поношенная.
     'И все же, можно ли называть обезьяной того, кто умеет говорить?', - подумал Кромвель. В его мире до гуманизма и классификации видов оставалось еще сто пятьдесят тысяч лет, четыре ледниковых периода и одно средних размеров падение метеорита.
     - Вы правы, нельзя, - сказал профессор.
     Кромвеля передернуло.
     - Вы читаете мои мысли?!
     - Нет, молодой человек, это вы, по рассеянности, соизволили вслух высказаться. Но я вас прощаю. Нельзя сразу приобрести твердость ума, пролетев сквозь несколько вселенных.
     Кромвель встал, и едва не касаясь потолка, приблизился к старику и его ассистентке. Он не выглядел грозным. Просто большим, как увеличенный в сто раз медвежонок Тедди.
     - Восемь.
     - Что, простите? - спросил старик.
     - Если я правильно все понимаю - этих ваших все-лен-ных... их было восемь.
     - Какая поразительная память. Она, как губка, впитывает все. Я рад, что не ошибся, выбрав именно вас.
     - Так это ваших рук дело?
     - Моих, - с гордостью признался профессор. - И моего 'ловца Вселенных'.
     - Верните меня домой, - жалобно пробасил гигантопитек. - Меня жена убьет. Она у меня ух какая!
     Он затряс могучим кулаком, как бы демонстрируя кулак жены в масштабе 'один к трем'.
     - Я все понимаю, молодой человек. Но я не для того вас выловил, чтобы немедленно вернуть обратно. Если бы вы знали, сколько материи потеряла наша Вселенная, чтобы осуществить этот переход. Целых два нанограмма сгинули в полное небытие!
     - Это нечестно.
     - Честно, дорогой мой. Ибо на кону судьба всего нашего мира. Уточню: нашего. И вам суждено сыграть в этой судьбе одну из ведущих ролей.
     - Да я сейчас тут все отспрягаю! - вырвалось у набравшегося храбрости Кромвеля.
     - Советую вам отдохнуть, а уже потом мы поговорим.
     Кресло Брунвиуса развернулось и покатилось вон из комнаты.
     - Я вам принесу что-нибудь поесть, - улыбнувшись, сказала Мария. Голос у нее был ангельский, но вот лицо... И эти руки, такие, будто она держала их над костром и у нее спалилась вся шерсть. 'Надеюсь, тут не все такие страшненькие', - подумал гигантопитек.
     - Вы опять думаете вслух, - деликатным тоном произнесла девушка.
     - Простите...
     - Я не знаю, что вы имели в виду, но мне кажется, тут такие все.
     Девушка ушла, а Кромвель сел в кресло и стал ждать обеда. Теперь у него было время разглядеть получше свое новое жилье. Пещера, как он отметил ранее, была удивительно симметричной. Предметы мебели тоже выглядели неуловимо правильными, и этой особой правильностью отличались от привычных черепов саблезубых хорьков.
     Девушка вскоре принесла Кромвелю еду и воду в сосудах, прозрачных как куски льда.
     Пока Кромвель ел, она стояла в проходе, не сводя с него глаз. Но гигантопитек был так голоден, что это его практически не раздражало.
     Наконец он опустошил всю посуду и откинулся в кресле - усталый, сытый, и готовый отойти ко сну. Он вспомнил, что уже глубокая ночь, и самое милое дело - вздремнуть часов девять-десять.
     - Дедушка был прав, вы - хороший, - услышал он издалека. - Вы самый добрый гигантопитек, которого ему удалось вычислить.
     Кромвелю понравилось слово 'добрый', прозвучавшее из уст милой, крохотной уродки. Его соплеменники часто дразнили его этим словом. Ставили доброту ему в упрек. Но глубоко в душе Кромвель верил, что где-то есть места, где доброта - это норма.
     Вскоре он уснул.


     ***


     Прошло четыре года, а Бегущая Волна уже умел читать, знал в общих чертах историю человечества и нескольких других рас. Учись он вместе с Алуаром в школе, он был бы отличником.
     С походкой и прочими движениями дела тоже обстояли неплохо. В свое время Бегущая Волна создал целую стратегию - он выбрал одного молодого человека - гостя планеты, и долго следил за ним от космопорта и до космопорта. Когда, вдоволь настреляв хамелоидов, тот улетел, Бегущая Волна, сверившись с видеозаписью на одолженном у Алуара планшете, приступил к копированию.
     Очень помогла книга по актерскому мастерству. С ней дела пошли быстрее.
     Принимая у себя экзамен, Бегущая Волна стоял перед зеркалом и пристальным взором искал недостатки. Итак, перед ним был юноша лет восемнадцати, высокий, веснушчатый и немного нескладный, но нескладный по-человечески. На лице чахлым степным кустарником росла полупрозрачная юношеская небритость. Через пару лет ее можно ликвидировать или превратить в настоящую бороду. Движения юноши были порывистыми, нервными, в них ощущалась нехватка секса.
     Трудно дались глаза. Абориген несколько раз демонстрировал их мальчику, но тот смотрел, потом качал головой и говорил, мол, не то, совсем не то. Глаза не были живыми, и потому могли выдать.
     Теперь, после актерских уроков, они выглядели достаточно убедительно. Была в них и юношеская мечтательность, и максимализм, и уверенность в собственной избранности, так свойственная юношам с пушком на щеках и склонностью к сублимации своей сексуальности в поиски Смысла Жизни.
     Бегущая Волна, может, не совсем это осознавая, вылепил человеческую версию себя.
     Заскрипели деревянные ступени, и на чердак поднялся Алуар. Бросив один-единственный взгляд на друга, он сказал:
     - А, вот, уже неплохо.
     Родители Алуара были хозяевами отеля. На бедной полезными ископаемыми, но, как ни странно, принадлежащей людям, Ахернаде крупных городов не было. А были лишь гостиницы, рассеянные по всей суше.
     К семиэтажному зданию отеля с одной стороны был пристроен двухэтажный дом хозяев, с другой - бар 'Адмирал Канопус', который арендовал толстяк Хемиш. На чердаке родительского дома и встречались чаще всего Алуар и Бегущая Волна.
     - Думаешь, я уже могу так выйти?
     - Не дрейфь, Пудинг, все будет хорошо.
     Мальчик называл Бегущую Волну то пудингом, то желе, то еще чем-то в том же роде. Абориген не обижался - он все еще был далек от человеческой эстетики.
     - Я тогда покажусь сегодня вечером.
     - Помнишь, ты когда-то обещал начать с моих родителей?
     - Да, помню, помню.
     Откровенно говоря, Бегущая Волна давно устал от общения с одним лишь Алуаром. Мальчик рос, становился умнее. Порой бывал хорошим собеседником. Но все чаще он уходил играть с друзьями - другими людьми и прочими гуманоидами, оставляя аборигена одного на чердаке.
     Бегущую Волну беспокоило, что в последние годы ум человеческого ребенка перестал быть таким пытливым, как раньше. Когда Алуару было семь, он любил и умел задавать вопросы, и они вместе с Бегущей Волной искали на них ответы.
     'Почему наше солнце синее?', - спрашивал мальчик. 'Не знаю', - отвечал Бегущая волна. Тогда они садились рядом и начинали искать ответ. 'А почему земные деревья пахнут не так, как местные?', - спрашивал мальчик, и они снова читали, пытаясь добраться до истины.
     'А ты знаешь, что Ганнибал использовал только индийских слонов?', - спросил однажды Бегущая Волна. 'Нет, не знаю', - ответил мальчик, надевая, роликовые коньки. 'И тебе не интересно, почему?', - спросил абориген. 'Интересно, потом расскажешь', - ответил Алуар.
     Но Бегущая Волна так и не рассказал. Да и зачем, раз друг все это уже не интересовало.
     Иногда Бегущая Волна казался себе ребенком, маленьким мальчиком лет четырех-пяти, не утратившим любопытства. Возможно, это отличало его не только от Алуара, но и от своего племени. И дело было не в физиологии.
     Без тени снобизма он чувствовал в себе некую сильную, тугую пружину, заставлявшую его работать и работать, впитывать окружающий мир всеми возможными способами. Он видел, как в человеческих детях эта пружина затухала, останавливалась годам к десяти.
     Бегущая Волна не гордился собой, напротив, чувствовал себя одиноким, и одиночество это только усиливалось по мере того, как отдалялся от него его единственный друг.




Глава пятая



     Открытый восьмой этаж 'Принцессы Звезд' частично занимал уже знакомый нам ресторан. За ним находился небольшой, но густой парк, заполненный экзотическими растениями со всех концов галактики.
     Чтобы собрать такой уникальный сад, команда лучших экзобиологов трудилась несколько лет. Ведь надо было посадить именно те растения, которые будут не просто расти, но и не станут мешать друг другу. Некоторым обитателям пришлось удалять жала, зубы, когти, а самых буйных приковывали цепями и опыляли успокоительным.
     В итоге получилось нечто странное, скулящее, шелестящее и громыхающее цепями, и потому радовавшее глаз самого искушенного туриста.
     В центре сада раскинулся голографический фонтан, передающий изображение с реальных водопадов Земли и убедительно пахнущий свежей речной сыростью. В данный момент транслировалось изображение с Виктории.
     Сюда вело сразу несколько аллей.
     Фонтан окружали беседки, поросшие чем-то шевелящимся, похожим на виноградник. В одной из них сидел Артур, задумчиво разглядывая инопланетные цветы. Одно из растений, судя по всему, обладало не только нервной системой, но и зачатками интеллекта. Цветок, вначале напоминавший земной тюльпан, долго пялился на человека, а затем стал медленно изменяться, превращаясь в миниатюрную копию артурова лица. Это заняло несколько минут, затем лицо стало передразнивать Артура, копируя его мимику.
     - Не сутультесь.
     Артур обернулся.
     Он любил таких, как она - невысоких, миленьких, с наивными и добрыми глазами; не слишком красивых, чтобы не поднимать в нем запрятанные комплексы. Словом, девушка выглядела именно такой, рядом с кем Артур мог почувствовать себя красавцем-героем.
     - Я - Мария, - сказала она тихо, протягивая Артуру свою тонкую бледненькую ручку.
     - Артур, частный детектив, - с достоинством произнес Артур.
     - А я лаборантка профессора Брунвиуса. Мы с прапрадедушкой отправились, можно сказать, в рабочее путешествие.
     - Работать здесь, на корабле? Ваш дедушка - очень богатый человек, раз позволяет себе такое.
     - Да, он очень богат - патенты, знаете ли, на всякие изобретения. Мы сняли сразу два люкса, в одном живем, в другом работаем. И он, честно говоря, задействовал все связи, чтобы ему позволили въехать раньше других пассажиров.
     - Ничего себе. Это значит, из-за вас не хватило люкса для меня.
     - Вы хотели снять люкс? Простите!
     - Нет, что вы. Мне его обещал капитан, - Артур не умел держать язык за зубами при дамах.
     - Вы знакомы с капитаном Хоуном?!
     - Да, немного. А над чем работает ваш дед? - спросил он просто для того, чтобы поддержать разговор.
     - Так, - она махнула рукой. - Спасение Мира. Всякие мелочи, которыми занимаются ученые-фундаменталисты.
     - Вы хотели сказать, занимающиеся фундаментальной наукой?
     - Ну, вроде того. Дед всегда жалуется, что я путаю слова.
     Мария захлопала длинными ресничками-бабочками. Взгляд ее стал до того очаровательным, что сердце Артура, падая в пятки, застряло на полпути к ним. На перекрестке.
     Девушка стала даже похожа на персонажа средневековых японских мультфильмов. Как же они назывались?
     Артуру захотелось спасти ее от чего-то очень страшного, чтобы она потом 'обвила руками его геройскую шею'.
     - А не опасная ли у вас работа, Мария?
     - Нет, нисколечко! Дедушка следит, чтобы я не покалечилась. Он даже переписал мою память и взял образцы клеток. Если я умру, он сделает клона... или уже сделал. Я точно не помню.
     - Заботливый у вас дедушка.
     - Да, он меня очень любит.
     - А администрация лайнера знает, чем вы тут занимаетесь? - вопрос, как потом показалось самому Артуру, звучал немного угрожающе, но, к счастью, девушка этого не заметила.
     - Нет, мы никому не сказали. Они думают, что мы не будем на борту пользоваться всеми этим штуковинами... Ой, - глаза ее еще больше округлились, а ресницы перестали порхать, - дедушка просил, чтобы я никому...
     - Не волнуйтесь, я нем, как могила, тем более, - он кивнул в сторону, - к нам приближается капитан.
     Капитан действительно приближался.
     - Я, пожалуй, пойду, - сказала она.
     Девушка резко встала и вышла из беседки. Через несколько секунд ее силуэт пропал за миниатюрной версией Виктории. Артур проводил ее взглядом и с плохо скрываемым недовольством взглянул на капитана.
     Айртон присел рядом.
     - Я вижу, вы не теряли зря время!
     Артур не стал оправдываться.
     - Как там поживает наш везунчик? Я слышал, он победил.
     - Да, и причем, весьма странным образом. Вы ведь знаете про макро-флеш-рояль.
     - Нет, честно говоря.
     - Это - самое невероятное невероятное везение. Ну... - Артур на секунду задумался, подыскивая подходящую аналогию, - как если бы крепкий и изворотливый астероид преодолел этот ваш силовой купол и угодил прямехонько в голову одного из оппонентов Вена. И так еще несколько раз, пока не прикончил всех.
     Капитан задумался, вынул из кармана трубку, закурил, поглядывая на густую растительность.
     Растительность не менее задумчиво стала поглядывать на капитана.
     - Мне кажется, - начал Айртон, - за этим сапожником стоят некие очень серьезные силы. Они могущественны и могли бы походя прихлопнуть нас всех. Вот только есть причины, по которым они не хотят высовываться.
     - Появились новые факты?
     - Камеры слежения. Моя служба безопасности поставила в каюте Ли Вена высококлассные камеры, крохотные, как пылинки. Их невозможно обнаружить, однако они исчезли. Не осталось ни одной из полумиллиона! Вот что называется, чистая работа.
     - Я не знаток этих технологий, но если вы считаете, что уничтожить аппаратуру было так сложно...
     - Абсолютно бесследно уничтожить! - подчеркнул Айртон. - Это вообще невозможно. Так считает экспертный совет.
     Капитан сильно затянулся трубкой, но, вопреки ожиданию Артура, не закашлялся.
     - У меня есть одна версия, - продолжил он. - Итак. Никому не известный сапожник вдруг приобретает невероятную силу. И пока он играет в карты, в его комнате кто-то уничтожает аппаратуру. Из этого можно сделать два вывода. Первый: Ли Вен - только пешка в чьей-то очень крупной игре, и настоящие его хозяева желают сохранить инкогнито. Второй: имея такую силу, зарабатывать на покере - это слишком мелко. Истинные цели хозяев Вена иные, и нам, увы, не известны. Самое страшное, что покер в этом случае - отвлекающий маневр. - капитан сделал еще одну длинную затяжку, - Получается, что лично у меня задача только одна - не позволить корпорации, в которой я работаю, ввязаться в скандал. А копать на самом деле надо глубже.
     - Но вы ведь можете связаться с вашим экспертным советом.
     - Беда в том, что все это только теория. Мы не можем вот так, без доказательств, взять и заявить им о еще большей угрозе. Пока мы имеем только дьявольски везучего игрока и его таинственных дружков, которые, между прочим, не позволили службе безопасности нарушить закон, следя за частной жизнью гражданина Земли.
     - Минуточку, вы же сказали, что он из какой-то там колонии.
     - Совсем недавно, перед самым прибытием сюда, он получил гражданство Земли.
     - И что вы решили предпринять?
     - Нам надо добраться до истины. Тот, кто уничтожил камеры, прекрасно знал, что раскрывает себя. Значит, в номере у Вена действительно есть нечто очень важное.
     - Хорошо. Какая роль у меня?
     - Проникнуть к Ли Вену, сегодня же, пока его нет, покуда он празднует свою победу. Обшарить там все и выяснить, в чем его секрет.
     С этими словами капитан протянул детективу ключи с цифрами '777' на брелоке.
     Принимая их Артур подумал, что на этом пути Рубикона оказалось два.


     По дороге к номеру Вена им овладевало незнакомое, а может, подзабытое чувство, что он делает что-то нехорошее. Новоявленному детективу предстояло с минуты на минуту нарушить закон.
     Он его и раньше нарушал. Просто был и другой Закон, внутренний. Из тех, что составляли самую артурову личность. Нет, - подумал он, - детективом мне никогда не стать. Да если на то пошло, что обычно делают детективы? Не гоняются за преступниками, не изобличают коррумпированных политиков. Они лишь следят за неверными женами или ищут компромат.
     От него ждали, что он пошпионит за человеком, проникнет к нему в дом, хорошо, не в дом, так в номер, во временное владение. Залезет и будет там вынюхивать. И это полбеды. Главное, что против этого человека нет никаких улик, никаких фактов, а есть только пространные далеко идущие предположения.
     Кстати, договор с капитаном заключался в устной форме.
     У Хоуна в подчинении сотня-другая сотрудников, подумал Артур. Почему ему вдруг понадобился человек со стороны?


     В лифт набилась компания полуголых молодых арктурианцев, мокрых, только из бассейна. Вентиляция заработала на полную мощность, чтобы избавить помещение от вредного для большинства гуманоидов запаха кислоты.
     Артур старался держаться от инопланетных купальщиков подальше, и аккуратно проскользнул между ними, покидая лифт на седьмом этаже.




     ***


     Они постояли немного у входной двери.
     - Ну что, заходим? - спросил Алуар.
     Бегущая Волна кивнул. Будь он человеком, у него пересохло бы в горле.
     - Не дрейфь, Студень! Прорвемся.
     С этими словами парень открыл дверь и втолкнул аборигена внутрь.
     - Заходи, чувствуй себя как дома.
     Бегущая Волна нервно, совсем по-человечески хмыкнул. Он прожил на чердаке этого дома двенадцать лет.
     - Алуарчик, ты один? - донеслось из столовой.
     - Нет, мам. Со мной мой друг, Сэмол.
     О Сэмоле, 'отличнике из старшей школы', Алуар дома уже рассказывал, так что родители успели составить мнение еще до встречи.
     Отец мальчика, Джуар Квонко, владелец дома, гостиницы, бара и пяти гектаров земли в округе, сидел во главе стола.
     - Я рад познакомиться с вами, юноша, - сказал он.
     - Я тоже, сэр, - ответил Бегущая Волна, смутившись от обращения на 'вы'.
     - В основном друзья пацана - оболтусы, бесперспективные люди. У них у всех две дороги - в официанты или проводники. А вы, наверно, знаете, кто я, чем я занимаюсь.
     Бегущая Волна знал. Нет, помимо гостиничного бизнеса у Джуара Квонко не было больше ничего, кроме, разве что, мечты. Мечта была самая обыкновенная. Как и большинство разбогатевших колонистов, Квонко старший грезил об участке и симпатичном домике на Земле.
     - Да, я знаю, - ответил он почти шепотом.
     - Вот и отлично. Беда в том, что мой сын пока слишком безответственный. Мне трудно представить его в роли управляющего моим бизнесом.
     - Ему всего четырнадцать!
     Бегущая Волна ждал, что вот сейчас мужчина затянет длинную речь, что начнется словами 'А вот я в его годы...'.
     - Какими науками вы интересуетесь?
     - В основном, биосоциологией, и еще астрофизикой.
     - Очень мило. Наверно, планируете карьеру навигатора или пилота. Романтично, но опасно.
     - Нет, мне просто интересно, как это всё устроено.
     - Что 'всё'?
     - Вообще всё.
     - Ага, - Квонко старший кивнул, - ученый, значит. Вы хотите стать ученым. Очень почетная профессия. Может даже, вам удастся обосноваться на Земле в каком-нибудь институте. - Он мечтательно поднял глаза к потолку. - Ладно, давайте уже приступим.
     И они приступили. Бегущая Волна, имея поистине универсальный организм, вполне сносно усваивал человеческую пищу. Она ему даже нравилась. А еще он думал о том, что экзамен на человечность благополучно сдан. Вон и мать Алуара время от времени дружелюбно ему улыбалась, впрочем, ни на секунду не отрываясь от еды.
     Они еще поговорили о пустяках. И уже потом, на пороге, прощаясь, Джуар Квонко неожиданно обнял аборигена, прижал к себе и прошептал на ухо:
     - Сделаешь из него человека, я буду твоим вечным должником.
     Так и ушли.
     А спустя два часа Бегущая Волна довольный растекся по полу чердака, предвкушая завтрашнюю встречу с людьми.
     Тем временем, двумя этажами ниже происходил следующий разговор.
     - Зря ты рассчитываешь на этого парня, - сказала лежавшая рядом с мужем миссис Гелоу Квонко.
     - Это почему же?
     - Не знаю. Мне он кажется странным. Его движения, его взгляд. Все это как будто четко выверено, даже если он делает что-то с виду неряшливо. Я ведь женщина, я чувствую.
     - Что ты хочешь этим сказать? - спросил мистер Квонко, давно не чувствовавший в ней женщину.
     - Я хочу сказать, чтоу парня что-то на уме.
     - Да брось ты. Это типичный застенчивый отличник. У них всегда что-то на уме. Обычный юный гений каких полно.






Глава шестая



     Кромвелю не понравился тон, каким Мария произнесла эти странные слова: 'частный детектив'.
     Еще ему не нравилось собственное отношение к ней - этой совершенно непривлекательной особе. Кромвель все чаще думал о Марии, искал ее одобрения, а когда разговаривал, смотрел чуть в сторону.
     Как и все тонкие натуры, он искал причины собственных бед в ком-то другом. Долгие пять лет их совместной жизни Гутиера терроризировала мужа, не давала даже словом перекинуться с другими дамами. Совершенно естественно, думал он, что, впервые встретив добрую девушку, он воспылал к ней чувством, родившимся из благодарности. Ведь Мария не кричит и не бьет его по голове каменной посудой.
     Гигантопитек старался быть сдержанным, но чувствовал, что старик Брунвиус видит его насквозь.
     С момента прибытия Кромвеля прошло четыре дня. Три из них он удивлялся всему новому, а на четвертый звезды за окнами вдруг пришли в движение. Тогда профессор в очередной раз объяснил гостю, что они сидят в огромной лодке висящей среди звезд. А сейчас начался круиз, то есть, движение от одной звезды к другой.
     На вопрос о сущности звезд, долгие годы не дававший гигантопитеку покоя, наконец, был получен ответ. Оказывается, это - большие огненные шары, и многие из них Кромвель сможет разглядеть вблизи, а внутри одного даже побывать.
     Был еще один вопрос, который беспокоил Кромвеля. И он его задал.
     Профессор задумался.
     - Понимаешь, Вселенная невероятно огромна. И таких Вселенных очень много - откровенно говоря, им нет конца. И я нашел доступ к любой из них, - тут Брунвиус замялся. - Не скажу, что этот доступ абсолютный. Например, я не могу вынуть объект из иного мира в наш, если там у них иные законы физики. Или совсем другая арифметика.
     - Я не понял.
     - Ну, скажем, сколько будет два саблезубых хорька плюс два саблезубых хорька?
     - Четыре.
     - Вот, а там будет пять.
     Кромвель помотал головой, будто отгоняя сон.
     - Так не бывает. Это значит, что если соберутся вместе четыре хорька - их вдруг станет пять?
     - Бывает. Именно так и станет. И не только с хорьками, а со всем, что есть в их мирах.
     Гигантопитек задумался.
     - Но тогда мир быстро переполнится.
     - Что мне в тебе нравится, так это способность абстрактно мыслить, - профессор довольно улыбнулся. - Нет, в таком мире законы совсем иные, и он не переполнится никогда. Единственное, что объединяет все миры... Мультивселенной, так это незыблемость законов. Итак, я задал необходимые параметры существа, которое следовало перенести в наш мир.
     - И что за параметры?
     - А вот тут и есть ответ на твой первый вопрос. Почему мы говорим на одном языке? Да потому что Мультивселенная бесконечна, и в ней найдется триллиард-другой миров, где все говорят на языке землян, просто сами не знают об этом[12].
     - То есть, вы нашли мир, где знают ваш язык, и вынули оттуда меня?
     - Это был не единственный критерий. Следующие три касались твоих личных качеств. Мне нужно было сильное, умное, но при этом послушное существо.
     Никогда еще Кромвеля не называли сильным, а ум, как правило, ставили в упрек. Гигантопитек обрадовался, пропустив мимо ушей оскорбительное 'послушный'. Он перестал сутулиться, выпятил грудь и хотел продолжить слушать профессора, но тут в комнату вбежала Мария.
     - Я только что познакомилась с настоящим частным детективом! - сказала она восторженно. - Когда я уходила, он там о чем-то секретничал с самим капитаном.
     Вот тогда Кромвелю и не понравился тон, каким девушка произнесла эти странные слова: 'частный детектив'.


     ***


     Вопреки ожиданиям, свет в комнате не включился автоматически. Артур сделал несколько шагов в темноте, пока не добрался до напольной лампы, какие были во всех номерах этого класса.
     Желтоватый домашний полусвет залил комнату и разукрасил стены мутным рисунком вязаного абажура. Скупо осветился полукруглый диван и небольшой столик перед ним. На столике скучала непочатая бутылка вина.
     Справа были двери в две другие комнаты: одна - в спальню, вторая - в кабинет. Слева - дверь в ванную. Из-под нее проглядывала тонкая, почти незаметная полоска света.
     Прежде чем войти туда, Артур подумал, что дамский пистолет, выданный ему капитаном, не самое удобное оружие. Если надо будет реагировать мгновенно, то лучше бы иметь при себе парализатор - средство усмирения почти любых видов животных. Но парализатор он оставил даже не у себя в номере, а на Земле.
     Открывая дверь, 'частный детектив' подумал, что капитан, возможно, был прав насчет сильных покровителей Ли Вена. Да и сам бывший сапожник мог обладать еще какими-нибудь невероятными возможностями, помимо удачи в покере.
     В следующую секунду детектива ударил тяжелый тухлый запах чуть не заставившего желудок вывернуться наизнанку.
     Он захлопнул дверь, отскочил, вдохнул чистого воздуха, и, задержав дыхание, вернулся в ванную.
     Там, из желтоватого тумана, едва проступали очертания джакузи. В нем, наполненном бурой жидкостью, плавали человеческие кости.
     По лежащим поодаль серым шортам, майке с пальмами и бейсболке легко было догадаться, что принадлежат они Ли Вену, в прошлом удачливому сапожнику из Новой Центральной Кореи.


     ***


     Прометея, красный гипергигант Малого Пса, неспешно приближалась к 'Принцессе'. На самом деле, лайнер двигался быстро, и лишь огромные размеры светила создавали видимость некоторой медлительности.
     Красная, а точнее, бурая звезда была размером со сливу. Она неторопливо вырастала за окном профессорского люкса. У окна печально стоял Кромвель, делая вид, что ему интересно наблюдать за приближающимся шариком. А тем временем, у него за спиной Мария во всей красе описывала свою недолгую встречу с самым настоящим сыщиком.
     Попутно она собирала некое устройство, а старик сидел в своем кресле и руководил.
     Мария рассказывала, будто детектив в отличных отношениях с капитаном, и у них какие-то совместные дела. Что он очень умный, настолько, что даже поправил Марию, когда та неправильно произнесла 'сложное слово'. При этом имя 'Артур' говорилось с такой теплотой, точно речь шла о ком-то очень близком.
     Душевное равновесие Кромвеля нарушилось, и на смену его врожденной интеллигентности пришла свирепость гигантопитека.
     Любуясь кровавой звездой, он представлял, как поднимет маленького лысого проходимца высоко в воздух, ударит головой о потолок, а затем будет одну за другой отрывать конечности.
     Он оглянулся, словно проверяя, не увидел ли кто его страшных мыслей. За спиной сидел Брунвиус и пристально за ним наблюдал.
     - Я вижу, вам интересно, молодой человек, - сказал профессор. - Как хорошо, что в вас есть жилка человека науки.
     - Спасибо, - буркнул Кромвель, не понимая о чем идет речь.
     - Давайте я расскажу вам о звездах. Они огромны...
     - Вы уже говорили.
     - Но вы даже представить не можете, насколько огромны!
     Зная характер профессора, Кромвель смиренно сел в ближайшее кресло, и приготовился слушать. Брунвиус же, едва начав, буквально на глазах помолодел, стал размахивать руками.
     - Вот это, - изобразил он в воздухе мнимую точку, - вы. А вот это, - он нажал кнопку на своем коммуникаторе, и посреди комнаты вырос бело-голубой шар, - Земля - планета вроде той, на которой вы жили. Это, - шар уменьшился до размеров той же точки, - Земля в сравнении со своей звездой, - Возник новый шар, на этот раз белый и огненный, сделанный с такой ужасающей правдоподобностью, что Кромвель в страхе отшатнулся, хотя уже видел профессорские голограммы.
     Затем и Солнце уменьшилось, и появился Поллукс. Потом Поллукс был сравнен с Альдебараном, и выглядел не менее жалко. А Альдебаран с тем же результатом сопоставился с Бетельгейзе. И наконец, красный гигант занял свое место в виде скромного пятна на фоне Прометеи.
     Мария, тем временем, села на диван, настроила псивизор на частоту своего мозга и стала смотреть свежие корабельные новости.
     Она увидела, как четыре угрюмых сотрудника службы безопасности ведут к шлюпу скованного наручниками частного детектива Артура Чеснея.


     ***


     - Мы отстыковались от мертвого судна, и вернулись на спасательный корабль. Прошли шлюз и стали раздеваться. И вот, уже почти всё сняв и отложив бластер, я вижу что Брейд еще в скафандре. 'Брейд, - говорю я. - Дубина ты, а ну снимай, живо!'. А он стоит только и смотрит на меня черным стеклом светофильтра.
     - И ты ничего не заподозрил?
     - Нет. Мы же еще не знали тогда, что на самом деле произошло на 'Гефесте'. Мне бы такое и в голову не пришло.
     - И что вы сделали?
     - То, что должны были. 'Ковальски[13], - говорю я, - сними ты с этого олуха скафандр'. Ковальски идет снимать. А дальше все как в замедленном кино. Шеннон включает фонарь, светит в лицо Брейду. И тут мы оба видим, что внутри скафандра никого нет. Там пусто! Ковальски же в это время уже за спиной у Брейда, то есть, у того, что было там вместо Брейда. 'Ковальски! - кричу я, - Быстро отойди!'. Он, молодец, отскакивает как ошпаренный. А сразу после этого мы видим самое странное - пустой скафандр поднимает руку и указывает назад, в сторону шлюза.
     Пырьев и Муссо поднимают бластеры. У обычно крепкого, спокойного Пырьева руки трясутся. Плохи дела, думаю я. Но именно я - командир группы. Если я расклеюсь, всем конец, и через неделю-другую, а может, через сто лет какой-нибудь сухогруз наткнется на наше судно и найдет тут только шесть пустых скафандров.
     Итак, рука показывает назад, и мы слышим из собственных скафандров, которые лежат тут рядом, бесстрастный, мертвый голос - кого бы вы думали?
     - Кого?
     - Брейда.
     - И что он сказал?
     - Там.
     - Что 'там'?
     - Он сказал 'Там'. А рука его в этот момент показывала назад, на шлюз, на иллюминатор, за которым быстро уменьшался, падая в черную дыру 'Гефест'.


     Старик Стилвотер умел рассказывать. Собственно, рассказами он зарабатывал себе на жизнь, вернее, на выпивку. И эту историю он бы непременно закончил, если бы в зал не вошел тот, кого он давно ждал.
     История должна была завершиться внезапным появлением последнего выжившего из экипажа исследовательского корабля 'Гефест', столь же внезапно найденной видеозаписью того безумия, что творилось на корабле, и кратким медицинским описанием психо-квантового Синдрома Брейда. Но слушатели этого всего не узнали, потому что вошел 'отличник из старшей школы' Сэмол.
     Бегущая Волна знал бар 'Адмирал Канопус' как свои пять человеческих пальцев, но все же ему было страшно.
     Тут все было как обычно, те же старые столы, тот же пройдоха Хемиш за стойкой и даже несколько старых знакомых. Он видел их раньше, будучи то пауком на стенке, то проводом, торчащим из щели.
     Чтобы немного успокоиться, абориген напомнил себе, что в буквальном смысле знает тут каждую трещину.
     Это придало ему уверенности, и он даже сделал несколько шагов к ближайшему пустому столу, когда его окликнули.
     - Эй, Мак-Кинли! Ты имеешь наглость сюда заявляться?!
     Бегущая Волна оглянулся. Видеть он мог всем телом, но решил не выходить из образа. За одним из столов сидело четверо. Они нагло ухмылялись, всем своим видом говоря: 'уж ты-то не знаешь, кто из нас это был'.
     Абориген знал. Но у него была Цель. А к этим людям, к этой конкретной четверке, чей быт он наблюдал не первый год, он испытывал презрение.
     - Прошу прощения?
     - Ах, он просит! - сказал сидевший к нему спиной, и громко засмеялся. Остальные трое тоже захохотали.
     Бегущая Волна не всё время наблюдал за тем человеком, чей образ скопировал. Он только сейчас вспомнил, что гость слишком уж быстро отбыл.
     Прочие посетители на разговор внимания не обращали, словно ничего особенного не происходило. Стало быть, незнакомец, за которого приняли аборигена, успел насолить серьезным, даже опасным людям. Даже новоприбывшие, а их тут было большинство, хорошо знали об их серьезности и опасности.
     Говоривший повернулся. Это был Плешивый Хорхе.
     Плешивый Хорхе был волосат. Ходили слухи, что кличку эту он получил при очень темных обстоятельствах. Однажды любопытный турист спросил о них. 'Не твое дело, чечако[14]', - ответил Хорхе и зловеще оскалился.
     А сейчас Хорхе встал и угрожающе опустил руку к поясу, на котором вызывающе блестел бластер.
     - Ты вернешь мне все с лихвой, или не выйдешь отсюда живым!
     - Сколько я вам должен? Я заплачу.
     - Вы слышали? Он заплатит, - сказал бандит, повернувшись к друзьям, и те ответили ему наигранным смехом. - Я что, похож на грабителя? Кто-то считает, что Хорхе по кличке 'Плешивый' - грабитель?! Нет, молокосос, ты дашь мне отыграться.
     - Но ведь та игра была честной, - смело пробубнили из-за соседнего столика.
     - Если прятать карту в рукаве -это честная игра, то, пожалуй, да, - ответил Хорхе.
     - Почему ты думаешь, что он жульничал? - полушепотом заметил еще один смельчак.
     - Потому что я - лучший игрок в козлотура на сто световых миль вокруг.
     - Если ты знал, что он тебя обманул, почему ты в тот раз его отпустил? - едва слышно просипел другой храбрец.
     Плешивый Хорхе действительно не знал наверняка, обманул его тот парень или нет. Мысль, что его надули, пришла к Хорхе только через несколько часов после злополучной игры, на которой он проиграл кровные двадцать кредитов.
     Вместо того, чтобы ответить, Хорхе достал бластер и указал им на стол.
     - Садись, чечако, продолжим игру. Люди с которыми я играю делятся на два типа - те, кто играет честно, и те, кто скоро умрет, - и добавил, повернувшись к публике. - Ну что, честно?!
     Публика принялась поддакивать.
     Бегущая Волна сел за стол, и маленький, потный, похожий на карманника тип стал раздавать карты.








Глава седьмая



     Четыре суровых охранника вели к шлюпу скованного наручниками самозваного частного детектива Артура Чеснея.
     - Я требую встречи с капитаном! - восклицал он, обращаясь то к охраннику, то к недоуменным прохожим, уступавшим им дорогу. - Он все объяснит! Я не убивал этого шулера! Меня подставили!
     Последние два слова он повторял особенно часто, чем вызывал у зрителей однозначное мнение, что, мол, нет, никто его не подставлял, 'уж мы-то знаем!'
     В огромном, как стадион для стереобола ангаре Артура встретила толпа пассажиров. Ее безуспешно сдерживали сотрудники службы безопасности, та в ответ напирала, ибо коллективным своим сознанием считала происходящее частью оплаченных развлечений.
     В воздухе мельтешили видеокамеры.
     Появилась Мария, в лабораторном халате, из-под которого выглядывал красный в белый горошек сарафан. Она пролезла сквозь толпу и увидела Артура. Их взгляды встретились. Девушка попыталась подойти ближе, но путь преградил детина в офицерском мундире.
     Почуяв трогательную сцену, камеры хищно закружились вокруг них.
     - Я буду ждать тебя, - одними губами произнесла она.
     - Я знаю. - ответил он.
     А потом он повернулся к одному из конвоиров и крикнул:
     - Что со мной будет?!
     - Это ты сейчас спросишь у юриста, - ответил тот, кивая в сторону шлюпа. Там, у входа на борт стоял высокий седой мужчина в строгом костюме.
     Артура твердо, но без излишней грубости повернули и подтолкнули к шлюпу.
     - Я вам должен объяснить некоторые важные положения гражданского космического права, - бесцветным канцелярским голосом заговорил юрист. - Согласно пункту пять дробь триста семьдесят семь, ни один корабль данного класса не имеет чьей-либо территориальной юрисдикции в тех случаях, когда на нем произошло особо тяжкое преступление вроде убийства или нарушение авторских прав. А значит, на корабль распространяется уголовный кодекс ближайшей планеты, на которой убийство разумного существа считается преступлением.
     - А что, есть места, где это не так?
     - Да, например, в системе Ракоскорпиона оно даже поощряется. Но вас повезут не туда. Вы окажетесь в системе Трилобита.
     - Это плохо?
     - Для вас - да. На планетах Трилобита вот уже десять тысяч лет запрещены адвокаты. Высокий уровень преступности, знаете ли. Нет времени на долгие судебные тяжбы.
     - И что со мной будет? - дрожащим голосом спросил Артур.
     Юрист задумался.
     - Скорее всего, вас расщепят на атомы и с миллионом других приговоренных развеют над ближайшей черной дырой. А может быть, - продолжил он, и в глазах Артура вспыхнула надежда, - может быть, вас просто повесят.
     Камеры увидели, как Артура передернуло от ужаса.
     - Но этого не должно быть! Я невиновен!
     - Это решат на Трилобите, - без тени сочувствия ответил юрист.
     Артур побледнел, и стал сползать на пол. Его подхватили под руки. Открылся люк, и бесчувственное тело 'детектива' втащили в шлюп.
     Прошло еще полминуты, прежде чем шлюп оторвался от пола и медленно поплыл к опускающейся стене ангара. Еще через несколько минут он покинул пределы купола 'Принцессы', и стал набирать скорость.
     Застывшие камеры провожали взглядом объективов уплывающий шлюп. Свидетели происходившего молчали. Юная лаборантка глотала слезы.
     А наверху, в ресторане, вечно живущем под несмолкаемые звуки джаза, почти-бессмертный Зен играл сам с собой в карты. Сторонний наблюдатель мог бы заметить такую странность - одна половина лица Зена светилась радостью, улыбалась, вторая была самой скорбью. Она проводила взглядом улетающий шлюп, а скорбная часть рта произнесла:
     - Бедолага. Не повезло парню.
     Этажом ниже некто похожий на принцелягушку тоже смотрел на быстро удаляющийся корабль. Он довольно улыбнулся, разомкнул пухлые губы и увлажнил их тонким языком. Одновременно такое же существо в тысячах световых лет от 'Принцессы' произнесло:
     - Вот ты и попался Артур Чесней. Одним игроком меньше.
     Великий Храрлурк взглянул вверх, подставляя свое лягушачье лицо под лучи зловещего рубинового солнца и громко засмеялся, дробя звуки на отчетливые, леденящие душу 'Ха-ха-ха-ха-ха!'.


     ***


     Толстяк Хемиш, не забывая обслуживать клиентов, пристально следил за ходом игры. Он не любил, когда что-нибудь скверное случалось в 'Адмирале'.
     Потому Хемиш первым заметил, как Хорхе вдруг бросил карты, схватил юнца за грудки и швырнул на пол.
     Тогда Хемиш спокойным, привычным жестом достал из-под стойки бластер, наставил его на бандита и выкрикнул:
     - Хорхе, клянусь честью своей дочери, я убью тебя, если ты прямо сейчас не уберешь свою задницу из моего бара!
     За последние полгода Хемиш произносил эту клятву уже в седьмой раз, хотя примерно четверть свидетелей на собственном опыте знала, что предмета клятвы давно не существует.
     Хорхе, как ни странно, всегда Хемиша слушался. Возможно, дело было в харизме хозяина бара, а может, просто Хемиш стрелял быстрее.
     - Друг, сделай исключение, позволь, я убью этого шулера тут, чтоб другим неповадно было.
     - Еще одно слово, и я, клянусь честью моей жены, оставлю тут твой труп. Тоже, чтобы было неповадно.
     Хорхе хмыкнул, взял лежащего аборигена за шиворот и потащил к выходу. Бегущая Волна вяло отбивался, и попутно обдумывал последующие действия. Можно было выйти, и прямо там за порогом дать деру - он уже знал, что физически он не слабее, но и не сильнее обычного человека. Но вслед стали бы стрелять. Тогда, скрываясь, пришлось бы изменить внешность, самое простое - это опять стать жидким.
     В этом случае уже через час вся планета будет знать, что объявился разумный хамелоид.
     Нет, Бегущая Волна уже не думал, что его убьют. Он знал людей достаточно хорошо - сюда нахлынут журналисты, военные, ученые всех мастей и будут искать его и ему подобных. Чем это обернется, сказать было трудно.
     Поэтому, опасаясь за далекий, но все еще родной метаулей, Бегущая Волна поступилтак:
     - Люди добрые, - взмолился он, упав на колени. - В просвещенном двадцать седьмом веке живем, а спокойно смотрим, как безоружного жизни лишают. Что вы скажете своим женам, когда вернетесь на уютную Землю? Что стали героями, завалив трех-четырех беззащитных зверушек?
     Плешивый Хорхе пинком открыл дверь, и попытался было выкинуть говоруна наружу, но тот крепко вцепился руками в щель между половыми досками.
     - Братцы! - пуще прежнего взмолился он. - Я же вам, героям... вам, паскудам, во сне приходить буду. Да, буду!
     Люди стыдливо отвели глаза, и только один из завсегдатаев виноватым тоном произнес:
     - Да не волнуйся ты, он даст тебе оружие, а то это будет не дуэль, а убийство. Ведь ты дашь ему оружие, Хорхе?
     - Дам, Кейстрейдж, конечно дам. И ты будешь свидетелем на нашей дуэли. Если ты не против.
     Тот, кого назвали Кейстрейджом, встал, бросил на стол несколько монет[15], и медленно пошел к выходу. Хорхе еще одним театральным пинком вышвырнул наружу жертву и вышел сам.
     А снаружи их ждали темнота, дождь, ветер и высокий старый Стилвотер в грязном, длинном плаще - стареющий рыцарь из средневекового боевика.
     - Сегодня не лучший вечер для таких развлечений, Хорхе, - громко произнес он, сквозь дождь и шумевший в деревьях ветер.
     - Иди своей дорогой, Стил. Не в моих правилах трогать детей и стариков. Но я могу и забыть о правилах.
     - Он почти ребенок, Хорхе.
     - У нас будет с ним честная дуэль, - ответил Плешивый и повернулся к Кейстрейджу.
     Тот нервно закивал.
     - Я не вижу у твоего противника оружия.
     - Да будет у него оружие!
     - Ты что, всегда носишь с собой запасной бластер?
     Хорхе ехидно улыбнулся, полез в карман и бросил на землю небольшой перочинный нож.
     - Теперь у него есть оружие, - сказал Хорхе, - можешь уходить.
     Стилвотер откинул полу плаща.
     - Не понял, Стил, что ты удумал?
     - А ты посмотри.
     Плешивый Хорхе присмотрелся и удивился (что происходило с ним редко).
     - Старик, где ты нашел эту штуку? Выменял на свою таратайку?
     На поясе у Стилвотера красовался табельный бластер офицера мод-подразделения Земной Конфедерации.
     Вопрос Хорхе остался без ответа, но тут сам Хорхе вдруг вспомнил те истории, которые рассказывал старый пилот.
     - Так что? Получается, все это была правда?
     - Ну, не совсем все, - признался Стилвотер. - Но, по крайней мере, стреляю я не хуже любого другого мода. Можешь проверить.
     Хорхе задумался. Процесс этот давался ему нелегко, особенно в последние годы - постоянное употребление синтетических наркотиков пополам с допингами давало о себе знать. 'Что же получается, - думал он, - басни этого проходимца могут оказаться правдой. Табельный бластер офицера элитных войск постороннему в руки попасть не может. Чтоб я сдох, но Стилвотер не похож на того, кто способен прикончить мода и отобрать у него оружие. Разве что он сам мод!'.
     - Ладно, твоя взяла, - проворчал Плешивый Хорхе. - Бери пацана и делай с ним что хочешь.
     Бандит пихнул аборигена ногой. Тот встал, отряхнулся и поплелся к старику.
     - Но только не думай говорить другим, будто напугал меня, - продолжил Хорхе. - Просто я устал... да и скучно мне с вами.
     Он демонстративно зевнул, махнул рукой и вернулся обратно в бар. Кейстрейдж вошел вслед за ним.






Часть вторая. Удача





     'Искать у злого доброту -
     все равно, что искать жизнь
     на далеких звездах'


     Старая арктурианская мудрость




Глава первая



     - Ты должен уйти, нам тесно тут двоим, - в который раз повторило чадо.
     - Я не могу, я еще не закончил все дела, - в который раз ответил родитель.
     - Так говорят все старики вроде тебя. Мне надоело жить по твоей указке! Надоело, понимаешь? Я и шага не могу ступить без твоего согласия. Буквально.
     Зен, которого на многих планетах называли бессмертным, и каковым он, увы, не был, шел, едва переставляя ноги. Проходившие мимо служащие - уборщицы, швейцары, посыльные - смотрели на него с явным сочувствием: 'Ну, перебрал мужик, всякое бывает'. Кто-то из них подходил и спрашивал, нужна ли помощь, а Зен только мотал головой, продолжая разговаривать сам с собой.
     - Ты не понимаешь, если я уйду прямо сейчас, твоя жизнь продлится не так уж долго. Ты умрешь вместе с этой Вселенной. Погибнут триллионы триллионов разумных.
     - Все это теории! Твои знания говорят мне, что Вселенная существует уже четырнадцать миллиардов лет, и почему она должна исчезнуть именно сегодня?
     - Нет, не сегодня. Но, может, уже завтра. Или через неделю.
     - Знаешь, меня бесит твоя старческая трусость. Не сегодня-завтра тебя не станет. Чего тебе сейчас бояться. Предоставь Вселенную мне, без тебя разберусь. Не глупее будем.
     - Разберешься, как же. Ты - ребенок, самонадеянный болван.
     Чадо попыталось злобно топнуть ногой, а родитель в тот же момент попробовал развернуться. В итоге, их общее тело потеряло равновесие, пол поменялся местами со стеной, и непременно ударил бы Зена. Но взявшиеся невесть откуда крепкие руки подхватили бедолагу под мышки, подняли. Что-то кольнуло в спину. Реальность дрогнула и стала исчезать. Где-то на самом ее краю возникли на секунду образы двух мускулистых санитаров в белом. Но были ли то реальные санитары или кто другой, уходящие в небытие чадо и родитель так и не поняли.


     Прометея теперь уже выросла во всю ширь просторного окна профессорского люкса.
     Кромвель, все так же рассматривающий красный гипергигант, делал это теперь с искренним интересом, ибо впервые за последние сутки был счастлив.
     И он имел на то все основания. Его конкурент, этот пронырливый щеголь Артур, был далеко, и не мог помешать Кромвелю овладеть сердцем Марии, этой прекрасной, юной и во всех смыслах хрупкой особы. Дальнейшее зависело уже от самого гигантопитека, но, как ему казалось, удача и дальше будет на его стороне.
     Имевший репутацию 'не от мира сего' Кромвель любимцем женщин никогда не был. Но часто и безнадежно влюбляясь, он всегда оставался оптимистом. Возможно, причиной тому было чувство некой вселенской справедливости. Кромвелю всегда казалось, что его отношение к избраннице - это все, что нужно для совместного счастья.
     Однако девушка рыдала, запершись в своей комнате, а обрадованный открывшимся перспективам Кромвель одновременно испытывал некоторое чувство стыда за эту самую радость.
     К тому же, он смутно догадывался, что совсем скоро, после первой же неудачной попытки очаровать девушку, не останется других чувств, кроме стыда. И стыд этот будет расти, как растет сейчас перед глазами красная и грозная Прометея.


     ***


     Артур тоже наблюдал за красным шаром. А все потому, что шлюп так и не отвез его туда где экономят на адвокатах. Напротив, он следовал за 'Принцессой' на расстоянии четверти астрономической единицы.
     Руки были свободны от наручников, а настроение приподнятым.
     - Когда они войдут в верхние слои звезды, электромагнитные штормы отрубят сообщение с внешним миром. Ни одно устройство на "Принцессе' не засечет нас, и тогда мы сможем незаметно проскользнуть к кораблю.
     Это говорил помощник капитана Эрнест, стройный высокий парень с открытым взглядом и повадками выходца из благородного семейства. Именно он предложил вывести из игры Артура, причем, именно таким способом. Он был попутно главой службы безопасности 'Принцессы Звезд', и, в отличие от своих земных коллег, умел искренне улыбаться.


     Обычный Шлюп - пожалуй, самый неизящный продукт земных технологий. Но только не этот, принадлежащий 'Принцессе'. Корпус его напоминал по форме соединенные на манер устрицы две морские шлюпки, но был во много раз крупнее. Снаружи он довольно достоверно выглядел деревянным, а внутри, разумеется, был устлан коврами и набит мягкими креслами и диванами. Имелись даже душевая и мини-бар.
     Артур отдыхал, глядя в иллюминатор. Впрочем, ничего впечатляющего не вышло. Ввиду крупных размеров, а соответственно, низкой плотности, Прометея не имела на поверхности никаких протуберанцев. Да и поверхность та была весьма условной. Шлюп шел теперь так близко к звезде, что она больше не казалась шаром - лишь ровная чернота звездного неба плавно переходила в ярко-красную пелену.
     Там впереди, на фоне светила черной точкой двигался лайнер.
     - Через десять минут 'Принцесса' будет в зоне шторма, - сообщил пилот. - Толщина короны - пол астроединицы. У нас около часа на то, чтобы подобраться к кораблю и влететь в ангар. Нам еще повезло, что лайнер идет так медленно.


     Когда вошли в зону штормов, шлюп увеличил скорость до предела. 'Принцесса' из бокового иллюминатора переместилась в центральный и стала быстро приближаться.
     Артур увидел, как открылась стена ангара. Крохотный корабль медленно вплыл внутрь, и направился к пустующему месту.
     Все, кроме пилота, быстро покинули шлюп. Молча они подбежали к двери, ведущей в служебные помещения.
     Не сбавляя темпа, они преодолели лабиринт коридоров, встретив по дороге лишь двух техников. Потом оказались в тесном и скромном служебном лифте. Артур ждал, что лифт поднимется наверх, к капитанской рубке, однако он пошел вниз и в сторону.
     Двери открылись в узкий и плохо освещенный коридор. На стенах, полу и потолке не было ни сантиметра дерева, или любой другой роскоши.
     Люди вошли в небольшое помещение без окон, где на кушетке сидел сам Айртон Хоун.
     Капитан казался невозмутимым, словно ничего ужасного за последние часы не произошло. Потому Артур решил, что у капитана наверняка уже есть план действий.
     Хоун достал трубку и спокойно стал ее набивать, дожидаясь пока вошедшие рассядутся.
     - Итак, что мы имеем, - начал он. - Неизвестный враг, убивший бедолагу Ли Вена, знал, что за ним охотится наш друг Артур. Нам было доподлинно известно, что Вен дает мастер-класс игры новичкам в зале на четвертом этаже. Но, незадолго до твоего появления в его номере, он оттуда уходит, чтобы принять душ. Внезапно переключается режим, и вместо воды несчастный получает адскую смесь кислот.
     - Душ для арктурианцев? - предположил Артур.
     - Именно. Наш тайный враг сумел взломать систему контроля и переключить режим ванной с человеческого на арктурианский. Это означает следующее. Первое - мы имеем дело с хорошо организованной преступной группировкой, которая поставила перед собой задачу заполучить то нечто, чем обладал покойный. Второе - они считают Артура угрозой - следовательно, не так уж сильны. И третье, самое главное - они решили подставить нашего друга. Выходит, преступники уверены, что мы действуем не заодно. И это очень хорошо. Однако тайно вернув Артура на корабль, мы рискуем раскрыть себя. Значит Чесней должен либо временно выбыть из игры...
     При этих словах Артура пробил холодок. Не хотелось ему 'выбывать', и уже не только из-за денег, но и из обычного любопытства. Он знал, что участвует в событиях, не столь частых в жизни человека. Покинуть их - все равно что вернуться на берег сразу после того, как отчалила колумбова каравелла. И хорошо если в шлюпке.
     - Либо... - сказал Артур.
     - Либо сменить внешность, - закончил капитан. - Есть идеи на этот счет?
     У Артура отлегло от сердца. Никто не собирался отнимать у него деньги и приключения. Его оставляли в деле.
     - Так оставляем его в деле? - спросил удивленный Эрнест, и добавил: - Этого дилетанта?
     Вот и всплыла реальная личность самозваного детектива, с досадой подумал Артур. А на что еще он мог рассчитывать, ввязавшись в дело, где ставки так высоки, что даже неизвестны большинству участников? А те, кто его нанял, не удосужились даже ознакомиться с его биографией. Да, Артур был единственным человеком на корабле, чья работа хоть немного напоминала детективную. Но что мешало нанять профессионалов?!
     - Что мешает нанять профессионалов? - продолжил Эрнест. - Простите меня, Артур, вы хороший человек и в своем деле, наверно, профессионал, но только не в детективном. Тут нам нужны настоящие спецы. Я думаю, мы можем договориться о компенсации для вас.
     Прочие офицеры закивали.
     Артур и сам подумал что дела не так плохи - и он даже легко отделается. Ведь, по сути, он воспользовался неосведомленностью капитана. На самом деле и награждать-то его было не за что.
     - Я думаю, с наградой для нашего друга можно и подождать, - сказал Айртон. - Да и вряд ли у него будет в ближайшее время возможность ее потратить.
     Слова капитана звучали угрожающе. Воображение Артура, не скупясь на краски, живо нарисовало скорый суд системы Трилобита, где на месте судьи восседает шестилучевая губка в пенсне и английском парике, прокурорствует самый настоящий кракен, а кресло адвоката пусто. Почему? Потому что на Трилобите нет адвокатов.
     Суд этот приговаривает Артура к двумстам пятидесяти годам работ на шахтах по добыче твердого кислорода. И уже потом, застряв в дверях автобуса для заключенных, он пытается объяснить головоногому шоферу, что плюс пять по Кельвину это слишком холодно, и кислород ему нужен непременно для дыхания и непременно газообразный. Но слушать Артура никто не желает, в руках у него появляется увесистая урановая кирка, а одетое в кроссовку щупальце шофера пинает его в грудь. И Артур вылетает из автобуса прямо на замерзший южный полюс безатмосферной планеты.
     Прервав свои мысли, Артур обнаружил, что все пристально смотрят на него.
     - Вы паниковали вслух, - сказал капитан. - Да не волнуйтесь, никто не собирается отдавать вас в клешни трилобитам. Напротив, я хочу, чтобы вы продолжили свою работу, и вот почему, - он посмотрел на Эрнеста. - Да, я с самого начала знал, чем занимался наш друг. И мне, и экспертам, предложившим его кандидатуру, это даже понравилось. Работа обычного детектива - скучная рутина, полная всякой грязи. Профессия полицейского не намного лучше. Кстати, у нас на борту четверо полицейских, причем один из них с отличнейшим послужным списком. Была идея нанять какую-нибудь межпланетную фирму, которая утрясает сложные дела. Но конторы вроде Пиратского Профсоюза Фомальгаута или чуть более скромного и деликатного ЧУКЧС[16]а слишком уж известны, так что с ними утечки не избежать. И выходит, нам оказался нужен всего один человек, профессионал, но малоизвестный. Тот, чьи навыки не вызывают сомнения, и который не был до конца оценен предыдущими работодателями.
     'Да, это ж я, черт побери!', - подумал Артур, окончательно вырвавшись из депрессии.
     - И в чем же его недооцененность? - спросил Эрнест.
     - Во-первых, наш с вами друг был сотрудником центрального Нью-Анджелесского зоопарка, прямо скажем, ассенизатором. Уверяю всех присутствующих - работа эта чрезвычайно опасная. Затем он был дальнобойщиком на очень сложной трассе. И наконец, он стал частным детективом, ищущим не чьих-то любовниц, а всевозможных инопланетных тварей. А это, прямо скажем, не самая удобная профессия - никогда не знаешь, что тебя ждет. В нашем же с вами деле нужен человек, сталкивающийся с самыми непредсказуемыми опасностями, и он сидит перед вами.
     Все вновь посмотрели на Артура, раскрасневшегося, но гордого.
     - И пусть этот парень еще не показал нам все, на что способен, мы надеемся, что это будет впереди. Все только начинается, господа!
     Бравурный настрой капитана заставил Артура насторожиться.


     ***


     - За тобой должок, мальчик, - сказал Стилвотер, добродушно улыбнувшись и протягивая Бегущей Волне руку.
     - Спасибо, сэр, - ответил абориген, пожимая ее.
     - Нет, сынок, я буквально имею в виду что за тобой должок, - сохраняя вежливый тон, но не выпуская его руки, заметил Стил. - Ты мне должен.
     - Что прикажете делать? - сообразил Бегущая Волна.
     - Да то, что собирался. Ты хочешь убраться отсюда, а я готов тебе в этом помочь.
     Старик двинулся к лесу, потом остановился, приглашающе махнул рукой. Абориген знал, что там впереди, за деревьями уже десяток-другой лет лежит припаркованным дряхлый грузовик Стилвотера.
     - А с чего вы взяли, что я хочу свалить? - спросил парень, когда они уже шли к грузовику.
     - Хочешь же. Сам вижу.
     - Но только вы мне зачем для этого? - Фраза прозвучала слишком резко, и Бегущая Волна поспешил добавить. - Нет, конечно, я вам помогу, раз уж вы меня спасли. Правда я и так могу воспользоваться любым космопортом.
     - Космопортом? Воспользоваться? - Стил хмыкнул.
     - Ну да, у меня и кое-какие деньги есть.
     Шедший впереди бывший офицер-мод остановился и повернулся к аборигену.
     - Мальчик. Ты думаешь, я не знаю, кто ты?


     Уже потом Бегущая Волна понял, что Стил был прав. Мало того, что у аборигена не было никаких документов, любой сканер мог разоблачить в нем хамелоида. Как он раньше об этом не подумал? Неужели желание побыстрее убраться с богом забытой планеты оказалось сильнее разума?
     В доме было темно. Только на втором этаже в комнате Алуара горел свет. Бегущая Волна подошел к водосточной трубе, постоял немного и превратился в жидкость. Привычной дорогой он поднялся вверх по жестяной трубе, оттуда затек в желоб на крыше, потом на чердак, и уже оказавшись в своем доме-убежище, опять стал человеком.
     Бегущей Волне нравились эти превращения. Он совершенствовал технику, постоянно улучшая результаты. Вот и сегодня процесс смены личины на человеческую занял всего три с половиной минуты - новый рекорд. Становиться жидким было куда проще.
     Он подошел к люку в полу, открыл его и посмотрел вниз, в комнату мальчика.
     Алуар лежал на кровати лицом к стене.
     - Ты еще не улетел? - спросил тот, не оборачиваясь.
     - Нет пока.
     - Пришел собрать чемодан, значит, - голос мальчика звучал нарочито сухо, словно он зачитывал некий очень скучный текст.
     - Пришел. Но я не скоро улетаю. Стил сказал, что у нас работы недели на две, может, три.
     - Ты очень быстро подружился со Стилвотером.
     Бегущая Волна уже давно чувствовал, как отдаляются они с Алуаром друг от друга. Становилось все меньше общих тем для разговоров, общих дел, а главное - желаний. И, тем не менее, опыт совместного личностного роста связывал их, как обычно связывает братьев.
     - У нас со Стилом сделка, - начал объяснять абориген. - Я помогу ему починить корабль, а он возьмет меня с собой.
     - И куда вы отправляетесь?
     - Он не сказал. Говорил только, что туда, где есть масса возможностей.
     - Возможностей для кого? Возьмет и сдаст тебя пиратам, или войскам конфедерации[17]. Окончишь жизнь в лаборатории рядом с белыми поперечночешуйцами.
     Бегущая Волна испугался, а потом, разозлившись, ляпнул:
     - Ты, между прочим, знал, что я собираюсь улететь обычным звездолетом. Но ты не остановил меня. Даже денег на билет дал. Разве ты не знал, что меня поймают?! А сейчас пытаешься пугать лабораторией!
     - Ты - дурак, Студень.
     - Ты хотел меня подставить. А еще другом назвался.
     Алуар резко повернулся и сел на кровати.
     - Ты - дурак. У меня был план. Я думал, как только тебя поймают, я приду и скажу, что ты мой домашний хамелоид, которого я выдрессировал, - он вытер слезы. - Я думал, ты увидишь, что улететь тебе нельзя и останешься здесь. Со мной.
     Бегущая Волна ничего не ответил. От стыда ли, от злости ли, он громко захлопнул люк (чего никогда раньше не делал), подошел к чердачному окну и стал превращаться.
     Всего через минуту в свете трех кривых лун в небе Ахернады возникло существо чуть больше человека, а формой напоминавшее помесь летучей мыши и белки-летяги.
     Спустя много лет он вспомнит, что не попрощался.






Глава вторая



     Альтаирский Ксеоцефалий, внешне напоминающий помесь пчелы с аллигатором, лишь недавно был признан Всегалактической Ассамблеей Рас разумным. Многие представители этого вида, что греха таить, находились по ту сторону незримой черты, отделяющей людей, арктурианцев, у-шанов, денебцев и прочих владетелей галактики от шимпанзе, лемуров, велоцерапторов, кистеперых рыб, ракоскорпионов, губок и сине-зеленых водорослей.
     Ксеоцефалий, о котором пойдет речь, стоял по одну сторону черты с лемурами и даже не думал ее переходить. На 'Принцессу звезд' он попал лишь благодаря выигрышу в лотерею, чему был поначалу несказанно рад, но очень быстро расстроился, не найдя на корабле ни одной самки своего вида. Впав в депрессию, последние двое суток он провел в своем номере и не впускал даже уборщицу.
     Эрнест пообещал ксеоцефалию одну самку, если тот откроет дверь, и еще две, если поможет в одном деликатном деле.
     Артур с Эрнестом вошли и сели в кресла. Ксеоцефалий же забился в угол и начал опрыскивать себя паутиной.
     - Скоро подойдет еще один человек, - сказал Эрнест, глянув на свой коммуникатор, - тоже из пассажиров, любезно согласившийся нам помочь.
     - Он - профессионал?
     - Зря вы на меня дуетесь. Я лишь стараюсь защитить интересы компании. Слишком многое поставлено на кон, чтобы беспокоиться о самолюбии одного конкретного человека.
     - Ну, экспертный совет, к которому вы не относитесь, все же решил, что я остаюсь в деле. А значит, от состояния моего самолюбия в некоторой степени зависит и судьба нашего с вами предприятия.
     Тут очень вовремя в помещение ворвался обладатель самого мятого пиджака, самой большой бороды, и самого потертого саквояжа на лайнере.
     - Надеюсь, я не опоздал? - спросил Брединьен, переводя дыхание.
     - Нет, не особо, - ответил Эрнест и кивнул в сторону ксеоцефалия.
     - Ого! Наш друг уже так отчаялся, что пошел на крайние, хоть и глупые, меры, - сказал профессор, указав на существо.
     - Здравствуйте, профессор. Что за меры? - спросил Артур.
     - Здравствуйте, Чесней. Рад, что вы живы. Этот парень, увидев, что самки у него нет, решил окуклиться, чтобы сменить пол. И если мы хотим продолжить с ним общение, мы должны его остановить.
     - А если он подаст на нас в суд? Мы ведь не можем что-либо требовать от пассажиров.
     - Судя по его действиям, это самый глупый ксеоцефалий, которого мне доводилось встречать. Мы без труда сможем доказать ему, что произошло недоразумение. А вот если мы позволим ему сменить пол, то он станет для нас бесполезным.
     - С чего это?
     - По двум причинам. Во-первых, ксеоцефалии в случае так называемого обратного закукливания превращаются сначала в личинку, совершенно глупую и недееспособную, и только через восемь земных лет эта личинка станет полноценной самкой. Согласитесь, столько мы ждать не можем.
     - Ладно, а вторая причина?
     - Да, и во-вторых - мимикрослизь есть только у самцов.
     - Хорошо, - сказал Эрнест, - тогда быстро приведите его в чувство.
     Профессор улыбнулся, потер руки и достал из саквояжа устройство, похожее на мятый моток проволоки.
     Ксеоцефалий к этому моменту уже совсем исчез в сугробе из паутины. Франсуа сел перед ним на корточки и стал перебирать пальцами торчащие искривленные концы аппарата. И тот зазвучало.
     Такие звуки издавали лазеры в старинных фильмах о принцессах и рыцарях. Сопровождалось все это брединьеновским шипением, гортанным урчанием и всхлипываниями.
     Он сделал паузу и повернулся к остальным.
     - Прошу не смеяться надо мной, друзья мои, - сказал экзоэнтомолог немного смущенно. - Я сейчас исполняю очень древнюю и грустную песню его родины. Дело в том, что я пять лет проучился в Межрасовом музыкальном училище Бетельгейзе, и это одна из моих любимейших композиций, в исполнении которой я добился определенного мастерства. Я пою нашему другу о славном рыбаке, который отправился в океан и там целых пятнадцать куплетов ловил одну единственную рыбу. Уверен, эта песня поможет ему выкарабкаться из депрессии и начать рассуждать... Насколько позволяет его мозг.
     Профессор отвернулся и продолжил шипеть и клекотать.
     Около получаса Артур и Эрнест слушали нечеловеческую музыку, прежде чем из-под горы паутины показалась когтистая конечность ксеоцефалия.
     - Все, теперь можем приступать к следующей стадии, - сказал Брединьен и включил переводчик своего коммуникатора. Он стал рассказывать ксеоцефалию, что, дескать прислан родичами. И те якобы собираются скоро почтить его своим визитом. Кроме того, родственники просили оказать экипажу корабля некую услугу.
     И тут Артур вспомнил, что ксеоцефалии отличаются очень странным способом кормить потомство. Они опрыскивают добычу слизью, которая делает ее похожей на собственного птенца. Из-за этого в птенцах воспитывается привычка поедать друг друга. Во-первых, это экономит время родителей на поиски пищи, а во-вторых, таким образом проводится естественный отбор потомства.
     Но в общем ксеоцефалии добрые создания. Как всегда, виноваты природа и традиции.
     Артур встал напротив существа и зажмурился.
     Первое время ничего не происходило, затем инопланетянин что-то зашипел.
     - Он говорит, что у него не вырабатывается слизь, так как его организм не воспринимает вас как мертвого.
     - И что мне делать?
     Посоветовавшись с ксеоцефалием, профессор ответил:
     - Лягте на землю спиной, раскиньте ноги и руки, поверните голову в сторону и высуньте язык.
     - А можно без языка? - взмолился Артур.
     - Месье изволит жеманничать?


     Если бы не укол некоего светящегося зеленого вещества, то тело под псевдокожей наверняка бы чесалось и потело. Дышать уж точно было бы невозможно. А так, стоило Артуру полежать без сознания около часа, как он пришел в себя, практически не ощущая дискомфорта.
     - Вот вы и снова с нами, мой друг, - добродушно сказал профессор. - Теперь еще пара инструкций. Я сделал надрез в районе ягодиц, так что снимать кожу будете оттуда. Вне вашего тела она начнет портиться, потому держите ее в специальном контейнере. Я его подготовлю и положу в вашем номере, в ванной.
     Артур встал с пола на удивление легко.
     - У меня будут побочные эффекты?
     - Теоретически нет. Но, насколько я знаю, псевдокожа ксеоцефалия еще не тестировалось на людях.
     - Это меня не очень успокаивает. Ладно, не буду думать о плохом. Где тут у вас выход?


     ***


     Уже войдя в лифт, Артур понял, что в казино он не пойдет. Итак, допустим, основным конкурентом Ли Вена являлся спектроид Сиков, отличный игрок, но, как утверждает капитан, имеющий сомнительную репутацию. Похитив секрет Вена, спектроид вряд ли его использует на ближайшей игре - не будет бывший чемпион так явно подставляться. Может, он даже нарочно проиграет. Хотя нет, это было бы уже слишком.
     Значит, Сиков непременно спрятал украденное у себя в номере.
     Туда Артур и направился.
     Как ни странно, но апартаменты Сикова находились прямо напротив номера самого Артура. Случайность, и только.
     Дверь, открытая копией ключа Сикова, без скрипа поддалась.
     Первое, что бросилось в глаза - номер был точь-в-точь как у Вена: большая комната с коридором налево в спальню, и ванной направо. В похожей ванне двадцать часов назад умер бывший сапожник. И здесь тоже горел свет. Он шел из-под чуть приоткрытой двери, освещая пол тонким желтоватым треугольником.
     Артур медленно, стараясь не шуметь, подошел к двери. Прижался к стене и заглянул внутрь. Ничего интересного не обнаружилось. Однако казалось, что ванной пользовались совсем недавно - там стоял густой туман. Но что-то было не так.
     Он вошел внутрь, огляделся. Умывальника не было, а на полках перед большим зеркалом стояли приборы неизвестного назначения - надо полагать, средства гигиены спектроида. Ванна, вопреки опасениям, была пуста.
     В этот момент Артур кое-что понял: фальшивое тело ксеоцефалия не давало распознать уровень влажности. Оставался только рот - именно ртом детектив почувствовал, что в помещении совершенно сухо! И это несмотря на водяной туман. Водяной ли?!
     Артур отшатнулся, попятился к двери. Медленно, будто стараясь не спугнуть живого тигра. Туман же тем временем сгустился, обрел четкие края, и пошел на детектива.
     - Изыди! - сказал Артур первое, что пришло в голову, и сразу после этого совершил ряд непростительных оплошностей.
     Двигаться нормально в псевдошкуре было трудно. И потому, вместо того, чтобы сделать шаг назад и выйти так наружу, 'детектив', сам того не зная, двинулся чуть в сторону и уперся спиной во что-то острое. Тогда он резко развернулся и наугад трижды выстрелил за спину.
     Потеряв ориентацию, не зная, попал в кого или нет, Артур рванулся к двери. Но вместо этого споткнулся, упал, ударился головой, потерял сознание, да так и остался лежать. Последняя мысль его была о том, что для конспирации вполне хватило бы накладных усов.
     Артур был хорошим стрелком, так что все три выстрела попали в цель, точнее, прошли сквозь нее. А затем то, что казалось туманом, полупрозрачное и живое, медленно (торопиться было ни к чему) выплыло из ванной. Оно застыло над бездыханным 'детективом', поблескиваяметалломв тусклом свете и слегка искрясь.
     Затем оно стало опускаться, растягиваясь, готовясь вместить в себя тело жертвы. Так бы, наверно, и случилось, если бы не появился еще один человек.
     Профессор Брунвиус длинными, похожими на сухую виноградную лозу пальцами тронул панель в подлокотнике инвалидного кресла. Что-то зашипело, и из под кресла вынырнуло несколько управляемых ракет размером с античный карандаш.
     Туман вздрогнул. Испуганно. Совсем по-человечески. Края его вновь стали расплывчатыми. И он поплыл вверх к вентиляционному люку.
     Но ракеты были быстрее. Они подлетели к металлическому туману, открыли свои акульи пасти, и стали вырывать из него клочья.




     ***


     Пахло сыростью, плесенью и ржавчиной. Трудно было поверить что здесь когда-то что-то работало - горело, мигало, выдавало данные и получало приказы. Место больше напоминало пещеру, нежели машинное отделение.
     - Ну как, видно?! - донесся сверху голос Стилвотера.
     - Нет, вроде! Меняй!
     Послышался звон, потом что-то щелкнуло и заскрежетало.
     - А так?!
     Чтобы улучшить электромагнитную чувствительность, Бегущая Волна еще сильнее раздулся и стал совсем похож на надувную игрушку.
     - Да тут есть немного у пола. Так и должно быть?
     - Не знаю. До щита дотягивает?
     - Нет.
     - Значит, не должно. Меняю.
     И вновь скрежет, щелчки, звон.
     И уже через минуту:
     - Пошло! Горит, но только снизу.
     - Пока сойдет. Перекур.
     Вышли оба на свежий воздух, вздохнули (Стилвотер грудью, абориген всем телом). Вокруг плотной стеной теснились земные деревья. Шедший из чрева корабля шум генератора полууниверсумаутопал в этой мягкой природной тишине - то была настоящая, почти земная глушь.
     - Закурим?
     Бегущая Волна покачал головой.
     - Ну, тогда я один.
     Абориген уже несколько раз говорил Стилвотеру, что не курит, и, все же, всякий раз во время перерыва старик предлагал ему сигарету.
     Стилвотер затянулся, помолчал, вглядываясь в чащу, словно что-то высматривая. Иногда Бегущая Волна сомневался, а способен ли старый пьяница выполнить обещанное - поднять ржавое корыто в космос и привести туда, где есть, как он выразился, 'масса возможностей'.


     - На сегодня много еще? - спросил Бегущая Волна.
     - На сегодня вообще хватит. А я пойду выпью, - старик отвернулся и стал спускаться по трапу.
     Бегущая Волна забеспокоился.
     - Стил, вы можете объяснить мне, что делать, и я поработаю без вас?
     Стилвотер остановился, обернулся и смерил аборигена многозначительным взглядом.
     - Ты что, торопишься?
     - Нет, сэр, просто так спокойнее. Если день потрачен максимально эффективно, только тогда я могу по-настоящему расслабиться. Я не красуюсь, сэр, я констатирую. Дайте мне инструкции, и я поработаю.
     - Ну, как знаешь, малыш, - сказал Стилвотер. - Сейчас подыщу тебе инструкцию. И... где-то тут лежал план корабля.
     С этими словами он поднялся обратно, вошел внутрь, погромыхал там чем-то и, наконец, вернулся с большим и пыльным планшетом. Судя по бывалому виду, устройство, обладай оно интеллектом и желанием выпить, могло не хуже Стивлотера зарабатывать на кружку пива.
     У планшета большими нечеловеческими зубами был откушен край. Стилвотер дал аборигену короткие инструкции, торжественно вручил означенный планшет, похвалил за трудолюбие, приказал ждать, скрылся в чаще и не возвращался четыре дня.


     Работать в одиночку оказалось нелегко. Но когда Бегущая Волна в общих чертах разобрался в устройстве корабля, стало даже интересно. Время шло незаметно, и выйдя наружу подышать свежим воздухом, он обнаружил, что наступила ночь.
     Над деревьями поднялась кривая луна, чуть голубоватая в свете только что зашедшего за горизонт солнца. Где-то в том же направлении, всего в двух часах пешего пути заливал себя особым горючим старик Стилвотер.
     'Если он не вернется, - подумал Бегущая Волна, - сам поведу корабль'. Он в первый раз назвал в мыслях дом Стилвотера не колымагой, а кораблем. Судно теперь действительно больше походило на корабль, а не на трейлер для малоимущих. Кстати, а как он там называется?
     Бегущая Волна вышел, отошел от звездолета, и попытался разглядеть среди плесени и ржавчины его название.
     - 'Бегемот', значит. Превосходно! Самое то!


     Утром пятого дня вернулся Стилвотер, трезвый и виноватый.
     - Что-то я задержался, - буркнул он.
     - Ничего страшного, Стил, я справился.
     - Отлично. Стало быть, закончил проводку в машинном.
     - И не только в машинном, сэр. И не только проводку.
     - В смысле?
     - В том смысле, что 'Бегемот' на ходу, сэр. Я еще не запускал двигатель. Но я просканировал всю электронику и механику. Проблем возникнуть не должно.
     Стилвотер помолчал, задумчиво посмотрел на аборигена и предрек:
     - Ты далеко пойдешь, малыш.








Глава третья



     - Это очень изощренно, молодой человек. Тот, кому в голову пришла идея нацепить на вас кожу ксеоцефалия, был сущим безумцем.
     Брунвиус сидел все в том же кресле. Позади него за окном розовело ядро Прометеи. Это было первое, что увидел Артур, едва придя в себя.
     В детстве он любил читать средневековую прозу. Особенно ту, где изображался смешной, непохожий на реальность мир будущего, каким его видели предки. Из-за обилия авторов и нехватки художников, иллюстрировали те книги роботы. Машины были несовершенными, и творили в двух режимах: 'супергерой' и 'ученый-гений'.
     Новый знакомец Артура на супергероя не тянул.
     - Клянусь своей единственной не клонированной почкой, это дело рук Брединьена. Я слышал, этот полоумный тут на борту.
     - Вы знакомы? - спросил Артур. Он попытался поднять голову, но в затылке что-то больно кольнуло.
     - Не вставайте, вам нельзя двигаться, - это был голос Марии, ласковый, юный. Таким бывает закадровый голос в рекламах игрушек и детских сладостей. Девушка была совсем рядом, ноАртур не горел желанием к ней повернуться, так как боялся испытать новую адскую боль.
     - С Брединьеном я учился в Марсианском Технологическом Институте[18] что-то около восьмидесяти лет назад. Студентом он был неважным. Опыты ставил, да. Но всё на сокурсниках. Его за это много били, что только усугубило его странности[19].
     - Что со мной произошло? Кто вы? - спросил Артур, и собственный голос показался ему чужим, сиплым, прокуренным.
     - Сначала отвечу на второй вопрос. Я профессор Абрахам Брунвиус. Занимаюсь теоретической и практической физикой. С моей праправнучкой и ассистенткой Марией вы уже знакомы. Вас пытался убить некий, скажем так, туман.
     - Я вспомнил. В ванне не было влажно. Странно, да?
     - Ничуть. То, что вы видели - взвесь из миллиардов крохотных нанороботов, объединенных общим коллективным псевдосознанием.
     - В смысле?
     - Это маленькие роботы, программируемые создателем для совершения каких-то действий. В данном случае, устранения жильца номера двести девятнадцать. Ну, или свидетелей. Я же говорю, облако роботов обладает псевдоразумом, и худо-бедно умеет соображать. В рамках приказов, разумеется.
     - А где мой, ну... костюм?
     - Вы про шкурку ксеоцефалия? Она утеряна. Дело в том, что роботы пытались добраться до вас, и безнадежно ее испортили. Пришлось выбросить эту дрянь. -Профессор изобразил отвращение, от чеголандшафт его лица еще больше углубился. - Да вам радоваться надо, Артур, ксеоцефалий может срыгивать шкурку не чаще, чем раз в два дня. А этот, наверно, и того меньше. Спорю на неповрежденные двадцать процентов своего гипоталамуса, что малец сейчас сидит в депрессии от нехватки любви. Да, и еще вот что, - профессор посмотрел чуть в сторону от Артура. - Судя по румянцу на щеках моей ассистентки, она считает вас подходящим самцом для себя.
     Мария что-то неразборчиво защебетала. Затем Артур услышал быстро отдаляющееся цоканье каблучков.
     - Через минут пять вам станет лучше. Есть еще вопросы?
     - Да. Что вы делали там? Следили за мной?
     - Ну, - профессор задумался, - в некоторой степени.
     - Что вам известно?
     - Вы ищете один предмет. Но только сами не знаете, какой. И думаете, что он у Сикова.
     - Где сейчас Сиков?
     - Раз я никому не сказал, что вы у меня, то, наверно, сейчас старший помощник капитана допрашивает его на предмет вашего похищения.
     - Вы много знаете.
     - Да, молодой человек. Знаю, что вы с капитаном пытаетесь найти нечто, что получил Сиков от Вена. Но вы сами даже понятия не имеете, что ищете.
     - С чего вы взяли?
     - Если бы вы знали, то вряд ли стали бы искать у игрока в номере.
     - Так расскажите, в чем дело?
     Брунвиус пожал плечами и, отведя взгляд, сказал:
     - Увы, не могу. У меня есть все основания не мешать, но и не помогать вам.
     - Вы мне уже помогли, когда спасли.
     - Это совсем другое. К тому же, вы оказали мне услугу. Этот так называемый туман задержался над вами и дал мне возможность взять образцы.
     - Что вы с ними сделаете?
     - Буду изучать. Что же еще!
     Артур смерил взглядом профессора. Ему захотелось встать, выйти, привести сюда капитана и его людей. И чтобы Эрнест встряхнул этого старого сноба.
     - Смею надеяться, я получу образцы и ваше экспертное заключение.
     - Боюсь, ни то, ни другое. Образцы вам ничего не дадут, а заключение вы просто не поймете. Да вам оно и не нужно.
     - А если... - Артур немного замялся, он еще никогда не угрожал старикам, - если мы придем сюда всей компанией и устроим допрос с пристрастием, что вы скажете тогда?
     Брунвиус вздохнул:
     - А скажу я, что вы этого не сделаете. Узнаю методы военных! Спорю на остатки своей селезенки, что вы - бывший солдат[20]. Вот только не военное нынче время, мой юный друг. Допрашивать с пристрастием, и, тем более, пытать вы меня ну никак не можете. Чтобы просто поговорить со мной, вам нужен ордер, вы должны официально пригласить меня на встречу с главой отдела безопасности, с этим напыщенным белоручкой Эрнестом. А в приглашении указать предмет нашей с вами беседы. И вот тут-то у вас проблема: не хотите вы разглашать эту нехорошую историю! Трусливая корпорация заботится исключительно о своих деньгах, и посему больше всего стремится к секретности. Получив официальное приглашение я, имейте в виду, первым делом побегу не к вам на ковер, а к журналистам. Я расскажу им о противостоянии 'облажавшихся бизнесменов' и 'гения-ученого с мировым именем', - воздух в легких профессора закончился, он глубоко вздохнул и продолжил, - Скоро, очень скоро события начнут развиваться стремительнее, и вы не сможете их контролировать. И тогда будет настоящий скандал. Но продлится он недолго. Потому что есть вещи поважнее денег. Например, существование Вселенной.
     В воцарившейся тишине стало слышно, как в соседней комнате всхлипывает Мария.
     - Знаете, кого вы мне напоминаете, профессор? - сказал Артур, понимая, что пришел его черед злиться. - Вы похожи на волшебника из старых сказок. Но не радуйтесь. Вы из тех самых многомудрых старцев, которые, вместо того чтобы оградить от беды и помочь, нагнетают тумана и сыплют загадками... Если случится беда, это останется на вашей совести! А сейчас я считаю своим долгом поставить капитана в известность. Может, он найдет к вам подход.
     В последнее Артур не сильно верил. Просто оставаться здесь не хотелось. Он резко сел, повернул голову назад в поисках двери, и тут понял, что затылок уже совсем не болит.


     ***


     - Итак, господа, что мы имеем, - сказал Айртон. - Неизвестная преступная группировка прикончила Вена и попыталась расправиться с Сиковым. Судя по всему, они не нашли у Вена то, что искали. Зато нашел Сиков. Сейчас он под усиленной охраной. Мы попытались его прижать, сказав, что можем выдвинуть обвинение в убийстве. Сикова это не проняло, он понимает, что имеет железное алиби. Говорит, мол знаться не желал с этим выскочкой, и ничего у того не крал. Но те, кто пытался его убить, судя по всему, считают иначе. - капитан повернулся к Артуру. - Далее, есть твой профессор, Вне всяких сомнений, он за тобой следил, и тоже чего-то ждал. Каковы интересы Брунвиуса, мы не знаем. Запугать его нечем. Остается только надеяться, что у нас с ним в какой-то момент совпадут интересы.
     - Но, так или иначе, - продолжил Эрнест, - мы обеспечили Сикова охраной. Самое интересное вот что: мы установили жучков для прослушки в апартаментах профессора. Прошло пять минут, и они вышли из строя. Все полтора миллиона.
     - Что касается вашего разговора с профессором, - сказал капитан Артуру, - навели ли его туманные речи вас на какую-то мысль?
     Артур задумался, как задумываются люди, от которых ждут слова 'Эврика!'.
     - Брунвиус сказал нечто ключевое. Самое важное. Мол, мы не знаем что ищем, иначе не стали бы обыскивать номер Сикова. Это значит, что...
     - Что предмет должен всегда быть при Сикове! - воскликну Эрнест. - Это прозвучит странно, но я думаю, что у Сикова есть, ну... прибор, артефакт, увеличивающий удачу. Я, конечно, не знаю принципа его работы, но думаю, что он всегда должен быть под рукой. Что-то вроде талисмана.
     Артур, скептически хмыкнул.
     - Я против кроличьей лапки, - сказал он и озвучил собственную версию. - Есть некий алгоритм для распознавания блефа, надежный и универсальный. И он пригоден для любой расы. Лучшие умы галактики веками пытались научиться видеть ложь, хотя бы среди своих. А успеха добился сапожник из Богом забытой колонии. Наверняка он нашел алгоритм случайно, методом, так сказать, озарения. А найдя, придумал самый простой и прибыльный способ использования - покер. - Артур замолчал, чтобы насладиться паузой. Наконец и он оказался полезен. - Есть и хорошая новость - наши загадочные противники тоже понятия не имеют, что ищут.
     - Это почему? - Возразил один из офицеров.
     - Да потому что они тоже были в его комнате, - ответил Артур. - Они тоже искали секрет Ли Вена.
     - Что это нам дает? - Спросил Айртон.
     - Нам - не знаю, - смутился Артур. - Просто приятно знать, что противник не так силен, как мы думали... Как Вы думали, капитан.


     Имя Великого и Всемогущего Храрлурка, покорителя и властителя Галактики когда-то заставляло трепетать в ужасе неоперившиеся расы. Храрлурк вертел ими, жалкими и глупыми, как хотел. Давил, стравливал, любуясь их муками.
     Когда-то он мог охлаждать звезды и выжимать свет из черных дыр, как воду из мочалки. Еще немного и Храрлурк, Великий и Всемогущий, сумел бы повелевать Временем.
     Но расы галактики, подлые и неблагодарные, возглавляемые этими выскочками землянами, бросили вызов Храрлурку. И не знавшему поражений Хозяину Жизни и Смерти пришлось отступить.
     Вытесненный на край Млечного Пути, он долго переживал. Сгоряча уничтожил несколько звезд, высушил дюжину океанов, где только зарождалась жизнь. Внезапно устыдившись, собрался было свернуть вокруг себя пространство, как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Но в последний момент передумал, разозлился и в порыве реваншизма бросился с головой в новый, страшный и коварный план мщения[21].
     Этап плана, относящийся к круизному лайнеру 'Принцесса звезд' включал в себя, например, допрос с пристрастием некоего почти бессмертного существа. И это самое 'почти' было той лазейкой, через которую Храрлурк надеялся выведать у своего пленника секрет.
     Семь существ в черных балахонах корпели над неуязвимым телом Зена, а тот, уйдя в подсознание, беседовал сам с собой.
     - Я так больше не могу, старик, - говорило чадо. - Этот шум меня бесит. Скажи им то, что они хотят. Или мне.
     - И тогда ты все расскажешь.
     - Расскажу, если ты, наконец, отдашь мне голос.
     - Родной мой, твой родитель не дурак. Отдам голос, так ты такого наговоришь... Да еще остатки зрения отберешь. Не успею я и глазом моргнуть.
     - Слушай, я сейчас пошел, глянул. Они нам ногу отпиливают. Тебе не жалко?
     - Нет. Во-первых, не отпиливают, а пытаются отпилить. Во-вторых, отпилят - новая вырастет.
     - Ага - через год.
     - Подождешь.
     - Целый год хромать?!
     - Потерпишь.
     - Тебе легко говорить, это ведь будут уже не твои проблемы.
     - Да не отпилят они. Не смогут. Судя по ощущениям, работают мономолекулярной фрезой из вещества ядра нейтронного карлика. Дохлый номер.


     В круглом профессорском окне, медленно уплывая за корму, светило сквозь фильтры ядро Прометеи.
     Свет ложился на лицо гигантопитека так, что оно являло собой едва ли не подлинник какой-нибудь особенно трагической картины Эль Греко.
     Доброму, чистому душой гигантопитеку было о чем горевать. Его нежно любимая Мария тосковала по совсем другому гуманоиду. Она роняла слезы по этому бесстыжему самонадеянному щеголю Артуру. Судьба должна была навеки разлучить их. Но детектив оказался хитрее и проворнее. И вот совсем недавно, живой и почти здоровый он лежал на профессорском диване, и Мария ухаживала за ним, как за любимым мужем.
     Заглядывая украдкой в спальню, где рыдала на кровати Мария, Кромвель вспомнил забавный случай из прежней жизни.
     Он и прочие мужчины его племени гнали однажды раненного драконопода. Тот никак не желал умирать, и все полз и полз подальше от людей. Внезапно тварь, собрав последние силы, забралась на неприступный утес и там вконец издохла.
     Возвращаться обратно с пустыми руками - однозначно получить нагоняй от жен. И тогда кто-то из племени заметил в ущелье нескольких следивших за ними существ, отдаленно похожих на соплеменников Марии. Те, видно, наблюдали за охотой издали и рассчитывали поживиться остатками, когда гигантопитеки уйдут.
     Командовал охотой Ледзепел, главный охотник племени Дикобразовой долины. Наряду со своей женой ('вождихой' и альфа-самкой), он стоял на самом верху короткой племенной социальной лестницы. Жену он боялся люто.
     И именно потому Ледзепел приказал напасть на странных недоросликов и поживиться их мясом.
     Вопреки ожиданиям, это стоило охотникам большого труда. Враги действовали удивительно организованно и с умом - устраивали засады, бросались загодя приготовленными камнями. И оттого особенно мучительной была их последующая неминуемая смерть.
     Все это время Кромвель волынил, активно изображая из себя парня на подхвате - 'подай вон тот булыжник', 'отодвинь это тело'. Дело было не в природной трусости и лени, по крайней мере, не только в них. А было оно в сочувствии Кромвеля к жертвам. Да что там, он сравнивал себя с ними, такими же слабыми, но умными. Возможно, и у них были души, такие же нежные и ранимые, как и его собственная.
     На обратном пути охотники унюхали тлетворный запах - драконопод, тот, что забрался на скалу, начал разлагаться. Ледзепел попереживал было, представив, каких тумаков он получит от жены за то, что не достал ящера. Однако женщины даже обрадовались, так как добыча оказалась куда нежнее, вкуснее и жирнее драконопода.
     Вспоминая давнишнюю охоту, Кромвель поймал себя на мысли: а каково на вкус мясо Артура?


     ***


     'Бегемот' громко, неровно заурчал, и стал не спеша подниматься. Бегущая Волна в это время был снаружи, и происходящее казалось ему удивительным, даже несколько противоестественным. Ржавая посудина, обросшая мхом и так гармонирующая с местностью, вдруг с чавканьем и треском стала подниматься над болотом. Было в этом что-то чудесное, что-то от барона Мюнхгаузена.
     Теперь желание аборигена ступить за очередной горизонт и найти где-нибудь во Вселенной единомышленников выглядело не столь невыполнимым.
     Звездолет, не меняя высоты и не спеша, сделал небольшой круг над пролеском, а затем опустился аккуратно, как в гнездо, в то самое болотце, из которого поднялся.
     Через минуту открылась дверь, и наружу вылез сияющий Стилвотер.
     - Ну как, Сэмол?! - Стилвотер последнее время называл Бегущую Волну 'Малыш', но иногда использовал его вымышленное имя.
     - Отлично, Стил! Как в книжках!
     - И не такое будет.
     Остаток дня и часть вечера прошли за последними приготовлениями к отлету. А потом, когда уже совсем стемнело, устроили пышный ужин - заказали из 'Адмирала' пять блюд и выпивку.
     - Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что ты из этих, из местных, - признался старик.
     - В смысле?
     - Я видел, как они едят. Ты только не обижайся, но это ужасное зрелище.
     - Опять-таки, не понял. Что в этом ужасного?
     - Ну, они едят всем телом. Любой его точкой. Просто впитывают еду. Представь как один такой студень набрасывается на кролика и съедает его. И еще такой мерзкий звук... Да, не очень подходящая тема для застольной беседы.
     У Бегущей Волны пока еще не было повода обижаться на человеческий расизм. Как существо, способное менять облик, он не мог этот расизм прочувствовать. Эта странность казалась аборигену лишь загадочной привычкой людей. Точно так желюди удивляются манере аборигенов Альнитака при виде любого предмета, окрашенного в светло-салатовый, немедля впадать в ступор и начинать отсчитывать число 'пи', причем, как утверждают очевидцы, с конца[22].
     За обедом Бегущая Волна думал об Алуаре. Он представлял, как мальчик выходит из леса: то весь в слезах - умоляя вернуться, обещая прилежно учиться и бросить своих дворовых друзей; то, напротив, решительный и молчаливый, с рюкзаком за спиной и готовый отправиться в путь вместе со своим лучшим другом.
     Но Алуар не пришел ни тем вечером, ни ночью, ни утром, когда старый 'Бегемот', закончив последние приготовления, поднялся над лесом и двинулся в путь.
     Бегущая Волна тщетно пытался высмотреть в иллюминатор гостиницу 'Адмирал Канопус', и оставил эту затею, лишь когда поверхность планеты скрылась за облаками.


     Спустя два часа, когда небо из голубовато-зеленого резко стало черным, автоматически включилась громкая связь. Бегущая Волна сидел в этот момент в кресле второго пилота.
     - Грузовое судно ВН-201 'Бегемот'. Вас сканирует пограничный патруль. Сколько сапиенсов у вас на борту?
     - Один, - ответил Стилвотер.
     - А сканер утверждает, что на борту у вас двое, причем один нигде не зарегистрирован.
     - Сканер ошибается, на борту никого нет. Проверьте еще раз.
     Стилвотер сделал жест Бегущей Волне, и тот стек с кресла, вполне правдоподобно притворившись ковром.
     Пограничник долго молчал, и, наконец, ответил уже совсем другим, уважительным тоном:
     - Так точно, капитан Стилвотер, сканер ошибся. Счастливого пути.


     Спустя четыре часа старик включил Генератор Полууниверсума, и 'Бегемот' стал набирать скорость. Хамелоид, приняв человеческий облик, вновь сидел в кресле.
     - Знаете, 'капитан Стилвотер', - сказал он, пародируя манеру давешнего пограничника, - а я ведь до сих пор не знаю, куда мы летим.
     - На Землю, сынок! Куда же еще. Эти щенки в Миннапе[23]кое-чего мне задолжали.






Глава четвертая



     Добравшись до своих апартаментов, Артур почувствовал, что сна на диване у профессора ему не хватило.
     Артур так спешил в ванную, что открыв дверь и начав раздеваться, не обратил внимания на некоторые странности; он уже почти снял брюки, когда его возмущенные легкие сообщили о проблемах в воздухоснабжении. Детектив попытался было выбежать из комнаты, но лассо спущенных брюк коварно опутало его ноги, и Артур упал.
     Удар о пол заставил последние остатки нормального воздуха покинуть легкие.
     В подобных ситуациях детектив предпочитал для начала как следует разозлиться. Он живо представил себе, что сделает с устроившими такую подлую ловушку, и это придало ему силы.
     Он подполз к двери, и, прежде чем вылезти наружу, успел натянуть брюки и даже застегнуть ремень.
     В коридоре он увидел, как мимо продефилировали две стареющие полуголые арктуриантки. Они не помогли ему встать, зато неодобрительно поцокали языками - очевидно, приняли Артура за пьяницу, пытающегося попасть в собственный номер.
     Ему стало вдруг обидно за себя и за все человечество в своем лице. Но что взять с ханжей, должно быть, отправившихся в круиз без мужей в надежде на последний в жизни адюльтер.
     А еще расстраивало, что даже в этом безопасном с виду путешествии ему не удалось избежать неприятностей.
     Артур, наконец, встал, облокотился о стену, и подумал, что хорошо было бы узнать, каким именно газом заполнили его комнату. Он также вспомнил, что Вена прикончил вышедший из строя климатизатор. А значит, таким же способом могут убить и Сикова. Причем, прямо сейчас! Если, он уже не мертв.
     Когда лифт унес прочь арктурианок, детектив подошел к двери Сикова и ударом ноги выломал ее.
     Артур достал коммуникатор и включил в нем анализатор состава воздуха. Как и ожидалось, из комнаты вырвался водород, обычный газ планет вроде Юпитера.
     Теперь дело оставалось за малым - постараться, чтобы газ не просочился на другие этажи. Проблема в том, что водород не имеет запаха, и, смешиваясь с воздухом, приобретает неприятное свойство взрываться. Дышать им можно, а вот спичку лучше не зажигать.
     - Капитан, - сказал он в коммуникатор, - в моем номере, и в номере Сикова перенастроен режим воздуха. Я выломал его дверь, и теперь весь коридор заполнен гремучим газом.
     - Блокировать лифты, - сказал Айртон в сторону.
     - Блокируйте. И лифты, и номера. Вышлите врачей... И еще. Включите систему вентиляции на полную катушку.
     - Разумеется. Мы сделаем все, что нужно.
     В этот момент открылся служебный лифт, и в коридор вышли двое работников службы безопасности.
     - Кто выломал дверь?


     В гостиной на полу лежали тоже двое - должно быть, та самая охрана, которую дали Сикову. Артур подошел к ним, поднял было руку одного, чтобы проверить пульс. Та поддалась с трудом, будто резиновая. Офицер был мертв.
     Сзади послышался скулеж. Артур обернулся и увидел у себя за спиной офицеров, тех, что вышли из лифта. Один из них тихо завывал, прислонившись к белой стене, и был с ней почти одного цвета.
     Офицерам было на вид чуть за двадцать. И они явно никогда не видели трупов.
     'Вот тебе и служба безопасности, - подумал Артур, - разумеется, ведь мы на фешенебельном лайнере, где вся безопасность автоматизирована. Только эта техника не предусматривает случаи, где напакостить могут не мелкие предсказуемые террористы, а силы более высокого порядка'. 'И вообще, какое начальство, такие и подчиненные', - он вспомнил молодого Эрнеста, его ухоженные, тонкие пальцы.
     - Что тут произошло? - спросил офицер, тот что покрепче.
     - Покушение на Сикова. Вы дышите водородом.
     Артур сказал это, не оборачиваясь. Он шел в ванную, так как понимал, что тело Сикова будет именно там.


     На полу, распластав шлангоподобные ветки-руки, и положив в тазик с водой свою плоскую как лист голову, лежал Сиков. Голова пульсировала паническим красным. Первое, о чем подумал в этот момент Артур, был сам тазик - старинное устройство для очистки помещения. Правда, каким способом с помощью тазика можно что-то чистить, Артур даже не представлял. Возможно, требовались еще какие-то дополнительные приспособления. 'Нужно, при случае, расспросить об этом капитана, - подумал Артур. - Он то, наверно, разбирается во всех этих допотопных штучках'.
     Сиков, очевидно, сообразил, что подоспела помощь - его голова запестрела всевозможными цветами, а конечностями он стал шарить по полу, словно старался что-то нащупать. Наконец он, не вынимая голову из тазика, выудил из шкафа портативный переводчик и прикрепил у себя на груди.
     - Что с воздухом? - спросил спокойный женский голос.
     - Уже все в порядке, - Артур, ободряюще похлопал спектроида по тому месту где у того предположительно было плечо.
     Сиков вынырнул и осмотрелся.
     - Кто вы? - спросил он.
     - Те двое - люди капитана. Я же частное лицо, один из пассажиров, как и вы. Меня временно наняли, чтобы я помог решить одну проблему.
     Артур только сейчас смекнул, что от киношного детектива его теперь отделяет всего один шаг. Да он ловил крупных, изворотливых и порой очень хитрых зверей. Но все это были не разумные существа. И потому разница между ремеслом ловца сбежавших тварей и работой крутого сыщика была в самом малом - отсутствии допросов.
     Сейчас же пришло время устроить настоящий допрос. Хитрец Сиков, судя по всему, окончательно сдрейфил. Брать его надо было 'тепленьким' - при правильном подходе, он мог выложить все что угодно.
     И подход у Артура был.
     - Вот эти ребята у меня за спиной - офицеры безопасности, такие же, как те двое, что вас охраняли, - Артур ждал, что Сиков поинтересуется судьбой телохранителей, но, судя по всему, спектроида это мало интересовало.
     - Меня пытались убить, - лист-лицо спектроида на долю секунды вновь стало пурпурным.
     - Это мы видим, - раздраженно ответил Артур. - Но беда в том, что коллеги этих приятных молодых людей мертвы. И это произошло из-за вас.
     Сиков вновь покраснел, один из верхних его стеблей нервно затрясся. 'Да, теряешь ты хватку. - мысленно позлорадствовал Артур, - Трусливое, зацикленное на себе ничтожество. С такой нервной системой не быть тебе чемпионом'.
     - Что меня ждет?
     - Не знаю. Я сам пассажир. Сейчас вот у них спрошу. - Артур встал, подошел к офицерам. Они дружно вышли из ванной и через минуту вернулись обратно. Бывший чемпион сидел на полу мокрый и жалкий, обхватив руками-ветвями ноги-стволы.
     - С нас взятки гладки, - сказал один из офицеров. - Убиты двое наших друзей, вот этим делом мы и будем заниматься.
     Сиков всё понял.
     - А как же безопасность пассажиров? Например, моя?
     - Вы можете сами о себе позаботиться, - сказал второй офицер, тот, кому стало плохо при виде трупов, - ведь вам везет.
     Он кивнул в сторону лежащих в комнате мертвецов.
     Сиков ничего не ответил. Он медленно встал, вышел из ванной, включил свет и отряхнулся по-собачьи, всем телом, обрызгав водой ковер.
     Затем он повернулся к людям и сказал:
     - А знаете, если бы не тот тазик, который, кажется, забыла прислуга, меня бы уже не было. Дело в том, что я могу дышать кислородом, растворенным в воде. Я полчаса пролежал в ванной, ждал помощи, думал уже выбраться из номера с тазиком на голове. Вот только боялся пролить... А потом сообразил, что воздух кончается, и тут появились вы. Так что мне реально везет... А я уж думал, что эта штука - дикое суеверие его предков.
     - Какая штука? - спросил Артур.
     - Это не важно, - отмахнулся Сиков. - Обыскать меня насильно даже втроем вы не сможете. Я успею связаться с журналистами и рассказать им о ваших методах. Так что не прокатит, господа.
     Воцарилось молчание, во время которого что-то щелкнуло, и в руках у нервного офицера блеснул бластер.
     - А если так?
     Сиков посмотрел на бластер, сохраняя бледно-голубое спокойствие.
     - Полно вам. Мы все взрослые сапиенсы, и прекрасно знаем, что вашему начальству не нужен еще один труп, или пропавший без вести.
     - Так, - сказал Артур, как бы героически вставая между офицером и его потенциальной жертвой. - Им действительно не нужны скандалы. Договорились. Но я, как стороннее лицо, нанятое для этого дела, и такой же, как вы...
     - Пассажир, - закончил за него женский голос. - Не забывайте, что я бывший, и, скорее всего, будущий чемпион Галактики. И тоже кое-что в жизни видел, включая ваши пси с трюками про плохих и хороших полицейских.
     Тут Артур понял, что Сиков пришел в себя, и раскалываться не будет.


     ***


     Богатое прошлое заядлого вояки, а ныне полковника в отставке, Ганса Ротенкопфа не то чтобы изобиловало трупами. Скорее, их не хватало. Где-то в глубине души (не очень глубоко) Ротенкопф полагал величайшим счастьем собственноручное и полное уничтожение нечеловеческой разумной жизни в галактике. Однако, Земля уже несколько лет ни с кем не воевала, а с большинством рас поддерживала очень даже мирные отношения. Дружескими их назвать было трудно, скорее - просто бизнес, и ничего личного.
     Когда-то Ротенкопф, стоя в командной рубке крейсера, приказывал прямо с орбитальной позиции залить радиоактивным напалмом города и лесные деревеньки той или иной временно недружественной расы. И не важно, что точность попадания с такого расстояния крайне мала, и что под огнем окажутся как гражданские противника, так и собственные солдаты. Главное, что он, Ротенкопф, получал несказанное удовольствие от единовременного массового убийства.
     В штабе командования одно время подумывали снять Ротенкопфа с должности, даже разжаловать, на худой конец, бросить руководить куда-нибудь на периферию. Но Ротенкопф был не так прост. Он слишком много знал и потому мог легко обидеться, причем, в присутствии журналистов.
     Кроме того, о 'Напалмовой смерти' уже хорошо знали те самые временные враги человеческой расы, трепетавшие от ужаса, едва их разведка докладывала, что той или иной операцией командует он - Ротенкопф. И, может, именно потому действия полковника были эффективными. А нет ничего важнее эффективности. За нее многое прощается. Иногда - всё.
     Итак, со временем Ротенкопф стал своего рода авангардом широкомасштабной экспансии человечества. Некоторые сравнивали его с античным ландскнехтом - воином, идущим впереди войска, и вращающим двуручным мечом, будто вертолетным пропеллером. Под его разящий удар могут попасть и свои, но и враг при виде такого чудовища, чувствует неминуемость собственного поражения.
     Впрочем, едва закончилась последняя война, как Ротенкопфа, осыпав почестями и обеспечив крупной пенсией, отправили в отставку. Оказавшись при деньгах, он с легкостью нашел новое применение своим порокам, обретя пристанище на Ахернаде, планете-сафари.
     Именно здесь уже многие годы охота была популярным развлечением для всех рас Пути. Причиной тому являлась местная живность, которая за миллионы лет эволюции так поднаторела в мимикрии, что могла дать фору самому хитрому хамелеону.
     Многие века биологи всех рас пытались создать мало мальски стройную классификацию ахернарских видов, но даже такая мелочь как определение хищьников и травоядных оказалось им не под силу. Иногда все сводилось к простому вопросу: что тебе проще отрастить в конкретном случае - быстрые ноги или острые зубы?
     Часто это было делом вкуса. Буквально.
     Когда разочарованные ученые покинули Ахернаду, на их место пришли дельцы, быстро превратившие заштатную планетенку в место для сафари.
     Ганс Ротенкопф чувствовал тут себя как дома. Он неделями сидел в гостинице и ждал, когда прибудет особенно большая группа сапиенсов, постреляет и удалится восвояси. И тогда выходил он, в белом могучем экзоскелете, вооруженный по последнему слову техники. Несколько суток он вычищал огнем, свинцом и лазером местность, оставляя за собой сморщенные трупики хамелоидов, притворившихся на свою беду скорпионцами, денебцами, арктурианцами. С высоты флаера бывало даже видно где он шел.
     Через пару лет Ротенкоф устал и решил ненадолго сменить обстановку.
     Так он и попал на борт 'Принцессы Звезд'. И даже почти не взял с собой оружия. Только личный табельный бластер, любимую лазерную винтовку, набор подствольных вакуумных гранатометов к ней, портативный, почти не занимающий места в чемодане протуберанцемет, десяток другой атомных гранат и набор напалмовых аэрозолей. Было и кое-что по мелочи: бегающие и летающие мины, гравитационные ловушки, микроволновой излучатель, и, наконец, надувной муляж самки арктурианца, зараженный униэболой.
     Словом, Ганс Ротенкопф действительно прибыл, чтобы отдохнуть.
     И отдохнул бы, если бы еще в первый день не узнал в капле слизи на крышке вентиляционного люка секреционную жидкость самца-хамелоида.
     Да, полковник в отставке отлично разбирался в существах, которых отчаявшиеся ученые отнесли к общему виду 'hameloidus extraterrestrialus'.


     ***


     Марсианская столица, многомиллионный Рэйтаун хоть и находился буквально в световых минутах от Земли, туристы его не жаловали. Правда тут имелись музеи, посвященные первым рубидиевым рудникам; театры, рассказывающие о героических шахтерах; памятники трудолюбивым колонистам и красивая легенда о том, как канарейки однажды спасли город.
     Ситуацию изменил открытый недавно Марсианский Технологический Институт.
     Его создали общими усилиями колонии, с простой политической целью показать, что и они не лыком шиты. По этому поводу в баре 'Капрал Шегердатуа' один пожилой местный шахтер доходчиво объяснил:
     - Они, там, на Земле, думают, что мы - люди второго сорта. Они называют свое блюдце с водой 'Старушка Земля', подразумевая, что они, мол, такие древние и мудрые, а мы тут - чернь, рабочий класс, пролетариат.
     Шахтер протянул стакан, и Бегущая Волна вновь наполнил его виски.
     - Но мы утрем этим проходимцам нос, - продолжил собеседник. - Я сам вот хожу в вечернюю школу, и даже кое-что скопил для сына. Он будет учиться в этом самом МТИ.
     - Где, простите? - спросил Бегущая Волна.
     Бывший абориген Ахернады, а ныне бармен в 'Капрале Шегердатуа', он любил и умел задавать вопросы. И эта работа, на которой его не спрашивали, кто он и откуда, хорошо ему подходила.
     - Ты, видать, здесь недавно. МТИ - это единственное место на свете для человека, у которого варят мозги, но кому не повезло с предками. Это большой шанс перестать быть плесенью и стать человеком. Вот мы с тобой, - он указал мозолистым пролетарским пальцем на бармена, - мы - плесень. Мы живем своей вонючей жизнью, а когда уйдем, ничего после себя не оставим, и никто о нас не вспомнит. И нас таких - девять миллиардов. Девять миллиардов никому не нужных колонистов в двадцатом, тридцатом поколении, обслуживающих сраную метрополию, которая ни в грош их не ставит. А тут, наконец, есть шанс, не для меня, не для тебя, а для наших детей, стать людьми. - Он выпил двойной виски одним большим глотком, и стукнул стаканом по столу. - Налей-ка еще, Сэмол.
     Сэмол налил. Ему не надо было следить за мимикой, чтобы не выдать восторга. Когда хамелоиды слышат хорошую новость, они всего лишь резко увеличивают индукционное поле.
     Позади Сэмола, тихо зашипев, сгорел аппарат для гидрирования еды.


     Город менялся буквально на глазах: строились кварталы, прибывали люди. И все это новое, пусть и не всегда ощутимо, вертелось вокруг Марсианского Технологического Института, созданного Союзом Свободных Колоний[24]. Словом, Марс переживал вторую колонизацию.
     Все эти приятные обстоятельства портило лишь одно - безвременная смерть капитана мод-подразделения в отставке Говарда Стилвотера.
     А город рос, и, как растущее дитя, не замечал чужих трагедий. Он пах пылью и телами наводнивших его людей. Вентиляция еле справлялась, и, как утверждали местные, за последние три года у Рэйтауна уже трижды меняли купол на более просторный. Приезжая публика, весьма разношерстная, доставляла старым горожанам немало хлопот, хотя и давала интересные темы для разговоров. Ведь Марс - далеко не самая густонаселенная колония, пусть и самая древняя.
     Приезжие не переставали удивлять местных жителей, для которых до того самым значительным событием в жизни был взрыв на соседней шахте.
     Прибывали сюда и лихие люди, почуявшие быструю прибыль: финансисты, брокеры и их далекие коллеги карманники. Но встречался среди новоколонистов и простой трудолюбивый люд, из тех, кто просто искал жизнь, в которой можно питаться чаще одного раза в день. Они приезжали группами, зачастую из отдаленных колоний, потратив на перелет все деньги, и готовые устроиться на любую работу.
     И устраивались. Даже в бедных окраинных районах для них находилось дело. Они старались уходить от конфликтов с местными, могли стерпеть любое дурное слово, но когда приходилось туго, давали дружный отпор, чем сильно удивляли пьяных драчливых шахтеров.
     Приезжали и те, ради кого все организовывалось - ученые, инженеры и еще не определившиеся с профессией юные гении. Они резко выделялись среди прочих своим внешним видом и, особенно, поведением. По барам почти не ходили, работу не искали, по прибытии сразу скрывались за стенами института, в котором, как утверждали некоторые, были свои бары для 'интеллектуальной элиты', где и пиво посвежее и официантки посмазливее.
     Гении изредка появлялись в городе, чтобы посетить музеи, театры и скудные достопримечательности.
     Народ странных гостей не обижал, и не потому, что из-за них в Рэйтаун потекли большие деньги. Было в отношении к людям науки скорее уважение, а также тот древний, инстинктивный страх, какой испытывали простые охотники передшаманами, протягивая тем лучший кусок мамонта.
     Город кипел и рос, как кипит и растет молочная пена. Но капитан Говард Стилвотер всего этого не видел. Он сгорел при посадке вместе со своим слишком старым для таких авантюр 'Бегемотом'.
     А Бегущая Волна выжил, потому что был хамелоидом, способным перенести не только перегрузки, но и, как оказалось, очень высокие температуры.




Глава пятая


     Звездное небо изредка освещалось похожими на северное сияние всполохами в силовом куполе лайнера. Проносились они раз в четыре минуты и всегда от кормы корабля к носу.
     А под куполом нежно лилась музыка. Играл джаз-банд. Джаз-банду было скучно и несколько досадно. Четыре долгих месяца музыканты старались, репетировали классику, а когда отправились в круиз, почти не нашли себе слушателей. Во всем ресторане было всего пять сапиенсов - четыре у-шана расположились у самой сцены и, заказав по маленькой чашке кофе, наслаждались музыкой. Поодаль сидел представитель расы, которая еще не получила своего официального названия. Она была открыта совсем недавно.
     Сапиенсу было одиноко и неуютно. Он чувствовал себя чужим на этом празднике всевозможной разумной жизни. Перед ним на столе лежала табличка, которую дала ему мама, наказав всегда носить с собой. На ней были указаны код его расы, номер общегалактического паспорта и адрес, по которому следует отправить его тело в случае смерти.
     Этих пятерых слушателей музыкантам явно не хватало. В иные часы ресторан был заполнен хотя бы на треть. Джаз-банд подозревал, что виной всему концерт четырехгрудой исполнительницы даб-рокабилли, который шел четырьмя этажами ниже.
     На самом деле их музыку слушали, а точнее, слышали, еще двое.
     Ботанический сад начинался сразу за сценой. Там в густой и пышной растительности, привезенной со многих планет, шла выложенная самым натуральным булыжником дорожка. Она кружила и петляла, стараясь создать у гостей ощущение, будто они в лесу, и несколько раз прерывалась деревянными, нарочито неряшливыми мостиками.
     По одну сторону моста в своем инвалидном кресле сидел профессор Абрахам Брунвиус. Вокруг кресла непрерывным кольцом кружилось 'северное сияние', почти такое же, как у силового купола лайнера. Оно шло снизу, из-под колес, поднималось вверх и исчезало за спиной старика.
     Профессор сидел неподвижно. Его лицо, похожее обычно на морду старого шарпея, сейчас было суровым, и даже несколько героическим. Казалось, именно так выглядят персонажы книг, наставляющие главных героев в их святой борьбе против жестоких, но туповатых рас с непроизносимыми именами, полными шипящих согласных и апострофов.
     Профессор смотрел на противоположную сторону моста. Там, в тени плотоядного ксеноэвкалипта что-то переливалось и поблескивало холодным металлическим светом. Человек с хорошим слухом, или, например, у-шан мог бы услышать мерное, тихое жужжание.
     - Вот мы и встретились, Борис, - сказал Брунвиус, по-клинтиствудовски прищурившись.
     - Статистически этого было не избежать, - донеслась из тени старческая хрипотца.
     - А все потому, что этот корабль слишком тесен для нас двоих.
     - Целая Вселенная для нас тесна, - продолжил пафосную тему таинственный собеседник.
     - И потому ты решил ее уничтожить?
     - Формально ты неправ. Это нечто другое.
     - Борис, бросай эту софистику.
     - Нет, я только стараюсь придерживаться точных формулировок.
     - При этом полностью игнорируя суть, - прошипел Брунвиус, а затем, набрав в сморщенные старческие легкие побольше воздуха, твердым, почти молодым голосом произнес: - Борис. Отдай мне это. Я знаю, что оно уже у тебя. Тебе не справиться с этой... этой фундаментальной силой.
     - Ах, даже так? Ты вообще про что? Про первую или про вторую?
     - Ну, учитывая, что одна появилась на один квант времени раньше, то я, пожалуй, про вторую.
     - Ты угадал. Она у меня. А как ты догадался, что вторая, скажем так, моложе?
     - Ну, брось! Это же вопрос для второкурсника.
     Два пожилых человека еще долго пререкались. Стороннему наблюдателю ни за что не пришло бы в голову, что собеседники спорят, и тем более - друг друга ненавидят. Во-первых, им явно не хватало здоровых органов, необходимых для более ли менее громкой речи. И потому диалог их напоминал скорее медленное перешептывание. А во-вторых, если в обычной яростной вербальной баталии напряжение нарастает по мере увеличение количества непечатных слов, то тут рос уровень витиеватости и содержания терминов, не доступных пониманию простых смертных.


     Тем временем двумя этажами ниже девушка со вторым по распространенности человеческим женским именем после Мэй, обедала в обществе влюбленного в нее гигантопитека с третьим по распространенности мужским именем среди гигантопитеков своей планеты, после Квинтэсенц и Айпадий.
     Немалую часть тех четырех дней, что Кромвель провел в обществе черепахоподобного профессора и его правнучки, он изучал этикет поведения за столом. Брунвиус считал это важным, и утверждал, что умение держаться на людях должно пригодиться Кромвелю в выполнении той самой миссии, ради которой его сюда вытащили.
     Поначалу гигантопитеку затея со светским этикетом не нравилась - он просто не видел смысла во всех этих ритуалах и условностях. Кроме того, ему хотелось выглядеть перед Марией самостоятельным и вполне независимым.
     Но, в процессе учебы, произвести впечатление на девушку не удавалось. Она странно смотрела на Кромвеля, отворачивалась и качала головой. А тот все не мог понять значений ее жестов и мимики. Заезженная фраза из средневековых романов о том, что 'они принадлежат разным мирам', тут подходила буквально.
     Однажды Мария, не зная, что он слышит, выпалила: 'Глупое животное!'.
     Тогда только Кромвель попытался встать на ее место, и ему вдруг все стало ясно. Для Марии этот славный, почти никого не убивший гигантопитек был олицетворением всего нечеловеческого, звериного. Маленькая изящная девушка, судя по всему, не испытывала от этого никакого удовольствия. Она хотела кого-то нежного и утонченного, словом, человека, в которого Кромвель по планам профессора должен был превратиться.
     Большую ложку следовало держать справа от тарелки, а вилку и нож слева. Но с какой стороны должен лежать световой нож, Кромвель забыл.
     - И чего мы ждем? - как ему показалось, с издевкой спросила принимавшая экзамен Мария.
     Кромвель помедлил, а потом осторожно протянул руку к висевшему в воздухе подносу, вынул из него инкрустированный, старинный световой нож и положил его рядом с обычным.
     - А это тебе зачем?
     - То есть как, зачем? Разве я его неправильно положил?
     - В принципе, правильно. Но ты разве забыл, что у нас на обед тушеный медузоид в яблоках?
     - И верно! - воскликнул Кромвель, с досады ударив себя ладонью по лбу. Он вспомнил, что световой нож используют только при разделке панцирных, например, ракопауков, которых они ели два дня назад.
     - Ладно, допустим, что ты будешь обедать только там, где есть официанты.
     - И только с тобой, мой лысик, - сказал гигантопитек и улыбнулся во всю ширину своего сорокозубого рта.
     - Господин Кромвель, ваши комплименты неуместны.
     'Странно, а мне казалось, что вполне удачно выразился, - подумал он. - Ведь она тщательно удаляет лишнюю растительность на теле. Сам видел'.
     Что же до Марии, приставания ученика в последнее время ее немного пугали. Все начиналось не так уж плохо. В первый день гигантопитек не проявлял к ней особого интереса, так как привыкал к новому месту. Но он очень быстро обжился, и уже через сутки стал странно поглядывать на Марию. Вначале она не очень понимала выражения его глаз, больших и пугающе красных. Но уже на третий день Кромвель прикоснулся к ее руке. И тогда вдруг все стало ясно.
     Марии было невдомек, скольких нервных усилий стоило скромному, не уверенному в себе гигантопитеку это прикосновение. А когда оно случилось, девушка почувствовала всю мягкость и хрупкость его большой, сильной, волосатой и мозолистой от одиночества руки. И это было красноречивее любых слов.
     А теперь вот эта реплика за столом, причем, во время важного экзамена. Мария подумала, а не интерпретирует ли ухажер ее вежливость как взаимность. Помнится, он говорил, что жены их племени частенько бьют мужей...
     Ах если бы Артур был здесь!


     У-шаны отправились по своим делам. И вконец раздосадованный квартет играл уже для одного-единственного слушателя, того самого, с непроизносимым именем. Он сидел, экономно попивая кофе, и вежливо улыбался музыкантам.
     Пианист за черным роялем в который раз думал о том, что глупые инопланетяне ничего не смыслят в хорошем джазе. Он был уволен из предыдущего джаз-банда за проявление астроксенофобии, и потому старался не делиться подобными мыслями с коллегами. Ударник же порядком устал, и украдкой поглядывал на часы. Он ждал когда их сменят другие, чтобы завалится попить пива в какой-нибудь бар.
     Контрабасист размышлял о недавнем разговоре с менеджером, когда он предложил заменить саксофониста на знакомую вокалистку. Что касается самого саксофониста, он ни о чем не думал - у него была сложная партия.
     Инвалидное кресло Абрахама Брунвиуса проехало мимо музыкантов. Профессор даже не посмотрел в их сторону. Он направлялся к лифту.
     Тем временем у давешнего моста возникло серебристое облако. То самое, что днем ранее пыталось убить Чеснея.
     Будто гонимое ветром, оно не спеша поплыло вперед, пересекло мост, и остановилось на том самом месте, где сидел недавно Брунвиус.
     А потом что-то лязгнуло, зажужжало. И из тени, под свет архаичных фонарей вышло нечто блестящее и брутальное.
     Внутри этого брутального, именуемого экзоскелетом, сидело сморщенное, бледное существо, состоявшее, казалось, лишь из складок тонкой серой кожи и выпирающих отовсюду костей. Это был Борис Безрыбный, тот самый, что изобрел пространствосворачиватель.
     Борис был злейшим врагом Абрахама Брунвиуса. И не его одного, а всей Вселенной.
     Просто Вселенная об этом не догадывалась.


     ***


     Сама дорога до МТИ обещала большие перспективы.
     Начать с того, что поезда в Рэйтауне ходили достаточно быстрые. В городе, испещренном тоннелями, вообще было много поездов. Но этот превзошел все ожидания. Уже через двадцать секунд после того, как Бегущая Волна вошел, он услышал хлопок перехода звукового барьера, а еще через тридцать он и еще несколько сотен абитуриентов уже были на месте.
     Все произошло так быстро, что Сэмол даже не успел ни с кем заговорить.
     Двери открылись на высоте сотни-другой метров навстречу живописному густому парку, из которого в отдалении друг от друга вырастали длинные белые цилиндры зданий. Между ними, над кронами деревьев, пущенным по ветру девичьим бантом вилась дорожная лента.
     Сэмол шагнул на ленту. Воздух был удивительно свеж, и снизу веяло не стерильным городским газоном, а первобытным духом неубранных, прелых листьев. Как и в поезде, совершенно не чувствуя ускорения, Сэмол полетел вперед.
     Не успев даже присмотреться к окружающему миру, он нырнул в здание, а там уже вовсе нельзя было понять, что к чему. Стремительно пролетали мимо цветовые пятна неопределенной формы. Но что именно и в какую сторону несется, и где находится он сам, молодой нечеловек понять не мог.
     Пестрые полосы и смазанные силуэты людей (или еще кого) быстро сменялись. Зато звуки, что удивительно, чередовались значительно медленнее, и иногда можно было уловить часть разговора.
     Вот что-то заклекотало и заурчало, а затем серьезный, судя по всему, профессорский голос произнес:
     - Ваша работа, возможно, очень интересна, вот только в нашем институте почти никто не знает лягушачьего.
     Клекот в ответ.
     - И принцесс у нас нет. Да и протоморфирование несовершеннолетних без разрешения родителей запрещено, а судя по анкете, вам еще нет положенных двух недель.
     Печальный клекот.
     - Но вы не волнуйтесь, приходите завтра после обеда. Если, конечно, вас не смущает, что вы не доживете до конца семестра.
     Не успел диалог закончиться, как на него наложился новый. Говорила девушка. Отвечал ей уже другой, но вроде тоже профессорский голос.
     - Простите, что отменить?
     - Науку, мадемуазель, ее, родимую, отменить.
     - Это почему?
     - Потому, мадемуазель, что ваше существование противоречит всем научным представлениям об объективной реальности, во всяком случае, той ее части, реальность которой была объективно доказана.
     - Кем это, позвольте узнать?
     - Ну, хотя бы мной. И еще миллионом другим лучших умов галактики.
     - И что мне делать?
     - Отправляйтесь работать в цирк. Знаете, в Рэйтауне отличный цирк. Я же, тем временем, сделаю вид, что вы являетесь очень правдоподобной галлюцинацией, и даже найму несколько хороших психиатров, чтобы они мне это доказали.
     А потом картинки перестали меняться, декорации стали чуть четче, так что Сэмолу удалось разглядеть человеческий силуэт. Снова говорили двое - очередной профессор и его собеседник, чей голос казался знакомым.
     - Знаете, ваша работа показалась нам очень любопытной. Конечно, в ней нет ничего эмпирического. Однако, все это интересно как своего рода игра ума.Ваши теоретические построения местами столь забавны, что я цитировал их коллегам и даже жене. И самое удивительное - ваша выдумка выглядит очень правдоподобной. Будто вы не сочинили эту странную расу, а она существует, и вы в действительности проводили ваше включенное наблюдение.
     - Я очень благодарен вам за оценку, - ответил голос юноши.
     - Не стоит. Это я благодарен. Давно не читал ничего более веселого.
     - Так я принят? - дрогнувшим голосом спросил юноша.
     - Ну, разумеется, приняты.
     - Даже несмотря на то, что у меня нет никаких документов?
     - Какая мелочь! Какие пустяки! Считайте, что вы уже часть нашей большой и дружной семьи.
     - Спасибо, профессор! - ответил юноша, а потом спохватился, и вдруг узнал в себе Сэмола, известного на родине как Бегущая Волна.
     Наверно, в этом была некая особая стратегия - проводить встречи с абитуриентами, находящимися под психотропными препаратами. Бывший абориген Ахернады думал об этом не раз, и уже позже интересовался у педагогов. Те отвечали разное, кто-то говорил, что такое воздействие - лишь метод борьбы со шпаргалками; кто-то уверял, что это - единственный способ вывести кандидата на искреннюю беседу; кто-то вообще утверждал, что применение веществ - придуманная менеджерами МТИ вирусная реклама, и когда студенты расскажут другим, что институт использует галлюциногены, от желающих поступить не будет отбоя.




Глава шестая


     Нет никого и ничего во Вселенной важнее Храрлурка. Каждый кварк и каждый квант мироздания принадлежат только ему, Великому Храрлурку. Все, от самой большой черной дыры до одного маленького, неприметного, но очень важного устройства.
     Тот, кто держал это устройство, называл себя Карающим ПерстомХрарлурка. Одетый в черный балахон, он прижался к стене и почти сливался с ней в полумраке.
     До цели оставалось совсем немного, когда Карающий Перст услышал приближающиеся шаги и голоса. Появились два инженера в оранжевых комбинезонах. Оживленно обсуждая недавнее выступление исполнительницы даб-рокабилли, они прошли по коридору и скрылись за углом.
     Быстро, пока не явились сменщики, существо в балахоне скользнул в сторону широкой, сверкающей металлом колонны. Она былачетырех метров в диаметре, и вырастала из пола в самом центре просторного помещения. Вокруг, вдоль украшенных трубами и кабелями стен стояло оборудование - самое важное на корабле.
     Храрлурк подошел к колонне, и, выполняя коллективную волю, прикрепил у ее основания устройство, незаметное и прозрачное, даже не как стекло, а как воздух.
     Потом он развернулся и бесшумно заскользил к выходу. Прошло еще две минуты, и вошли инженеры-сменщики.


     Усталый и печальный капитан Хоун сидел в кресле в номере Сикова. Тела его мертвых сотрудников уже убрали, и с минуты на минуту должна была нагрянуть пресса.
     К слову, о прессе: на борту 'Принцессы' имелось два конкурирующих агентства - 'Независимая корма' и 'Новости с носа', отделения которых находились соответственно на корме и носу лайнера. Конторы эти друг с другом откровенно не ладили. Были случаи, когда их работники, к общей радости праздной публики, затевали бесстыжие драки в ресторанах и казино корабля.
     Помимо драк, основным занятием акул пера была добыча информации обо всем, что происходило на судне. Предпочтение отдавалось светской хронике и криминалу.
     Сидя спиной к двери, капитан Хоун чувствовал, что с минуты на минуту из-за нее появится кто-нибудь из этих 'акул', паразитирующих на теле космического левиафана.
     - Итак, господин Сиков, у нас очень мало времени, - начал капитан. - Вы можете честно рассказать нам все, что выдал вам по доброте душевной Ли Вен, или передать предмет, который вы от него получили. Либо вы этого не делаете, и мы перестаем вас охранять.
     - Вы блефуете, - сказал спокойный женский голос. - Вы так не поступите.
     Артур посмотрел на капитана, и в очередной раз поразился его выдержке. Самому Артуру в эту секунду хотелось взять что-нибудь острое и искромсать Сикову его плоское лицо.
     - Я, капитан этого судна, отложил прорву важных дел для того, чтобы играть с вами в игры? Вы это хотите сказать? Погибло двое моих подчиненных. Это огромный удар по моей репутации, репутации корабля и всей компании. Я не шучу с вами, Сиков - мои люди не станут вас охранять. Очевидно, вы надеетесь поднять шум, утверждая, что мы не обеспечили вас охраной. Будете распускать слухи о компании, дескать, наверняка вас хотят убить конкуренты, которые вступили в сговор с 'Галактик воядж'. Словом, вы сейчас собираетесь меня шантажировать, мол, в случае чего, сделаете всё, чтобы очернить корпорацию. Так вот, вы ошибаетесь, потому что дьявол, как говорится, в деталях, - капитан улыбнулся. - Мы обеспечим вас охраной. Я дам вам трех, нет, даже четырех офицеров. Это будут мои лучшие люди с безупречной репутацией. Но эта охрана вам ничем не поможет. Если еще раз пустят газ, воды в кране не окажется. У всех тут будут респираторы, а ваш случайно сломается. Вы улавливаете?
     Сиков нервно закивал. Артур не без удовольствия отметил, как раскраснелось его лист-лицо. Похоже, слова капитана подействовали на прежде невозмутимого чемпиона.
     - Вы этого не сделаете.
     - Сделаем, - сказал один из офицеров, наверно, из тех что 'с безупречной репутацией'.
     Сиков опустил голову, и обхватил ее канатами-руками. Вид у него был жалкий.
     - Дайте мне время. Еще минуту. Пожалуйста.
     Стебли Сикова жалобно затряслись, по ним заструились капли смолы. Спектроид то ли плакал, то ли нервно потел.
     Капитан подумал о том, что и минуты у него нет - кто-нибудь из журналистов должен бы уже появиться. Казалось даже странным, что они так задерживаются.
     Левый глаз капитана залил режущий красный свет, а в ухе прозвучал сигнал экстренного вызова[25].
     - Принять, - вслух произнес капитан, хотя было достаточно и мысленной команды.
     Перед ним возникла стройная полупрозрачная фигура Эрнеста. Обычно приподнятый и энергичный, первый помощник выглядел растерянным.
     - Утечка на борту.
     - Утечка чего? - спросил Хоун, смутно догадываясь, каким будет ответ.
     - Разрыв гомеостаза и утечка Вселенной через точку разрыва.
     - Как это произошло?
     - Судя по всему, террористический акт. Щит-фильтр генератора полууниверсума[26] был взорван.
     Тут стоит вновь покинуть наших героев, и сказать несколько слов о принципах, позволявших 'Принцессе звезд' преодолевать гигантские расстояния за столь короткий срок. Итак, сбросив скорость, лайнер пролетел сквозь самую большую в галактике звезду меньше, чем за сутки. В то же время, свет плелся бы недели три. Но как это произошло?
     В древности люди, еще не добравшиеся до звезд, придумали множество способов космических полетов. Однако все они сводились к тому, что материя Вселенной с помощью авторского воображения сворачивалась, а звездолету только и оставалось, что пролететь сквозь края образовавшегося рулона.
     Впрочем, такая примитивная модель саму Вселенную ничуть не обижала. Строго говоря, ей было все равно.
     Ей вообще всегда все равно - ест ли человек какое-то определенное мясо, спит ли с определенной женщиной, приносит ли ей в жертву определенного человека.
     Вселенная живет по своим законам, которые порой называют 'неисповедимыми', и часто подбрасывает сюрпризы. Один такой сюрприз был обнаружен с помощью Теории Супер-мега-мебран. Она гласит, что если чуток поднапрячься, то можно соединить ненадолго нашу вселенную с любой другой.
     Итак, физики-теоретики все обосновали, и дело стало за инженерами. Почесав головы, и поэкспериментировав каких-то полтора века, они предложили человечеству, а заодно и всей галактике Генератор Полууниверсума. Это хитрое устройство вводило на территорию нашей Вселенной другую, подходящую для поставленной задачи. А задачей, разумеется, было преодоление скорости света.
     Генератор, так сказать, в 'фоновом режиме' накрывал звездолет и территорию вокруг него пространством и законами параллельного мира, причем, именно того, в котором скорость света была бесконечной. Да, да, это была та самая вселенная, где не существовало ни Теории Относительности, ни принципа неопределенности Гейзенберга, ни очаровательных розовых гаджетов для юных землянок. В этой вселенной звездные корабли могли разогнаться до любой нужной скорости.
     Одновременно был изобретен и щит-фильтр. Дело в том, что мчащийся со сверхсветовой скоростью корабль не принадлежал полностью ни одному из миров. Он был, выражаясь словами экономистов, оффшорной зоной. И чтобы полностью не провалиться в параллельное пространство, было создано это замысловатое устройство, не позволяющее чужому мирозданию полностью овладеть звездолетом.
     По крайней мере, так было до тех пор, пока некий закомплексованный, злой и очень одинокий коллективный разум не взорвал один такой щит.


     В машинном отделении стояла вязкая тишина. Артуром овладело чувство некой иррациональности окружающей обстановки. Дело было не в колонне, вывернутой наизнанку направленным взрывом. И не в копоти, покрывшей все вокруг - пол, потолок, стены, рифленые металлические ступени, перила и трубы.
     Дело было в воздухе. Он был вязким, тяжелым, и казалось, немного мутным. Воздух колыхался, шел волнами, поднимался к потолку и опускался вниз, накрывая людей. Но всего этого не было видно, только чувствовалось. Коммуникатор Артура уверял, что и уровень радиации, и состав воздуха вполне приемлемые.
     Народу в машинном отделении оказалось много. Инженеры, рабочие, офицеры службы безопасности - все они находились тут по вполне понятным причинам. Присутствие журналистов тоже можно было как-то объяснить. Но помещение очень быстро наполняли зеваки из числа пассажиров.
     - И ничего тут не поделаешь, - вздохнул один из офицеров.
     - Это вы о чем? - спросил Артур.
     - Я о пассажирах. Тут собрались слишком влиятельные люди, и мы не рискуем попросить их убраться отсюда. Видите ту женщину? - он кивнул в сторону тощей, древней дамы, в руках у которой чесалась и зевала мелкая тварь - причудливая помесь змеи и пекинеса. Артур сразу признал в уродце ахернарширского поперечночешуйца. Это было очень дорогое домашнее животное, из-за моды на которого в свое время землянам пришлось уничтожить почти все взрослое население четвертой Ахернара[27]. Глупое, неблагодарное, прожорливое и не слишком опрятное существо было у аборигенов священным.
     Артуру, в бытность охотником, приходилось однажды поймать поперечночешуйца. Тогда он получил солидное вознаграждение, причем, из рук такой же старой "светской львицы".
     - Эта дама, - влажно зашептал офицер в самое ухо Артуру, - внучатая племянница Абдула Розенфельда, главы одной из трех крупнейших аудиторских контор на всем Пути. В последнее время она немного в ссоре с родственниками, потому не при деньгах. Старуха теперь вынуждена путешествовать в обществе всякого быдла, вроде нас с тобой. Но знатная родня - народ непредсказуемый, так что на всякий случай с ней нужно быть вежливым.
     Офицер показал еще на нескольких высокопоставленных пассажиров, а инженеры тем временем окончили короткое совещание и быстро разошлись устранять проблему.
     - Им понадобится много времени, - продолжил говорливый офицер, провожая взглядом инженеров. - Я служил во Вторую Храрлуркскую на крейсере 'Мать Венера'. Прямое попадание межквантовой субтахионной ракеты тогда вывело из строя щит генератора. Утечка произошла еще до того, как мы успели что-то предпринять. Ракета-то субтахионная[28]...
     - То, что происходит сейчас, что это?
     - Ах, это! Ну, судя по всему, мы были подключены к миру, в котором есть космический эфир.
     - Что, простите?
     - Это такое всепроникающее вещество. Вакуума в том мире нет. Везде эфир. Из-за трения, корабли там не могут достичь нужной скорости. Совсем как в нашем, но у нас проблема в ограниченной скорости света.
     - Значит, дело в эфире?
     - Боюсь, что да. Когда он вытечет за пределы корабля, мы станем частью той Вселенной, и начнется катастрофа - нас уничтожит трение об эту чертову гадость. Но и это полбеды.
     - Что же еще?
     - Иногда, - сказал офицер, состроив таинственную гримасу, - иногда оттуда появляются очень, очень странные вещи.
     - Какие?
     - Это невозможно передать словами, - офицер задумался. - Ну вот, например, одно такое странное увидел некий инженер, и тут же дал дуба. Все, кто видели его тело, включая патологоанатома, сами рехнулись. Лечившие их врачи тоже тихо стали сходить с ума.
     - А кто ж тогда рассказал вам эту историю?
     - Один психиатр. Его пациентом был врач из той психушки. До тех пор, пока тот не покончил с собой, повесившись на веревке, сделанной из спрессованных зеленых кровяных телец ригельского псевдовыхухоля.
     - Очень странная смерть.
     - Вот именно!
     Артур хотел еще что-то добавить; ему казалось, что гипотеза офицера имеет пару логических дыр. Но тут в воздухе прямо в центре машинного отделения что-то взорвалось. Помещение стало быстро заполняться бурым дымом. Завизжали и прижались к стенам пассажиры. Офицеры на секунду присели от неожиданности, но быстро взяли себя в руки.
     Артур стал взглядом искать капитана, и тут услышал его голос.
     - Внимание всем офицерам! Немедленно уводите людей! Кем бы они ни были и чем бы вам ни угрожали.
     А тем временем из тумана вынырнуло нечто странное, похожее на птеродактиля. Оно стремительно взмыло к самому потолку, а затем столь же внезапно опустилось вниз. Потом сделало несколько кругов над головами людей. От зевак и техников к тому времени уже след простыл. Оставались лишь храбрые офицеры и детектив.
     Если бы не Артур, то дальнейшие события стали бы роковыми. Полковник в отставке Ганс Ротенкопф ворвался в помещение. Взмыленный и, по обыкновению, злой.
     Он поднял свое длинное охотничье ружье и стал целиться в кружащее под потолком существо.
     - Стойте! - крикнул Артур. - Это не животное.
     Детектив схватил ствол ружья, резко опустил его и заслужил испепеляющий взгляд полковника.
     Артур, как известно, неплохо разбирался в разного рода тварях. Какими бы инопланетными они ни были, что-то общее между всеми животными имелось. Никакая механика не воссоздавала грациозность и легкость движения настоящего, живого крыла. Может, потому, что не ставила перед собой такой задачи.
     То, что кружилось в воздухе, вовсе не было живым.
     Артур разглядел среди офицеров Эрнеста:
     - Эрнест, прикажите им не стрелять. Эта штука безопасна. Поверьте мне!
     Эрнест приказал.
     Прошла минута, за которую вентиляция окончательно очистила помещение от дыма. А вместе с воздухом прояснилась и ситуация.
     'Птеродактиль' сделал еще пару кругов и медленно спланировал в центр машинного отделения. Его крылья опустились и застыли. То, что в тумане казалось брюхом, вдруг раскрылось, блеснуло металлом и разродилось существом, очень похожим на человека.
     На существе была черная кожаная куртка, меховая шапка, высокие сапоги и брюки с двумя аппендиксами, известными в начале двадцатого века как галифе, или 'culotte bouffante'[29]. Лицо его скрывал вязаный шарф и крупные пилотские очки.
     Существо сделало несколько шагов в направлении Артура, а затем сняло шапку и очки, опустило шарф и оказалось человеком.
     Человек этот улыбнулся, широкой, доброй и очень знакомой Артуру улыбкой.
     - Bienvenue, messieurs, - сказал он, а затем, глянув на погоны Эрнеста, добавил: - Je vois que vous êtes un officier supérieur[30].
     В руке Эрнеста блеснул металлический корпус коммуникатора.
     - Parlez-vous français? - спросил незнакомец.
     - Вы говорите по-французски? - перевел женский голос из коммуникатора.
     Дальше общение наладилось, потому что, едва услышав знакомую речь, гость перешел на средневековый английский, более или менее понятный публике.
     - Я очень рад быть гостем на вашем судне, господа, - сказал незнакомец. - Меня зовут Франсуа-Эжен-Пьер-Огюстен-Ираклий, генеральный секретарь Тифлисского и Парижского авиационного клубов, член-корреспондент обществ Бомбея, Гиперборейска, Санкт-Петербурга, Нью-Атлантиды, почетный член Авиационного общества Большого Китежа.
     - А я почему-то решил, что вы - энтомолог, - сказал Артур, внезапно поняв, кого напомнил ему гость.
     - А разве я похож на энтомолога? Никогда бы не подумал! - авиатор раскатисто рассмеялся, и Артур понял, что главное отличие между этим Франсуа и его диогеноподобным тезкой вовсе не в одежде и профессии. Этот Франсуа выглядел куда здоровее: борода более ухоженная, щеки округлые, выкрашенные в румянец солнцем и здоровым образом жизни; глаза тоже блестели, но не безумием эксцентричного ученого-одиночки, а жаждой приключений Нансена, Скотта, Амундсена и Нобиле, вместе взятых. Франсуа-экзоэнтомолог (далее Э-Франсуа), имел вид куда более болезненный.
     Рассматривая беседующего с Эрнестом Франсуа-авиатора (далее А-Франсуа), Артур вдруг почувствовал, что что-то изменилось. Воздух будто стал немного разряженным, из него, казалось, исчез тот загадочный кисель, наполнявший машинное отделение еще недавно.
     Тут явился один из инженеров, чумазый и довольный.
     - Я прошу прощения, - сказал он. - Мы устранили утечку. И запасной щит подключен.


     Спустя пять минут Артур, Эрнест, давешний говорливый офицер, звавшийся Густавом, и их гость авиатор, уже сидели за столом в кают-компании.
     - Франсуа, - сказал Эрнест, - а вы вообще знаете, где находитесь?
     - Разумеется, я на борту космического корабля. Ведь так?
     - Абсолютно верно, - удивился Эрнест. - И как, по-вашему, вы на него попали?
     - Приплыл на своем орнитоптере. Той штуке, которую некоторые из вас приняли за ящера. Это изобретение одного моего друга из Неаполя.
     - А от чего отталкивались крылья вашей чудесной машины? - спросил Артур.
     - От чего? Разумеется, от эфира. Обычного вездесущего космического эфира, заполняющего все мировое пространство.
     Воцарилось молчание. Авиатор обвел сидящих непонимающим, почти щенячьим взглядом.
     - Вы знаете, - начал он, - я был знаком с одним физиком из Авалонского университета естественных наук. У него была теория, что на самом деле никакого космического эфира вообще нет, и что свет, мол, является одновременно и волной и частицей. Что-то вроде того. Над ним, бедолагой, все, конечно, смеялись. Тот долго отпирался, держался за свою теорию как за соломинку. Другой мой друг-физик сказал по этому поводу, что теория не лишена некоторого внутреннего совершенства и вполне могла бы работать, да только не в нашей Вселенной.
     Артур хотел кое-что сказать на сей счет, но решил уступить это садистское удовольствие Эрнесту. Помощник капитана вдохнул поглубже и произнес:
     - Дорогой друг. Именно в такую Вселенную вы и попали. Но не волнуйтесь, вы находитесь среди джентльменов.
     - Я в этом ни секунды не сомневался, Эрнест.
     - В том, что вы в иной Вселенной?
     - Нет, в том, что вы - джентльмены, - сказал Франсуа и улыбнулся самой широкой улыбкой доброго и сытого медведя Балу.
     Артура удивила эта непринужденная улыбка. Франсуа находился даже не в сотне световых лет от дома, а настолько далеко, что само понятие о расстояниях теряло актуальность.
     - У вас нет никакого странного чувства? - спросил Артур.
     - Какого именно?
     - Ну, что вы где-то очень далеко.
     - Нет, я тут с вами, за столом. В замечательной, правда, чрезмерно декорированной кают-компании. Вокруг, как только что было озвучено, истинные джентльмены. Мы пьем превосходный чай и мило беседуем. И потом, я вам скажу одну вещь, - он сделал глоток. - Еще недавно я был на Канченджанге, самой высокой горе на Земле. Мы поднимались три проклятых месяца. Привалы, акклиматизация, лавины, проблемы с провизией. У нас умер один проводник, а второй сбежал прихватив с собой почти все сухари... А потом мы нашли Оранжевую Кепку. Знаете, что это такое - Оранжевая Кепка? - слушатели молчали. - Она обозначает высоту восемь тысяч. На самом деле это - торчащая из снега голова шведского скалолаза, который замерз там десять лет назад. Этот ориентир многих спас. Оранжевая вязаная шапка, а никакая не кепка, на его героической голове. И эта голова теперь имеет одну функцию - отмечать высоту и не давать заблудиться... Итак, провизии у нас почти не оставалось, когда Жан-Люку пришла идея отрезать у шведа ногу.
     - Зачем? - спросил Густав.
     - Разумеется, чтобы съесть. Знаете, это часто практикуется. В том году на Эльбрусе американские альпинисты съели моего троюродного брата Гию. В последний раз я его видел, когда сам был мальчишкой. Он приезжал к нам в Кутаиси, и подарил мне свой первый альпеншток. Но, - А-Фрасуа поднял палец, - нам не пришлось стать каннибалами. Пока мы вытаскивали труп из снега, напоролись на палатку с еще двумя телами и кучей провизии. В итоге мы выжили, даже имели наглость добраться до вершины. И у моих бесстрашных товарищей еще оставалось много самого необходимого - лимоны, шоколад и масло. Так что покидая Канченджангу на своем орнитоптере, я был за них спокоен. И когда вы говорите что я очень далеко, я не вижу причин для волнений. Видит Бог, мне надоела шоколадная диета.
     Вошел стюард. В его руках дымился и источал запахи поднос.


     ***


     Тонкая живая нить осторожно ползла между проводами, временами останавливалась, пару раз спотыкалась о мертвое тельце какого-нибудь насекомого.
     Вскоре нить нашла нужную щель, протиснулась в нее, вынырнула наружу и чуть расширилась на конце, став одновременно и глазом, и ухом.
     Вокруг была полутемная комната с двумя кроватями. На кроватях сидело восемь человек. Молодые студенты занимались тем, что один из учителей назвал 'срамной карточной игрой' - четверо непосредственноиграли, остальные наблюдали.
     - И вот ваш звездолет подлетел к таинственной Планете Мебиуса, - вещал ведущий, в руках у которого была пачка листов из древесной бумаги. - Ваши действия?
     - Прозондирую поверхность, - сказал один из участников игры.
     - Атмосфера слишком плотная и в ней много металлической взвеси. Она не дает вам получить достоверные данные, - ответил ведущий.
     - Опускаюсь до верхнего слоя стратосферы, перевожу корабль на автопилот, а сам сигаю вниз на спасательном модуле.
     Ведущий торжествующе потер руки и произнес:
     - Модуль отделяется от корабля. Раскрывается белоснежный парашют, а вслед за тем, откуда ни возьмись, появляется рой злобных крылатых роботов-арахноидов. Они вмиг делают из вашего парашюта решето. Вы сгораете в атмосфере. А принцесса Айрундейл в эту ночь, распахнув окно, видит падающую звезду. Она безумно рада и, глядя на ваш умирающий модуль, загадывает желание о своем скорейшем спасении.
     - А у меня есть волшебный сканер старого отшельника Йоарла Интерфероида, - заявил третий участник, показав в подтверждение листок с рисунком.
     - Ты готов его использовать? - спросил ведущий. - Помни, что ты имеешь право сделать это всего один раз. А впереди еще много опасностей - Болота Забвения, Лес Разрушенных Надежд, замок Властелина Темной Материи.
     - Да, - после короткого раздумья ответил игрок. - Я готов.
     Ведущий выглядел разочарованным.
     - И чутье не подвело юного рыцаря. На орбите таинственной Планеты Мебиуса он находит спрятанную за семью слоями Темного Купола военную орбитальную станцию. Это она сгубила вашего верного соратника Аарауса.
     - Уничтожаю станцию метким выстрелом из аннигиляционной пушки!
     - Путь свободен, юный рыцарь!
     Крохотный ухо-глаз, торчащий под потолком, конечно, принадлежал Сэмолу. На игру его не пригласили.
     Без всяких усилий он сумел стать самой белой вороной среди других белых ворон. Были и смешки, и перешептывания за спиной, и жесты, и взгляды. Сэмол не смог правильно вписаться в студенческую жизнь. Более того, он не имел совершенно никакого желания вписываться куда-либо. Был он, Сэмол, была его учеба, его возможности и, конечно же, шанс заглянуть за горизонт.
     Но сейчас Сэмол сомневался в том, можно ли вообще за него заглянуть.
     Сначала горизонт был близко, у кромки далеких скал. Потом он оказался дальше, у небольшого городка, а вскоре из тонкой линии превратился в бескрайнее звездное небо. Люди видели его черной пеленой, сквозь дыры в которой в наш мир прорывался свет звезд. И только Бегущей Волне была доступна яркая, многоцветная, живая картина Вселенной.
     Оказавшись здесь, окунувшись в мир передовой науки, сделав первые робкие шаги к ее авангарду, Сэмол вдруг понял, насколько далек горизонт. До гор, что он видел много лет назад, можно было дотечь за сутки, а новый путь казался вечным, и, возможно, таковым и был.
     Романтичный характер Бегущей Волны требовал, как в старом девизе, 'бороться и искать, найти и не сдаваться'[31]. И он боролся, не отвлекаясь на взаимоотношения с коллегами-студентами. Сегодня же Сэмолу просто было любопытно, чем в свободное время занимаются эти самые коллеги.
     - Спускаюсь на планету, не отключая волшебного сканера! - сказал игрок, и сделал на своем листке соответствующую заметку.
     Игрока звалиВолохонский, и все знали его по фамилии. Он был веселым и жизнерадостным, но, в отличие от прочих веселых и жизнерадостных, не подшучивал над новичками, за что Бегущая Волна Волохонскому симпатизировал.




Глава седьмая


     История с прилетевшим из параллельного мира незнакомцем отняла слишком много времени у полковника в отставке Ганса Ротенкопфа. И он, откровенно не разделял всеобщего восторга.
     Газетчики наперебой писали, что впервые из иной вселенной в нашу попало живое разумное существо, и сравнивали произошедшее с выходом первого человека в космос. Полковник же был лишен воображения, по крайней мере, в случаях, не связаных с насилием. Он злился на журналистов, но еще больше на того выскочку-детектива, который испортил ему всю охоту. Да пусть это был не птеродактиль, но ведь формально французишка вовсе не являлся человеком. Он прибыл из иного мироздания. Фактически даже слизни, живущие на поверхности потухших нейтронных звезд, и те имели больше оснований называться людьми.
     Когда пришельца увели, Ротенкопф поднялся из машинного отделения на пятый этаж. Тут располагалось несколько небольших ресторанов и залов совместного просмотра пси-фильмов. Но большую часть этажа занимала одна большая кухня, которая шла по всей правой стороне коридора.
     Ротенкопф не удивился, что след привел его именно сюда. Хамелоиды были большими гурманами. И полковник это хорошо знал.
     Представьте себе существо, способное за пару минут полностью преобразить собственный организм. Сменив за свою жизнь несколько десятков обличий, такая тварь успевает съесть большое количество самой разнообразной еды. В зависимости от личины, для нее пригодны то азербайджанские кутабы, то мясо кхрумптера, приправленное соусом на основе соляной кислоты.
     А теперь представьте кухню, в отделах которой готовятся самые удивительные блюда - и размягченный в аммиаке бивень глазорога и покрытый аппетитными кристалликами твердого кислорода эпидермий поллуксовой медузы и усыпанный жирными кусками баранины правильный узбекский плов.
     Все эти запахи поднимались вверх, и там, в вентиляционной трахее корабля, смешивались, превращаясь в белиберду, оценить которую на корабле могло только одно существо - хамелоид.
     Ротенкопф был уверен, что хамелоид выбрал своей берлогой какое-нибудь удобное местечко в вентиляции, и выползает в тихое время, чтобы стащить кусок-другой вкуснятины.
     Так размышлял полковник, медленно, как бы в раздумьях прохаживаясь по коридору мимо шумных посетителей и ловко снующих между кухней и ресторанами официантов. Он был в гражданском костюме мирного синего цвета, каким бывает небо заштатного арктурианского городка за минуту до того, как его наполнят серые туши бомбардировщиков.
     Под пиджаком прятался табельный бластер, а в двух внешних карманах лежали атомная граната и баллончик напалмового аэрозоля. Не то чтобы полковник чувствовал себя без них неуверенно, скорее, то была привычка. В юные годы, лет сорок назад, полковнику, тогда еще рядовому солдату, удавалось не раз уничтожать врагов голыми руками[32]. Но время брало свое, и теперь без дополнительных средств было не обойтись.
     Что касается запахов, если они и радовали хамелоида, то Ротенкопфа, напротив, доводили до бешенства. Полковник мог учуять жертву за милю, но при условии, что воздух не был бы столь насыщен информацией.
     Пройдясь по длинному коридору разок-другой, что заняло больше часа, и заглядывая украдкой в кухни, он остановился у лифта. Тут Ротенкопф подумал, что самое время опросить кого-нибудь из служащих. Он заметил официанта, который спешил меньше других.
     - Молодой человек, - тоном добродушного школьного учителя произнес полковник. - У меня редкая болезнь - я не выношу шума. Скажите, в какое время суток у вас меньше всего посетителей?
     Веснушчатый, похожий на деревенского простачка, парень почесал в затылке и выдал:
     - Не знаю, сэр. Тут всегда клиенты. Может, к третьему часу ночи чуть меньше. Но вы, наверно, сами знаете, из-за всего этого кутежа у людей быстро смещаются эти...
     - Биологические часы, - помог Ротенкопф.
     - Они самые, сэр. Это всего лишь мой второй рейс. А в конце прошлого я видел одного пьяного старичка, который орал на безопасников, утверждая, что он пробыл на борту всего двое суток, вместо обещанных двух недель. Такие вот дела.
     Было видно, что официант не прочь почесать языком, но полковник без лишних слов махнул рукой, повернулся на каблуках уже неприкрыто по-военному и встал лицом к лифту.
     Паренек же повел плечами, хмыкнул и отправился по своим делам.
     Никогда в жизни с тех самых пор, как он поступил на военную службу, Ротенкопф не совершал ошибок. Обладая неуживчивым, агрессивным нравом, он вряд ли дожил бы до звания полковника, не имей он привычки не совершать никаких, даже самых мелких оплошностей. Эта привычка, воспитываемая десятилетиями, дошла у Ротенкопфа до совершенства и автоматизма. Так на автомате играет двадцать четвертый каприз Паганини, держа инструмент за спиной, и закрыв глаза, скрипач, с четырех лет оттачивающий свое мастерство. Играет и думает о чем-то своем, совсем не имеющем отношения к музыке. Например, об азербайджанских кутабах.
     Когда за ним закрылись двери лифта, полковнику в отставке Ротенкопфу впервые за сорок с лишним лет довелось совершить ошибку.
     Оставшийся в одиночестве официант сделал несколько шагов по коридору и завернул за угол, к лестничному пролету, которым почти никто не пользовался. Там, встав под вентиляционным люком, он повел носом, принюхиваясь, а затем из веснушчатого юноши превратился в нечто бесформенное, скользкое и серое, похожее на протухшее желе, изначально сделанное из чего-то не очень аппетитного.
     Оно вытянулось вверх, аккуратно отодвинуло крышку люка и нырнуло в темноту. Там оно с утробным урчанием встретило столь любимый океан запахов.


     Насладиться обедом так и не удалось. Когда ему на коммуникатор позвонила Мария, Артур как раз выбирал вино к дичи. Голос Марии был обеспокоенным.
     - Артур, здравствуй. Деду нужно с тобой еще раз встретиться. И как можно скорее.
     - Прапрадеду.
     Артуру решительно не хотелось никуда идти.
     - Неважно! Нельзя откладывать. Может случиться большая беда. Он знает, что вам нужно. И он уже связался с капитаном. Тот скоро будет у нас.
     - Почему бы не встретиться здесь? - спросил он, переключая устройство на громкую связь.
     - Долго объяснять, Артур, но тут безопаснее всего. Вы даже не представляете, с чем имеете дело. Дед вам все объяснит. Приходите немедленно.
     Артур бросил короткий взгляд на жующего Франсуа, затем на Эрнеста, все еще не приступившего к еде.
     - Да, идем немедленно, - сказал помощник капитана.
     - Берем авиатора с собой? - спросил Густав.
     - Если он не против, - Эрнест вопросительно посмотрел на А-Франсуа. - Человек с таким уникальным опытом, как у вас, был бы нам весьма полезен. Вы идете с нами?
     - Остаться в стороне - это отказаться от нового бесценного опыта и пропустить все самое интересное, - сказал Франсуа, поспешно вставая и вытирая губы.
     Они были уже в служебном лифте, когда с обоими офицерами и Артуром связался капитан.
     - Я жду вас у Брунвиуса. По дороге будьте бдительны. Враг чертовски опасен - десять минут назад мы нашли тело Сикова.




     Когда двери открылись на четвертом этаже, их встретило трое угрюмых офицеров. В руках у них блестели бластеры.
     Артур подумал, раз уж корпорация перешла к открытым действиям, стало быть, дела совсем плохи.
     В коридорах было безгуманоидно. Только у самого номера профессора они встретили пожилую чету. В их глазах детектив прочитал нечто среднее между беспокойством и откровенным страхом. Артур знал, что этот взгляд очень дорого обойдется корпорации. Сразу по окончании круиза, а то и чуть раньше, на 'Галактик воядж' посыплются судебные иски, большинство из которых наверняка будут надуманными. Так, многие клиенты попытаются вернуть потраченные на круиз деньги, урвав кусок-другой от жирного тела лидера галактического туризма.
     Дверь номера открылась, и его взору предстали профессор Брунвиус с племянницей и капитан Хоун. Однако, первое, что увидел детектив, это огромное, почти метра три высотой волосатое существо, похожее на древнее животное - йети[33].
     Оно было одето в черный смокинг с бабочкой.
     - Кромвель, будь добр, принеси гостям чаю. Нам предстоит долгий и очень важный разговор, - сказал профессор.
     Тот кого звали Кромвелем, с поразительной для своих габаритов грацией поклонился вошедшим и отправился в соседнюю комнату.
     Спустя минуту, когда присутствующие уже сидели за столом, профессор начал:
     - Долгая и полная трудностей жизнь научила меня, что прежде чем что-то предпринять, совершить необратимое, следует тщательно изучить проблему. До поры до времени я оставался в стороне и наблюдал, стараясь определить основных игроков. Не скажу, что это мне полностью удалось. Но, кое в чем определившись, я понял - пришло время раскрыть карты.


     ***


     Они столкнулись в курилке.
     - Слышал, ты над Универсальной Моделью работаешь, - сказал Волохонский. - Не высоко ли замахнулся?
     - Профессор Канарейко посоветовал начать с самого трудного.
     Волохонский покачал головой. С Сэмолом наедине он всегда был серьезным. Их тянуло друг к другу, как тянет часто людей совершенно непохожих. Раздолбай и вечный заводила Волохонский и педантичный трудоголик, не понимающий шуток Сэмол.И вместе с тем, оба - мечтатели и большие дети.
     - Стало быть, любит тебя профессор, - сказал Волохонский.
     - Не знаю, наверно. Но он так и не смог достать для меня субквантовый вычислитель. Даже на пару часов!
     - Не смог, а вот лаборанты профессора Свейка в свободное время режутся на нем в двенадцатимерные гонки!
     Сэмол редко злился, он скорее негодовал от несправедливости. Она нарушала некий, увы, не доказанный Принцип Добродетели.
     - Как такое могло произойти?
     - Вот об этом я и хочу с тобой поговорить.
     - Говори!
     - Ты в курсе, что в нашем институте есть кланы?
     - Ну, в общем-то, да. Студенты в столовой, в парках собираются в группы, причем, все время одни и те же.
     - А ты знаешь, что у групп есть названия? Что существуют критерии, по которым они набираются?
     - Да? Никогда этого не замечал.
     - Ты же биосоциолог, Сэм. Ты должен замечать такие вещи.
     - Мелковато все это.
     - Мелковато, да. А субквантовку вместо тебя пользуют для игр подхалимы Свейка.
     - Я расскажу обо всем Канарейко. Он примет меры.
     - И прослывешь стукачом. А ты знаешь, что у нас делают со стукачами?
     - Мы не в колониальной армии, мы в одном из лучших институтов Пути. Вокруг интеллигентные, талантливые люди.
     - Это ты по себе судишь. На самом деле часть тех, кого ты назвал интеллигентными - талантливые, да, но вполне обычные люди. Далеко не все тут социопаты вроде тебя.
     - Ты предлагаешь примкнуть к какой-нибудь из группировок?
     - Да, именно это я тебе и предлагаю.


     Бегущая Волна так и не понял, какую именно цель преследовал Волохонский и был ли он тем самым ангелом хранителем, каким хотел казаться.
     Сэмол мог вступить в одну из нескольких групп, которые состояли из потомков колонистов, что называется, из глубинки. Ни веганцев, ни центаврийцев, ни, тем более, марсиан среди них не было. Между так называемыми новоколонистами и староколонистами шла подпольная, почти незаметная борьба. Новоколонисты, то есть, те, кто прилетел с дальних колоний, считали староколонистов (марсиан, центаврийцев и прочих) снобами, тайно симпатизирующими Земле. Те не оставались в долгу, и называли оппонентов деревенщинами, чьи мозги пострадали от жесткого излучения и миазмов плохо терраформированных планет.
     Однако даже среди новоколонистов (к которым должен был примкнуть Сэмол) шла борьба, причем, еще более жестокая. Идеологическая составляющая в ней была мизерной. Старожилы утверждали, что когда-то клан новоколонистов был всего один, и казался монолитным. Но вскоре произошел раскол, виной которому, как сказано в летописях, была одна миловидная лаборантка, влюбившая в себя сразу трех лидеров клана.
     С тех пор кланы часто встречались в лесу или на лабораторных полигонах и устраивали продолжительные драки, ни одна из которых, впрочем, не оканчивалась увечьями. Рассказывали об одном случае когда, услышав многочисленные шлепки и приняв их за аплодисменты, на полигон явилась уборщица и разогнала воителей пылесосом.
     В один из таких кланов входил и сам Волохонский.
     - А что мне это даст?
     - У тебя будет то оборудование, которое тебе нужно. Ты сможешь также использовать других членов клана в качестве лаборантов.
     - А каковы мои обязанности?
     - Все то же самое - предоставлять членам клана оборудование, которое им нужно, помогать в чужих исследованиях, и, самое главное, то, ради чего мы тебя позвали - оказывать, по возможности, протекцию клану в среде профессуры. Ты же их любимчик.
     - Я бы назвал это теневыми взаимоотношениями, - заметил Сэмол.
     - А это они и есть. Так ты согласен?
     - Да.










Часть третья. Артефакт


     - Столько веков прошло, а его все нет! - вздохнула первая мельница.
     - Да и солнце теперь большое и красное. - заметила вторая.
     - Не отчаивайтесь, подождем еще немного. Ведь он всегда возвращался. - напомнила третья.




Глава первая


     У Зена была тайна.Он нес ее сквозь века и тысячелетия, эры и эоны. Рождались и умирали цивилизации; звезды становились сверхновыми, пылью, вновь собирались, вырастали в красные гиганты и исчезали повторно. Галактики разлетались и сталкивались, таяли, превращаясь в холодный бесполезный туман.
     У почти-бессмертного Зена была тайна. Он хранил ее на самом дне колодца своей памяти, рядом с воспоминанием о Большом Взрыве. Иногда, в свободные минуты, спускаясь в холодную тьму этого колодца, он наслаждался образами прошлого, чувствуя, как греет его неуязвимую кожу самый первый, неуверенный всполох зарождающейся Вселенной. Пройдет четырнадцать миллиардов лет, ибуквально только что перебившие всех неандертальцев дикари назовут этот свет 'реликтовым'.
     У него была тайна. Одна личность умирала, и на смену ей приходила другая. Это случалось столь часто, что уже не было счета всем перерождениям. Но каждый умерший родитель отдавал потомку самую важную часть своей памяти, а с ней и тайну.
     Они спускались ко дну. Юное, любопытное чадо рассматривало память родителя с жадностью младенца, тянущего в рот отцовский коммуникатор.
     Чадо увидело, как самка австралопитека приняла из рук Зена первую на Земле дубинку, и с яростью любящей матери отогнала от своего малыша могучего и голодного саблезубого тигра.
     А потом память показала исчезновение целой цивилизации. Это была прекрасная цивилизация, не похожая ни на одну из теперешних. Она никогда не воевала, не изобретала религий и государств, и не хотела никого покорять. Да что там, она даже в космос не вышла. Развиваясь духовно, она перешла, можно сказать, в новое 'агрегатное состояние', рядом с которым конденсат Бозе-Эйнштейна - скучный кирпич. С точки зрения существ, в телах которых еще работают квантовые законы, это была смерть.
     Потом вспомнилась еще одна раса - полная комплексов и агрессии. Эти существа очень быстро уничтожили почти всю жизнь в галактике, и скоро им стало скучно. Тогда они вернулись на родную планету, оцифровали свои тела и разум, и, таким образом, исчезли.
     На той планете, уже не имеющей названия, теперь стоит закусочная для заезжих дальнобойщиков. Владельца и единственного работника зовут Толстый Лью. Жена его давно умерла, и потому за собой он особо не следит. Да и за баром тоже. Когда в двадцати парсеках вокруг нет ни одного конкурента, понятие о чистоте становится очень широким.
     Вечерами, сидя на крыльце, Лью смотрит на горы вдали. В свете заходящего солнца они блестят миллионами кристаллов. А внутри них миллиарды бывших владетелей галактики играют в вечную виртуальную войну. Но никто во Вселенной, за исключением Зена, об этом не знает. А Толстый Лью думает о том, что когда-нибудь, если его не стукнет инфаркт, он отвяжет своего толстого котопса, и они вдвоем пойдут туда, к горам, чтобы посмотреть, что же там такое блестит.
     Потомок увидел еще много других чудес прошлого - жизнь, рождавшуюся из кремния, из света, из чего-то иного, безымянного, неописуемого. Многообразие Вселенной пугало и завораживало.
     Они остановились на самом краю памяти, дальше которого была пустота и совсем иная вечность.
     - Смотри, - сказал родитель. - Смотри внимательно и запоминай.
     Чадо увидело застывший свет, похожий на бенгальский огонь на новогодней фотографии.
     - Это и есть твое Начало начал?
     - Почти. Взгляни, что ты видишь чуть дальше. За мгновение до того как появился свет.
     - Там пустота.
     - Смотри внимательно. Совсем маленькое. Вот же оно.
     - У меня двоится в глазах.
     - Все верно. Стало быть, видишь. Она двойная. Основа мироздания. Генератор процессов. Событий. Начало начал.
     - Что оно здесь делает?
     - Оно явилось, чтобы создать наш мир из ничего. Оно пришло перед Вселенной. Не за секунду, и не за миллиардную секунды, а за мгновение. Оно создает события. Само появление этого мира - событие. Все, что в нем происходит - события, от спортивных новостей до квантового скачка.
     - Почему их две?
     - Потому что события могут развиваться так и эдак. Ведь в основе всего сущего лежит бинарный выбор. Каждый из предметов отвечает за свой вариант.
     - Не понял. Какие же тут могут быть варианты?
     - Разумеется, добро и зло. Но только не большое и всеобъемлющее, которому посвящены миллиарды книг. А настоящее добро, и настоящее зло.
     - Какое оно, добро?
     - Оно глубоко личное. Оно у каждого свое. Как и справедливость. Она разная не только у разных рас, но и у всякого разумного существа. У каждой конкретной личности своя правда, своя справедливость и свое добро. Личное, местечковое, корыстное. Маленькое добро с маленькой буквы.
     - Я понял. Поэтому ты не хочешь, чтобы это добро попалось храрлуркам.
     - Да, потому что храрлурков много. Но разум у Храрлурка один. Если Храрлурк сможет управлять событиями, то галактика получит одно большое и совершенно чужое Добро.
     Они еще повесели немного над тьмой, молча наблюдая за тем, как появляются первые неуверенные кварки протоматерии, а затем стали подниматься со дна колодца вверх, туда, где светился круглый диск настоящего. Того самого настоящего, в котором, потея, ругаясь и прославляя себя, упомянутые храрлурки безнадежно пытались распилить тело почти-бессмертного Зена.




     ***


     - Пришло время раскрыть карты, - профессор потер руки с такой энергией, будто и впрямь собирался затеять картежную игру. - Представьте себе, что наша Вселенная появилась не во время большого взрыва, а чуть раньше. Когда в ней возникли два артефакта, определяющие удачные и неудачные события. Я не буду вдаваться в подробности, говорить, что и как произошло. Просто скажу, что владеющему так называемым артефактом удачи будет все время везти.
     - Как это случилось с Веном? - догадался капитан.
     - Именно.
     - Тогда один вопрос, - сказал Артур. - Допустим у кого-то был этот артефакт еще до Вена. Этому кому-то очень везло. Как же он попал к Вену, а потом к Сикову?
     - А вот тут, - профессор будто помолодел, - я должен вам сказать о втором артефакте.
     - Артефакте неудачи, надо полагать, - догадался детектив.
     - О нем самом. Дело в том, что в линии удачи Вена, так сказать, в его 'белой полосе' произошел разрыв. Это могло быть только по одной причине - артефакт неудачи где-то рядом. Возможно, именно это случилось и в прошлый раз, когда артефакт попал к Ли Вену от предыдущего хозяина. А может хозяин просто умер своей смертью. Артефакт помогает выигрывать в карты, не болеть, поворачивает Фортуну лицом к своему владельцу во всех процессах, в которых есть 'или-или'. Вот только смерть не дает выбора. Она берет и происходит, - профессор сделал паузу, задумался о чем-то своем, и продолжил: - Итак, Сиков воспользовался этим разрывом и получил артефакт. Кроме того, разрыв помог уничтожить Вена. Но это сделал не Сиков. Тот, кто убил Ли Вена, хорошо знал о разрывах в удаче. Это может быть только один человек - Борис Безрыбный. Я знаю, это он, потому что мы встретились здесь, на корабле. У него артефакт неудачи, хоть он этого и не признал. Нам крупно повезло, что и Сиков следил за Веном и кое о чем догадывался. Он успел перехватить артефакт удачи раньше, чем до него успел добраться Борис. Но убил Вена именно Безрыбный.
     - Позвольте, - возразил Артур. - Если у этого вашего Безрыбного тот артефакт, черт, он же должен умереть! Ведь все что угодно вокруг имеет небольшой шанс убить его. Я правильно понимаю?
     Профессор посмотрел на Артура, и широко улыбнулся, покачав перед детективом пальцем.
     - Где-то глубоко в вас сидит физик. Артур, вы все верно понимаете. Безрыбный действительно рисковал. Именно поэтому он сделал то же, что и я, привел существо из параллельной вселенной, - Брунвиус кивнул в сторону Кромвеля. - Это - гигантопитек Кромвель. Я перенес его в наш мир, чтобы он отнял артефакт неудачи у Безрыбного, точнее, у того существа, которое Безрыбный приволок. Запомните, ни один из вас не должен прикасаться к артефакту. Иначе вы немедленно умрете. Может, это будет очень неудачное падение, а может быть, сразу несколько видов быстротечного рака. Все-таки рак - болезнь отчасти статистическая, а значит, зависит от удачи. Но и это не самое страшное. Страшен сам Борис. Он чересчур безумен даже для ученого. Вы знаете, ЧТО произойдет, если оба артефакта будут в одних руках и соприкоснутся?
     Профессор окинул присутствующих мрачным взглядом.
     - Что? - прозвучал из уст Эрнеста витавший в воздухе вопрос.
     - А ничего! - ответил Брунвиус, - Больше ничего происходить не будет! Все процессы остановятся!
     До Артура весь ужас сказанного дошел только через полминуты. Он живо представил, как застывает воздух в комнате, стихает в ресторане Гершвин, замирают разговоры на террасе в парке, и в наступившей тишине, тихо, без шума одна за другой гаснут звезды.
     Артура передернуло.
     - Но и это еще полбеды. Есть и третья сила. Именно она убила Сикова, а не Борис. Тот виноват только в смерти Вена. И я полагаю, что это храрлурки. Кажется, несколько из них тут, на корабле.
     Все посмотрели на капитана.
     - Да, мы больше не воюем с храрлурками, - сказало он, не теряя самообладания. - Потому компания рассудила, что можно принять на борт десяток-другой этих ребят.
     - К тому же у них такие милые загадочные балахоны, - вставила Мария.
     - Капитан, вы в курсе, что храрлурки на самом деле обладают одним-единственным интеллектом на всех? - спросил профессор.
     - Что вы имеете ввиду?
     - Храрлурки, это не они, а оно. Одно существо, живущее одновременно в миллиардах тел.
     - Я не силен в биологии. К тому же, специального приказа не впускать храрлурков от руководства 'Галактик воядж' не было. И мы решили не разводить бюрократию.
     - Капитан, если бы вы знали, что эти существа обладают коллективным разумом, вам бы показалось странным, что они оказались тут в таком количестве. Кстати, сколько их?
     - Девятнадцать, - ответил за капитана Эрнест.
     - Так вот, если бы Храрлурку, который видел эту галактику еще до того, как мы, люди, решили стать многоклеточными, вдруг, неожиданно, ни с того ни с сего приспичило отправиться по ней в круиз, ему достаточно было послать всего одного своего представителя. Оно и дешевле, учитывая стоимость билета.
     - Профессор, мы теперь можем не сомневаться, что это дело рук Храрлурка? - спросил Эрнест.
     - У него самые большие мотивы получить артефакт удачи. Подумайте, господа. Что артефакт даст нам, обычным людям, спектроидам, арктурианцам? Ничего. Кроме маленькой личной удачи. Кто-то захочет денег и станет везучим картежником. Кому-то нужна власть и он заделается главой корпорации, генералом или диктаторишкой на отсталой планете. А охватить властью всю галактику у него не получится, даже если вдруг специально для него будет создана абсурдная должность Императора Млечного Пути. В нашем случае эффект от этого артефакта на самом деле незначителен.
     - Но позвольте, а убытки, - начал было Хоун.
     - Как вы меркантильны, капитан. Смотрите шире. В случае ухода юнипокера, ваша компания потеряла бы часть клиентов и прибыль от рекламы. Что же касается убийств, они ничего принципиально не изменят. Да, туристов на какое-то время станет меньше. Через полгода или год все забудется. И вообще, да пусть хоть разорится этот ваш 'Галактик воядж', ничего ужасного не произойдет. А вот представьте, если артефакт попадет к Храрлурку! Это же одна единственная воля, одна мечта, и одна большая ненависть, которую разделяют, если не ошибаюсь, двадцать пять миллиардов существ. Двадцать пять миллиардов мстительных, ущербных везунчиков! Они просто уничтожат Цивилизацию, весь прочий разум в галактике!
     Профессор перевел дух и отпил уже остывший кофе.
     - Итак, господа, мы с вами, а точнее, вся разумная жизнь Пути, за вычетом Храрлурка, находимся, так сказать, между Сциллой и Харибдой. Если артефакт удачи достанется храрлуркам - нам конец, а если Безрыбному, то прекратит существование вся наша Вселенная. Мне предпочтительнее первый вариант, так как помимо нашей есть еще несколько миллиардов галактик. Пока Храрлурк доберется до них всех, может, он поостынет.


     Одиночество. Иные психологи говорят, что все беды от него. Впрочем, психологи, да и вообще, адепты неточных наук любят указывать на что-то одно и авторитетно заявлять - 'это оно во всем виновато, бейте его, пока не убежало!'.
     Экзопсихологи, изучающие самые различные разумы, смотрят на своих приземленных коллег буквально свысока. Их мировоззрение не зациклено на высших приматах с третьей планеты желтого карлика. И уж тем более они не станут в чем-то винить какой-то единственный фактор.
     Но это был исключительный случай.
     Судите сами. Вот в результате эволюции появился некий разумный вид, объединенный общим интеллектом. Жил этот интеллект на своей планете. В ус (или что там у него) не дул. Наверняка, особо и не скучал. Разница между этим разумом и всеми прочими в том, что ему кроме себя никто не был нужен. В противном случае, он, за миллионы лет одиночества, сошел бы с ума. Какое существо может этого избежать? Верно - только безнадежно зацикленный на себе интроверт.
     Итак, живет этот практически бессмертный интроверт на своей планете, и тут - бац, изобретает на свои головы первый ракетный двигатель. Выходит на орбиту. Видит - вокруг целая Вселенная. Звезды перемигиваются, зовут к себе; туманности, галактики призывно растягиваются на все обозримое пространство. Созерцает он эту красоту и радуется. А возрадовавшись создает аннигиляционный двигатель, или фотонный, на худой конец. Проходит каких-нибудь пятьдесят лет, а он - шасть в одну соседнюю систему, шасть в другую, и тут, как обухами по головам - иной разум. Совершенно чуждый, независимый, рушащий фундамент твоего эгоцентрического мира. Миллионы, миллиарды разумов, и для каждого отдельное тело. Одно единственное. С ума сойти!
     Если ты какой-нибудь Коперник или Бруно, видящий вокруг множество прочих сапиенсов (в частности, инквизиторов), то можешь легко сказать - 'да, где-то еще есть разум, возможно, не такой жестокий'. Но если ты один-одинешенек, существование кого-то еще столь же смышленого, да не одного... Для тебя это полный сюрприз.
     И в этом случае у тебя, единственного и неповторимого, только два пути. Первый - признать, что ты не самый крутой парень на деревне, а может, даже в чем-то ущербный, эдакая 'белая ворона'. И второй - напротив, решить, что все вокруг - негодяи, посягнувшие на твою территорию, злые и завистливые. Стоит ли говорить, что даже не коллективные, а самые обычные разумы предпочитают выбрать второй вариант. Ведь так проще и удобнее. С этим можно жить!
     Именно так поступил Храрлурк, Великий и Всемогущий - покоритель и властитель Галактики.


     ***


     - Итак, перед вами три дороги, - сказал ведущий - тощий, болезненного вида парень по имени Джордж. - А на перекрестке камень. На камне том надпись: направо пойдешь - жизнь потеряешь, налево пойдешь - коня потеряешь, прямо пойдешь - сам пропадешь. Условия понятны? - Игроки кивнули. - Отлично, тогда действуйте.
     Сэмол уже пообвыкся как в этой игре, так и в институте. Он принял правила, и выучил их. В игре следовало быть наблюдательным, не терять бдительности, собственно, как и в МТИ. И там и тут имелись ловушки - их расставляли противники, но иногда и те, кто шел рядом. И следовало успеть вовремя выхватить меч, волшебную палочку или ответную колкость. Вымышленные противники, как и реальные, уважают тебя именно за дикое, средневековое умение владеть соответствующим оружием, за способность быть начеку и никогда, ни на секунду не выпадать из реальности. Или из сюжета игры.
     А едко, изящно и остроумно шутить можно научиться. Главное - найти подходящие учебники.
     - В обычной школе их унижали, над ними смеялись, - говорил однажды Сэмолу Волохонский. - Но тут, и только тут они находят шанс отыграться на прочих. Отыскивают самое слабое звено среди прочих слабых звеньев. Именно так все и делается. На самом деле, эти люди, ранимые и тонкие, мнящие себя добряками, ничем принципиально не отличаются от тех, кто натягивал им трусы на головы. Ну, разве что этой самой ранимостью и тонкостью, которая переводится на человеческий язык как 'трусость'. А нет ничего страшнее труса, получившего возможность отыграться.


     - Итак, ваши действия, - повторил Джордж медлившим игрокам.
     - Ну, лучше уж потерять коня, чем жизнь, - сказал один, и пошел налево.
     - Правильно мыслит, - сказал второй. - А у меня давно коня нет, так что я за ним.
     Все посмотрели на Сэмола, и тот удачно изобразил глубокую задумчивость.
     - Я вот что думаю, - сказал он. - Повелитель Темной Материи, как известно, неуловим. Но почему он неуловим? Давайте поймем логику его мира. Действие у нас происходит в средневековье, когда не была найдена и половина бозонов, а Темная Материя была невидимой. А теперь посмотрим, какая именно из надписей подчеркивает средневековую былинность действия. Казалось бы, первая и вторая. Они вроде и вполне сказочно-древние. Но нет, на самом деле максимально точно описывает мир Властелина Темной Материи третья надпись - 'прямо пойдешь - сам пропадешь'. Ведь она, по сути, в иносказательной форме говорит о представлениях того времени о Темной Материи. 'Прямо пойдешь - сам пропадешь' - это значит, окажешься в ее лапах, так что ни один примитивный радиотелескоп тебя не отыщет. - Он, как делают люди в подобных случаях, засиял, и торжествующе потер руки, - Я выбираю путь вперед - именно он приведет к замку Властелина.
     - Я вообще-то ничего подобного не имел в виду, - смутившись, сказал Джордж.
     - Так я не угадал?
     - Угадал, вообще-то. Там был более простой способ. Если б кто-нибудь из вас сказал, например 'а присмотрюсь-ка я к горизонту', то заметил бы впереди, - ведущий посмотрел на листок, - 'едва уловимые очертания зловещего замка Властелина в дымке далеких Серых Гор'. Что-то вроде того.
     Игру Бегущая Волна выиграл, но это не доставило ему особого удовольствия. Он привык наслаждаться плодотворно проведенным днем, проделанной работой. А игры только помогали завоевать симпатию окружающих.
     Все шло по плану. И в этот план прекрасно вписывался разговор с профессором Канарейко, состоявшийся однажды на кафедре после лекции.
     - Вы прекрасный человек, - сказал тогда профессор, не понимая, как далек он от истины. - Знаете, в ваши годы я часто тратил время на разные глупости. Все эти юноши от науки делятся на два типа: одни таскаются за бабами, вторые, и их большинство, скулятв сторонке о своем непростом внутреннем мире и судьбе цивилизации, хотя, на самом деле, желают быть как первые. И вот так прорва времени уходит на глупые переживания. А годам к тридцати эти уже несостоявшиеся гении спохватываются и понимают, что работали вполсилы; что могли бы сделать больше, если бы расходовали себя не на глупых официанток. Так вот вы, Сэмол, ни к тем, ни к другим не относитесь. Сколько вам лет?
     - Девятнадцать, - соврал Сэмол. Бегущая Волна точно не знал, сколько ему лет. Среди людей он прожил уже семнадцать, а в Метаулье временем никто не интересовался[34].
     - Просто прелестно! Я, знаете ли, даже помню вашу вступительную работу. Это было очень стройное описание социальной модели вымышленной расы квазибессмертных бесформенных существ, которые жили в этих самых... как вы это назвали?
     - Метаулей.
     - Да, метаулей. Память уже не та, совсем не та... Меня вдохновила тогда ваша скрупулезность. И знаете, что там было самым любопытным? Инверсивность работы. Местами казалось, что вы описываете не этих ваших, как там их...
     - Хамелоиды.
     - Хамелоиды, точно! Так вот временами мне начинало казаться, кстати, и не только мне, что вы рисуете людей с точки зрения хамелоида. Это происходило, когда вы проводили сравнительный анализ. И я поначалу думал, к чему это многословие, когда вы отмечаете, что люди уделяют недостаточно внимания интенсивности электромагнитного поля и запахам. И тут я вас раскусил.
     Канарейко странно посмотрел на Бегущую Волну, и тот, давно привыкший имитировать человеческую природу, машинально покрылся гусиной кожей и усеял лоб обильным потом. Он мог бы, при желании, создать внутри себя бутафорское сердце и загнать его в пятки.
     - Вы всего лишь старались лучше подчеркнуть суть изучаемого объекта. А может, вы просто очень увлеченный человек, и до того заработались, что вошли в роль. Но, скорее всего, верно и то и другое.
     Бегущая Волна достоверно покраснел и потупил взор.
     - Сэмол, я не просто так пригласил вас на этот откровенный разговор, - сказал Канарейко то, что Сэмол давно ожидал услышать. - У вас, конечно, не та специализация, которая мне нужна, но вы умны и усидчивы. Вы можете долго и сосредоточенно работать. Ведь можете?
     - Могу, конечно, - заверил его Сэмол.
     - Очень скоро я начну одно исследование. Оно в определенном смысле междисциплинарное. И потому мне нужны не столько специалисты, сколько добросовестные и умные люди.
     - Вы предлагаете мне работу ассистента?
     - Именно так!








Глава вторая


     Когда-то это была планета, покрытая водой и укрытая от сурового космоса теплым одеялом кислородной атмосферы. Прошло всего сто миллионов лет после того, как океаны ее перестали кипеть, а там уже собрались первые аминокислоты. Они дружно сложились в белки и сказали себе: 'дублируйтесь и воспроизводитесь!'.
     Они и сами не заметили, как стали самыми настоящими одноклеточными. Вскоре, как и положено в таких случаях, появились первые многоклеточные водоросли и мелкая живность.
     Еще не подозревая о заветах Дарвина, они стали бороться за место под голубым солнцем, и уже собирались выбраться на берег, когда странная черная тень закрыла небо. Первая кистеперая рыба расширенными от ужаса глазами посмотрела вверх и увидела, как что-то огромное приближается к планете. Пытаясь спастись, бедное создание прикрыло свое протолицо кисте-плавниками и стало ждать.
     С тех пор прошло двести миллионов лет. Бывшая планета длинной вереницей своих останков бесцельно кружилась вдоль эклиптики вокруг голубой звезды. Скучные метеориты, некогда носившие на себе жизнь, заполняли пространство без какой-либо Великой Задачи, лишь внося своим существованием некоторые поправки в расчеты навигации пролетавших кораблей.
     К слову, поправки и на этот раз ввели, но, как говорили в старину авторы слоганов к фильмам-катастрофам, 'что-то пошло не так'. И это 'не так' было связанно с облаком нанороботов безумного профессора Бориса Безрыбного.
     Оно почти невидимым туманом просочилось в штурманское отделение, растворилось в воздухе, заполнив собой все пространство, и принялось за дело. И вскоре 'Принцесса звезд', вместо того чтобы пролететь на безопасном расстоянии над эклиптикой системы голубой звезды, направилась в самую гущу метеоритного поля.


     Вахтенные на носу и корме роскошного корабля - должности декоративные. Они нужны лишь чтобы иной турист выглянул в огромное окно и увидел, как в сотне метров, в красивой будочке блеснул эполетами мундир бравого молодого капрала. И тогда богатый турист счастлив, спокоен и уверен, что кровно заработанные кредиты потрачены не зря.
     Но невдомек ему, что у офицера того нет даже оборудования для обзора. Есть лишь позолоченная, впрочем, нет, вполне себе золотая подзорная труба - штука бесполезная, если учесть, что средняя скорость астероида даже в матушке Солнечной системе - двадцать километров в секунду. А тут голубой гигант, со своей запредельной Второй космической...
     В 'Галактик воядж' нашлась парочка умных и совестливых людей, которая сказала, мол, может не стоит лепить все эти красивости в ущерб безопасности 'Принцессы' - сделаем как на других лайнерах антиастероидные пушки по периметру. Да, они никогда не были нужны. Разумеется, это очень дорого. Конечно, от мелких астероидов вполне спасает силовой купол. А на флаерах и постерах туристических агентств винтажный лайнер, покрытый современными и совершенно не эстетичными пушками, будет похож на ежа. Но ведь безопасность клиентов превыше всего!
     Этих честных ребят очень быстро 'задвинули', и вверх по карьерной лестнице они уже не пошли.
     Как и тот парень, который когда-то сказал: 'А может, сделаем чуть больше шлюпок на 'Титанике'?'.


     Первая партия астероидов была лишь мягким приветом - несколько сотен мелких камушков ударилось о силовой купол и тут же в нем сгорело. Публика встретила это громкими овациями. Особенно повезло тем, кто сидел в ресторане на крыше и парке по соседству. Праздные сапиенсы приняли начало грядущего светопреставления за салют, или иное световое представление.
     Первым почувствовал неладное контрабасист. Он как раз играл классическую композицию Клиффорда Бёртона, подразумевающую сложную партию на всех четырех струнах. Но первой, то есть, самой тонкой струны уже не было. Крохотный, размером с пуговицу метеорит порвал ее, оставил два роковых отверстия в дорогом инструменте и сделал дыру в полу.
     Музыкант перестал играть, а за ним смолкли и коллеги. Он подумал о салюте, об испорченном контрабасе, о щели в полу, и им овладело смутное беспокойство. Но тутеще один камень, на этот раз, покрупнее, проломил одну из пяти бутафорских труб, венчавших лайнер. Та заскрипела рвущимися медными пластинами, медленно накренилась, и наконец, рухнула прямо на пустой танцпол.
     Тогда-то контрабасист и подумал, что правильно сделал, уговорив скрипача не снисходить до пошлого современного вальса, а продолжать играть классику. Поступи он иначе, под трубой лежало бы несколько мертвых тел.
     А потом началась паника.


     Сиков был задушен. Артур как раз только это выяснил, когда подоспели новости сверху. Они пришли не по коммуникатору. Шумная, визжащая на полсотни языков толпа, казалось, в один миг заполнила коридор. Из нее вынырнул офицер. Увидев в проеме двери Эрнеста и капитана, он доложил:
     - Беда, сэр. Наверху метеоритная атака.
     - То есть? - спросил Эрнест.
     Спасаясь от шума, офицер вошел в номер и закрыл за собой дверь. Там он рассказал все как было, торопливо и сбивчиво, заикаясь и с опаской поглядывая на Кромвеля.
     Пока офицер говорил, Хоун поручил Эрнесту немедленно увести всех пассажиров в зал того самого казино, где давеча проходил финал Чемпионата. Стены там были из некого прочного материала с сорокапятисложным названием.
     До того, как за Эрнестом закрылась дверь, капитан связался со штурманской.


     Едва началась метеоритная атака, главный штурман 'Принцессы звезд' Алистер Кохааген уже обдумывал два варианта спасения. Можно было повернуть корабль к зениту или надиру, и вырваться из смертоносной эклиптики. Либо развернуться и отходить на полной мощности двигателей.
     Второй вариант выигрывал в безопасности, так как все последующие метеориты должны были сгореть в сотне километров от дюз. Однако он уступал в расходе топлива. Обычный человек предпочел бы именно его. Но так поступил бы тот, кто думает только о себе.
     Алистер Кохааген думал о своих детях. Ему не было дела до толстых банкиров, их жен, любовниц и ахернарширских поперечночешуйцев. В случае его, Алистера, смерти, корпорация выдаст его дочерям компенсацию, которая позволит им выбиться в люди. Но если он выживет и решение о перерасходе[35] не понравится кому-то наверху, то его непременно уволят. Да так, что ни одна компания не доверит ему свой корабль.
     Тут было важно еще одно обстоятельство: лайнер оказался в метеоритном поле именно благодаря странной ошибке в расчетах. Один из помощников Алистера сказал, что его компьютер был взломан. Что ж, значит, либо это диверсия, либо помощник врет. В любом случае он, Алистер Кохааген, попадет под горячую руку начальства. А если к обвинению присовокупится затрата ценнейшего антивещества, то от этой руки можно будет прикуривать.
     Что же касается капитана Хоуна, он, может, и не был лучшим менеджером в компании, зато о том, как в нейтворятся дела,знал лучше многих.
     - Алистер, действуйте на свое усмотрение. Ответственность беру на себя.
     - Разворот на сто восемьдесят. Живо! - скомандовал штурман, и четырнадцать десятков пальцев забегали по клавиатурам.


     Профессор внимательно выслушал напуганного офицера, а затем произнес:
     - Вне всякого сомнения, это дело рук Безрыбного и его облачка. Но это не значит, что храрлурки упустят возможность заполучить артефакт. Нам следует немедленно начать его поиски, и бросить на это дело как можно больше людей.
     - А как же эвакуация? - напомнил капитан.
     - Оставьте несколько врачей, чтобы они управляли потоком пассажиров и лечили раненых. Наверняка в такой давке будут увечья. А остальные пусть обшарят корабль.
     - Но как нам искать?
     Все задумались. Только Брунвиус делал вид, будто счищает грязь с подлокотника своего кресла. Он всегда так поступал когда в присутствии посторонних сразу не находил решения.
     - У меня есть одна идея, - сказал Артур.
     Все, кроме Брунвиуса, с надеждой взглянули на детектива.
     - Профессор, вы говорили, что разрывы в работе артефакта удачи вызваны вторым артефактом. Так?
     - Верно, молодой человек.
     - Правильно ли я понимаю, что в таком случае у артефактов есть волновые свойства?
     - Разумеется. Любое фундаментальные взаимодействие в нашей вселенной носит волновой характер.
     - Тогда получается, что на корабле имеется, вроде как, фоновое излучение удачи. И мы можем им воспользоваться!


     Артур сделал десять шагов по коридору и остановился. Он еще раз смешал быстро износившиеся карты, закрыл глаза и отчетливо представил себе короля червей - мужчину в строгом костюме и с сединой на аккуратных бакенбардах. Ни дать ни взять президент какой-нибудь древней Венесуэлы.
     Детектив вынул карту из середины и открыл глаза. Перед ним был президент, уже седьмой подряд за последние пятьдесят шагов. Впрочем, президент был бубновый. Что ж, это было не так плохо. Значит, Артур идет в нужном направлении. Еще немного и выпадет червовый король, сначала через раз, затем чаще. А потом можно будет бросить карту на землю и она по твоему желанию встанет на ребро, будто древняя монета. Да жаль, что монеты уже давно не входу.
     Впервые за долгие часы,когда одна безвыходная ситуация накладывалась на другую, Артур чувствовал себя хорошо. Наконец, все шло по плану. Он придумал способ добраться до артефакта, и способ этот продолжал работать, медленно, но верно приближая Артура к заветной цели. Впрочем, не его одного - несколько офицеров разбежавшись по кораблю и вооружившись кто картами, кто фишками из казино, вступили в точно такую же игру.
     Единственное, что раздражало Артура, это снисходительные взгляды проходивших мимо пассажиров. Люди принимали его за проигравшегося в казино неудачника, чья психика не выдержала такого удара. Вот, мол, идет несчастный по коридору и где-то в воображении играет в карты, пытаясь все вернуть.
     Мимо прошла пожилая пара. Женщина сочувственно посмотрела на детектива и печально покачала головой. Муж повел было ее дальше, но тут она остановилась, подошла к Артуру и положила свою сухую ладонь ему на предплечье.
     - Крепитесь, молодой человек, не в деньгах счастье. Уж мы-то с Сайрусом это знаем.
     Артур не стал что-то доказывать, объяснять. Он отсчитал еще десять шагов, вновь закрыл глаза, загадал червового короля. И выиграл.
     Прошло еще минут десять, прежде чем догадка осенила Артура. Тогда он связался с Хоуном.
     - Капитан, - сказал он, - мне кажется, я знаю, где может находиться артефакт. Прошу вас, дайте мне допуск к коммуникаторам ваших офицеров.
     - Вы уверенны, что это необходимо? - спросил Айртон.
     - Абсолютно, капитан. Мне надо убедиться.
     Прошла еще минута, прежде чем на экране Артура высветился подробный план корабля, на котором красными кругами сияли коммуникаторы офицеров. Шесть из них были в разных коридорах, и медленно приближались к общей точке.
     - У меня к вам один очень серьезный вопрос и я рассчитываю на вашу честность, - сказал Артур, вновь связавшись с капитаном.
     - О чем вы хотите спросить?
     - Сколько раз вы допрашивали Сикова?
     Хоун ответил не сразу, и это не ускользнуло от внимания начинающего детектива.
     - Я, лично?
     - Да.
     - Один.
     - Вы говорите правду? От этого многое зависит.
     - В чем именно вы меня подозреваете?
     - У меня есть подозрение, что было два разговора, и один из них происходил в рубке. Возможно, он был... - Артур замолчал, подбирая слова, - с некоторым пристрастием. И потому вы его скрыли.
     - Я уж было подумал, что зря вас нанял, Артур. Вы абсолютно правы, мы действительно общались в рубке, но зря вы держите нас за бандитов...
     - Капитан. Я практически уверен, что артефакт находится в рубке, у вас под носом. Немедленно, оцепите... - Артур замялся, - прошу вас, капитан, прикажите оцепить рубку. Я скоро буду. Артефакт где-то там.




     ***


     Есть у людей такая черта - приписывать существам внешне странным такую же странную внутреннюю сущность. Взять хотя бы грависапиенсов. Они с виду действительно необычны. Подумать только - разумная форма гравитации, и никакой материи или энергии. Ну, ни кванта!
     В действительности грависапиенсы отличаются от людей куда меньше, чем те же арктурианцы. Их общественные институты, обычаи, культура куда человечнее, чем у иных сапиенсов. Взять, хотя бы, их сказки. Одна оканчивается так - '... Так у глупого спектрокластера появился хвост. А когда он убегает от врагов, хвост становится длинным и красным. И больше он к норе хитрого крота никогда-никогда не подходит'.
     Также обстоят дела и внутри человеческого вида. Большинству кажется, что адепты науки - чокнутые и чопорные. Что они не имеют обычных человеческих слабостей, а слабости у них свои - нечеловеческие. На самом деле все не так. Например, многие из них (о, ужас!) суеверны. На территории студенческого городка даже ходят жуткие городские легенды. Например: уснул лаборант в лаборатории (так начинается добрая половина легенд). Просыпается, и видит на синхрофазатроне записку - 'Негодяй! Ты обманул меня. Пока ты спал, я вложила в кварки твоего жестокого сердца программу асинхронизации. И как только ты перестанешь обо мне думать, программа сработает, и сердце размажется равномерно по всей Вселенной. Так думай обо мне всегда!'.
     Бытовала и другая побасенка. Якобы среди счастливчиков и несчастных, сдававших вступительный экзамен в Марсианский Технологический, затесался не кто-нибудь, а дух античной воительницы Жанны д'Арк, отдавшей концы полторы тысячи лет назад при известных обстоятельствах. Говорили, что она поступала на факультет теоретической физики, и даже подавала надежды, но ее, несмотря на это, не приняли. Как утверждали сплетники, причина была простая - одним своим существованием этот самый дух грозил уничтожить все существующие каноны науки, привести передовую мысль в упадок, и ввергнуть человечество в старые недобрые времена дымного пороха, несогласованного секса и публичного сжигания ведьм.
     Эта легенда должна была скоро съежиться до состояния застольной хохмы, а затем и вовсе сгинуть под грудой более интересных и правдоподобных анекдотов. Но не сгинула, ибо в ее распространении активную роль принимал, по слухам, один из профессоров. Его вскоре уволили за неэтичное поведение, но это только помогло легенде прижиться и пустить корни.
     Другая байка утверждала что один из профессоров замахнулся не на что-нибудь, на Смысл Всего Сущего. Кто это был, почти никто не знал, но когда история упоминалась в присутствии преподавателей, те скептически посмеивалась, ехидно шутили, но тему неизменно меняли.
     Именно эту байку обсуждали студенты на очередной внеучебной встрече, на этот раз на природе.
     - Что значит 'Смысл Всего Сущего'? - спросила студентка-новичок.
     - Как появилась Вселенная. Кем была создана, а главное, с какой целью, - ответил один из студентов.
     - И если цель есть, - добавил третий, - это значит, что Вселенная принципиально конечна. Так как цель подразумевает ее достижение.
     - Это если исходить из того, что ответ находится в рамках существующего здравого смысла, а точнее, причинно-следственной связи.
     - А если не находится? - заметил еще один.
     - А если не находится, то Смысл в пределах нашей Вселенной существовать не может. Потому что противоречит ее законам.
     - Законам? А что насчет Сильного принципа разума[36]?
     - Этой гипотезе уже лет семьсот, стоило ли о ней вспоминать?
     - И, тем не менее, многое доказывает, что Вселенная была создана как раз для того, чтобы в ней смог появиться разум. Пороговые значения пригодной температуры, радиации, атмосферного давления и прочего находятся совсем рядом. Чуток туда, чуток сюда, и всё - атомы и не подумают собраться в аминокислоту.
     Волохонский с Сэмолом в диспуте не участвовали. Они сидели в сторонке и делали вид, что готовят мечи для завтрашней исторической реконструкции. Сэмолу предстояло сыграть фельдмаршала Роммеля, и ему было уготовано погибнуть от меткого выстрела в пятку. Выстрел должен был совершить как раз Волохонский, известный в рамках реконструкции как русский снайпер Волков.
     - Помнишь тот наш разговор? - спросил Волохонский.
     - Помню, - ответил Сэмол, предчувствуя недоброе, и от того еще глубже погружая кисточку в банку с металлической краской.
     - Ты получаешь все оборудование, которое требуется. Когда тебе нужно дополнительное время в лаборатории, я делаю все, чтобы ты его получил. Когда не хватает ассистентов, я их достаю.
     Тон Волохонского был по-странному суровым.
     - Я благодарностью не отделаюсь, ведь так?
     - Не отделаешься. Я твоей благодарностью свое имя в Историю не впишу. Уж извини.
     - А это - твоя цель?
     - Ну, какая есть.
     - А я думал, цель - лучше понять, как устроен мир... и все такое.
     - Ты опять судишь по себе, Сэм. Это у настоящих ученых от бога... - вспомнив о боге, Волохонский покосился на ребят. - Это у них... у вас, цель - понимание мира. А у меня, у обычного парня, кстати, единственного во всем институте кого приняли без экзаменов, это у меня цель - поглубже впечатать собственную персону в этот самый мир.
     - От твоих взглядов попахивает анархией. Ты раньше их не афишировал.
     - Так я не говорил и о том , что на десять процентов МТИ финансирует мой отец.
     - Я подозревал, что с тобой что-то нечисто.
     - Да ладно. А я думал, ты дальше своего носа не видишь. И как ты это понял?
     - У тебя совсем другие таланты. Более человеческие, что ли. Тебе не надо быть биосоциологом, чтобы изучать общество, вписываться в него и успешно им манипулировать. У тебя, как это говорят, 'всё схвачено'.
     - Верно, - ответил Волохонский, поднял деревянный меч и стал любоваться им в усиленном институтским куполом солнечном свете. - Так вот, возвращаясь к твоему обещанию. Среди прочего, речь шла о протекции.
     - И что за протекция тебе нужна?
     - Есть сведения, что твой Канарейко проводит какие-то чертовски важные опыты. Я не знаю точно, о чем идет речь, но очень хочется во всем этом поучаствовать.
     - Хочешь, чтобы я попросил профессора взять и тебя ассистентом?
     - Нет. Сделай так, чтобы я обязательно стал его ассистентом. Наравне с тобой.
     Тогда-то Сэмол и подумал, что друзей у него на этой планете нет. Вторым и последним его настоящим другом был старик Стилл. А теперь его останки кружатся в вихре марсианской пылевой бури, или залегли на дно глубокого каньона.
     Да и сам Сэмол хорош - он ведь так и не задал Стилвотеру главного вопроса.




Глава третья


     Уничтожив драгоценные граммы, и даже килограммы антивещества, 'Принцесса звезд' благополучно покинула пределы поля астероидов, а затем и звездной системы, и взяла курс на следующий пункт туристического маршрута - планету со зловещим, уходящим вглубь дикого средневековья названием Март-Мол. Некоторые историки склонялись к мнению, что свое название она получила от древнего слова, или даже двух слов, обозначавших крупные магазины, большинство же специалистов сходилось на более очевидном предположении, что так именовалось некое божество, бывшее защитником торговли.
     Планета Март-Мол была одним большим торговым центром, где продавалось почти все. Здесь можно было бы подробно рассказать о Лавке Чудес Розенталя, о таинственном антикварном магазине дядюшки Брэма, об орбитальной 'Выставке передовых технологий Нью-Массачусетса' или, подумать только, о магазине с самыми настоящими бумажными книгами. Но придется это оставить для совсем другой истории, потому что в этой 'Принцесса звезд' до Март-Мола так и не долетит.


     Уже почти добежав до служебного лифта, Артур столкнулся с Ротенкопфом. Тот, по обыкновению, выглядел злым и недовольным. Он бесцеремонно схватил Артура за воротник и прижал к стене.
     - Так. Я не знаю, что тут происходит, но уверен, ты с этим как-то связан.
     Артур мог вырваться из его рук, и даже дать старику пару увесистых пинков, но вовремя смекнул, что надо бы притвориться слабым. Во-первых, Ротенкопф имел ружье, из которого совсем недавно чуть не подстрелил человека, во-вторых, у него красноречиво оттопыривались карманы брюк и пиджака, и Артуру совсем не хотелось выяснять, что там у полковника спрятано.
     - Не понимаю, о чем вы?
     - Ах, не понимаешь? Ну, тогда пойдем.
     И он бесцеремонно толкнул Артуром дверь лифта.
     - Куда?
     - К капитану, чтоб его.
     Грузное, но крепкое тело Ротенкопфа вдавило детектива в крохотное помещение и, звеня содержимым карманов, вошло само. Узкие и безжалостные, как бойницы, глаза 'Напалмовой Смерти' встретились с открытым нараспашку наивным взором Артура.
     Когда двери закрывались, детектив заметил (или думал, что заметил) в коридоре Франсуа.
     - Я старше по званию нашего капитана, и потому хотел бы получить от него правдивое объяснение.
     - Вы это о чем?
     - Об этой чертовой метеоритной атаке. Об убийствах. О том летуне, в конце концов. Мальчик, твой капитан должен передо мной отчитаться.
     Артур не стал напоминать полковнику, что тот давно уже не при делах, и потому никакой военной власти не имеет, да и не может требовать чего-то у гражданских, а Айртон Хоун как раз лицо гражданское.


     Ледзепел, главный охотник племени Дикобразовой долины, не занимал бы своей должности, не получал бы право первым выбирать свой кусок мяса, зимой садиться ближе всех к костру, носить на шее клыки самого большого дикобраза и иногда избегать побоев, если бы не умел разбираться в людях (гигантопитеках). Он точно знал, кто из подчиненных на что способен. Кого можно выставить дозорным, кого отправить в разведку, кого взять в помощники, если предыдущего только что съел драконопод, а кого оставить присматривать за детьми, чтобы дамы, как им и положено, отдыхали.
     Этим кем-то чаще всего был Кромвель. Ледзепел понимал, что этот трусливый, безынициативный, тяжелый на подъем потомок ленивцев может стать обузой и в самый важный момент непременно подведет.
     Позже, при иных обстоятельствах и в другой Вселенной на Кромвеля пала огромная ответственность спасти мир. Хуже и не придумаешь. И чем ближе подходил момент спасения, тем больше Кромвелю хотелось сбежать домой, к нелюбимой жене и презирающему его племени. Кромвель всегда боялся что-то испортить, а потому предпочитал вообще никогда ничего не делать, за исключением самой простой работы.
     Лишь присутствие Марии позволяло ему не пасть духом. Одна ее улыбка надувала паруса утлого суденышка его храбрости.
     Когда выяснилось, что искомый профессором артефакт находится в рубке, Брунвиус строго посмотрел на своего подопечного и сказал:
     - Молодой человек, пришло ваше время. Как только вы получите артефакт, держите его у себя, и никому не отдавайте.
     - Я вот прямо так и должен его взять? - растерянно переспросил гигантопитек.
     - Взять и охранять. Конечно же, не сразу. Сначала артефакт будет у нас. И мы с его помощью, пока нам будет сопутствовать удача, найдем второй. И уж тогда надо быть предельно осторожным. В общем, будете действовать так, как я вас учил, - он подъехал к Кромвелю вплотную и попытался сжать своими иссохшими руками его большую волосатую лапу. - Будьте сильным, молодой человек. Я знаю, вы на многое способны, вам лишь не хватает веры в себя.
     Слова Брунвиуса особого оптимизма не вселяли. Может потому что профессор был не очень похож на свою праправнучку. Он был похож на черепаху.
     А потом они втроем поднимались в лифте. Мария стояла совсем рядом, так что гигантопитек чувствовал ее запах. И вот тогда захотелось вышвырнуть старика наружу, застрять в лифте с ней наедине, а там будь что будет. Всю жизнь он сдерживал свои желания - этого нельзя, того нельзя. А Мария... Она придавала силы! Хотелось свершений, подвигов. Кромвель не узнавал себя, ему казалось, что он способен задушить драконопода голыми руками.
     Но так было только рядом с ней. Ее присутствие окрыляло, и единственное, что расстраивало Кромвеля в такие моменты, это вся предыдущая жизнь, жалкая и трусливая. Сколько всего он мог сделать, будь он чуть смелее. Ведь он не был дураком, да и профессор это признал. Но долгие годы Кромвель старался не высовываться, как бы чего не вышло. Жил в половину, в четверть силы.
     Когда они вошли в рубку, там их ждали Артур, Ротенкопф, и еще пара офицеров. А по соседству в кают-компании сном усталого младенца спал А-Франсуа.


     Все оказалось сложнее, чем Артур рассчитывал. Простая мысль о внешнем виде артефакта не приходила ему в голову. Забегался, заработался, не подумал. Был занят чем-то более сложным и важным, вроде спасения Вселенной.
     Теперь он вдруг понял, что застрял почти у самой цели. Ведь известно, что стоит только прикоснуться к артефакту, и все наладится, Вселенная будет спасена, справедливость восстановлена.
     Трюк с картами в рубке не работал совершенно, и в этом была главная беда. Колода словно целиком состояла из одних только червовых королей. Артур научился уже тасовать карты быстро и ловко, не хуже настоящего крупье. Он вынимал одну из середины, и всякий раз ею оказывался пресловутый древний президент.
     Появления профессора детектив ждал с особым нетерпением, рассудив, что Брунвиус уж наверняка знает, как именно выглядит артефакт.
     - Минуточку, вы хотите сказать, что точно не знаете?! - переспросил Артур чуть позже.
     - Нет, молодой человек. А с чего это я должен? Я же никогда его не видел.
     - Но вы так уверенно философствовали!
     - Молодой человек, вы плохо знакомы с ученым миром. Большинство из нас, а особенно физики-теоретики, любят говорить уверенно, особенно когда имеют дело с теоретическими построениями.
     - То есть?
     - Артур, вас ведь так зовут? Артур, я никогда не видел артефакт удачи, но с помощью этих самых построений можно вывести одну или несколько гипотез. Все не так плохо. Давайте присядем.
     Брунвиус подкатил свое кресло к столу. Артур, Мария и Кромвель сели. Офицеры остались охранять входную дверь. Детектив знал, что в это время еще несколько офицеров оцепляют подходы к рубке.
     Знал он и то, что если артефакт не будет найден в ближайшее время, то вскоре придется дать бой храрлуркам. Причем, прямо здесь.
     - Артур, это касается и вас, и остальных присутствующих. Других дожидаться не стоит, так как на счету каждая минута. Я буду говорить долго, но, увы, без понимания вопроса проблему не решить. Итак, начнем с самого начала. Что мы знаем об артефакте? Это генератор всех удачных процессов во Вселенной. Удачных с точки зрения наблюдателя. Значит наблюдатель самим фактом наблюдения влияет на артефакт. В таком случае и артефакт является субъектом[37] удачи наблюдателя.
     - То есть? - спросил Артур.
     - То есть, каждый отдельно взятый наблюдатель будет видеть артефакт как субъект собственной удачи. Иными словами, для любого из нас артефакт выглядит по-своему.
     - Профессор, вы хотите сказать, что каждый будет видеть то, что хочет?
     - Нет, молодой человек, артефакт - не машина желаний, а машина удачи. Есть существенная разница.
     - Так как он выглядит, черт побери?! - взревел Ротенкопф.
     - Не знаю. Понятия не имею. Его физическая сущность неизвестна, а возможно, нематериальна, в нашем понимании слова 'материя'. Да это сейчас не важно. Каждый должен видеть в артефакте субъект собственной удачи.
     В этот момент Брунвиус вновь напомнил Артуру говорящего загадками Великого Наставника.
     - Профессор! - сказал Артур. - Вы можете привести пример этого вашего 'субъекта удачи'?
     - Могу, но это ничего не даст.
     - А вы попробуйте. Для наглядности.
     - Например кто-то может увидеть кроличью лапку. Но это упрощенный вариант. На самом деле человеческая психика слишком сложна, чтобы выдавать такие простые образы. У каждого свой, если угодно, аватар удачи. И вот этот символический аватар и является субъектом.
     - Хорошо. Так у вас есть... - Артур задумался. - У вас есть алгоритм поиска?
     - Разумеется. Жаль, правда, что нам не хватает людей.


     Дверь открылась, и в рубку вбежали капитан Хоун, Эрнест и еще несколько офицеров. Профессор обрисовал им ситуацию и дал инструкции.
     Все, что произошло потом, стороннему наблюдателю могло бы показаться, по меньшей мере, странным. Более того, этот наблюдатель мог бы заподозрить у присутствующих душевную болезнь.
     - Ручка, средневековая, шариковая, - сказал капитан, указав на старинную шариковую ручку.
     - Подтверждаю, - сказал Артур.
     - Портсигар бронзовый с гербовой печатью - шестиглавым орлоосьминогом.
     Артур сощурился, внимательно разглядывая рисунок на портсигаре.
     - Подтверждаю.
     - Пепельница деревянная с декоративной обгорелостью.
     - Подтверждаю.
     Примерно то же самое происходило и вокруг. Люди, разбившись по парам, обшаривали помещение. Один указывал на предмет, называл его, второй говорил 'Подтверждаю'. В процессе не участвовали только профессор и Кромвель - последний в силу того, что не знал названия большинства вещей.
     Время шло, люди уставали от постоянной сосредоточенности и ожидания того, что в любой момент за дверью начнется перестрелка. Кто мог подумать, что с виду просторная и не захламленная рубка окажется набитой всякой всячиной.
     - Бутылка виски 'Дэниел Джексон', - сказал офицер.
     - Какого сорта? - спросила Мария.
     - Пирамидка и три звезды.
     - Подтверждаю.
     Прошло еще несколько минут, прежде чем Мария произнесла свое отчаянное 'Я больше так не могу!'. Остальные давно чувствовали себя также, но предпочитали помалкивать. Ведь мужчина в форме, как известно, ни за что не покажет свою слабость при даме, а в идеале, подобно легендарному спартанскому мальчику, чей бок прогрыз лисенок, умрет в мучениях, но со взором непоколебимым, как у древнего актера Сигала.
     - Я думаю, самое время сменить стратегию, - озвучил общую мысль капитан.
     - У меня нет для вас другой стратегии, - ответил профессор.
     - Тогда к чему были эти разговоры об аватаре, субъекте удачи?! - вскипел Артур. - Если нужно было просто перечислить все, что здесь есть!
     - Артур. Мне нужно было заслужить ваше доверие. Пришлось воспользоваться древнерусским методом, называемым 'ponti'. То, что я делал, это 'kidal ponti'[38], или как еще говорят, позиционировался. И это мне удалось, вы стали меня слушаться. Даже капитан. И к тому же, я не врал. Все, что я сказал, было правдой, и должно было сработать.
     - Но не сработало! Мы потеряли время из-за вас! Скоро начнется настоящая резня, погибнет много людей, только потому, что вы решили заняться этими вашими пинтами.
     - Ponti, - поправил Брунвиус.
     - Не важно. Это уже не важно, - детектива стало охватывать отчаяние, и его потянуло на пафос. - Мы все обречены благодаря вам. Вселенная, какой мы ее знали, погибнет. Она будет порабощена эгоистичным и кровожадным Храрлурком. Он утопит наш мир в крови, и живые позавидуют мертвым. - Артур понял, что украл откуда-то последнюю реплику, но решил, что никто не заметил. - Мир станет таким, что летчик Франсуа успеет пожалеть, что не замерз и не стал Коричневой Кепкой. Храрлурки перебьют охрану, выломают эту дверь, войдут и убьют нас всех. А потом - потом они повернут вот этот штурвал, и направят корабль в свое логово.
     - Артур! - сказал капитан.
     - Да, капитан.
     - Артур! Тут нет штурвала!


     ***


     Он ведь так и не задал Стилвотеру главного вопроса - как этот старый алкоголик догадался, что Бегущая Волна - разумный хамелоид. Более того, откуда старик мог знать, что хамелоид сможет помочь ему залатать 'Бегемота'.
     Но Стилвотера больше не было.
     Судя по всему, лаборатория Канарейко находилась очень далеко. Потому что профессор вечером, после лекций подошел к Сэмолу и сказал, что тому 'надо как следует выспаться, так как дорога будет длинная'. Сэмол тогда сразу вспомнил о том, как быстро в тот памятный день три года назад они добрались до института. Марс - колония пусть и не самая богатая, но добраться тут можно куда угодно без особой тряски. Сел во флаер, и через несколько часов ты на месте.
     Но это было не всё, что удивило Сэмола.
     - Вы мне говорили о том вашем друге. Не знаю, как вы двое могли найти общий язык. Короче, мне нужны и такие, как он. Этот ваш Волохонский, этот бездельник, если не ошибаюсь, в прошлом первоклассный гонщик.
     - Гонщик?
     - А вы что, не были в курсе? Вы же его друг. Он на отцовских флаерах уже два чемпионата 'Кросс-Марс' выиграл, до того как к нам поступить.
     - Я не знал. Волохонский ничего такого не рассказывал.
     - Да я и сам случайно узнал. Ваш скрытный... приятель, хоть и не из этих мест, знает ландшафт почти всей планеты не хуже любого марсолога. Скажите и ему, чтобы выспался, как следует и утром с вещами был в парке, там, где вы обычно собираетесь повалять дурака. Я за вами заеду.
     Ночью Сэмол, несмотря на волнение, уснул быстро. Зато накопленное беспокойство явилось ему в виде снов.
     А снилась ему древняя воительница. Та, которую обсуждали однокурсники совсем недавно. Юная, со спутанными волосами, в чем-то грязном и бесформенном вместо одежды. Взгляд ее зеленных глаз был гордым и немного печальным.
     И было чему печалиться. Со связанными за спиной руками шла она по коридору, сопровождаемая людьми в рясах.
     Сэмол поразился насколько детальным оказался сон. Было множество звуков - ветер, тихо свистевший в коридоре, гул толпы на улице, нетерпеливое сопение стражников, шелест одежд. Сэмол, невидимый, плыл рядом. Он видел белесый мох внизу на каменных стенах и черную плесень на влажном потолке.
     Они вышли на свет, туда, где окружали небольшую площадь двухэтажные деревянные домики. Люди в странных одеждах жались к стенам, смотрели на пленницу и шептались. Никто не кричал, не требовал крови.
     В центре площади возвышался вбитый в землю четырехметровый кол.
     Сэмол вспомнил, как где-то читал, будто человек, которого сжигают на костре, умирает от дыма еще до того, как его начинает жечь огонь.
     - Врут. Нагло врут, - сказал женский голос.
     Сэмол открыл глаза. В воздухе над его кроватью висела полупрозрачная голограмма женщины, очень похожей на ту, что была во сне, но старше лет на десять и в брючном костюме.
     - Врут, мерзавцы, - повторила она. - Больно, аж зубы сводит. Можно, конечно, потерять сознание. Но на то мало надежды, ежели у человека с сознанием этим не все в порядке изначально. А я безумна, молодой человек. Безумна! И потому все чувствовала, покуда не померла.
     - Сочувствую, - еле вымолвил Сэмол.
     - Сочувствие на хлеб не намажешь, - усмехнулось привидение. - Позолоти ручку, сынок.
     - В смысле?
     - В том смысле, что ждет тебя дорога дальняя, дела трудные и печаль глубокая в казенном доме.
     - В каком таком казенном доме?
     - Чего не знаю, того не знаю. Позолоти, не скупись, может чего важного и угляжу.
     Воительница затараторила на непонятном языке, достала бубен и стала в него бить, расхаживая кругами по воздуху аки посуху.
     Сэмол проснулся.
     Увидел висящую над кроватью гигантскую осу, похожую на Стилвотера и проснулся снова.




Глава четвертая


     Один из офицеров, что стоял у двери, уже давно видел посреди рубки небольшой, и почему-то квадратный, глобус. Эрнест - дохлую муху, капитан Хоун - венский стул, Мария - крышку люка, ведущего куда-то под пол. А Артур, как уже было сказано, штурвал. Словом, каждый узрел нечто такое, что, по словам профессора, должно было олицетворять его личную удачу.
     Детективу неясно было только, какое отношение к удаче могли иметь штурвал или стул, пусть даже венский. Конечно, можно было вывести некий ассоциативный ряд. Но ведь Брунвиус ясно сказал - артефакт выглядит как 'аватар' удачи, и никак иначе.
     Подумать и порассуждать об этом не удалось. Как и предсказывал Артур, дверь с грохотом разлетелась, и в рубку ворвался единый в девятнадцати лицах Великий Храрлурк.


     Единственным, кто в этой ситуации не потерял бдительность, был, как ни странно, Кромвель. Когда остальных повалил на пол взрывной грохот, он сделал один стремительный и длинный прыжок. А в следующее мгновение артефакт удачи уже был в его руках.
     Но Кромвель не был бы Кромвелем, если бы сделал все как надо. Когда он услышал крики 'Кидай мне!' и протянутые к нему руки, он растерялся, а растерявшись, замешкался, а замешкавшись, не заметил, как длинное копье вышибло из его руки заветный предмет.
     Артефакт, выглядевший одновременно как штурвал, венский стул, дохлая муха, и еще много прочих предметов, включая и пресловутую кроличью лапку, упал на пол. А в следующее мгновение худая серая рука Храрлурка прикоснулась к артефакту удачи. Все было кончено.


     Человеческий род, за свою недолгую (какие-то сто тысяч лет) историю несколько раз находился на грани вымирания. Впервые это случилось во время той решающей битвы при Монблане, когда теснимое злобными неандертальцами осталось в абсолютном меньшинстве. Тогда один мудрый кроманьонец вдруг понял, что лучшая стратегия - это взять не очень холодную высоту с трудными подходами, и удерживать ее. Много позже его потомок, переходя со своим войском через Альпы, украдкой взглянул на великий Монблан, и в глубине его сознания короткой искрой вспыхнуло что-то отдаленно похожее на воспоминание.
     Прошло еще немного времени, и стали говорить старики, мол, 'мамонты уже не те'. Обмельчали, да облысели. И не прокормить было одним мамонтом целое прожорливое племя. Тогда некий предтеча ученых будущего вдруг понял, что самое время закопать несколько зерен в землю, а там, гляди, что и вырастет. Так человечество было спасено во второй раз.
     Итак, люди (а за одно и прочие расы) вновь оказались на краю гибели. И на этот раз - совсем близко к этому краю.
     Весь экипаж и пассажиры были согнаны в самое просторное место на корабле - в тот самый открытый ресторан на крыше, посреди которого теперь лежала рухнувшая труба.
     Бой, что произошел незадолго до того, был недолгим. Когда офицеры, те, что остались живы, поняли, что удача им не благоволит, они бросили оружие и сдались на милость победителям.
     Не то чтобы победители сильно хотели проявить милость. Напротив, они собирались разделаться со всеми, кто есть на корабле, и вне его. Но тщеславие Великого Храрлурка оказалось сильнее его кровожадности. Когда он убедился, что удача распространяется не только на того, у кого в данный момент артефакт, но и на все его тела, он преступил ко второй части своего плана - публичному унижению врагов. Все должно было начаться с громкой и патетической речи, безоговорочно доказывающей моральное, физическое, а равно и всякое другое превосходство Великого Храрлурка, и заканчиваться более тесным контактом с временными подданными, самым мягким из которых было вылизывание пятидесяти миллиардов его ступней.
     Читателю может показаться, что Великий Храрлурк был идиотом. Это не совсем так. Ведь Храрлурк не хуже Брунвиуса по разрозненным косвенным данным оценил значение артефакта, а затем провел мастерскую операцию по его получению. Причем в одиночку.
     Дело было в тщеславии. В рок-группе Храрлурк был бы соло-гитаристом.


     - Я думаю, - сказал профессор, - что совершить новую ошибку мы всегда успеем. Давайте для начала все обсудим.
     Стульев в ресторане не хватало. Заложники сидели в основном на полу. Заговорщики же расположились вокруг Брунвиуса, возвышавшегося над ними в своем инвалидном кресле.
     Они чувствовали себя как карфагенская армия сразу после поражения. Только старенький профессор держался бодрячком, излучал оптимизм, строил планы и призывал не отчаиваться.
     - Профессор. У нас нет времени на подготовку нескольких вариантов, - внезапно охрипшим голосом тихо сказал капитан. - Скоро нас всех убьют.
     Гранитная твердость человека, 'знающего как надо', давно слетела с Хоуна, как атмосфера с каменистой планеты, мимо которой пролетел водородный гигант. Теперь художнику было что рисовать - вся полнота чувств отражалась на лице капитана.
     - Эээ, молодой человек! Плохо вы знаете Храрлурка. Готов поспорить на остатки своего позвоночника, что мы умрем от голода раньше, чем нас убьют. Ему нужны зрители!
     - Что же, по-вашему, он будет делать? - спросил Эрнест.
     - Как я вижу, он готовит сцену для речи. Думаю, она затянется на несколько часов. Затем начнется вакханалия, во время которой некоторые погибнут.
     Несколько секунд вопрос 'что подразумевается под вакханалией?' висел в воздухе, но никто не решился его задать.
     - А потом нас убьют? - спросил Эрнест.
     - Не надейтесь. Точнее, не огорчайтесь. Скорее всего, будет еще одна речь, а в перерыве еще одна вакханалия. Ну, и так далее. Этого времени нам вполне хватит, чтобы придумать план спасения.
     - Не знаю, что вы имеете в виду под словом 'вакханалия', но я до нее дожить не собираюсь, - сказал Эрнест, - и, надеюсь, капитан тоже.
     Эрнест посмотрел на Хоуна взглядом, каким в некоторых мирах разрезают горы.
     Айртон Хоун был порядочным человеком. И, как порядочный человек, он испытывал невыносимое чувство вины. Он не хотел смотреть в глаза пассажирам, так как полагал, что сделал не все для их спасения.
     Пассажиры были того же мнения, что выражалось, напротив, долгими и осуждающими взглядами.
     - Профессор... Надо полагать, у вас есть идеи? - все так же тихо произнес капитан. - Я больше так не могу. Они меня видят. Они все меня видят...
     - Есть одна теория с такими маленькими шансами, что ее впору бы назвать гипотезой, - начал профессор. - Все мы были свидетелями тому, как артефакт не подействовал на Кромвеля. Вы, наверно, догадались, почему это произошло.
     - Потому что ваш Кромвель не из этой вселенной, - тоном скучающего студента произнес Эрнест.
     - Именно. Но ведь и удача храрлурков не будет на него влиять. Все, что нам нужно, это с помощью Кромвеля отобрать артефакт.
     - Ваш подопечный уже один раз подвел нас, - сказал Эрнест. - Нет никакой гарантии, что он не сделает этого снова.
     - А что мы, собственно, теряем, господа? - профессор обвел взглядом присутствующих: капитана, Эрнеста, угрюмо молчаливого Артура и еще пару офицеров, один из которых был тяжело ранен в живот, и потому в беседе не участвовал. Мария все еще сидела за спиной профессора, закрыв руками лицо, и вроде уже не плакала.
     - Мы ничего не теряем, - повторил Брунвиус. - Все, что нам нужно, это придумать план действий для Кромвеля.
     - Есть еще Франсуа, который летчик, - подал голос Артур.
     - Есть. Но что-то его не видно, - заметил профессор.
     - Так и Кромвеля не видно, - заметил Артур.
     Когда началась схватка, Кромвель попытался принять в ней активное участие, и Артур это видел. Но скоро этот неумелый боец получил удар копьем в висок и потерял сознание. Жив был еще гигантопитек или нет, ни Артур, ни прочие точно не знали.


     Зато это хорошо знал сам Кромвель, о чем сильно сожалел.
     Он пришел в себя в парке весьма вовремя, когда к его лицу облизываясь, нетерпеливо сопя, капая слюной и гремя цепями, подползал очень крупный и голодный цветок.
     Вместе с сознанием пришла и память. Она навалилась на Кромвеля с неумолимостью гигантского пещерного енота. Зубы совести впились в его мозг, опустошая тело, делая его слабым и уже совершенно безвольным. Память рассказала все, кроме обстоятельств, при которых исчез смокинг.
     Гигантопитек даже не нашел в себе силы встать. Все, что он сделал, это убил подползавшее растение, просто положив на него руку, да так и остался лежать, созерцая звезды. Совсем как тогда, в свою последнюю ночь на родине.
     В начале этот мир вселял в него надежды. Нет, Кромвель не рассчитывал стать героем. Быть таким как все - таков был план.
     Но одно дело - подвести собственное племя, своих родных, друзей (путь и вымышленных). Но подставить целую Вселенную..!
     Кромвелю было стыдно. Ему и раньше часто бывало стыдно. Но тот прежний стыд можно было считать просто самодовольством по сравнению с теперешним. Этот стыд был огромным, им хотелось накрыться, как большой каменной плитой, чтобы никто тебя больше не видел и не вспоминал.
     И больше не рассчитывал на твою помощь.


     ***


     Когда Сэмол и Волохонский явились к означенному месту, их уже ждали двое студентов: один - сутулый и лысеющий, второй - высокий и лохматый. Первого звали Абрахам Брунвиус, и был он астрофизиком, второй же, Франсуа Брединьен, оказался экзоэнтомологом.
     Они встретились у мраморного фонтана, выполненного в виде бутылки Клейна.
     - На кой ляд профессору сдался экзоэнтомолог? - поинтересовался Волохонский.
     - Понятия не имею, - добродушно улыбнулся Франсуа.
     - Хороший водитель нужнее, тут я согласен, - ответил Брунвиус.
     Едва зачавшийся конфликт прервал возникший над деревьями каплевидный флаер.
     Флаер подлетел к фонтану и опустился. Бок его открылся и показал миру крупное, раскрасневшееся лицо профессора Канарейко.
     - Быстро запрыгивайте! - рявкнул профессор.
     Сэмол забеспокоился - резкий, металлический тон профессора разительно отличался от обычного - спокойного, лекционного.
     Сидения располагались по одному, друг за другом. Сэмол сел сзади.
     - Профессор, уступите место шоферу, - громко произнес Брунвиус.
     - Уже уступил, - ответил Канарейко знакомым добродушным тоном.
     Все-таки здешние флаеры были не чета ахернадским. Этот бесшумно, без ощутимых перегрузок, рванул вверх и полетел над деревьями. Стена его в том месте, куда смотрел Сэмол, немедленно становилась прозрачной. А отсутствие даже малейшей тряски вкупе с вышесказанным создавало стойкое ощущение, что машина никуда не летит, и что просто к голове Сэмола прикручен проектор с видами Марса.
     - Скажите, профессор, а зачем вам шофер, - не унимался Брунвиус. - Ведь есть автопилот.
     - А вот как раз автопилота у нас нет, - объяснил Канарейко. - Автопилот соединяется с глобальной сетью навигации и может о нас сообщить. Потому я его отключил, а если точнее, сломал. В итоге, мне понадобился Волохонский. Профессиональным гонщикам, по условиям 'Кросс-Марса', запрещено пользоваться даже картой.
     - Дело ваше, профессор, - буркнул Брунвиус.
     - Да и еще, Абрахам, хочу вам напомнить, что в Марсианском Технологическом на факультетах теоретической физики и астрофизики учится больше всего студентов, причем, многие из них весьма и весьма перспективные. Я, откровенно говоря, долго не мог выбрать. А вот на одиннадцать тысяч студентов приходится всего один гонщик, и это, представьте себе, наш друг Волохонский. Так что вам придется подружиться.
     Брунвиус сидел как раз перед Сэмолом, и тот увидел, как физика будто проткнули иглой. Тот словно стал сдуваться - плечи съежились, и потерявшая шею голова опустилась посередке между ними.
     Сэмол уже неплохо понимал человеческую натуру. Он знал, что Брунвиус постарается отыграться.
     Он опустил спинку кресла, закрыл глаза и быстро задремал. Тогда стали ему являться самые странные мысли.
     Началось с того, что он вспомнил разговор давешних студентов. О чем, бишь, они там спорили? О смысле жизни? Нет, больше, о смысле Вселенной. Точно, о смысле всей Вселенной.
     Что-то в той их дискуссии показалось Сэмолу пугающим. Но только сейчас он понял, что именно. А поняв, пришел в ужас, да так, что проснулся. Длинная и хрупкая логическая цепь, выстроенная в полусне, вмиг рассыпалась.
     Впереди вполголоса беседовали Брединьен и Волохонский.
     Брединьен что-то оживленно объяснял, размахивал руками. Он явно еле сдерживался, чтобы не заговорить громко.
     - Да я не сплю уже, - сказал Сэмол.
     Высокий Брединьен поднялся над креслом.
     - Я как раз рассказываю вашему другу о своей первой профессии. Я ведь пять лет проучился в Межрасовом музыкальном училище Бетельгейзе.
     - Зачем? - машинально спросил Сэмол. Его эта тема мало интересовала, но увлеченный Брединьен этого не заметил.
     - Вот так и другие удивляются. А я отвечаю: представьте, человечество состоит из сотен и тысяч народов. На то, чтобы изучить культуру любого из них, уйдут годы. Понять нашу расу через литературу, кино, социальные нормы крайне сложно. А ведь она далеко не однородна, и нормы эти очень отличаются. Да и языки еще придется учить. То ли дело музыка! - его широкая и восторженная улыбка стала еще шире и восторженней. - Музыка, знаете ли, такая штука, что понять с ее помощью другие цивилизации куда проще. Да, я не буду знать их языка, зато смогу соприкоснуться с их культурой. Представьте себе большой такой институт, где изучают музыку разных рас. Это же настоящий перекресток культур. Это же Багдадская[39]башня до смешения языков.
     - И что, вам хватило пяти лет? - спросил Сэмол все еще без интереса.
     - Вполне. Я, знаете ли, в детстве не только во внутренностях животных копался, но и музыку слушал самую разную. Да и играл на паре-тройке земных инструментов. И вот, уже потом, в училище специализировался на очень любопытных инопланетных. Взять хотя бы поллуксианский фагот. Это очень редкий инструмент. Дело в том, что он изготавливался из чешуи поллуксианского псевдодуба. Теперь же производство его невозможно по известным причинам[40]...
     Сэмол почувствовал, что снова засыпает, и не стал с этим бороться. Ему вновь снилась древняя площадь и костер. Но только жгли не воительницу, а другое, куда более странное 'существо' - деревянную куклу. Она была живая, и поглощаемая огнем, корчилась и кричала. 'Я - человек!' - вопила кукла пронизывающим детским голоском, и нос ее удлинялся от каждого такого вопля.
     А потом Сэмол сам вдруг оказался той куклой. 'Я - человек!', - закричал он, и нос стал еще длиннее. Он хотел заплакать, но не мог, так как был деревянным.
     - Доехали! Выходим!
     Голос Канарейко вмиг обрушил деревянные стены домиков, сгреб толпу с площади, выдернул из земли огненный столб с барахтающимся существом, смешал все это в вязкую пеструю кашицу и слил ее в воронку скучной серой реальности.






Глава пятая


     Любой житель вселенной, способный испытывать страх, боится темноты. Даже хищники, чьи глаза блестят, глядя на вас оттуда, c темной стороны реальности - даже они трепещут перед мраком. Ведь то что кажется вам кромешной тьмой, для настоящего ночного зверя все равно что слегка пасмурный день. И хищник этот знает куда более древнюю, настоящую темноту. Он страшится ее, потому что не может ручаться, что там нет другого хищника, с большим количеством зубов, клешней и щупалец.
     Даже самая старая, выжившая из ума уборщица в МТИ вам скажет, что нигде во Вселенной нет абсолютной темноты. Есть реликтовое излучение - эхо акта сотворения нашей реальности. Оно светит слабо, почти на грани чувствительности телескопов, и не дает температуре даже в самом холодном месте мира опуститься до абсолютного кельвиновского нуля.
     Однако существовала тьма истинная и древнейшая. За пределами Вселенной и Времени. Там где еще не было 'Поехали!', динозавров, первых атомов и розовых дамских гаджетов.
     Зен хорошо знал эту тьму, но даже и не думал ее бояться. Ведь как можно бояться места, которое является твоим домом.
     На самом дне колодца зеновских воспоминаний, была тьма. Глубокая, вечная тьма. Там был дом.
     Но откуда-то сверху явился свет. Свет устал, остановился, отдышался, вытер рукавом вспотевший лоб и сказал Зену, что самое время вернуться в реальность.
     Зен послушался и начал свой медленный путь наверх.


     Франсуа приближался, перешагивая через людей - лежащих и сидящих, плачущих и смеющихся, бодрствующих и спящих. Это был именно экзоэнтомолог Франсуа, что становилось ясно с первого взгляда. Дело было не только в неопрятной бороде и нездоровом цвете лица, но и в его странной, словно заданной кукольником походке, и отвлеченному, смотрящему куда-то в себя взгляду. Казалось, все, происходящее вокруг, включая очень скорую гибель всех цивилизаций в Пути, является чем-то не столь существенным для погруженного в мысли экзоэнтомолога.
     Он прошел бы мимо, если бы его не окликнул Артур. Детектив чувствовал, что Брединьен может помочь, что два профессора в 'кампании по спасению Вселенной' лучше, чем один.
     Экзоэнтомолог направился к Артуру.
     - Слышали новости? - спросил Франсуа. - Кажется, нас взяли в заложники. Какая досада.
     Ему не стали отвечать, а капитан даже отвернулся.
     - Профессор, новости куда печальнее, - сказал ему Артур. - Скорее всего, мы все умрем, если не найдется путь к спасению.
     Экзоэнтомолог смутился.
     - Что, даже так?
     - Даже так.
     - А какие требования они выдвигают?
     - Они не выдвигают требований. Это храрлурки.
     Франсуа задумчиво почесал свой лохматый загривок, наткнулся на что-то, оторвал, крепко сжал ногтями, рассматривая, затем сказал что-то по-латыни и съел.
     Брунвиус, с омерзением наблюдавший за этим, наконец, не выдержал и злобно просипел:
     - Остолоп! Весь мир погибнет. И только у нас есть шанс это предотвратить.
     В компании к этому моменту остались только Артур, Брунвиус, Хоун, Эрнест и, конечно же, профессорская ассистентка. Остальные офицеры, по приказу капитана, отправились искать Кромвеля среди заложников. Никто из офицеров особо не рассчитывал на его помощь. Очень трудно полагаться на существо, от которого только и требовалось, что бросить артефакт любому, абсолютно любому человеку.
     - Кажется, я что-то упустил, - сказал Франсуа несколько растерянно.
     - Ты много чего упустил, остолоп, садись и слушай, - сказал Брунвиус.
     Экзоэнтомолог злобно ухмыльнулся. Как заметил Артур, это выражение лица совсем ему не шло. Наверняка, какая-то нехорошая история когда-то давно произошла между этими двумя мудрыми мужами.
     - Совсем, как тогда, на Фобосе. Да, Франсуа? - сказал Брунвиус.
     Франсуа ничего не ответил, и тогда профессор по порядку рассказал экзоэнтомологу все, что знал об артефактах.
     Рассказ занял минут пятнадцать. Все это время Брединьен внимательно слушал своего коллегу, и, надо отдать ему должное, несмотря на пронизанную менторством и самолюбованием речь Брунвиуса, ни разу того не прервал.
     Когда Брунвиус закончил, Брединьен сказал, аккуратно подбирая слова:
     - Мне кажется, то, что вы говорите - это теоретизирование. Абсолютно гладкое, логичное, но теоретизирование - длинная цепь вытекающих друг из друга гипотез. Возможно, если мы выдвинем некую изначально иную гипотезу, чисто ради проверки, она прольет свет, и даст нам возможное решение.
     - И у вас, у энтомолога, так сказать, у эмпирика, найдется такая теория? - Брунвиус презрительно усмехнулся, но задеть Брединьена не получилось.
     - Честно говоря, нет. Однако, если старая теория не дает практического решения, почему бы не создать новую, не менее стройную, и, может быть, она позволит нам придумать другой способ выкрутиться из этой неприятности. Что если вообще нет никакого артефакта из далекого прошлого? Что если все совсем не так?
     Артура всегда восхищали подобные люди, жившие налегке, беззаботно, без лишних рефлексий. Люди, для которых уничтожение всего разума во вселенной - 'неприятность', головоломка, которую надо разгадать.
     - Франсуа, как и тогда, тридцать лет назад во время последней нашей встречи в имперском совете, я ответственно заявляю, что вы - демагог. Бедный старик Дройрл подтвердил бы это, будь он жив.
     На лице экзоэнтомолога на короткое мгновение мелькнула ярость. Артур, предвидя последствия, придвинулся ближе к Брединьену, но тот уже взял себя в руки. Он смотрел куда-то за спину Брунвиуса, и даже начал улыбаться.
     - Кого я вижу? - сказал Франсуа. - Это же старина Ганс. Обрадую-ка я его.
     И действительно, к ним приближался Ротенкопф. Голова его была перевязана. Одна рука висела, будто пришитая.
     Артур вспомнил, с какой свирепостью дрался этот старик. Он чуть не прикончил нескольких храрлурков, и, будь удача на его стороне, его руки были бы по локоть в их черной крови. Единственная причина, по которой Ротенкопф был жив, это терпение бессмертного Храрлурка. Но Артур готов был поспорить, что в кругах ада, которые Брунвиус деликатно назвал 'вакханалией', для Ротенкофа припасено особое место.
     Каждый шаг давался полковнику с трудом и болью. Его лицо из последних сил делало вид, будто кривится исключительно от злобы.
     - Надеюсь, вы тут придумываете план реванша. Если нет, то, клянусь, я вас прикончу здесь на месте, как дезертиров. С учетом военного времени, мне это сойдет... простят.
     - Да мы именно этим и занимаемся, - сказал Артур.
     - В таком случае, я к вам присоединяюсь.
     Ротенкопф стал медленно садиться на пол. При этом лицо его работало в режиме плотины, сдерживая натиск рвущейся изнутри боли. Это не вызвало ни у кого особого сочувствия.
     - Ну что ж, господа, приступим? На чем вы остановились?
     - Мы вам обязательно скажем, когда нам понадобится ваша помощь, - сказал Брунвиус.
     - Нет, позвольте, - сказал Брединьен. Похоже, он был единственным, кто хоть немного сопереживал Ротенкопфу. - Я хотел бы обрадовать нашего друга. Полковник, я, кажется, нашел вашего хамелоида. Точнее, напал на его след.
     Хмурое лицо полковника на секунду просияло, но потом вновь стало каменным.
     - Какое сейчас это имеет значение? Есть проблемы и посерьезнее.
     - Да, я понимаю. Просто все так печально. Знаете, это была большая удача...
     - Мы теряем время! - рявкнул Ротенкопф.


     И в этот момент что-то в голове Артура щелкнуло. Он вспомнил, как несколько часов назад, так давно и недавно, они с Ротенкопфом поднимались в лифте. Вспомнил восторженное лицо Брединьена, которое появились в дверном проеме того лифта. Возможно, Франсуа что-то хотел им сказать.
     Артур стал сопоставлять часы и минуты.
     Итак, детектив вспомнил, как из коридора он связался с капитаном, и сказал, чтобы тот прислал людей в рубку. Потом побежал сам. У лифта его остановил Ротенкопф. В этот момент кто-то наверняка уже был в рубке, кто-то из офицеров, то есть, из тех, кто хотел скорейшего решения проблемы. Значит, на того офицера уже действовал артефакт. В те же самые минуты Брединьену очень повезло, как он сам говорил, напасть на след хамелоида. В таком случае, решение проблемы как-то связано с тем, чтобы найти это животное.
     Артур высказал свою мысль сообщникам, и те нашли ее здравой. Даже Брунвиус.
     - Так в чем же состояло ваше везение? - спросил Артур экзоэнтомолога.
     - Понимаете в чем дело, я шел по коридору, и тут у меня раскрылся мой саквояж. Знаете, я всегда ношу его с собой, так как там очень ценная аппаратура. И, о ужас, все это взяло и вывалилось на пол коридора. А там среди прочего был анализатор секреции, такая маленькая штучка, размером чуть больше зубочистки. Вы, может, видели такие. И вот анализатор взял и упал прямо в какую-то слизь. Я тогда еще подумал, как некультурно, кто-то взял и плюнул на бархатный половик. А потом поднимаю анализатор и вижу на крохотном экране надпись по-латыни 'hameloidus extraterrestrialus'. Ну, думаю, стало быть, зря я грешил на пассажиров... А потом вспомнил про вас, полковник, что вы искали его. Все-таки это ваше животное.
     Все посмотрели на Ротенкопфа.
     - Я должен вам кое в чем признаться. На самом деле существо не мое, и я понятия не имею, кто и зачем протащил сюда хамелоида.
     - Догадаться совсем нетрудно, - сказал Брунвиус. - Ставлю остатки своих почек, что тварь эту на корабль приволок Борис.
     - И это то самое существо, которое Безрыбный поставил охранять артефакт неудачи. - завершил логическую цепь Эрнест.
     - Тогда получается, что хамелоид - существо из другой вселенной, - сказал Артур.
     - Ну и что нам прикажете делать? - пришел в себя капитан. - Как мы можем использовать эту информацию?
     - Для начала надо найти Безрыбного, - ответил Брунвиус.
     - А потом?
     - Потом мы сделаем с ним все то же, что он сделал с Веном. Помните разрывы в полосе удачи, о которых я говорил? Чем ближе артефакты друг к другу, тем больше разрывов в работе их обоих. Я ясно выразился?
     - В общих чертах, да, - сказал Хоун. - Итак, все, что нам нужно, это принести артефакт поближе сюда, к храрлуркам, и ждать, когда у них кончится удача, то есть, произойдет этот самый разрыв. Таков план?
     - Абсолютно.
     - Тогда только один вопрос: а как мы узнаем, что он сработал?
     Профессор торжествующе улыбнулся.
     - Тут нам снова помогут карты.


     Кромвель лежал. Он все еще не чувствовал ни боли от давешнего удара в висок, ни мокрой почвы под собой. Центром его новой вселенной был стыд. Он поглотил весь разум гигантопитека, без остатка. Куда бы ни посмотрел Кромвель - на растения, беседку, деревянный мостик, фонарный столб - везде он видел свою совесть.
     Она стояла там, на мосту. Все такая же могучая, властная, с пронизывающим насквозь взглядом.
     - Ты, как всегда, оплошал, Крокушка, - сказала Гутиера. - Но на этот раз ты переплюнул себя, ты подвел и своих друзей и целый мир, и даже...
     - Да, я такой, - просипел Кромвель.
     Людям свойственно ошибаться. А потом сожалеть об ошибках и даже порой винить во всем себя. Но всегда остается некая граница, как сказал бы Брунвиус, 'горизонт событий'[41], за которым находится уже полное и окончательное осознание собственной ущербности. А пока этот горизонт не пройден, где-то в душе ты находишь миллионы доводов для самооправдания, сводящихся, как правило, к перекладыванию ответственности. Ведь это родители воспитали тебя слабохарактерным; это сосед-алкаш, загубив собственную жизнь, принялся за твою; это жена не остановила тебя, когда ты поставил все на четырнадцать черное.
     И вот когда горизонт событий остался за спиной, истина предстает перед тобой в своей безапелляционной наготе, и уже тогда ты можешь честно и без стеснения сказать: 'Да, я такой'.
     - Да, я такой, - громко и уверенно повторил Кромвель.
     - Я так и не смогла тебя воспитать. Но это твоя вина, потому что ты бездарь. Ты помнишь, мама была против нашей свадьбы? Предупреждала. Но, Крокушка, ты был таким очаровательно беспомощным. Я надеялась, думала, смогу сделать тебя лучше! - ее огромные пушистые плечи затряслись, а через секунду громом грянул утробный плач Гутиеры. - А ты, что ты молчишь?!
     Она смотрела уже не на лежавшего Кромвеля, а перед собой.
     Кромвель собрал последние силы и повернул голову, чтобы проследить за ее взглядом.
     Там в тени раскидистого земного платана стоял Ледзепел. Главный охотник племени улыбался.
     - Как она тебя назвала? "Крокушка"? Расскажу об этом ребятам.


     Храрлурк, бессмертный и безмерно, впервые за последние пятнадцать тысяч лет чувствовал себя по-настоящему великим. Он стоял на сцене и держал речь.
     Не то чтобы его слушали. Люди были слишком заняты печальными мыслями о грядущей смерти. Однако, когда перед тобой большая аудитория, а речь твоя в самом разгаре, и при этом ты - самый опытный интроверт во Вселенной, со временем ты перестаешь обращать внимание на зрителей, даже если зрители перестают обращать внимание на тебя.
     Речь Великого Храрлурка пестрела кровожадностью и пафосом. В ней встречались выражения вроде 'мы окружены врагами', 'высшая справедливость', 'заслуженная кара', 'историческая закономерность'.
     Итак, Великий Храрлурк держал пламенную речь, и одновременно терял бдительность. И это совершенно нормально, когда ты уверен, что удача целиком и полностью на твоей стороне, и потому любой бунт против тебя заведомо обречен.
     Улучив момент, заговорщики незаметно покинули ресторан и отправились на поиски хамелоида, а через него и профессора Безрыбного.
     Как и ожидал Ротенкопф, оснащенный подходящим оборудованием Франсуа привел их к кухням. Они остановились под тем самым вентиляционным люком, в котором в свое время исчез, превратившийся в желе, веснушчатый парень.
     - Куда он ведет? - спросил Ротенкопф.
     Артур достал коммуникатор и включил карту корабля.
     - Эта система соединяет кухни, спальни здешнего персонала и продовольственный склад.
     - Так куда мы пойдем? - спросил капитан.
     Франсуа не хуже полковника знал о повадках хамелоидов, в частности, об их любви запахам. Конечно, запахи были сильнее на кухне, зато их истинное разнообразие можно было встретить лишь в одном месте.
     - На продовольственный склад, разумеется, - сказал Франсуа, и Ротенкопф кивнул.
     - Ну что ж, склад так склад, - сказал окончательно пришедший в себя капитан.


     Пыль - вот все чем здесь пахло. Но, по словам экзоэнтомолога, нос (формальный нос) хамелоида гораздо совершеннее человеческого. Вся его поверхность - это один сплошной нос, а заодно и глаза, уши, органы осязания, вкуса и датчики напряженности магнитного поля. Хамелоид, по словам Франсуа, должен был чувствовать тут целый калейдоскоп запахов.
     Склад был огромным, больше стадиона для стереобола. Тут царили полутьма, сырость, и темные тени вырастали между рядами контейнеров.
     Они шли к центру склада, когда Артур услышал голоса за спиной. Он обернулся и увидел, что Ротенкопф разговаривает с веснушчатым высоким парнем. Простоватое улыбчивое лицо юноши утверждало, что его хозяин совсем недавно покинул свою заштатную колонию, чтобы работать официантом на лайнере.
     Да, это был тот самый парень.
     - Ты ничего странного тут не замечал? - спросил его Ротенкопф.
     - Нет, сэр. Я сам тут случайно.
     - Наверно, решил дезертировать с поля боя, - полковник скорчил брезгливую гримасу. - Отсиживаешься тут, пока другие за тебя кровь проливают. Ты мне еще в прошлый раз не понравился.
     - Сэр, я хотел бы вам сообщить, что я - гражданское лицо, и в отличие от ваших рядовых, у меня есть кое-какие права.
     - А! Словечек поднабрался, щенок.
     Никто не успел ничего сделать. Полковник здоровой рукой схватил юнца за грудки, грубо приподнял его и ударил спиной о ближайший контейнер. Тот оказался пустым, и металлический звон покатился по просторному помещению.
     - Отпустите меня! - не своим голосом взвизгнул официант. - Не имеете права!
     Могучий, бывалый кулак полковника врезался в лицо юноши.
     А потом произошло то, чего Ротенкопф совсем не ожидал. Физиономиям не раз приходилось деформироваться под натиском его суровых костяшек. Но не до такой степени. Не так!
     Стена контейнера была ребристой. И эту самую ребристость сквозь тонкую пленку из тела парня отчетливо почувствовал своим кулаком Ротенкопф. Судя по всему, у жертвы вообще не было ни черепа, ни позвоночника.
     - Что за черт! - воскликнул Ротенкопф, успешно добравшись до фальцета. Затем резко отнял руку от тела того, кого еще секунду назад считал человеком.
     Полковника словно ошпарили кипятком. Он быстро отшатнулся от парня, как от заразного больного.
     - Что за черт! - повторил Ротенкопф.
     Люди попятились. И лишь Франсуа стал нервно копаться в своем саквояже.
     Ротенкопф сунул руку под пиджак за бластером, но сделать ничего не успел. Что-то тяжелое громыхнуло во мраке о крышу контейнера. Потом послышался лязг шагов. А через секунду сверху из темноты опустилась длинная металлическая рука, схватила полковника, подняла его метра на два над полом и зашвырнула на соседний контейнер.
     - Он мой! - зашипел Брунвиус, понимая, кто именно должен появиться.
     Однако действительность оказалась куда более странной. Потому что спрыгнувший с крыши контейнера двухметровый экзоскелет был абсолютно пуст.
     Чудовищная мысль осенила профессора.
     - Так ты... - начал он, но не договорил, так как знал, что произойдет потом.
     Тело 'юноши', превратившись в студенистую массу, заструилось вверх по армированным ногам экзоскелета, загустело и обрело форму уже внутри. И форма эта выглядела как сморщенное старческое тельце, состоящее почти что из одних морщин и белых костей, проглядывающих сквозь тонкую кожу.
     Это был профессор Борис Безрыбный.




Глава шестая


     Когда Зен всплыл, он оказался на столе, который с некоторой натяжкой можно было назвать операционным. Это был тот самый стол, на котором его безуспешно пытали. На полу валялись изуродованные циркулярные пилы.
     Судя по всему, что-то заставило храрлурков уйти.
     - Неужели они нашли его, - подумал Зен.
     - А не сгущаешь ли ты краски? - спросило чадо.
     - Если Основа Мироздания в руках храрлурков, это очень плохо.
     - А ты не пробовал относиться ко всему этому проще? Тем более, у тебя есть на то все причины.
     - Какие?
     - Например, совсем скоро тебя не станет. Стоит ли беспокоиться об этой Вселенной, если тебя в ней больше не будет?
     - Стоит.
     - Предоставь это мне.
     - Уж ты-то разберешься. Я представляю.
     Зен встал, сделал несколько шагов к двери, и только тогда кое-что понял.
     - Ведь это не я иду. Верно?
     - Нет, не ты.
     - И давно ты отобрал у меня ноги?
     - Давненько. Пока ты любовался прошлым, я забрал у тебя будущее.
     - Сколько пафоса. Тебе еще надо будет учиться чувству меры.
     - Хватит! - взвизгнуло в голове чадо, так что голос его звоном отдался в ушах. - Ты должен уйти. Нам тесно тут двоим.
     - Ты думаешь, все это мой эгоизм. Я понимаю. На твоем месте я думал бы так же. Но когда-нибудь ты поймешь.
     Выйдя в коридор, чадо направилось к лифту.
     - Ты просто паникуешь. Какое совпадение. Вселенная решила накрыться, и как раз к твоей кончине.
     - Ты мне не веришь?
     - Не совсем. Я думаю, у меня будет достаточно времени. Тут неподалеку есть парочка замечательных стрелялок...
     Войдя в лифт, чадо нажало на кнопку минус первого этажа.
     - Что ж, раз так, - сказал Зен, и после недолгой паузы закончил, - я вынужден немного раньше срока выдать тебе главный аргумент. И ты тогда поймешь, почему мы с тобой в ответе за этот Мир.


     ***


     Борис Безрыбный, он же Бегущая Волна, он же Сэмол, рассказал все. И о том, как он покинул родной метаулей, и как ушел за горизонт, как жил у Алуара, как отправился в путь со Стилвотером, как поступил в Марсианский Технологический, как учился там, не покладая рук в наивных юношеских поисках той самой Великой Истины, как не нашел ее в науке, не нашел и в политике, как разочаровался во всей Вселенной, посчитал ее бессмысленной и рассудил, что самое лучше - ее уничтожить.
     Он хотел было рассказать и о том инциденте на Фобосе, но его прервал Брединьен.
     - Борис, надеюсь, ты понимаешь, что даже с помощью своего экзоскелета тебе нас не одолеть.




     ***


     Казалось бы, прошло уже восемьсот лет с тех пор, как были открыты черные дыры, однако никто до сих пор не знает, что творится внутри них. Одна гипотеза утверждает, что где-то там находится дверь в параллельные вселенные. Это версия была самой популярной, до тех пор, пока человечество само не нашло ходы в иные миры.
     Кромвелю удалось заглянуть за горизонт событий, по крайней мере, тот, что был внутри него, и убедиться, что там действительно скрывается другая Вселенная.
     Иными словами, Кромвель стал другим.
     Его мохнатая нога уверенно ступила на пол ресторана, и шаг этот не предвещал Великому Храрлурку ничего хорошего.
     На гигантопитека никто не обращал внимания, ни храрлурки, ни, тем более, пленные. Он даже совершенно беспрепятственно подошел к сцене. Великий Храрлурк, узрев в нем восхищенного слушателя, сделал свою речь еще патетичнее.
     На затемненной сцене стояло семь храрлурков. И Кромвель пытался разглядеть, у кого же из них находится артефакт. Задача оказалась не из простых.
     Артефакт не действовал на Кромвеля, и потому не выглядел ни кроличьей лапкой, ни дохлой мухой. Кромвель уже видел его, и даже прикасался. Но если бы гигантопитека попросили его описать, он не нашел бы слов.
     И в этом была проблема. Сейчас, когда артефакт явно был спрятан под храрлуркской черной рясой, Кромвель понятия не имел, должен ли тот выпячиваться, а если и да, то, как именно?
     Гигантопитек не мог найти ответа на этот трудный вопрос. А потому продолжал стоять и ждать удобного случая, либо блестящей идеи.


     - У меня не было возможности спасти Канарейко, - сказал Безрыбный. - Взрыв уничтожил бы нас намного раньше.
     - Я не верю. С твоими-то способностями, - Брунвиус брезгливо поморщился, от чего глаза его на время вовсе пропали за складками кожи. - Ты просто струсил.
     - Вот именно, - обычно миролюбивый Брединьен повернулся к Безрыбному, и попытался просверлить его взглядом настолько глубоко, насколько это мог сделать такой добрый человек, как Франсуа. - Коллега, вы жалкий трус!
     - Не называйте меня коллегой. Эту честь еще надо заслужить. Я приказал вам бежать, и вы побежали. Вы побежали!
     - И все же, у тебя было больше шансов, чем у нас. Ты мог хотя бы попытаться или спасти его или остановить работу генератора, - сказал Брединьен. - Жаль, что мы не можем повторить этот эксперимент.
     - И хорошо, что не можем, - сказал Безрыбный.
     - Тут он прав, молодой человек, - сказал Брунвиус. - Подобные эксперименты лучше не повторять.
     - Да что вы заладили, 'молодой человек' да 'молодой человек' - я, между прочим, не на много младше вас, - ответил Франсуа, растерявший все свое миролюбие.
     Артур и остальные подумывали прервать беседу профессоров, но было слишком интересно. Каждый смутно надеялся, что сможет уловить суть, а возможно, даже понять, что же произошло там, на Фобосе.
     Так прошло, без малого, полчаса.
     - Этот спор длится уже восемьдесят лет, - напомнил Безрыбный, начавший уже уставать. - Так мы ничего не добьемся.
     - Эх, если бы Волохонский был жив, - с грустью произнес Брунвиус.
     - Если бы он был жив, - вздохнул Безрыбный, - то ничего бы этого не было.
     Они помолчали какое-то время, очевидно, вспоминая общего друга.


     Рассудок Кромвеля был холодным, как астероид на краю системы коричневого карлика. Его глаза зорко высматривали любую мелочь в облике храрлурков, а лицо не выражало никаких эмоций. Он был самой сосредоточенностью.
     Где-то на краю рассудка, не теряя при этом бдительности, Кромвель вдруг вспомнил те давние времена, когда был мальчишкой. Уже тогда его считали безнадежным. Так думал и старый учитель, Урюк-Перчен, проживший на земле без малого сорок лет. Юный Кромвель был его худшим учеником - мечтательным неженкой, не способным даже нормально заточить рогатину. Каждую зиму, до самой своей смерти от гангрены, старик Урюк-Перчен предлагал либо съесть никчемного паренька, либо использовать в качестве приманки на саблезубого хорька.
     Но племя в лице Гутиеры, которой приглянулся беззащитный юнец, решило иначе. Да и ошибся старик, ибо уроки его даром не прошли. Откровенно говоря, Кромвель куда больше прочих старался учиться, ему лишь не хватало уверенности в себе. Потому и праща его была никудышной, и бросала камни совсем не туда.
     Но прежний - тонкий и ранимый Кромвель умер. На его место пришел другой, уверенный в себе и крепкий как скала. Все, что осталось от старого - это его память. А память у Кромвеля была хорошей.
     Одним из главных уроков покойного учителя был урок внимательности. Так однажды старик взял камушек, перекинул из одной руки в другую, потом еще несколько раз.
     - Мы часто отвлекаемся на то, что кажется нам важным, - сказал он, запихивая камень под шкуры, на которых сидел.
     Все проследили за его движением. Особенно сильно старался Кромвель. Он наклонился близко к старику, пытаясь высмотреть, в чем же подвох.
     - А на самом деле, главное может происходить прямо у нас под носом, - закончил свою мысль учитель, и вынул камень откуда-то из под шерсти Кромвеля.
     Раздался оглушительный хохот. Тогда Кромвель понял, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это насмешки. Он никогда не думал, что, когда вырастет, непременно отомстит обидчикам. Для этого он был слишком добрым и ленивым.


     Кромвель отвернулся от сцены и стал рассматривать прочих храрлурков. Наконец, он заметил, что у храрлурка, расхаживающего в отдалении, странно оттопыривается карман. Это был добрый знак.
     - А вот и твой камушек, старый, вонючий Урюк.
     Проницательный взгляд гигантопитека стал оценивать диспозицию. Будь на его месте Брунвиус, он бы с самого начала заприметил того подозрительного храрлурка, что, запрокинув голову, любовался звездами. Великому Храрлурку давно осточертели звезды с их планетами, а заодно и обитателями. Он перестал ими любоваться еще во времена, когда галактика была эллиптической.
     Тяжелый кромвелевский кулак врезался в висок храрлурка и убил того на месте, так что никакая удача не спасла.
     Кромвель наклонился над рухнувшим телом и стал его обыскивать.


     ***


     - И поэтому ты решил уничтожить Вселенную? - догадался Брунвиус.
     - Разве этого мало? Разве мало того, что произошло на Фобосе? Тот случай раскрыл мне глаза, - Безрыбный для пущей убедительности попытался округлить глаза, но образ глубокого старика имел физические ограничения.
     - Еще не все потеряно. Еще можно все исправить. Вселенная не безнадежна.
     - Мне так не кажется.
     - Но ты все равно проиграл, Борис. Тебе не уйти. Ты одинок, слаб и в меньшинстве.
     - Это очень спорно, у меня тут как минимум полмиллиарда сторонников.
     Безрыбный сделал несколько шагов назад. А потом пространство между ним и теми славными парнями, что были на стороне Вселенной, стало мутным и туманным.
     - Все назад! - попытался крикнуть Брунвиус, выжимая остатки воздуха из своих сморщенных легких. - Повторяю, он мой.
     - Что - это? - наконец подала голос Мария.
     - Это - скопище нанороботов. Я уже имел с ними дело, - прихвастнул Артур, но потом вспомнил, что Мария хорошо знала: в этом 'деле' участие детектива было пассивным.


     Подняв артефакт удачи, Кромвель огляделся. Странно, но храрлурки, вроде, не заметили потери бойца. Точнее, это произошло не сразу.
     Коллективный разум Храрлурка привык за миллионы лет к тому, что каждую секунду где-то (чаще, в результате насилия) умирает дюжина-другая храрлурков. То же самое произошло и в этот момент.
     Только через полминуты до Великого Храрлурка, древнего, мудрого и прозорливого, вдруг дошло, что ни одно из его тел не может быть убито.
     Что-то было не так. И как только выяснилось, что умер именно тот, у кого был артефакт, Великому Храрлурку стало все ясно.
     Речь на сцене смолкла. Храрлурки на мгновение замерли, синхронно выбрали направление, а затем ринулись к Кромвелю, паля в того из бластеров.
     На стороне храрлурков был многолетний, многовековой, можно сказать палеонтологически долгий опыт борьбы с противником. У Кромвеля - пара десятков лет опыта бегства от неприятностей. И он, конечно, не добежал бы до лифта, а упал бы замертво подле него.
     Однако, на сцене появился еще один игрок.


     - У меня тоже для тебя кое-что есть, - сказал Брунвиус, за спиной которого скрылись все, включая капитана. - Как говорили в старину 'одного ниньдзю может убить только другой ниньдзя'.
     Он нажал несколько кнопок в своем подлокотнике - послышалось тихое шипение. Еще одно серебристое облако встало между Безрыбным и Брунвиусом.
     - Должен остаться только один, - продолжил тему Безрыбный.
     Грозя друг другу раскатами грома, похожими больше на мурлыкание, и сверкая крохотными молниями, два облака ринулись друг на друга, слились и завязали молекулярную войну. Минуты шли, облако искрилось, местами вспыхивало крохотными едва доступными человеческому глазу взрывами и медленно уменьшалось. А под ним, нанометр за нанометром, серебристой пылью вырастал могильник роботов.
     - Помните, Артур, я вам показывал образец? - спросил Брунвиус. - Так вот, мне удалось перепрограммировать его, и увеличить, так сказать, 'популяцию'.


     Давно уже выяснено, что умение хорошо стрелять относится больше к рефлексам - к той части мозга, что заботится о сохранности тела, а не духа. Так что если ты вдруг проснулся и обнаружил, что являешься коллективным разумом, то возникают некоторые нюансы. Например, скорее всего, ты не сможешь собрать лучшую во Вселенной рок-группу, которая по долговечности переплюнет Роллинг Стоунз. Музыканты умрут, а вместе с ними исчезнет умение играть, держаться на сцене и вот так улыбаться. А новых придется учить с самого начала.
     То же самое и со стрельбой.
     Итак, двери лифта открылись, и навстречу гигантопитеку вышел Франсуа-авиатор.
     Стрелять он умел лучше любого из храрлурков. И пусть удача в руках у Кромвеля, в фоновом режиме сопутствовала ближайшим из них - бывалому искателю приключений Брединьену не было до этого дела. Потому что на него и его древние свинцовые пули удача этого мира не распространялась.


     Шла нановойна и металлическое облако всё уменьшалось.
     Артур наклонился к Брунвиусу.
     - Мы ведь можем в любое время его прикончить, не так ли?
     - Э, нет, - ответил профессор. - Я хотел бы дать ему последний шанс, Безрыбный - слишком ценный кадр, чтоб его можно было так легко стереть.
     - Как знаете, профессор, но мы все очень сильно рискуем. Напомню, что второй артефакт все еще у храрлурков.
     - Молодой человек, не спешите совершать непоправимые поступки, их и без вас успеют сделать другие.
     У Артура назрел вопрос, но тут в дальнем конце помещения лязгнула дверь и послышались быстрые шаги. Появились Кромвель и А-Франсуа.
     - Артефакт у меня, - крикнул издали гигантопитек.
     - О Господи, кто это! - воскликнул Э-Франсуа, никогда ранее не видевший своей физически более совершенной версии.
     Вместе с уверенностью в себе к Кромвелю пришло чувство, которым обладали все остальные гигантопитеки, кроме него - очень острое обоняние. Именно оно позволило быстро найти путь к профессору, а особенно к его дочери. Всю дорогу Кромвель думал, что, как только найдет Брунвиуса и его людей, не мешкая, бросит любому, абсолютно любому из них злосчастный артефакт. Но, как назло, последние несколько минут рядом был только Франсуа.
     - Это тот авиатор из параллельной Вселенной, - сказал Эрнест.
     - Господа, раз уж к вам подоспело подкрепление, самое время и мне достать туза из рукава, - сказал Безрыбный. - Вот он, собственно, и пришел.
     Что-то могучее шумно засопело совсем рядом. Люди обернулись.
     Из темноты под кровавый свет аварийной лампы шагнуло нечто. И шагнуло так, что слегка дрогнул пол.
     Нечто было огромным и волосатым.
     Оно окинуло недобрым взглядом тех, кто был ближе - Брунвиуса, Хоуна, Артура и прочих. Затем посмотрело на окончательно измельчавшее облачко нанороботов и довольного Безрыбного. И наконец, свирепые красные глаза цепким стальным захватом поймали Кромвеля.
     - Ты, как всегда, оплошал, Крокушка, - сказало существо.


     ***


     Флаер бережно выгрузил содержимое багажного отсека на землю. Со стороны это выглядело так, будто самка невиданного серебристого зверя сносит квадратные яйца.
     - С флаером что-то случилось? - спросил Брединьен.
     - Флаер в полном порядке, просто дальше он лететь не может, - ответил профессор.
     - Почему?
     - Чтобы оторваться от планеты, нужна скорость около четырех километров в секунду, а это ему не по силам.
     - Оторваться?! - подал голос Брунвиус. - Вы сказали, что мы едем в вашу лабораторию.
     - Верно, моя лаборатория находится в пяти километрах отсюда, но только вверх. Через несколько минут тут будет планетолет. Он доставит нас вон туда.
     Все посмотрели на небо, но ничего не увидели, кроме звезд. Сэмол подумал, что так и должно быть. Ведь даже если Фобос стоит в перицентре, он слишком крохотный и почти не отражает света.
     - Фобос скоро будет как раз в нужном месте, так что часа через три мы все будем в моей лаборатории, - сказал Канарейко.
     Сэмол подумал, что профессор всегда был не в себе, но, должно быть, тщательно это скрывал. Почему он организовал лабораторию на Фобосе? Это же чертовски дорого и неэффективно. Во-первых, необходимо постоянно поддерживать гравитацию, а во-вторых, туда просто трудно добираться. С другой стороны, Фобос практически полностью состоит из рыхлого реголита, и продолбить в нем место под лабораторию не очень трудно. Вот только зачем?
     А еще, откуда у Канарейко нашлись деньги на лабораторию и транспорт? Последние события показывали, что вряд ли исследование санкционировано и финансируется Институтом.
     Профессор нервно расхаживал взад и вперед, останавливался, задумчиво смотрел на небо. Брунвиус и Брединьен сидели на ящиках и о чем-то перешептывались. Брединьен тихо хихикал. Волохонский же внимательно осматривал флаер, и, от безделья, простукивал его на предмет трещин.
     Время шло. Канарейко все больше нервничал, и тут Волохонскийв самый неподходящий момент возьми да и спроси:
     - Профессор, а все-таки, что это будет за исследование?
     Канарейко сверкнул на него суровым взглядом.
     - Вы, Волохонский, свою миссию уже выполнили, так что вас это не касается. Можете садиться во флаер и уезжать. А можете подняться с нами и подносить нам кофе.
     - А не шел бы ты... - Волохонский ненадолго задумался, прикидывая, куда именно послать родного профессора: с одной стороны, профессор очевиднейшим образом груб, с другой - он таки профессор.
     Закончить Волохонский не успел, так как с неба, рядом с флаером бесшумно опустился планетолет. Он тоже походил на каплю, не имел ни иллюминаторов, ни видимых дверей.
     - Волохонский, отойдите немедленно, и вы тоже слезайте с ящиков! - скомандовал Канарейко.
     Брунвиус и Брединьен безропотно слезли и отошли в сторону. Флаер только этого и ждал - в следующее же мгновение из его ближайшей стены выросло что-то вроде хобота. Хобот этот, подобно гиперудаву, заглатывающему упитанного кхрумптера, всосал все ящики, и, вроде, даже рыгнул.
     - А тут у вас водила имеется? - спросил Волохонский.
     - Не имеется и не нужен. Корабль держит связь с маяком на Фобосе и управляется автономно вне общей навигационной сети. Так что мы можем отправиться и без вас.
     Профессор явно провоцировал Волохонского, как бы принуждая его убраться восвояси. Но обычно задиристый Волохонский уходить не собирался, и это сильно удивило Сэмола. Вот и сейчас тот стерпел обиду.
     Странным было и то, что профессор излишне болезненно отреагировал на элементарный вопрос о сути эксперимента. Пройдет пара часов, лаборанты будут на Фобосе и всё сами узнают. Так какой смысл от них что-то скрывать.
     Сэмол не знал, что поведение и профессора, и сокурсника в очень скором времени объяснится самым печальным образом.
     И вообще этот Фобос. Он был, пожалуй, самым бессмысленным местом в Солнечной системе. В незапамятные времена, кажется, когда люди только изобрели письмо (или сетевой протокол), разведывательный корабль денебцев протаранил эту кучу мусора и оставил на ней три достопримечательности - кратер Стикни, борозды от так и не долетевших до Марса спасательных модулей, и, наконец, себя.
     То было, наверно, единственное знаменательное событие, произошедшее на Фобосе за четыре миллиарда лет существования.
     Вскоре после того, человечество сподобилось ввести уголовное преследование за создание соцсетей[42], принудительное лечение за их использование и приравняло компьютерные игры к тяжелым наркотикам. Это позволило ему выползти, наконец, в Большой Космос, обнаружить упомянутый корабль денебцев, починить систему связи, и, в конце концов, выйти на контакт с первым инопланетным разумом[43].
     И тут оказалось, что разведывательный корабль денебцев был первым в своем роде - их 'Санта Марией'. Потому они изъявили желание открыть на Фобосе музей. Люди удивились, пожали плечами, но дали добро. И тут-то оказалось, что планетоид не только пустой как пемза, но куда более хрупкий. Так что, ежели долбить в нем музейные залы, гостиницы для денебских туристов, и, что самое важное, гравитационные платформы (своей-то гравитации у планетоида, понятное дело, почти нет) то Фобос непременно развалится.


     Вот что представлял собой этот спутник. И потому затея присоединиться к профессору Канарейко казалась Сэмолу все более сомнительной. Он мог бы плюнуть на все и уйти, мог бы попытаться уговорить Волохонского. Но мешали обстоятельства. Во-первых, Волохонский ни за что бы не отказался от славы, раз выменял свою гордость на возможность отправиться дальше. Гордость обратному обмену не подлежит.
     Второй причиной был тот далекий, но незабытый горизонт Ахернады, те рваные скалистые горы, за которыми пряталась Великая Тайна.






Глава седьмая


     - Ты, как всегда, оплошал, Крокушка, - повторила Гутиера.
     Ее голос звучал как очень большая и очень старая медная труба. У Кромвеля с женой была заметная разница в возрасте. Ей было почти тридцать.
     'Крокушка', - повторил про себя Артур, но, в отличие от других, сдержал улыбку.
     Говорят, ничто не может вернуться с той стороны горизонта событий. Даже мастер-кровельщик из МТИ скажет вам, мол, максимальной скоростью в нашей Вселенной является скорость света, в то же время в коллапсированных звездах, известных как 'черные дыры', гравитация столь высока... ну и так далее.
     Если говорить о скучной материи и энергии, всяких там кварках и квантах, то все верно. Но человеческая, или почти человеческая психика - дело совсем иное. Потому что гравитация гравитацией, а когда над тобой смеется твоя любимая - даже самые стальные нервы начинают слегка трястись.
     Гигантопитек понял, что звонкий, вроде бы добрый смех Марии тянет его за горизонт, туда, где, потирая руки, ждет его старый добрый Кромвель - трусливый и жалкий.
     Тогда собрав все мужество, Кромвель сказал нечто, серьезно испугавшее присутствующих.
     - Я больше не могу быть твоим мужем.
     Все отстранились, посмотрели на Гутиеру.
     - Я понимаю, что тебе стыдно, но ты еще искупишь свою вину. Может даже, я тебя прощу.
     - Ты не поняла, набитая ты дура. Я не хочу больше быть твоим мужем.
     Слово было сказано. Слышали его стены, свидетели, а также большие как блюдца уши самки гигантопитека.
     Не поверить своим ушам может лишь существо с воображением. Воображения у Гутиеры не было, чем она очень гордилась. Она не стала переспрашивать, а вместо этого, приготовилась к прыжку - единственному и смертоносному.
     Но это было не самое страшное. Артур похолодел, когда увидел у нее в руке нечто, казавшееся крохотным. Это был якорь.
     Стало быть - удача - штурвал, а неудача - якорь. Артур недолго удивлялся этой мысли. Потому что в руке у Кромвеля был-таки штурвал.
     Кромвель сдаваться не собирался. Он прыгнул.
     Тела свирепой и глупой жены, и романтичного, но храброго мужа взлетели вверх к самому потолку.
     Когда две огромные белые туши оказались в самом верху и готовы были столкнуться, нечто серое блеснуло между ними. Что-то зажужжало, а затем низкий голос не по-женски грубо выругался.
     Тело Гутиеры, будто подхваченное могучей невидимой рукой, рванулось в сторону, освобождая дорогу для падающего Кромвеля. Пролетев мимо благоверной, гигантопитек не очень удачно приземлился на пол, скользнул по нему и шумно ударился спиной о контейнер так, что с того мешком свалилось бесчувственное тело Ротенкопфа.
     - Порвууу!!! - иерихонскими трубами ревела Гутиера.
     Гутиера барахталась в воздухе. Руками она безуспешно пыталась достать невидимого врага. Наконец, ее тело чуть сдвинулось, и в убогом свете лампы стали видны черты манипулятора, каким в мирное время поднимают контейнеры.
     - Кто ты?! - закричал Артур. - Выходи. Мы тебя поблагодарим.
     - Не стоит благодарностей, - сказал знакомый 'голос дворецкого', а через мгновение все увидели Зена.
     Он стоял поодаль, сжимая в ладони пульт.
     - Ты очень вовремя, - сказал Артур. - Рад тебя видеть.
     - Не могу сказать того же о тебе, браток, - ответил Зен, - мы ведь не знакомы.
     - То есть?
     - К сожалению, Зен, которого вы знали, исчез. Но есть одно незавершенное дело. Я обещал его закончить.
     - Да это я тебя закончу! - донеслось сверху.
     - Секунду, - попросил чадо-Зен, нажал несколько кнопок на пульте, и манипулятор унес Гутиеру в черные глубины склада.
     - Артефакт! - вспомнил Артур. Следовало забрать артефакт у Кромвеля. И тогда храрлурки точно не натворят бед. - Я возьму его.
     - Боюсь, ты не сможешь этого сделать, - сказал чадо-Зен.
     - Почему?
     - Таковы инструкции моего предка. Он кое-что показал мне и объяснил. Ты не должен получить артефакт.
     - А я, - послышался позади голос капитана, - например, я.
     - И ты тоже. Никто из жителей этой Вселенной не должен воспользоваться тем, что вы называете артефактом. То, что держит в руках ваш друг - Основа Мироздания, Генератор всех процессов, я бы даже сказал 'Начало начал'. 'Да будет свет' и все прочее началось с него... Ну, вы поняли... И это слишком большая сила для кого-то одного.
     - Мы в курсе, - раздраженно сказал Брунвиус. - Не думайте, что вы умнее других, молодой человек.
     - Я, может, и 'молодой человек', но у меня есть аргументы от того, кто намного старше вас.
     - Наглец, - сказал Брунвиус. - Кромвель, приказываю тебе, отдай артефакт... мне. Ну, или Артуру, он для этого подходит.
     - Лучше мне, - сказал Хоун. - Все-таки я хороший администратор, и нужно уладить кое какие проблемы на корабле. Или Эрнесту. Чем он хуже Артура?
     Кромвель выбрал детектива. Он уже не ревновал его к Марии и, потому, спокойно протянул Артуру штурвал.
     Артур же отстранился и посмотрел на Брунвиуса. Старый, сварливый, высокомерный, имеющий темные пятна в биографии, этот человек внушал меньше доверия, чем покойный Зен. Пусть они и виделись-то всего один раз.
     - Стой, Кромвель, - сказал Артур. - Я думаю, у нас есть пара минут, чтобы выслушать того, кто только что спас мир.
     Он кивнул в сторону чадо-Зена.
     - Хорошо. Я вас слушаю, - сказал Брунвиус. - Но имейте в виду, скоро здесь будут храрлурки, и мы не станем церемониться. Мы поступим по-своему. А вам, - он посмотрел на Безрыбного, - я не советую высовываться. Вы в меньшинстве, точнее в полном одиночестве. Кромвель, будь начеку.
     - Все что я скажу - достаточно просто. - сказал чадо-Зен, - В любом человеке, в любом разумном существе есть то, что ваши древние называли 'Своей колокольней'. Каждый уверен, что именно он знает, 'как надо'. Вот вы, - чадо-Зен указал на Хоуна. - Вы, кажется, изъявили желание получить артефакт. Зачем он вам?
     - Скоро придут храрлурки. Если он останется у Кромвеля, нам всем конец. Всем вообще. Вы можете отдать артефакт мне, или любому из тех, кто здесь адекватный.
     - А кто будет решать, кто адекватный, кто нет?
     - Я. Мы все. Можно большинством голосов.
     - Хорошо, а что дальше? Тот, кого вы выберете, простите, адекватным... Этот адекватный, что он будет делать потом?
     - Вернет артефакт.
     - Кому вернет?
     - Ну хорошо, - капитан замялся. - Не вернет, так спрячет. В укромное место. Их в Пути много. Да хоть в Черную дыру выбросит.
     Артур понял, к чему клонил чадо-Зен.
     - А если не выбросит? - спросило чадо.
     - Я выброшу, я действительно выброшу, - сказал капитан с искренностью хорошего политика.
     - Не получится. Человек должен абсолютно точно и искренне желать именно этого. В противном случае, этот так называемый артефакт вас не покинет. Вся ваша удача, как ни парадоксально, повернется против вас. Вселенная, конечно, огромна, в ней много рас, но мне кажется, трудно найти разумное существо, которое не ставило бы свои интересы выше общественных. На этом погорели миллионы политических режимов... Артефакт работает только с искренними желаниями. Носитель должен абсолютно точно желать от него избавиться, то есть, заведомо пойти против своих интересов. Такое иногда случается. Но чертовски редко.
     - То есть, тот, кто получит артефакт, не захочет отдать его по своей воле. А со временем абсолютная власть, как говорится, развращает абсолютно.
     - Именно, - сказал чадо-Зен. - Вообще, нам всем очень повезло, что он достался таким существам как Вен и этому, с цветовым именем. Первый был человеком не очень высокого полета, и все, что ему было нужно - это деньги. Много денег. Второй был фанатом своего дела, и не имел другой мечты, кроме юнипокера. А может, просто не успел раскрыть свои тайные желания, прежде чем умереть. Что же касается вас, вы и сами не знаете, чего действительно хотите.
     Артур взглянул на Эрнеста и увидел на его лице бурю чувств, обычно этому лицу не свойственную. Помощник капитана больше не был похож на порядочного трудоголика, верный винтик в корпоративной машине. Что-то в нем изменилось, а точнее, продолжало меняться. Причем, не сказать, что к лучшему. Капитану, подумал Артур, не стоило упоминать Эрнеста, когда речь зашла о 'кольце власти', т.е. артефакте удачи.
     - Зен прав, - сказал Артур и решительно встал между Кромвелем и остальными. - Мы не можем его взять.
     Он посмотрел на Брунвиуса. Однозначным хозяином ситуации был именно он. Как скажет профессор, так все и поступят, и в первую очередь, Кромвель.
     Профессор же медлил, очевидно, взвешивая аргументы за и против.
     - Это слишком много для одного, - произнес он медленно. - Для одного единственного человека это слишком большая удача. Вот только есть одна загвоздка. Очень скоро тут будут храрлурки. А Великий Храрлурк, может, и придурок, но не дурак. Он найдет нас очень скоро. И тогда вы сразу получите того, кого абсолютная власть уже успела абсолютно развратить. Если только не избавиться от артефакта прямо здесь и сейчас, а этого мы сделать не можем.
     - Можем, - сказал чадо-Зен.
     - Можем, - повторил Безрыбный.
     Артур все понял.
     - Она где-то здесь. Ведь так? - он повернулся к Безрыбному. - Ведь это - ваше логово. Она должна быть рядом.
     - Именно, друг мой, - дружелюбно сказал Безрыбный, - можно сказать, под боком.


     Она действительно была прямо под боком - в одном из ближайших контейнеров. Дверь между Вселенными, собранная умелыми руками (или щупальцами) талантливого Безрыбного. То были с виду хаотично взгроможденные друг на друга агрегаты, испещренные трубами и покрытые гусиной кожей кнопок. В самом ее центре действительно была дверь. Самая обыкновенная, пластиковая.
     - Запускай шайтан-машину, начальник! - сказал чадо-Зен.
     Он только что раскопал в закромах своей памяти архаичный земной жаргон. В руке его тускло блеснул якорным чугуном артефакт неудачи.
     Машина затарахтела, завыла, затрещала. Тут можно было бы упомянуть долженствующих торжественному моменту электрических змей, но их не было, так как оборудование работало исправно, и было надежно заземлено.
     Затем наступила гробовая тишина. И посреди этой тишины щелкнула замком и приоткрылась дверь.
     - Вуаля, как говорится. А мне пора откланяться. Когда я уйду, - чадо-Зен кивнул в сторону Кромвеля, держащего в руке то, что виделось Артуру штурвалом, - второй артефакт исчезнет. Не волнуйтесь, это не прекратит процессы во вселенной. Ведь артефакты - лишь отжившие свой срок инструменты.
     Чадо-Зен подошел к двери и медленно, будто ждал, что его остановят или окликнут, взялся за ручку.
     - Постойте! - выжимая весь воздух из сморщенных легких, отчаянно просипел Брунвиус, - У меня еще остались вопросы. Еще не все ясно. Самое главное... Для меня самое главное... Дело в том, что здесь что-то не сходится. Ради бога, остановитесь на минутку и ответьте. Всего минутку.
     - Да, я вас слушаю.
     - Если артефакты действительно были генераторами всех процессов, - торопливо заговорил профессор, - то почему? Почему, черт побери, они были завязаны на Воле Разума? Ведь они первыми были тут. Они появились ДО Вселенной. Как они могли руководить процессами, если рядом не было никого?
     - Вы знаете ответ. Он лежит на поверхности. Скажите его сами, профессор.
     Бессмертный улыбнулся. Артур, видя эту улыбку, быстро понял, что тот Зен, которого он знал, ненадолго вернулся.
     Зен посмотрел на Артура.
     - А ты, Артур. Ты-то знаешь ответ? Скажи его профессору.
     - Этого не может быть! - застонал Брунвиус. - Это антинаучно!
     - Значит, этот разум был, - сказал Артур. - Кто-то присутствовал при рождении. И это рождение подчинялось его воле...
     - Значение и положение в пространстве и времени любого кванта и кварка определял Разум? - перебил его профессор. - Этого невозможно. Бог не играет в кости! Потому что никакого бога нет!
     - В классическом смысле Бога действительно нет, - Сказал Зен. - А если говорить о том, кто все это создал, это и есть та самая фальсифицируемая истина, что нашла себе доказательство. Но и это еще часть ответа на ваш вопрос. Вы спросили, почему артефакты вообще завязаны на Воле Разума. И тут снова все предельно просто. Очевидно, набор молекул наделенных разумом, чем-то отличается от просто 'набора молекул'. Чем-то очень существенным.
     - Существенным, - медленно, будто пробуя на вкус это слово, выговорил Брунвиус.
     - Вы ведь этого ответа ждали?
     - Да, потому что я слишком стар. А когда ты стар, очень хочется верить... Теперь мне уже не страшно.
     Артур увидел, как Брунвиус блаженно улыбнулся, словно тяжелую урановую гирю сняли с его шеи.
     - Я тоже кое-чего не понимаю, - сказал детектив. - Зачем ему... Создателю надо было оставлять здесь свои, с позволения сказать, инструменты?
     - Никто из нас не безгрешен, - ответил Зен. - Я, например, рассеян.
     С этими словами, он быстро, будто прячась от дальнейших расспросов, открыл дверь и шагнул в абсолютную черноту иного Мира.


     ***


     Возможно, дело было в ускорителе, а может, и не в нем. Или, не только в нем.
     Но так или иначе, профессора Канарейко больше не было. Не было его лаборатории, его безумной затеи. Не было и Фобоса.
     Фобос разлетелся вдребезги, и все, что не упало на планету, уже начало собираться в редкое кольцо на ее орбите.Но самое главное - больше не было Волохонского, причем самым страшным, самым чудовищным образом. Обломки Фобоса - вот они тут, летают рядом в нескольких километрах, и где-то между ними во множествекрутятся останки профессора. Волохонского же не существует буквально.
     Все начиналось очень даже неплохо, думал Бегущая Волна, чуть удлинив крылья и став еще немного аэродинамичнее. Добрались до лаборатории, поели. В пустом подсобном помещении разложили на полу матрасы и легли спать. А на следующий день принялись распаковывать оборудование. И за это время Канарейко ни словом не обмолвился о задачах эксперимента. Но все уже догадывались, и догадка эта подтвердилась, когда вечером Волохонский рассказал остальным, что узнал в одном из аппаратов генератор полууниверсума. Это была компактная и очень дорогая 'элитная' модель. Такие использовались на скоростных частных катерах, каких у семьи Волохонского имелось больше дюжины.
     Будь это лабораторный образец, его бы признал физик Брунвиус. Но большая часть оборудования, судя по всему, вообще не принадлежала институту. Из этого студенты сделали вывод, что лаборатория имеет некое тайное финансирование. Тогда становилось понятным, почему был выбран именно Фобос -место менее пригодное для работы и более удачное для всяческой секретности трудно было представить.
     А потом Брунвиус обнаружил устройство, над которым сам работал - это был так называемый 'ловец Вселенных'. Он позволял более точно настроить генератор на Вселенную с нужными параметрами.
     Все становилось предельно ясным. Даже никудышный инженер Волохонский понимал значение проекта. И Бегущая Волна заметил в его глазах эту веселую безуминку. Было видно, что Волохонский что-то затеял.


     Там, на Ахернаде, был пролесок, где редко можно было кого-то встретить. Он выбирался туда вместе с Алуаром. Вдалеке от посторонних глаз Бегущая Волна превращался в большого крылатого ящера. Этого ящера он увидел однажды на обложке средневековой сказки. Правда там к чудовищу прилагалась полуобнаженная девица и неправдоподобно могучий воин с неестественно крупными мускулами и столь же неестественно крохотной головой. Ни воина, ни девицы в друзьях у Бегущей Волны не было. Только маленький мальчик. Ночами он садился на спину ящеру, и они летали вдвоем над лесом.
     Хорошие были времена.


     На этот раз Бегущая Волна отрастил крылья раз в шесть больше тех, что имел на Ахернаде. Пусть и слабая, но атмосфера у Марса есть. В нее можно врезаться, в ней при очень неудачных обстоятельствах можно сгореть. Бегущая Волна однажды в этом убедился.
     Он не знал, что сталось с Брунвиусом и Брединьеном, успели ли они добраться до корабля. Но профессор точно был мертв. Они просто не успели бы его разбудить, и сигнала тревоги он слышать не мог. Об этом позаботился Волохонский, подсыпавший Канарейко, как он сам написал, 'особое снотворное'.
     Началось с того, что Волохонский, лег спать вместе со всеми, выждал час, а потом забрался в лабораторию и там заперся. Это обнаружил Брединьен, который, как оказалось, не спал, а сочинял в уме мелодию для поллуксианского фагота. Он разбудил остальных, и безрезультатно попытался привезти в чувство профессора. Рядом с Канарейко он нашел лист древесной бумаги, в котором говорилось о снотворном.


     Так что там насчет смысла жизни и Вселенной?! Что насчет 'ловца Вселенных'? Сможет ли 'ловец' выловить ту из них, у которой есть смысл? Сможет ли генератор полууниверсума локально привязать тот мир к нашему? И что произойдет, если отключить щит у генератора? Полезут ли к нам чудовища, а может, мир приобретет что-то другое, что-то более важное, что-то, что изменит его полностью и навсегда?
     Для Бегущей Волны это был тот самый вопрос, ответ на который находился за самым последним горизонтом. Дальше не было ничего.
     Когда же они подошли к стеклянной стене лаборатории, они увидели за ней лишь туман. Из него в халате, заляпанном чем-то зеленым, вышел Волохонский. Он двигался медленно и неуловимо странно. И таким же странным был отсутствующий взгляд. Он был холодным и тоскливым, как вселенная, доверху наполненная технической документацией и стихами бухгалтера-эмо.
     Взгляд призывал немедленно повеситься.
     А потом сама включилась громкая связь с лабораторией, и отсутствующий голос, совсем не похожий на голос Волохонского, произнес:
     - Радуйтесь. Радуйтесь, что у Вашего мира нет смысла.
     А потом он исчез.


     Бегущая Волна присмотрелся. Внизу, чуть правее его курса, был Рэйтаун, а левее - родной институт. Можно было с легкостью направиться к МТИ, вернуться, прийти с покаянной к руководству и заявить что во всем виноват Канарейко, что было почти правдой. Однако придумать историю своего чудесного спасения не удастся, потому что обязательно будет расследование, и будет оно тщательным. И уж тогда непременно выяснится, что студент Сэмол спасался вовсе не на корабле, а, что называется, своим ходом. Да и не нужен был уже институт. На это была другая, более глубокая причина.
     Бегущая волна свернул к городу.
     Да, это он уничтожил лабораторию. Тонкий живой шнур потянулся под полом, ловко прополз между гравитационными плитами, добрался до генератора и, наконец, замкнул и перемкнул то, что следовало замкнуть и перемкнуть. Остальное случилось само собой.
     Сначала без шума отключилась гравитация, и это в сложившихся обстоятельствах очень всех напугало.
     - Что происходит? - спросил Брунвиус.
     - Понятия не имею, - ответил Бегущая Волна, - но нужно бежать.
     Они побежали. Вернее, поплыли к выходу.
     В коридоре, на пути к спасительному кораблю, Бегущая Волна понял, что теперь ему со студентами не по пути. Дело было не в предстоящем расследовании, не в многочисленных комиссиях и допросах. Не в том, что в студенте Сэмоле разоблачат хамелоида.
     Горизонта больше не было! А если он и был, то потерял всякий смысл.
     Потому Бегущая Волна свернул к городу. И уже там, внизу, в Рэйтауне исполненный отчаяния, он встретил вербовщика. Статный, бывалого вида военный сунул в его руку флаер и спросил 'Ты уже подумал о своем будущем?'.
     - Подумал, - ответил Бегущая Волна.
     - И как тебя зовут, малец?
     - Безрыбный, Борис Безрыбный, - сказал Бегущая Волна первое, что пришло ему в голову. - Но у меня нет документов.
     - Для таких славных ребят, как ты, для патриотов колонии можно сделать документы, - ответил вербовщик и подмигнул.


     ***


     - Это уже потом я создал боевые пространствосворачиватели, что отогнали Храрлурка на край галактики. Это потом помог создать империю. А в те минуты я был отчаявшимся Пиноккио, с длинным-предлинным носом. Деревянным мальчиком, который стеснялся своей сущности, и потому тщательно от всех ее скрывал. Что бы мне за нее сделали? Да ничего. Я это уже прекрасно понимал. Но быть собой было стыдно, зазорно. А хуже всего другое: Пиноккио, наконец, дошел до горизонта, проткнул его своим любопытным носом и вдруг понял, что горизонт бутафорский и нет за ним ничего кроме тьмы и сырости.
     - Почему? - спросил Артур.
     - Действительно, почему? - спросил капитан.
     Бегущая Волна подумал немного и ответил:
     - Потому что Волохонский был прав - надо радоваться тому, что у всего этого нет смысла! Одного большого и единого смысла на всех. А почему надо? Да потому, что на одной чаше весов единый для всего разума Смысл, пахнущий серой и тоталитаризмом, на другой - право бросить кости и ждать, что там выпадет. Страшно жить в мире, в котором Бог и все прочие каждую секунду не играют в кости.










'Туз', он же Эпилог



     - Сколько книг нужно прочесть, чтобы познать дзен, учитель?
     - Четыре.
     - Какие же это книги, учитель?
     - Это очень хорошие книги.


     Спустя семь часов, прорвав силовой купол, прямо на танцпол ресторана приземлился десант Земной Конфедерации. Храрлурки были арестованы. Впрочем, это была простая формальность, ибо трудно изолировать того, кто имеет миллиарды тел.
     Лайнер 'Принцесса звезд' благополучно продолжил свое путешествие. И на планете-гипермаркете Март-Мол депрессивный альтаирский ксеоцефалий встретил наконец долгожданную самку.
     Впрочем, не все любовные истории завершились благополучно. Например, Мария, узрев героическое поведение Кромвеля, воспылала к нему пламенной страстью, которую в столь юном возрасте свойственно путать с любовью. На страсть Кромвель ответил так: 'Простите, дорогая, но я вынужден вас отвергнуть, я вырос из любви к вам. Более того, любить существо слабое и глупое - само по себе признак слабости'. Кто-то может тут сказать, что новый Кромвель зазнался. И будет прав.
     Теперь гигантопитек работает продавцом настоящих бумажных книг в магазине на Март-Молле, подписывая экземпляры книги последнего бигфута и притворяясь его потомком.
     Брунвиус вместе с экзоэнтомологом Брединьеном отправились на 'Выставку передовых технологий Нью-Массачусетса', где отлично провели время среди коллег.
     Айртон Хоун так естественно и правдиво описал свой героизм, что очень быстро покинул должность капитана и стал главой отдела безопасности 'Галактик Воядж', и теперь он работает в головном офисе компании в Рэйтауне, что на Марсе.
     Эрнест же ушел с должности, и делает политическую карьеру.
     Казалось бы, только авиатор Брединьен мог быть недоволен своей судьбой, ведь путь назад, к заданной точке параллельной вселенной (по словам Брунвиуса) был для него закрыт[44]. Но, будучи оптимистом, Брединьен сказал так: 'Отправляясь в любое рискованное путешествие, я не очень рассчитываю вернуться обратно. Мне суждено было замерзнуть в снегах. Да и о чем еще может мечтать истинный естествоиспытатель больше, чем об открытии Затерянного Мира, в данном случае, вашего'.
     Ганс Ротенкопф остался жив. Однако, характер его, после сильного удара головой, стал еще сквернее.
     Бегущая Волна же, отчаявшись понять Вселенную, и за отсутствием возможности без лишних хлопот ее уничтожить, решил вернуться к корням. Метаулей встретил его почти забытой, но глубоко родной пульсацией электромагнитного поля. И спустя много лет, готовясь раздать свою память, он вспомнит тот день, когда взял с собой своего сына, чтобы вместе посмотреть на горизонт.
     Что же касается Артура Чеснея, скоро он попал еще в одну, но уже совсем другую историю.


     Это была та самая дверь, рядом с которой совсем недавно висело объявление о круизе на 'Принцессе звезд'. На двери, как и прежде, красовалась надпись 'Фаррух Эйдельман. Универсальный психиатр'.
     Упомянутый Эйдельман называл себя специалистом по психике всех рас галактики. Он утверждал, что нашел некоторые закономерности и, исходя из них, построил свой так называемый универсальный метод лечения. Официальная психиатрия, как Земли, так и прочих планет, отвергала учение Эйдельмана как лженаучное.
     Сертификата, который можно было бы повесить на стенку в приемной, у него не было. Соответственно, и клиенты Эйдельмана жаловали не часто. Фирмы по соседству даже удивлялись, как же это господину универсальному психиатру удается продолжать снимать офис в столь дорогом районе Нью-Анджелеса. Чем же он тогда питается?
     Тем не менее, Эйдельман был на удивление массивным человеком, что успел отметить едва вошедший клиент.
     - Добрый день, - произнес улыбчивый психиатр, за неимением секретарши, встречавший пациентов сам. - Могу вам чем-нибудь помочь?
     - Дурак! - прошипел гость. - Раз уж я пришел, значит, мне нужна помощь!
     Время арендной платы неумолимо приближалось, потому Эйдельман спокойно проглотил оскорбление. Да и профессиональный долг врача (или почти врача) обязывал.
     За свою жизнь психиатр насмотрелся на множество лиц, но существо этой расы он видел впервые. Комплекцией гость походил на человека. Только лицо его было слегка зеленоватым и усыпанным бурыми пятнами. Большие навыкате глаза и пухлые опущенные по краям губы, вместе создавали ощущение, что существо смотрит на вас, одновременно и удивляясь, и брезгуя.
     В общем и целом, пациент походил на лягушку, так до конца и не превратившуюся в принца.
     - В чем ваша проблема? - спросил Эйдельман, когда тот устроился на диване.
     Гость ответил, что не знает.
     - Тогда скажите, что вас беспокоит.
     Гость рассказал. Об одиночестве и неустроенности, о зависти чужому счастью, о постоянном раздражении, превращающем жизнь в бесконечную и беспокойную ночь в кровати, заполненной хлебными крошками.
     - Ваша проблема не только в одиночестве, но и в нехватке любви, - ответил Эйдельман. - Как говорил один старый мудрый поэт: 'Любовь - это все, что нам нужно'.
     Гость спросил, что же ему делать.
     - Перед вами огромный мир, - ответил доктор, и добавил: - Где-то далеко обязательно есть близкая вам душа.


     Спустя примерно десять минут все существовавшие в Пути храрлурки единовременно зашли в свои жилища, вытащили из-под кроватей двадцать пять миллиардов чемоданов, сложили в них двадцать пять миллиардов свежих, только что из химчистки, балахонов, пятьдесят миллиардов пар вязаных носков, и еще сто миллиардов комплектов нижнего белья. А чуть позже они сели в звездолеты, и покинули галактику, направившись в двадцать пять миллиардов сторон света в поисках любви.









Примечания

1
Тахорг, он же 'тахионный организм', почуяв охотника, опрыскивает местность мускусом, насыщенным антитахионами. Это приводит к разрывам в причинно-следственной связи, и подчас оказывается не ясным, кто за кем охотится. 'Энциклопедия диковин Пути' в статье о тахоргах предостерегает: 'если вы нашли собственный обглоданный труп, будьте предельно осторожны'. Тахорги занимают 287-е место в Рейтинге самых удивительных животных галактики.

2
Арктурианцы - внешне очень похожи на людей. Разница в том, что они видят большинство живых объектов насквозь. В коллективе арктурианцев можно услышать реплику вроде 'Ути-пути. Ах, какой сладкий малыш. А селезенкой то весь в папу!'.

3
Денебцы внешне похожи на людей. Причуда природы позволила им знать дату собственной смерти (исключая смерть внезапную). Потому возраст денебцев считается в обратном направлении. На торте в день рождения у них фиксированное число свечек. И именинник, при траурном молчании одетых в черное гостей, торжественно задувает очередную, а потом принимает соболезнования. Запуская первую ракету, суеверные денебцы считали 'один, два, три...'.

4
Гимн колонии начинается словами 'Боже храни нерушимый союз'

5
Если 'ксенофобия' подразумевает ненависть ко всему чужому в рамках планеты Земля, то 'астроксенофобия' с успехом за эти рамки выходит.

6
Оринонцы - возможно, самая счастливая раса в Галактике. В их словаре есть 400 слов для обозначения любви и полмиллиона подходящих рифм. Все поэты орионцев умирают своей смертью.

7
Любовные отношения пентателов столь запутаны, что в их версии 'Ромео и Джульетты' 237 актов и 45 роковых поцелуев.

8
Фомальгаут - планетарная система. Последнее место в Галактике, где стоит забредать 'не в тот бар'.

9
Крупнейшая корпорация галактики. Умиравший в больнице для малоимущих последний представитель Ротшильдов сказал о них: 'У этой молодежи совсем нет совести'.

10
В древности существовало поверье, что если люди поймают инопланетянина, они должны вскрыть его и посмотреть, что у того внутри. Единственный способ пришельцу избежать суровой участи - отдать людям горшочек золота.

11
С точки зрения человека, щепка эта была достаточно толстой, а 'вздернутость' имела баклажановую форму.

12
На самом деле, профессор подозревал, что на родине Кромвеля когда-то существовала развитая цивилизация. И потому гигантопитек знал много более тридцати слов.

13
Самая распространенная среди военных Земли фамилия после КовальскиЙ.

14
Чечако - пренебрежительное обращение на Ахернаде к заезжим, 'не нюхавшим лазера' чужакам.

15
Безликие 'кредиты' являются универсальной валютой в галактике. Однако на большинстве независимых планет, на колониях, и в мирах инопланетян ходят свои, самые разнообразные деньги.

16
Частное управление по космическим чрезвычайным ситуациям.

17
Земная Конфедерация - сокращенное название макрогосударства землян - Конфедерация Земли, Колоний и Независимых Звездных Систем.

18
Он же - МТИ.

19
Еще больше усугубило странности Брединьена его долгое пребывание в криосне. Положительный результат эксперимента был всего один - Брединьен сохранился куда лучше сверстников.

20
Большинство гуманоидов ошибочно считают, что с возрастом они лучше разбираются в себе подобных. С ними не согласна раса ванвогтов, рождающихся с альцгеймером и умирающих после рассасывания молочных зубов, а также мошенники, выдающие себя за социальных работников.

21
Радиотелескоп на границе Облака Оорта зафиксировал в этот момент его зловещее 'Ха-ха-ха-ха!', но никто не придал этому значения.

22
Именно так.

23
Министерство обороны и нападения.

24
Союз Свободных Колоний объединяет под своим началом несколько крупных колоний, богатейшая из которых - Система Фомальгаута.

25
В отличие от Артура, капитан предпочитал иметь не внешний коммуникатор, а встроенный в зрачок. Такой носят многие особенно занятые жители Пути, по крайней мере, те, кто имеет зрение.

26
Полууниверсум - зона в пространство-времени, содержащая в себе одновременно две Вселенные. Например любой, самый обычный кот в ней может быть одновременно жив, мертв и улыбчив.

27
Звезда Ахернар не имеет отношения к упомянутой ранее планете Ахернаде. Схожесть в названиях связана с тем, что комбинаций человеческих букв гораздо меньше, чем звезд и планет Млечного Пути. То ли дело у-шаны. В их языке важны не только звуки, но также тональность и музыкальный размер. 'Земля' у у-шанов звучит как классическая финальная фраза мажорного блюза в тональности 'Ми'.

28
Субтахионная ракета известна тем, что оказывается в брюхе вражеского крейсера еще до того, как произведен выстрел. Канониры часто страдают от ее фонового излучения. Зафиксированы случаи, когда они становились отцами незапланированных детей еще до вступления в половую связь с портовыми барышнями. После войны, известной как 'Вторая храрлуркская', субтахионные ракеты были запрещены Альдебаранской конвенцией как нарушающие правила ведения боя и здравого смысла.

29
'брюки с напуском' - фр.

30
'Здравствуйте, господа. Я вижу вы - старший по званию' - фр.

31
Некоторые особенно оптимистичные искусствоведы считают, что данный девиз уходит корнями в средневековую литературу. Однако более серьезные ученые справедливо полагают, что таковых корней нет. История донесла до нас лишь книги посвященные мутантам с остроконечными ушами, либо двухсотлетним вампирам, не вышедшим из пубертатного возраста. В любом случае, книг того периода с фразами о высоких стремлениях так и не было обнаружено.

32
Притом, что человек - одно из самых хрупких существ в галактике. Чего стоит, например, наличие всего одного сердца.

33
Йети - снежный человек, зимняя обезьяна, бигфут, леший, авдошка. Предпоследний экземпляр был уничтожен во время элитного сафари в 2127 году. Последний же покончил с собой двадцатью годами позже в собственной квартире в Манхэттене. В том же году его книга 'Вы ничего не знаете об Одиночестве' стала мировым бестселлером.

34
Высшей мерой всего сущего у аборигенов Ахернады являются семейные ценности, а не такой пустяк, как смерть. Дело в том, что хамелоиды живут в подземных пещерах, прижавшись друг к дружке, образовав таким образом уютный метаулей, и проводя все время за сплетнями. Когда кто-нибудь из родственников, в нашем понимании, собирается умереть, в честь этого дела организовываются бурные торжества, во время которых 'умирающий' громко (на нескольких частотах) зачитывает завещание, где сообщает о том, кому из родни какие свои воспоминания и черты характера дарит. Итогом мероприятия является торжественное съедение 'усопшего'.

35
Когда-то антивещество стоило еще дороже. Но с тех пор, как его стали добывать из антимиров, цена его на бирже существенно упала. Добытчиками антиматерии работают квуаонкане - раса, очень ловко орудующая магнитными полями. Квуаонкане отличаются невысоким (около полуметра) ростом, волосатостью и склонностью к клептомании. Так что если в вашем мире пропадают игрушки, авторучки, гитарные медиаторы, редко используемые предметы и у вас есть легенды о домовых и барабашках, то, скорее всего, вы живете в той вселенной, откуда достается антивещество, а не там, где происходит эта история.

36
'Сильный принцип разума' до контакта человечества с прочими цивилизациями был известен как 'Сильный антропный принцип'. Он гласит, что вселенная создана исключительно ради того, чтобы в ней зародилась разумная жизнь.

37
Среди множества определений слова 'субъект' профессор Брунвиус тут имеет в виду определение, принятое в философии, т.е. 'субъект как носитель действия'. (не смешное, но нужное примечание - авт.)

38
kidat ponti - позиционироваться (старорусск.)

39
sic!

40
За восемь лет до описываемых событий начался выброс внешнего вещества Поллукса. В результате гигант превратился в скромного белого карлика, а родная планета поллуксианцев сгорела. Обитатели были эвакуированы в такой спешке, что не взяли с собой ни одной личинки псевдодуба. Теперь поллуксианцы разбрелись по Галактике. Их можно встретить практически на любой планете, торгующими национальной поллуксианской шаурмой с предсказаниями.

41
Он же 'Сфера Шварцшильда', названная так в честь средневекового актера.

42
Благодаря двустороннему соглашению, преследование это происходит в рамках процессуальных и законодательных норм системы Трилобита.

43
К слову, очень скоро выяснилось, что создателями еще самых первых компьютерных игр и соцсетей были представители нескольких рас, положивших глаз (или что там у них) на Солнечную Систему.

44
Профессор не смог установить, из какой Вселенной прибыл авиатор, ведь существует чуть меньше бесконечности миров с космическим эфиром. И еще чуть меньше бесконечности без оного... как ни странно.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"