Ночью меня опять разбудил стрёкот сверчков: здесь, на Лейде, они особенно певучие. Из-за их рулад я катастрофически не высыпаюсь, а в голову лезут дурные мысли.
Несмотря на вытертую, исковерканную память, я абсолютно уверена, что выросла в большом городе. Пусть под окном ревёт не спящий мегаполис, пусть гудят пневмокары и дребезжит монорельс - эти звуки не нарушат мой сладкий сон. Но лейдские сверчки... это за гранью добра и зла.
Я выбралась из-под одеяла и подошла к окну.
Прощай, сон. Здравствуй, ночь.
Люблю я, всё-таки, сидеть на подоконнике и, свесив ноги вниз, любоваться полями незнакомой планеты, что одета в зеленоватую тьму. Из моей мансарды далеко видно - до самого горизонта. Вокруг на многие километры раскинулась загадочная Ферма: сплошные дома, ангары и вытоптанные в траве дороги. Конечно же "Ферма" - это просто условное название. Здесь не выращивают кукурузу или транс-пшеницу. А в бараках дремлют отнюдь не овцы - там расквартирована мобильная пехота. Ангары для спецтехники заняты ховеркафтами и магнитными танками, ни одного комбайна не отыскать.
Ферма - новый правительственный объект, недостроенный форпост землян на границе обитаемого космоса. Лично я бесконечно удивлена, что на такой крошечной, захудалой планетке, как Лейд, заложили мощную базу. Что забыла военщина в подобном захолустье, в этом медвежьем уголке галактики? От кого солдаты собираются защищать Космополию? От чужих? Но ведь это сказки, я знаю... За долгие годы исследований глубокого космоса разведка так и не обнаружила развитой инопланетной жизни. Всё чаще исследователям встречаются непригодные для жизни миры, замороженные или раскалённые пустыни, бесполезные газовые гиганты или протопланеты, чья атмосфера отравлена ядовитыми газами тысяч действующих вулканов...
Иногда разведчикам попадаются настоящие жемчужины, вроде Лейда, с его кислородной атмосферой, но даже здесь самыми умными представителями фауны оказались сверчки. Никаких инопланетян тут нет. Никаких братьев по разуму. А весь Лейд - это одно бесконечное поле для гольфа, целый океан низкорослой страж-травы.
Никчемный мир, никчемная планета...
Однако именно здесь торчит элитная пехота Космополии, целый батальон. По здравому рассуждению, этих бравых ребят стоило бы отправить к мятежным колониям Ройна, где третий месяц полыхают массовые беспорядки на религиозной почве. Там бы сейчас пригодились солдаты.
Но пехотинцы застряли на Лейде.
Вопрос - зачем?
В иные ночи мне чудится, что вся эта армия согнана сюда ради нас. Ради семейки Доу, к которой я принадлежу. Возможно, что солдаты охраняют Космополию не от мифических пришельцев, а от меня и моих "родственников". В таком случае вся Ферма - это самая дорогая тюрьма Млечного Пути, созданная ради пятидесяти четырёх человек, большинство из которых - дети.
Это тревожная мысль... но у меня и без паранойи хватает проблем. Ностальгия уничтожает меня день за днём, растаскивает надежду по крупинкам. Я хочу знать кто я. Хочу знать, что со мной случилось... Где мои родители? Где мой дом?
Да что там дом - я даже не знаю сколько мне лет! Я выгляжу на неполные пятнадцать, хотя доктор Уайс, генетик, утверждает, что я немного старше...
На этом моменте мои мысли прерывает часовой, патрулирующий территорию Фермы. Солдат бесшумно движется во тьме, словно замученный призрак, а его боевой скафандр переливается в свете звёзд. Патрульный замечает меня и останавливается.
Тревожное зрелище открывается ему: бледная, угрюмая девочка сидит на подоконнике и смотрит вниз. Того, гляди, сиганёт и сломает шею. А ему потом объяснительную писать...
Не беспокойся, десантник. Я не прыгну. Не сегодня. Может, потом... когда будет особо одиноко. Можешь идти по своим делам.
Солдат быстро приходит в аналогичным выводам, отворачивается и возвращается на маршрут. Скучное, наверное, занятие - охранять семейку Доу.
Джинджер Доу - так меня официально зовут. Это дурацкое имя значится во всех официальных документах и медицинских картах. Я-то знаю, что раньше носила другое имя и другую фамилию... Увы, но память их не сохранила.
И я не одна такая. Никто из семейки Доу не помнит своего настоящего имени, поэтому учёные и дали нам условные имена, словно неопознанным трупам в морге. Джейн Доу , Джон Доу. А ещё Джинджер, Джейми, Джейсон, Джек, Дженнифер, Джоанна...
Пятьдесят четыре имени, и все начинаются с этого идиотского "Дж"! Словно изощренная насмешка...
Часы пропищали три часа ночи. К этому времени мне уже надоело сидеть на подоконнике и я решила пройтись, размять ноги. Три часа ночи - самое время побродить по блоку "В".
В семейке Доу много полуночников, это одна из немногих чёрточек, что нас объединяют. Поэтому я и хочу прогуляться - авось, встречу кого-нибудь?
Одинокую ночь лучше коротать в компании.
Всегда можно зайти к Декарту, он точно не спит. Сидит, наверное, в своём любимом кресле с электронной книжкой в обнимку и черпает древние мудрости, пока искусственный интеллект его компьютера обдумывает следующий ход в шахматной партии. Декарт не спит вообще никогда, лишь время от времени проваливается в дрёму. Его холодный, безупречный разум просто не приспособлен выключаться.
В отличие от Декарта, Сойер думать не любит. Его комната расположена в аккурат под моей, так что я знаю о его досуге куда больше, чем мне хотелось бы. У Сойера все мозги давно стекли в нижнюю голову: днями и ночами этот похотливый кобель только и делает, что смотрит порнуху, мастурбирует или кувыркается в постели с Пандорой. Извращенцы! Как можно заниматься чем-то подобным перед видеокамерами, которые установлены в каждой комнате? Но эта сладкая парочка плевать хотела на такие мелочи. Сойер, он же просто фиксированное на сексе животное, а Пандора - банальная гедонистка.
Они нашли друг друга.
Ну а вообще, у нас, в блоке "В", собралась удивительная компания. Мы самые старшие из семейки Доу, всю малышню распихали по блокам "А" и "Б".
В блок "А" попали малыши до пяти лет. Их в семейке больше всего - тридцать один человек.
В блок "Б" угодили дети постарше - от пяти до десяти. Таких оказалось тринадцать.
Ну а в блоке В (где прописались все, кто старше десяти лет) нас проживает девятеро.
Самое удивительное, что среди старших Доу суррогатными именами не пользуется никто. Мы сами придумали друг другу прозвища, как индейцы. И наши смешные клички прижились куда лучше, чем стандартизированные ярлычки, с их ненавистным "Дж".
Мистер Нет, Сойер, Декарт, Окей, Пандора, Пухлик, Порох, Спичка и Сорроу - вот и все обитатели блока "В". Сорроу - это я. Так меня Декарт окрестил, и мне понравилось.
Сорроу - хорошее имя. Всяко лучше, чем "Джинджер".
Кстати, я только сейчас поняла, что немного напутала с арифметикой. Сложив население всех трёх блоков мы получим пятьдесят три человека, хотя на самом деле семейка Доу насчитывает пятьдесят четыре.
Мой последний братец остался без имени. И даже без прозвища. Его называют просто по номеру - "# 54". Парень живёт в отдельном здании, в подвале, взаперти и под круглосуточной охраной. И на то есть веские причины: пятьдесят четвёртый - настоящий псих.
В семье не без урода.
Мою ночную прогулку по блоку отслеживают зрачки видеокамер, а стук шагов пишется скрытыми микрофонами. Иногда я фантазирую, будто попала в какое-то низкосортное реалити-шоу, из той породы телевизионного корма, что так любит поглощать Пандора.
Пам-пам-парам-пам-пам!- звучит навязшая на зубах музыкальная заставка.
АМНЕЗИЯ ШОУ!
Только на нашем канале!
Знакомьтесь: пятьдесят четыре человека разных возрастов. В результате загадочного происшествия в звёздной системе Оум все они потеряли память и теперь живут на секретной правительственной базе!
Пам-пам-парам-пам-пам!
Любовь, интриги, загадки!
Только на нашем канале!
Бросит ли Пандора своего озабоченного бойфренда Сойера? Кто такой пятьдесят четвёртый? Перестанет ли Пухлик жрать шоколад? Сможет ли Декарт обыграть искусственный интеллект в шахматы? Какой новый розыгрыш придумала Спичка? Сможет ли Сорроу выяснить, что за дурдом здесь творится?
Всё это вы узнаете только на нашем канале!
Не переключайтесь!
Пам-пам-парам-пам-пам!
Какие только глупости не лезут в голову на излёте очередной бессонной ночи...
Всю правду о происшествии в системе Оум нам рассказали не сразу. Сперва психологи хотели выяснить насколько сильно повреждена память пострадавших. Учёные испробовали гипноз, реверсивную и шоковую терапию, сенсорную депривацию - всё без толку. Только убедившись в нашей полнейшей неспособности припомнить хоть какие-то важные подробности произошедшего, наши мучители в белых халатах сдались и всё рассказали.
История семейки Доу началась с человека по имени Эндрю Стэнтон.
Эндрю - обычный парень, родом с Земли. Стандартный молодой человек, один из сотни миллиардов рядовых граждан Космополии. Эндрю было ровно двадцать пять лет, когда он записался в Службу Картографирования и Геологоразведки.
СКГ это щедро финансируемая правительственная организация, чей профиль - исследование бесхозных планет за границами обитаемых миров Космополии. Обычно это выглядит так: корабль-носитель совершает квантовый прыжок в выбранную звёздную систему и вешает на орбиту каждой планеты исследовательскую станцию. Экипаж каждой станции: один человек. Задача станции - собрать первичные сведения о планете, составить топографические карты и просканировать запасы полезных ископаемых. На основе этих данных СКГ решает, стоит ли разворачивать горнодобывающий комплекс, или же просто слить информацию в архив и забыть о планете навеки.
Так вот, после годичной стажировки и обучения, Эндрю Стэнтона направили в систему Оум, приписав к орбитальной станции "Жемчужина". Стэнтону достался небольшой каменистый шарик, упоминаемый в каталоге планет под кодом OS-9. Девятка - значит девятая планета от солнца. Скучный, вымороженный мир, который нужно исследовать и картографировать.
В общем, Эндрю Стэнтона ожидало три стандартных месяца одиночества, безделья и скуки. Оператор на исследовательской станции - должность отнюдь не для деятельных людей. Ведь на самом деле планету исследуют роботы, а задача оператора - просто наблюдать за их работой и систематизировать отчёты.
Стэнтон провёл на орбите OS-9 два стандартных месяца, прежде чем один из картографических модулей, передал на "Жемчужину" отрывочный сигнал неясного происхождения.
Дальше начинается сплошная тайна. Никто достоверно не знает, что стряслось на поверхности OS-9 - чёрный ящик "Жемчужины" был повреждён излучением неизвестной природы, и большую часть данных восстановить не удалось. Комиссия по расследованию происшествия получила в своё распоряжение лишь первичный отчёт Стэнтона, его личный видеодневник и рапорты полевых экспедиций. Жалкие крохи информации...
Абсолютно непонятно почему Эндрю нарушил инструкцию и не сообщил в штаб-квартиру СКГ о нестандартном поведении картографического модуля. И уж совсем загадочным выглядит решение Стэнтона самолично исследовать источник загадочного сигнала.
Покинуть надёжные стены "Жемчужины", забраться в спасательный бот и в одиночку опуститься на неисследованную планету - тут нужно быть либо смельчаком, либо сумасшедшим. Однако Стэнтон поступил именно так: взял с собой запас кислорода и отчалил на OS-9, посадив бот неподалёку от источника загадочного сигнала.
Судя по логам стыковочного шлюза, Стэнтон провёл на планете девятнадцать стандартных дней, после чего спасательный бот вернулся на "Жемчужину". Одновременно с этим орбитальная станция принялась транслировать сигнал SOS в ближайшие звёздные системы.
При этом всякие попытки обратной связи провалились: "Жемчужина" взывала о помощи, но сама на запросы не отвечала.
Спасательная экспедиция прибыла в систему Оум спустя семьдесят два стандартных часа. На сигнал бедствия откликнулся военный корвет "Львиный прайд", космодром прописки - боевая платформа "Прерия".
Первая версия (нападение пиратов) рассыпалась уже на подлёте к станции. Сканеры корвета не зафиксировали никаких повреждений обшивки, протоколы безопасности "Жемчужины" тоже функционировали в штатном режиме. После короткого совещания капитан "Прайда" принял решение о высадке, и отряд мобильной пехоты во главе с лейтенантом Эвинджером проник на орбитальную станцию через грузовой шлюз.
Внутри спасателей ждала жуткая картина. Крошечная "Жемчужина", рассчитанная на проживание одного-единственного человека, была битком набита людьми. В своём рапорте Эвинджер позволил себе говорить откровенно:
"Узкие коридоры по колено завалены неподвижными человеческими телами, всюду торчат голые руки и ноги... Мужчины и женщины, старики и младенцы - обнаженные люди лежат вперемежку, словно сваленные в кучу манекены. И ещё дети. Чертовски много детей.
Чтобы пройти к рубке управления нам приходилось расчищать коридоры от груд застывших в параличе детишек. Я насчитал больше пятидесяти тел. С виду они казались мертвыми".
Однако лейтенант заблуждался: беглый медицинский осмотр показал, что все люди находились в состоянии псевдокомы. Пострадавшим требовалась срочная медицинская помощь, поэтому "Львиный прайд" доставил бесчувственные тела на "Прерию", где был хорошо укомплектованный медицинский блок. На "Прерии" всех коматозников поместили в карантин, на том спасательная операция и завершилась.
Только вот тела Эндрю Стэнтона среди спасённых не оказалось...
"Прерию" я помню.
Именно там я очнулась от комы: безымянная девочка проснулась на жесткой койке военного лазарета и попросила воды. Я не помнила ничего, воспоминания словно... смыли. Память моя не удержала никаких подробностей, только мутные образы, иногда всплывающие во снах.
Мои товарищи по несчастью помнили не больше моего. Уверившись, что все очнувшиеся страдают от ретроградной амнезии, нас тут же окрестили "семейкой Доу".
Тем временем перед комиссией СКГ возникла величайшая загадка. Наш случай - словно легенда о корабле-призраке, только наоборот. Пятьдесят четыре неопознанных человека появились на космической станции непонятно откуда. Ни одного из спасённых людей идентифицировать не удалось: не помогли ни отпечатки пальцев, ни поиск по объединённой базе пропавших без вести.
Вопросов было море. Чей сигнал перехватил Стэнтон? Куда делся сам Эндрю? Что он делал на планете целых девятнадцать дней? Кто включил сигнал SOS?
Организованная Космополией экспедиция не нашла на OS-9 ни малейших следов чужого присутствия. Полный ноль. Никаких следов взлёта-посадки кораблей, никаких сооружений, ничего. OS-9 оказался обычным куском замороженного камня. Никчёмный ледяной шарик, которыми полнится космос.
Целый месяц техники "Прерии" долбались над восстановлением повреждённого чёрного ящика, но полученный результат вряд ли стоил затраченных усилий.
Все данные, что удалось спасти, состояли из одной-единственной фразы. В отреставрированных кусках информации эта фраза повторялась до бесконечности, снова и снова:
"...одинлишнийодинлишний..."
Вскоре судьба подкинула семейке Доу ещё одна подлянку. Будто мало нам исковерканной памяти...
Тревогу забил генетик по фамилии Уайс, исследовавший кровь у членов семейки Доу. Учёному не понравилась наша ДНК... Было в ней что-то странное, испугавшее специалиста до чёртиков. Параноидальный рапорт Уайса отправился на Землю, Космополия отреагировала, и вскоре семейку Доу вывезли с "Прерии" и определили на Ферму, под усиленную охрану.
Если не ошибаюсь, нас подозревают в контакте с инопланетной формой жизни. Я даже слышала версию, будто мы и не люди вовсе, а лишь тщательно замаскированные под людей агенты инопланетян. Злобные клоны, посланные шпионить за человечеством.
Это всё чушь, я точно знаю.
Я простая девочка... только без памяти.
И я страшно хочу домой, где бы этот дом ни находился.
В комнате Декарта горела лампа, и я пошла на её свет, будто мотылёк. Увидев мою пижаму и взлохмаченные волосы, старик слабо улыбнулся:
- Опять сверчки, Сорроу?
Я кивнула:
- Сегодня их ансамбль звучит особенно мерзко.
- Проходи, садись. Хочешь, сыграем в шахматы?
Я опустилась в предложенное кресло:
- А какое тебе удовольствие играть со мной? Я и правил толком не знаю.
- С компьютером скучно, - отозвался Декарт. - Он слишком логичен, и я тоже. А ты, малышка, всегда играешь непредсказуемо. Я нахожу в этом особое удовольствие.
Старик разложил клетчатую доску и подвинул ко мне коробку с шахматными фигурами:
- Чёрные или белые?
- Чёрные, - сказала я, расставляя фигурки на доске.
Первая партия продлилась минут пять. Поняв, что дело пахнет позорным проигрышем на десятом ходу, я стащила с доски белого слона. Декарт мирно дремал, ожидая моего хода, и пропажу заметил не сразу. Зато когда заметил - расхохотался:
- Вот об этом я и говорил! Ты непредсказуема! А слона можешь не выставлять. Тебе всё равно мат через три хода.
Я потянулась к черному королю и пальцем опрокинула его на доску, признав поражение. Потом посмотрела на Декарта, улыбающегося в бороду:
- Мы можем поговорить?
Декарт едва заметно кивнул, и мы вновь расставили фигурки на доске. У нас со стариком был свой способ общения, абсолютно непроницаемый для вездесущих видеокамер и микрофонов: мы тайно общались при помощи шахмат. Декарт придумал шифр ещё на "Прерии": каждая клетка шахматной доски имела своё значение, и каждая фигура - тоже. Со стороны могло казаться, что мы просто играем в шахматы, только фигуры ходят очень уж странно... За один ход можно выразить простую мысль.
Первой "походила" я:
"Мне плохо. Хочу знать кто я".
Старик улыбнулся и ввёл в игру коня, отстучав им сразу по нескольким клеткам:
"Ты - маленькая девочка".
"Ты знаешь о чём я! Ты умный. У тебя должна быть своя версия. Расскажи мне".
Декарт помолчал, будто бы обдумывая следующий ход. После чего неуверенным жестом послал вперёд ферзя, двигая его по кривой линии:
"Не хочу тебе рассказывать. Моя версия слишком пессимистична. Она тебя добьёт".
Моя ладья пересекла всё поле, перепрыгнув через заграждение из вражеских пешек. Фигурка подрагивала в пальцах, отмечая нужные мне клетки:
"Час назад я едва не убила себя. Мне хотелось прыгнуть из окна. Помоги! Пожалуйста".
Декарт вздохнул и "съел" мою ладью:
"Если нужна правда - проведи собственное расследование. Я дам тебе несколько намёков. О большем не проси".
"Спасибо".
Декарт вывел короля вперёд, нарушая всю логику "игры":
"Встретимся завтра в девять у водосброса".
Откинувшись в кресле, старик пробормотал:
- Пат.
Водосброс энергостанции - жутковатое место, настоящий ад. Шум, жара, испарения... Однако Декарт сказал, что шипение перегретой воды, выбрасываемой из системы охлаждения реактора, порождает столько белого шума, что любой скрытый микрофон спасует. Только здесь, стоя среди клубов пара перед озером крутого, вонючего кипятка, мы могли говорить откровенно.
- Перестала бы ты играть в детектива, Сорроу, - сказал Декарт, опираясь на парапет. - Блюдо из правды зачастую горчит.
- Я больше не могу! Просто не могу, всё надоело. Я хочу домой... Жить хочу! По-настоящему! Если ты знаешь, что с мной не так - просто скажи. Или дай намёк, как обещал.
- Раз обещал - значит дам. Вот тебе первое задание: отправляйся на игровую площадку и понаблюдай за младшими Доу.
- Зачем? Там же одна мелюзга...
- Вот и наблюдай за мелюзгой! Если будешь держать глаза открытыми, младшие Доу подтолкнут тебя к определённым выводам. Вечером, если я услышу то, что хочу услышать - получишь новое задание. Встретимся здесь же, сразу после захода солнца.
Направляясь к игровой площадке, я размышляла над словами Декарта.
Что особенного я должна увидеть в поведении младших Доу? День и ночь за ними наблюдают воспитатели, и с каждым малышом работают лучшие психологи Космополии. Неужели старик и правда верит, будто я увижу в детишках нечто особенное? Странность, которую пропустили специалисты...
Может, это какая-то проверка? Чёртов Декарт! С ним никогда нельзя быть уверенной! Слишком уж старик умён, и поэтому непонятен.
Дорога от водосброса заняла у меня добрых полчаса - младших Доу поселили в самой тихой и спокойной части Фермы. Вскоре в просвете между блоками "А" и "Б" показалась игровая площадка: яркое пятнышко детства посреди безликого военного лагеря. Карусели, качели, горки, песочница - что ещё нужно для счастья?
Я попыталась припомнить собственное детство, но память не откликнулась. Я будто каждый раз натыкалась на запертую дверь...
Добравшись до площадки, я уселась на забор, откуда можно было окинуть взглядом всё игровое поле. Здесь, на четвертушке гектара зелёной, земной травы, копошились ребятишки. Мои братья и сёстры по несчастью - младшие Доу.
Вот ведь странность, я совсем позабыла как много среди них инвалидов... На "Прерии" этот факт не сильно бросался в глаза, а сейчас изъяны детишек мозолили глаза. Я видела калек, видела слепых детей, глухих детей, парализованных. Видела мальчиков-аутистов, и девочек, несущих на лице печать уродства.
Каждый второй ребёнок страдал от ярко-выраженного дефекта. Может быть именно поэтому они вели себя столь пассивно? Несмотря на усилия воспитателей, которые из кожи лезли, затевая массовые игры, дети быстро утрачивали интерес к общим забавам и вскоре разбредались по площадке, чтобы в одиночку заниматься своими делами.
Шестилетняя Джина, сидя в инвалидной коляске, истово молилась перед вкопанным в землю самодельным крестом, не обращая внимание на горки и карусели. Безногая Джейни рисовала пальцем на цифровом планшете и почти не реагировала на внешний мир. Бледный, словно смерть, Джонни насвистывал на дудочке грустную мелодию, прежде чем Джек-заика запорошил ему песком глаза. Многие дети постоянно плакали, или просто ковырялись в песочнице с отсутствующим видом.
На детской площадке бал правили скорбь и уныние.
Мне даже плакать захотелось...
Здоровых, весёлых и активных детей было удручающе мало, и все они держались в стороне от увеченных товарищей: у здоровых были свои игры, своя компания.
Я просидела на заборчике до обеда, наблюдая за младшими Доу столь тщательно, как учёный-энтомолог мог наблюдать за муравейником. Жаль, но никаких выводов сделать не получилось - мозгов мне не хватило, или ещё чего... В детишках чувствовалась некая скрытая, неуловимая общность, но я даже близко не могла сформулировать, в чём же она заключалась.
Вывод очевиден - моё расследование провалилось, едва стартовав. Мне нечего сказать Декарту.
Разочарованная, я спрыгнула со своей жердочки и направилась обедать.
У входа в блок мне повстречался Соейр. Похотливый амбал загородил вход:
- Эй, конфетка, куда спешишь?
От нескромных взглядов Сойера хотелось прикрыться: они ползали по мне, как докучливые насекомые, сосредоточившись на груди и ножках.
- Отвали.
- Хочешь покататься на моей ракете?
Я скривилась:
- Ты глухой? Отвали, говорю!
- Да ладно, не ломайся! Я же знаю, как грустно тебе бывает ночами... Я слышу как ты не спишь и бродишь по своей комнате до рассвета. Я тебя утешу, конфетка! У меня есть для этого подходящий инструмент, - он похлопал себя по ширинке.
- Ну ты и ублюдок! А как же Пандора?
- Пандора в теме! Она не будет возражать, если ты присоединишься к нашим забавам! Будем утешаться втроём. Ну так как?
- Никак! Дай пройти!
Я оттолкнула навязчивого приставалу и проскочила внутрь. Сойер хотел шлёпнуть меня по попке, но промахнулся:
- Фу-ты ну-ты - недотрога выискалась! - крикнул он вслед.
Столовая блока "В" была почти пуста: обеденный час давно миновал. Лишь Порох и Спичка до сих пор давились синтетической кашей, да ещё Пандора смаковала кофе со сливками. Эта девушка обладала удивительной способностью находить себе удовольствия и извлекать радость из сущих мелочей. Неудержимая оптимистка, при первой встрече она мне даже нравилась. Однако полное отсутствие морали и болезненный эгоизм Пандоры быстро поставили крест на зарождающейся дружбе.
Я кивнула ей и пошла на раздачу за своей порцией.
Кормили на Ферме неплохо: Пухлик за несколько месяцев разжирел до совершенно неприличных размеров. Парню нет и тринадцати, а одышка, будто у старика.
Сама я редко могла проглотить полноценный обед. Как и любой меланхолик, я питалась из рук вон плохо, за что меня постоянно корила Стейси, мой психолог-куратор. Вот и сегодня, прихватив с раздачи один только лёгкий салатик и чашечку кофе, я вернулась за стол.
- Эй, Сорроу, хочешь анекдот? - обратилась ко мне Спичка и, не дождавшись ответа, принялась рассказывать:
- Людоеды как-то поймали чемпиона галактики по пряткам, человека-невидимку и Эндрю Стэнтона. И говорят им: "Короче, нам пофигу, но двоих из вас мы съедим. Сами решите кто это будет!" Ну, те втроём начинают совещаться, и Стэнтон, такой, говорит "А давайте в прятки сыграем! Кто выиграет - того и не будут есть". А чемпион по пряткам и невидимка ему в один голос: "Пошёл ты нахрен, Эндрю, это нечестно!"
Спичка закончила рассказ и расхохоталась так заразительно, что я тоже невольно улыбнулась. Один только Порох сохранил каменное лицо - у этого парня чувство юмора и не ночевало. Порох это вообще наглядное доказательство тезиса, что противоположности притягиваются: мрачный и вспыльчивый мальчуган выглядел грозовой тучей, на фоне такой хохотушки, как Спичка.
В этот момент у меня в мозгах будто что-то щёлкнуло. Я наконец-то поняла, что должна была увидеть на детской площадке. На радостях затолкав в себя злосчастный салатик и залив его чашкой кофе, я побежала в мансарду, чтобы поразмышлять в одиночестве.
У меня появилась идея.
Когда зеленоватое солнце Лейда закатилось за горизонт, Декарт уже ждал меня у водосброса, стоя среди клубов пара и любуясь кипящим озером.
- Как успехи? - поинтересовался старик.
- Дети ущербны.
- Что ты имеешь в виду? - заинтересовался Декарт. - Их физические увечья?
- Нет, не увечья. Дети... они как бы одномерные! У обычных ребятишек множество интересов, а младшие Доу не такие. У каждого из них... своя фишка.
- Фишка?
- Ну... фишка! Особенность. Яркая черта, определяющая характер. Джейни - художница. Она только и делает, что рисует. Джина одержима религией. Джек - хулиган. А Джеймс - его идеальная жертва. Все малыши как будто однозадачные. Запрограммированы выполнять единственную функцию. Кто-то серьёзно потрепал им мозги!
Декарт не переставал кивать:
- Что ещё хочешь сказать?
- Мы, в блоке "В" точно такие же, но... покрепче, что ли? Более сложные. Комплексные. У каждого тоже есть своя фишка, но она более... сформированная.
Декарт похлопал меня по плечу:
- Горжусь тобой, девочка! Чтобы придти к аналогичным выводам психологам с Земли понадобилось пять месяцев наблюдений. Ты справилась за полдня. А свою собственную "фишку" ты осознала?
- Признаться, нет. Сойер одержим сексом, Пандора - удовольствиями. Ты, Декарт, прирождённый интеллектуал и аналитик. Пухлик обжора. Спичка не мыслит жизни без юмора и приколов, а Порох преувеличенно агрессивен. Мистер Нет - вечно недовольный скептик и критикан. Ну и Окей - просто безвольная тряпка. А я... я грустная и совсем не умею радоваться.
- Всё верно. Никогда не думала, почему я нарёк тебя "Сорроу"? С одного мёртвого языка это слово переводится как "печаль".
- Ну ладно, все Доу психологически ущербны. Моя фишка - вечная депрессия. Что мне делать с этим знанием? Что дальше?
- Что дальше? - Декарт почесал бороду. - Дальше ты должна найти "фишку" у своего последнего брата.
При этих словах меня передёрнуло:
- Погоди, ты же не имеешь в виду...
- Пятьдесят четвёртого. Поговори с ним. Ты же помнишь его? Парня держат отдельно, под круглосуточной охраной. На "Прерии" он...
- Я прекрасно помню, что он сделал на "Прерии"! - вспылила я.
Вряд ли бы на Ферме нашелся хоть один человек, не знавший историю "пятьдесят четвёртого"... Сперва этот Доу вёл себя неприметно, но вскоре стал обнаруживать опасные отклонения.
Он псих. Чистый социопат. Ненормальный убийца.
Жаль, что это заметили не сразу, а лишь после того, как этот придурок устроил кровавую баню в лазарете - всадил шприц в глаз медсестре и был таков. Неуравновешенного подростка посадили на гауптвахту "Прерии". Вскоре пятьдесят четвёртый отличился и там - покалечил тюремщика. Поговаривали, что, когда их растащили, маленький Доу пожирал лицо оглушенного охранника...
Мне придётся беседовать с малолетним людоедом? Немыслимо!
- Хорошо, я к нему схожу! - пробормотала я. - Но что насчёт охраны? К пятьдесят четвёртому никого не пускают!
Декарт улыбнулся:
- Путь к истине труден, Сорроу. Это препятствие тебе придётся одолеть самостоятельно. В конце концов, пятьдесят четвёртого держат не в настоящей тюрьме, а всего лишь в подвале типового здания. А твоё оголодавшее тело достаточно худенькое, чтобы протиснуться в вентиляционную шахту.
Я взглянула на Декарта с сомнением:
- Оно того хоть стоит?
- Да, стоит. Сам-то я переговорил с малышом ещё на "Прерии", когда он разгуливал на свободе... Скажи, Сорроу, ты никогда не задумывалась как все Доу попали на "Жемчужину"?
- На спасательном боте, конечно. В грузовом трюме.
- Да, но кто нас туда погрузил? И кто вытащил, когда бот вернулся на станцию? Кто включил сигнал SOS?
- Пятьдесят четвёртый?!
Декарт приложил палец к губам:
- Тссс! Я тебе этого не говорил.
На планирование приключения ушло два дня. Пришлось тщательно изучить ангар, где содержали пятьдесят четвёртого и отыскать воздухозаборник с хлипкой решёткой, которую я могла расшатать. Гораздо сложнее было выбраться из блока незамеченной - для этого пришлось лезть ночью через окно, поскольку там была мёртвая зона видеокамеры. Благо, длины простыней хватило, чтобы без проблем спуститься вниз.
Под покровом зеленоватой лейдской ночи, сопровождаемая стрёкотом ненавистных сверчков, я направилась к своей цели, дрожа от возбуждения. Я так часто наблюдала за ночной жизнью Фермы, что с лёгкостью проскользнула мимо патрулей. Мне даже не нужен был свет, чтобы ориентироваться, и весь путь я проделала в кромешной тьме.
Лишь забравшись в воздуховод, я позволила себе включить крошечный фонарик.
Узкая металлическая кишка вёла в недра здания.
Декарт оказался прав: моя худоба позволила мне передвигаться по трубе без особых проблем. Хуже было с поворотами и вертикальными колодцами. С десяток раз я думала, что всё кончено, что я застряла, но каждый раз вентиляционная шахта меня отпускала.
Наконец, на нижнем ярусе воздуховода, впереди показалась решетка, из-за которой лился слабый свет. Я выключила фонарь и подползла к ней вплотную.
Пятьдесят четвёртый сидел на полу и смотрел на запертую дверь своей камеры, будто хотел вышибить её взглядом. Как ни странно, но во внешности убийцы не было ничего страшного или пугающего. Мальчик казался скорее грустным.
Но едва он услышал шорох в вентиляции и посмотрел в мою сторону, как вся грусть слетела с него в один миг. У пятьдесят четвёртого были совершенно демонические, нечеловеческие глаза. Левый - ярко зелёный, змеиный, а правый - желтоватый, с коричневой каймой вокруг радужки.
- Печаль... - прошептал он в пустоту.
Я молчала, скованная страхом.
Пятьдесят четвёртый встал и подошёл к решётке:
- Первородный чувствует запах Печали, - пробормотал он низким, вкрадчивым голосом. - Печаль пришла к Первородному за ответами? Печаль что-то гложет, но она не знает, что именно? Печаль будто бы что-то потеряла и никак не может найти... И это сводит Печаль с ума. Первородный знает. Первородный понимает.
- Это ты включил сигнал SOS на станции? - прошептала я.
- Первородного попросили Хозяева. Они хотели предать послание.
От его низкого, нечеловеческого голоса холодок бежал у меня по спине.
- Хозяева? Кто они?
- Кто они? Печаль задаёт слишком философские вопросы! - улыбнулся мальчик. - Возможно, Хозяева - это старые боги, давно забытые человечеством. Или печаль предпочитает выходцев из чужих миров? Посланцев высшей силы? Пусть Печаль сама выбирает. Правильного ответа Первородный не знает.
- Хорошо. Следующий вопрос: семейка Доу - кто мы такие? Люди, или..?
- Печаль ничему не учится! Старый логик на "Прерии" задавал разумные вопросы, Печаль - нет. А на глупый вопрос возможен только глупый ответ: мы - оболочки. Части, без целого. Копии, в отсутствие оригинала. Отражения давно исчезнувшего объекта. Круги на воде...
Внезапно парень прислушался к какому-то отдалённому звуку. Кажется, выла сирена. Его разноцветные глаза блеснули в темноте:
- Отсутствие Печали замечено. Печали нужно уходить.
- Постой, Первородный! Последний вопрос!
- Подумай и спрашивай.
О чём мне было его спросить? Задать туманный вопрос и получить туманный ответ? Нет... Нужно что-то другое.
- Зачем ты убил медсестру в лазарете?
- Зачем? А зачем Печаль пришла ко мне? - пятьдесят четвёртый расхохотался. - Первородный сделал это потому, что это заложено в его природе. Зло! Первородной всегда выбирает зло.
Солдаты схватили меня на полянке рядом с ангаром, когда я пыталась прокрасться обратно в блок. Десятки лучемётов уставились в мою сторону.
Но меня не испепелили - всего лишь доставили к интенданту. И остаток ночи я провела, отвечая на его дурацкие вопросы и оправдываясь. Говорила, что просто хотела погулять.
Интендант мне не поверил и посадил под домашний арест.
Так я оказалась запертой в своей мансарде. Лучше бы меня избили дубинками! Что угодно было бы лучше, чем этот арест! Я изнывала от одиночества, не могла ни на чём сконцентрироваться. Целыми днями я валялась в кровати, размышляя над словами пятьдесят четвёртого, и с каждым днём видела в них всё меньше и меньше смысла.
"Мы - оболочки. Части, без целого. Копии, в отсутствие оригинала. Отражения давно исчезнувшего объекта. Круги на воде..."
Через две недели заточения мне под дверь подбросили записку.
"Дорогая Сорроу!
Эти шахматные партии тебя заинтересуют. Воспользуйся своим вынужденным отдыхом и попробуй в них разобраться.
Декарт".
Остаток страницы был испещрён условными обозначениями шахматных ходов. Любой шахматист, попади ему в руки этот листок, сразу бы понял, что это шифр. Реальные фигуры так не ходят.