Аннотация: Извиняюсь перед читателями за долгую задержку. Во-первых, муза сбежала; во-вторых, личные обстоятельства. Спешу предупредить, что следующая прода будет тоже нескоро, не ранее, чем через два месяца.
Глава 9
Утром, зайдя за старую мастерскую, Крис испытал шок, сравнимый с чувством барана, смотрящего на новые ворота: пустырь за сараем изменился до неузнаваемости. Если раньше сорняк жался к тени и влаге - к подгнившим доскам, заляпанных яркими пятнами разноцветного мха, точно художник-авангардист небрежно махнул кистью, - то теперь... Лес крапивы с человеческий рост высотой выглядел облагороженным, ухоженным и в то же время казался естественным, диким. Стал гуще прежнего, растянулся на семь метров вдоль стены сарая и на три в сторону поля.
Те, кто со стороны реки на усадьбу не смотрел, ничего особенного заметил бы: тень, влажность, вот сорняк и вымахал. И кто обращал внимание, не особо удивился бы: ну, разрослась крапива, бывает. Никому не мешает и ладно. А вот Крис изменения не просто увидел, но и ощутил. Прибрежным бризом, да чего там, океанским штормом от травы веяло домом; не своим - чужим, но домом - человеческим обиталищем. Сходство с жилищем только усилилось, когда он, опасаясь обжечься, протянул к крапиве руку. Стебли мягко разошлись в стороны, как бы приглашая войти. Не изогнулись, а будто бы переселились.
Не получив ни одного ожога, Крис, пригибаясь, пробрался в центр зарослей и увидел ещё одно чудо: настоящий гамак из крапивного волокна подвешенный на столбики, скрученные из стволов всё того же растения. Хмурое небо - предвестник первого летнего дождя (для острова Разлом - явления редкого), закрывалось широкими листьями. Образовался своеобразный продолговатый шатёр - напоминающий скорее рыбий пузырь, раздутый внутри зарослей травы, а не просторное конусное помещение. В центре - спальное место, под ним - чистый плотный мох. Перед входом (если идти вдоль стены сарая, а не со стороны луга) - небольшая комнатка, устланная тем же толстым ковром.
На нем, поджав под себя пятки, восседала хозяйка колючей гущи, одетая в новое зелёное платье, полностью закрывающее спину, грудь и колоколом ниспадающая вокруг таза и ног. Руки оставались открытыми. Причёска та же - обёрнутая вокруг головы толстая коса цвета воронового крыла. Лицо выражает спокойствие и умиротворённость, в глубоких глазах - мудрость.
- Доброе утро, - поздоровался Крис, присаживаясь на мох, который оказался удивительно сухим, мягким и тёплым. - Возьми, покушай, - сказал, передавая женщине вкусно пахнущий бумажный пакет.
Данкоя развернула еду, и крохотное тенистое помещение наполнилось ароматом свежеиспечённого хлеба, масла и мяса. Аланору удивлённо подняла бровь и Крис, протягивая женщине стеклянную бутылку от какого-то вина со смытой этикеткой, наполненную молоком и заткнутую пробкой, пояснил:
- Я как бы себе взял. Сказал, что буду учиться на природе. Там, сзади, учебники лежат.
- И что же твои родственники?
- А, - отмахнулся он. - В молчанку играют. Как дети малые, челюсти их пожри! Меня и самого коробит - раньше я обещаний не нарушал, повинился, а они...
- Ничего, простят. Я их любовь к тебе вижу. Трепетная, лёгкая, с налётом сожаления. Так обычно к малознакомым детям относятся, горюя, что они - не их чада, а чужие...
- Всё правильно... - опешил Крис. - Я их впервые в жизни здесь встретил... Фрэнси - родная тётушка моего папы. И своих детей у них нет... а откуда ты?..
- В твоей Душе Мира разглядела. Она содержит в себе и отображает весь Мир. Ты пока не умеешь с ней говорить, не можешь вызывать или прятать по своему желанию, не научился скрывать отражения... ты - младенец, и она ведёт себя как несмышлёныш....
- Всё! - решительно остановил её Крис. - Хватит о моей-твоей Душе Мира! Не время. Кушай и рассказывай, как тебе удалось бежать. И, если мама там, если не сошла с ума, то как её можно вытащить оттуда. Эта мысль, Данкоя, гложет меня со вчерашнего дня, я места себе не нахожу...
- Я понимаю тебя, мальчик, - успокоила островитянка, погладив-потрепав юношу волосы. Очень душевно и нежно, как мать ребёнка. Крис нахмурился, но не отстранился. - Но обнадёживать не стану, всё в воле Души Мира.
Данкоя о чём-то задумалась, медленно опуская руку на колено, и переменилась, распрямив спину, сделавшись гордой и строгой:
- Я, Кристофер, Мать третьей ступени - это высокая иерархия. В своё время я стояла в круге Старейшин, беседующих с Туманной горой, я была на пороге вхождения в совет Старейшим. И я не просто Мать третьей ступени, на которую становятся, родив четвёртого ребёнка, у меня пятеро, а для Аланору это редкость. Это повод для гордости. Это счастье... - Вещала она голосом ровным, бесстрастным, но преисполненным достоинства. Такого мощного, что Крису невольно захотелось подняться в полный рост, выпятить грудь и, захлёбываясь от восторга, завопить: "Смотрите кого я спас! Саму эту! Не абы кого!", - еле сдержался.
- Мы, к сожалению, мало рожаем. Не потому, что не хотим, а потому, что Душа Мира, мешая женщинам Аланору беременеть, спасает остров от перенаселения. Жизнь наша долгая. Половина Старейшин давно разменяли столетний рубеж, а выглядят как ваши шестидесятилетние. Восьмидесятилетнего Аланору не отличишь от местного здорового мужчины в расцвете сил, а женщины... мне семьдесят шесть лет, а я до сих пор готова к зачатию новой жизни. - Женщина народа Аланору вдруг мягко улыбнулась. - Мы девочками шептались, передавали друг другу под большим секретом, что Душа Мира нас попросту ревнует... прости за сумбурное изложение, Кристофер, я никогда не умела говорить речи. И прости, что я отклоняюсь от немедленного ответа на твои вопросы, но то, что я говорю, мне кажется важным. Потерпи немного.
Данкоя глотнула молока, смочив натруженное с непривычки горло: слишком долго она вынужденно молчала.
- Я побывала в заточении всего четыре года, а твоя мама - шестнадцать и я, прости, сомневаюсь в её душевном здоровье. - У Криса невольно заиграли желваки, кулаки сжались, в глубине глаз зажегся огонь. Вид его стал грозным, как у рассерженного медведя. Но Данкоя будто не заметила состояние юноши и продолжила по-прежнему ровно. - С каждым часом пребывания в Провальном тумане Душа Мира у Матерей страдает и от страдания дуреет, постепенно переполняясь одним чувством - злостью, жаждой мщения, которая по её глупому размышлению вернёт в мир справедливость. Говорить с ней становится невозможно.
- Но я - сильная. Такую как я, Корпорация поймала впервые. - Сказав последнее слово, Данкоя, сдерживая эмоции, на секунду закрыла глаза. Будто бы медленно, задумчиво моргнула. - Потом расскажу, как это у них получилось... - пробормотала натужной скороговоркой и собралась.
- Да, в первую очередь о побеге... но тебе надо знать, что у женщин Аланору с каждым рождённым ребёнком Душа Мира делится с Матерью всё большей и большей силой, поэтому у нас появились "ступени" восхождения по Туманной горе, чью вершину окутывает облако Души Мира. Третья, как у меня, последняя ступень, самая близкая к облаку Души Мира. Надо родить четвёртого ребёнка, чтобы ступить на неё, а пятый вливает в Мать дополнительную силу... Твоя мама имеет лишь начальную ступень - ты единственное рождённое ею дитя. Вторая - два-три ребёнка; первая - один. ... Корпорация использует наши ступени приближения к облаку Души Мира для выпуска трёх видов Искр: дубина, бочонок и кулачок. Твоя мама заряжает "кулачки"... и прощу тебя, Душа Мира, чтобы она была жива и в своём уме...
Крис простонал, мысленно взмолившись Всевышнему, в которого не верил, и попытался взять себя в руки. Постепенно ему это удалось. Тело расслабилось, огонь в глазах потух. Но надо сказать честно: едва ли он понимал хоть половину того, что говорила Данкоя, однако, терпел и не перебивал.
- Так вот, Кристофер, моя третья ступень - это не обычная степень для Матери, которая имеет четыре ребёнка, а всё же пять. Силы гораздо больше. В первый день я была шокирована кабинетом, непрерывными родами, болью и... некоторым наслаждением, не побоюсь тебе в этом признаться. Со второго же дня принялась искать возможность побега. Семь - десять секунд, пока охранники пристёгивают тебя к шесту, пять секунд после закрытия двери - до включения тока, у тебя есть возможность думать свободно. И я нашла мох на полу и на стенах. Чужое растение, искорёженное Провальным туманом, более склонным к смерти, чем к жизни, но всё же это был настоящий мох - существо леса, с которым можно говорить... четыре года он подтачивал опоры шеста, гнал влагу и воздух, вызывал в нем коррозию. Наконец, это свершилось - железный стержень зашатался... только на третий раз, ведь у меня в запасе было всего пять секунд, мне удалось выломать его из земли. Далее - просто. Я изображаю вопли роженицы, стягиваю с палки цепь ошейника, освобождаюсь от ручных и ножных кандалов и пролезаю через щель в Провал...
- Но... ты говорила ширина щели всего две ладони! И наручники... - перебил-таки Крис, услышав совсем невероятные вещи.
- Возьми мою руку. - Сказала, усмехаясь. Крис сжал протянутую кисть в кулаке и вдруг почувствовал, как кости поплыли, смещаясь; словно не руку человеческую взял, а веточки кустарника... - С костьми черепа немного сложнее, но принцип тот же. Хвала Душе Мира, что ошейник был кожаный - я его потом, в горах, камнем перетёрла. - Глотнула молока и продолжила. - Вылезла. Кирпичи с наружной стороны оставляют много щелей, за них можно цепляться. Пошла вдоль Провала, в тумане, слушая стоны и вопли рожающих Матерей, крепя сердце пеленой безразличия... никто меня не заметил. Сложно пришлось на северной оконечности. Я изначально решила обойти Провал на противоположную сторону, туда, где меньше застав, где будут искать в последнюю очередь... дорожку перед опорами канатной дороги, увешанную контейнерами с пустыми Искрами, преодолевала ползком, по острому щебню. Ещё и цепь от ошейника приходилось придерживать. Там моя одежда и превратилась в хлам... Потом горы, после - лес. Две недели абсолютной свободы!.. А в прошлую ночь услышала барабанщика. Обошёл он, наконец, восточную часть острова и явился сюда. Рядом с тюрьмой не разрешается стучать, чтобы не обрывать процесс зарядки и приступил к призыву здесь, в лесу, вдали от вулканов. Шагов, я думаю, тысяч на двадцать зов разносится, во все стороны... кстати, в эту ночь он пропал. Наверное, отдыхает. Но скоро начнёт, я уверена...
- Значит, - заключил Крис, - ты пройти смогла. А стало быть и в обратную сторону можно... а?
- Нереально, Кристофер, - грустно ответила Данкоя, гася тем самым снова разгоревшийся в глазах юноши огонь. - Но я буду думать. Само существование тюрьмы, где держат в заточении Матерей Аланору, где их пытают, сводят с ума, лишают связи с Душой Мира - верх несправедливости. С этим надо что-то делать. Я буду думать, - повторилась она, закрывая вопрос.
- Я тоже... - прошептал Крис и возмутился. - И это у нас, в Тиберии! В свободном обществе! Да что это Корпорация о себе возомнила?! - но, наткнувшись на удивлённый взгляд мудрой островитянки, в котором угадывалось снисхождение к его юному возрасту и запутанным воспитанием мозгам, смутился.
- Да! - воскликнул, хлопая себя по лбу, и повернулся назад. Вытащил из сумки ещё одну бутылку молока. - Совсем забыл, извини. Вижу, кончается. А мама у меня, особенно после твоих слов, из головы не выходит. Я все отдам, но спасти её... постараюсь, - смягчил выражение, не стал говорить категоричное "обещаю", недавно ожёгшись.
Сразу после полудня хмурое небо разродилось мелким затяжным дождём. Он шёл как сквозь сито. Освежал, благоухал, спасал от духоты и капли почти не чувствовались. Разве что скоро всё вокруг покрыла сырость. Появились лужи, с крыш потекли мутные струйки и ручейки, смывая накопившуюся там за месяц грязь. Но под листы крапивы, в комфортабельную жилую палатку, где устроилась Мать третьей ступени умеющая говорить с живой природой, вода не попадала. Юноша и женщина, увлечённые беседой, непогоду не замечали.
- Кто есть барабанщик и один ли он в Корпорации мне неизвестно. - Повествовала Данкоя. - Я содержалась в одиночке, обсудить этот вопрос было не с кем, но иначе, кроме как с помощью зова, пленить Мать, содержащую в себе Душу Мира, напоенную её силой - почти невозможно. Ну, может, обманом заманить в туман, быстро спеленать и сразу включить ток... или постоянно отключать нас электрошоком во время захвата и транспортировки, смиряясь с тем, что сердце однажды может не запуститься. Зачем Корпорации рисковать? На зов барабанщика мы сами летим, как бабочки не огонь... и сгораем. Это удобнее и проще, согласись. И следить особо не нужно. Достаточно поглядывать за женщиной Аланору издалека и в нужный момент пригласить барабанщика. Например, после рождения ребёнка. Или, как меня, через неделю после прибытия на континент, в Тиберию, выдернуть прямо из библиотеки. А другие наши женщины, не рожавшие, а значит не способные делиться силой, Корпорации не нужны. Как ни к чему ей и мужчины Аланору, не умеющие отдавать Душу Мира вовне. Я объясняла - сила уходит вместе с частичками Души Мира и этот процесс сильно напоминает роды. В перерывах между пытками сила Души Мира возвращается и Мать снова ведут в Провальный туман...
- Ничего не понимаю! - взмолился Крис, хватаясь за голову. Терпение его лопнуло. - Душа Мира, женщины - мужчины, рожавшие - не рожавшие, сила Души Мира! Откуда, почему, зачем, каким образом возвращается - как всё запутано! В мою тыкву вода совсем не поступает, остановись!.. Давай последовательно, через соломинку. Вот, например, зов барабанщика - что это? Только зов, без отступлений.
Островитянка, чуть улыбнувшись, кивнула, соглашаясь с доводами подростка выросшего в совершенно другой культуре. На минутку задумалась и возобновила повествование:
- Я постараюсь говорить проще, Кристофер. Зов - это ритм. Стук. На острове Алан-дрогу этим стуком Матерей созывают на большой ритуал: призвать дождь или унять грозу, вызвать ветер или остановить бурю, пересадить сад с истощённой почвы на плодородную, изменить русло реки и много другое, включая защиту от набега чужаков. На большой ритуал требуются все Матери, со всех концов Алан-дрогу и ритм доходит до каждой, слышится её частью Души Мира, на каком бы конце острова женщина ни находилась. А он большой, примерно как Разлом, около трёхсот километров в поперечнике. Ритм такой, - Данкоя пальцами на колене выбила сложный ударный рисунок с замираниями, плавными учащениями и замедлениями в неожиданных местах. - Быстро не выучишь, согласись. Вопрос о том, как его узнала Корпорация, упустим.
- Там, на Алан-дрогу, зов тебя никуда не тащит, он просто сообщает, куда надо отправиться. Отправиться немедля, все свои дела оставив. Потому что по пустому поводу ни один старейшина не посмеет стучать камнями, побывавшими в облаке Души Мира, которое клубится на вершине Туманной горы... наподобие тумана над Провалом... тоже ветрам неподвластному. Только у нас - жизнь, а здесь - смерть... но я опять отвлеклась.
- Барабанщик берёт в руки две заряженные Искры, - тон её голоса изменился, сделавшись напряжённо-взволнованным. - Два кулачка. И начинает стучать ими друг о друга, выстукивать ритм созыва Матерей... здесь, вдали от облака Души Мира, звук тоже разносится по изнанке бытия, но извращается, становится зовом, который невозможно игнорировать, несмотря на всю твою силу. Хвала Душе Мира, распространяется он недалеко... Ты бежишь, точно зная направление и расстояние, но не имеешь ни малейшего понятия о месте, куда тебя тащит зов. Не слышишь и того, кто стучит. А на Алан-дрогу личность старейшины, задумавшего провести ритуал, вкрапляется в рисунок ритма и тебе точно известно кто ждёт Матерей и где именно. Вдумчиво выбираешь путь передвижения. Если далеко, то призываешь карантару - это антилопа такая, - и скачешь на ней, по дороге меняя животных на свежих... но, - Данкоя горестно вздохнула, - я опять отвлеклась.
- Мой барабанщик, когда я добралась до него практически на последнем издыхании... мой! Как только язык повернулся сказать это родное, нежное слово! - вдруг возопила она. Впервые за весь свой монолог женщина позволила себе высказаться крайне эмоционально. После этих слов глаза её зажглись, правое веко задёргал тик, ногти, царапнув платье на коленях, впились в щёки.
Так она сидела, молча покачиваясь вперёд-назад, несколько минут. Сердце Криса заныло от сочувствия, от бессилия помочь хоть чем-нибудь. Когда женщина немного успокоилась и расслабилась, она, не открывая глаз, понизила голос до сухого, озлобленного шёпота.
- Передо мной до сих пор стоит его ухмылка. Удовлетворённая, сытая и надменная; как у трусливой гиены, которая только что наелась падали, набила гнилым мясом желудок, и косится на следующую умирающую жертву. Поглядывает с деланым безразличием и думает: "Куда ты денешься, вошь...". И называя льва "вошью", скрывает свой страх перед некогда сильным зверем, которого боялась до одури, до щенячьего визга, но которого повергла обманом... не в первый раз уже победила, но не устала своим торжеством наслаждаться...
- Зубастая ухмылка от уха до уха скачет передо мной, мешает сосредоточиться на лице и оно расплывается... Ой! - Веки бывшей пленницы распахнулись, открыв взору Криса пронзительные, колючие, злые и невероятно красивые, удивительно молодые миндалевидные очи; щёки побледнели, губы вытянулись в ниточку. - Вспомни гадюку, она и появится, - вырвалось у неё презрительно. - Застучал барабанщик. Совсем рядом, всего в трёх тысяч шагах на восток... если я точно помню наш маршрут, то он с противоположной стороны того большого имения, которое мы огибали по южной стороне. Я там была. Там густой лес с подлеском... по кустам меня ищут, думают, что я обессилила... или привязалась к дереву... не знаю, что они думают, но не отстают. И не отстанут.
- Никогда?! - вырвалось у Криса.
- Ну почему же? Когда найдут меня живой или мёртвой - удовлетворятся. Или когда прочешут весь остров густой гребёнкой и убедятся, что на суше меня нет. А у меня, Кристофер, была мысль утопиться, признаюсь... что удержало - не ведаю. Наверное, сама Душа Мира, приславшая тебя. Я бы успела прыгнуть в море - барабанщик сильно задержался с зовом.
- Но теперь нас с тобой ждут другие Матери, умирать нам никак нельзя. - Заговорила торжественно. - Даже если я не придумаю, как можно освободить тюрьму, то правду о Корпорации необходимо донести до острова любой ценой. Там ни о чем не подозревают и наши женщины спокойно едут в Тиберию...
- Но как? - спросил Крис, глотая слова "а как же тогда мама?".
- Мы найдём как, юный Аланору. А пока иди, а то твои родные снова забеспокоятся - дождь идёт, ты промокнуть должен, замёрзнуть.
Под крапивным пологом было тепло, сухо и по-домашнему уютно. Уходить не хотелось, несмотря на то, что голова от обилия новых сведений распухла, точно та самая, пресловутая, залитая водой тыква. Но Крис, вздохнув, послушался. Вышел, не забыв захватить кожаную сумку с нетронутыми учебниками, постоял под дождичком, терпеливо дожидаясь, когда сырость доберётся до белья, и побрёл домой.
Мысли его были гулкими и в целом тревожными. Но мелькало в них смутное ощущение неясной радости, будто бы ждавшей где-то вдали, не разглядеть где именно. Кончилось беспокойство об экзаменах, университете, авиационной карьере. Принцесса, томящаяся в сарае, не касалась его сердца. И вдруг Крис чётко осознал: только что, буквально в этот момент судьба авиатора исполнила переворот Глинсмана - сделав в высшей точке мёртвой петли полубочку, полетела назад, - взяла курс на истоки, к народу Аланору. Воздушные ямы прошлой, "цивилизованной" жизни сотрясут аэроплан надежды не раз и не два, но Крис чувствовал, что цель его благородна, а значит, рычаг управления в руке не дрогнет.
Фрэнси плюнула на обет, который давала себе вчера: не заговаривать первой, и закудахтала на внучатого племянника, словно наседка на нерадивого цыплёнка.
- Быстро снимай с себя всё и переодевайся в сухое! Это же надо глупость такую выдумать, на природе учиться! Разве тётушка или дядюшка тебя из дома гонят? Ну, погулял вчера, забылся, ну, мы как девицы на свидании губки надули, и что теперь, не жить? Да не стой истуканом, Крис! Не слушай старую ворчливую Фрэнси, а беги наверх, переодевайся! - внук, кивнув, скинул резиновые сапоги и поспешил на второй этаж. - Я тебе там сухую одежду приготовила, на кровати лежит, - крикнула вслед бабушка и постаралась вспомнить: хлюпал ли Крис носом, когда зашёл в дом. Память предательски промолчала, но Фрэнси все равно направилась на кухню, заваривать свой фирменный травяной сбор; как выразился Роберт, отмахиваясь от вопроса Криса, "ото всего".
Дождь шёл двое суток беспрерывно и завершился красивейшей радугой от горизонта до горизонта. В детстве бы Крис пофантазировал, как проедет по ней на роллере, о котором страстно мечтал, и коромысло выдержит - дорога выглядела прочной, как настоящий мост. Плотнее ватных облаков, по которых так приятно было бы попрыгать - только бы взлететь на небо! Мальчик вырос, наивность утратил и теперь лишь коротко восхитился чудом природы, стараясь не думать, что видит лишь преломление света.
Грустно улыбнувшись светлым детским воспоминаниям, словно они символизировали представления о жизни до встречи с островитянкой, Крис отвёл взор от радуги и нырнул в заросли крапивы. Сухость тепло и чистота обиталища островной колдуньи более не поражали, а воспринимались как должное. За два дня частых, но коротких посещений - привык.
- Дождь окончательно перестал, Данкоя, пора продолжить просвещение, а то для меня мир рушится, что песочный замок... о чём только я не передумал! И, кстати, как ты считаешь, стоит ли сообщить отцу о... судьбе мамы? Он может что-нибудь придумать, я уверен!
- О вероятной судьбе, - мягко поправила его Мать третьей ступени.
- ...Аланору никогда не считали своими предками животных, поэтому никаких тотемов у наших родов нет. Душа Мира распахнула нам глаза в прямом и переносном смыслах - у жителей других островов той части океана разрез век иной, узкий... - Данкоя вдруг прервала долгий рассказ о заселении Алан-дору предками Аланору. - Кристофер, я вижу в твоей Душе Мира, что к нам приближается мальчик. Он чем-то на тебя обижен, но относится, в целом, уважительно... с лёгкой завистью и недоумением. Ты ему интересен.
- Какой мальчик? - переспросил Крис, с трудом переключаясь с одной реальности, где он обустраивался на роскошном необитаемом острове, познавая основы общения с природой, на другую. - Хруст Провальный! Это же Стив! Принесли же демоны туманные... сюда идёт? - встревожился он.
Данкоя пожала плечами:
- Приближается. Судя по направлению, по той дороге, по которой ты из леса возвращался. Но не волнуйся, нас никто не заметит и не услышит. На крапиву внимания не обращают - я договорилась с травой, - и звуки заросли не покидают.
- Слава Всевышнему, - выдохнул Крис облегчённо. Общаться с новообретённым товарищем не хотелось категорически. Не до него было, честное слово.
Колдунья саркастически улыбнулась, но юношу не поправила.
- Я вижу, ты не хочешь встречаться с другом, но послушай меня, Кристофер...
- Данкоя! Надоел этот твой "Кристофер"! - выплеснул юноша охватившее его раздражение. - Крис - и всё! А то будто на уроке сижу, а ты - учитель...
- Так я и есть для тебя учитель... - не поняла островитянка.
- Да это ясно! Но слишком официально ко мне обращаешься, как совершенно чужая, а мы же... друзья. Или я не прав? - спросил с вызовом.
- Прав, - мягко согласилась Данкоя, кладя руку на вихры подростка. Он было дёрнулся, но до конца не отстранился. - Кроме того, мы оба - Аланору, в нас живёт Душа Мира, которая объединяет крепче родственных связей. Но постарайся успокоиться, Крис. Тебе нелегко, я вижу. Ты стремишься быстро оставить старый мир, твоя цельная натура отталкивает всё, что о нём напоминает, ты не привык к неопределённости. Либо так, либо так - полутонов не терпишь. А надо привыкать, мальчик. Мир огромен, одним лишь Алан-дору не ограничивается, и везде, кроме острова, действуют привычные тебе законы. Не стоит отрекаться от всего... от товарищей тем более.
- Да не хочу я его видеть, - пробурчал Крис. Впрочем, не категорично, а скорее упрямо.
- Сходи, отдохни. Проветрись, в конце концов. Мне неподвижность не вредит и нисколько не стесняет, а ты ещё подросток и нуждаешься в движении. Потом, помни о тыкве и соломинке, - последнее произнесла лукаво. - Твой друг как раз миновал нас и удаляется по направлению к дому, самое время выйти.
- Да не друг он мне... - предпринял Крис последнюю попытку остаться.
- Ну, товарищ. Хороший знакомый. Иди, - сказала и легонько подтолкнула голову Криса по направлению к выходу их травяного убежища. - Не говори обо мне и не бойся, не выдашь...
Крис, недовольно сопя (сколько интересного ещё можно было узнать! О себе, о матери, о которой не забывал ни на секунду), пригнувшись, пошёл к выходу и вдруг обернулся.
- А ты, насколько я разобрался, через Душу Мира, нас связывающую, будешь слышать всё, о чем мы говорим?
- Я могу видеть отражение эмоций, не слов: твоих и собеседника. На расстоянии в триста шагов наши Души ещё перекрываются, и я буду следовать за тобой, если надумаешь отойти дальше. Барабанщик удалился на восток, идёт вдоль побережья, но пока его слышно; так что я прикована к тебе крепче, чем кандалами. Не беспокойся, меня не заметят...
Крису стало неприятно оттого, что кто-то будет за ним следить и, по сути, подслушивать.
- Вот! - воскликнул он, подняв вверх палец. - Лучше бы научила скрывать эту самую Душу Мира, а не рассказывала историю твое... нашего народа. История может подождать, а конкретный навык сейчас бы пригодился.
- Именно сейчас - нет. Не забывай о барабанщике. И как это не покажется тебе странным, но настоящая учёба уже началась. Скоро сам в этом убедишься. Ну, иди же, пока твой друг в доме. Его чувства колышутся совместно с эмоциями твоей бабушки; они беседуют. Поторопись, нехорошо показываться из-за угла забора, когда он отправиться обратно...
Глава 10
Время было послеобеденное, дождь кончился всего несколько часов назад, поэтому парило на улице, как в бане. Крис в очередной раз подивился воистину волшебному комфорту, создаваемому обычной крапивой, которая на данный момент обеспечивала дому туземки прохладу и сухость.
Юноша народа Аланору, недолго подумав, решил идти не к дому, а в противоположную сторону, чтобы встретить товарища, якобы возвращающимся с берега реки. Прошёл метров пятьдесят, скрылся за поворотом и развернулся, грустно насмехаясь над собственными манёврами, и буквально через минуту появляется Стив, выглядевший непривычно озадаченным и расстроенным.
- У тебя новая мода, Крис? - воскликнул обрадованный граф Гринделл, после взаимного приветствия будто расцветший. - Мне сказали, что ты взял привычку уходить куда-то на берег с учебниками, но видит Всевышний, я думал, что твои родственники просто оберегают твой сон!
- А ещё подумал, наверное, что я просто не хочу тебя видеть, - продолжил Крис, грустно улыбаясь.
- Не отрицаю, - согласился Стив, немного помявшись. - А ты сейчас куда?
- Домой. Решил поесть горяченького. Достала сухомятка... а если честно, то и голова от учёбы пухнет, - при этих словах Крис даже попытки не сделал хлопнуть по сумке с учебниками, за последние четверо суток так ни разу и не открытыми, или мотнуть головой в сторону висящей на боку сокровищницы знаний. - Идём со мной, что ли. Фрэнси будет тебе рада.
- Это точно! Хлопотала вокруг меня, чуть ли не пылинки сдувая, будто я экспонат какой-то музейный, и о тебе всё пытала... - тут он хитро прищурился. - Твоя бабушка полагает, что у тебя появилась пассия... это как, Крис, правда?
Новоявленный Аланору лишь фыркнул (лошадь бы позавидовала), и хлопнул вольфмановца по плечу, призывая двигать за ним. "Ага...", - неопределённо буркнул под нос волкодав, в отличие от щенка - Кристофера в общении с прекрасным полом собаку съевший, и последовал за товарищем, ехидно ухмыляясь.
- И кто она? - поинтересовался, забегая вперёд.
Крис нахмурился и не ответил.
- Сейчас попробую угадать... - не сдавался Стив, увлёкшийся предположением о влюблённости друга, как новой интересной забавой. - Дочь Картеров? - спросил как бы сам у себя, но косясь на Криса. - Я с ней в детстве одно лето дружил... нет, не она. Она в Торберге, в пансионе каком-то, а до каникул ещё далеко. Как её звать-то, дай Бог памяти? Помню, что симпатичная и егозливая... и ябедой оказалась. А может эти, близняшки, как их...
На пороге дома Крис резко остановился:
- Слушай, Стив, отстань, а? Сейчас ещё и Фрэнси привяжется, тебя послушав, не приведи Всевышний. Ни с какой девушкой я не встречаюсь, ясно? Я просто решил сменить обстановку и точка. На улице учёба полезней, чтобы ты знал. У самого-то что случилось? Смурнее тучи был, а тут развеселился. Что стряслось-то? - с этими словами Крис открыл, наконец, дверь, не заметив, как Стив резко погрустнел.
Фрэнси бы непременно заявила что-нибудь строгое, наподобие: "Обед у нас, юный джентльмен, через час после полудня, давно пора запомнить", - но присутствие гостя сделало женщину более покладистой. Она лишь проворчала, глядя на Криса:
- Остыло давно уже... Искр на тебя не напасёшься, разогревать... - и пригласила обоих к столу.
На новый шум вышел Роберт, но, увидев Криса, холодно кивнул в сторону Стива, с которым здоровался буквально несколько минут назад, и гордо удалился в комнату. Он обижался на внучатого племянника за то, что тот разочаровал его в самом святом, разбил мечту о наконец-то обретённой родственной душе. Пенсионер поверил, что нашёл собеседника увлечённого авиацией не меньше, чем он сам, а Крис... третий день подряд не заходит к Принцессе и от "серьёзных разговоров" с дедом уклоняется. Даже те двое суток, когда шёл дождь, всё бегал куда-то и от Роберта, по сути, отворачивался, общаясь с пожилым техником крайне односложно.
Фрэнси из вежливости села за стол, ведя со Стивом светскую беседу (в её понимании, конечно), неторопливо выпила бокал сладкого компота и оставила юношей вдвоём. Ну, относительно: дверь из кухни-столовой в гостиную осталась открытой.
- Эх, везёт тебе, Крис, - вздохнул Стив, отпивая из бокала компот. Будучи сытым, от полноценной еды он отказался категорически. Зато Баркер-младший, поначалу вяло ковырявшийся в тарелке с бараньим рагу, думая совсем не о еде, постепенно распробовал вкус, почувствовал дикий голод и принялся уминать за обе щёки.
- Ты по большому счёту полностью свободен в своих поступках. Захотел, вон, сменил место учёбы и никто тебе ничего... - Крис в ответ промычал что-то неопределённое. - А я бы тоже хотел на природе, но у меня там репетиторы, чтоб их в Провал окунуло. А дед так и вовсе всю текущую неделю запретил в лесу появляться... клятву из меня вытянул.
При упоминании члена совета директоров Корпорации, новоиспечённый мужчина-Аланору поперхнулся.
- Эй, ты чего? - Стив заботливо похлопал товарища по спине, на что товарищ нервно выгнулся, точно кошка, которой любые касания противны и прекратил кашлять самостоятельно:
- А он-то откуда? - прохрипел, вытирая рот наколенным полотенцем. - Всё нормально, откашлялся я, кхм, - прошипел, уклоняясь от руки Стива, который, растерявшись, продолжал тянуться к спине друга.
- Хруст! - ругнулся Гринделл, убирая руку и хватаясь ей за бокал. Шумно глотнул компот. - У меня, представь, в семье случай был. Мой двоюродный дядя насмерть подавился. Бараньим рагу, кстати. Ты точно в порядке?
- Тише!!! - умоляюще прошептал полностью пришедший в себя Крис. - Точно всё! Не приведи Всевышний, Фрэнси услышит - точно не отстанет, как репей прилипнет! Любит меня лечить, больше чем дышать!
- Я же говорю, везёт тебе! - Стив тоже понизил голос до шёпота. - А у меня в семье всё надменно и благородно. Это нельзя, не по чину, то - неприлично, наследнику маркизов Гринделлов не подобает! И пристают не от любви, как к тебе бабушка, а от строгости. Хруст! Да я в интернате, при той вольфмановской дисциплине был больше свободен, чем даже здесь, у прабабки! Принёс тут зубастик Провальный на днях деда... сто лет у тёщи не появлялся и вдруг заявился. - Крис весь превратился в слух. Раненый, давно заживший бок заныл, на сердце опустилась тяжесть. - Злой, как сапог фельдфебеля, глаза молнии пуляют; грязный, потрёпанный, будто месяц сквозь бурелом ломился. Залетел в дом, наорал на всех. Даже бабушку по струнке построил, а она властная, как королева. В такой момент к нему лучше не приближаться: была бы сабля в руке - зарубил бы... да и хруст бы с ним! Помылся он, поел и спать завалился. Мы понервничали, конечно, на цыпочках походили, чтобы не дай Бог его, медведя психованного, не разбудить... а утром он уезжать уже собрался - водитель двигатели мобиля запустил, прогреть, - так обо мне дедушка изволил вспомнить... - Стив раздражённо допил компот, глубоко, по гусиному откинув голову, и стукнул бокалом по столу. - Запретил, хруст бы его сжевал, в лесу появляться! Всю неделю!.. Я не мог не поклясться... Ладно бы объяснил почему, так нет же! "Нельзя", "не твоего ума дело!" - прорычал и был таков... Вот что самое обидное, Крис! - Стив не сдержался и повысил голос. - Как с пацаном со мной! Не моего ума, видите ли! Нет бы объяснить! У-у-у, демоны туманные, дед называется!..
- Юные джентльмены уже пообедали? - Фрэнси возникла внезапно, словно привидение. - И уже ссорятся?
- А? - вздрогнул Крис. - Нет, что ты, Фрэнси! - в горле от волнения пересохло, но он старался говорить звонче и уверенней. - Спасибо, очень вкусно и нам надо идти. Идём, Стив, прогуляемся до речки. Там луг, а не лес.
- Благодарю, сьерра Любек, компот просто замечательный! Ничего вкуснее не пробовал... - пробормотал Стив, ошарашенный тихим появлением бабушки Криса не меньше, чем внук. - Мы пойдём... надо... до свиданья, сьерра... - следуя за поспешившим товарищем, он попытался сохранить хоть видимость учтивости.
- До встречи, Стивен, - мило улыбнулась Фрэнси. - До встречи, Кристофер, - заявила холодным тоном. - Очень рассчитываю увидеть тебя до захода солнца...
- Да, да, конечно... - автоматически ответил Крис, - я очень постараюсь.
- Постарайся... юный подросший негодник. Не слишком ли тебе вольно в деревне? - оборонила, когда дверь за подростками захлопнулась. Решение послать телеграмму племяннику окрепло. Пусть приезжает и мозги сыну на место ставит. А то завалит мальчишка экзамены, не приведи Всевышний. А вертихвосток в жизни ещё много встретит.
Нет, признаков влюблённости, - когда глаза юношей пылают жаркой страстью или покрыты мечтательной поволокой; когда от долгих метаний постель их разбита в хлам и, бывает, марается пятном неожиданной сонной сладости, - у внучатого племянника бабушка не замечала, но иного объяснения долгих отлучек Фрэнси не находила. Тем более что неопределённым чувством, часто называемой "женской интуицией" она ощущала влияние на Криса другой женщины. А иногда, как ей казалось, обоняла мягкий женский дух, исходящий от внука. И продукты. Крис уносит с собой больше, чем обычно ест и всегда возвращается голодным. Кого-то точно угощает.
Крис со Стивом шли молча. Грунтовая дорога, зелень луга, бессердечным солнцем высушенная до стона травы (о недавней дождливой сырости уже было забыто) и крутой берег Лобаски. От реки несло рыбной свежестью.
- Всё, Крис, ты меня достал, - Стив схватил друга за плечо. Крис резко развернулся. Вид его был крайне озабоченным. - Выкладывай, - потребовал Гринделл.
- Когда приезжал дед? - резко спросил Крис.
- Как когда? - озадачился Стив, подобного вопроса не ожидавший. - Да уж... двое суток минуло... как раз накануне дождя... а в чём дело?
- В чём дело? - удивлённо переспросил Баркер, обращаясь большей частью к себе. - Не знаю, Стив... столько всего навалилось... - с этими словами он осел на землю и, спустя секундную заминку, откинулся на спину. Соломенная шляпа закрыла лицо от солнца, оставив чёткую тень над губой в виде вздёрнутых вверх усов. - Твой дед. Я. Новая учёба...
- А-а-а... - протянул Стив облегчённо, усаживаясь рядом. - Я понял! Ты винишь его, что он выставил тебя из школы. Любое упоминание о нём тебя раздражает. Брось. Он какой есть, такой есть. Ха! После твоей глупой обиды даже я на него уже не обижаюсь... - и по примеру друга лёг на спину. В нос ударил запах сырого перегноя, уши заложило деловитым шуршанием насекомых и стрёкотом кузнечиков. Тихо пищали редкие далёкие комары. - А у меня, поверь, причин гораздо больше...
У Стива головного убора не было, поэтому ему пришлось положить на лоб руку, прикрыв глаза широким рукавом белоснежной сатиновой сорочки.
Лежали до вечера, не разговаривая, изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. Каждый думал о своём и молчание, казалось, никого не напрягало. Так происходит у старых друзей, знающих друг друга как облупленных; у мужа с женой, проживших целую жизнь вместе; у коллег, занятых одной задачей и отношения давно выяснивших; у малознакомых попутчиков, схожих характерами, лежащими на полках одного купе. Что объединяло двух молодых людей из разных народов, происходящих из семей, стоявших на далёких ступенях социальной лестницы, получивших разное воспитание, известно одному лишь Всевышнему.
Стив мучительно рассуждал о том, что опасного ищет в лесу дед и не мог найти ответа. Так и подмывало поделиться с Крисом, но, видя отрешённость товарища, его нежелание прерывать собственные мысли, несомненно, тяжёлые - молчал. И немного обижался на ответную скрытность: Баркер тоже не жаждал делиться переживаниями.
А у Криса в голове бил набат: барабанщик найден! Кто бы мог подумать - сам маркиз Гринделл, один из директоров Корпорации! Возможно, не лично, но руководит поисковой командой он, тут и гадать нечего. И выход на него есть - лежит рядом... но можно ли ему доверять? А если довериться, то что стоит рассказать, а что необходимо скрыть и как при этом не скатиться в явную ложь. И что у Стива перевесит: стремление к справедливости или семейный бизнес, наследником которого он является? Кругом сомнения. А ведь от старика Гринделла до тюрьмы, где томится мать, всего один шаг... на грани авантюры это лежит, свершить казематную революцию практически невозможно, но как же заманчиво! Да хотя бы лишить Корпорацию барабанщиков, вырвать у неё зубы! Что, кстати, более реальный вариант...
О том, что для этого вполне вероятно придётся убивать, Крис старался не задумываться. И отгонял мысли о неприметном клерке, который растворился на улице Торберга и не факт, что не ищет новой встречи. А бок, сволочь, предательски ныл, мешал забыть о досадной помехе. Да, именно помехе, не больше. После встречи с Данкоей страх за свою жизнь испарился как роса на солнце, сменившись проблемой гораздо более серьёзной. А вопрос о заказчике отпал сам собой - мужчины-Аланору Корпорации не нужны и даже вредны. Не зря Гринделл-старший пытал внука о Крисе, интересуясь в основном его поведением, силой и скоростью во время драки. Наверняка догадался, что юноша каким-то образом обрёл связь с Душой Мира, о которой член совета директоров Компании очень даже осведомлён...
Жёлтый зрачок невидимого одноглазого великана приблизился к горизонту и оба юноши, не сговариваясь, встали. Никто из них так и не решился посвятить другого в свои невесёлые раздумья.
- Расходимся? - спросил Стив натянуто, отряхиваясь от прилипшего сора.
- Пора, - хмуро согласился Крис не менее недовольным тоном.
- На солнышке пожарились, хорошо... жирок потопили, попотели. Косточки старые погрели. Прекрасно! - порадовался Стив, не скрывая сарказма. Его прорвало. - В горлышке пересохло, живот от голода сводит, так это ерунда! Главное - дело сделали. Правда, Крис? Ты ж просто позагорать меня тащил, как щенка за шкирку. Загар, говорят, полезен...
- Особенно мне, - криво ухмыльнулся смуглый Аланору. - Ты прости меня, если от чего-то важного оторвал.
- Всегда пожалуйста! Шёл к тебе развеяться, вот и расслабился на бережку...
- Хватит издёвок, Стив. У меня и без них проблем выше крыши...
- Так поделись! - потомственный Гринделл вспылил. - Я тебе практически всё рассказал, а ты... эх, а я считал тебя другом. - Высказался в сердцах и решительно зашагал вверх по течению Лобаски, в направлении прабабушкиной усадьбы.
Крис, прищурившись, поглядел на слепящее, но уже не жаркое солнце и окрикнул друга:
- Я буду ждать тебя на этом месте через два дня! Слышишь? Я многое тебе расскажу, поверь. Не строй из себя капризного мальчишку!
Гордый граф Гринделл не ответил. Юноша народа Аланору горько вздохнул и побрёл в сторону дома Любеков.
Юноша глянул на свою длиннющую тень, с каждым шагом растущую, и подумал, что сумерки скоро поглотят её, как новые знания растворят старую жизнь и отмахнуться от них не получиться, как не дано тени оторваться от ног. Можно, конечно, ради озорства подпрыгнуть. Обманутая тень рванёт на свободу, словно аэроплан по взлётке, управляемый Крисом-прежним, но не взлетит: подошвы, надрываясь от смеха, коснутся земли непременно и легко заарканят беглянку. Всемирное тяготение неумолимо. И Душа Мира Криса-нового не отпустит. Да и не хотел молодой Аланору сбегать! Так, испытал мимолётное сожаление о крахе детской мечты и продолжил размышлять о Стиве, пытаясь и так и эдак пристегнуть его к планам по освобождению матери, составляя их один за другим, всё более фантастичнее и нелепее.
До усадьбы остался один поворот по грунтовке; тот самый, за которым Крис прятался от Стива, когда на карикатурный, излишне вытянутый силуэт подростка, похожий на издевательский шарж, ступила нога человека. Юноша рассеяно оторвал взор от созерцания собственной тени. Ничего необычного в мужчине он не заметил. Разве только время для местных позднее. Но человек в дорожном костюме с саквояжем в левой руке был явно приезжим. Слой пыли на штанах и грязь на сапогах говорил о том, что со станции джентльмен шёл пешком, прибыв в Лобастьер дневным поездом. У растревоженного Криса мелькнуло было подозрение, что это один из ловцов Данкои или Торбергский убийца по его душу, однако, усталый мужчина так искренне и сердечно обрадовался, точно путник в пустыне наткнувшийся на оазис, с таким облегчением и надеждой стал поднимать котелок для приветствия, явно намереваясь спросить дорогу, что опасения развеялись сами собой.
- Добрый вечер, сьер, - ответил Крис, приподнимая с головы свою солому, на всякий случай остановившись в двух шагах от мужчины.
- О! Я вижу, вы тоже не местный... - по мере разглядывания смуглой физиономии Криса, радость постепенно сползала с лица прохожего. Закатное солнце било мужчине в глаза, заставляя щуриться. - Наверное, не поможете... - произнёс совсем удручённо.
- В чём? Округу я знаю. Вы кого-то ищете?
- Да... заблудился вот. Я к Картерам приехал... коммивояжёр от фирмы "Заказы на дом" братьев Сэмюэльсов, - доложил ожившим, напористым, привычным к рекламе тоном. - Примите визитку, - с этими совами ловко извлёк из нагрудного кармана походного пиджака (с кожаными вставками на локтях). - Гриндерс Колам, к вашим услугам, - сказал, протягивая Крису цветную картонку. - Вас должны заинтересовать чудодейственное средство от прыщей или волшебный, совершенно безболезненный эпилятор волос из носа; электробритва "Штунс" и многое другое.
- Да мне, собственно... - говорил заворожённый напором Крис, подходя к незнакомцу и протягивая руку.
- Вам необычайно повезло! - перебивая, воскликнул коммивояжёр, сунув в пальцы юноши визитку. - У меня есть образцы. Но если честно, скажу по секрету, только вам признаваясь, я всегда их ношу... - доверительно сказал мужчина, хитро подмигивая и ставя саквояж на дорогу. Согнулся, открыл его и жестом пригласил Криса заглянуть внутрь.
Жгучая боль прожгла живот. Это случилось так неожиданно, что юноша не разобрал что случилось. Мгновенье спустя до слуха донёсся глухой шлепок, а вслед за ним почувствовался удар под дых, который сменился чмокающим звуком и ещё одной болью там же, в районе подреберья, будто жилу внутри живота на что-то накрутили и вырвали с мясом.
- Ох-х-х, - выдавилось из горла Криса и руки сами потянулись к животу.
Пальцы ощутили горячую влагу, которая прибывала. Опустив голову, молодой Аланору разглядел темно-бурую жидкость, пропитавшую льняную рубаху и окрасившую ладони, понял что это, но никак не хотел признавать в увиденном кровь. Он не заметил, как мужчина спокойно вытащил из саквояжа белоснежный полотняный свёрток, брезгливо вытер замаранный красным стилет и руку, ловко спрятал оружие куда-то в рукав пиджака, аккуратно сложил ткань так, чтобы мокрая часть оказалась внутри полотнища и бросил кусок ткани обратно в сумку. Лицо незнакомца выражало удовлетворение от хорошо выполненной работы.
Затем он подхватил начинающего падать Криса, уволок за обочину дороги, бросил в траву, сбегал за саквояжем и присел на корточки рядом со слабеющим телом, ловя взглядом удивлённый взор подростка, в котором тихо гасла жизнь.
- Я специально печень тебе пробил, чтобы ты умирал помедленней, - зачем-то пояснил он. - Мог бы сердце, но это слишком быстро - не люблю. В городе - другое дело, а здесь... благодать! Нет-нет, молчи! С каждым словом жизнь будет утекать быстрее, а жить хочется, правда? Да и я много времени потерял, тебя по острову разыскивая, а мне выговориться хочется. Это слабость у меня такая. Признаю - вредная, зато столько удовольствия, ты не представляешь! Вижу, осуждаешь и спрашиваешь "за что?". А вот веришь ли, не знаю! И мне, честно, говоря, плевать. Убивал и помладше тебя. Однажды на девочку малолетнюю заказ исполнил и ничего, совесть не загрызла. Мне иногда кажется, что данной субстанции у меня в мозгу вовсе не существует, - добавил доверительно, как ближайшему другу. - Но могу тебя похвалить - ты ловок. Не зря заказчик настоятельно советовал держать себя в руках, не выдавать намерений ни коим образом, даже не думать о том, что собираюсь сделать. Половину письма на советы потратил... ты мысли читаешь, что ли, чернявенький? В городе, признаюсь, я предвкушал и ты успел закрыться... Ну, умирай, не буду отвлекать... как мне нравиться смотреть на вас... - закончил умилительно, едва не пустив холодную слезу. Так мальчик смотрит на муху, которой сам же оторвал крылья и лапки.
Всё это время, ощущаемое Крисом то вечностью, то мгновеньем, которое, представлялось, вот-вот оборвётся и тогда сердце щемило от ужаса, в его душе с тоскливой злобой выла буря. Слова убийцы достигали сознания отстранённо и практически не волновали. Вся жизнь сконцентрировалась в правом подреберье; в точке, откуда медленно (но казалась ужасно быстро!) и неумолимо утекала вместе с кровью. Много мыслей и воспоминаний, сменяя друг друга, перетекая одно в другое, звенели в голове. Но главное, что довлело над всем, было сожаление о несбывшихся надеждах... и страшно хотелось жить.
И было новое чувство - жажда мести, в которое трансформировалось извечное стремление к справедливости. Именно это чувство, вцепившееся в душу зубами с силой матёрого волкодава, держало жизнь на плаву надёжнее спасательного круга. Иначе за несколько минут неторопливого монолога говорливого убийцы он бы уже отправился на суд Всевышнего. Знание о Душе Мира, где-то спрятавшаяся Данкоя, из головы вылетели совершенно.
Зато Мать третьей ступени о Крисе не забыла. Рядом с лежащим навзничь телом будто бы трава взметнулась и окрепла, превратившись в женщину, оплетённую живыми, шевелящимися побегами. Тонкие руки-веточки отстранили от раны окровавленные пальцы Криса, сведённые предсмертной судорогой в лодочки, и накрыли подреберье. Из-под ладоней брызнул свет, проявляя каждую косточку сложенных друг на друга кистей. В этот момент ярко-алый, изумительно чистый закат окрасил полнеба: солнце полностью ушло за горизонт.
Сотрудник фирмы "Заказы на дом" был, мягко говоря, ошарашен. Две секунды назад он в одиночестве ждал смерти клиента; испытывая любопытство, загадывая сколько этот жилистый большеглазый подросток с развороченной стилетом печенью протянет (он специально для надёжности провернул лезвие); и вдруг напротив, с другой стороны лежащего на последнем издыхании тела, вот-вот готового испустить дух, возникает не пойми кто или что. Кондовый материализм опытного убийцы, мистику отрицающий на корню, как явление никогда им невидимое, пошатнулся. Но он не стал бы тем, кем стал - высокооплачиваемым исполнителем, одним из лучших в Торберге и во всей провинции, - если бы не умел быстро оценивать ситуацию и решать проблемы, невзирая на степень их непонятности.
Из правого рукава пиджака в кисть скользнул заточенный до бритвенной остроты стилет и прочертил линию, сверкнувшую металлическим блеском, которая прошла сквозь горло неведомо как появившейся женщины, такой же чернявой и большеглазой как умирающий мальчишка. Лицо незнакомки, одеждой напоминающую туземку-дикарку с картинки приключенческой книжки, когда-то давно прочитанной, наёмный убийца разглядел до деталей. И успел удивиться, когда оружие не встретило сопротивление.
- Хруст... - оборонил он, холодея под взметнувшимся на него взглядом янтарных глаз, от которых повеяло ледяным безразличием. Как туземка сумела увернуться от удара и уклонялась ли она в принципе, мужчина так и не понял.
Взбесившаяся трава оплела "коммивояжёра" с ног до головы. Поглотила полностью, скрутила, беззвучно смяла, словно тело человека состояло из мягкой глины, и утянула за собой туда, откуда вышла - в почву. В чернозём на удобрение. На том месте, где секунду назад сидел пышущий здоровьем мужчина, умирать собиравшийся разве что лет через тридцать, под сочной зеленью недавно скошенного луга остался лежать одинокий стилет с костяной рукоятью в виде свёрнутой в спираль змеи.
Данкоя не убирала руки с живота Криса, из-под которых тёк ровный мягкий свет, минут двадцать. Сидела, закрыв глаза и замерев, полностью уйдя в себя. Наконец, женщина встала. Подобрала стилет, бросила в саквояж и щёлкнула замком. Легко, будто юноша весил не больше пушинки, подняла раненого и закинула на плечо, взяла сумку убийцы и пошла в сторону усадьбы Любеков. Мальчик нуждался в домашнем уходе, в полноценной еде и в тёплой постели. Крапивное убежище не могло это обеспечить в полной мере. Да и Фрэнси с Робертом шум поднимут, поиски организуют. Накидка секретности трещала по швам как старая дерюга, и Матери оставалось надеяться только на скромность родственников Криса. Но сильнее, чем о необходимости открыться чужим людям, ставя на кон свою свободу и жизнь Криса, Данкоя жалела, что не смогла разглядеть в Душе Мира истинные намерения прохожего, который просто лучился доброжелательностью, забивая этим чувством всё остальное. Потом медленно, подливая в умирающего силы, шло преодоление трёхсот шагов, при растворении собственной сущности в умытой, довольной, напоенной дождём траве... а барабанщик, кстати, удалялся, молотя при этом, как заведённый.
Вечерняя заря превратилась в тонкую полоску, от усадьбы Любеков доносились звуки хлопающих дверей, глухое блеяние овец и тихое, приглушённое расстоянием кудахтанье кур. В небе зажглись три ярких сестры-ночницы, зовущих ночную тьму. Без них, говорило преданье, чёрный дракон не поймёт, что настало его время и не распахнёт крылья, закрывая свинцово-фиолетовое небо чешуйчатой шкурой, усыпанной алмазами сверкающих звёзд.
Глава 11
Крис вернулся из забытья резко, толчком. Не из сна, не из бессознательного состояния, а именно из забытья, где нет полутонов и переходов: щелчок пальцев и явь обрушивается локомотивом, тяжёлым поездом, который не свернёт и раздавит непременно. И реальность юношу раздавила. Своя комната, привычная постель, перевязанный живот и полное непонимание того, как он здесь очутился. Боль и хруст выворачиваемого из чрева железа застряли в памяти плотно, как застревают льды на перекатах, останавливая течение воды. Другие мысли не могли пробиться сквозь эту плотину и чувства застряли на том моменте, когда ждёшь приближение смерти, на ощущении того, что тебя скоро не станет; совсем и бесповоротно не станет. Только, пожалуй, леденящий душу ужас пропал.
- М-м-м... - простонал он и услышал звук роняемого стула.
- Сынок... - на одном выдохе, с нежностью и облегчением произнесла Фрэнси, подбегая к внуку.
Одно только это слово, ранее из уст бабушки не слышанное, вернуло Криса на землю. Что-то кольнуло сердце. Всегда строгая Фрэнси, старающаяся казаться далёкой и холодной, и вдруг искреннее, тёплое "сынок".
- Как ты? - спросила она, волнуясь, опуская руку на голову внучатого племянника. Осторожно, будто боялась сделать Крису больно одним лишь лёгким касанием. - Сутки проспал, я места себе не находила.
Крис смотрел на оплывшее от слёз лицо бабушки, на покрасневшие глаза и не знал, что ответить. Ярко горела потолочная люстра, шторы были задёрнуты.
- Да нормально всё... Фрэнси, - наконец выдавил он, трогая сухую повязку, перетягивающую живот. - Не беспокойся. Слабый просто... будто свинцом залит. На железку случайно напоролся и как видишь...
- Я всё знаю, Крис, - успокоила его бабушка. - Но я так волновалась! Если бы ты меня видел, дуру заполошную, разевающую рот как рыба на берегу. Мне воздуха не хватало...
- Что ты знаешь? - удивился молодой Аланору. - И... как я здесь очутился? Помню, я ходить не мог...
- Родственница твоя тебя притащила. Худее листа опавшего, кажется, соломинкой перешибёшь, а сильная, как лошадь! Твою мать только цветом лица и разрезом глаз напоминает, а так... ничего общего. Дикарка дикаркой! В траву какую-то завёрнута... фу. Не платье, а веник...
- Да ну... ты о чём? - попытался заюлить Крис, но был остановлен Фрэнси.
- Я же сказала, что всё знаю, - заявила привычно строго. - Ты лучше скажи, где болит. А то увидела, как ты глаза раскрыл, и расчувствовалась точно девчонка. Помирать, надеюсь, больше не собираешься?
- Нет, Фрэнси, - улыбнулся Крис, расслышав в голосе двоюродной бабушки привычную наносную холодность. - Нигде не болит. Есть хочу, пить хочу, словно зверь в пустыне... - и только озвучив эти желания, в полной мере почувствовал сказанное. Горло засыпало песком, в животе зашевелился голодный червь, готовый проглотить слона целиком.
Бабушка заставила пить красное разбавленное вино, уверяя "для крови полезно!" и съесть огромный кусок варёной баранины с той же целью. Крис накинулся на мясо с рычанием цепного пса, месяц не кормленного, всерьёз думал, что сметёт полную тарелку целиком, вместе с фаянсовым блюдом, но на половине затормозил, почувствовав насыщение. И даже допив второй фужер вина, не осилил. Осоловелый и опьяневший, не набравшийся сил, а наоборот, ослабевший более прежнего (только слабость ощущалась умиротворённой, а не тяжко-свинцовой) откинулся на взбитые Фрэнси подушки. Ел, понятное дело, сидя в постели, по малой нужде сходив в ночной горшок, вытащенный из-под кровати приятно заботливой бабушкой. А он и знать не знал о существовании этой полезной ёмкости: ни разу не пользовался.
- Наелся, слава Всевышнему! - прокомментировала делано-недовольная сьерра Любек, откатывая приставной столик с остатками еды. - Теперь спи. Эта... твоя туземка страшная, - у Криса не нашлось сил отреагировать на оскорбление Данкои - веки слипались, - уверяла, что тебе только есть и спать надо. Днём придёт, повязку проверит и, говорит, что можно будет снять... Не нравится ей в доме, ты погляди-ка! Свежее на природе ей, видите ли... тьфу. Как ни воспитывай этих дикарок филингрийских, как не прививай манеры - бесполезно! А слов-то сколько умных выучила! Но я уверена, Крис, значения половины из них не понимает... - Фрэнси продолжала ворчать, но Крис уже не слушал - его сморил сон.
Во сне он летел. Принцесса легко слушала каждое движение рычага, словно ловила мысли пилота. Под ногами снежным полем стелились облака, над головой синело небо, зовущей бездонной глубиной. За ним, в пассажирском кресле, разместились мать и Данкоя. Крис знал это точно, оглядываться смысла не было. Он чувствовал себя абсолютно счастливым и свободным. Свежий ветерок приятно холодил лицо, двигатель уверенно гудел. И слышался в его гуле задорный призыв: стук-стук... стук-стук-стук... стук... Ритм менялся и плавал, местами выдавая искусные рулады. Что-то казалось в нём знакомым. Но юноша не желал задумываться, не хотел вспоминать, как будто звуки могли овеществить что-то неприятное, старательно забытое. Летел неважно куда, бесцельно, наслаждаясь самим фактом полёта; такого ласкового, приятного, восторженного... только стук мешал, становясь всё противней, навязчивей и злее. Тук-тук... тук-тук-тук... тук... Последний удар лопнул в голове яркой вспышкой.
Сквозь сетку задёрнутых штор пробивался прямой солнечный свет, делающий комнату похожей на тюрьму. Крис поразился этому неожиданно всплывшему сравнению, ранее не замечаемому. Судя по направлению лучей, было около восьми утра.
- Хруст знает что... - пробормотал юноша, ощущая неясную тревогу, и в этот момент раздался хлопок входной двери и густой мужской голос недовольно вопросил:
- Где этот ваш больной?
За словами последовали шаги. Далеко на одной пары ног.
Мутной бурей взметнулась волна страха и в душу Криса ударила грязная пена паники. По спине тараканами пробежали мурашки, тело покрылось липким холодным потом. Подросток подскочил как ужаленный. Вскочил как был, в длиннополой ночной рубашке. Метнулся к окну с намерением распахнуть рамы и спрыгнуть со второго этажа, не задумываясь о переломах и вывихах (он в принципе ни о чём не задумывался, только бы скрыться от... неизвестно кого, но страшного и злого); однако, здоровье юношу подвело. Несмотря на звенящую адреналином кровь, на бешено молотящее сердце, жидкости в сосудах не хватало катастрофически. Если бы ползком, то ещё может быть, а стоя... с дикой ломотой в затылке голова пошла кругом; комната завертелась, пол встал вертикально и преградил путь к бегству. Грохот собственного падения Крис не расслышал.
Нашатырь больно ударил в нос, бодрым ветром освежив голову незадачливого беглеца. Глаза распахнулись сами собой, лицо скривилось и отдёрнулось от ватки, зажатой в толстых прокуренных пальцах массивного мордастого мужчины в щегольском полосатом костюме. Крис снова, как и несколько секунд назад, лежал на своей кровати.
- Ты придурок? - прогудел доктор. - Уши белее снега, сам серый, как земля в огороде моей тёщи, а скакать хочешь как заяц! Лису увидал? Какого хруста побегать решил?! - ругая Криса, он не забывал щупать подростку живот. Завершив монолог, нагнулся к полу, извлёк из саквояжа ножницы с затуплённым на конце лезвием и ловко срезал повязку. И тихо присвистнул...
- Так, когда ты говоришь, Роберт, его пырнули? - хмуро поинтересовался он, поворачивая голову.
Крис проследил за взглядом доктора и обнаружил деда, прижавшегося к стене, старающегося держаться незаметным; будто прятался, старался лишний раз не попадаться на глаза. Кого именно опасался Роберт, Крис увидел, скосив взор: двое крепких молодых людей в одеждах цвета хаки стояли по обе стороны дверного проёма; ещё один подобный тип прилип к стене возле окна. Вооружены они были странными короткими дубинками с двумя медными шипами на утолщённом конце.
- Позавчера. Вечером. - Раздельно пробурчал растерянный дед. - А что не так, сьер Саммерс?
Доктор в ответ возмущённо крякнул и, не вставая с табуретки, развернулся к Роберту всем телом, не жалеючи проскрипев штанами.
- Неделя, не меньше. Будь он даже собакой. У меня опыта, Любек, больше, чем у тебя табака в кисете. Смотри какой рубчик, - с этими словами доктор не глядя ткнул пальцем в область правого подреберья Криса. - Аккуратненький, ровненький, мягкий как тесто, розовый как трусы моей дражайшей супруги и такой же гладкий. Мой учитель, профессор Гринберг, светлая ему память, лучше бы не заштопал. А куда кровь из брюха делась? Рассосалась? За сутки? Пузо пустое, как твоя голова, Роберт, - сказал, ещё раз полапав живот Криса, но к подростку по-прежнему не оборачиваясь.
- Всевышним клянусь, сьер Саммерс! - воскликнул побледневший хозяин дома. - Позавчера, сразу после заката филингрийка его притащила! Рубаха и штаны все в крови были. Говорила, что, мол, какой-то прохожий его в печень пырнул... кормить надо плотно, ухаживать и спать... ну, ему, то есть, спать...
- Она что, заяц ты эбонитовый, богиня Мелисандра? Что-то я не слышал, чтобы она из филингрийских краёв происходила. Это наш персонаж, тиберийский... Печень, брюхо вспорото и жрать до отвала, говоришь?! - вдруг прогудел он с угрозой, отчего Роберт сжался. - Как на духу признавайся, когда парня подрезал?!
- Да я правду! Правду рассказал, - взмолился старый Любек, покрытый крупными каплями пота. - Филингрийка! Как есть филингрийка! Она сама внука зарезала и нам притащила! Крис! Не молчи, ответь сьеру Саммерсу!
И доктор наконец изволил покоситься на лицо юноши, который лежал зажмурившись. Причём жмурился с такой силой, будто хотел отгородиться от мира; не веки смыкал, а бронированные жалюзи, такие, как на витринах ювелирных салонов. И неизвестно как отозвался бы внучатый племянник, если бы в спальне не появился новый персонаж - сьерра Фрэнси. Поджарые парни у входа лишь слегка дёрнулись и успокоились.
Женщина выглядела сонной, мятой и растрёпанной, домашний халат был накинут прямо на ночную рубашку.
- Что здесь происходит, сьер Саммерс? - поинтересовалась она строго. Взор её, набирая заинтересованность, пулемётом пробежался по всем лицам, включая мужа, и задержался на Крисе. - Зачем к мальчику пристаёте? Ваша помощь ему не нужна. Сон и еда, еда и сон...
Доктор недовольно крякнул.
- А вы, сьерра Любек, стало быть в хирурги записались? Откуда вам ведомо что нужно "мальчику", а что нет? Тоже Мелисандре филингрийской поверили, хотите сказать? А был ли заяц, позвольте вас спросить?..
- Какой заяц? - на секунду растерялась женщина, но быстро разобралась о чём идёт речь и приняла гордый вид. - Скоро сами сможете убедиться. Заяц ли, богиня древняя или филингрийка: она обещалась зайти сегодня. И тогда, господа, вы покинете мой дом. - Закончила твёрдо, как подобает хозяйке по отношению к непрошенным гостям.
Молодые люди с дубинками коротко и незаметно для остальных переглянулись и подобрались. Словно номера на охоте, услышавшие стук оленьих копыт.
- Так-так-так, - прокомментировал слова Фрэнси доктор. - Всё интересней и интересней... Роберт, хруст бы твой хвост сжевал, а ты почему об этом молчал?
Фрэнси вдруг резко обернулась к мужу:
- Так это ты?.. - ахнула удивлённо.
Бывший техник Корпорации выпрямился, смахнул со лба пот и ответил с вызовом:
- А ты ей во всём поверила? Какая-то незнакомка, туземка, которых в наших краях отродясь не видели, приносит тебе домой окровавленного внука, убеждает, что теперь с ним всё хорошо, утверждает, что ранил парня какой-то неизвестный прохожий, причём, неизвестно за что, а сама после разговора скрывается. Не слишком ли? Я вот не поверил и пошёл проверить дорогу. Кровь или иные следы должны были остаться, правда? Так вот, дорогая, я ничего не нашёл! - Роберт говорил всё уверенней и уверенней, с нарастающим напряжением, как набирающая обороты машина. - А искал целый день, все луга вокруг обошёл и ничего, слышишь, ничего, даже примятой травки не приметил! С тобой обсуждать это было бесполезно - ты никого, кроме внука не замечала, и я обратился к окружному констеблю... Не смотри на меня так! - взвизгнул он неожиданно. Так, что все вздрогнули. - Знаю, что она просила никому не сообщать, но и ты поступила бы так же, будь у тебя мозгов побольше, чем у курицы, кудахтающей над цыплёнком!
- Так где же констебль?! - возмутилась Фрэнси. - Что у нас в доме делают эти... - не зная как назвать трёх молодчиков, женщина потыкала в их стороны пальцем, пропустив доктора, который в это время выдавал аплодисменты. В количестве трёх жидких хлопков.
- Браво! Любеки разыгрались. Только избавьте меня от этих ваших заячьих сцен. Тебе, Роберт, волноваться вредно: я твой гивениоз десять лет наблюдаю, лёгкие побереги. А то не дай бог закашляешь - наизнанку вывернет. И вам, сьерра Фрэнси, посоветую нервы поберечь: с вашей конституцией до апоплексического удара недалеко. А насчёт констебля не переживайте: все, кто нужны - появятся. Я - доктор семейства Лобсток и всего округа тому залог - прибыл первым... и вижу, не зря... любопытные вещи происходят...
- Да вы! Да вы!.. Вон отсюда! Все вон!.. - задыхаясь от возбуждения вознегодовала Фрэнси, грозя исполнить предсказание окружного врача о скором кровоизлиянии. Разве что руки себе распустить не позволила, видя чужую силу. - А ты, Роберт, как мог?! Она же тебя вылечила! Ты за всё это время ни разу не кашлянул! Не заметил разве?!
- Молчать!!! - прогудел мордастый врач, вскакивая с табуретки. И столько мощи было в этом возгласе, что притихли и без того безголосые парни-охранники, не говоря уже о пожилой женщине, которая застыла, открыв рот, будто выброшенная на берег рыба. Даже Крис вышел из глубокого самобичевания и распахнул глаза.
- Во-первых, тише - мы ждём даму, которая может оказаться пугливой. А во-вторых, повторите, пожалуйста, что вы сказали последнее, сьерра Фрэнси, - попросил доктор неожиданно вежливо... но чрезвычайно настоятельно.
- А? Я? А что я такого сказала-то?.. Ну, Роберт не кашляет больше. Как в тот вечер филингрийка руки к его груди приложила, стряхнула, словно грязь на них налипла и пояснила, что это гнев какой-то был... я не поняла. Да и не до того мне было!..
- Стой! - прервал доктор дальнейшее объяснение и обратился к Роберту. - А ты что скажешь, заяц мой скрытный? Забыл закон Корпорации? Ты был посвящённым. Одно то, что твой внучок, так называемый, - большеглазый, чернявенький два месяца у тебя прожил, а мы ни сном, ни духом, уже твоя большая ошибка...
- Так ведь о женщинах речь шла! - испуганно оправдался бывший техник. - Как появилась, так я сразу...
- А о лечении почему умолчал? Я об этом умении большеглазых филингриек не слышал, потому констеблю до конца не поверил... ишь ты, заяц ушастый, гнев... что такое гневается, интересно... ко мне надо было сразу бежать, а не к полицейскому, Роберт. Легкие тебе надо прослушать, грудь простучать внимательно...
- Так я не знал, что вы тоже... по инструкции поступил.
- Если бы ты, заяц недоразвитый, - заговорил доктор менторским тоном, - точно по правилам поступал, то должен был ежемесячно к констеблю наведываться на предмет получения текущих инструкций и тогда был бы в курсе, что некая филингрийка три недели как в розыске. А ты в управе лет пять не появлялся. Это - твоя вторая большая ошибка, заяц ты пугливый. То-то в штаны наложил, как только парней из безопасности увидел, знаешь о своём грешке. Ну, сьер Гринделл решит, как поступить с тобой, но с пенсией, могу тебя уверить, уже можешь прощаться. Раскис ты совсем, Роберт, противно на тебя смотреть... заяц затравленный, - сказав последнее слово, сьер Саммерс обречённо махнул рукой и грузно опустился на табурет, боком к постели с больным. И снова стал похож на заботливого врача.
Ошарашенная жена "зайца" переводила взгляд то на мужа, то на доктора. Лицо её выражало полнейшее недоумение. Суть диалога между Робертом и сьером Саммерсом не желала откладываться в голове; привычный, родной образ самого близкого, любимого человека, которого, как она полагала всего несколько минут назад знала вдоль и поперёк, вдруг покрылся трещинами и стал осыпаться. Прочнейший каменный замок, считавшийся надёжным и спокойным пристанищем до конца веков, начал рушиться под весьма слабым ударом судьбы. Не смерть, не измена, не нищета или голод, и даже предательством поступок Роберта назвать было трудно - обычная трусость, да наличие некой "тайной жизни". Нежданно-негаданно, обидно и глупо, во что совершенно не хочется верить.
А сьер Саммерс тем временем обратился к Крису:
- Ну-с, юный джентльмен, а вы что нам расскажете, зайчик скачущий?
"Зайчик" в ответ лишь снова зажмурился и простонал. Он не мог выбрать как поступить: говорить или молчать, открыто лгать или выворачивать истину. Одно лишь знал точно: правду открывать нельзя ни в коем случае. Иначе Корпорация поймёт, что между ней и беглянкой стоит он - мужчина-Аланору и стоит эту преграду убрать (больную, слабую), как Мать третьей ступени сразу попадётся в силки зова, как тот же прилипший к языку сьера Саммерса "заяц". Дело-то простое - убить Баркера-младшего и готово. Умирать, конечно, желания не было, но больше юноша беспокоился о судьбе Данкои. Вот, казалось, полное освобождение близко, торжество справедливости рядом - руку протяни; новая жизнь с Душой Мира открыта, надежда на возвращение мамы пылала огнём и вдруг... опустошение было такое, что даже места для обиды на Роберта в душе не осталось.
А Данкоя, если только не решит спасать Криса, сама здесь не появится - она видит отражения массы чужих, опасных для неё эмоций. И юноша молил Всевышнего и Душу Мира, чтобы этого не случилось - тогда, думал он, её точно скрутят; значит, придётся изворачиваться и, возможно, придётся открыто лгать. Он потерял сознание как раз перед тем моментом, когда Мать-Аланору появилась рядом, когда наёмный убийца пытался зарезать Данкою и получил в ответ собственные похороны, поэтому силу колдуньи оценивал излишне занижено.
- Болит? - участливо поинтересовался доктор. - Где именно? Здесь... здесь... - пальцы врача снова принялись мять живот Криса. - Нет, не должно. Разве что рубец чешется. Ты, заяц мой ненаглядный, симулируешь. Я человек опытный и ран повидал больше, чем ты в школе буковок прочитал. На поправку ты идёшь и осложнения не наблюдаются. Что вы там с землячкой не поделили, юноша?.. Отвечать! - рявкнул неожиданно грозно и надавил на какую-то точку в области солнечного сплетения, отчего Криса скрутило от боли. - Ну?! - повторил, отпуская руку.
Криса накрыло волной облегчения. Нет, понял он, отмолчаться не получится...
- Воды! - скомандовал сьер Саммерс и будто бы по щелчку пальцев гипнотизёра, Фрэнси очнулась от ступора. Подошла к письменному столу Криса и налила из кувшина полный стакан разбавленного красного вина.
Врач понюхал содержимое, приподнял голову подростка и приступил к поению, чуть ли не насильственному. Сам Крис взять в руку стакан даже не попытался - хотел казаться слабее, чем есть на самом деле.
- Раньше считалось, что красное вино, - приговаривал врач, пока больной шумными глотками поглощал жидкость, - первейшее средство, способствующее кроветворению. Сейчас это утверждение некоторыми вполне авторитетными авторами оспаривается. Лично у меня своего чёткого мнения по этому поводу нет, но то, что спиртное благотворно сказывается на правдивости пациента, нет никаких сомнений. Известная народная поговорка, как и многие другие пословицы, не врёт. Напился, заяц смуглый? - спросил, убрав от губ Криса пустой стакан. Подросток в ответ прошелестел:
- Я не заяц...
- Ой, не обижайся, дорогой ты мой, это присказка. Прилипла к губам - не отцепишь. А я и сам не пойму, как прицепилась, ведь не охотник... что там ты о землячке хотел рассказать?
- Коммивояжёр, я говорил... - устало проворчал Крис. - Он меня порезал. Специально в печень, чтобы дольше помучился. Насмехался ещё, что мог бы в сердце, но любит, мол, смотреть, как умирают... оттащил с дороги на луг, глядел так внимательно, с интересом... как на жука пришпиленного и... не помню. Думал, умер, а вот - живой... - извернулся и не солгал ни слова. Обошёлся умолчанием.
- Когда это случилось? - уточнил доктор.
- На закате. Сейчас... - Крис вяло повернул голову, осматривая тени, - почти полдень. Но бабушка сказала, что я сутки проспал... - и замолчал, намекая, чтобы считали сами.
- А за что это с тобой так жестоко поступили, позволь спросить за... юный джентльмен.
- Так найти надо того джентльмена в дорожном костюме с саквояжем и спросить...
- Констебль, Роберт и... ещё некие джентльмены осмотрели всю округу и представь себе, никаких следов. А вот о женщине, которая тебя в дом принесла, очень интересные вещи рассказывают... Ну? - с этим словом доктор надавил на болевую точку. Крис ойкнул, скривился и весь сжался. - Где твоя землячка?! Ты же филингриец наполовину, и она филингрийка большеглазая, твоей породы...
- А-а-а, отпустите!.. Не помню я ничего, только рожу того коммивояжёра противного! Он ко мне наклонялся, всё норовил взгляд поймать!.. И изгалялся... сволочь!!! - последнее слово было непонятно к кому обращено. Очень даже может быть, что к сьеру Саммерсу, а не к убийце.
Доктор усмехнулся:
- Я не маньяк, я не получаю удовольствия от чужих страданий, но я хирург и знаю как можно причинить боль... и знаю как избавить. Скажи где она и всё, верх блаженства тебе обеспечен... заяц мой барабанящий. - Крис в согнутом состоянии бессильно пытался оттолкнуть руками толстые пальцы доктора из-под своего подреберья и сучил ногами, напоминая движения велосипедиста или циркового клоуна, стучащего каблуками в бубен.
Далее случился ералаш. Фрэнси, взвизгнув, набросилась на Саммерса, схватила за волосы и повалила беднягу с табуретки. Спустя некоторую паузу на неё, передав дубину товарищу, накинулся охранник, сделавший выбор между жёстким приказом и изменившейся ситуацией. На сотрудника службы безопасности навалился неожиданно оживший Роберт, вступившийся за "честь" супруги. Завершилась бы куча мала синяками и царапинами на лице сьера Саммерса, если бы не раздался голос, пропитанный властностью гуще, чем докторский: стальной, звенящий, рубящий точно меч.
- Прекратить! Всем встать и разойтись по углам! - свалка застыла. В человека, отдавшего команду, впились четыре горящих взора. И один взгляд, Криса, в котором короткое удивление сменилось на тоску и разочарование, кольнул и отвёлся - юноша испытал желание завыть волком. - Прекратить балаган, я сказал! Встать! - повторил сьер Гринделл, один из двенадцати директоров Корпорации.
Правда, на важного магната он походил как новый ботинок на старые ласты. Исхудавший, со впалыми щёкам, воспалёнными глазами, одетый в комбинезон с камуфляжными разводами, в зелёной шляпе на всклоченной голове и в грязных сапогах директор напоминал егеря, сорванного с загона дикого зверя, а совсем не богатого щёголя с Миллионной улицы Торберга.
- Всё, что угодно ожидал увидеть, только не игры в песочнице! - грозно звенел Гринделл. Охранник и доктор вскочили, супруги Любек поднимались медленно. Фрэнси по-женски, не думая, привычно поправляла расхристанный халат и причёску, пригладив пару взбитых локонов. - В чём дело, сьер Саммерс? Ваша обязанность лечить, а не воевать. А ты, боец? Со стариками побороться решил? Где шокер?! Где твоё место?! - голос директора, казалось, физически сдавил охранника, заставив встать смирно, и переместил парня ко входу в спальню.
- Виноват! - только успел рявкнуть он, принимая от товарища шокер.
- А вы, Саммерс? Вы мне написали, что женщина обещала вернуться, то есть может появиться в любой момент, так? - доктор, судорожно поправляя пиджак, кивнул и хотел было что-то ответить, по поднятая ладонь сьера Гринделла заставила его подавиться словами. - А что устроили? К чему этот цирк? - и директор Корпорации опустил руку. У сьера Саммерса рот будто бы распечатался.
Колдовство власти выглядело, пожалуй, эффективней чудес, которые демонстрировала Данкоя.
- Я всё объясню, сьер Гринделл! - поспешно заюлил доктор. - Пациент оказался практически здоровым, поэтому я решил расспросить его подробнее. Удивительное же дело! Печень была разворочена, вся кровь в брюхо вышла, а всего через полтора суток всё выглядит так, как будто месяц прошёл! Мне до сих пор не верится...
- Да как вы смеете! - вдруг вклинилась Фрэнси. - Вы мальчика, по сути, пытали! Не обманывайте начальство, уважаемый доктор! Сьер... Гринделл, как я понимаю? - директор перевёл взгляд на женщину. Несколько недоумённый взгляд. - Он делал мальчику больно, спрашивая о той незнакомке, поэтому я посчитала своим долгом вмешаться. - Гордо заявила сьерра Любек, показывая пальцем на Саммерса. - Примите меры, прошу вас, накажите этого садиста! Мальчик ни в чём не виновен и вообще... по какому право всё это?! Что в моём доме происходит?! - наконец, задала она основной вопрос, мучающий её с момента пробуждения.
- Успокойтесь, сьерра, разберёмся, - поморщился Гринделл. - Дело касается Корпорации и всей республики - это не преувеличение, сьерра. - Сказал и обратился к Роберту, демонстративно перемещая внимание от жены к мужу, закрывая тем самым вопрос окончательно и бесповоротно. Фрэнси набрала было воздуха, но... сдулась. Как сдувается шар самомнения, натыкаясь на бескомпромиссный шип чужой, более сильной воли.
- Роберт Любек, по-моему мы имели с вами беседу, так?
- Так, господин директор, - испугано ответил бывший учётчик цеха перезарядки Искр. - Вы меня приглашали по поводу моей диссертации о...
- Да-да, вспомнил. О наличии собственной воли у контейнеров с отработанными Искрами. Труд добротный и достаточно доказательный. После я распорядился ввести вас в список сотрудников с расширенным доступом. Служба безопасности вас просвещала?
Роберт, безуспешно пытаясь сглотнуть вязкую точно смола слюну, затряс головой как заправская лошадь:
- Да, конечно, но... я каждый месяц ходил к констеблю, а... докладывать нечего было... смуглые большеглазые люди не встречались...
- А почему я удивлён, увидев у вас в доме до боли знакомого мне юношу? - поинтересовался Гринделл, бросая взор на Криса, притворяющегося глубоко спящим.
- Так он же тибериец, я точно знаю! - пропищал Роберт. Выдал петуха и не выдержал рези в пересохшем горле, коротко кашлянул. Продолжил нормально, чуточку сипло. - Он же мой внучатый племянник из Лимбурга. Тем более - мужчина, а особое внимание надо обращать на женщин...
- Кто этот юный джентльмен я знаю прекрасно, сьер Любек, и вас это не оправдывает...