В год 983 от воплощения Девы-Матери в предгорьях Драконьего Хребта в тоске от понесенных потерь скончался король Анлауд II Святой. Весть о его кончине достигла пределов славного города Ансгахалла ровно в час, когда Великий Патриарх Эйвинд и колдун Овейн Белый венчали малолетнего наследника на царство. Кто знает, какие еще беды обрушились бы на Верхние земли, не блесни в те дни Патриарх Эйвинд крестьянским умом и смекалкой, позволившие вдове, Форгейн Молчунье, что из древнего рода горных эльфов, утвердиться в регентстве, несмотря на козни брата покойного монарха - Рутгера Хромого.
Женское правление многим позволило уверовать в слабость власти. В этот страшный год в северные пределы Благословенного королевства вторгся Хенделан, ошибочно именованный летописцами Смиренным, а в народе прозванный Лисом за безмерную хитрость и коварство. Завладев торговым городом Норхеймом, он изгнал вассалов Форгейн. Многие тогда посчитали его поступок вероломным, ибо был король Хенделан первым, кто возвел храм Предвечного Света в землях южных нордеров, сменив своего жестокосердного отца на престоле. Это богоугодное деяние обратило его в друга императора Анлауда и Великого Патриарха. При дворе вдовствующей королевы говорили, будто отплатил он черной неблагодарностью за оказанное доверие и дружбу. Только можно ли осуждать Хенделана за возвращение земель, что испокон веков нордерам принадлежали?
Дикие эльфы и прочие жители Великого Леса, что были его тайными союзниками, захватили Истмарк и святой город Брогенхейм, и жестоко расправились с местными слугами Предвечного Света.
Мало было этих бед - Предвечный Свет и Дева-Мать в мудрости своей продолжали испытывать праведный мир, и в год 985 предводитель полуорков Ман-Гор захватил весь юго-восток Благослвенного королевства.
Словно врата Лабиринта Тьмы растворились, извергая потоки демонов-полуорков, диких лесных эльфов и гоблинов из Серых Топей. Повсеместно уничтожали они города и деревни, разрушали храмы и оскверняли святыни.
День за днем приближался мир к концу тысячелетия, с каждой новой смертью становился ближе ко дню Великой Битвы.
В том же году, в середине лета, убийца, поименованный Ормульв Рыжий, разграбил и спалил обитель Святой Хранительницы Итенель. Мог ли он знать, что сим богопротивным деянием ввергает в водоворот грешных страстей человеческих существо столь малое, сколь и незаметное в суетном мире? Разумеется, нет.
Как не знало о том и само это существо в сей водоворот ввергаемое.
В тот страшный час уберегли Астейн от верной смерти ветви орешника, за которыми она отправилась, едва ощутив прохладу подступающего вечера. Узнай настоятельница Лута, зачем они понадобились, то долго бы пришлось послушнице читать покаянные молитвы - использование рун для предсказания судьбы не согласуется с заветами Девы-Матери. И хотя не стала она тогда еще монашкой, но нарушать законы обители никому не дозволено. Слишком частые тайные выходы в рощу, где они с сестрой Оск предавались этому греховному занятию, привели к тому, что в один прекрасный день девицы не досчиталась нескольких дощечек.
С раннего детства лес внушал Астейн глубокое чувство покоя, а покой исстрадавшейся душе был необходим, ведь в те дни она не испытывала уверенности в том, что хочет посвятить себя служению Предвечному Свету. Сотни противоречивых мыслей заволокли голову, будто утренний туман речные берега. Очнулась она лишь, когда лес погрузился в вечерний сумрак, а иссиня-черное небо расцветили алые и пурпурные всполохи заката. Вечерняя роса после знойного дня приятно холодила ступни. Остаться ночью в лесу девушка не боялась, но причинять лишнее беспокойство сестрам не хотела, потому и поспешила вернуться.
Сквозь плотный частокол невеселых мыслей о собственной судьбе внезапно прорвались полные ужаса крики. Там, где между деревьями уже угадывались очертания деревянных стен обители, бешено скакали языки пламени.
Подернутые дымкой забвения воспоминания об отце Балдреде и шести сгоревших заживо монахах предстали перед внутренним взором с пугающей ясностью и покрыли на миг омертвевшее тело липким потом. Мысль о пожаре заставила броситься напролом через кустарник. Однако на краю леса неведомая сила удержала ее: там, освещенные пляшущим огнем метались вовсе не сестры в сутанах - Астейн видела высоких вооруженных мужчин, слышала их гортанный говор и хриплый смех.
Девушке выросшей в северном краю прекрасно ведомо, чем промышляют ее соплеменники испокон веков, наводя ужас на прибрежное население. Времена менялись, все меньше оставалось кровавых морских властителей, знатных своими набегами. Еще недавно ее собственный отец участвовал в таких походах, о чем любил вспоминать в долгие зимние вечера. Старые традиции умирали, и все больше эти дружины напоминали разбойничьи шайки, сколоченные не только из северян-нордеров, но и из диких эльфов, и, даже, степняков, в чьих жилах текла орочья кровь. Набеги продолжались, но мудрые говорили - то агония старого мира. Поговаривали, будто сын короля южных нордеров Хенделана, Рэвдан Белобородый, поощрял грабительские походы, призывая своих родичей вернуть славу былых дней, когда и северные и южные нордеры жили грабежом купеческих кораблей да богатых торговых городов. Хенделан Лис, сторонник в большей степени хитрой дипломатии, обрел в лице собственного сына смертельного врага.
Астейн плохо разбиралась в политике и никогда не представляла, что сама может стать жертвой подобного набега. Тем более, в родных землях.
Страха не было, лишь тупая боль сдавила грудь: проклятая дочь Ингвальда, вновь превращается в бездомную скиталицу. Ярость - вот чувство, едва не вытолкнувшее послушницу из леса на верную смерть. Невероятным усилием воли сдержала девушка движение ног, понимая, что ничем не может помочь сестрам.
Сердце обливалось кровью: Астейн видела, как два рыжих демона тащат за ноги матушку Луту, и накидка за накидкой сползают с нее, цепляясь за острые камни. И вот уже "мудрая сова" превращается в маленькую испуганную старушку. С перекошенным от ужаса лицом из объятой пламенем обители выскочила сестра Оск. Однажды ей повезло, но теперь все было иначе - два утробно хохочущих полуорка повалили юную монахиню на землю. Чудом Оск удалось вырваться - серебром сверкнул кинжал в маленькой руке и в когтистых лапах истекающих слюной чудовищ остались лишь обрывки сутаны. Девушка не успела сделать и нескольких шагов, как вновь была погребена под разгоряченными телами преследователей. Рядом продолжала хрипло взывать к милосердной Деве-Матери истекающая кровью настоятельница. В языках пламени сверкнул широкий меч. В следующий миг он хищной молнией обрушился на старушку. Астейн едва удержалась от крика, и поспешила отступить в глубь леса.
Глядя на беснующийся огонь, сдерживая испепеляющую ярость и рвущиеся из груди рыдания, девушка едва не пропустила легкую поступь Смерти за спиной. Тело пришло в движение раньше, чем разум осознал происходящее: она резко развернулась и отпрыгнула в сторону. Длинноволосый увалень поскользнулся на мокрой от вечерней росы траве в тщетной попытке схватить верткую девицу. Это ничуть не смутило его: ухмыляясь - испуганная послушница виделась ему столь легкой добычей! - он надвигался, широко расставив руки, словно желая обнять. Грубая, чуть зеленоватая кожа и злобные раскосые глаза с красными зрачками выдавали гнилую орочью кровь.
Тело все решало само. Прутья орешника были отброшены, правая рука сделала резкий выпад и остро наточенный кинжал, - подарок отца, омытый в семи священных водах и заговоренный от всякого зла, - хищно блеснул в закатных лучах и погрузился в потную волосатую плоть.
Астейн поняла, что происходит, лишь в тот момент, когда по руке полилась теплая кровь, а полуорк воззрился на нее недоуменным взглядом.
- Это последнее удивление в твоей жизни, - словно сплюнула она напоследок, прежде чем выдернуть кинжал и уйти в чащу.
Напоенный ночными ароматами лес принял плачущую девушку в ласковые объятия, но утешить не смог. Отчаяние затопило душу, словно река в половодье. Слезы сдавили горло судорогой, а в памяти всплывала легенда про Вечную Странницу. В голове царила совершеннейшая путаница - кто карает ее? Хозяйка Леса и духи предков, от которых отступила, или Предвечный Свет Верхних земель, которому не открыла душу? Строптивая девица пошла против слова отца и предала семью - могла ли она избегнуть справедливой расплаты? Оттирая сочной травой чужую кровь, Астейн ощущала лишь безмерную усталость.
Сколько скрывал ее лес, девушка так никогда и не узнала. Может пару дней, а может и гораздо больше. Дорога к ближайшему хутору была ей прекрасно известна, только откуда взять сил и смелости вновь увидеть людей и отвечать на вопросы? Лес заботливо утешал и врачевал душевные раны.
Она свернулась клубком в мшистой кочке и разрыдалась. Ей не хватало сильных рук Ульвейна, его нежной улыбки и агатовых смеющихся глаз. В тот миг жгучая тоска острым ножом резала Астейн на маленькие кусочки, заставляя беззвучно рыдать и корчиться от боли. В лесной чаще, на зыбкой грани дня и ночи, изгнанница снова и снова взывала к медноволосому эльфу и до боли в глазах вглядывалась в сплетение ветвей в безумном стремлении узреть черты милого лица.
Устав от рыданий, она заснула в объятиях корней на мягком мху. Сон оказался тревожным и не глубоким, а инстинкты были обострены до крайности. Астейн сжалась от ощущения чужого присутствия и, не открывая глаз, потянулась за кинжалом. Когда же изготовилась нанести удар и распахнула веки, то увидела стройных златовласых созданий в белых, словно из паутины сотканных одеждах. Светлые эльфы склонили над ней солнечные лики. Исходило от них бесконечное тепло и участие. Мокрого от слез лица коснулось дыхание - сладкий аромат ночных цветов.
- Вот мы и нашли тебя, Астейн, дочь Ингвальда.
- Зачем понадобилась несостоявшаяся монахиня светлым эльфам? - Попытка отвести взгляд от прекрасных ликов ни к чему не привела.
- Уж не собралась ли ты умереть в нашем лесу, милая Астейн? - Улыбнулся один из незнакомцев.
- А если и так, что с того? - грубить любимым детям Хозяйки Леса она вовсе не хотела, но затуманенный разум отпустил язык на волю. - От меня отказались и боги и люди!
- Если б так, то не стояли бы мы здесь и с тобой не разговаривали. Никто не отказывался от тебя. Уста Астейн, дочери Ингвальда, хранят поцелуй эльфа. В тот миг, когда его губы коснулись твоих, в эльфийских садах расцвел рубиновый горицвет. Мы слышим его тревожный звон, если ты в беде. Никто не даст тебе умереть до срока.
- Какое дело светлым эльфам до дел эльфа лесного?
- Все эльфы одной природы - дети Хозяйки Леса. И не важно, что развело нас. Потому, чтобы не случилось, - мы защитим девушку, избранную нашим братом.
- Значит и в смерти я не вольна?
- Рано ты прощаешься с жизнью. Иди вперед, оставь горести. Твоя жизнь едва началась, а дорога еще так длинна! Помни - люди делят то, что нераздельно, ибо душа ваша слишком мала, чтобы вместить величие единства.
Нежные пальцы коснулись лба, усыпили воспаленный разум, отправили душу в долгий целебный полет.
Погружаясь в сладостный сон, Астейн услышала прощальное:
- Помни, дочь Ингвальда, губы твои будут хранить поцелуй эльфа, пока их не коснутся губы простого смертного. Поцелуем ты сможешь спасти проклятую душу, вернуть ее к свету, но тогда увянет горицвет, и не жди больше помощи от нашего народа!
Око заливало благоуханную лужайку ласковым теплом, когда Астейн пробудилась, поднялась с мшистого ложа и покинула тихое убежище. Призрачные создания света, добрые эльфы вернули ей саму себя, заблудившуюся в темном лесу израненной души.
Они дали великое знание: никто не карает ее - высшие силы направили грешницу в вечерний лес и сберегли от жестокого поругания и бесславной смерти.
Светлые эльфы сказали правду и защитили ее в тот злополоучный вечер, только Астейн об этом так никогда и не узнала.
В час, когда девушка искала убежища в самом сердце острова, в глубине непролазной чащобы, убийцы - люди и орки - из банды Ормульва Рыжего буквально по бревнышкам разобрали то, что не пожрал огонь. Ормульв, кряжистый широкоплечий воин, в грозном молчании переходил от отдного истерзанного тела монашки к другому. Впрочем, убитых было немного. Они не должны были никого убивать, по крайней мере, пока не найдут нужную.
Он наклонялся, хищные ноздри с шумом втягивали воздух, разочарованно выдыхал и шел дальше. Не доверяя инстинктам и обонянию, подносил к окровалвленным лицам прозрачный серый камень: хозяйки обещали, что в нужный момент он загориться золотисто-желтым светом. Камень оставался серым.
- Здесь все? - прохрипел Ормульв, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Все, кого нашли, - острожно ответил приземистый полукровка, Харланд Угорь, и поспешно отступил от предводителя: тот славился непредсказуемостью и многие из дружины уже поплатились жизнью за неправильный ответ.
- Одной нет, - голос вожака звучал спокойно, вот только веяло от него могильным холодом. - Ищите. Она рядом.
В этот момент раздался шелест веток и из ближайшего кустарника на поляну вывалился худой, сплошь состоящий из тугих мышц и покрытый татуировками орк.
- Там, - задыхаясь от бега, он показывал в сторону леса, - там Арфаг! Кто-то убил Арфага!
- Не кто-то, а она. - Черные глаза Ормульва хищно блеснули и сузились. - Ищите. Девка не могла далеко уйти! И не взумайте убить - хозяйкам она живая нужна!
Дружинники бросились к месту убийства Арфага, справедливо рассудив, что поиски следует начать именно оттуда. Люди уступили место оркам - никто не сравиться с ними в обонянии. Они быстро взяли след беглянки. Лес наполился треском, топотом и хриплым дыханием.
Внезапно к этим звукам добавились новые - свист стрел и предсмерные вскрики преследователей. Один за другим воины Ормульва с глухими стонами тяжело оседали в густую траву, исчезали в зарослях папоротника или скатывались во влажные овраги.
Харланд Угорь припал к шершавому стволу мертвой сосны. Когда рядом раздался очередной предсмертный вопль, он, не поднимая головы, подполз к убитому орку и вырвал застрявшую в груди стрелу. Она обожгла мозолистую кожу ладоней - эльфийское оружее не предназначено для темных душ. А душа Харланда была совращена многие годы назад, когда еще мальчишкой убил он из-за мелкой обиды старшего брата, бежал из дома и скитался по приморским городам.
- Светлые эльфы, - сплюнул он, после чего завернул стрелу в кусок ткани и пополз назад.
Эта прискорбная истина открылась не только ему: оставшиеся в живых дружинники Ормульва ломились прочь из леса - с этим врагом им не справиться.
У Харланда Угря тот день явно выдался счастливым: он не только позабавился с монахинями, но и смог живым убраться из леса. Самое же главное - Ормульв Рыжий не отровал ему голову, когда он, дрожа, протянул ему заговоренную эльфийскую стрелу.
Ормульв был жесток и вспыльчив, но в уме ему отказать никто не мог: когда он увидел, что осталось от его отряда и понял причину, то лишь вздохнул.
- Хозяйкам это не понравится, - боромтал он себе под нос, когда черный просмоленный корабль отходил от проклятого острова, - ох, как не понравится.
Одно утешало - в трюме рыдали восемь живых, хоть и не особенно здоровых монахинь. Этот товар пользовался неизменным спросом в некторых не слишком удаленных землях.
Ноги вывели девушку к богатому многолюдному хутору, хозяин которого нередко доставлял провизию в обитель. Добрые люди накормили и напоили послушницу. Весть о гибели обители Святой Хранительницы Итенель уже давно разнеслась по округе, а потому и спросили они: куда вознамерилась следовать та, что уцелела лишь чудом?
И тогда Астейн замерла в растерянности и глубоко задумалась. Домой нельзя. Монашкой же так и не стала.
Ответ внезапно пришел сам, словно всплыл из потаенных уголков сознания: замок Рогельтен. Следом же припомнилось и веснушчатое личико зеленоглазки Урсулы.
Другого пути не оставалось. Когда-то двоюродная сестра Ингвальда - Ингерн - была выдана замуж за верного слугу Благословенного королевства, воина и торговца, а ныне маркграфа Эрхарда Смелого. Как уж этот брак оказался возможен, никто знать не мог: то была тайная сделка двух семейств, замешанная на больших деньгах и торговых интересах. Эрхард в ранней юности сражался под предводительством воина-колдуна Бьяртмара Бешеного, родного дяди Овейна Белого. Эрхард участвовал в усмирении вождя гоблинов Серой Топи, а после смерти Бьяртмара получил в управление Нордмарк. Торговые интересы прочно связали семьи Ингвальда и Эрхарда, и своих родственников Астейн знала неплохо. Ингвальд не мог рассказать им о преступной любви дочери и лесного эльфа, - гордость бы не позволила, - а значит, эти двери для изгнанницы будут открыты.
Так Рогельтен внезапно стал средоточием всех надежд на покой и защиту. Хотя бы временную. Об отдаленном будущем думать не хотелось.
Однако дорога во владения родни пролегала дальняя и не простая, ибо замок Рогельтен находился в пределах Верхних земель, а разоренная обитель пребывала в землях короля Хенделана Лиса. Хозяин хутора вызвался подвезти девушку до Норхейма, куда сам направлялся. В торговом городе не сложно найти компанию, с которой можно пересечь границу и добраться до маркграфства.
Позже, памятью возвращаясь в те дни, Астейн задавала себе вопрос: а отправилась бы глупая девица в замок Рогельтен, зная, что ждет ее там? И не находила ответа.
Дочери Тьмы затеяли с ней жестокую игру, о чем она тогда и не подозревала.
До Норхейма добрались без приключений. По прибытии, сразу отправились в купеческие кварталы, где год от года множились постоялые дворы. Город этот - вечный торговый праздник, ярмарка, чей шум не смолкает ни днем, ни ночью. И это был первый город, в который Ингвальд привез когда-то дочь. Норхейм пугал, манил, восхищал робкую девочку, неотступно следовавшую за родителем. Она тогда так боялась отстать и заблудиться в лабиринтах рынка!
Через все поселение бежала маленькая речушка, от которой разбегались каналы. Деревянные настилы и мостки заметно облегчали передвижение. За строительством здесь надзирал Совет Старейшен, потому аккуратные улицы отходили от ручья либо под прямым углом, либо шли параллельно ему. В городе торговали жители островов, цверги, слышалась речь лесных и горных эльфов. Именно в Норхейме впервые встретила Астейн купцов с далекого юга, чей вид потряс ее своей яркостью. Поговаривали, что здесь проживает более четырех тысяч человек постоянно! Про торговцев и говорить не приходится - счету они не поддаются.
Над Норхеймом высился храм Предвечного Света. Выстроенный из серых валунов и богато украшенный резьбой, он хмуро взирал на торговую суету с высокого холма, а острое копье башни-колокольни царапало отчего-то всегда слишком низко ползущие над Норхеймом облака. Несколько широких земляных валов опоясывали город, разветвлялись и тянулись дальше, к укрепленной границе между королевством южных нордеров и Верхнеземьем.
Добрый хуторянин решал свои дела с местными купцами, ну а попутно устроил и судьбу несчастной послушницы: в одном из постоялых дворов он разговорился с группой местных торговцев и мастеров-ремесленников: они направлялись в Ансгахалл через Нордмарк.
Оказались то дальние родственники Рагнар и Бьерн, и их друг, Ислейв, сын Торварда Морехода. Огонек надежды погас в Астейн столь же быстро, сколь и зажегся. За главного у них был Рагнар, тип неприятный, толстый и одышливый, на борова похожий, с узкими глазами-щелочками. Отчаяние с новой силой охватило девушку, когда взору предстало его изумленное до крайности лицо, едва купец понял, за кого просит хуторянин. Рыжие гусеницы бровей толстяка доползли до самых корней волос, а пухлые блестящие губы дрогнули и скривились в насмешливо-презрительной улыбке. Взгляд водянистых глаз чудесным образом обратил ее в маленькую дурно воспитанную девочку, нуждавшуюся в хорошей порке. Брать несостоявшуюся монашку он на отрез отказался, тем более, когда узнал, что платить ей нечем. Бьерн был не против, но спорить со старшим товарищем не желал.
Вряд ли добралась бы Астейн до дядюшкиного замка, не вмешайся в разговор подошедший Ислейв. Рокочущим низким голосом, от которого мурашки бежали по спине, а к щекам приливала кровь, он заявил, что "несчастная девушка обузой не станет" и берет он "бедняжку" под свою личную защиту и покровительство. Голос этот прозвучал за спиной, а когда она обернулась и увидела светло-карие, почти янтарные глаза и завитки золотых волос, обрамлявших высокий лоб, то силы едва не оставили ее. Пришлось незаметно опереться бедром о залитый пивом стол. В тот миг Астейн поняла, что является абсолютно несчастной девушкой, безусловно нуждающейся в защите и покровительстве этого человека.
Возражений со стороны купцов не последовало. С ее - тем более. "Бедняжка" тогда вообще лишилась дара речи, потому как захлебнулась в янтарном море веселых глаз Ислейва, сына Торварда. К стыду своему Астейн вынуждена была признать - милый лик Ульвейна тот миг подернулся туманной пеленой.
Скрывать, что бежала из разоренной обители Святой Хранительницы Итенель она сознательно не стала - решила сыграть на жалости. В конце концов, с первых дней мира известно, что сила женщины в ее слабости. В итоге выехали они из Норхейма большой, хоть и не слишком дружной, как девушка поняла по неприязненному молчанию Рагнара, сына Свана, компанией.
Никто ее в дороге не трогал, не обижал. Лишь Бьерн, почитавший себя великим сердцеедом, бросал на послушницу масленые взгляды, которые не оставляли сомнений в его грешных мыслях. Белокурый Ислейв, заметив явный интерес компаньона к несчастной беглянке, решительно отогнал похотливого греховодника. Благородный юноша наивно полагал, что рыжебородый Бьерн представляет угрозу девичьей чести.
В дороге Астейн всё больше старалась молчать, ибо знала, что язык - ее злейший враг. Увы, не всегда это удавалось. Рагнар, мало ему было своих забот, словно задался целью вывести навязанную ему спутницу.
- Приличные девушки по домам сидят, приданое готовят, а не по дорогам шляются. Виданное ли это дело - одна с незнакомыми людьми! Не пристало девице так себя вести!
- Когда в следующий раз решу я спалить обитель, то всенепременно припомню твои мудрые слова, Рагнар, сын Свана.
Так, лениво покусывая друг друга, пересекли они границу и углубились в леса Нордмарка.
В отличие от прочих частей Благословенного королевства, в овеянных божественной благодатью северных землях давно уж воцарилась великая гармония Храма и герцогов. Не случайно дабы уберечь от нечистых помыслами, в эти края свезли мощи многих святых хранителей, от чего земля здешняя приумножилась благостью. За это местные жители неустанно возносили хвалу Предвечному Свету и Деве-Матери.
Про местную благость Астейн мало что знала, но тоскливые пейзажи Нордмарка во сто крат утяжеляли ее и без того тягостные мысли. Черный, напоенный дождями и уже слегка позолоченный дыханием осени лес на границах империи дышал топкими болотами и скрывал мрачные тайны. В шелест листьев и птичий гомон вплетался волчий вой, вселяя страх и напоминая об оборотнях, коими славились здешние чащобы. Шайки разбойников и людоедов, опасные колдуны и ведьмы, неупокоенные души - много было тех, кто нарушал покой этой земли, затруднял передвижение купцов и паломников, не взирая на святые мощи и возводимые храмы.
Наслышанная обо всех опасностях, девушка напряженно вглядывалась в придорожные заросли, в тревожном ожидании нападения, и едва удержалась от крика, заметив на обочине у огромного серого валуна сутулую босую старуху. В тот миг она могла поклясться, что появилась та из ниоткуда, словно лесная тень чудесным образом обрела плоть. Длинные спутанные седые пряди ниспадали почти до земли, закрывая лицо, но Астейн ощущала ее взгляд. Он выворачивал душу наизнанку. Едва слышно бормотала старуха незнакомые слова.
Дыхание на миг пресеклось, ужас вдавил девушку в скрипучую телегу. Удивительное дело - никто из спутников более не видел и не слышал древнюю как обступивший их лес, ведьму. А в том, что это ведьма у Астейн никаких сомнений не было. Что означал этот таинственный шепот? Уж не грозное ли проклятие, коим вознамерились ее извести? Мало прочих бед, вот только ведьминых проклятий не доставало!
Горькая обида и возмущение вернули Астейн, дочь Ингвальда, к жизни. Да за какие такие грехи ей на голову все эти несчастья?! Набрав в грудь воздуха, и вспомнив все ругательства батюшки, она собралась обрушить их на голову незнакомки, пока купцы не отъехали слишком далеко. Однако, на обочине уже никого не было. Ведьма растаяла в сыром и стылом воздухе.
В тот миг Астейн решила, что постигшие ее беды все же повредили рассудок и породили новую проблему - необходимость тщательно скрывать безумие. Плотно сжав губы и прикусив язык, она ни слова не сказала спутникам о видении.
Из записок Аделины Отшельницы:
"Иного пути Дева-Мать не оставила. То был путь очищения, и мне суждено было пройти его до конца. Судьба уж изготовилась совершить новый поворот, а я вдруг ощутила острое желание перемахнуть через придорожную канаву и бежать в незнакомый лес, какие бы тайны не хранила чащоба. И лучше быстрая смерть от ведьминого колдовства или волчьих зубов, чем изматывающее ожидание неизвестности.
Одного я не знала: Дочери Тьмы хорошо подготовились к кровавой охоте, расставив силки на каждом повороте моего извилистого пути. И быстрая смерть изгнанницы в их планы не входила".
![Book [Weiss]](/img/w/wajs_w/03skazanie/41dv7abaetl._sy346_.jpg)