Аннотация: В момент , когда Анастасия оказалась в самом центре пещерного зала, внезапно, прямо перед ней возник световой столб - сияюще синий, он был похож на меч джедая из "Звездных войн".
Глава 16
Следуя за синим лучом.
Темнота, окружавшая Анастасию, звучала. Если там, на поверхности Пентели, девушка лишь слабо ощущала исходившие от горы информационные волны, то теперь в пещере, в полной темноте она слышала это пространство и поразительным образом в ее мозгу звук преобразовывался в визуальный ряд.
Анастасия могла видеть и видела в этой кромешной тьме!
Правда осознание этого пришло не сразу, первые мгновения она просто шла вслепую, вытянув руки перед собой, осторожно ступая - пол был мокрый и скользкий. Вслед ей неслись угрозы Узмана, а потом - грохот, после которого голос турка оборвался.
"Пещера убила его" - сказала себе Настя. Почему-то она ничего не испытала при этой мысли, ее гораздо больше интересовала та картина, что начала раскрываться перед ней в виде черно -белого изображения, словно на экране аппарата УЗИ: белесые стены галереи пещеры, местами словно украшенные наростами сталактитов, неровный покатый пол и виднеющийся впереди очередной зал.
Анастасия уверенно направилась туда, причем комфортное чувство некой защищености не покидало ее. Новый зал оказался больше предыдущего и гораздо красивее: возле одной из стен находился застывший водопад, здесь и там возвышались сталактитовые колонны.
В момент , когда она оказалась в самом центре зала, внезапно прямо перед ней возник световой столб - сияюще синий, он был похож на меч джедая из "Звездных войн".
Анастасия смотрела на него как завороженная, свет этот не ослеплял, напротив, он радовал глаз. Постояв немного, чудесный луч начал двигаться - несомненно, он приглашал следовать за собой. Девушка пошла за ним, и через минуту он действительно, как меч, рассек стену пещеры, и Анастасия оказалась в саду, залитом светом ласкового весеннего солнца.
Она ступала по дорожке , усыпанной толченым кирпичем, проходя мимо аккуратно подстриженных вечнозеленых деревьев и ровных газонов, украшенных скульптурами нимф, амуров и психей, прямо к большому дому с колоннами и башенками. Именно туда, под своды этого дворца, неведомо почему ей хотелось попасть. Приблизившись к цели, она услышала тихий хрустально-прозрачный звук и, войдя через широко открытую дверь, поспешила туда, откуда лилась эта музыка.
Анастасия прошла через большой зал где стояли арфа, два клавесина и, как ей показалось, одно очень старинное фортепиано. Следуя на зов мелодии, она устремилась через галерею, стены которой были увешены картинами, среди которых явно преобладали работы испанских мастеров эпохи возрождения, и, наконец, оказалась на пороге гостиной.
За стоящим центре комнаты клавесином сидел худощавый мужчина лет шестидесяти, приятной наружности, с густыми седыми волосами, одетый в домашний бархатный кафтан. Рядом с ним на стуле - щупленький мальчик-подросток в нарядно расшитом атласном камзоле, на его голове был парик с буклями и косичкой. Между этими двумя велась беседа, причем красивый пожилой человек часто дополнял свои слова наигрывая что-то на богато инкрустированном инструменте.
- Вот посмотри, Моцарт, - говорил он, - эта мелодия из твоей последней симфонии очень подошла бы для пения, ты просто разбрасываешься драгоценными жемчужинами! Обязательно вставь ее в какую нибудь оперу!
- Вы так добры, сеньор Фаринелли, к моим работам! Но вряд ли я когда нибудь пойду на вторичное использование своих старых мелодий, ведь у меня новых полно в голове - дай-то Бог все их записать! - здесь мальчик смущенно улыбнулся, - Да и не хочу я ее переделывать, петь-то кто станет? Все равно кроме вас никто и никогда бы с такой задачей не справился!
- Ну почему же, певцы-кастраты до сих пор еще есть, ты можешь предложить ее кому нибудь...
Хотя ты знаешь, все-таки надо смотреть в будущее, наше искусство отжило свой век, я так думаю. Писать надо для мужских, либо для женских голосов,
- в голосе Фаринелли не было ни грусти, ни сожаления.
- Но ведь дело не в одном лишь только диапазоне, Маэстро! - юный Моцарт раскраснелся от волнения, - где мне взять то совершенство тембра, о котором говорят все, кто хоть раз слышал вас! Я уверен, что именно благодаря красоте вашего голоса король Испании пригласил вас служить при его дворе и даже сделал министром!
- Ха! Ты отказываешь мне в достаточных умственных способностях для занимания должности в правительстве? - Фаринелли явно развеселился от мальчишеской непосредственности собеседника, - Но, конечно, ты прав, король Филипп любил мой голос и верил в его целительные свойства.
- Как бы мне хотелось услышать раз в жизни хоть одну ноту спетую вами! - в голосе мальчика зазвенели слезы.
Фаринелли ничего не сказал в ответ. Он встал из-за клавесина и вышел на середину комнаты, повернувшись лицом к окну. Высокий и тонкий в кости, с распущенными по домашнему волосами, без парика, певец казался гораздо моложе своих шестидесяти пяти лет.
Моцарт замер, не веря своему счастью. Почти то же самое испытывала Анастасия, наблюдая за всей этой сценой.
Фаринелли взял первую ноту и комната как будто стала больше и словно наполнилась светом. Звук его голоса нес в себе неизмеримые бездны красоты, он ласкал душу и радовал сердце, словно в нем отразилось само солнце.
Певец с поразительной легкостью исполнил несколько пассажей из знаменитой арии Son qual nave ch'agitata, после чего вдруг резко замолчал. Он стоял закрыв глаза, вытянув руки вперед, словно готовясь заключить кого-то в свои объятия, но вот постепенно оцепенение его прошло и он прошептал:
- Любовь моя, душа моя - моя публика! Как я скучаю по тебе, как мне не хватает тебя, твоего трепета, твоего жаркого дыхания. Где ты, мое счастье, моя сцена! ...
Потрясенный Моцарт бросился к ногам Маэстро и прижался щекой к его ладони, ничего не говоря. Но Фаринелли быстро справился с нахлынувшими на него чувствами, легко похлопав мальчика по плечу, он вернулся к клавесину и улыбнулся:
- Я рад, что мы встретились, юноша. Мне есть что тебе сказать, может мой совет когда нибудь тебе пригодится. Ты слишком талантлив и умен, мой друг, поэтому остерегайся: завистники будут преследовать тебя всю жизнь. Против них нет лекарства и даже природная скромность не спасет тебя от их нападков. Держись подальше от льстецов -именно они-то и есть первые из тех, кто ненавидит, избегай общения и с теми, кто любит тебя по-дружески пожурить - это тоже маска, за которой таится злоба.
- Но не получится ли так, что я буду очень одинок, Маэстро?
- Одиночество и есть наш удел, Моцарт... Но творец никогда не бывает по-настоящему один, потому что с ним рядом всегда есть его Муза. Хочешь ее удержать возле себя - работай, трудись тяжко и она не предаст, не покинет тебя. Семья тоже может быть источником радости, но ты увидишь - эта радость преходяща и непостоянна, так что будь самим собой, не изменяй своему долгу и в душе ты не будешь несчастен и одинок даже в самые трудные времена.
- Простите за дерзость, Фаринелли, но не говорит ли в вас обида на вашу семью, которая предала вас, пока вы были ребенком?
- А что нового сделал мой отец по-сравнению с другими родителями?
В моем случае он сделал выбор за своего сына, отправив меня под нож хирурга в семилетнем возрасте. Другие-же , как ваш достопочтенный батюшка, лишают ребенка детства и зарабатывают на нем деньги как на диковинной зверюшке. Третьи просто игнорируют своих детей как досадную помеху. И так - до бесконечности...
Нет, я не в обиде на своего отца, я простил его и прожил счастливую жизнь на сцене, стал богат, знаменит и любим. Да, да, Моцарт! Женщины одаривали меня, кастрата, своей любовью...
Но это все в прошлом, а что теперь?
Свои сокровища я отдам церкви, ведь в конечном итоге я - монах, хоть и не пострижен. Мой голос постепенно угасает, но ничто не уходит в никуда, просто один вид таланта преобразуется в другой, перемещаясь в чью-то новую душу. Я слышу твою музыку, Моцарт, играю ее и радость наполняет мне сердце! - Тут Фаринелли опять принялся наигрывать на клавесине.
Моцарт стоял рядом и сиял от удовольствия, узнавая свою мелодию, воспроизводимую пальцами маэстро.
Но какая-то мысль все не давала ему покоя:
- Почему мир устроен так, что одни завидуют другим, Маэстро? Неужели с этим ничего нельзя сделать?
- Я об этом много думал, мой юный гений и пришел к такому заключению - люди ослепляются чьим -то успехом и обижаются, что им такого же не дано. А ведь на самом деле у каждого есть свой, уникальный путь к счастью. Но не всякий видит этот путь. Как только люди научатся познавать самих себя, они смогут избавиться от зависти или ревности - называй это как хочешь.
Моцарт призадумался и, помолчав, промолвил:
- Где же взять этот свет, который рассеет мглу в человеческих душах? Как сделать, чтобы добро, заложенное в каждом человеке, стало сильным и оттеснило сидящее там зло?
Фаринелли посмотрел на подростка:
- Живи друг мой, твори - твоя музыка тоже кое-что может сделать, поверь мне! Если бы у меня был такой автор как ты, в то время, когда я пел на сцене, кто знает, каких чудес бы мы достигли!
Анастасия не упустила ни единого слова из их разговора, не задумываясь при этом на каком языке это все было сказано. Хотя вариантов тут не могло быть: музыканты вели свою беседу на итальянском. Лишь потом она поняла, что в этой пещере и не такое возможно! Не менее удивительным было и то, что как для Моцарта, так и для Фаринелли она оставалась невидимой.
Тем временем Фаринелли подошел к бюро, стоявшему у стены, рядом с окном и, открыв ключом один из ящичков, достал оттуда темный, венецианского стекла, флакон:
- Мечты сладостны, мой друг, но надо спуститься с небес на землю, где, увы, все также процветает зависть. В этой склянке находится то, что спасало меня в течении долгих лет жизни и позволило сохранить голос и здоровье.
- Что это здесь? Какое-то снадобье, не так ли, Маэстро?- полюбопытствовал Моцарт
- Да, это чудесное противоядие, мой друг. Мне подарил его, желая загладить вину, тот самый лекарь, который изуродовал меня в детстве. Он научил меня принимать этот эликсир каждый день, добавляя по капле в еду. Как видишь, я жив и, как говорят , не плохо выгляжу.
- Вы потрясающе выглядите, сеньор Фаринелли, и голос ваш до сих пор поражает красотой!
- Так вот, юноша, я хочу, чтобы отныне этот флакон был у тебя. Возьми же его, здесь достаточно спасительного эликсира, чтобы как минимум ближайшие сорок лет ты мог быть защищенным хотя бы от яда.
В это самое мгновение в дверь, предварительно постучав, вошел человек. По виду можно было определить, что он - слуга.
- Что, Каспар, - спросил его Моцарт,- мой отец уже заждался?
- Да ,господин, он послал меня за вами.
- Хорошо, сейчас я пойду! Вот, возьми этот сосуд и спрячь подальше, мне его подарил сам маэстро Фаринелли!
Каспар взял в руки флакон и, поклонившись, направился к выходу. Именно в этот момент Анастасия разглядела необычный кулон на груди слуги, видневшийся в вырезе рубахи. На черной кожаной ленточке висела пластинка с изображением головы барана, совершенно таким же, как то, которое она увидела на экране своего мобильного телефона еще тогда, в больнице.
Даже не успев до конца осознать, кем на самом деле может быть этот слуга, Настя бросилась на Каспара, чтобы отнять у него снадобье, но в этот момент прямо перед ней возник синий луч, тот самый, что разомкнул стену пещеры.
В ту же минуту эта гостиная вместе с находящимися в ней Моцартом, Фаринелли и Каспаром стала быстро удаляться от нее, погружаясь при этом во мрак, еще несколько мгновений и девушка вновь обнаружила себя в том же зале, куда она пришла, убегая от Узмана.
Анастасия уже ничему не удивлялась и единственное, что она сейчас чувствовала было разочарование: она не смогла помочь Моцарту, возможно этот подлец слуга подменит целебное снадобье какой нибудь дрянью! Хотя, разве это было бы возможно - повернуть историю вспять?
Но вот ведь что интересно: в голосе Фаринелли она явственно услышала то же, что ей удалось почувствовать, когда она слушала пение Василиса, хотя звучали они , конечно, совершенно по-разному. У Фаринелли голос был высокий, как у женщины, но более яркий и мощный, а у Василиса был скорее всего драматический тенор, но очень своеобразного тембра.
И несмотря на различия, голоса эти вызывали у Анастасии это особенное состояние блаженства и комфорта, вместо привычного напряжения, с которым она слушала любых других певцов. Значит Фаринелли , подумала она, тоже обладал этим редким качеством - совпадением со звучанием вселенной. Не мудрено, что он лечил своим пением больного короля Испании! Значит, если бы у Фаринелли был такой чудо-алмаз как "Слеза принцессы", то мир сейчас был бы гораздо лучше...
А может ему не хватило чего-то другого, например музыки Моцарта... Как знать!
Но из пещеры надо как-то выбираться...Интересно, если последовать дальше за этим лучом, не уведет ли он опять куда-нибудь в далекое прошлое? Стоило ей об этом подумать, как световой столб, стоявший до этого неподвижно рядом, начал колебаться и потихоньку двинулся вперед.
Отбросив сомнения, Анастасия последовала за ним, она ясно понимала, что спутник этот здесь ей явился не случайно и вряд ли было разумно с ним спорить.