"Как же мне все-таки повезло", - думала Мила, разглядывая свадебную фотографию, на которой они с Максимом возле фонтана. Какой же он красивый, ее Максимка, высокий широкоплечий, а глаза-то глаза: огромные, темно-карие, с длиннющими ресницами. А как взглянет он этими глазищами, так и таешь, так и млеешь. И как же нежно он ее обнимает - ласково, нежно, словно хрустальную вазу. А как целует... ммм...
- Мила, - вывел девушку из задумчивости тихий голос, - Мила, как ты?
Девушка обернулась. Рядом стояла ее давняя подруга - Мара, и как-то нежно на нее смотрела. Миле даже показалось, что как-то сочувствующе, но она отогнала эту мысль, успокоив себя тем, что подруга, наверное, просто завидует.
- У меня все отлично, - радостно отозвалась она, - вот, хочу подарить тебе, на память, - и, улыбаясь, протянула Маре фотографию.
Мара взяла протянутую фотографию, мельком взглянула на нее и бросила на Милу тревожный взгляд. "Точно, завидует", - екнуло у девушки в груди, и по спине побежали холодные мурашки.
- Что ты, дорогая, - тем временем лепетала Мара, протягивая снимок обратно, - это ты должна хранить у себя, или отдай его родителям. Как ты себя чувствуешь?
Мила, ничего не отвечая, забрала протянутый лист, и случайно бросив на него взгляд, обомлела. "Это не фото. Не может быть. Когда Мара успела его подменить, ведь она все время была у меня на глазах. Но что это. Нет. Этого не может быть..." - она поднесла бумажку поближе к глазам, и, еще ничего не понимая, прочла:
Свидетельство о смерти
Доценко Максим Викторович...
Она в ужасе откинула от себя бумагу.
Что это? Что за бред? Этого не может быть. Ведь только вчера... свадьба... Много гостей... Ее Максим... Она же все прекрасно помнит! Нет, это розыгрыш! Ее просто решили глупо разыграть. Вот сейчас выйдет Максим и...
Мила обернулась. Люди... все в черном, со скорбными лицами...
"Нет! Не может быть! Это ложь!" - бьется в мыслях.
- Мила, - тихий голос мамы, - доченька, - теплые руки обнимают ее за плечи, - не надо, золотая моя. Давай присядем, - и ласковые руки легко подталкивают ее к дивану.
- Мама, мамочка, что это? Ведь вчера... Я же все помню... свадьба... Максим... - голос замирает, потому что из маминых глаз начинают течь слезы, а теплая рука мягко гладит ее по волосам.
- Доченька моя, бедная, ты так переволновалась... Нет больше Максимки, похоронили вчера...
- Нееет! - вопль, похожий на звериный рык вырывается из горла, в груди, кажется, что-то взрывается, разлетаясь ледяными осколками, оставляя после себя невероятную тяжесть, от которой просто невыносимо дышать, - нееет...
Она же помнит... Свадьба... ЗАГС... Его губы... Его руки...
А сзади кто-то тихо говорит:
- Да, да, да, на всей скорости, в Камаз, мотоцикл - вдребезги, травмы несовместимые с жзнью... Охохо, бывает же...
"Нет... Не может быть..."
Она куда-то рвется, пытается вскочить, чувствует, как рыдание разрывает грудь, как по лицу текут слезы, как наваливается невероятная тяжесть. И в следующий момент благодатная темнота скрывает сознание.
Очнулась Мила в какой-то чужой комнате, по-прежнему содрогаясь от рыданий, на груди тяжесть, лицо мокрое от слез. Видимо, без сознания она была совсем не долго.
- Максим, Максимка, милый мой, любимый, Максимочка, - начала она тихонько всхлипывать, давясь слезами.
В этот момент тяжесть на груди зашевелилась и над плечом возникла взъерошенная голова:
- Ээээ... Ты чего ревешь в такую рань? - с трудом разлепив веки, поинтересовалась голова у ошарашенной девушки, продолжавшей всхлипывать, и сладко зевнула. Тяжесть с груди, оказавшаяся крепкой рукой, взметнулась и отбросила с глаз говорившего спутанные волосы, - кошмар, что ли, приснился? Иди сюда, - и рука, скользнув по груди, крепко обняла Милу, притягивая к мощному торсу, - то же мне, нашла чем заняться в первую брачную ночь. Мммм...
Пронесся легкий вздох облегчения, и теплые губы прильнули к таким же теплым губам, топя в нежном поцелуе все слезы и переживания...