Аннотация: С поклоном мастеру и без цели стать рядом.
Я не писал об этой истории десять лет.
Целое десятилетие я хранил молчание, скрывался, пытался забыть виденное и слышанное, отмахиваясь от репортёров и ночных кошмаров. Но сейчас я уже не выдерживаю. Тайна, которую я знаю, просто пожирает меня - я обязан выдавить гной из нарыва на душе. А кроме того, я слышал, что планируется крупная научная экспедиция по изучению донных осаждений на юге Тихого океана. Её нельзя допустить. Возможно моя исповедь убережёт этих мозгачей, этих четырёхглазых дурачков, от верной гибели.
История моя связана с человеком по фамилии Марш. Этот тип нашёл меня через одну контору в Мельбурне и предложил работёнку. Я тогда был на мели - чужак в чужой стране, работал за гроши и перебивался где только мог. И я вижу странное совпадение, что именно в этот критический момент своей жизни я познакомился с капитаном Маршем.
Примечательный он ублюдок, этот Марш! Совершенно чокнутый миллионер-промышленник, чёртов консервный магнат родом из вшивого Провиденса. Внешность у Марша исключительно отталкивающая: тёмная, словно обожженная, кожа шелушится на округлостях сального тела, болтается складками, свисает с костей; чёрные, тупые, совершенно рачьи глаза, неудачно инкрустированы во вздутое лицо. Лысый череп покрыт десятком пигментных пятен.
Вдобавок к этим прелестям, у Марша из горла вырывается невыразимо чудовищный акцент, заставляющий усомнится в его новоанглийском, происхождении. Речь его - череда свистящих, булькающих и всхлипывающих звуков, напоминающих об усилиях мощного насоса, всасывающего слизь в дренажный раструб.
Таким мне запомнился капитан Марш, который возник на пороге моей австралийской комнатушки, жарким летом 1997 года. Я возненавидел этого американца с первого взгляда, с первого вздоха и с первого слова, сорвавшегося с его губ. Я до сих пор укоряю себя за то, что не спустил его с лестницы, едва увидел его мерзкую физиономию.
Вместо этого я усадил его в старое, расползающееся кресло и стал слушать. Надо отдать ему должное - он не стал юлить и сразу перешёл к делу. Сначала рассказал, как нашёл меня - я имел неосторожность зарегистрироваться в одной занюханной местной конторе, что подыскивает работу таким отщепенцам, как я. Марш сказал, что моя анкета его сразу заинтересовала, и объяснил почему: во-первых я тоже был американцем, как и он. Во-вторых был опытным моряком.
Мы выпили, и Марш стал излагать план: у него есть яхта, есть команда матросов, но нет подходящего человека, чтобы ими командовать. И он был бы рад видеть в этой должности соотечественника - то есть меня. Планируется долгое плавание на восток, далеко за Новую Зеландию, вдоль пятидесятой параллели.
"Это что-то вроде научной экспедиции" - булькнул тогда Марш, облизывая синюшные губы.
Я согласился на работу, едва увидел чек, где было много нулей.
Яхта у Марша была исключительно дрянная. Сорокаметровый плавающий гроб с дизелем в жопе и словно склёпанный из ржавой жести. В названии "Юггот" отсутствует вторая "г": от неё остался лишь силуэт рыжей обводки. Порт прописки - незнакомый мне Иннсмут.
Под стать яхте подобралась команда. Уж не знаю где Марш откопал своих молодчиков, но вид у них был самый дурацкий - одетые в какие-то затрапезные портки, опаленные тропическим солнцем, да ещё и пьяные все поголовно. Были среди них и негры и косоглазые, да только все они были похожи в своём омерзении - ни дать ни взять флибустьеры пиратской бригантины, самое настоящее отребье и позорище. Итого двенадцать человек матросов, жиробас-повар, насупленный англичашка-штурман и сам капитан Марш с его физиономией дохлого краба. На этом фоне даже я выглядел рафинированным интеллигентом - это с моей-то мордой кирпичом!
К моему несказанному удивлению яхта оказалось достаточно упакованной в техническом плане. Главная рубка прямо-таки распухла от избытка аппаратуры - акустический сонар и импульсный глубиномер, гирокомпас, мощная коротковолновая рация и устройства активной эхолокации. Признаюсь, некоторых приборов я раньше не встречал - слишком современные штучки для такого динозавра как я.
И ещё одна вещь на борту "Юггота" меня заинтересовала - то была огромная металлическая сфера, с выпуклыми прыщами-иллюминаторами и парой-другой мощных прожекторов в водонепроницаемом исполнении. Рядом на распорках стояли громадные катушки кабелей, тут же лежали бухты металлического троса. А над всей этой требухой возвышался мощный стреловой кран, похожий на некую фантастическую клешню; и клешня эта, словно вырастала из правого борта, наделяя и без того не прекрасный "Юггот" уродливой асимметрией.
О назначении сферы и крана я догадался сразу. Этот шарик называется батисферой, и её используют, когда хотят рассмотреть что-то на дне моря.
Мы покинули Мельбурн ранним июльским утром, и взяли курс на восток, словно прицелившись в поднимающееся над горизонтом солнце. На исходе четвёртого дня мы протаранили новозеландский "сапог", пройдя через пролив Кука, разделяющий Северный и Южный острова и оказались наедине с океаном. Больше земли мы не видели - "Юггот" нелюдимой лоханкой скользил вдоль пятидесятой параллели, сторонясь редких островов и скоплений рыбацких сейнеров.
Жизнь на лодке была скучна и утомительна. Матросы, которыми я формально командовал, прекрасно справлялись со своей нехитрой работой без лишних указаний, сводя мои обязанности боцмана к минимуму. Как я понял, Марш нанял этот сброд где-то в Индонезии - при этом английский они, вроде бы, понимали, команды выполняли исправно. Между собой же они общались на каком-то странном языке с обилием щёлкающих и шипящих звуков. Языка этого я не знал.
Таким образом единственными моими собеседниками на "Югготе" оказались француз-повар, хмурый штурман и сам Марш. Впрочем Марша можно смело вычёркивать из этого списка - его появления на палубе за всё плавание можно пересчитать по пальцам. Большую часть времени наш капитан поводил в каюте - там же он ел, там же и спал. На все мои вопросы о цели путешествия или хотя бы о пункте назначения он игнорировал - махал рукой и захлопывал перед носом дверь.
Теперь немного о более дружелюбных собеседниках.
Повар Доминик - типичный коротышка-француз с короткими усиками, толстый до неприятия, с блестящей жирной кожей, однако обладающий чертовски приятным голосом.
Штурман Джек - высокий, высохший англичанин неопределённого возраста. Самой заметной особенностью Джека было лёгкое заикание. Именно из-за этого своего дефекта, он преимущественно молчал. А если обстоятельства требовали его реплики, то старался отвечать односложно и кратко.
Мы составляли прелестную компанию отщепенцев, плывущих на утлом судёнышке неведомо куда!
Как и я, мои спутники и понятия не имели о цели путешествия. Параноидальную ситуацию неопределённости усугубляла страшная тропическая жара, которая обрушилась на "Юггот" непроницаемой и душной пеленой. Возможно именно из-за жары начались наши проблемы со сном, которые, казалось, мучили всех обитателей "Юггота" поголовно. Сам я спал чрезвычайно плохо - часто просыпался в непонятной тревоге, ловя за хвост ускользающие кошмары. Джек и Доминик страдали теми же симптомами - недосып, общая разбитость, мрачность...
Матросы тоже спали очень мало, но, видимо, совсем по иным причинам - бывало они запирались в кубрике и ночи напролёт орали какие-то утробные песни на непонятном языке. Ни дать ни взять - ритуальные песнопения туземцев-язычников. Доминик рассказывал, что частенько заглядывал в иллюминатор, и видел ужасающие и непонятные картины пьяных вакханалий, освещенные лишь призрачными огоньками множества свечей.
Что до капитана Марша, то он не спал, казалось, вообще никогда. В любой час короткой южной ночи можно было видеть свет в его каюте и слышать странные шорохи, доносящиеся оттуда.
К концу третьей недели плаванья, мы по прежнему тащились на восток со скоростью не превышающей восемь-девять узлов. За обедом в кают-компании Джек сообщил, что мы достигли сорок седьмого градуса южной широты и сто двадцать шестого - западной долготы. Примерно полпути между Новой Зеландией и побережьем Южной Америки. Самый глухой уголок мирового океана - ни островов, ни рифов, ничего вообще.
Той же ночью мы бросили якорь, а матросы получили приказ от Марша готовить батисферу. Видимо "Юггот" достиг цели своего путешествия. Что будет дальше никто из нас не знал - за исключением Марша, конечно. Но тот молчал.
Едва мы встали на якорную стоянку, события стали развивать очень быстро. Ужасные, омерзительные события, о которых я не могу вспоминать без охватывающего меня отвращения.
Ранним утром, двадцатого июля, я стоял на палубе и смотрел на волны. Одуревший от жары и бессонницы, я, казалось сходил с ума. Потому что в плеске волн мне чудились чьи-то голоса, чей-то древний шепот, зовущий меня. В том месте даже вода блестела как-то по-другому - словно и не вода плещется, а жидкое стекло. Она даже пахла по-другому.
Здесь меня нашёл Джек - тоже заспанный, тоже недовольной штурман-Джек, который хотел мне что-то сообщить. Мы отправились в главную рубку, где он развернул передо мной физическую карту, и указал на какую-то точку на юге Тихого океана. Наши точные координаты: 47Љ 9' южной широты и 126Љ 43' западной долготы.
После этого штурман достал из кармана аккуратно сложенную газетную вырезку и протянул мне. Вырезка была сделана из австралийской "Сидни ньюс", номер квартальной давности, шестая страница, рубрика "Очевидное-невероятное".
Заголовок гласил "ЗАВЫВАНИЯ МОРЯ"
Я уже читал эту дребедень - в мае об этих завываниях писали все австралийские газетёнки. Речь шла о каких-то необычных звуках, которые зафиксировала автономная плавучая станция американцев. Такие штуки используются для отслеживания подводных лодок противника. Так вот эта станция записала странные шумы на юге Тихого океана. Вроде как похожи на завывания, или "рёв", как его окрестили журналюги.
Мозгачи из разных-там океанических институтов точно определили, что такие звуки могло издавать лишь живое существо, но судя по мощности звука существо это должно иметь громадные размеры - раз в надцать больше кита.
Короче - наворотили такого, что лопатой не раскидать. Однако в статейке приводились координаты, которые меня и заинтересовали. Йопт, так мы же в том самом месте находимся! Как раз над источником этого мифического рёва!
Я вернул вырезку Джеку и спросил где тот её раздобыл. Он рассказал, что нашёл её накануне вечером в рубке - она лежала возле штурвала, придавленная биноклем, чтобы не сдуло ветром. Видимо её забыл там сам Марш.
Джек стал допытываться у меня чтобы это всё значило, но я не знал, что ему отвечать. Мысли немного перепутались. Координаты сходны с нашими... батисфера, что готова хоть сейчас нырнуть в пучину. Старик Марш, запершийся в каюте. Пугающие сходки матросов ночной порою.
Мы решили немедленно посвятить в происходящее Доминика, однако нигде не могли найти его. Толстяка-повара не было ни на камбузе, ни в кают-компании, ни в рубке. Я и Джек обшарили весь "Юггот", однако никаких следов нашего друга не обнаружили - он исчез. Последний раз мы видели его накануне вечером, когда наш пухлый друг прогуливался по палубе перед сном. Джек ещё вспомнил, что наш кок собирался этой ночью опять шпионить за матросскими сборищами.
Расспросы ничего и не дали. Лишь только один из судовой команды, старый механик-моторист, оскалившись, проговорил что-то по-испански, однако ни я, ни Джек не поняли что он сказал. Джеку послышалась фраза "морские дьяволы", я же, в свою очередь, чётко услышал "море забрало его".
Остаток дня Джек провёл в своей каюте, напиваясь до беспамятства, а я стал следить за капитаном, который теперь не сидел сиднем в своей обители, а расхаживал по палубе, изредка покрикивая на матросов, готовящих батисферу. Иногда он останавливался, перегибался через борт и подолгу смотрел на океан, выкрикивая волнам одни и те же странные слова на непонятном языке...
Ночь я провёл свернувшись калачиком на койке, прислушиваясь к потрескиванию остывающего корпуса и загадочному шепоту волн. Океан звал меня. Я опять не мог спать.
Всё следующее утро мы с Джеком провели в рубке, пытаясь вызвать по рации хоть кого-нибудь. Из этой затеи ничего не вышло - океан вокруг вымер, мы не приняли ни одного радиосигнала, молчала даже аварийная частота радиомаяков.
Так мы поняли, что влипли окончательно.
А на палубе уже заканчивались последние приготовления - батисферу подвесили на кран, подсоединили к тросам, завели электропроводку, по которой будет поступать питание для прожекторов и прочего оборудования. Блестящий ребристый шарик раскачивался над волнами, похожий на уродливую ёлочную игрушку и готовый в любой момент плюхнуться в океан и опустится в его неведомые глубины.
Марш запланировал спуск на завтрашнее утро. Однако сама судьба вмешалась в его планы.
Ночью разыгралась буря. Настоящий тропический тайфун - он обрушился на "Юггот", завертел его, сорвал с палубы незакреплённые предметы и выбросил их в океан. Молнии сверкали, как сумасшедшие - в их отблесках серебряная батисфера выглядела потусторонней капелькой ртути, беснующейся над волнами.
Яхту била дрожь, меня мячиком швыряло по каюте, все вещи внезапно оказались на полу. Мне пришло в голову, что причина столь чудовищной тряски - зловещая батисфера, из-за которой нарушился центр тяжести "Юггота".
Вскоре я понял, что не один я здесь такой умный - в каюту влетел перепуганный и промокший до нитки Джек.
"Сфера! Избавимся от сферы!" - заорал он с порога и тут же исчез в брызгах ночного шторма. Я выбежал вслед за штурманом на заливаемую волнами палубу и замер, парализованный пронизывающим кости ветром. Из транса меня вывел Джек - ударил в плечо и рявкнул, чтобы я расклинил тормоза на катушке с тросами.
"Мы утопим эту дрянь!"
Но нашим планам не суждено было сбыться - на палубе возник капитан Марш с матросами. Вид у них был самый зловещий, нас сверлили десятком злобных взглядов, а сам Марш улыбался и хохотал, как настоящий безумец.
"Наш повелитель зовёт нас! Не дайте им отцепить сферу!" - орал он в бурю, - "Я уже иду! Я уже слышу голос его!"
Нас с Джеком сбили с ног и припечатали носами к палубе. Мы оказались лишь зрителями финального акта этого зловещего спектакля.
Капитан Марш подошёл к сфере и с пульта управления открыл створки шлюзового отсека. Ребристый шар распахнул свои объятия, вмиг обратившись в страхолюдный смайлик, с глазами-иллюминаторами и ненасытной пастью-шлюзом. Капитан Марш забрался внутрь и беззубые железные дёсны смайлика-сферы сомкнулась за ним. Больше мы его не видели.
Я с ужасом понял, что Марш всерьёз планирует опустится в бурлящий под "Югготом" океан. Паника затуманила мозг, я не понимал буквально ничего из происходящего. Мне чудились чуждые голоса исходящие из вскипающего от ветра моря, мне слышались ужасные вещи, неподвластные описанию и осознанию. Всё происходящее напомнило мне какой-то безумный обряд полудиких племён - кровавое жертвоприношение древнему богу, а матросы виделись служителями ужасного культа, распевающими свои богохульные молитвы...
Океан начал гудеть. По волнам прошла дрожь.
Первая волна робко лизнула днище сферы, а в следующую секунду блестящий шар навеки исчез в морской пучине. Кто-то из матросов включил рубильник и океан под "Югготом "на миг осветился лучами прожекторов, бьющих их глубины. По мере разматывания троса свечение быстро слабело.
А мы по-прежнему лежали, скрученные двумя дюжими неграми, и захлёбывающиеся от дождя.
Внезапно мы услышали его.
Колоссальной силы рёв громыхнул над океаном, да только это был не гром. Это был именно рёв - протяжный и воющий, словно весь Тихий океан бился в агонии, исторгая его из своих недр. От этого звука стыла кровь в жилах, от его мощности вибрировали барабанные перепонки. Звук ошарашивал, одурял, подчинял. Все кто был на палубе зажали уши и заорали от боли. Я видел, как у одного китайца брызнула кровь из ушей, он заметался и выбросился за борт.
Ещё несколько матросов попрыгали в воду, не в силах выдержать зов бездны. Ещё нескольких слизало поднявшимися волнами, а одного филиппинца буквально размололо неконтролируемо разматывающимся тросом, опускающим батисферу.
Я не знаю сколько продолжался этот кошмар. Может быть секунду, а может и все полчаса. Знаю только, что когда рёв отзвучал, и я - ослабевший и лишенный всяких сил - поднялся на ноги, то обнаружил, что остался один. Матросы исчезли. Выглянув за борт, ни одного тела я не увидел - ни мёртвого, ни живого. Лишь троса да кабели батисферы уходили под воду, свешиваясь с блока на стреле крана.
Джек остался лежать на палубе. Кровь шла у него из ушей. Он бредил. Вскрикивал и затихал.
Внезапно ожил пульт управления. На нём загорелась красная лампочка связи. Это означало, что где-то там, внизу, на безумной глубине, капитан Марш нажал на кнопку, включающую микрофон. Его голос поднялся вверх по проводу, забрался в динамик и вывалился на нас чудовищной смесью помех и уродливого акцента. Марш говорил на всё том же незнакомом языке, перемешивая его с испанскими и английскими словами. И хоть я понимал лишь одно слово на десять, я почувствовал необъяснимый ужас, вслушиваясь в речь капитана.
Он говорил о жителях глубин. О циклопическом городе, раскинувшемся под водой. О величавых башнях, основаниями уходящих в километровый слой ила. О странном фиолетовом свечении и прекрасной музыке, ласкающей слух...
Последнее, что я расслышал, было:
" Я уже вижу его. Я иду".
И звук открывающегося шлюза.
На этом рация замолчала, лампочка потухла и никогда уже не зажглась.
Джек умер под утро. Его остекленевшие глаза впились в хмурое небо, а ногти словно вросли в разбухшие доски палубы - так сильно скрючило его пальцы. Я хотел перенести его тело в каюту, но мне не хватило сил. Он так и остался лежать там, а кожа его сморщилась от морской воды.
Видимо рассудок англичанина не выдержал того ужаса, что мы испытали ночью. Думаю я и сам был близок его участи...
На следующее утро я спустил на воду спасательный бот, сложил в него неповреждённые водой запасы провианта и отчалил с потрёпанного "Юггота". Но перед этим я пробил днище у этой проклятой яхты, и, отплывая, любовался зрелищем тонущего судна. "Юггот" с причмокиванием засосало под воду, как остатки коктейля в трубочку. Мгновенье - и от моего кошмара остались лишь круги на воде.
Больше добавить нечего. Меня сразила ужасная горячка, и через неделю, когда меня подобрало судно "Джанет", идущее рейсом в Сидней, я уже ничего не соображал от потери сил. Разум помутился. Вскоре я снова оказался в Австралии - сломленный, с развинченными нервами и ужасными кошмарами, атакующими меня по ночам.
И они до сих пор мучают меня.
Стоит мне закрыть глаза, как я оказываюсь там, запертый в батисфере, на глубине. И вот уже не капитан Марш смотрит в толстый иллюминатор и шепчет в радио несвязный бред, а я сам.
В своих снах я вижу весь ужас его глазами - вижу гигантские, тысячелетние колонны, растущие из морских глубин... и кошмарный город, раскинувшийся на донном плоскогорье. Я вижу его неправильную геометрию, вижу неведомые иероглифы на его стенах, вижу фиолетовый свет, струящийся из его чрева. Я и точно знаю, что где-то внутри этого мёртвого, уснувшего мегаполиса, в одной из циклопических, изогнутых башен, спит мой хозяин и повелитель. Повелитель, который вот-вот готов проснуться, и чей неглубокий сон всё чаще тревожат любопытные.
В такие моменты мой повелитель храпит, и от храпа его сотрясается океан, люди сходят с ума, а разрывающий перепонки рёв разносится по морским глубинам.
Радио умирает. Прожектора гаснут. Город-труп зовёт меня. А спящий хозяин ждёт своего часа.