Вальдберг Геннадий Юрьевич : другие произведения.

Любить сразу все

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это первые главы романа, с Первой по Восьмую
  
  
  
   Любить сразу всё
  
  
  
  
  
  
   Часть первая
  
   Клисп
  
  
  
  А время уходит, по лицам струится,
  И нам остается лишь время забыться...
  Забыться на время...
  
  Коуль Пиксаф
  из неопубликованного
  
  
  
  
  
  Глава первая
  
  Рыжий
  
  
  В ожидании звонка Брайд исходил кабинет вдоль и поперек. Останавливался у окна и подолгу смотрел на город. Отпускал занавеску, шел к двери, к столу, с которого хватал погасшую трубку. Закурить ее снова, означало прочистить, набить табаком - процедура, всегда доставлявшая удовольствие. Но не сейчас: время перевалило за час ночи, а Рыжий не подал ни признака жизни.
  Брайд пытался его вызвонить сам, - знает, что взял он с собою мобильник, - но автоответчик в сотый раз предлагал оставить сообщение.
  А что сообщать? Что с ума тут схожу?!
  Можно, конечно, связаться с полицией... Ведь есть же в Колт-Пьери полиция!?
  Но что-то претило.
  Еще подожду.
  Это будет последняя мера.
  И вновь тот же круг: дверь, окно, взгляд на город.
  На полу лежал старый, доставшийся еще от деда, ковер. Старый, но вовсе не выцветший. Ручная работа. Привезенный бог знает откуда. Брайд к нему относился почтительно: не топтал почем зря, и другим не давал. И в чистку сдавал - чтоб без всякой там химии: потрясти, выбить пыль, но не больше того. Темно-бордовый, днем, когда в кабинет проникало солнце, ковер отливал красной бронзой, а в искусственном свете, от развесистой, но не яркой люстры, обретал желтовато-пожухлый оттенок, но что не говорило о старении, а скорее об осени, что день завершен. На ковре было изображено что-то вроде щита, с каким древние воины отправлялись в поход. Еще до железа, до бронзы, щит был сплетен из чего-то живого: прутьев, листвы и сосновых иголок. Многократно повторенный, щит создавал ощущение будто там, под ковром, стоит целое войско: один ряд, второй, за вторым сразу третий. Не вразброд, одним словом, в строжайшем порядке. Что подчеркивалось, доводилось до полной симметрии рамой-орнаментом, как и щиты, из той же листвы, тех же прутьев и игл.
  И Брайд вдруг поймал себя на том, что, перемещаясь от двери к окну, а от окна вновь к столу, не обходит ковер, а идет по нему. Больше того, повторяя этот маршрут, и, как видно, не раз и не два, и не пять, протоптал на ковре тропинку, этакий неправильный треугольник, разрушив все то, чем всегда восторгался. Брайд даже попробовал эту тропинку стереть, взъерошить чуть ворс подошвой ботинка, но упругий короткий ворс не поддался.
  Снова в чистку отдам, - подумал Брайд. - Там потрясут - все вернется на место...
  И именно в эту минуту, когда меньше всего Брайд к тому был готов, вспыхнул экран, занимающий примерно треть стены кабинета, и там появился субъект... Три волосины кокетливым вензелем на покрытом испариной лбу. Почерневший от пота воротник рубашки. Будто звонил этот тип из парилки, в которой зачем-то оделся. И все это дополнялось налитыми кровью глазами, готовыми выпрыгнуть из орбит.
  Лишь совершив над собою усилие, - первым желанием было от экрана отвернуться, - Брайд разглядел на субъекте погоны.
  И, казалось бы, все сразу встало на место: полиция, вот, зверь бежит на ловца!
  Сорвись, подбеги же к экрану поближе...
  Но Брайд остался разглаживать ворс, как будто сейчас это самое важное.
  - Куда я попал? - первым заговорил полицейский.
  - А куда ты хотел попасть? - исподлобья посмотрел на него Брайд: дескать, мешаешь, я занят, не видишь?
  - Я мэра просил...
  - Мэр с тобой говорит! - не прервал занятия Брайд.
  - Видишь ли!.. - начал субъект и в тот же момент поперхнулся.
  Как-никак все же - мэр! Даже капельки пота, что катились по его лоснящейся физиономии, остановили свой бег. Да и крови в глазах поубавилось.
  - Видите ли!.. - повторил он попытку. - Эти ваши бандиты весь Колт-Пьери нам разнесли. Камня на камне не оставили!..
  - Какие бандиты?! - перебил его Брайд.
  Чем заставил субъекта набрать больше воздуха в легкие, что с первой попытки ему не удалось, и он какое-то время гонял кадык по взмыленной шее, как будто насос: вверх, вниз, снова вверх.
  - Да как же какие?.. Да ваши. Из Клиспа.
  На что Брайд промолчал.
  - Один говорит, что я мэра, мол, сын... Ну, твой... То есть ваш. Может, врет, может, нет?..
  Субъект вытер рукою лоб и лицо, развалив свой кокетливый вензель.
  - Рыжий? - уточнил Брайд.
  - А черт его знает! - опять выкатил глаза полицейский. - Рыжий, не рыжий - не сильно смотрел!.. Там такое творилось!.. Живым бы остаться!..
  - И что же теперь? - полюбопытствовал Брайд.
  - За решетку! - сорвался вдруг на крик полицейский. - И до гроба там гнить! Неповадно чтоб было!.. Тут убитых не счесть! Искалеченных сколько!..
  - Да плевать я хотел на твоих искалеченных! - осадил его Брайд.
  - Как это - плевать?..
  - А вот так!
  И было разошедшийся полицейский сразу заткнулся. Лишь капельки пота потекли себе дальше.
  - Если волосок с его головы упадет, я вам шеи всем посворачиваю!
  Возможно, надо было что-то добавить. Поконкретней. Не так вот, вообще. Но смотреть на эту потную рожу, на опять начавшие вываливаться из орбит глаза, что того гляди лопнут кровавою жижей?!.. После такого разговора хоть сразу под душ.
  И Брайд не добавил, и не стал ждать ответа. Подошел к столу и ударил 'отбой'. Но что-то в кабинете изменилось. Будто стало темней. Будто вместе с экраном погасли настольная лампа и люстра.
  Хотя, на самом деле, потемнело у Брайда в глазах. Теперь, когда больше не надо паясничать...
  Брайд знал, что Рыжий его угробит. Вопрос только времени. Влезать лишь в истории - ничего другого он не умеет! Завидит дерьмо - непременно наступит! На необитаемый остров его отправь - он и там кому в морду заехать найдет. А после рубаху с груди будет рвать: не я, дескать, первый! Он сам напросился!..
  Так что ничего из ряда вон выходящего не случилось. Наперед все было известно. Но сумел уломать. И теперь - получай!
  И все ж-таки - сын!.. И как-то он там? Жив ли, нет? - не спросил!..
  Но раз за решетку хотят...
  Покойник бы если - другое есть место...
  Словом, ухватился Брайд за соломинку - и вспомнил про трубку. Но чистить ее, затевать процедуру?.. Выбил, что выбилось, затолкал щепотку табака...
  И заметил, что руки дрожат.
  И, наверно, поэтому курение не доставило удовольствия: в мундштуке засвербело, захлюпало, в рот полезла протухлая горечь...
  Предпринять что-то надо.
  В общем, вечер устроил - врагу пожелаешь.
  И сколько бы это могло продолжаться, но тут распахнулась вдруг дверь...
  Брайд даже вздрогнул от неожиданности.
  Марлису он отпустил. Кого принесло среди ночи?
  Но на пороге возникла не Марлиса, а по всей форме, как на парад, в кабинет ввалился Гуамер Кролл.
  - Дела все похерь! - без приветствия стал командовать он. - Обо всем позабудь. Собирайся - и едем.
  - Куда? - из-за стола посмотрел на него Брайд.
  И когда я успел усесться за стол?..
  Но бравый вид Кролла вернул Брайда к жизни.
  - Денег возьми! - продолжал распоряжаться Гуамер, не оставляя времени на размышления.
  И Брайд принялся хлопать себя по карманам.
  - Не чеки. Живые. Наличные только!
  Можно было, конечно, спросить: - А чеки чем плохи? - но на милость сдаваясь, не спрашивают.
  Брайд открыл сейф и вымел оттуда все, подчистую.
  И только в машине, когда уже гнали по улицам, обратил внимание, что Кролл не просто вырядился в парадный мундир, а еще нацепил аксельбант, все награды за двадцать лет службы. От всего этого попахивало чем-то водевильным...
  Кролл уселся за руль. Брайд едва ли бы смог вести сам машину. Хотя машина была его, брайдовская.
  - В полицейской, с мигалками, - объяснил Гуамер, - лишний шум поднимать.
  Из города они вылетели подобно снаряду. Кролл вырулил на прибрежное шоссе, крутанув так баранку, что взвыли покрышки:
  - За час доберемся. Тут ночью не ездят. К рассвету, как пить, будем в этом Колт-Пьери...
  Он что-то еще говорил, но Брайд перестал его слушать.
  Рыжий. Все мысли переключились на Рыжего. Крест. Нету силы нести...
  И ведь с первого дня, с той самой минуты, когда этот гнус появился на свет. Больше суток он Зору терзал. Такое внутри там выделывал!.. Врачи с ног посбились: - Сдаемся! Не можем!.. - Кромсали так сяк, зашивали, все снова... Головою вперед, как нормальные дети?!.. - но Рыжий тогда был бы вовсе не Рыжим. И потом принесли этот фарш для котлеты, этот шмоток неоформившегося мяса, которое еще и человеком назвать-то нельзя - лишь рыжий чуприн: ухвати и таскай!.. - но сна всех лишил, не на месяц - на годы. Пролежит целый день - просто ангел: - Агу! - а подушки коснись - пасть разверзнет, завоет... Крокодил без зубов! Иерихонских стен кара! Хоть ты соску ему, молоком хоть залей. Посинеет. Петардой - ба-бах! - сейчас лопнет!.. Ну а начал ходить - Брайд игрушки ему. По делам нужно в Райс, не вернется пустым: то жирафа, осла... На качалке вот конь: - Гарцуй, брат! Скачи! - Отвяжись, одним словом. Но не тот Рыжий случай в игрушки играть. Все, что в доме нашел, искорежил, сломал. Ни цветка, ни горшка. Чашка с ручкою - чудо! Иль тарелка, о край не порезаться чтоб: непременно отгрызен, отщерблен, отколот. Из вилок всех - крючья, ножи все погнул. Да что там ножи, до люстры добрался! А подрос - как-то взял в дом змею приволок. И сестре под кровать: дескать, уж. Не укусит! - Или кошка однажды во двор забрела: - Если хочешь, оставь. Пускай с нами живет! - Так ведь нет, раздобыл где-то спички, бензин... Брайд тогда: да убью! - и на сутки в чулан: - Живодер! Да как мог?! Как в мозги забрело?! Чтобы кошку поджечь... Где учился тому?! - Но потом отпустил. Сунул деньги: - Учти, еще один раз - тебе, парень, не жить! А покамест иди, себе булку купи! - И что же, купил. Только есть, вот, не стал: вставил в булку пистон - и соседскому псу... Брайд надеялся: школа излечит, спасет. Увлечется хоть чем. И друзей заведет. Не из тех, что на улице вечно торчат. Но какой? Все и то же. Что день - то скандал. Под соседку по парте взял клею налил. Отсадили к другой, так чернилами ей... Аж учитель краснел. Заикался, не знал, как-то слово сказать, что на ней написал... Или рыбам в аквариум тех же чернил. - Да я на кол тебя!.. В кандалы закую! Телевизор - спалю! Лишь - уроки учи! - Две недели его в рукавицах держал. Дескать, хлыст вот куплю, как корову пасти... Но потом помягчал. Должен, бездарь, понять! Ведь втемяшится, влезет!.. Обязано влезть! Да и влезло как будто. На день-два притих... Пока снова иголка: - Не я! То не я! Это Вайвер! То Вайвер меня подучил!.. Был там мыла кусок, я им доску натер... - Учитель писать - класс от смеха чуть жив - тем ли, этим, да - черт! - нет, не пишет ничто!.. - И снова чулан. Снова сиднем сиди! Набирайся ума! Чего Бог не додал! - Настроение дома - в окно впрок сигать. И кто знает, куда бы все то завело? Только Зора вмешалась: прости его, мол. - Да сколько прощать?! Всех с ума уже свел! - Говорила я с ним. Понимает он все. Умолял, уверял. Что не будет. Конец. - И что же? Простил. Когда выхода нет. Но поверить? Уволь! Поищи дурака! Знал: затишье - на время, от силы - на час. Надо в оба глядеть! Нос по ветру держать!.. Да ведь только напрасно. Опять проморгал... Приходит как-то Рыжий из школы и так вот, ребром: - За ум я берусь. Анатомию выбрал. Хочу изучать. - Брайд ему сразу книг, весь-то стол завалил: мол, давай, мол, дерзай! Анатомия - свет! - И сколько-то дней Рыжий действительно что-то в этих книгах выискивал. Брайд с работы вернется, в голове лишь одно: до постели добраться, - но прежде на цыпочках подкрадется к комнате сына, приоткроет чуть дверь, увидит Рыжего, как он, забравшись с ногами в кресло, нос в страницу уставил, - и бальзам прямо на сердце. Пока однажды, - а Брайд привыкать уже начал, к хорошему быстро душа прикипает, - приоткрыл ту же дверь... но Рыжего в комнате не оказалось. По ковру тетради разбросаны. Кресло повалено. А на столе, - чего Брайд поначалу не понял, увидел, но в голову просто не влезло, - из тех самых книг возведен постамент, - что тоже цветочки, как выяснилось, - потому что поверх этого постамента, вперив в Брайда немигающий взгляд, - будто мог он мигать?! - красуется... человеческий череп! И такое по брайдовским извилинам пронеслось!.. - Человека убил! Ишь, от кошки куда его, гнусь, занесло!.. - Брайд был руки готов на себя наложить... Зора примчалась. Водою отпаивала... И как Брайд до следующего дня дожил, когда выяснилось, что череп - ненастоящий... В смысле, настоящий, но Рыжий его в анатомическом кабинете украл. Учителя тоже сумел задурить. Заполучил ключ от шкафа, где всякое такое хранится. И нет бы берцовую кость приволочь. Позвоночник, ребро. Да хоть клетку грудную... Нет, ему, видите ли, череп понадобился!.. Но не удовлетворился, засранец! Отца к праотцам чтоб отправить!.. - У Брайда до сих пор эта картина перед глазами стоит: трубка у черепа в зубах, и дымок из нее подымается...
  - Надо было врачей послушать, - сказал Брайд. - Правильно говорили. Не стоило ему на свет появляться.
  - Ты это о ком?
  - Да об этом подонке.
  Имя Рыжего даже на язык не легло. Но Кролл и без имени понял, хотя ничего не ответил. Лишь плечами пожал, шевельнул аксельбантом, и бляшки на его груди зазвенели.
  За окном была кромешная тьма. Вдоль шоссе тянулась дюна, довольно высокая. И только когда она опадала, на миг возникал морской горизонт... Собственно, даже не морской, моря и в эти прорехи не было видно, но его чернота отрубила часть неба, провела как бы небу черту: начинайся отсель! - и оно начиналось, подсвеченное первыми солнечными лучами, едва-едва теплящимися. Так что если бы не кромешная тьма, Брайд навряд ли бы что-то заметил.
  Звезд на небе не было. Луны тоже нет. Вчера - весь день дождь. И сегодня пойдет.
  - Ты мне объясни! - опять сказал Брайд. - Объясни, дураку. Из ума, видно, выжил. Что их понесло? И куда?!.. В это богом и чертом забытое место! Таких дыр - поискать! Но сумели, нашли...
  - Ну-у, - посмотрел в зеркало над лобовым стеклом Кролл. - Там вчера 'Крышелазы' играли...
  - 'Крышелазы'?! - почувствовал, что закипает Брайд. - Положим, ничего я в слирпе не понимаю... И на самом деле не понимаю. Но 'Крышелазы' - это же столица, чемпионы и прочее. И какой-то Колт-Пьери? Как слон с лилипутом.
  - Знаешь, - вдруг повернул голову Кролл, видно, зеркала ему показалось мало, - это трудно объяснить. Но я тоже хотел поехать...
  - Ты?!
  - Да, вот, я, - и Кролл снова уставился на дорогу. - А то так всю жизнь у телевизора проведешь. К нам ведь 'Крышелазы' никогда не приедут. У нас и стадиона подходящего нет.
  - Это в мой огород?
  - Да не в твой. Надо трезво на вещи смотреть. Если делать - так делать, а нет - не берись. Либо деньги вложи, игроков - первый сорт, а жила тонка, так сиди и не рыпайся. А то выйдет как в этом Колт-Пьери. Команда как будто бы есть, да ведь только отбросы одни. Вся отрада - раз в год 'Крышелазов' увидеть. Живьем, так сказать.
  - Мне и Рыжий про то говорил. Дескать, есть в этом разница. Чтобы не с экрана.
  - Конечно же, есть, - поддакнул Кролл. - Хоть сказал, нелегко объяснить...
  Но Брайд снова перестал его слушать.
  Вчера это было. Всего лишь вчера. А как будто вечность успела пройти. Когда Рыжий его на измор просто взял.
  - На матч я сгоняю. Туда - и сюда.
  - И где это матч?
  - Да в Колт-Пьери. Тут рядом. Езды всего час. Я - в одиннадцать дома.
  А про Райс ты, конечно, успел позабыть?
  - Да дурак там один. Он же первый полез!
  То есть ничего нового сын не поведал. Слово в слово все то же. Детский сад, просто лепет. Но именно потому что детский... Черт его знает!
  Рыжий на коленях готов был стоять:
  - Да пойми!.. 'Крышелазы'! Такая удача!.. Да подарок судьбы: их - своими глазами!
  Что понять - прежде лоб расшибешь: ради этого - ехать? Взять вечер убить? Да в кино вот сходи. И девчонок вокруг... Приударь! В твои годы... Когда же потом?.. Но тащиться - куда? Пялить зенки - на что? На мордоворотов этих?.. Как бутузят друг друга!? Кому нос расшибут?! Кому зубы все выставят?!..
  И это вот 'нет' уж держал наготове... Но озвучить не смог. Потому что - все же сын, а не какой-нибудь отморозок, каких, вечером выйди, десятками бродят. Слезу подпустил. И рубаху с груди - скажи только 'нет' - ту ж минуту порву!..
  И это притом, что дураков, которые сами к нему надираются, магнитом как будто притягивает...
  То есть знал. Все-то в точности знал. И все же не отсек, как ножом. А разжевывать, спорить: не стоит, мол, зря... - просто время тянуть, отодвигать минуту, когда, помусолив, подмахнешь приговор. Своей же рукою себя на заклание...
  - А в Колт-Пьери, выходит, одни только светочи?! - все же пробовал переубедить его Брайд.
  - Мы подальше отсядем, - пробурчал на то Рыжий.
  - И кто ж это - 'мы'?
  - Синий До и вот Вайвер.
  - И куда же подальше?
  - Там места - полно. Да трибуны пустые, клянусь тебе, будут. 'Крышелазам' Колт-Пьери? - да плюнуть, раз, два! Фанаты из Дорлина их не приедут. Охота была в глушь такую тащиться?!
  В чем Брайду померещился хвостик, за который Рыжего можно поймать:
  - Телевизор смотреть?
  - Телевизор. Угу.
  - Вот видишь? Покойнее все ж телевизор...
  Что было ошибкой. Весь вчерашний разговор был ошибкой. Ведь Рыжий - пусть горе, проклятие, крест, - но есть в нем фамильное, Брайдов, упорство. И встретив сопротивление, он просто не мог не ответить в точности тем же. Поначалу раскис. И с лица побелел... Но глаза заискрились. А потом вдруг вскипел. Как одни только Брайды умеют. Кулачищи как гири: а ну, берегись!.. Нет, Брайд не испугался. Еще не хватало - на отца чтобы руку он поднял? Но просто в тот миг Брайд увидел иное: не череп с трубкой и не ужа под кроватью у дочери, а прорехи и паузы между этими 'подвигами'. Нечто такое, чему свойственно выпадать из памяти, но что, если вдуматься, и есть наша жизнь. Как однажды, уронив голову на его, Брайда, плечо, Рыжий заснул. После очередной подлости и, скорее всего, в преддверии новой. А тут откуда ни возьмись муха, и Рыжему прямо на нос. - Кыш! Пришибу! - отогнал ее Брайд. И неожиданно для себя обнаружил столько ласки и нежности в этом движении... А на это воспоминание наложилось другое: как Рыжий сидит на полу, а вокруг, по игрушечным рельсам, катит игрушечный поезд. В вагончиках свет. Там сидят пассажиры. До ужаса настоящие, разве что крошечные... И, на первый взгляд, ничего особенного не было в этом воспоминании. Точно с таким же успехом я мог бы припомнить и что-то другое. Но вчера... а вернее не вчера, а уже сейчас, сидя позади Кролла, Брайд увидел, почувствовал, как ото всей этой сцены сквозит одиночеством. Лишь рельсы вокруг... И нарывом под сердцем, того гляди лопнет: - Ведь мог бы присесть, поиграть вместе с ним. Рассказать о себе. Мол, это сегодня такой я большой. Как так получилось? Да сам не заметил. А когда-то как ты, ну, точь-в-точь был как ты... - Но нет, не присел. И уже не присяду... Наверное, были дела поважней. Оправдание, в общем. Всегда они есть. Мол, у меня такой железной дороги не было. Я о ней лишь мечтал. У витрины стоял, губы только облизывал. Из чего, понимай, тебе больше досталось... А на самом деле - увертка. Что значит: досталось? Не дать, то что ты в состоянии дать?.. Мог в кино с ним сходить. Лунопарк, карусели. На природу смотаться, там день провести: чтобы ты лишь и он, только вы вот вдвоем!.. Но нет, не провел, а всегда откупался. На кино, карусели - скажи, сколько нужно? Игрушками задаривал, а после - учебниками. Но в детство его - не вошел. Проморгал ты сыновнее детство! Чем - не ври сам себе - это детство украл!.. И теперь Рыжий это наверстывает, проживает все то, не сумел чего раньше. Проживает уродливо, так, как выходит. Пассажиром в том поезде мчится по кругу. Вот вымахал: выше и шире отца. В плечах... - да косяк своротит - не заметит. И все же - ребенок. Ребенком остался. И до гроба теперь волочить это будет. 'Крышелазы' и драки, безумства и удаль. Бессмыслица? Да. Как и весь разговор, что вчера получился. Пассажиры у окон, свет льется наружу... Подделка?! Но я же все то и подделал! Телевизор смотри?! Да расплата мне это. И младенческий лепет. Баском разве только:
  - Телевизор?! Ну, дал?! Ну, ты скажешь, отец! Да что телевизор? Да ящик всего! Как можно сравнить?.. Фотографию - с небом? Газету - с игрой? Ведь игра - это воздух! В нем можно купаться... Его - много-много! Вдыхать, выдыхать. Надышаться взапас. А кран перекрой - задохнусь в ту минуту. Ведь как не дышать? Даже рыба не может. Пойми: я - обязан поехать на матч! Туда и обратно. Всего час дороги! А там, - я клянусь, да чем хочешь, хоть жизнью! - никого!.. Комара - и того не обижу!
  Только походивший в отцовской шкуре может это понять. Этот вечный раздрай. Этот выбор без выбора...
  Словом, разрешил. Разуму, логике - всему вопреки. И что кончится плохо - кто мог сомневаться?
  - Надо было носилки взять, - посмотрел Брайд в зеркало над лобовым стеклом. Почему-то он не сомневался, что и Кролл туда смотрит.
  - Зачем?
  - А без них как в машину погрузим?
  Немного помолчал, опять посмотрел за окно: на дюну, прорехи, на неба сегмент:
  - И шприцы с обезболивающим.
  
  
  Глава вторая
  
  Колт-Пьери
  
  Но оказалось все лучше. Намного лучше, чем Брайд предполагал. Он готовился три котлеты отбивные увидеть. Но когда пропустили в участок, - чуть свет, небо только зарделось, и если бы не Гуамер со своими регалиями, часа два проторчали бы на улице, - но когда пропустили, и из каталажки вышли три увальня, не ногами вперед, а собственным ходом, у Брайда с души отлегло. Выпустили их, правда, не иди куда хочешь, кандалы на руках и ногах. Брайда оттеснили подальше, а их провели за решетку, и замок здоровенный навесили. Что, впрочем, удача для Рыжего, потому что увидев, что жив, не убили, если бы ни эта решетка, Брайд ему по мозгам бы заехал! Так бы двинул, на век бы запомнил!
  - К задержанным не приближаться! - с первой минуты принялся покрикивать ночной звонарь. Тот самый, что Брайда запугивал: сгною, мол, до гроба!.. - всем видом давая понять, что теперь они с Брайдом поменялись ролями, что не Брайд теперь главный. Да я мог бы вообще не пустить!
  Брайд, разумеется, его сразу узнал, но виду не подал. Тоже мне радость, такая вот встреча! Узнал, несмотря на отмытую физиономию и свежую рубашку, которые ни интеллекта, ни волос на голове этому субъекту не добавили - тот же клочок, но не вензелем, а на манер петушиного гребня.
  У стены стояла скамейка, и, не дожидаясь новых команд, Брайд на нее уселся. Думал, Кролл устроится рядом, но Гуамер ринулся за стеклянную перегородку, за которой восседал еще один полицейский. Какой-то размытый, перекореженный... Потому что стекло больше походило на зеркало из комнаты смеха - мало кривое, еще в жирных разводах, в следах от наклеек, каких-то нашлепок. По правую руку от полицейского, на заваленном бумагами столе, стоял компьютер, тоже облепленный наклейками, а за спиной - преогромный шкаф, где за десятками дверец, по логике, хранится оружие. И когда Кролл ломанулся туда, полицейский вскочил, преграждая дорогу. А Кролл хоть бы что, тыкнул пальцем в погоны. И полицейский его пропустил, но лишь только до кресла, на которое больше не сел, и стоя стал объяснять что-то Кроллу. Очевидно, что посторонним туда не положено...
  Под потолком висела лампа, ватт на пятьсот, так что потолка за ней не было видно. Другой свет в комнату не проникал, в ней не было окон. Да и вообще хоть какой-то отдушины. Кондиционер еще не включили, а может, был сломан, или вовсе отсутствует. Отчего воздух застоялся, как бывает в местах, где люди спят не снимая одежды. И ни забудь Брайд взять свою трубку, сейчас бы ее сунул в рот. Не курить. Просто так. Перебить этот смрад.
  Зрелище было жалкое. Не сказать, унизительное: - Я присутствую здесь...
  Но еще унизительней было разглядывать троицу за железными прутьями. Ведь не просто бандиты, один из них - сын. У Синего До отсутствовал нос... Вернее там что-то осталось, но это был нос сифилитика - сравнялся с его плоской рожей. И ухо бог весть на чем держится. А у Вайвера глаз как набухшая слива. Но всех перещеголял Рыжий: пластырь на пластырь, и сверху крест-накрест. Подбородок - лопатой, всегда был гранитный... А вот не гранит, и на сторону съехал. И вернуть его на прежнее место Рыжий, похоже, не может.
  - Руки-ноги, надеюсь, латать вам не надо? - спросил Брайд в пустоту, абсолютно уверенный, что из троицы этой никто не ответит. - Или череп? Заплатку там где присобачить? Сотрясенье мозгов?.. Хотя, впрочем, пустое. Поди сотряси, что в башке не водилось!?
  Всю желчь, какая в нем есть, приготовился он сейчас вылить. За все расквитаюсь! Растак вас, разэдок!
  Но желчи не хватило. И он быстро выдохся. Все, что мог, он давно на их головы вылил.
  И он уперся ладонями в скамейку, отполированную до зеркального блеска. Сколько задниц ее шлифовало? И теперь вот - моя.
  И это - задело. Что такой же, как все. Что ничуть я не лучше!..
  Но что, знает, - вранье!
  Мне есть, что терять. Вся карьера - под хвост! Все, что делал! Чем жил!
  В общем, отсутствие трубки начинало мешать, и всерьез.
  Как вдруг заговорил один из этих уродов:
  - Не мы это начали. Мы не хотели.
  Брайд во сне их голоса умел различать, но сейчас не понял, кто именно стал тут оправдываться. Посмотрел на Рыжего. Потом на Вайвера...
  - Я весь матч, понимаешь, судья пока свистнул...
  Да Рыжий это. Челюстью еле ворочает.
  - И после, на улицу - что нам спешить? Пусть прежде народ рассосется... И только потом... До машины - два шага... - но не договорил, схватился руками за челюсть, как если бы она могла отвалиться. И цепями при этом - звяк-звяк - загремел.
  Но Брайд и за цепями различил: хрустнуло там что-то у Рыжего. Не сошлось, видно, с чем-то... И зад сам собой от скамейки отклеился.
  Но даже шага сделать не успел, потому что между ним и решеткой забежал этот хмырь с петушиною холкой:
  - Нельзя приближаться! Сказал ведь: нельзя!
  - Да я и не приближаюсь! - огрызнулся Брайд. - Или стоять тут тоже не положено?
  - Положено... Но лучше сидеть.
  И Брайд, поборов приступ гнева, снова уселся. Не время с дерьмом этим связываться.
  - Верно, - поддакнул Вайвер. Раз Рыжий не может, кто-то должен продолжить. Топтуна с хохолком он как будто не видел. - Все верно.
  Но и вайверовского голоса Брайд тоже не узнал. Басовитый всегда, с хрипотцою, подсевший, сейчас он поднялся октавою выше.
  - Минута еще. Дали б газ - и ищи нас.
  - Кто подумать-то мог? Да во сне не приснится... - влез за ним Синий До. - Что в мозги их тупые втемяшится? Что матч, понимаешь, судья им зажилил!? Центрового - мол, нечего ноги ломать! И мало, что с поля - штрафной дал в придачу!
  - От самого центра! - удалось все же справиться с челюстью Рыжему. - Такой - не забить. Ну нельзя! Понимаешь? Когда б у защитников варежка меньше... - но надолго челюсти не хватило. Опять там что-то заклинило. И без того перекошенная физиономия Рыжего скривилась еще больше. Он захлопал глазами. Боль, судя по всему, была болью. Даже Брайду передалась. Так что он снова не усидел...
  Но и с петушиным хохолком не дремал:
  - Нельзя! - грудь вперед. Мол, умру, не пройдешь ты.
  Так что Брайду опять пришлось отступить.
  Что польстило самолюбию этого прыща на ровном месте, и он решил изобразить соучастие... Или, черт его знает, что ему захотелось изобразить?! Только он положил руку на плечо Брайду... Которую Брайд с омерзеньем отбросил. И еще плечо отряхнул, чтобы следов не осталось.
  Прыщ потоптался, явно раздосадованный, что его дружелюбие так вот отшили, но все же отошел. Не мешать разговору.
  - Загробил им матч, - будто не было никакой паузы, продолжил Вайвер. - За деньги купили. Столичные, мол, все купить они могут.
  - А на самом деле, чего покупать?! - подпел ему Синий. - Команда - дерьмо! Вы играть научитесь.
  - И ног не ломайте. А то, ишь, паскуды!
  - Судья засудил?!
  - Все на свете их против!
  - Но втемяшь им в башку? Да лоб прежде расквасишь!
  Теперь они говорили будто с цепи сорвались, перебивая друг друга. А Рыжий сидел и за челюсть держался. Нет-нет порывался что-то ввернуть, но боялся: опять там заклинит. И только кивал: дескать, верно, все верно.
  - Купили - и все.
  - Все за взятки возможно!
  - И с обиды набрались...
  - Что время терять?
  - Там у выхода, рядом...
  - Кафе, не кафе?..
  - Ну, стекляшка такая...
  - Глотнуть, в общем, можно.
  - Они и стараться...
  - А мы машину напротив этого кафе оставили.
  - И тут выбегает один: из столицы вы, мол. Я узнал! Из столицы!..
  И в этом месте Рыжий не выдержал. Отпустил свою челюсть - что будет, то будет:
  - Не просто выбегает. Ладно бы выбежал... А то с табуретом в руках. Оторвал его, видно, от стойки. Нога лишь одна, но зато с куском пола... И ну им махать. Подступает, зараза! Я ему: - Отойди! Перепутал ты, братец! - А он хоть бы что. Вот-вот в череп заедет... Я раз увернулся. Опять. А он снова... Я долго терпел. Понимаешь, отец? Стою и терплю. Пять терплю. Целых десять... Пока эта сволочь своим табуретом в машину мне - хрясть! Стекла брызнули только... Но я и тогда... Оттолкнул его малость... Всего лишь плечом. Мол, утихни! Мол, хватит!.. А он заведись. Силу, погань, почуял. И все там за ним. Больше сотни их было...
  Поздно вечером, уже у себя, в Клиспе, сопоставляя этот рассказ с отчетом полиции, - при всем желании взять сторону сына, - одного Брайд никак не мог увязать: нападавшая сторона, - как по версии Рыжего выходило, мол, не он, а они это все заварили, - понесла потери вне всяких пропорций. Хотя, по логике вещей, должно было быть наоборот. Тут и численность. И вообще, у себя они, дома. Да и взять эффект неожиданности... Покойники, правда, - вранье. Натрепал то звонарь. Но двадцать человек - Брайд проверял - и вправду на койках больничных, пять или шесть - на операционном столе, а один, похоже, калекой останется.
  Были и другие несоответствия.
  Однако до вечера еще надо было дожить, а пока он слушал... даже не столько слушал, сколько выжидал, когда Рыжий опять за челюсть схватится. И когда схватился - кулаком по скамейке, все силы вложил.
  Даже лампа под потолком вздрогнула. А по стеклу с наклейками, как по луже в мазутных разводах, волна пробежала.
  Прыщ с хохолком тоже вздрогнул, но вместо очередного 'нельзя', стойку 'смирно' принял.
  И Кролл со вторым полицейским перестал переругиваться.
  Брайд хотел было встать, в довершение как бы. Показать что почем. Кто он есть, чтобы знали!..
  Но не встал - без того кому надо услышат:
  - Молчать! - приказал он троице. - Слышите? Хватит! Молчать! Адвоката пришлю. А пока рты заткните!
  И заткнули. И не только троица. Больше минуты, если бы муха пролетела, все бы услышали. И сколько бы так продолжалось? Но тут зазвонил телефон, там, за стеклом. Врезался в эту тишину, как, примерно, флакон с притертою пробкой кому-то взбрело открывать.
  Брайда озноб пробил. Не выносил он подобные звуки.
  А трубку никто не снимал. Непонятно, чего выжидали... Пока ее ни схватил Кролл. Вытолкал полицейского из закутка и сам оказался в комнате смеха. Если было над чем тут смеяться? Щеки его раздуло, глаза убежали на лоб, да и вообще ото всей физиономии остались одни лишь усы, а что не усы - то огромные зубы... Что именно Кролл говорил, сквозь стекло не было слышно. Но по каким-то не очень понятным приметам Брайд пришел к выводу, что Гуамер что-то улаживает. Во всяком случае, пытается уладить. Результаты покамест не бог весть, но Брайд Кролла знает: тот сядет, не слезет, - и на первом этапе кончилось тем, что он высунулся из-за стекла и позвал Рогерса:
  - Это Линдер. Он хочет тебя.
  Рогерсом оказался тот самый прыщ. При имени 'Линдер' он вздрогнул, похлеще, чем когда Брайд засветил кулаком по скамейке, и вновь принял позу 'смирно', тут же забыв и о Брайде, и о преступниках. И надо было видеть, как не нарушая этого 'смирно', чеканным шагом прошествовал он к телефону. Взял трубку, прирос, стал ее как бы частью. И за все время разговора, - если это можно назвать разговором, - вперив взгляд в пустоту, ослепнув, как видно, от лампы, не проронил ни одного членораздельного слова: - Угу!.. Гм-гм-гм!.. - снова: - Гм! - вновь: - Угу!.. - а когда разговор завершился и надо было с трубкой расстаться, в глазах его вдруг проступила печаль...
  Впрочем, совсем не надолго:
  - Мне приказано показать вам город, - вернулся к нему дар человеческой речи.
  - Зачем? - удивился Брайд.
  - А затем, что приказы не обсуждают!
  Но тут же немного помягче:
  - Чтобы видели всё... Ну, своими глазами.
  Брайд хотел послать его к черту:
  - Даром время терять! Есть на что тут смотреть?!..
  Но из-за стекла вынырнул Кролл, стал подмигивать и подталкивать к выходу:
  - Посмотрим. Пойдем. Сюда после вернемся.
  Сюда - означало к этим ублюдкам с оторванными ушами.
  Но раз Кролл толкал, значит, был в этом смысл.
  - Молчали чтоб тут! - пригрозил Брайд притихшей за решеткою троице.
  Кабы знать бы еще, что угроза подействует.
  Хорошо вам, - подумал Брайд, уступая Кроллу. - Сиди и сиди. Все-то с гуся вода. Отыщется олух, чтобы вас выгораживать!.. Наворочали кучу дерьма! И придумай теперь, как из этого выбраться...
  Но ничего не придумывалось. В голове как шаром покати. Хоть какая зацепка...
  А зацепка нужна. Чтобы точка опоры, - начав, все равно продолжал думать Брайд. - Противно ли, нет - будто кто меня спросит?.. Гвоздь забит. Вкривь ли, вкось?.. Но забит. Не изменишь. От кривого пляши, раз другим не сподобили...
  Но гарантия где: что таким и останется? И в рассказе вот этих уродов ни единое слово на йоту не сдвинется?
  Чем себя рассмешил.
  Ишь, чего захотел?! Да получишь гарантию! Кабы пара извилин в мозгах тех водилась. Поди угадай, что туда забредет?!
  То есть город сейчас - ну, совсем ни к чему...
  Но, с другой стороны, пока плана нет. А не знаешь, что делать - не делай! Сиди, выжидай. Просто время тяни. И тогда этот город... - а вдруг, что подскажет?!
  В общем, черт с ним! Смотреть. Веди, Рогерс, показывай.
  Брайд был уверен, что Рогерс предложит машину. Но, судя по всему, он получил другие указания.
  - Колт-Пьери - за час обойти его можно, - открыл Рогерс Брайду глаза. - Заводец тут есть. На окраине, правда. А так он весь здесь, весь лежит на ладони.
  Но не хотел бы Брайд такую ладонь иметь. Раздолбанные тротуары, большей частью без рантов, вместо которых из-под крошащихся асфальтовых напластований пробивается что-то грязно-зеленое. Газеты, пакеты, обертки - здесь этого, видно, не убирают. Улица, ведущая от полицейского участка, была заасфальтирована, но стоило завернуть за угол, как пошла брусчатка, где половина булыжников провалилась, зато другая - торчком, как пеньки после вырубки леса. Рогерс, ступая по этим пенькам, все время что-то бубнил, тыча пальцем то вправо, то влево. Но Брайду сразу же стало не до достопримечательностей Колт-Пьери: зазеваешься тут - мигом ноги сломаешь. Краем глаза лишь что-то хватал, отмечал.
  Что дома - подстать тротуарам, такие же обшарпанные, серые... точнее неопределенного цвета, потому что краска с них вся облупилась. Заплесневелые цоколи, жалкое подобие травы из-под фундаментов. Окна - вряд ли кто помнит, когда были мыты. Покрытые пылью подоконники, двери подъездов. Да и все, что попадалось на пути: пожарные гидранты, будки телефонов-автоматов, рекламные тумбы, контейнеры с мусором, - эта пыль пропитала тут воздух, отчего захотелось чихать... А может, не только из-за пыли? К ней примешивалось что-то еще, какие-то запахи, Брайдом забытые, от которых отдавало чем-то крысиным, прогоркло прокисшим и едко-химическим. Так может пахнуть заброшенное жилище, отхожее место. Или еда, которую забыли снести на помойку. А еще, ко всему, стал накрапывать дождь, прибивая все это к земле. Зонтика ни у Рогерса, ни у Кролла не оказалось. Да и Брайд, - было помнить про зонтик? - так что не осталось ничего другого, как поднять воротник и натянуть шляпу по самые уши. Чем он шляпу угробил. Ее после выбросит. И вообще: лишь вернусь - сразу душ, нырну в ванну.
  За этой улицей прошли еще одну, где булыжник был чуть-чуть получше, и где Брайд обратил внимание на несколько перевернутых к верху колесами автомобилей. Но Рогерс никак этого не прокомментировал. И Брайд не стал спрашивать.
  Зато когда вышли на площадь... Точнее это не было площадью, просто вереница домов как-то вдруг обрывалась и метров двадцать или тридцать без всякой застройки, лишь утоптанная земля, а потом начиналось нечто приземистое, угрюмо-бетонное. Это нечто было обнесено колючей проволокой, на которой флагами развивалось все то же, что валялось на улицах: рваные пластиковые пакеты, газеты, обрывки рекламы, - там и сям разбавленное полуспущенными или лопнувшими надувными шарами и вылинявшим серпантином туалетной бумаги. И тут Рогерс остановился. Очень резко, как вкопанный. Но не замер в позиции 'смирно', а принял развязную позу домохозяйки, заждавшейся мужа, огреть чтобы скалкой. Упер руки в бока и язвительно произнес:
  - Здесь все и случилось.
  - Где здесь? - не понял Брайд. - Речь шла о стадионе.
  На что Рогерс ответил, но выдержав паузу:
  - А это и есть стадион!
  В другой ситуации Брайд прыснул бы со смеху.
  Колючая проволока - только сейчас начало доходить до него - огораживала вовсе не место, куда по тем или иным причинам посторонним вход воспрещен. Тюрьму, например. Или что-то секретное. Тогда бы проволоку натянули на столбах, отстоящих от этого сооружения. Но никаких столбов не было. Она венчала собой стадион, шла поверх бетонного монолита, то есть была предназначена для прямо обратного: заходи! Зато выйти - не всякому, мол... - Не людей туда, скот загонять! - подумал Брайд. Судя по всему, монолит уходил под землю, выступала лишь малая часть. - Изнанка трибун, - продолжал соображать Брайд. - А ленты и флаги - остатки вчерашнего пиршества. - Но больше всего поразил сам монолит: со следами опалубки, швами, которые в голову никому не пришло хоть как-то прикрыть, облицевать или затереть штукатуркой. Да пусть бы завесить щитами с рекламой. Но нет, кто-то, видно, считал, что эстетика здесь дело лишнее. Или хуже того: что вот это - красиво. Однако природа не терпит пустоты, а тем более над собой издевательства, и ноздреватая серость этого монстра притянула к себе эстетов другого порядка: любителей, так сказать, народного творчества, густо замешанного на туалетном юморе, которые тут от души порезвились, исписав все что можно похабщиной в купе с рисунками, рядом с которыми пещерная живопись - просто эталон совершенства. На большую часть этих испражнений было стыдно смотреть, а тем паче читать. Выручали чуть-чуть разве граффити: 'Колт-Пьери - вперед!', ''Крышелазов' - на свалку!' - тоже уродливые, но хотя бы не скабрезные. Призывы, проклятия, в обрамлении портретов каких-то мордоворотов в шлемах для слирпа. Дебильность этих громил, скорее, отталкивала, но художник, творец этих образов, считал явно иначе: что создает галерею местных знаменитостей. Каждому портрету сопутствовал какой-нибудь воинственный символ: фингал вместо глаза, расколотый череп, два пальца в позиции 'V', развивающийся флаг или штандарты противника, брошенные под ноги тех же дебилов. Но фантазия художника в конце концов выдохлась, символы начали повторяться. И тогда, - очевидно, кто-то еще, тоже художник, но рангом пониже, - оставил на стене следы своих рук. А кто-то - ступней: мол, забрел я на стену. А дальше и просто: раз куплена краска - не нести же домой, ее надо вымазать.
  Если бы Брайд знал, как выглядит этот стадион, куда отпускает он сына, - да умер, но нет, не пустил бы.
  Однако, что сделано - сделано. И как тут теперь что изменишь?
  - А здесь было кафе, - все с той же язвительностью сказал Рогерс.
  Скорее всего, пока Брайд изучал стадион, Рогерс продолжал говорить, но при слове 'кафе' Брайд как будто очнулся, посмотрел на Рогерса, а потом на то место, куда он указывал:
  - Где именно - здесь?
  - А вот здесь. Всего шаг не дошли.
  И действительно, метрах в пяти от Брайда примостилась площадка, не просто земля, как везде, а бетонный квадрат, весь заваленный обломками стульев, столов. Противотанковыми заграждениями надо всем этим возвышались завязанные в узлы куски арматуры. И все густо посыпано стеклами. Окружал площадку забор, точнее то что от него осталось: там и сям валялись перекладины, вырванные с землей опоры. Вдоль забора росли деревца, тоже выкорчеванные вместе с металлическими решетками, что лежали у их основания, и все это расшвыряно по мостовой, вплоть до противоположной стороны улицы, до того места, где кончались дома и где остановились Рогерс и Брайд. Вообразить, что на этом месте стояла 'стекляшка', как назвал ее Вайвер?.. Где-то в грудах обломков проглядывал контур, похожий на стойку. Брайду даже показалось, что он различил кран, из каких разливают пиво... Но за стойкой идут стеллажи для бутылок, над нею висят вверх ногами бокалы - чего и в помине не было, а сразу монолит из бетона, весь в похабщине, символах.
  - Из танка прямою наводкой, - заговорил снова Рогерс.
  Что Рогерсу пришел на ум танк, Брайда не удивило. Он и сам о том же подумал. И все-таки мог осадить: - Если город сперва одолеет. На брусчатке мотор не заглохнет... - Но не осадил. Пускай Рогерс - дурак, солдафон, - но ссориться с ним, а тем паче сейчас?.. - не стоит.
  То есть первоначальная спесь Брайда начала покидать. Порадовался, что жив его Рыжий. А на самом-то деле - все плохо. Даже не плохо - ужасно.
  Метрах в десяти от площадки, что была когда-то 'стекляшкой', валялись останки еще одного забора. Судя по всему, он должен был защищать очередь, которая выстраивалась в кассы. В бетонном монолите зияли три дырки, надпись над ними кто-то замазал, но Брайд и без надписи понял, что именно там продавались билеты.
  Зачем он все это подмечает, он не понимал. Во всяком случае, разумного объяснения этому не было. Ведь кассы во вчерашней заварухе - явно дело второе...
  Но еще один забор? Или кольев им здесь не хватило?
  - А где машина? - спросил Брайд. - На машине они ведь приехали.
  - Уволокли машину, - ответил Рогерс.
  - От нее хоть бы что-то осталось?
  - Осталось. Но ездить - забудь.
  - Зачем же забрали?
  - А потому что нельзя в этом месте парковаться. Видишь знак? Нарушение правил.
  Но никакого знака Брайд не увидел. Да и не очень высматривал:
  - Лихо у вас! Раздолбать, значит, можно? Нарушения нет?
  - Тоже есть. Но в том суд разберется. А за парковку мы рапорт вкатали.
  - То есть мне же еще и платить?
  - А ты как хотел? И заплатишь, как миленький.
  Вот она, рука, которую Рогерс ему на плечо положил, а он оттолкнул: не марай меня, дескать!.. Выждал, сволочь, момент. Отыгрался.
  И потребовалось усилие, чтобы Рогерса не отбрить. Принять его месть: заслужил!.. Сейчас только вспыли - все с катушек сорвется. А с катушек - нельзя. Впереди знай что ждет.
  А ждало многое. Ох, как многое!
  Рогерс, посмаковав свою месть, крутанулся на каблуках и, перешагивая через валяющиеся на мостовой деревца, зашагал в сторону улицы, параллельной той, через которую пришли к стадиону.
  Дождь продолжал накрапывать. Брайд снял шляпу, стряхнул с нее капли, и снова напялил, еще глубже прежнего. После чего посмотрел на Гуамера: понял, нельзя не понять, что сейчас меня, Брайда, унизили. И вообще: что молчит? Хоть бы слово сказал.
  - Пошли, - сказал Кролл. - Не спеши делать выводы.
  - А я и не делаю!
  - Нет. Вижу, делаешь.
  - А ты мне не указывай! - огрызнулся Брайд. Но все же пошел.
  Расстояние до соседней улицы, куда направился Рогерс, было ерундовым. Еще шаг, больше два, завернули бы за угол, и Брайд бы не увидел того, что увидел... Впрочем, он сначала услышал: гул мотора, к тому же не одного. До этого город был тих. Пешеходов, машин? - будто вымерли. И вдруг этот рык. Вправду, танки идут?.. Но танк оказался автобусом. За ним сразу второй, не отстать чтобы - третий... И ладно, автобусы. Стал бы смотреть? Да только это были не просто автобусы, 'TV' на бортах. И антенны на крышах.
  Вот оно - хуже!
  Телевидение - это не Рогерс. На весь свет раззвонят. В две минуты утопят.
  Брайд почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Причем не в переносном смысле. Упаду вот сейчас. Разрыв сердца. Конец.
  Наверное, он побледнел, закачался. Во всяком случае Гуамер его подхватил:
  - Тебе плохо?
  - Отстань! - оттолкнул его Брайд.
  И завернул за угол, где, переминаясь с ноги на ногу, дожидался ушедший вперед Рогерс.
  - Кто их зазвал? - спросил Брайд.
  - Кого их? - сделал вид, будто не понимает о чем идет речь, этот прыщ с хохолком, который торчал даже из-под фуражки.
  - Идиота из себя не строй! Телевиденье! Сами, что ль, с неба свалились?!
  - Понятия не имею...
  - А как двину сейчас - враз понятье вернется!
  И двинул бы, если бы Кролл его за руку не схватил. Но Брайд стал вырываться, и тогда Гуамер применил силу: обнял Брайда и притиснул к себе.
  Так на психов, небось, смирительные рубашки напяливают.
  Рогерс попятился. Сдрейфил, паскуда!
  Но Кролл не спешил отпускать:
  - Утихни. Нельзя, - зашептал он на ухо.
  Что Брайд - не дурак - понимаю и сам - но поди-ка стерпи - надругательство это!?..
  Минут пять это, наверное, продолжалось. Рогерс стоял в стороне, без скалки, не 'смирно', готовый бежать, а Кролл все держал, чтобы взять все же верх. И добился своего. Брайд успокоился. Не в смысле: мол, делай со мной, что захочешь. Но дал Кроллу понять: не полезу я в драку. Лишь тогда Кролл ослабил объятья.
  Брайд одернул пиджак, поправил галстук и зачем-то снова снял шляпу:
  - Показывай! - уже выровнявшимся голосом приказал он Рогерсу. - Что хотел показать?
  - А вот это, - кивнул Рогерс куда-то за спину.
  Но мог не кивать. Без него тут все было - глаза лишь разуй...
  Если бы не эти чертовы автобусы с 'TV' на бортах, Брайд и сам бы все сразу увидел. И понял, что там, у 'стекляшки', Рогерс не случайно о танках заговорил. Кто еще мог такое с улицей сделать?
  Насколько хватало глаз, а улица была прямая и отлично просматривалась, на ее тротуарах не осталось ни одного фонаря с не перебитым хребтом. Рознились они разве тем: кто мордою в землю, сломался совсем, а кто лишь на треть - провода удержали. И все как один без плафонов: башку как бы с плеч, лишь ошметки остались. Да и брусчатку под ними кто-то выковырял, баррикады взбрело возводить?!..
  Но и это не все. Брайд на ощупь стал продвигаться по улице. Баррикады ли, нет, но провалиться в дыру? - только этого сейчас не хватало. Станет кто выручать? Рыжий с Вайвером, что ли?
  Там-сям лежали машины. Именно, не стояли, лежали. Одна на боку, а другая на крыше. А третью так вовсе к стене прислонили: капот в тротуар, а багажник - в окне, отчего оконная рама вовнутрь провалилась.
  Над окнами тоже тут поусердствовали. Целых стекол почти не осталось. Но больше других впечатлило одно: его умудрились высадить вместе с частью стены. И поверить, что это - руками?
  - Кран, что ль, сюда пригоняли? - спросил у Рогерса Брайд. - Не иначе, как били пробойною грушей.
  Рогерс шел впереди, сохраняя дистанцию, но если Брайд останавливался, тоже шаг замедлял, так что вопроса не мог не услышать. Тем не менее на этот раз шаг не замедлил. Брайд бы мог настоять: - Оглох, что ли, болван?! - но не настоял. Потому что... Да потому что с каждой минутой становилось понятней: в мышеловку загнали. На сыр прикупили! Расставлено все. Рыжий - только приманка.
  Да математика элементарная. Сколько сюда из Дорлина ехать? Не с ветерком, а в автобусах, цугом? Часов семь, даже восемь. И телевизионную братию созвать еще надо. Оборудование в автобусы погрузить... Или все там у них наготове стояло? Но что значит наготове? Что загодя кто-то про все это знал. 'Крышелазы' на поле еще только вышли...
  В общем, мысли - гнусней не бывают.
  - Может, хватит смотреть? - спросил сзади Кролл.
  - Отчего ж. Пусть еще нам покажет.
  И на этот раз уши у Рогерса оказались на месте.
  - Сюда, - поманил он в поперечную улицу.
  Но Брайд больше не удивлялся. Ничему не удивлялся.
  Фонарных столбов на улице не было. А нет - и суда, значит, нет. Нечему, значит, хребты тут мозжить. Баррикады вот строить... Но и с баррикадами здесь не очень старались. Весь свой праведный гнев обрушили на автомобили: сколько есть, как один - вверх колесами. Аккуратненько в ряд, даже стекла не били.
  - В участок мне надо вернуться, - сказал Рогерсу Брайд.
  - Погоди. Я не все показал.
  - Остальное мы после досмотрим.
  Рогерс было заступил дорогу: нарушает, мол, Брайд его планы, - но то ли вспомнил, как Брайд ему в челюсть собирался заехать, то ли, черт его знает, и на этот вот счет указания дадены? - так или иначе посторонился, пропустил Брайда вперед и поплелся следом.
  А на улице тем временем стали появляться люди. Но даже это - вещь, казалось, естественная, и Брайд понятия не имеет, как в обычные дни просыпался Колт-Пьери, но то, что не так, - с кем угодно поспорит. Продрал ты глаза - и на улицу вышел... А эти прежде выглядывали из дыр, подворотен. Приоткроют окно, отведут занавеску. Убедятся сперва: не опасно ли, можно?.. Да и потом ближе к стенам, углам. Если вдруг что не так - снова в дыры и щели. Только самые отчаянные, сунув в рот сигарету, направлялись к перевернутым автомобилям и стояли как те же столбы, которым хребты перебили. Дымили, чесали в затылках... Но заметив приближение двух полицейских, тот миг выпрямлялись и о затылках своих забывали. Дескать, просто стоим. Покурить, дескать, вышли. Брайд их ничуть не смущал. Но Рогерс и Кролл - от греха, чур, подальше. А Брайд бы послушал этих людей. Расспросил. Есть, наверное, что им поведать?..
  Но это - потом. Еще будет минута... - подумал Брайд, тут же поймав себя, что слишком многое откладывает. И вообще в голове ералаш. Из участка ушли - а о чем Гуамер по телефону там говорил? Да и с кем?
  Но одна мысль перебила другую: до столицы домчалось. Телевиденье раз прикатило. Информация, значит, ушла. Отчет, что полицией ночью состряпан. И этот отчет были обязаны мне показать. Ведь что там написано?.. Ведь от этого столько зависит!..
  И Брайд ускорил шаги. Людей на улице становилось все больше, но он перестал обращать на них внимание. Раза два споткнулся, - поди, не споткнись?! - но шага все равно не замедлил.
  Участок оказался снова закрыт, но Брайд так загремел кулаками, что его ту ж минуту открыли. За стеклом сидел все тот же полицейский, но не один, с ним рядом какая-то девчушка шустро выстукивала на клавиатуре компьютера.
  - Отчет! - без всяких вступлений проорал Брайд. - Я желаю видеть отчет!
  - Какой отчет? - изобразил непонимание полицейский.
  И его счастье, что он был за стеклом, а то Брайд бы ему объяснил.
  - Мы еще не составили, - подоспеть успел Рогерс.
  - Как раз вот сейчас составляем, - переменился в голосе полицейский, что сидел рядом с девчушкой.
  То есть поняли, дряни, о чем идет речь.
  - Что значит, сейчас?
  - А и значит, сейчас! - это там, на улице, Рогерс держался подальше, а здесь снова почувствовал, что в своих он владениях.
  - И кто ж составляет?
  - Она.
  Брайд посмотрел на эту соплюшку. Идиотом хотят меня выставить. Но спорить не стал. Бесполезно тут спорить:
  - Я могу прочитать?
  - Вот составим, конечно.
  И Брайд приготовился усесться на ту же скамейку, на которой сегодня успел посидеть:
  - Дождусь! Не отвертитесь! Первым прочту!..
  И, конечно бы, сел, и, конечно б, дождался, если бы события ни приняли совершенно иной оборот. Он вдруг почувствовал, что его за рукав тянет Кролл. Причем с такой силой, что Брайд не успел оказать ему сколько-нибудь серьезного сопротивления. Кролл буквально выволок Брайда на улицу. Все это произошло в какую-то долю секунды, и для полицейских оказалось такою же неожиданностью. Спохватившийся Рогерс метнулся вослед:
  - Вы это куда?
  - Никуда! - брякнул Кролл.
  При этом энергично запихивая Брайда в машину:
  - Покатаемся просто!
  Оставив Рогерсу хвататься за ручку двери... Но и тут упредил: распахнул эту дверь, так что Рогерс отлетел метра на три, и тут же на газ. Силы Кроллу не занимать. Брайд подумал: мотор сейчас лопнет. Иль колеса укатят быстрее машины... Ракетой пролетел по асфальтированной улице, с нее в переулок, где все заскакало, как будто сиденье превратилось в батут. Но скорость снижать - даже мысль не возникла. Еще переулок, за ним третий, пятый...
  - Фонари все на месте? - через плечо спросил он Брайда.
  При слове 'фонари' Брайд подумал про синяки, потому что руками от потолка заслонялся. А то головой прошибешь. Шляпу расплющило, и он ее вышвырнул... И только когда она закувыркалась по булыжникам, наконец-то дошло, что Кролл о других фонарях...
  - Взгляни на столбы. Все плафоны целехоньки.
  - Угу, - буркнул Брайд.
  - И машины на месте. Колесами вниз.
  Вдоль тротуаров действительно стояли машины. Пальцем никто их не трогал.
  - А ты как хотел? - спросил его Брайд. - Чтобы весь город вверх тормашками перевернули?
  - Ничего я не хотел. Сильно мне надо хотеть?! А к тому я веду, что спектакль все это, - и затормозил.
  Так что Брайду пришлось выбросить вперед руки, а то лбом своротил бы сиденье.
  - Конечно, спектакль, - тем не менее ухватил он мысль Кролла. - Да надули нас просто!
  - Ан нет. Погоди. Может быть, не надули... А чего-то хотят. И за пазухой носят.
  - Да чего же носить?
  - То понять прежде нужно.
  И Брайд вдруг посмотрел на Гуамера совершенно другими глазами. Сначала на спину, потом на медные побрякушки на его груди, - именно их почему-то выбрало зеркало над лобовым стеклом... Вот что значит холодная голова. Никогда Брайд не ставил Гуамера чересчур высоко. Во всяком случае его интеллект. Преданность - да... Впрочем, не в интеллекте сейчас было дело. Просто сына запутали, вот я и завелся. А завод - штука-дрянь, мысли вдрызг расшибает. И что Кролл остудил - то спасибо, конечно.
  Гуамер тем временем снова нажал на педаль, но без прежней ярости, и неспешно покатил по еще одной улице, выбрал закуток между двумя домами, заставленный контейнерами с мусором, зарулил туда и заглушил мотор:
  - Тебе к Линдеру надо идти. Он на восемь назначил.
  - К Линдеру?.. Кто такой Линдер? Мэр вот этой дыры?
  - Он самый.
  - А почему на восемь? Сейчас только семь...
  Часы на панели машины показывали семь и пару минут.
  - А ну, включи новости.
  И Гуамер нажал на клавиш.
  Начало новостей прозевали. Но первые минуты всегда говорят ерунду. Про Парламент. Про биржу. Метагр - почем?.. Настоящие новости начинаются после. Обзор по стране. И этот обзор прослушали молча. Упомянут Колт-Пьери? Стоит уже звон? - и с облегчением вздохнули, что нет, не стоит, не сказали ни слова.
  - Я это предвидел, - закурил сигарету Кролл.
  - Что именно?
  - А что про Колт-Пьери не пустят в эфир.
  - Почему?
  - А не время покамест.
  - И мне дай одну, - протянул руку Брайд.
  - Ты трубку ведь куришь?
  - Забыл свою трубку.
  Кролл достал из пачки сигарету, перегнулся через спинку сиденья и чиркнул зажигалкой. Но в огонек Брайд попал только с третьего раза. Руки, губы дрожали. Чего сделалось стыдно. Но Кролл отвернулся: мол, я не заметил.
  Ни первая, ни вторая затяжка не доставили удовольствия. Сигаретный дым какой-то бумажный. В нем нет аромата. И все же не курить Брайд не мог. Так и буду дрожать. Надо взять себя в руки.
  - Оттуда, из участка, я с этим Линдером разговаривал, - выдув струйку дыма в тряпье, что свисало из контейнера с мусором, сказал Кролл. - Номера этот ублюдок, что на телефоне сидит, мне, понятно, не дал. Мол, в контору звони, прямо в мэрию. А на часах - пять утра. До кого там дозвонишься? Но не на того напал. Я с Тин-Квиссом связался. Есть там человек. Сразу номер нашел. И не только домашний, еще и мобильник. По мобильнику его и вызвонил. И теплым попался. Не знал, что сказать. Перезвоню, дескать, позже. Дай зубы почищу... А к чему это я? Уж тогда заподозрил: нечисто все это.
  - И на восемь потому же назначил?
  - Конечно. Двух зайцев убить. Пока суд да дело нам город покажут. Мол, глядите, чего натворили!.. Но на самом деле им важнее другое: дождаться, чтобы телевидение успело приехать. А вдруг не сработает - отступление есть. Но сработало! И теперь лишь ладошки почесывать.
  - Экие сволочи! Мало из сына котлету сделали, еще и отца утопить!
  - Насчет утопить - я б не стал торопиться. Поговорить прежде надо.
  - Да о чем говорить?
  - Это сложный вопрос... Деньжат предложи. Вдруг, он сам что-то скажет. Что корысти ему тебя в гроб загонять?
  - А кайф вот такой! Всех вокруг - в дерьмо мордой!
  Но Гуамер не поверил. Да и Брайд, если честно сказать. Подумал: опять закипает.
  - Идеи нужны, - сказал Кролл. - Не с пустыми руками чтобы к Линдеру двигать.
  Что просто сказать: поди-ка сейчас хоть бы что тут роди.
  - Может, из этой дыры в Клисп перебраться хочет? - предположил Брайд. - Меня с кресла турнуть?
  - Теплее, - продолжал курить Кролл. До того жадно, что дым у него разве из ушей не валил. - Вариант. Но один. Могут быть и другие.
  - Какие другие?
  - А черт его знает! Почему обязательно Клисп? Может, он с твоей помощью кого-то повыше спровадить задумал?
  - Кого же повыше? Не в Райс сигануть?!
  - Не знаю, - опять укутался дымом Кролл. - Если бы знал, в полицейском участке до восьми бы остался.
  В отличие от Брайда Кролл курил с удовольствием. Самим актом курения создавая атмосферу какой-то домашности. Так что даже контейнеры с мусором ему не помеха. Он их просто не видел.
  Солдафон потому что, - подумал Брайд. - Безразличен к тому, что его окружает. Да в джунгли его - будет также курить. На него и похабщина с граффити никак не подействовали.
  Пока ни додумался до того, что не моего круга он человек, и эту чуждость даже преданность не искупает...
  Если выпутаюсь из этой истории, в майоры произведу. Пускай с тем и отвяжется.
  От бумажно-сигаретного дыма стало подташнивать, и Брайд выбросил окурок:
  - Век стоять мы здесь будем?
  - А ты Рогерса хочешь увидеть?
  И стоило Кроллу это сказать, как где-то за соседними домами завыла сирена. Пометалась туда и сюда, не зная, куда ей податься, а потом - будто кто подсказал - без зигзагов, кратчайшим путем. В конце концов приблизившись настолько, что стало слышно, как по булыжникам переваливаются колеса этой вопилки. За контейнерами машина остановилась, сирену, естественно, не заглушив, и поди разберись: распахнулась там дверь?.. Кролл тоже сидел весь внимание, проглотил дым и не выдыхал, будто это способствует слуху. Пауза затягивалась. У Брайда кончился воздух в легких, а эти болваны ни то и ни се. Из машины не выходят, но и убираться не думают. Выжидают чего-то, оглушая окрестности. От воя сирены в ушах уж заныло...
  - Нас ищут! - не выдыхая дыма, прошептал Кролл.
  - А чего нас искать? В восемь сами появимся.
  - А им надо не сами. Другое приказано.
  Брайд хотел спросить, что Кролл имеет в виду, но не успел, потому что в вопилке кому-то надоело яйца высиживать:
  - А ну их ...! - выругался этот кто-то. - Среди ночи подняли!.. Пусть Рогерс твой сам на помойках копается! - и нажал на педаль, добавив к вою сирены еще рокот мотора.
  Машина снова покатила по улице, но теперь удаляясь.
  - Пронесло! - только после этого Кролл выдохнул дым и запустил окурком в тряпье.
  Но честно сказать, Брайд не очень его понимал:
  - А чего мы их дрейфим? - снова он начал дышать. - Ведь сами придем? - повторил он вопрос.
  - Придти-то придем, - отмахнулся Кролл. - Но замыслы все мы им рушим. Ведь нас под колпак, как овцу на убой. А мы с тобой - раз, и сбежали.
  - Ну и проку с того?
  - А увидим тут разные разности. Что город не весь, лишь местами разрушен. Да и люди ведь в городе этом живут. Рассказать что-то могут. Не думал об этом?
  Чем Брайда задел. Уже не солдафонством своим, а что мысль украл. Ведь Брайд первым об этом подумал, еще до того, как в участок вернулись. Отложил на потом. Так вот время пришло.
  - Двигай отсюда! - разозлился Брайд. - А то до восьми тут в дерьме просидим.
  - Лучше в дерьме, чем под их колпаком!
  Но все-таки завел машину. Дал задний ход. Брайд приготовился, что контейнеры все посшибает. Но нет, прошмыгнул, ни один не задев. И выкатил на улицу, на которой уже поотркрывались магазины и лавки. Оживала, короче. Народ прибывал. Кое-кто еще держался поближе к стене. Но другие смелели: прошло и прошло. Собирались по двое, по трое, обсуждая, как видно, что ночью стряслось. Подходи, присоседься и уши развесь. Без вопросов поймешь, что к чему разберешься. Как Брайд бы и сделал... Если бы не увидел другое: в самом конце улицы, загородив ее так, что не пройти не проехать, стоял здоровенный автобус с тарелкой антенны на крыше. Сразу вытеснив все, что уж Брайд заготовил.
  - Туда! - толкнул он Кролла в плечо.
  Но Кролл и без Брайда все понял: крутанул баранку, распугав пешеходов на тротуаре, в один прием развернулся, - и уже через пару секунд поравнялся с автобусом.
  
  
  
  Глава третья
  
  TV
  
  Если Брайда спросить: много ли на свете вещей, с которыми он не способен ужиться? - он ответит, скорей, отрицательно. - Немного. Умею найти компромисс. Приспособиться, в общем. Ты - мне, я - тебе. - А что бы на дух, стошнить прямо тянет? - и вовсе на пальцах, раз-два и обчелся. - Болеть, например. Или голод терпеть. Или выпью когда, через край перебрав, отчего поутру в голове словно вата...
  И к этой же категории, на дух не выносимых, он относил средства массовой информации. Газеты ли, радио. Той же ватой мозги, щели в них конопатят.
  Разве телевидение ставил особняком. Не по цели отнюдь, цель там в точности та же, но как достигает! Не в бровь, прямо в глаз. Потому что там силы - не меряно просто.
  Обыватель ленив, - объяснял эту особость телевиденья Брайд. - Читать или слушать - приложить надо силы. Создать некий образ, от него и плясать.
  Чего телевидение, во-первых, не требует (ничего создавать), а во-вторых, не допускает. С его визуальностью, все берет на себя. Втекает в мозги. Промывает, полощет. Бери, что дают. И поди не возьми? Даже если сперва ты ворочал мозгами: - Зачем? - забежит и все точки расставит!
  И если продолжить по этому руслу, - а Брайд иногда продолжал, - то приходил к выводу неутешительному, что эта навязчивость, - по указке, понятно, всему есть заказчик, - приведет непременно к концу. Потому что всякая вещь, будь машина, теория, да хоть человек, что уперся и тянет в одну только сторону, - рано ль, поздно себя исчерпает.
  И поэтому, при всей заманчивости поддаться на искус, обзавестись собственным телевиденьем, сделав шаг, реже два, Брайд хватал себя за руку: - Зла хватает и так. Ни к чему умножать! - А себе говорил: - Ты конкретен. Ты здесь! Твоя жизнь - вся сейчас! Ни к чему тебе мистика с эсхатологией!
  И, действительно, восьми часов не прошло, как позвонил Брайду Рогерс, треть суток всего, а Брайд побывал и взбешенным, и тихим, и громы метал, и растерянным был, и чувствам отцовским нашел в себе место. И Рогерсу в челюсть чуть было ни двинул!.. - Удобней всего было предположить, что он оказался не в своей тарелке. Но в какие-то минуты, кратчайшие паузы между всеми этими состояниями, на него находило сомнение: что тарелка тарелкой, но только ль она? Ведь за этот ничтожнейший, в сущности, срок испарились какие-то вещи, которые еще вчера казались незыблемыми. Закон, например. Брайд закон уважал. Мол, святая корова. Нельзя ее трогать. И других наставлял: дескать, наш интерес. Иначе ведь хаос. Все в тартарары!.. И вот тебе на: водит за нос полицию!.. И ладно бы водит, а чувствует: в праве. Легитимно вполне ее за нос водить.
  С телевиденья начал, - сам себе усмехнулся Брайд. - И куда занесло?!
  Гуамер хотел пристроиться позади автобуса. Но торчать тут у всех на виду?
  - Прикатит твой Рогерс, и сразу увидит.
  И вместо сзади, въехал на тротуар и стал протискиваться между автобусом и стеной дома, в такую узкую щель, что зеркалом заднего вида царапнул кирпичную кладку. Сантиметр туда, сантиметр отсюда. Так что двери теперь - хоть умри, не откроешь.
  - Выходить, понимай, из машины не будем! - констатировал Брайд.
  - Погоди выходить. Что ты сразу? Куда?!..
  Гуамер заглушил мотор и посмотрел в потолок машины, на приоткрытый чуть люк.
  И Брайд тоже туда посмотрел: только если припрет, пускай Кролл первым лезет! - и опустил стекло, чтобы воздух впустить. А то задохнуться тут в два счета можно.
  Нет, солдафонство Гуамера сегодня все рамки перехлестнуло. Наверное, потому, что никогда прежде не случалось проводить в его обществе столько времени. А сколько еще? Да конца ведь не видно.
  И Брайд забился в угол и уставился в окно...
  Будто было на что там смотреть? На заплесневелые кирпичи, с которых осыпалась штукатурка?..
  И снова скосил взгляд на Кролла.
  Ему хорошо. Впереди окопался... А мне - в его спину таращиться? Или пялиться в эту вот стену?..
  И то ли вправду стена с облезлой штукатуркой, или близость автобуса с 'TV' на борту, а может, перспектива через крышу машины из западни выбираться (в которую, кстати, никто ведь не гнал), - словом, сразу и столько всего тут сошлось, что Брайду захотелось додумать... Додумать то, что обычно он не додумывал.
  Или от Кролла отгородиться? Мол, ты окопался, а я вот в свой мир...
  И мысль о том, что у него есть свой мир, Брайда согрела.
  Ведь законы природы - дурак с ними спорит, - начал он не спеша, с очевидного самого. Увидел добро. Рот раскрыл, не подумав, что где-то поблизости ждет тебя пакость. Не может не ждать. Друг без друга не ходят. И так вот во всем: видишь плюс - ищи минус. С сотворения мира... Так был он задуман. И кто я такой, ставить палки в колеса? Хотеть, чтоб устроен он был по-другому?.. Бутерброд со стола чтоб не шлепался на пол, а прыг к потолку, и к нему прилипал... Или век за окошком маячило солнце... Ведь абсурд! Поперек! То запретно хотеть. Не запретно - нельзя, а запретно - пустое. Даром время убить. Лоб о стену расквасить.
  И снова себе усмехнулся. А боялся ступить. Чего было бояться?
  А раз бояться нечего - двинулся дальше.
  Закон есть закон. Уважай и блюди. Не хоти, что взбредет, а что можно хотеть. Что в наличии есть. Из чего будет польза...
  Как вдруг почувствовал, что в стройности построения наметился крен. Во-первых, польза? Неоднозначная категория. Польза - кому?.. А еще: уважай и блюди!
  А вот я - не блюду...
  Но тем не менее моральное право поступать именно так, не блюсти, то есть не в соответствии с законом, не улетучилось.
  Почему? Быть должно объяснение...
  Эх, трубку б сейчас! - подумал Брайд.
  Но пришлось обходиться без трубки.
  Просто не надо путать законы природы с теми, что мы сами придумали. Не терпящий возражения императив: бутерброд должен шлепнуться на пол, а солнце не может все время светить, - с: ты - мне, я - тебе, - сочиненное только затем, чтобы не гадить друг другу: не кради, не убей - иль схлопочешь все то же. Да смешивать тут? Божий дар и яичницу?!
  А не смешивать, значит тогда - разнеси! - и Брайд разнес, представил рабочий стол у себя в кабинете: - Законы природы - сюда, а наши законы - другой его край. И если мне гадят, я тоже могу. Имею на это моральное право!
  И накренившаяся было конструкция выпрямилась. И не просто выпрямилась, а стала прямою как свечка.
  То есть на месте хаоса водворился порядок. Примерно как на ковре: за шеренгой шеренга, и рама вокруг. На что Брайд должен был как-то отреагировать: - Эврика! Лихо я точки расставил!.. И он уже приготовился выкрикнуть "эврика" или поделиться с Кроллом: мол, выслушай, до чего я додумался... Но не успел. Внутри что-то зашевелилось. Мутное, липкое. Где-то под ребрами. Надулось и лопнуло как осклизлый пузырь...
  Что было предупреждением. А то - ишь, расхрабрился!
  И тот миг стало не до эврики.
  Хватай себя за руку! - как всегда поступал.
  Но не схватил. Чему сам удивился. И вообще произошло что-то странное: он остался сидеть. Якобы пересилил себя? Вот только пересилить - нужна сила, а она-то как раз испарилась. И на Брайда нашло какое-то оцепенение. И будь он человеком верующим, непременно б, подумал: то - Высшая сила!..
  Но не был он верующим. Да и без Высших помощников... Просто в башке все заклинило! В шестеренке какой-то сломался зубец.
  Всего не понять! - как выносят себе приговор, подумал Брайд.
  Но не тут-то было: оказалось, что и от приговора можно улизнуть. - Законы природы!? Подвластно им все?! А вот и вранье! Не бывает такого! Остаться должны там какие-то швы: это с тем не сошлось, то налезло на это... Укромности. Складки. Вне рамок и правил. И ты изловчись ту укромность найти! Примерно, как Кролл сумел впялить машину... Пусть мал золотник, но он твой! Только твой! И в этом вот, крошечном, всё - только ты... Прояви тут себя. Все устрой на свой лад. На чужое не зарься: отсель и досель... Дальше шаг - не твое, не хочу я туда...
  Муть под ребрами это не отпугнуло. Липкие пузыри продолжали вздуваться. Но ни сломанная шестеренка, ни оцепенение - не могли уже Брайда остановить.
  Ведь мгновенье уйдет! - вторглось что-то сюда постороннее. Или подключилась какая-то часть сознания, о существовании которой Брайд не догадывался...
  И Брайд вцепился руками в живот. Как бурдюк то с вином - заткнуть пальцами дырку. Муть под ребра загнать: - Посиди пока там! - и выиграть миг! Да хотя бы полмига!..
  Зачем?
  А затем!..
  Просто важно все это!
  Он заметался по креслу, но все позы были равно неудобными.
  Пока вдруг увидел - именно, не подумал, не вообразил, да и бредом это не назовешь! - раковину... Обычную морскую раковину. Столько на дне по песку их рассыпано. Но пусты. Все - пусты. Лишь в одной есть - жемчужина! И она вот - моя! Среди сотен - одна. Не случайная, нет. Это я ее выхолил!
  Логики в откровении не было. Но на то оно и откровение, чтобы логикой в нем и не пахло.
  Образ раковины Брайда к себе приковал.
  И если бы Кроллу в эту минуту взбрело посмотреть себе за спину, то он бы решил, что Брайда хватил удар.
  Да и что Кролл?! Брайд и сам так подумал: - Я умер... Конечно. Меня уже нет...
  Кровь ушла от лица и от рук, вся скопилась лишь в сердце, отчего оно, словно котел, приготовилось лопнуть...
  Значит, все-таки жив. Значит, все-таки есть...
  Он высунул голову в окно и ударился о кирпичную кладку. И то ли из-за этого удара, то ли руки снял с живота и муть из-под ребер рванулась наружу?.. - но в следующий момент его вырвало.
  Только тогда Кролл посмотрел себе за спину.
  - Душно. Погода, вот, дрянь! - все расставил он сразу по-своему.
  Но Брайду было не до него. Рвотные позывы не прекращались, и он, в перерывах между ними, прислушивался: как там сердце? На месте? Не лопнуло, вроде?..
  Признаков жизни оно не подавало. И все-таки Брайду удалось перевести дух.
  Значит, стучит. Просто тихо, неслышно...
  Наверное, стало сжиматься...
  Но при мысли 'сжиматься' пережил новый позыв, сильнее прежнего. Словно не муть, а душа теперь приготовилась из Брайда выскочить. Прийти в себя он больше не надеялся, и в безнадежности этой представил вообще черт-те что. Какую-то точку. На сей раз не жемчужину, а крохотную, недоступную глазу точку, из которой когда-то все сущее вышло, а теперь вот, зачем-то, вновь хочет вернуться...
  В первый момент смысл точки не коснулся сознания. Брайд вообще это принял за галлюцинацию... Но потом понемногу все как-то распуталось. Он вспомнил, что когда-то об этом читал. Есть в газете такой раздел: о Вселенной и прочем. Мол, началом всему был один Большой Взрыв... К чему Брайд отнесся с любопытством, но не больше того, потому что его, Брайда, это не касалось...
  Он и сейчас полагал, что не касается. И сумел бы себя убедить, если бы спазмы оставили и не выворачивали тело его наизнанку.
  Хотя рвать было нечем. Он сегодня не завтракал.
  - На переднее сиденье пересядь, - предложил Кролл. Дернул рычаг и положил спинку кресла.
  Но Брайд остался сидеть. Хотя удобной позы так и не нашел. Ни спинка сиденья, ни ручка в двери - ни на что не удавалось опереться. И Брайд уперся лбом в стену, то есть выбрал из худшего худшее.
  - Какой пересесть? Да с ума ты сошел!? - проскрипел он сквозь зубы.
  Кролл мешал, и хотелось, чтобы он отвязался...
  Потому что, - несмотря на то, что тело больше не было брайдовским, - в голове опять начало что-то складываться.
  Ведь именно через призму точки-жемчужины я воспринимал всегда Клисп. Полагал, что он мною взлелеян. А выходит, что нет: точка - прежде, до Клиспа!
  Рвотные позывы прекратились. Но в какой момент это случилось, Брайд прозевал. Спохватился: что нет их, оставили, - и можно забрать голову из окна. Однако не забрал. Рассаднил себе лоб.
  Но плевал он на лоб! И на спазмы плевал! Есть вещи важней. Не вспугнуть их сейчас!..
  Клисп да того мал, что еле виден на карте. И сколько раз Брайд сам себя укорял, что его малость оскорбляет мое честолюбие. Быть мэром дыры. Провинциальной берлоги... Вместо того, чтобы взглянуть на вещи иначе, что это - подарок судьбы. Искомая складка, укромнейший шов. Ведь именно малость Клиспа, его способность затеряться не только на карте, но и в мозгах тех, кто всем правит, диктует, кто якобы знает, как все должно быть, выручала город, давала возможность укрыться от их неусыпной опеки.
  Так что не в амбициях дело. Я вправду сумел сделать что-то хорошее. - Не мы для города, а город - для нас! - под этим девизом он шел на выборы. И был честен. Не врал.
  Да взять музыканта - бренчит как бренчится. Но посмеет ли кто-то назвать это музыкой? Ведь цель-то его - отыскать путь к гармонии. А гармония - это законы и правила, которые прежде ты должен постичь. Не как я хочу, как - гармония хочет. И когда он освоит эту премудрость, ты его отпусти. Он законопослушен. Потому что нельзя... поднять руку на музыку. Тем паче на ту, коей сам ты создатель.
  И Клисп выходил сухим из воды, ускользал от проблем, где другие ломали и руки, и шеи. Финансовый кризис, на бирже обвал, метагр упал на четыре-пять пунктов. А Клисп хоть бы что. Потому что - дыра. Весь укрылся в щели. Не по правилам будто? Но правила - чьи? Кто их нам навязал? Игроки, что на бирже? Да они всю страну продадут с молотка, если завтра окажется выгодно это. И до них дотянись?! Растолкуй что почем? Наивный лишь станет плевать против ветра. Выбирай из того, из чего можно выбрать. Раз посеяно зло - значит, злом и ответь! И газета ли, радио - тут в самый раз. То есть именно то, что всегда презирал.
  Он помнит, как чуть было ни выгнал редактора с радио. Потому что - тупица, решил рты заткнуть. Народ обсуждать - а тот дверь на замок.
  Призвал на ковер, и чтоб смирно стоял:
  - Пусть всякий, кому что на ум забредет - прямиком всех в эфир! Слово вовсе не зверь!
  - Но постой... Ну а вдруг?..
  - Вдруг - себе ты оставь! Твое дело сидеть и в две дырки сопеть. День-другой посопишь - все пары из них выйдут!
  Во что этот дурак не поверил, а потом умилялся:
  - Ну, рисковый ты, Брайд! Ну, кто, думаю, ляпнет!?..
  А что они могли ляпнуть? Меня лишний раз мордой в грязь окунуть? Правительству кукиш - в кармане, понятно? Грабители, мол?! О народе забыли. Но воздух посмей только им перекрыть, тогда не такого, похуже дождешься!..
  И скажет кто Брайду, что телевидение работает по другому принципу - да в глаза наплюет. Точно те же пары, чуть-чуть вентиль открыть. И разжижить мозги, разучились чтоб думать. Чтобы в эти мозги им иное впихнуть. С той только разницей, что Брайд знает, что надо запихивать: из точки - вразлет, насадить чтоб гармонию; а эти, с 'TV', - услужить, подстелить, назад все стянуть, конец света приблизить... И бороться здесь можно лишь тем же оружием. Вопрос только вот: где на то деньги взять? Свое телевиденье? - карман должен быть не карман, а мешок. Или выйдет как в Райсе с Тин-Квиссом. Дрянцо. Второй сорт. Чем такое иметь?.. А на Дорлин равняться? Столица, небось! Туда деньги рекою все сами текут. При таких-то деньгах - дураком разве быть!?..
  Но тут подумал, что это уже праздные размышления. А праздных размышлений Брайд не любил.
  - Шляпу зря выбросил, - видя, что Брайд забрал голову из окна, сказал Кролл.
  - Дождь, вроде, кончился?..
  - Да причем тут дождь?! Узнают тебя. Или, кроме Рогерса, некому больше?
  - Узнают? В машине?
  - А хоть и в машине.
  Рвотные позывы больше не возвращались, сердце билось нормально, и вообще, вроде, все улеглось. И Брайд решил откликнуться на предложение Кролла и перебраться на переднее сидень.
  - Очки вот от солнца!
  - Где солнце ты взял?
  - Без шляпы - очками глаза заслони!
  Однако перебраться оказалось не так-то просто: сожмись весь в комок и ползи на карачках. Надо было снять пиджак, но мысль о пиджаке пришла с опозданием. Послышался треск - под мышкою лопнуло. Но даже когда дополз, лбом уперся в стекло - а ноги все где-то, никак их не вытащишь.
  - Еще и штаны по всем швам расползутся!
  - А ты без штанов. То-то всех огорошишь!
  Но веселость Кролла Брайду не передалась. Минуту или две он устраивался. И еще вот очки - Кролл прилип, не отлипнет...
  Но когда водрузил он эти очки и увидел, что по другую сторону автобуса происходит...
  Нет, не стена, не кирпичная кладка. Ему открылось зрелище. Всем зрелищам зрелище.
  На еще полчаса назад пустынной площади, где когда-то была 'стекляшка', расположился табор... Или нет, муравейник... А на самом деле и не муравейник, а нечто такое, что сравнить просто не с чем. Десятки людей, засучив рукава, распаковывали ящики. Извлекали струбцины, треноги, подставки. Другие все это подхватывали и ловко свинчивали, пригоняя, нанизывая одно на другое. И вот уже вспыхнул софит. Взгромоздилась на колеса и совершила пробежку телевизионная камера. Завращал лопастями вентилятор. Железнодорожным составом из боковой улочки выкатили тележки, нагруженные бухтами кабелей, к которым тоже бросились люди, похватали концы этих кабелей и поволокли кто куда, заставляя змеиться как стаю гадюк. Огромные фонари, больше похожие на цистерны с бензином, двумя молодцами в один прием забрасывались на треноги, и еще через минуту загорались как, наверно, взрываются звезды: беззвучно, но ослепительно ярко. Словно выбрасывали на площадку огненный протуберанец. Потом они угасали, чтобы вспыхнуть опять. Этот фейерверк повторялся несколько раз, пока что-то в фонарях устанавливалось, и они начинали светить не так ослепительно, но зато очень ровно, как бы напитывая пространство над площадью светом, чтобы оно попривыкло к нему. Откуда-то потянулся дымок, распластался тоненьким облаком, окрасился синим, потом стал малиновым, подтаял чуть-чуть и потек себе дальше.
  В противоположном конце площади, в устье другой улицы, тоже стоял автобус с тарелкой на крыше, и кто-то возился там с ней, поворачивал эдак и так. А высунувшийся из окна водитель размахивал руками, очевидно, давал указания.
  Брайд повернул голову: и там тоже автобус, и тоже с тарелкой. И вокруг него тоже копошатся люди: пускают дымы, волокут, что-то складывают. Все как один в фирменных темно-синих куртках с ярко-желтой прострочкой, и 'TV' на спине. Огромными белыми буквами. За версту различишь и ни с кем их не спутаешь.
  И это 'не спутаешь' вызвало раздражение, чем-то похожее на подташнивание. Но Брайд не отвернулся, продолжал смотреть, стреляя глазами туда и сюда, пока ни почувствовал, что всех на этой площади ненавидит. Не очень-то понимая - за что? За ту слаженность, с какой они делают дело? Но это как раз Брайд любил... Или делают дело - во зло? Каждым движением приближая конец... - о чем Брайд подумал, конечно, - и все-таки нет, не за это. Муравейник ли, табор? - но тоже не то... Да не люди они! - вот причина ненависти. - Машина! С миллионом шарниров, сцеплений, подшипников. У нее есть мотор, есть ремни, электричество... - лишь выдерни кабель, и все остановится. Но не выдернут. Нет. Не дадут его выдернуть.
  Оставалось неясным, кто не даст? Но ответ на вопрос - дело времени только...
  И ответ появился. Появились они, те самые, кто не дадут выдернуть. Без фирменных курток. Без 'TV' на спине. Но 'TV' проступало у них на лице. Они с ним срослись, без него они - ноль.
  Каждый со своей свитой: гримершами, парикмахерами и десятком глядящих им в рот молодцов, готовых выполнять любые капризы.
  Они - это комментаторы, ведущие разных каналов. Спортивного, развлекательного, каких-то еще.
  Брайд попробовал отыскать среди них Руго Мансата.
  Но нет, не опустился Руго Мансат до скандала в каком-то Колт-Пьери.
  И Лалси Хурдал тоже тут нет. Что, в общем, понятно. С какой такой стати? Флетонская музыка - и мордобой.
  - Ненавижу! - проговорил Брайд вслух. - До чего это все омерзительно!
  - А по-моему, очень нормально, - не согласился с ним Кролл. - Война есть война. Всяк воюй как умеет...
  - Не война! - перебил его Брайд. - Какая война? Дымовая завеса.
  Чем заставил Гуамера посмотреть в его сторону.
  - Ведь они создают нам другую реальность, - зачем-то стал объяснять Брайд. - Похожа на нашу, но все же не та. Что-то вроде эластичной пленки с зеркальным покрытием. Ткни в нее пальцем - отступит, прогнется. Но пробить, проломить - даже думать не смей. Прочна. Полифрол ей в подметки годится.
  Но Гуамер, судя по всему, ничего не понял. Почесал в затылке и опять уставился на телевизионщиков.
  А там уже появились краны. Этакие площадки с установленными на них телекамерами: взлетят резко вверх, потом плавно на землю... Сейчас за камеры усядутся операторы, режиссер даст отмашку - и пошло, покатилось. Заработают все фонари. Пиротехники - дым! Вентиляторы - ветер!..
  - Уезжай отсюда! - приказал Кроллу Брайд.
  Но как раз этого Гуамеру совсем не хотелось:
  - Куда торопиться? Еще полчаса.
  - Уезжай, - повторил Брайд. Чуть слышно, но попробуй не выполни?!
  И Кролл нехотя завел машину. Дал задний ход. Опять зеркалом задел штукатурку. Скатил с тротуара на брусчатку. Но все у него получалось медленно. Нарочно медлил. Доглядывал, в чем ему отказали.
  - Шевелись, черт возьми! - не выдержал Брайд.
  И только тогда Кролл подбавил газу, и машина снова запрыгала.
  Но гонять, как гоняли до этого, было уже невозможно. На улице появились люди. Озирались, как будто спросонья, и направлялись в ту сторону, откуда словно лазерный луч нет-нет прорывался свет фонаря. Кролл объезжал этих заторможенных пешеходов. Дорогу они не уступали, и клаксон их не брал. На колесах ты, мол, так тебе и вертеться!
  Попробовал в Клиспе бы кто-нибудь так?!
  И Брайд не заметил, как перенес свою ненависть с телевизионщиков на жителей Колт-Пьери. Такая же дрянь!.. Пока ни задержало внимания, что некоторые из них останавливаются. Отнюдь не затем, пропустить чтоб машину... И вообще, не сами. Их останавливают. И только разглядев блокноты в руках останавливающих, наконец-то смекнул: да газетчики это!
  Поравнявшись с одной такой группой, Кролл притормозил. Брайд даже слова не вымолвил. Сам понял, дурак, что сейчас делать нужно. Опустил стекло, и до Брайда стали долетать отдельные фразы:
  - Вот здесь я стоял... А оттуда - толпа. С кольем и дубьем... Еле ноги унес...
  - А вон там, - перебил стоящий с ним рядом, - фонари все, столбы - как косилкой косили!..
  - В подъезд я от них - так камнями швырять! - молол уже третий. - Булыжники - во! Из брусчатки надергали...
  - Но сколько их было? - строчил борзописец.
  - Да сотня...
  - Какой?!
  - Сотни три...
  - Нет, четыре!
  - Машины к верху тормашками переворачивали!..
  - Поди в одиночку!?
  - Да скопом они!
  - А у меня вот сосед... Так раму ему со стеной вместе выставили!..
  - Веревка с чем-то вроде якоря не конце... Запулили в окно, а потом как потянут...
  - Руками?
  - А чем, когда рук этих - тыща?..
  - Но стену свалить?..
  - Хорошо, дом не рухнул...
  И тут, видно, Кроллу надоело. Он надавил на газ и машина тронулась с места.
  Брайд было встрепенулся, снял с носа очки...
  - А ну не снимай! - Кролл схватил его за руку. - В историю хочешь?! Без этого мало!?
  Нет, мало, конечно, не было. Но кто ты такой, мне приказывать?!
  Однако очки водворил все ж на место.
  - Понял? - спросил его Кролл.
  Чего ж не понять? Все давно уже ясно.
  После этого несколько минут ехали молча. Но в Брайде бурлило. Он должен был высказаться:
  - И этой вот тарабарщиной завтра напичканы будут газеты. С псевдокомментариями и развесистой клюквой, пока этим недоноскам кто-нибудь мысль ни подбросит. Чтобы клюкву свою на нее нанизали...
  - Но подбросит-то - кто? - оживился Кролл.
  - А черт его знает?!
  - Эх, кабы черт! - зарулил он в первый попавшийся переулок, потому что впереди, за спинами идущих навстречу, замигали фонари полицейской машины. - Рогерс твой на помине.
  - С чего бы он мой?
  - Ну не твой. Так поделим.
  Однако шутливый тон, взятый Гуамером, Брайду не понравился. Не к месту сейчас. Или знает он что-то?
  Брайд посмотрел на него повнимательней.
  Но что он может знать? Видел то же, что я.
  - А что, если Рогерса взять и спросить? - опять заговорил Кролл.
  - О чем?
  - А кто это устроил.
  - Не скажет.
  - Не скажет, - все тем же шутливым тоном поддакнул Гуамер. - Но вопрос тут в другом: есть ему что сказать? Не знает, положим. Тогда взятки гладки. Но ежели знает, спрошу я иначе: почем, дескать, братец? Цена-то какая?
  - Что же ты предлагаешь? Этому ублюдку деньги совать?
  - Ну-у, во-первых, почему бы и нет? А во-вторых, прежде выяснить надо.
  - И у кого ж выяснять?
  - Ты ведь к мэру идешь.
  - И он мне возьмет так вдруг все и расскажет?
  - Не вдруг. Вдруг никто ничего не делает. Но эта операция не неделю готовилась. Прорва людей в ней задействована. И не все же они из любви к мэру?.. Заплатили им просто. А раз заплатили - процентик набрось.
  - Телевиденье тоже купили?
  - Не-ет. Тут, думаю, у мэра Колт-Пьери кишка тонковата. Тут что-то еще. Или кто-то еще. Но нельзя же все сразу. Начинать надо с малого. Разведку вести осторожно, но с боем.
  - То есть ты меня в мэрию - в бой посылаешь?
  - Конечно... Смотри, Рогерс едет за нами.
  - Так газу поддай!
  - А зачем поддавать?
  Чего Брайд уже вовсе не понял.
  Но Гуамер постучал по панели машины, показывая на часы: дескать, время пришло. И чего удирать, раз мы сами в объятья? Даже умышленно замедлил скорость:
  - Еще пять минут. Королевская точность.
  И посмотрел в зеркало заднего вида:
  - С эскортом. Красный ковер расстелить лишь осталось.
  Но когда он остановил машину, Брайд не сразу из нее вышел. Хотелось курить, и не хотелось идти в эту чертову мэрию. Тем паче: на бой!? Провалиться, сбежать!.. И кто его знает, приказал бы Кроллу: дави-ка на скорость!?.. - если бы за стеклом точь-в-точь как стена с осыпавшейся штукатуркой ни возник Рогерс. Запыхавшийся, потный, волосины на лбу опять в вензель завязаны, а глаза сделались еще больше и еще красней, чем тогда, в первый раз когда он звонил. Словно на Рогерса напал приступ базедовой болезни и сосуды в башке все полопались. Он был перепуган. Очевидно, тем, что не выполнил приказ, не продержал все это время Брайда под колпаком. И сейчас я могу с ним за все расквитаться. Шепну Линдеру, как Рогерс опростоволосился. И все. И карьере конец. От ворот поворот, распрощайся с мундиром.
  Что Брайда не то, что бы взбодрило, но вернуло к жизни.
  Не дрейфь! - распахнув дверь, сказал он Рогерсу. - Штаны сполосни! Я тебя не продам, - и вприпрыжку взбежал по ступеням.
  
  
  Глава четвертая
  
  Юмма
  
  Ночью Юмме приснилось, будто в комнату, где она спала, прокрался солнечный зайчик. Юмма открыла глаза - а он с нею рядом, сидит на подушке. Нахохрился. Этакий желтый цыпленок. Юмма хотела его погладить. Но зайчик-цыпленок прошел сквозь ладонь и оказался на тыльной ее стороне. Тогда Юмма попробовала другой рукой. Но снова он сверху. А потом вдруг - прыг-скок - и на тумбочку. Где стакан с недопитым чаем и рассыпаны крошки. Склевал пару крошек и чаю глотнул. Остывший. Поморщился: - Экое пойло! - И тут же на стену: резвиться, плясать. Дурачиться, в общем: - Еще вот коленце!.. А ну-ка, поймай! Нет, попробуй, поймай! - И Юмма стала его ловить. Но так лишь, для вида: - Не держать же потом тебя в клетке?.. - А когда он ушел, вновь вернулась в постель.
  Но утром, когда на самом деле проснулась, на подушке увидела ямку! Потрогала - теплая! Здесь он лежал!
  Сон был не новым. Юмма и раньше его видела. И с тех пор - что чудачество, ясно, - день начинала с того, что обследовала подушку. О чем, разумеется, никому не рассказывала. Даже дочери. А то засмеют. Иль решат, что свихнулась. Чтобы вдруг, вот сегодня: опять та же ямка! И не где-нибудь там, а на том точно месте!
  Юмма расстроилась: ждала и ждала... И вот проморгала...
  Она посмотрела на часы: вставать еще рано. Снова заснуть? Но заснуть не получится... Вчера выдался день - хуже некуда. И история с зайчиком, видно, поэтому.
  На улице к ней пристал незнакомец:
  - Попей со мной кофе. Я угощу.
  На что у Юммы слов не нашлось:
  - Да с чего это вдруг?! Я не знаю тебя!
  А когда вернулась домой, пожалела. Потому что и с нею такое случалось: накатит ни с того ни с сего, почувствуешь себя вдруг такой одинокой, что захочется остановить первого встречного и всю душу ему. Рассказать, что даже самому близкому человеку не скажешь... Вот, хотя бы про сон.
  Да и незнакомец, если честно сказать, был совсем не противный.
  Но вокруг все на Юмму тот миг так уставились! Даже лица исчезли - одни лишь глаза!.. Особенно старик из киоска с газетами: мол, знаю, понятно, чем все это кончится...
  А чем может кончиться?
  Но взгляды, особенно если их много, Юмму всегда угнетали. Вгоняли вдруг в панику. На сцене я будто. А на сцене она вести себя не умела. Вот и дала незнакомцу от ворот поворот.
  И всю ночь не спала. С боку на бок вертелась... А он - приходил! Хоть, глаза не сомкнула... И все ж проглядела! Как вышло такое?
  Или, может, - как часто у Юммы бывает, - придумала все? Незнакомца, цыпленка?
  А была бы подушка, к примеру, из гипса. Прилег на нее - и оставил бы след...
  Только что это я?! Да из гипса? Как можно? Посмертная маска!.. Нужна будто сильно?!
  И Юмма запретила себе об этом думать. Встала, набросила халат и отправилась на кухню.
  Посуду помыть. Нэксе завтрак сготовить...
  Но, придя на кухню, даже кран не открыла, а уселась за стол и сложила руки.
  И вспомнилось ей почему-то, - так ясно, как будто сейчас это все происходит, - как выбегает она из школы и видит: огромная лужа, - и прямо в нее, брызги лишь полетели. Мама потом: мол, себя-то, положим, уродилась такая - мозги набекрень, но других-то за что? В чем они провинились? - А Юмма - молчок. Что тут можно ответить? Но угрызений - ни тогда, ни сегодня. Рвалось из души! Не могла удержать! - И за Лайка потом, лишь позвал - замуж вышла. Маму вновь не спросив.
  И сколько так Юмма просидела? Когда на нее нападала задумчивость, время как бы вдруг останавливалось. Юмма еще что-то вспомнила, забралась еще дальше, из дошкольных времен. Как сидит она на подоконнике и смотрит в окно. А на другой стороне улицы люди в касках с брандспойтами тушат пожар. В струях воды возникает вдруг радуга. И солнечный зайчик, к тому ж не один: прыг-скок, прыг-поскок, - веселятся, играют. А потом, когда Юмма вышла на улицу, ни людей, ни пожара - лишь черные лужи...
  Но из задумчивости ее вывел будильник. То есть время все-таки не остановилось. Зазвонил наверху. Юмма даже вздрогнула от неожиданности.
  Нэксе в школу пора.
  И еще раз попробовала отогнать ночное наваждение.
  А будильник все расходился. Уже бил копытом, подпрыгивал. И Юмма представила, как свалится он сейчас с ночного столика. Понапрасну растратив свой пыл, потому что Нэкса все равно не проснется.
  Так что хочешь ли, нет - поднимайся наверх.
  И Юмма поднялась, взошла по ступеням, что утром всегда получалось неловко. Скрипучи, круты. Отпусти лишь перила - и скатишься вниз.
  - А ну-ка, вставай! - присоединила она свой голос к звону будильнику. - Слышишь? Вставай! Нынче вовремя ляжешь!
  На коврике, рядом с кроватью, лежало несколько книг, одна была раскрыта, - как видно, упала, и смялись страницы.
  - Все книжки - запру! - прикрикнула Юмма. - И музыку слушать! - заметила она на одеяле шнуры от наушников.
  Но сну дочери это не помешало.
  Да сотню будильников ей заведи!
  - Конец света случись! - аж притопнула Юмма.
  В чем будильник ее поддержал, подпрыгнув выше обычного.
  И впрямь на краю, сейчас шлепнется на пол.
  И Юмма уже протянула руку, упредить его грохот, падение... но в этот момент заметила на ночном столике тетрадь. И никаких тебе формул, ни красных пометок. А мелко-премелко исписанную.
  Если что-нибудь личное - не стану читать.
  Но, оказалось, не личное. Прочесть, значит, можно. Кабы что-нибудь там удалось разобрать. Какая-то мазня. Кто-то с садистским наслаждением строчку за строчкой все вымарал. Аж бумага во многих местах порвалась.
  А может быть, и не было ничего тут написано? - подумала Юмма. - А сразу вот так? Чернил в ручке много - так их извести.
  Будильник продолжал надрываться, и свалиться грозил, но Юмма больше не обращала на него внимания.
  Поднесла тетрадь поближе к глазам и тут поняла, что ошиблась. Не в смысле чернил, их и впрямь не жалели. Однако то, что поначалу показалось мазней, было чем-то иным... Кто-то мазал, садил: мол, как выйдет, так выйдет! - и врал сам себе. А вот здесь поднажму, этот угол скруглю, завиток убежал - его вспять поверну... И, хотел того, нет, но вконец распоясавшиеся каракули стали выстраиваться в начатки рисунков.
  Что уже интересно.
  Юмма тоже не умеет рисовать. Но точь-в-точь на подобном ловила себя: подвернется под руку карандаш - и как будто бы сам: чирк туда, чирк сюда. То есть как бы рука не совсем, что ль, твоя. И дивишься потом: что откуда взялось? - горы, солнце заходит, вверху облака... - Да не я. Да убей, не умею я так!..
  Так и этот мазилка, - продолжала разглядывать каракули Юмма, - вензеля, завитушки. А потом будто кто-то во все это влез, надоело смотреть и стал руку толкать: делай так, теперь так, - не считаясь с мазилкой: дескать, хочешь чего - на здоровье, хоти. Только кто ты такой, чтоб тебя брать в расчет? Проморгаешь. Прошляпишь удачу свою. - И вот каракули уже не каракули, возникают из них очертания букв: 'А', потом 'У', потом 'Ю', потом 'О'... Рука как была, так и осталась никчемной. Сорвется - и прочерк, сорвется - дыра. А за нею - вновь буква. Крючок. Вензелек. И рядок целый букв, которые вдруг - врассыпную, бегом. Будто кто их вспугнул: мол, чего собрались?! А они переждут и сбегутся опять. И все это не по воле бумагомараки.
  А может быть, мне просто хочется, чтобы буквы слагались в слова? - подумала Юмма. - Перестали быть рожицей, жуком или рыбой. Или цветком, каких не бывает. А все это вместе - если отнести тетрадь чуть подальше - клюв птицы, голова бегемота... В общем, чертовщина какая-то, но, странное дело, ничуть не отталкивающая. Во всяком случае, отрываться от этой мазни, чем дольше Юмма смотрела, тем меньше хотелось.
  Так можно смотреть на разбитую вазу, пытаясь ее как бы снова собрать. И, очевидно, нечто подобное происходит сейчас.
  Однако, не додумав до конца этой мысли, Юмма ее отвела: ведь ваза разбилась. Была прежде целой. А это вот - нет. Не могло просто быть.
  Из-за чего интерес, вроде, должен был пойти на убыль. Но произошло обратное: желание склеить, сложить лишь усилилось. То есть, того не заметив, Юмма стала соучастницей этого странного действа, лицом заинтересованным и, значит, необъективным. Она принялась рассматривать тетрадь под разными углами, переворачивать ее к верху ногами, потому что понять, где тут бок, где тут низ?.. Не все повороты были удачными. За иными терялось уж было возникшее. Зато сторицей окупалось, когда поворот удавался и тогда на втором, третьем плане из рожиц, цветов, бегемотов, словно мозаика, собирался вдруг замок. Очень старый, замшелый. Или крепостная стена из нетесаных глыб. А надо всем этим - башня, едва различимая на фоне испещренного виньетками неба.
  В рисунке отсутствовала перспектива. Он был примитивен. Но многослоен.
  Юмма перевернула страницу и увидела снова все то же. Но 'то же' на первый лишь взгляд. Теперь из цветов, бегемотов на Юмму смотрела пучеглазая жаба. На длинных-предлинных ногах. Что достались ей, видно, от цапли? Которые к низу страницы становились корнями деревьев. И во всей это вязи опять россыпь букв, из которых прочесть удалось лишь два слова: 'лягушонок чивис'... Где второе слово, скорее, бессмыслица.
  На следующей странице все опять повторилось, но теперь Юмма поднаторела и не распыляла внимание на каракули, а сразу - на буквы... которые на сей раз подвели. Даже когда она попробовала читать в обратную сторону. Сверху вниз. Снизу вверх. Может, по диагонали надо? Или этот мазилка забыл что-то вымарать?.. Как вдруг - Юмма успела перевернуть тетрадь раза три - возникло не слово, не два, а целое четверостишье:
  Уходи уходящий!
  Любовной теплицы
  Беги! Дай душе
  Воспарить как Жар-птице...
  Последнее слово прочиталось с трудом, да и было не словом, а наполовину рисунком: подобием павлиньего хвоста, как и стихотворенье, оборванным: то ли его, этот хвост, кто-то выщипал, то ли кончились в ручке чернила?..
  И все-таки Юмма пережила какой-то непонятный подъем. Даже радость. Как, наверно, азартный игрок, что рискнул - и сорвал все нитки!
  Однако подъема хватило не надолго.
  А если все это - кроссворд? Кто-то просто решил надо мной посмеяться?..
  Но мысль не понравилась. Было в ней что-то грубое. Она не одолевала порог, который вознамерилась перешагнуть. Не сумела подняться над ленью. Что сделать - ой-ой - как непросто!.. Ведь сколько замечательных вещей проходит нас мимо лишь потому, что мы ленимся совершить над собою усилие... Не понять. Чтоб понять - нас порою хватает. А себя ощутить сопричастной. Что они - и есть я. Нам нельзя друг без друга.
  И с Юммой такое случалось.
  Например, в детстве у Юммы не было подруг. Да и сегодня, по сути, их нет. Потому что дружить - надо что-то иметь. Что можно отдать. И что рада отдать. А у Юммы за душой никогда ничего не было...
  Да взять вот вчера... Или нет, не вчера? Но не важно. Шел дождь. И Юмма сидела на скамейке в саду. А рядом в песочнице возился малыш. Над ним стояла грозная няня, в руке ее зонт, похожий на ворону с промокшими крыльями. Няня тянула малыша: - Заболеешь. Пошли!.. - А он упирался. Он был увлечен: набивал песок в формочку, потом ее переворачивал, постукивал совком - и получался кулич с барельефом цыпленка... То есть, с одной стороны, ничего особенного. Песок повторял эту самую формочку. Но с другой: повторял-то - песок! То есть нечто по сути бесформенное!..
  И Юмма не выдержала:
  - Дай, я тоже попробую.
  Но малыш:
  - Ты все только испортишь.
  И прав. Потому что нет такой вещи, которая, попав в руки к Юмме, тот миг не испортится.
  Лайк ей как-то подарил часы:
  - От прабабки достались.
  А у Юммы они на второй день остановились. И ни в одной мастерской их не взялись чинить.
  А Юмма вот Лайку никогда ничего не дарила. Потому что дарить надо самое дорогое. А что у нее есть дорогого? Галстук купить? Или средство после бритья?
  Она и себе покупать не умеет. Выберет платье, примерит сто раз, отложит, вернется, уйдет, придет снова... - а домой принесет: все-то криво и косо.
  Зашвырнет его в шкаф. Там десяток уж их.
  То есть нет у нее ничего дорогого. Все - как этот кулич. Вроде, душу в него... А пройдет час-другой - лишь песок, да и только.
  Так что не за что на малыша сердиться: прав, сто раз прав.
  Или дождь и скамейки в промокшем саду. Кто в такую погоду там станет сидеть? Разве Юмма: дождливее - тем, дескать, лучше. И Лайка звала:
  - Ну, промокнем! Пускай.
  А он - разве палец к виску поднесет:
  Умом тронулся, видно?
  Или солнечный день. Сотни бликов на крышах, на шпильках антенн и в невысохших лужах. Две росинки на ветке - дзинь-дзинь! - друг о друга. Чистота. Еще шаг, и ты тоже - прозрачность!
  Увидел бы кто Юмму в эту минуту.
  Но одна.
  Лишь - беру. Отдавать - не умею.
  И по той же причине, из-за неумения отдавать, если Юмме попадалось на глаза что-то красивое, Юмма от него отворачивалась. Присвою? Зачем? Чтоб песком обратилось?.. Скажем, дюна вдоль моря... Или солнце за пару минут до заката: апельсинная долька в хрусталь горизонта. Будто море - вино, горизонт - край бокала, а дюна - десерт: розовеющий сахар, приправленный зеленью сосен-цукатов...
  Но какой смысл все это разглядывать, если ничего этого на самом деле нет? Разве снова, чтоб взять? Как всегда все присвоить?..
  А останется ли красота красотой, если не будет мною присвоена?
  А может, и не красота это вовсе?
  Как вот эта тетрадь. Для кого? И зачем?
  Или допустить, что красота все-таки существует, но сама по себе? Кто пройдет - и бог с ним, от нее не убудет. А заметит - его. Лишь его. Ничья больше.
  Но с чего я решила, что это - красиво? - снова посмотрела Юмма на мазню и каракули.
  И тут ее посетило чувство, еще более странное, чем все предыдущие: что никогда ничего подобного она не видела. То есть это не значит, что ничего подобного не было. Возможно, и было, и даже всегда. А я вот жила и об этом не знала. А теперь забрела, не ходила где прежде. И навыка нет. И поди-ка составь вот об этом сужденье?
  И хотя никто Юмму не заставлял ничего составлять...
  Но как не составить, когда все составляют?
  И выставлю себя дурой.
  Что Юмму не испугало. Без того слыву в городе белой вороной. И еще один раз - привыкать будто надо?
  Или отмахнуться? Не из страха. Плевать мне на страх. А самой для себя: - Тебе нравится это? Или даже не так: а стоит что за этим?
  Но на вопрос не сумела ответить, и вместо тетради посмотрела на спящую Нэксу.
  Пришла ведь будить. И будильник вот пышет...
  И снова решила его выключить, и снова не выключила, потому что вдруг увидела ржавый потек на стене. Ночью был дождь. Крыша, вот, промокает. И вспомнила, как Лайк строил эту мансарду. Не умел. И соседи над ним потешались: - Зимой потечет! - но Лайк был упертый. Если взялся за что - нету силы, чтоб сдвинуть.
  Случилось это после того, как он потерял работу.
  - Не даром же я столько лет проучился? Найду. Обязательно должен найти. Не хочешь же ты, чтобы встал я к прилавку?
  И Юмма кивала, потому что действительно не хотела. Прилавок и Лайк - да во сне не приснится! А еще потому, что верила в Лайка. За его спиной она ни разу ни о чем всерьез не задумывалась. Зачем? Ошибусь. Лайк все видит и знает. И надумай он завтра уехать из Клиспа, минуты бы не стала колебаться. И когда он решил перестраивать дом:
  - Для Нэксы вот комнату надо устроить.
  А с соседей что взять:
  - Ну, мансарда!
  - Ну, мастер!
  Позлословят - и пусть. Им бы шпильку больнее...
  И хоть вправду похожа черт знает, на что. На дом будто куб взгромоздили. Строительный блок. Арматуры торчат.
  - Подавятся пусть! А мне нравится очень! - все равно взяла сторону Лайка Юмма.
  И на Нэксу прикрикнула:
  - Будешь там жить! - когда губы взбрело той насупить.
  Хотя, на самом деле, кроме, как делать вино, Лайк по-настоящему ничего не умел. Галстук станет завязывать - со смеху лопнешь. И сколько ему это Юмма показывала:
  - Так, потом так, - всякий раз все сначала.
  И теперь вот течет. И никто не починит.
  Зато с Нэксой любил он гулять. В город уйдут, пропадут на весь вечер...
  И ни разу ведь не спросила, о чем они там говорили. То есть жил, вроде, рядом, но был как чужой. И может быть, впрямь, лучше мать было слушать?
  В общем, так получается, что как и с подругами, которых у меня нет, поделиться мне с дочерью нечем. Не тем же, что, вот, сумасбродкой была? Ни с того ни с сего могла в лужу скакнуть?.. Насчет сумасбродств без советов дочь может. А выводом горьким: ни с чем я осталась?..
  В чем будильник подпел: не поймут, молодые...
  - Дурак! Замолчи! - рассердил этим Юмму.
  И этот бумагомарака, - снова не выключив будильника, вернулась она к тетради, - столько всякого в кучу свалил: - 'Уходящий', 'теплица', 'душе воспарить'!? - Несусветность! Такая же в точности лужа. От любви не бегут. Ничего нет глупее. Не умеешь когда - не берись! Потечет!..
  Что уже относилось не к бумагомараке, а к Лайку...
  Или, может, к себе? Себя надо судить?
  Но себя не осудила. Потому что не успела. Потому что вдруг поняла, откуда эта тетрадь. Кто мазню тут развел. Кто ей автор.
  Коуль Пиксаф! Да кто же еще?!
  Отчего даже жар по щекам разбежался.
  Нет бы перхоть извел!? Золотушные уши раз вымыл?!.. А потом уже Нэксе в друзья набивался. За дверь его - нет, уж маячит в окне. За окно - через щелку - найдет и пролезет. И дочь хороша! Ишь, нашла с кем связаться?!..
  - Да он, мама, - поэт!
  - Не смеши. Да умру!
  - Только вправду - поэт!
  - Повзрослеешь - поймешь! - всякий раз, когда затевался подобный разговор, осаживала дочь Юмма.
  Хотя, на самом деле, убедительных доводов не находила. Закрытый. Чужой. От всего в стороне. Красивое что - подтрунит, насмеется. И на себя за это сердилась, что слова все не те, мимо цели проходят. Но, несмотря на все промахи, вновь возвращалась: - Не сойду, попаду. Не с седьмого - с десятого, сотого раза!.. - И сейчас приготовилась...
  Как вдруг Нэкса открыла глаза.
  Услышала все же будильник!
  Или как Юмма тут чертыхается?
  - Тебе нравится? - заметив в руках у Юммы тетрадь, растянула дочь губы в улыбке.
  Как бывает спросонья, еще ты во сне. Скажу - и тот миг сон досматривать дальше...
  - Нет! - бросила тетрадь Юмма.
  И тем же движением - всё одним махом! - хлоп по будильнику:
  - Черт! Надоел!
  - А по-моему, очень красиво, - так и осталась в нереальности дочь.
  Все в том же блаженстве, обхватив угол одеяла, прижав этот угол к лицу:
  - Тут слияние. Видишь? Рисунки, слова. А представь, еще музыка все обнимает...
  - В школу опоздаешь! - не дослушала Юмма. Сгребла одеяло и свалила на стул.
  Нэкса съежилась, но не поднялась с постели.
  А в комнате сыро, окно настежь раскрыто.
  И Юмма было рванулась вернуть одеяло на место...
  Но нет! Раз сказала, что надо вставать!?
  - Позавтракать не успеешь! Холодное все! - и сбежала по ступеням на кухню.
  Но настроение испортилось. Из-за этой тетради и этого Коуля.
  Влез в нашу жизнь! - принялась Юмма домывать ему косточки. - Доморощенный гений!? Видали таких!.. Надо выкроить время. Присесть. По душам. Ведь не дура, поймет. Ладно, я сумасбродка!.. Расшибусь, но нельзя, чтоб и ей те же грабли!
  Поставила чайник, заглянула в холодильник:
  - Яичницу, что ли, состряпать?..
  Однако к столу вернулась с пустыми руками.
  Лайк был такой же. Витал в облаках. А жизнь - на земле. Облака - лишь для глаза.
  И хотя связь была довольно натянутой: Лайк и Коуль - как можно сравнить? Но Юммы прошло это мимо.
  В компьютере том же реальности больше!
  В общем, Юмму несло. И она не могла остановиться.
  После ухода Лайка компьютер остался стоять на столе, посредине салона. И Юмма к нему не притрагивалась. Разве вытереть пыль. Но включить - никогда. И Нэксе не разрешала.
  Свой у тебя. А вот этот - не тронь!
  Можно было, конечно, убрать его на чердак или спрятать в чулан... - но что-то претило.
  Дверь из кухни была открыта, и Юмма посмотрела на этот компьютер. На экран, что как глаз мертвеца бессмысленно смотрит в пространство...
  Три года. Три года прошло! А в Юмме сидит, что клещами не вытащишь. Вышел на улицу - и навсегда.
  Юмма помнит: кричать не могла. Захочется в голос - а голоса нет! Только ловит губами неведомо что. Бежать!.. Но куда? Излить душу!.. Кому? Не ссорились вовсе. Так ладно жилось. И дочку какую Господь нам послал!.. Сломать будто спичку?! Так взять и сломать?!..
  И все из-за этого компьютера!
  - Я на бирже теперь буду счастье ловить!
  И врос. Стал компьютера этого часть. А отставит - газету. И снова все то ж:
  - На два пункта упали! Ан, в гору пошли!..
  Многие тогда стали играть на бирже. И кому-то - удача. Но Лайку это занятие не подходило. Он был другой. И компьютер его свел с ума.
  Откроешь средь ночи глаза, протянешь руку - одеяло не тронуто и подушка не смята.
  Никогда прежде Юмма не чувствовала себя такой одинокой.
  К столу лишь подать. Или грелку в постель.
  - Без нее не усну. А мне выспаться надо.
  И ясное дело, когда кроме грелки согреть тебя некому.
  Когда закрылся завод, Лайк сперва хорохорился:
  - Не бери близко к сердцу. Уедем из Клиспа.
  И писал сотни писем, во все концы слал.
  - Нельзя больше года на том же боку, - объяснял он Юмме. - Или бочку вскрывать - тут на день ошибись - и получится пойло, в канаву лишь слить.
  И за это его на заводе ценили. Завод перед ним уже двери закрыл, а он все страдал: пропадает вино!
  - Да если бы ни этот завод, какой пряник меня мог бы в Клисп заманить? Да руки вот эти, - и показывал Юмме свои белые тонкие пальцы, - они ж - нарасхват. Только свистни. Дай знак. Но я хотел лишь 'Мад-Сайди'. Потому что 'Мад-Сайди' не просто вино. Его с чем-то сравнивать - как брильянт, скажем, с грязью.
  Рассказчиком, правда, он был никаким. Начнет говорить, сам себя перебьет. Скакнет на одно, тут же вставит другое. Не умел он рассказом своим увлекать...
  Впрочем, если бы умел - то был бы не Лайком. Или ту же мансарду построил бы лучше.
  Юмма это потом поняла. А пойми она раньше, возможно, сложилось бы как-то иначе.
  Не слушала она Лайка. Только делала вид. Да и скучно его было слушать. Виноград, мол, в окрестностях Клиспа какой-то. Особенный, в общем. Других таких нет.
  А как-то, примерно за неделю до покупки компьютера, и вовсе стал сказки рассказывать. Мол, жил здесь когда-то рыбак. Влюбился в русалку. Поймал ее в сети, и в дом приволок: тебя в жены беру!.. - Но как без воды? Ей нельзя без воды! - А он на своем: дескать, слюбится после... Да только не слюбилось, стала русалка болеть и хиреть. Рыбья чешуя с нее осыпаться... Испугался рыбак и опять ее в волны: - Забирайте! Не вышло у нас, значит, вместе! - И море ее забрало.
  Юмма еще в середине рассказа глазами начала хлопать:
  - Других девушек здесь, что ли, не было?
  - Выходит, что нет.
  Хотя спросить надо было не про девушек. С чего это вдруг про русалку? Но нет, будто в горле комком что-то встало.
  Оправдала лишь тем, что к 'Мад-Сайди' все это - как рукав к безрукавке.
  Однако в отличие от рассказов про бочки, бутылки, про русалку Юмма запомнила. - Глазища, небось!? Хотя йодом воняла... Но прельстила же чем-то?!.. Не рыба, иль рыба!?
  Когда все это происходило, когда, отчаявшись найти работу, Лайк заговорил о русалке, казалось бы, уши развесь. Дай человеку выговориться. Но нет, дожидалась чего-то. Надеялась, как-то само образуется. И обрадовалась, когда Лайк в первый раз оставил компьютер. Потоптался у зеркала. Стал расчесывать чуб. Так чесал, что расческа сломалась. Флакон одеколона на себя вылил:
  - Погуляю часок. Сигареты куплю...
  И на неделю исчез.
  - Вот порог! И катись! - напрасно прождав его ночь, закрыла дверь Юмма.
  И может быть, лучше бы было прогнать?
  Но вместо этого впала в какое-то оцепенение. Дескать, кончится. Все ведь когда-то кончается.
  - Не пущу! - уверяла себя, истекли когда третьи сутки.
  - До восьми не вернешься - дорогу забудь! - пошла на попятный к четвертым.
  - До утра тут сидеть?! Тоже дуру нашел!.. - на шестые, седьмые - припомни теперь?..
  Пока ни дошло до того, что представила себя той русалкой...
  А потом пришел Лайк. И Юмма ему все простила.
  Мол, бывает. Ну что ж? Так у многих. Живут.
  Но из оцепенения не выбралась.
  Думала: всё, отряхнула, прошло. И снова в дела: жарить, мыть и стирать. Суп не сварен, там глажка, посуды полно. Нэксу в школу собрать.
  И сегодня, оглядываясь на все это: надо было что-то изменить. А она цеплялась за то, что ей было привычно. Хотя столько подсказок! Прислушайся лишь.
  Бросит взгляд за окно: на дворе уже ночь. В небе звезды, луна как сережка висит...
  И помнит, как на этой сережке споткнулась.
  Стоп! Да постой! Да откуда серьга? И на небе, к тому же?.. Да в ухе!.. Но - чьем?!
  Вот что ее задело. Не что - потеряла. Что - кто-то нашел. Как на гвоздь наступила. Не пяткой, душой.
  Любила бы если... Раз счастлив - и пусть!
  Но нет! Уступить?! Никогда! Ни за что!
  И взгляд на часы: вот, к обеду придет... К восьми? Среди ночи? К утру?.. Но придет!..
  И снова все то же: хрясть тряпкой об пол...
  То есть что это я?! Строю планы? Прощу?!.. Да смерть лучше принять! Да весь свет провались!
  Но смерть не принимала. И свет не проваливался. Опять наступала ночь. Опять на дворе надрывались собаки.
  Но зачем это все?! Всю-то жизнь - только ждать?.. Мол, наступит рассвет. Что с собой принесет?
  И рассвет наступал. И солнце всходило. Даже если небо, как горло ангиной, обволакивали тучи. И зайчик - на пол. Наяву ли, во сне?
  Зачерпнуть на ладонь...
  А его уже нет.
  И Юмма принималась носиться по дому, по лестницам: вниз, снова вверх, снова вниз. Отвести эту муть, эту ярость сорвать: на чашке - об пол! На тарелке - об пол!
  На Нэксе:
  - Ботинки в прихожей твои?! Кто бросил?! Не знаешь, на место как класть?!..
  Из трельяжа все ящики: вон! К черту! Вон! Фотографии - в клочья! Я с Лайком, я без!..
  Валерьянку - об стену: в осколки, чтоб вдрызг! Носок, Лайком брошенный, - к черту! В ведро! Тряпье из шкафов - в чемодан, как под пресс!..
  Как вдруг - та-ра-рах! - все опять к верху дном: а дочь? А постой!.. Как могла я забыть?..
  И из полымя в душ, в леденящий напор, но не внешний, внутри, что по ребрам сечет. Подбираясь - куда? Да понятно - к душе!..
  Чемодан в тот же миг оставался забыт. Тряпье на полу, на кровати, везде.
  Это я учинила? Разгром! Всё - разгром?! Надеялась, так можно что-то собрать?..
  Не в силах согреться. Зуб ищет, где зуб. От озноба и боли...
  И снова наверх:
  - Ты, девочка, спи. Папа скоро придет.
  Но душ не уймешь. Он пронзает насквозь. Термометр будь - так давно бы за ноль... И лед там, внутри. В него вмерзла душа. Словно взгляд той русалки!..
  Не может так быть! Не рыба! Нет-нет! Где-то выход тут есть!..
  И снова назад. Чемодан щерит пасть... Но - в прорву! Все - в прорву...
  Иль нет, разобрать? Отнести вещи в шкаф. Разложить по местам. Флакон от духов - его спрятать внизу. Для запаха это... На кухню потом: посуды скопилось. Ее перемыть...
  Зачем?
  Без вопросов.
  Дела. Вся - в дела!
  Пройти щеткой пол. Все осколки собрать. В углы, закутки - тряпкой ткнуть. Заглянуть. Закатилось вдруг что? Не оставить следов. Отскоблить после стены, вернуть прежний вид. Чтобы дом стал как дом, каким должен он быть.
  Для себя?..
  Нет-нет-нет. Нужно мне это все?!
  Да для Нэксы, конечно...
  А утром, лишь встав, не думая вовсе: - Зачем? Почему? - просунуться в кухню: мол, так, невзначай, - и Лайк там сидит. Та ж рубашка, пиджак. Потрепаны, правда, потерты, грязны. Осыпалась будто бы с них чешуя... И чуб вновь не чесан. Прокурен насквозь. В глазах - лишь зола. И лицом также сер. Грызет корку хлеба. В руках чуть дрожит дымящийся кофе, о зубы - дзинь-дзинь.
  Юмма тоже присядет. Поодаль сперва. Потом чуть поближе. Поближе. Еще.
  В испуге каком-то.
  Всё - бред! Просто - бред...
  Но нет! Лайк сидит. Значит, снова пришел. Дотронуться можно...
  Вспугнуть чтобы вдруг?!..
  Что было, то сплыло. Забыть все! Забыть!
  Спросить разве только...
  Но надо ль?
  Нет-нет.
  И он скажет сам:
  - Я подонок. Прости.
  И Юмма простит.
  Ведь не злая совсем.
  И как будет потом!.. Как бывало потом! Ради этого стоило, значит, терпеть!..
  И вот дотерпелась. Ушел. Был - и нет.
  Юмма даже головой затрясла, когда добралась до этого 'нет'.
  Вот же сколько всего разбудил этот зайчик...
  Или нет, не зайчик, компьютер в салоне. Который, конечно же, надо убрать. Пересилить себя. Иль с ума так сойду.
  И тетрадка с мазней, в ней русалка, вино...
  - Надо поговорить с Нэксой, - даже не сказала, а приказала себе Юмма. - Сесть и серьезно поговорить...
  Как вдруг спохватилась: кипит чайник. И как видно, давно. Потолок кухни заволокло паром.
  - И яичницу я не сготовила.
  Юмма снова бросилась к холодильнику - и услышала, как хлопнула дверь.
  - Эй, ты не завтракала! - метнулась она теперь к двери.
  Но с полпути завернула:
  - Погоди! Я хоть сандвич... Хоть что-нибудь сделаю!
  Схватила булку, разрубила ножом. Кусок сыра. И кетчуп. И масло туда...
  И на ходу засовывая сандвич в пакет, побежала за Нэксой, которую нагнала в конце улицы:
  - Поесть ты забыла?
  И тут произошла сцена, - есть вещи, которые не забываются, - дочь могла отказать: дескать, мама, зачем?.. Но не отказала. Взяла пакет, заглянула в него и спрятала в сумку:
  - Вкуснотища. Я съем. Обязательно съем.
  Отчего Юмма чуть ни расплакалась.
  Да ведь горе, не мать. И сама это знаю. Другая бы дочь... Так вот взять и простить!
  И на этой ноте, что грехи все отпущены, приготовилась развернуться, идти.
  Странно день начался.
  Каблуки уже скрипнули: обратно, домой, - но взгляд задержался: еще раз на дочь...
  И лучше бы не задерживался. Потому что из соседнего переулка, вразвалку, насупившись, - поначалу нерезкий, расплывчатый, словно глаза заартачились, не захотели наводить резкость, но все же потом навели, - шел этот гений, никого и ничего вокруг не замечая, зато с набриолиненными волосами, чтобы не выбилась, не дай бог, каракуля...
  И Нэкса его дожидалась.
  Потому и сбежала без завтрака.
  И все хорошее, отчего Юмма могла бы запеть, хотя не умела этого делать, сей же миг испарилось. Остались лишь брызги. С разбега - и в лужу!
  Нынче вечером. Точка! Отыщется время! - больше не поворачивая головы, припустилась Юмма домой. - Расставлю как есть: либо я, либо - он?
  
  
  
  
  Глава пятая
  
  У мэра Колт-Пьери
  
  
  За дверью Брайда поджидал субъект, похожий на швейцара из питейного заведения: подобие униформы, измятой, засаленной, что-то вроде полицейской фуражки на голове и бакенбарды в треть пористой, но гладко выбритой физиономии. Брайда он назвал по имени, то есть знал, кого ждет, и развернувшись на каблуках, плавающей походкой повел по длинному коридору. Который в первый момент представился Брайду улицей с двусторонним движением: от стены до стены метров пять, через равные интервалы - светильники, череде которых не видно конца. Светофор бы еще, придорожные знаки... Но завален он был черт-те чем. Будто где-то по соседству производят ремонт, и сюда побросали старую рухлядь: лоснящиеся, в дырах, диваны; шкафы с оторванными дверцами. Секретер, побывавший в аварии: с проломленным боком - следами наезда. Столешницу, инкрустированную редкими сортами дерева, на треть кем-то выковырянными.
  Брошенные на произвол судьбы: день, больше два - уберутся отсюда, - эти вещи, тем не менее, производили впечатление музейных экспонатов.
  Что в жизни не редкость, - перешагивая через очередную козетку, подумал Брайд, - именно преходящее обычно становится непреходящим.
  Каждый выступ, намек на поверхность, на которую можно что-нибудь положить, были заняты на этих вещах бумагами. Ворохами бумаг. В жизни Брайд не видел их столько. Пыльные, в слоях паутины, перевязанные бечевкой, схваченные липкой лентой, они цементировали то, что сперва было временным. Превращая в паноптикум, юдоль печали. И как бы ни силились вещи представить свой статус иным, тщета их потуг вылезала наружу, выдавливалась многотоньем бумажного пресса.
  Одна бумага слетела на пол, и швейцар отфутболил ее.
  Такова ей цена, - вывел Брайд.
  А есть ли что более вечное, чем вещи ни к черту не нужные?
  Двери не попадались. Или их заслонял тот же хлам? Во всяком случае, Брайд ни одной не заметил, хотя пройдено было изрядно... Как вдруг появилась одна, и швейцар сразу остановился. Его, до сих пор нещедрая на мимику, физиономия обратилась к Брайду: мол, услуга моя, сам смекай, не задаром. И Брайд полез в карман, - швейцар на то и швейцар, - и уже нащупал купюру, но в последний момент передумал: я не в гости пришел! Вы меня затащили! - Чего вслух не сказал, но субъект с бакенбардами все понял без слов: шевельнул кадыком, как глотают пилюлю, - и все той же плавающей походкой побрел восвояси. Оставив Брайда с ощущением: что-то я сделал не так.
  И вообще, на Брайда нашла нерешительность.
  По логике, я должен толкнуть дверь ногой. Как в Тин-Квиссе иль Райсе... Да что Райс? Я и в столице не очень-то мешкал. Не в бирюльки пришел ведь играть!
  Но что-то внутри: коридор, эта рухлядь...
  Ногой не толкалось, да и рука не очень спешила хвататься за ручку.
  'Разведка боем'?! - вспомнились наставленья Гуамера.
  А вот сам бы ты взял и пошел!..
  Волнуюсь! - одернул себя Брайд. - Оттого что не знаю, с чего мне начать. Налетит вот сейчас: - Ну и вырастил! Ну-у! Не сынок - а бандит! - сразу бочки покатит. И что я ему? Рот раскрыть - и пошло. Кто кого?! Глоткой брать?!
  И в итоге - ни с чем.
  А нельзя мне ни с чем!
  И только сейчас до Брайда дошло, насколько все глубже, сложней, непонятней. Ни разу в жизни не ввязывался он в такие дела, не припрятав какой-нибудь карты.
  Боем?!.. Дурак! Сам ты с бою бери! Да действуй я так - сто раз с кресла слетел бы... Да что там слетел? Не сумел бы и сесть.
  И зря, выходит, не раскошелился, - посмотрел он в конец коридора. Но субъекта и след простыл. - Дерьмо он, конечно, но мог подсказать: как с Линдером этим? Женат, не женат? Дружбу с кем-нибудь водит? Скопил кое-что?.. Да сколько в дыре этой мэром сидит?.. Ничего ведь не знаю. Лист чистой бумаги. А человек без примет - подступись-ка к нему.
  В общем, если можно было быть не готовым к предстоящему разговору, то Брайд не готов был на все сто процентов. Прыг туда, прыг сюда... Когда справки наводить надо было!
  Нет, не ходить тебе, братец, в майорах!
  И на этой вот ноте толкнул все же дверь...
  Чтобы тут же врезаться как лихач в железнодорожный шлагбаум: бум! та-ра-рах! - так что Брайда согнуло, на манер фонарей, тех, на улице. Он налетел на стол, который стоял в полуметре от двери...
  Кабинетный я червь, но таких вот столов, чтобы прямо в дверях!..
  За столом сидел человек, и нос Брайда чуть ни клюнул в его лысый череп. Естественной реакцией было сразу податься назад, но дверь успела закрыться, отрезав путь к отступлению, и Брайд приложился еще и о дверь, когда подлая ручка вошла между ребер.
  На что человек за столом должен был как-то отреагировать: на поднятый шум, чертыханья, - но он не подал ни признака жизни. Был глух как тетерев? Или привык принимать так гостей? Поверхность стола перед ним застилали бумаги, в отличие от коридорных, не пыльные, и он в них смотрел.
  - Гхм, гхм! - откашлялся Брайд.
  Но эффект тот же самый.
  - Я - Брайд. Я - мэр Клиспа!
  Под ребром болело, - эта чертова ручка напомнит еще о себе! - но о боли Брайд постарался не думать и стал разглядывать лысину хозяина кабинета. Узость пространства, в котором оказался он заперт, просто лишала иного выбора. К тому же лысина стоила того: прикрытая щепоткой волос, переброшенных с одного виска на другой... По закону всемирного тяготения волосины вот эти с нее должны сверзиться! Однако же - держатся, черт подери!
  Приклеены! - заключил Брайд.
  Что при других обстоятельствах его бы рассмешило.
  Но не до смеха. Хотя открытие все же встряхнуло, вернуло немного раскованность, и Брайд стал подмечать еще какие-то вещи. Что кабинет очень мал, походит, скорей, на чулан...
  В размахе коридора хозяин этой конуры был обречен потеряться. А здесь он на месте. Царит. Что не помешало его царственной особе захламить свое обиталище такою же рухлядью: раздавленными креслами, колченогими табуретами, вазами с цветами (искусственными, настоящие здесь бы задохлись), кривобокими горшками, будто глине, из которой их сделали, не дали застыть. Картинами, пригнанными рама к раме, так что даже окно поначалу показалось картиной... Но нет, там, за рамою, город, какая-то улица с обшарпанными домами, по которой нет-нет проезжают машины... А в углу, сантиметр не доставая до потолка, обломок античной колонны, в основании которой, прислоненные к стене, иначе они бы упали, расставлены статуэтки с отколотыми ногами.
  Но все это располагалось позади стола, ко всему этому хозяин кабинета сидел спиной, и оставалось загадкой: где он принимает гостей? Здесь или там? И, ежели там, разворачивается в кресле или ведет беседу, не глядя на посетителя?
  Гхм, гхм! - снова откашлялся Брайд.
  И на сей раз не стал дожидаться реакции.
  Говорят, в сформулированной задаче уже половина решения. И Брайд задачу свою сформулировал: не ждать в море погоды, а действовать. Стол с обеих сторон почти доходил до стен кабинета, и, чтобы не уподобиться буридановой ослице, Брайд не стал ломать голову, где 'почти' это шире, а подобрал живот и стал протискиваться с правой стороны от стола. Очевидно, потому что правша. Протиснулся, правда, не без потерь. Полой пиджака смахнул на пол какой-то листок. Чего человек за столом не заметил.
  То есть мало тетеря, еще и слепой!
  Или ему, как швейцару, все эти листки до одного места?
  Раздавленному креслу Брайд предпочел стул, - а то, чего доброго, пружина вопьется в штаны! - но, приземлившись, пожалел о сделанном выборе. На пне сидеть было бы в сто раз удобней. Мало, коряв, зад в разы его шире...
  Посажение на кол! - чуть было вслух ни выдавил Брайд.
  Поерзал, надеясь, что сможет устроиться - чем нанизал себя еще больше...
  Единственный плюс: я так долго не выдержу!
  Тебя Линдер зовут?! - ва-банк пошел Брайд. - А я - отец Рыжего. Видишь, приехал.
  Заговорил он нарочно громко. Предварительно набрав воздуха в легкие. Как ныряльщик за жемчугом. Чтобы хватило... От его голоса задрожали стены, но слепо-глухо-немое величество даже бровью не повело, покончив с одной бумагой, принялось за другую: мы, мол, в разных вселенных, контакт невозможен. Во что Брайд уже было поверил - и именно в этот момент царек встрепенулся и поднял глаза...
  Но поднял - куда? На ту самую дверь, где Брайда давно уже нет...
  Маразм какой-то! - заерзал вновь Брайд.
  А первые минуты в подобного рода делах всегда самые важные, о тебе составляют суждение: кто ты? Почем? Говорить с тобой? Выгнать? И чем глупей собеседник, тем крепче держится этого плана. И значит, кидай на стол сильные карты. Все козыри шлепай: один и второй. Дай понять, что за птица сюда залетела!..
  По телефону - там другой колер, - продолжая ерзать, додумывал Брайд, - там все голос решает.
  Но я-то пришел, с тобой рядом сижу!
  Абсурд ведь! Абсурд!
  А еще чертов стул!..
  И Брайд приготовился силой развернуть к себе Линдера.
  Крутану сейчас кресло! Яви-ка свой лик! Не все же глядеть мне в твой лысый затылок?!
  Но Линдер развернулся вдруг сам...
  Телепат! Уловил все же как-то волну.
  ...удивив Брайда прытью. Словно в кресле была потайная пружина. Не мог Линдер сам так себя развернуть. Стремглав, на ходу еще выкинув руку:
  - Гив Линдер! Привет!
  И Брайд наконец-то увидел лицо...
  Но важнее лица оказалось другое. Поразил Брайда голос. Не голос - фальцет... Тонюсенький дискант. Таким в хоре петь...
  И совсем позабылось, что на этого Линдера надо произвести впечатление. Вместо откинуться, принять вальяжную позу, Брайд сжался в комок, вертикальная спинка уперлась в лопатки, - то есть впечатление все-таки произвел: законченного и безнадежного идиота.
  На что Линдер поиграл кадыком, точь-в-точь как швейцар там, за дверью, и оттопырил губу, за которой открылись с гнильцою неровные зубы.
  Но руки не забрал.
  Несмотря на накатившую на Брайда брезгливость, эту руку следовало пожать. Идиот или нет - этикет того требует. Но чтобы пожать, дотянись-ка сперва. Чего с первой попытки не смог. Не вставши со стула, поди дотянись? А вставши... - что просто сказать, когда не на стуле сидишь, на колу. А Линдер тем временем ждал, не совершая навстречу никакого движения. Смакуя, как Брайд тут кряхтит. И кол от себя его зад не пускает... И все-таки рукопожатие состоялось, заставив Брайда пережить сразу два мерзких чувства: что вертится тут словно уж на огне; и еще рука этого Линдера - натуральный моллюск, холодная, скользкая... Выпустив ее, Брайд не сел, а упал, и лишь скрепив зубы, не выругался: кол снова вошел, аж по самое горло!
  Преамбула, в общем, - вхождение в ад.
  Раздолбает меня! И с землею сравняет!
  Но Гив Линдер не спешил его сразу долбать. Выдержал паузу, до того долгую, что у Брайда в ушах зазвенело.
  - Жалобы все, - насладившись произведенным эффектом, заговорил он тем же дискантом, что и вначале, но чуть-чуть нараспев: ноту выше, еще... - одновременно косясь на бумаги. - Оценщики, вот. Мой убыток считают... Застраховано, ясно. Не лыком я шит. Но страховщики, знаешь, как деньги отдать? Когда жилы тянуть - тут они хороши. А придет отдавать - сто препон, сто рогаток.
  На что Брайд кивнул: кому, мне-то не знать?
  - Придется, как видно, казной потрясти, - продолжил Линдер все также певуче. - И не жаден я вовсе. И тряс, и трясу... Когда было чем. А нынче одни только дыры в карманах, - и развел коротенькими ручонками.
  И Брайд снова кивнул. Но не больше того. Не спеши забегать. Пускай выложит все.
  То есть стал понемногу в себя приходить. Чего Линдер покамест не должен заметить.
  - Одно утешение, что пресса сюда налетела, - распевная интонация в голосе Линдера превратилась и вовсе в журчанье ручья. - Не туристы, понятно, не праздный народ... Но в гостиницах жить, подкрепиться, то, се. В магазинах товар - худо-бедно - раскупят... А еще любопытные. Шум - как-никак. На события, знаешь, народ у нас жаден. Из столицы - навряд ли. Дыра мы для них. Но из Райса, Тин-Квисса - соседи никак. Потолкаться часок, пиво с кофе попить. Ну а город, ты знаешь, с налогов живет. Будет чем хоть немного казну подлатать.
  И на это Брайд тоже кивнул: мол, согласен, конечно, ну как не понять?..
  Хотя, по мере возвращения в себя, думал он уже о другом: что впечатление я произвел, конечно, дурацкое, чего не исправишь, но в чем, разобраться, отыщется плюс. Понятно, с порога он все сейчас врет. Задумал упасть. Пропадаю, горю. То есть шанс мне дает над собою подняться. Дескать, горб подставляю, на него обопрись. Только есть ли мне смысл этот горб брать в расчет? И не лучше ль покамест остаться внизу?
  И поэтому, поддакивая, не расслаблялся. Даже кол, чертов пень был готов он терпеть.
  Параллельно изучая внешность Линдера. Яйцевидную голову: сверху пошире, а книзу поуже. Покрытое глянцем лицо... Или нет, то не глянцем, хитином скорее!.. На что поначалу подумалось, что выбрито, кремом до блеска надраено... Пока ни дошло: что как лысина та же, посева там нет!
  В общем, как началось с лысины, так к ней и вернулось. И когда вернулось, - хотя физиогномика штука коварная, Брайд уже попадался на эту наживку: представишь одно, а на деле - другое, - но здесь, с этим Линдером, вдруг все брайдовское существо преисполнилось чувством несовместимости. На каком-то генетическом уровне. Заменить, скажем, почку. Кишки кусок вшить. С чем медлить - смертельно! Короче, нельзя. И сделано, вшито, все функции - те же. Ан нет, протестует, вопит твоя плоть: умру, пропаду - но к чертям! Но - отторгну!
  Так что даже стало подмывать подняться со стула: других, если хочешь, на кол тут сажай!..
  Однако не встал.
  - Ты с дороги, небось? - спохватился вдруг Линдер...
  И снова соврал. Никакое не вдруг. Его голос уж прежде на убыль пошел. Еще тот же дискант, и все же не тот.
  И Брайд подобрался.
  - Может, выпьешь чего? - подсевшим дискантом продолжил Линдер и, не дожидаясь согласия Брайда, достал из стола две бутылки: с водой и еще одну черт знает с чем. Зеленое что-то. Отвар из лягушек?.. Поставил на бумаги, которые до этого читал. Вновь порылся в столе и извлек два стакана, к которым Брайд под страхом смертной казни не прикоснется. В следах от осклизлых ладоней...
  - Курить я хочу, - сказал Брайд. Готовый выслушать: вредно и зря...
  Но услышал другое:
  - Терпеть не могу сигаретной я вони.
  - Тогда потерплю, - не стал спорить Брайд.
  Хотя о чем спорить: трубку он дома забыл. Разве Линдер его угостит?
  А Линдер тем временем наполнил стакан, тем самым отваром, глотнул и поставил на место. Сделав жест: мол, захочешь, так тоже давай.
  Но что Брайд снова кивнул.
  А про себя подумал: хорошо в машине все вырвало. А то бы сейчас.
  Плохи твои дела! - вернул разговор Линдер к прерванной теме.
  И Брайд еще больше подобрался: вот оно! Вот! Все ж дождался!
  Чего сам себе не смог объяснить. Но логика здесь бесполезна. Только нюх, интуиция - только они!
  И действительно, вернувшись к прерванной теме, Линдер сменил тон. Его голос начал фальшивить, остался дискантом, но каким невозможно взять чистую ноту. Что Линдер тоже почувствовал и попробовал скомпенсировать это руками: взгромоздил их на подлокотники кресла, подперев ладонями безволосый подбородок:
  - Как пить дать слетишь. Ведь скандал. Сам же видишь.
  - Вижу, - и не подумал менять хоть бы что-нибудь Брайд.
  - Город с землей мне сравняли, - еще фальшивей продолжил Линдер. - И ждать-то осталось всего ничего... Смотришь ведь вечером новости? Вся Флетония смотрит. Куда мы без них?.. И завтра угла не останется, говорить где об этом не будут. Что из Клиспа - десант. Город с карты стереть.
  - Будут говорить, - даже с каким-то наслаждением согласился Брайд.
  - Про сыночка - молчу. То другая статья...
  - Да. Про сыночка, конечно, другая...
  - Упекут. Да и срок там немаленький светит.
  - Заслужил, - с той же мазохистской покорностью поддакнул Брайд.
  Теперь, когда вызрела схема: дескать, падаешь - падай, не стану мешать, - и оформилось ясно, что делать и как, осталось последнее: подавить в себе чувство гадливости. Пускай Линдер думает, что ему взбрендит. Что выше меня. На крючок, мол, поймал. И я вот, балда, крючок глубже заглатываю... Одного лишь не делай! - осадил себя Брайд. - Не смей ему льстить. Что угодно. Не льсти. Хоть гадливость как раз и толкает на это. В чем соломинка - вцепится, падаль, тот миг!
  - Горе отцовское! - нараспев и тоже фальшиво залопотал Брайд. - Что можно к горю такому добавить?
  Если у Линдера есть дети, непременно ввернет.
  Но нет, не ввернул. Снова зубы оскалил.
  - Знаешь, сколько я из-за него натерпелся? - все также тягуче продолжил Брайд. - Начать и не кончить. Романы писать. Но отпрыск, кровинка. Что делать прикажешь?
  Однако по безволосой физиономии даже тени участия не пробежало. Но и вызова: мол, не хочу я об этом! - тоже Брайд не заметил.
  Что хорошо. На искренность тут - выйдет лишь перебранка. А нужно что-нибудь конструктивное.
  - И во сколько убытки свои ты оцениваешь? - спросил Брайд.
  - Да много! Ох, много! - перестал сразу скалиться Линдер, выпустил безволосый подбородок и принялся шебаршить бумагами. - Считай и считай! На неделю тут хватит.
  - Мда-а! - с пониманием протянул Брайд. - А еще телевизионщикам наскрести что-то надо.
  - Чего им скрести?
  - Ну а как же? Не задаром примчались из Дорлина?
  Да им это - хлеб! Мотыльки на огонь!..
  И Брайд первый раз за весь разговор заметил на физиономии Линдера воодушевление:
  - Нам с тобою не снилось, сколько с шумихи вот этой наварят! На месяц экран будет чем им занять.
  - В этом они ловкачи! Из мухи слона чтобы сделать...
  - Да какая же муха? - удивился Линдер. - Не муха тут вовсе! - явно рассчитывая, что Брайд снова кивнет.
  Но Брайд не кивнул. Оставив Линдера в недоумении.
  И кто бы лишь знал, сколько крови и пота стоило Брайду сидеть на этом колу, изображая невозмутимость! Но хочешь, чтоб гнус этот пятки лизал?! - Известно мне что-то. Ломай, пакость, голову! - излучал Брайд теперь своей позой флюид.
  И Линдер снова оскалился... Точнее хотел оскалиться, но губа отвалилась, да так, что не только гнилые зубы, а корни наружу вылезли.
  - С газетной братией проще, - будто ничего не заметил, продолжил Брайд. - Прожекторы им волочить ведь не надо. Блокнотец всего. Ну, еще диктофон. Им вечером свистнул - наутро уж здесь.
  В ответ на что Линдер забарабанил пальцами по подлокотнику. Точнее обрубками пальцев, этакими сардельками в перевязках. И дробь получилась какой-то невнятной.
  - Городишко у тебя жалкий, конечно, - теперь Брайд просто не имел права останавливаться. Пока слушает, что я тут несу, с мыслями не сможет собраться. - Берлога медвежья. Когда Рогерс разбудил среди ночи: на дыбы, дескать, Рыжий Колт-Пьери поставил!.. Я в толк взять не мог: сонная кляча и вдруг - на дыбы?.. Сколько денег, подумал, вложить в это надо? Но увидел и понял: вдвойне! И втройне! Мэр Колт-Пьери - не скряга. С головой на плечах!.. Ты лишь только не сдрейфь. До конца доиграй. Извлечешь. В барыше выйдешь. Слово даю.
  Дробь, и без того невнятная, вовсе рассыпалась. Тук, еще тук, и Линдер перестал стучать пальцами...
  Но сидеть на этом чертовом срубе! Геморрой там, небось?.. Однако елозить начать? Дать понять: изнемог?! - и Брайд снова пересилил себя. Даже ногу на ногу положил и на спинку стула откинулся... Точнее сделал вид, чувствуя, что лопатки сейчас переломятся.
  - Я бы на твоем месте с другого бока подъехал, - заговорил Брайд таким тоном - друзья, не разлей. - На субсидиях город твой держится. Такая дыра без субсидий не может. А что, если планку поднять? С умом, то есть, дело обстряпать. Страховые компании голову дурят. Оценщики пишут - ну, треть я покрою. А чем остальное? Откуда мне взять?
  - Откажут, - попался на удочку Линдер.
  - Э-э, ты не сам. Сам - понятно, откажут. А ты человека найми. Из тех, кто умеют подать все как надо... Своего если нет, то могу удружить.
  И теперь замолчал, теперь можно.
  Пауза затянулась. Но уже не опасная. Пик перейден. Вопросец всучил. Поворочай мозгами.
  А ворочать там было над чем. Скажу 'А' - значит, карты на стол. Скажу 'Б' - шельмовать, продолжать, с чего начал?..
  Словом, настал его черед елозить на кресле. Помягче брайдовского. Но едва ли сейчас ему много удобней.
  - Да Рыжий ведь твой это все заварил! - не выдержал Линдер. - Не начни он бузить - ничего б не случилось!..
  - Извини, - перебил его Брайд. - Я с тобою серьезно, а ты словно троечник: урок зазубрил, мол, зубрежкой проеду. Я же тебе на подмогу иду - а ты меня Рыжим: мол, в угол поставлю.
  И губа у Линдера снова зашлепала. Но не вниз и не вверх, паркенсоня как будто.
  - Горе отцовское! - не долго думая, заполнил паузу Брайд. - Да я сына спасти! Неужели не ясно?
  За что Линдер сей миг ухватился:
  - Тогда какого черта с больной головы на здоровую валишь?!
  - Горе мне, горе! Всю жизнь это горе расхлебываю!..
  - А мне город заново строить! - попытался укротить губу Линдер. - Мостовые мостить. А фонарных столбов? А машин покалеченных?..
  - Тысяч двести, небось, - между стонами, выдавил Брайд.
  - А кафе, что возле стадиона стояло? А деревья росли?
  - Еще тридцатник набрось...
  - Что ты все деньги считаешь? Ведь с кресла слетишь!
  Чему Брайд тоже поддакнул, но где-то на половине кивка поднялся со стула и попробовал рукой его спинку.
  - Да не с этого! Этот - сто лет тебя выдержит!
  - Кресло мэра имеешь в виду?
  На что Линдер расплылся в улыбке, как, примерно, медуза на камне под солнцем...
  - Слечу, - снова сел Брайд. - Дураку не понять. Доброхотов довольно, - и вдруг выпрямился и вперился в Линдера: - Но тебе-то с того?! Ну, какая корысть?!
  Линдер вздрогнул и поэтому не ответил. А когда собрался ответить, Брайд его упредил:
  - Или думаешь в кресло мое перебраться? Я бы сам уступил, попроси меня только. Но не выйдет. Сожрут с потрохами. Дерьмоеды, как ты. Или, думаешь, в Клиспе не водятся? Да слабинку лишь дай! Да во сне: спят и видят. Ну, слечу - так они в это кресло усядутся. И останешься - с чем? С Рыжим, вот, за решеткой?
  Линдер хотел что-то возразить, но не смог. Только губа опять задрожала.
  А Брайд все сидел. До конца еще долго.
  - С чего ты решил, что я на твое кресло зарюсь? - наконец сумел выдавить Линдер.
  - А пригрезилось вот. Извини. Я вспылил. Сынок доконал. Двадцать лет с ним уж маюсь.
  И снова повисла пауза, которую Брайд - пристрели - не нарушит.
  Он опять оглядел кабинет: обломок колонны, безногих уродцев, картины с изображениями Колт-Пьери... Прямо какая-то буколика: чистенькие мостовые, девушка с зонтиком бежит под дождем... И только после этого посмотрел за окно, где больше не проезжали машины, потому что улица оказалась запружена народом. Куда-то все шли и несли транспаранты. 'Позор!' - прочитал Брайд на одном. - 'К ответу!' - гласил второй. 'Наш долг дать отпор негодяям!' - на третьем.
  И Брайду показалось, что все это - бред. Еще час назад и намеков на шествие не было. Он помнит, как затравленно выглядывали жители Колт-Пьери из подворотен. Выходить или нет? А тут вот - сплоченные массы...
  И снова посмотрел на Линдера...
  И в ту же минуту раздался звонок.
  Линдер разворошил бумаги, отыскал телефонную трубку и отвернулся от Брайда.
  На его тонкой шее волос тоже не было. А ухо - другое, не то, что под трубкой, - оказалось похожим на крыло стрекозы. Сиди и считай в нем все вены, прожилки...
  Что в это ухо докладывали, не было слышно. Но Брайд почему-то решил: это Рогерс, отчитывается, что идет все по плану. Телекамеры включены. Демонстрантов снимают...
  А транспаранты-то не рукой намалеваны, - посмотрел Брайд опять за окно. - Не картона куски, не обрывки обоев... В типографии их заказали. Еще, значит, вчера было все заготовлено.
  Пока Линдер на него не смотрел, Брайд размял чуть-чуть мышцы и позу сменил, но заметив, что Линдер поворачивается, тот миг разметался по-прежнему.
  - Я потом позвоню, - ударил Линдер 'отбой'...
  Впрочем, по чему он ударял, под бумагами было не ясно - трубка под ними исчезла.
  - И такой человек в Колт-Пьери сидит! - с восхищением проговорил Брайд. - С талантом таким - да страной управлять!
  Но Линдер уже был не тот. Пообжегся.
  - Еще пятьдесят, - сказал Брайд, давая понять, что он снова серьезен. - А с канализацией у тебя как? А с водой питьевой - никакой нет заразы? К зиме ты готов? А дожди когда хлынут? Соврешь, если скажешь, все стоки в порядке... Всё-всё приплюсуй. Я ведь цены-то знаю.
  - Мало! - насупился Линдер.
  - Что мало?
  - А то! Все на деньги вновь сводишь!
  - Угу. Выходит, не только в деньгах тут проблема?
  - Обрыдло мне в этой дыре вот сидеть!
  - Но кресло мое из башки все же выбрось...
  - Предложи что взамен! - слов Линдеру не хватило, и он пальцы-сардельки сжал в кулачки.
  - Хорошая мысль, - не сразу ответил Брайд. - Конструктивность в ней есть. И предмет точно назван.
  Но общие слова Линдера не устроили. И кулачки он не стал разжимать.
  - Знаешь что?.. - поднялся со стула Брайд. Захотелось дать мышцам все ж роздых. Но в этом чулане не очень-то разгуляешься. Шаг туда ли, сюда - на что-то наткнешься. И он не придумал ничего лучшего, как зайти стулу сзади и навалится руками на его спинку. - Я, конечно, могу обещать. Но ты ведь гарантий захочешь?
  Смотреть на Линдера сверху было не менее противно. Снова прядки волос от виска до виска...
  И все же забрезжил финал.
  - Давай-ка начнем с тобой с малого. Про субсидию я говорил. Есть у меня человек, в министерство финансов вход знает, - и загнул один палец. - Триста тысяч ты насчитал - это прямо сейчас, - и похлопал себя по карману. - И страховки. Там будут проблемы, но в конце-то концов отдадут. Консультанта я дам, до гроша до последнего все из них вытрясет. А ты мне пока - трех бандитов. Я их сам воспитаю. Сумею. Поверь.
  Если бы Линдер пошевелился, поднял глаза, то сразу бы стало понятно: втекает в него или между ушей?
  И все-таки Брайд решил не останавливаться:
  - И еще одну вещь. Демонстрантов вот этих... Перебор. Ни к чему. И помпезно уж слишком.
  - Но кто виноват?! - прыснул дискантом Линдер. Вернулось к нему. Вновь запел, как в начале.
  - А виновных пока придержи про запас. Пускай будут твоею последнею картой...
  - Да чего мне держать, отпущу если Рыжего?
  - Под залог! Что б не вышло - даю тебе взятку. А потом, когда слово сдержу, залог тот себе ты оставишь. Отписаться ж - пустяк. Подозрения были, но вот подтверждения им не нашлось. Мол, не Рыжий совсем. Здесь, на месте, разборка. Иль бандитов своих у тебя не хватает? Да ты Рогерсу только - он список составит. Через десять минут на столе лежать будет.
  - А если наврешь? Если слова не сдержишь?
  - Так ведь Рыжий тогда. Никуда мне не деться.
  - То есть хочешь сказать: мне в заложники - сына?!
  - Да, именно это хочу я сказать.
  И Линдер поднял глаза. Он и до этого их поднимал, но Брайд не обращал на них внимания: на зубы, губу, что лицо в слое глянца, - а глаза как-то ускользали. Наверное, потому, что были крохотными. Весь Линдер был крохотным. Голова только вот... Но глаза еще меньше, вне всяких пропорций... И все ж - не пусты. Что явилось открытием. Затаилось в них что-то. После прядей волос, стрекозиного уха, они от себя не отталкивали... Во всяком случае, заглянув в них, Брайд продолжил смотреть. Туда, в глубину. Там была глубина.
  И наступила новая пауза, которую Брайд не решился нарушить. Не придумалось просто: нарушить - но чем?
  И первым этого сделал Линдер:
  - Не возьму я денег! - проговорил он поднадоевшим дискантом, но неожиданно резко и дерзко. - Ни гроша не возьму. Ты потом мне заплатишь.
  - Что значит, потом? - на сей раз не наигранно растерялся Брайд.
  - То и значит, потом. Когда сделаешь все, что сейчас обещал.
  И снова наступила пауза, и снова не Брайдом спровоцированная, нарушаемая выкриками с улицы. Там продолжалось шествие.
  В общем, так понимай, что - финал. И значит, не обмануло Брайда предчувствие... Но обмануло, что он будет - таким.
  И какая тут связь, но на долю секунды перед взором возник коридор, швейцар, что футболит с дороги бумагу... Харон! Не швейцар это был, а Харон!
  И на Брайда напало сомнение: а смогу ли я выйти отсюда?..
  Он потоптался за стулом, снял руки со спинки:
  - Так что ж, я пойду?
  Но Линдер ему не ответил.
  - И Рыжего мне отдадут?
  И снова молчок.
  При этом Линдер продолжал смотреть Брайду в глаза, и смотрел так долго, что Брайда покоробило. Этот взгляд пробирался вовнутрь и там шебаршил, разбирался... Но в чем? Отчего на душе Брайд почувствовал муть. Примерно как там, на сиденье машины. Значит, что-то не так. Вроде, смог, что хотел. И все же - не так... Дрянь какая-то вышла.
  Он снова протиснулся между столом и стеной. Опять на пол смахнул лист бумаги. Продолжая ощущать на себе взгляд Линдера. Толкнул дверь и оказался в коридоре. Те же шкафы, те же папки, гроссбухи. И тот же субъект: мол, сюда, здесь вот выход.
  А на улице гомонила толпа. Кто-то пел, кто-то что-то скандировал. И множество рук несли транспаранты: 'Позор!', 'Не простим!', 'Негодяев - к ответу!'.
  - Выпей за мое здоровье, - полез Брайд в карман, отыскал там купюру.
  Но швейцар взял ее с таким видом, как будто бы Брайд вернул карточный долг.
  И не выпьет, конечно. На роже написано. Потратит на что-то другое.
  
  
  Глава шестая
  
  На свободе
  
  В полицейский участок Брайд примчался к шапочному разбору. Гуамер успел все уладить: задержанных выдать, шесть тысяч - залог, заполнил все нужные бланки, - на Брайда остались лишь деньги и подпись. Ну и полицейских не обидеть, что Гуамером тоже было обещано. В отличие от мэра они не артачились. К тому же оказалось их больше: за стеклом сидели еще двое и все та же соплюшка, худая, как будто ее не кормили как минимум месяц. Она все так же стучала на клавиатуре компьютера, точь-в-точь как тогда, когда Брайд уходил. Брайд всем отсчитал, и ей тоже, и сверху добавил, лишь кончить скорее.
  Самого Гуамера в участке не оказалось. Но не маленький. Сможет домой сам добраться.
  Лишний час в этом городе - тронуться можно!..
  И чуть было ни тронулся, когда узнал, что соплюшка уже все отправила. Тот самый отчет, о ночных приключениях. И когда Брайду вытащили распечатку этого отчета - у него в глазах потемнело. Все там валили на Рыжего! - другого он и не ждал. - Но и совесть должна хоть какая-то быть!? - Начавши читать, Брайд почувствовал, что волосы у него встают дыбом. У какой-то окрестной фабрички засорились все фильтры, и дрянь вытекает теперь прямо в море... А на складе - каком? - приключился пожар... - Хорошо, недород вот сюда не вписали. И что снега зимой навалило сверх крыши... А я со своею убогой фантазией про какую-то воду, с питьем, мол, проблемы?.. Когда Линдер на костях Рыжего Колт-Пьери решил себе заново выстроить! И теперь это все уже в Райсе. И вопрос: видел там это кто или нет?
  Соплюшку от компьютера Брайд велел отставить... Но так оказалось, что видели!
  - А ну-ка, 'отбой'! - набросился Брайд на полицейского, занявшего место соплюшки. - Шли-ка быстро 'отбой'! Мол, ошиблись. Исправим!
  И уселся за стол строчить новый отчет.
  Один из стражей порядка хотел было присоседиться: мол, ты формы не знаешь, что, как и за чем... - но Брайд его вмиг урезонил:
  - Вы свое сочинили. Теперь мой черед!
  Дал, в общем, понять: деньги взяли - не суйтесь.
  Первым делом он поменял всю преамбулу: конкретики меньше, неясно пока, разбираемся, дескать, есть только наметки... Добрался до фабрички - к черту ее! Пожара с избытком! Машин покалеченных... И 'стекляшку' оставил. Подавятся пусть! Но камни бросали... - на это упор! Есть снимки, разыщем, кто вздумал бросать?! И кто направлял. Кто всю смуту посеял... А Рыжего с приятелями передвинул в конец: пострадавшие, мол, и готовы свидетельствовать...
  Пока он писал, позвонил Рогерс. Линдер на ковер его вызвал. То есть делает что-то... Узнать кабы, что? Гуамер для этого. Он должен знать! Но всегда, когда нужен, его где-то носит!.. А Рогерс между тем дал какие-то указания, после чего один полицейский остался с Брайдом дописывать отчет, точнее стоять за спиной, а двое других, вызвонив, кому удалось дозвониться, отправились в город... Очевидно, наводить там порядок...
  И все же с отчетом. Сейчас он важней.
  - Не забудь здесь акцент, 'Nota bene!' поставь! - теперь встал над душой у полицейского Брайд. - А прежний - в корзину! Порвать его! Сжечь! - и до последней минуты с души полицейского не слезал, чтобы все слово в слово в компьютер попало. По ходу дела внес несколько изменений. Да и потом не успокоился. Даже когда на экране появилось 'ушел', а чуть позже, что 'принят', велел еще раз распечатать написанное, и снова пробежал все с первой строки. Естественно, отыскав пару мест, где мог написать бы получше...
  - Хорошо написал, - сказал Кролл.
  Брайд не заметил, когда он появился.
  - Хорошо. Я бы так вот не смог.
  И хотя мнение Кролла - тоже истина в высшей инстанции!? - но сейчас Брайд был рад и ему. Все же легче, когда тебя кто-то поддерживает.
  - А теперь заключенных давай! - сунул Брайд распечатку в карман.
  И полицейский оставил компьютер, снял с крюка связку ключей и пошел отпирать каталажку.
  Загрузка в машину этих обклеенных пластырем боровов прошла в гробовой тишине. Они по очереди садились на заднее сиденье, для них узковатое. Но ничего, потеснятся. Брайд захлопнул дверь, огрев Синего До, который, на его счастье, оказался с краю.
  - А этот конверт для Рогерса, - уже через окно подозвал он полицейского.
  - Передам, - поблагодарил за начальника тот. Еще раз звякнул ключами и испарился. Дескать, всё, вы свободны.
  Но Брайд не спешил заводить мотор.
  - А ты оставайся пока, - сказал он Гуамеру. - Посмотри что и как. Линдер обещал разогнать демонстрантов. Проследи. Если что - страху можешь нагнать...
  И в этом месте хотел добавить про деньги. Что денег-то Линдер не взял... Но на язык не легло.
  - А с телевизионщиками что делать? - спросил Гуамер.
  - Тоже надо спровадить.
  - Тебе Линдер и это обещал?
  - Нет, - покачал головой Брайд. - Не мог он этого обещать. Кишка тонковата. Но если сумеет без зрелища всю эту шушеру оставить - и на том спасибо.
  - То есть они сами должны убраться? - уточнил Гуамер.
  - Не знаю. Я, как домой приеду, свяжусь кое с кем. И тебя буду в курсе держать. Но и ты: что унюхал - звони. Среди ночи поднять - не миндальничай, сразу!
  На что Кролл выпятил грудь:
  - Я тебя подводил хоть бы раз?!
  - Нет. Никогда, - протянул ему руку Брайд, одновременно другой включив зажигание. - Тут еще разгребать... Дна не видно пока.
  - Ничего. Уладим, - успокоил Кролл и отошел от машины.
  Но тронувшись с места, Брайд проехал всего метров пять и снова остановился:
  - Стекла закрыть! Непрозрачными сделать!
  Но троице там было не пошевелиться, и он проделал все сам: нажал пару кнопок, и проследил, чтобы даже люк в потолке задраился.
  - Между Сциллой с Харибдой проскочить было легче! - пояснил он эти предосторожности, про себя подумав: будто знают они про Сциллу с Харибдой.
  И не ошибся, не в том, что не знают, а что протиснуться будет непросто. Улица от полицейского участка до мэрии оказалась забита народом. Снова начал накрапывать дождь, но это никого не смущало. Люди прибывали и прибывали, создавая раздолье прожекторам. Вылези солнце, разгони ветер тучи, лучи прожекторов не казались такими бы яркими. Не могли бы гулять по морю голов, выхватывая то один, то другой транспарант: 'К ответу!', 'Подонки!', 'За все пусть заплатят!'.
  - Это про вас, - съехидничал Брайд.
  - Сами они подонки! - огрызнулся Рыжий. - Подстроено все. Неужели не понял?
  - Понял. Дурак не поймет. Только проку в моем понимании?
  - Они нам бумаги подсовывали, - сказал Синий До. - Подпиши, говорят, и отпустим.
  - И что за бумаги?
  - Да бред! Что мы машины вверх тормашками переворачивали.
  - Мостовую к чертям разобрали, - добавил Вайвер.
  - А нас прямо у 'стекляшки' повязали... - начал было Рыжий, но что-то у него там заклинило.
  Брайд посмотрел в зеркало над лобовым стеклом: Рыжий держался за челюсть.
  - Дубьем колотили, - продолжил за Рыжего Вайвер. - Как живыми остались?.. А про те машины слыхом не слышали. Мы своей машины держались. Нам сесть и уехать.
  Брайд попытался вырулить из толпы и завернул в первый попавшийся переулок, но угодил в другую толпу. В отличие от первой, транспарантов здесь не несли и рядность не соблюдали. Да и возраст - мальчишки, шпана... У многих камни в руках: только повод им дай - тот же миг пустят в дело.
  Троица это тоже заметила, и в машине сделалось тихо.
  В конце переулка маячил просвет и Брайд попробовал двинуть туда. Но не очень-то сильно тут двинешь. Нажми лишь на газ, распугай-ка вот этих?.. Нарочно на шаг не отступят. И приходилось выжидать, пока снизойдут и сами расступятся. Так что машина больше стояла, чем ехала. И Брайд начал злиться, несколько раз нажимал не на ту педаль, пока ни поддал одного... Чуть-чуть до ноги лишь дотронулся. Но хмырь только этого ждал. Замахал руками: куда, дескать, прешь?! За колено схватился, - ой-ой! - не забыв сунуть в рот сигарету. Тощий как высохшая вобла... Задень вправду такого - как спичку сломаешь. Но хмырю надо было себя показать. Ведь вниманье привлек! Даже ногу на бампер поставил: не хмырь, дескать, я, а - вглядитесь-ка - личность!.. Лишь стиснув зубы, Брайд ему еще раз не вмазал. Теперь не чуть-чуть. Чтобы вправду заохал!.. Но связываться?.. Нет. Связываться нельзя. Что Брайда еще больше разозлило. И он стал шарить глазами в надежде отыскать полицейского. Ведь пошли разгонять... Или, может быть, нет? Может, Рогерс велел совершенно другое?
  А хмырь все куражился, так и сяк изгалялся. Но интерес к нему быстро остыл. И не зная что бы еще предпринять, он затушил окурок о капот машины. Чем вызвал всплеск одобрения. И все же ужимки его надоели. Как ни обидно, но надо кончать. И он на прощанье погрозил Брайду, плюнул на тот же капот и затерялся в толпе. Таких же точно хмырей.
  И Брайд наконец-то сдвинулся с места...
  Но радость оказалась недолгой. Из той же толпы вынырнули еще двое. Совсем сопляки, лет пятнадцать от силы. В отличие от хмыря, угодившего в центр событий случайно, эти загодя выбрали цель. Как за столик кафе взгромоздились на капот машины, поставили рядом по банке питья, разломили сигарету и на двоих закурили. Брайд ударил по тормозу, на этот раз не спутав педаль... Но в намерения сопляков входило обратное, чтобы их прокатили. Один из них повернулся, хотя сквозь стекло ничего не мог видеть, и сделал Брайду рукой: дескать, двигай давай, полегонечку трогай...
  Брайд лишь долю секунды видел его лицо. Сопляк отвернулся и принялся пускать струйки дыма... Но Брайду и доли секунды хватило. Это было не лицо. Таких лиц не должно просто быть. Морду последнего пса, роющегося в помойной яме, легче зачислить в разряд человеческих. Мыслей там нет, так хотя бы инстинкт... А здесь не было даже инстинкта: водянистые, словно разжиженные чем-то едким глаза, обрамленные красными веками, и обескровленные губы, созданные для единственной цели - сжимать сигаретный окурок. Пустота, - подумалось Брайду, - должна оскорбиться при сравнении с этим лицом. Оно - сама дикость. Ужасней, чем дикость. Пред ним - все напрасно, бессмысленно, зря... Придет человек с таким вот лицом и все, чем ты жив, низведет в никуда...
  И тем не менее жесту этого дочеловека Брайд подчинился. Нажал на газ и кое-что даже выиграл: перед сопляками народ расступался. Особенно мальчишки с камнями в руках. Отскакивали как пинг-понговые шарики и отгоняли других. А расчистив дорогу, тыкали в небо указательным пальцем... Смысл этого тыканья остался неясным. Если был в нем какой-нибудь смысл? Дескать, вставили им!?.. Но кому это - 'им'? А вот всем. Да и мне. Поимели, короче...
  Никогда Брайд не ощущал себя таким оплеванным. Это было даже не унижение, а вымарывание: был да весь вышел, и нет тебя больше.
  А соплякам тем временем надоело кататься, и они заколотили ладонями по капоту. Брайд притормозил, дождался, когда они слезут. До облюбованного просвета оставались считанные метры, и больше не церемонясь, не в силах подавлять в себе ярость, Брайд нажал на клаксон и резко рванул... чтобы зарулить в самую гущу прожекторов... Точнее до гущи он не доехал, потому что дорогу преградил полицейский. Первый полицейский, встреченный в городе. Зачем он здесь маячит, было не ясно. Люди мимо него проходили: хотели - туда, а хотели - обратно. Наверное, не пускать машины? Хотя, кроме брайдовской, ни одной рядом не было.
  Ехать на прожекторы бессмысленно, но это был способ привлечь внимание.
  Страж порядка и впрямь встрепенулся. И Брайд опустил стекло:
  - Как мне отсюда выбраться?
  Однако вокруг стоял такой гвалт, что Брайд сам себя не услышал.
  - Проехать мне как?! - перешел он на крик.
  - Тут нету проезда...
  - Отсюда хочу!
  - Отсюда?..
  Озадачил Брайд полицейского.
  - Туда! И туда! - указал полицейский в ту сторону, откуда секунда как Брайд только выбрался.
  - А еще есть дорога?
  - Нет, - пожал полицейский плечами, приняв такой вид: идиот, что ли, спрашивать?
  - Чтобы сдохли вы все! - выругался Брайд и поднял стекло.
  И еще бы добавил. Но при молодняке не хотелось.
  - Ну и что будем делать? - посмотрел он в зеркало над лобовым стеклом.
  Однако троица, в отличие от него, отреагировала на происходящее совершенно иначе. Телевиденье для нее было в новость. Толпу на улице и придурка в полицейской форме они восприняли как продолженье вчерашнего. Но что пресса сюда налетела. Что из самого Дорлина автобусы прикатили, и не какие-то там, а с 'TV' на бортах?.. Что вон, всего в нескольких метрах, стоят болтуны с центральных каналов! И каждый бормочет про что-то свое. Размахивает руками: мол, взгляните туда, и взгляните сюда, - указывая на изнанку трибун, испещренную мерзостью. На колючую проволоку. На площадку, где раньше стояло кафе...
  - Когда нас увозили, кафе еще было, - сказал Синий До.
  - А вот здесь стояла моя машина, - указал пальцем Рыжий. - На тротуаре. Никому не мешала.
  - А деревья с корнями кто выдернул? - решил поколебать их благодушие Брайд.
  - Они и выдергивали, - не заметив подвоха, ответил Вайвер. - Сначала забор разобрали...
  - Который забор? Вокруг 'стекляшки', или тот, рядом с кассами?
  - И этот, и тот...
  - Зачем же им было за сто метров бегать?
  - Да много их... Прутьев им здесь не хватило.
  - А вы словно ангелы тихонько ждали?
  - Ну, не очень-то ждали, - попытался внести ясность Синий. - И все ж поначалу мы вместе держались. В машину, надеялись, сядем, уедем... Но когда стало ясно, не выйдет... Когда в ней все стекла побили... Тут ноги лишь в руки - спасайся кто может!..
  - И как же спасались? - до этого Брайд их через зеркало спрашивал, но теперь повернулся, разглядеть чтобы лица. - Ты, например? - и прицелился в Рыжего.
  - Я через дорогу рванул. Думал, дворами уйду.
  - И ушел?
  - Тут уйдешь?!.. Там засада ждала. И я тогда в дом, в двери стал колотить... Но заперлись, гады. Пришлось одну высадить.
  - А ты? - перевел Брайд взгляд на Синего.
  - На стадион хотел я вернуться... В окно, в кассы влезть.
  - Ну и влез?
  - Там решетки внутри... Но откуда мне знать, что там были решетки?
  - А ты, ясное дело, - дошел черед и до Вайвера, - раз машину разбили - другую угнать?
  - Ничего я не угонял! Драпанул, да и все...
  - И столбы посшибал?!
  - Ну-у, быть может, один... Отогнать. Чтоб отстали!
  - А потом снова - раз! - и все вместе собрались!? - подхихикнул Брайд. - Если вы и Рогерсу такую лапшу навешивали - так он вам и поверил.
  - А он и не очень расспрашивал, - сказал Рыжий. - У него все готово уж было. Подсунул бумажку - лишь подпись поставьте.
  - И вы поставили?
  - Поканючили для порядка... Мол, ты отпусти. Ну и он обещал...
  - Идиоты!
  Будь у Рыжего не такой жалкий вид, показать бы ему козью морду.
  - Ведь теперь вам - каюк! Неужель не понятно?!
  Но не очень-то их испугал. Да, собственно, и не собирался пугать. Не время сейчас.
  И снова уставился на происходящее в свете прожекторов.
  Ох, разбираться еще тут, копать! Что Рогерс все врет... Но и эти вот врут! Не пытать же их, правду из них чтобы вытянуть?!
  То есть, хотя и смотрел Брайд на прожекторы, но какое-то время ничего не видел, лишь потом кое-что различать глаза стали. Что телекамер тут не одна, а штук десять. Две или три неподвижно стоят, несколько катят по рельсам, а четвертая (пятая?) птицею ввысь, сделать круг над площадкой и снова на землю... Пиротехники напустили дымы: зеленые, сизые, с красным отливом. Огромные вентиляторы гонят ветер, отчего развиваются одежды на демонстрантах. А командует всем парадом какой-то субъект с мегафоном... Однако демонстранты показались Брайду ненастоящими. Статисты, небось. Притащили из Дорлина... Или надергали из толпы, пораскрасив им морды... Так что прямо не морды, плакатное мужество: все нам нипочем, мол, идем против ветра!.. Между ними гримерши: подпудрить, подмазать... А еще один мегафонщик отводит душу на светотехниках: - На плакаты направь! Желтый фильтр смени!.. - Когда дым рассеялся, демонстрантов отогнали назад и перестроили как-то иначе. Второй, видно, дубль. А может, двадцатый?
  Но в главных лучах прожекторов - у каждого свой пятачок - телеведущие...
  Однако Брайда привлекло другое - не сразу, когда лишь глаза попривыкли, - что там, в глубине, за прожекторами, идет какая-то возня. На скорую руку возводят там что-то... Возможно, трибуну? Или нет, эшафот! На колу посидел. Знать, черед рубить головы!.. - И при всей бредовости этой догадки, она почему-то засела в мозгу. Ведь строят! Не зря... Знать, задумано что-то. Из чего понимай, что когда кончится это представление, начнется другое... Какой-то подвох. О чем Линдер, гад, мог хоть бы слово сказать!
  - Сволочь! - не сдержался Брайд. - Экая сволочь!
  И также непроизвольно, как выругался, дал задний ход.
  Машину обтекали люди. И когда она рванулась назад, распугала их там. Кто-то застучал по багажнику. Но всё! Нету силы терпеть! Брайд нажал на клаксон. Уметайтесь с дороги!.. И все же в один прием развернуться не смог, хотя от него улепетывали. Дал чуть вперед, чуть назад, вмазался в рекламную тумбу, и только после этого вырулил на улицу... Точнее в тот переулок, где ошивалась шпана, и где следовало умерить бурю и натиск. Но Брайд не хотел. Да и просто не мог. Услышал удар. Краем глаза увидел, что растрескалось сзади стекло. И все же не снизил скорость, лишь сильнее еще на педаль и клаксон... Следующий булыжник прокатился по крыше, слетел на капот и оставил там вмятину. И тут же рассыпалось зеркало заднего вида. По левую руку. А секундою позже - и правую. Камни летели теперь словно град, барабаня по крыше, багажнику... нервам. Эта шушера явно пристреливалась. Метким ударом сорвало антенну. Лобовое стекло стало вдруг паутиной. Прогнулось. Приблизилось к Брайду. И все-таки враг удирал. Инстинкт брал свое. Жить им все же хотелось!..
  - А ну! Раздавлю! - заорал Брайд. - Получайте, паскуды!
  Будто выродки эти могли его слышать.
  Но слышали ль, нет:
  - Уноси, падаль, ноги!
  И снова на газ:
  - Я не шутки шутить! Размозжу! В гроб вгоню вас!..
  Следующий переулок оказалась не настолько забит народом. Там тоже швыряли камни, но не так усердно. Зато вот брусчатка:
  - На танк бы сейчас пересесть!
  Машину стало подбрасывать. Несколько раз было слышно, как булыжник скребется по днищу. Вайвер, самый высокий, заслонился руками:
  - Потолок проломлю!
  С его лба свалилась повязка, но руки отнять, чтоб повязку поправить... Какой? Снова бум!
  - Или череп мой треснет!
  - Потерпи! Еще чуть!..
  И опять на педаль.
  Справа и слева замелькали перевернутые автомобили, поваленные фонарные столбы, объезжать которые приходилось взбираясь на тротуар. Переулок такой, что едва с кем разъедешься. И все это не снижая скорости. В потолке над Вайвером образовалась уж вмятина. Лоб затек кровью.
  И все же убраться - терпи, брат! - важнее.
  Брайд продолжал выжимать скорость. Крутил баранку, лавируя между столбами, машинами. Опять слышал лязг под сиденьем, удары. Задел какой-то рыдван, и оставил на нем задний буфер. И все ж дотянул до еще поворота.
  С каждой новой улицей людей становилось все меньше. Очевидно, приближалась окраина города. Прожекторы сюда не добивали. Шпану посмывало всю в центр. Дома пошли ниже, обшарпанней, и прохожие выглядели как-то по-нищенски, с драными сумками, будто шли не за покупками, а просить милостыню... Впрочем, Брайд их не очень разглядывал. Как и дорожные знаки, мелькнувшие раз или два светофоры, ища лишь одно: берег моря, шоссе! - и когда наконец-то увидел, выжал из машины последнее. Промчался по этому шоссе километр-другой, убедился: ушли, нет Колт-Пьери, оставил! - и только тогда сбросил скорость, прижался к кювету и ударил по тормозу.
  
  
  Глава седьмая
  
  Узулья
  
  - Ну-у?! - повернул голову Брайд. - Лихо я вас прокатил?
  Мимо проносились машины, туда и сюда, но к Колт-Пьери они не имели отношения. Мчались себе: кто - в Тин-Квисс, кто-то - в Райс...
  - Лихо! - поддакнул Синий. - А то я все думал: у кого Рыжий лихачить так научился?
  - Я не всегда. Когда жизнь заставляет.
  - А она всегда заставляет, - обрадовался Синий, что сумел завязать разговор. Не о драке вчерашней, а о чем-то нейтральном. - Либо ты эту жизнь. Ну а нет, так она.
  Но выслушивать Синего не хотелось. Да и слышал уже. Что-то новое скажет?
  - Как твой череп? - посмотрел Брайд на Вайвера.
  - Ничего. Вроде, цел.
  Хотя Брайд его уверенности не разделил. Все лицо у Вайвера было в крови. Руки его теперь высвободились, и он эту кровь утирал. Точней еще больше размазывал. Заодно пытаясь вернуть на место повязку.
  - Да брось ты ее, - не выдержал Рыжий. - Надо бинт поменять.
  - Идея хорошая. Только где его взять?
  - На, салфетку возьми, - порывшись в бардачке, протянул Брайд коробку с салфетками. - Другого лекарства, увы, не имеется.
  Вайвер приложил салфетку, другую, но они тот же миг промокали.
  - Дай крови засохнуть. Не трогай пока, - отодрал один из своих пластырей Рыжий, и попробовал прилепить этим пластырем салфетку к вайверовскому лбу. - Сама чтоб держалась.
  - Раздавите, черти! - заерзал притиснутый к двери Синий.
  Рыжий, начав шевелиться, совсем его придавил. А когда с первой попытки с салфеткой не получилось, и вовсе сел на колени.
  - Пузырь мочевой сейчас лопнет! - взмолился До. - Пять часов по нужде не ходил!
  Но Рыжему с Вайвером было не до него.
  Только Брайд снизошел:
  - Что же у Рогерса туалета не было? В дорогу собрался. Сперва облегчись...
  - Сказали мне будто про эту дорогу?! - видно, впрямь невтерпеж было Синему. - И вообще, в неволе у меня все функции нарушаются.
  Пластырь как и салфетки тоже промок, и Рыжему пришлось пожертвовать еще одним, с металлической скобкой. И только с помощью скобки салфетку удалось укрепить.
  - Всё. Руки прочь, - отстранился Рыжий.
  - Приедем домой, поменяем, - поддакнул Брайд.
  - Вы как хотите, а я прямо здесь! - видя, что толку не добьешься, принялся расстегивать штаны Синий.
  - Попробуй мне только! - прикрикнул Брайд, и распахнул дверь, давая понять: выметайтесь.
  Но Синему по всем статьям не везло: дверь с его стороны не открылась.
  - Заела, паскуда!.. Не выдержу! Лопну!..
  Брайд подергал ее с внешней стороны, но добился только того, что ручка осталась в руках:
  - А ну, через сторону Вайвера!
  Вторая дверь, в отличие от первой, поддалась, но издала такой звук, что кто ее знает, закроется ль после?
  Но всем было не до того. С пузырями, похоже, дошли до предела. Кустов по близости не оказалось. Да и вдруг окажись - добежать еще надо. И отойдя от машины на шаг, троица на минуту затихла. Разве проносящиеся туда, сюда машины шипеньем покрышек нарушали наступившую тишину.
  - Блаженство! - первым заговорил Синий. - Ведь какое блаженство! С чем можно сравнить? - и посмотрел на Рыжего. - Попробуй-ка, ну!? И окажется: не с чем!
  - А еще пару дней бы тебя продержали? - полюбопытствовал Вайвер.
  - Тогда и совсем... Просто слов не найти.
  - Словарь бедноват, - подколол его Брайд.
  - Да тут не словарь, - подключился Рыжий. - До мозгов бы добралось. Разжижение б вышло.
  - Просыпаешься утром, - загоготал Вайвер, - а в черепе плеск! Как в горшке под кроватью!
  Но Синий не обиделся. Тоже заржал.
  И можно было включиться в их разговор: разжижение - да, кабы было - чего... - Синий сам подставлялся. Но Брайд не включился. Поднял зачем-то руку. Проверить: идет еще дождь или нет?.. Небо оставалось пасмурным, как там, над площадкой. Лишь одна иль две капли коснулись ладони... В чем Брайд не был уверен. И то ли от этого прикосновения, скорее надуманного, или, может, еще почему, но вдруг почувствовал - это чувство вошло в него словно сквозь поры, - нечто странное. Что, с одной стороны, все до ужаса глупо: с какой стати я здесь? Не сижу за столом у себя в кабинете?.. Влез в историю с этой вот троицей... Но с другой, - и Брайд снова подставил ладонь, - это - жизнь! Все вот это и есть как раз жизнь. На тоненькой грани меж тем, чего нет, чего не могло, не должно просто быть, и что всякий раз тебя все ж настигает. Не поддающееся обмеру линейкой. Где цифры и логика вечно пасуют. И хотя Брайду ничего не стоило пуститься сейчас в построения и разнести все по полкам: сюда и туда, а третье и вовсе - катись-ка подальше! - но не захотелось пускаться. Или делать какие-то выводы. Ведь вывод - зачем? Заглянуть чтоб в потом. А ему наплевать, что случится потом! - Вот в чем она, основная тут странность. - Он здесь и сейчас. Это факт! Даже если он трижды случаен. Я есть, существую!.. Живу, черт возьми! И казалось бы, кто это все удружил? Уж, конечно, не Рогерс с его базедовыми глазами. И не Линдер с яйцом вместо черепа. И никак не 'TV', что лелеет создать иную реальность. По канонам по всем тоже, вроде бы, жизнь, но кем надо быть: променять ту на эту? - И до того остро Брайд сейчас это все ощутил, - я здесь и сейчас! - что растаяли все возражения. - Этот миг я запомню. Он будет из тех, к которому после смогу возвращаться. Бесцветное небо. Ни дождь, ни дождя... И эти вот трое - они вот! Они! Они удружили! Кто мог бы еще?! Гогочут, смеются и мочат асфальт.
  В общем, что-то с Брайдом произошло, да и продолжало происходить. Что он, вроде, сумел себе объяснить, и все ж объяснению не поддавалось...
  И он стоял развесив уши и вбирал все подряд. Шипенье покрышек и шорох дождя (который шел только в его воображении). И даже глупейший разговор, что вела эта троица... Просто лясы точила. Несла черт-те что:
  - В каталажке-то, ишь, ведь совсем не тянуло.
  - Говорю, несвобода. Природе противно.
  - В узелочек там всё...
  - Кандалы, одним словом...
  - На руках кандалы. Что-то с чем-то ты спутал...
  - А что, если это вот - признак свободы?
  Вот до чего они договорились.
  - Не может так быть, чтоб без признака вовсе.
  То есть даже эта чушь не вызвала у Брайда ни малейшего сопротивления. Ни желанья съязвить, укорить иль отторгнуть. А вдруг вправду - свобода? Закончилось нечто. Какая-то гадость. И можно отмыться... Отсюда и треп. Просто так. Ради трепа. Слова ради слов. Душам, вроде белья, порой нужна стирка.
  А ведь прежде Брайд никогда к этим оболтусам не прислушивался. Не воспринимал их всерьез. Мальчишки. Что можно от них почерпнуть? От Синего, Вайвера?.. Сын будто лучше? А вот же - черпаю. Пригоршнями просто.
  И все-таки надо возвращаться в машину.
  Но снова за руль, означало все кончить.
  И Брайд решил еще немного продлить удовольствие. Влезать в разговор он не стал: не впишусь, все испорчу, - и вместо этого стал обходить свой рыдван. Поначалу без видимой цели. Но потом оказалось, что цель все же есть: а сумеем доехать? Заглохнет, и баста...
  При иных обстоятельствах Брайд бы расстроился, начни он прикидывать, во что ему выйдет ремонт. Но сейчас - наплевать! - сосчитал только вмятины... Хотя что их считать? На машине места живого не осталось. Раскрытый багажник, который Брайд попытался захлопнуть... От заднего буфера остались две загогулины, что-то вроде крепежек для зубного протеза. Вместо фонарей - воронки от взрывов. Выхлопная труба - по земле как мотыга. А когда зашел сбоку, то подумал, что лучше бы не заходил: обшивку с дверей словно сдуло. Да и с другой стороны: консервным ножом будто там кто орудовал. Брайд хотел заглянуть под капот: хоть бы там все на месте? - но не рискнул. Не закрою потом...
  И только тут заметил, что не одинок в своих изысканиях. Что Вайвер тоже изучает машину. Салфетка, пропитавшаяся кровью, присохла к его лбу. Да и пластырь, что Рыжий пожертвовал, натянулся, прирос. Так что на раны можно не обращать внимания. И Вайвер не обращал: опустился на колени и заглянул под колеса.
  - А в Дорлине как? - очевидно, не найдя того, что искал, спросил он Брайда.
  - Что в Дорлине? - не понял Брайд.
  - Ну, в Дорлин, положим, тебе надо ехать? С колесами как? Не нужны там колеса.
  - А-а, ты об этих, что гоняют, не касаясь асфальта?..
  - Вот именно. В воздухе будто висят. Непонятно, как это устроено?
  - Да просто, - хотя, положа руку на сердце, Брайд имел обо всем этом весьма приблизительное представление. - Там мостовые полифролом покрыты. И днища у машин тоже полифроловые. И они друг дружку отталкивают. Как, примерно, однополюсные магниты.
  - А твоя?
  - Моя? - почесал в затылке Брайд. - Мой рыдван - он до Дорлина только. А там на другую машину пересаживайся. На этой в столицу не пустят.
  - А есть, на которых пускают?
  - Конечно же, есть. Гибриды такие, что колеса в себя убирают. Сумасшедшие деньги за них люди платят.
  - И платят?
  - А как же! Есть спрос - есть товар. Если лишек в кармане - чего не позволить?
  - А я ни разу в Дорлине не был, - сказал Вайвер... Даже не сказал, а вздохнул, распрямляясь во весь свой недюжинный рост.
  И то ли в продолжение того странного чувства, что сейчас я живу; то ли из-за несочетаемости габаритов этого увальня с его детской досадой: мол, жизнь обошла... - в общем, Брайд растерялся. Так, что даже не нашел, что ответить. А когда все ж ответил:
  - Побываешь еще, - понял, что дал обещание. Которого не собирался давать.
  Мимо пронеслась вереница машин, из одной кто-то бросил окурок, и в метре от Брайда брызнули искры.
  Кювет у дороги был забит всяким хламом. Всем, чем богата Флетония: пластиковыми пакетами, бутылками, банками из-под пива, детскими подгузниками, вплоть до тампонов. И в другой бы какой-нибудь раз Брайд не обратил на окурок внимания. Флетонец. Привык. Но сейчас почему-то завелся:
  - Вот свиньи! Пепельницы в машине нет!? - и даже погрозил кулаком...
  Но еще не кончив грозить, поймал себя на том, что не столько тут гнева, сколько желания как-то выйти из положения, отвернуться от Вайвера. Мол, сказано. Точка. Обещано. Помню.
  Потому что глаза у Вайвера разгорелись, излучая надежду, которую Брайд в него заронил...
  Узнать бы еще, а какой к тому повод? На что он конкретно надеется? - подумал Брайд. Одновременно почувствовав, как благодушие улетучивается. - Ведь как пить, не один. Все они всегда вместе.
  Иль Колт-Пьери им мало?.. - тут влезло на ум, и Брайд посмотрел на Рыжего с Синим.
  Благодушие продолжало улетучиваться, и теперь этот процесс едва ль остановишь.
  И все-таки хотелось остановить.
  Но Рыжий с Синим больше не ржали, а стояли и пялились в землю. Нашли что-то там, на обочине.
  - Эй! - подозвал Брайда Рыжий, и снова уставился под ноги.
  В земле там копошилось какое-то существо, в которое Синий прицелился ботинком. В этом месте как раз кончался асфальт, и из-под него вылезло, а точнее продолжало вылезать... можно сказать, насекомое?.. Но для насекомого слишком большое... С два указательных пальца, примерно...
  - А что, если там еще метр? - предположил Синий, имея в виду - под асфальтом.
  Но никто ничего не ответил.
  С виду существо походило на сороконожку. Но ноги пореже, с изрядными, сантиметра по два, интервалами. И тело разбито на секции, но не как у сороконожки перевязками-метками, а разбито-разрублено, будто кто-то по нему прошелся ножом, искромсал словно овощ к салату. Так что каждая секция стала вполне автономной. Захотят - разбегутся какая куда... Но секции не разбегались, что-то их связывало. Если нить, то тончайшая, глазу не видная. Тварь поднатужилась и вытянула из-под асфальта еще одну секцию. Точь-в-точь как все прочие, тоже в хитиновом панцире, на манер черепашьего. И не только по форме, расцветкой, всем-всем: такой же орнамент, налои, разводы.
  - Что это? - с явным желанием сплюнуть, спросил Вайвер.
  Теперь все четверо стояли кольцом и изучали находку, и ни у кого, кроме Синего, не было желания к ней прикоснуться.
  - Я, кажется, знаю, - сказал Брайд. - Совру, если прежде их видел... Но в Дорлине, слышал... Такая напасть... Это - узулья.
  Узулья?! - переспросил Синий. С таким выражением на лице, что само это слово ему омерзительно.
  Первый раз слышу, - проверив, на месте ли челюсть, признался Рыжий (до этого он про челюсть забыл).
  В газетах про это писали, - попытался припомнить Брайд. - Но как-то невнятно. Мол, есть, расплодились...
  Еще бы! - осклабился Синий. - Охота кому про такое писать?!
  Ногу он все еще держал наготове, но заехать по твари пока не решался.
  - Придумал Господь же такое! - от греха подальше отступил Вайвер.
  - Да в том-то и дело, что не Господь! - на сей раз оживился Брайд. Наскреб по сусекам, припомнилось все же.
  И глаза всех троих обратились к нему.
  На самом деле об узульях он знал не многим больше, чем о бесколесых машинах. С той только разницей, что о машинах писали подробно, в деталях, которые Брайд пропускал, а об этих - обмолвки, намеки.
  - И все ж не Господь, - еще раз порывшись в памяти, повторил Брайд. - Если газеты не врут, то раньше их не было. То есть как ни крути, но не божьи создания. Появились потом, как построили Дорлин... Ведь он на девять десятых - полифроловый. То есть построен из материала, какого отродясь не водилось. Его мозг человечий придумал. А только придумал - и твари как тут! Как древесный жучок - ему мебель давай!
  - Ты хочешь сказать, - уставился на Брайда Рыжий, - что узулья вот эта - полифроловая?
  - Нет. Этого я сказать не хочу, потому что не знаю: полифроловая она или нет. Но причинная связь дураку очевидна: не случись полифрола - откуда им взяться? Это ж рынок обычный: на спрос - и товар.
  - У кого ж это мог такой спрос появиться? - не рискуя приблизиться, поинтересовался Вайвер.
  - А спрос от ума очень редко бывает. Он, скорее, инстинкт. Как возьми домино - костяшку толкни - остальные все сами повалятся.
  - Эволюция! - вдруг вспомнил Рыжий свое увлечение биологией. - Но Дарвин? Отбор? Выживает сильнейший!.. Ведь всему поперек!? Все теории - к черту!?
  - Отчего же поперек? - воспротивился Брайд. - Как раз и отбор. И сильнейший. Все верно. Может, эта узулья... червем бы ей быть! В земле дырки копать. А ей - полифрол! Не до жиру тут. Выжить!.. Кто слаб - тем каюк. След давно их простыл. А эта - мутант! Приспособилась, в общем...
  Брайд и еще бы сказал. Почувствовал: нить ухватил. И дальше - лишь логика. Логика только... Но Синий его перебил:
  - Полифрол, в общем, жрут! - и страшно обрадовался такому простому и ясному объяснению.
  - Едва ли... - попробовал возразить ему Брайд. - Хотя, впрочем, кто знает?.. Я лично - не знаю...
  Но Синего меньше всего занимали какие-то знания.
  - Конечно же, жрут! Ведь сам же сказал: жучку мебель давай. А эти чем хуже? Иль с голоду дохнуть?..
  - Ха-ха-ха! - расхохотался Рыжий. - Нароют ходов - и труха! Все - труха!
  Поначалу его смех никто не подхватил. Чего тут смешного?
  - И столице - конец! Ха-ха-ха! - аж притопывать начал Рыжий. - Как сыра головка! Одни только дыры!
  И тогда Вайвер к нему присоединился - первым поймал, к чему Рыжий ведет:
  - Го-го-го! А ведь вправду - однажды сожрут!
  Столица, конечно, через край. Есть же что-то святое?.. - но Брайд не успел даже слова ввернуть.
  - Хо-хо-хо!
  - Хи-хи-хи!
   Хотя можно ведь, можно и так повернуть!.. - попробовал оправдать их Брайд. - Не боятся совсем. Ничего не боятся!.. - Сам не очень-то понимая: восхищаться этим бесстрашием или нет?
  А они уже за животы все держались. У того ухо на волоске держится, у этого челюсть - гляди - потеряет. Но с гуся вода. Все равно из них брызжет. Избыток какой-то. Здоровья? Черт знает.
  И, посмотрев на этих увальней, Брайд тоже рассмеялся. А надо ль бояться? Есть смысл бояться?..
  Обскакали ведь, черти! В два счета обставили!
  - То-то будет потеха! Умру! Не могу!.. - трясло просто Синего.
  - Без столицы мы, то есть! Была - да сплыла!..
  - Не бывает!..
  - Нельзя, чтоб совсем без столицы!..
  - А вот и бывает!
  - Сожрали!
  - Труха!..
  - Во! - переорал всех Вайвер. - Клисп тогда столицею сделают!
  Отчего на мгновенье все замолчали - переварить услышанное, - а секундою позже включились опять:
  - Конечно! - запрыгал Рыжий.
  - К нам!
  - Вся Флетония!
  - К нам!
  - Только к нам!..
  - 'Крышелазы' безвылазно тут сидеть будут!
  - За счастье сочтут, что мы их пригласили!
  - А из Колт-Пьери вот этих - взашей! Сперва, прохиндеи, играть научитесь!..
  - А отца твоего - Президентом выберем!..
  Отчего Брайд чуть было ни поперхнулся. Но удержу на эту братию - поди поперек - не заметят, сметут. Все святые коровы - под нож, не колеблясь.
  - Президентом!
  - Да-да!
  - Вся страна - в один голос!
  Эта идея Синему еще больше, чем жрущая Дорлин узулья, понравилась. До того понравилась, что он панибратски хлопнул Брайда по плечу:
  - Лихо ведь мы?! Только пальцами щелкнем!
  И Брайд снова расхохотался. Так, что слезы из глаз покатились.
  - Потому что ты наш!.. - принялся объяснять Брайду Синий. - В доску ты - наш!
  Чем еще вот чуть-чуть - и Брайд станет гордиться...
  - Президент!
  - То-то гульбище в Клиспе устроим!
  - Фейерверк!
  - Бочки с пивом на площадь - упейтесь!..
  - А Олк Тийворс - куда? - вытирая слезы, полюбопытствовал Брайд.
  Но им и Олк Тийворс...
  - На пенсию.
  - Хватит!
  - Сто лет уже правит!
  - Хо-хо-хо!
  - Ха-ха-ха!
  - Переплюнем мы Дорлин!
  - Завидовать будет!
  Завели себя, в общем. Голоса посрывали. У Вайвера пластырь отклеился, и кровища опять потекла. Синий - вот-вот - и в падучей забьется. А у Рыжего челюсть заклинило. Но какая там челюсть? Трах! Вправил на место. Словно комом с горы - все быстрее и больше...
  И кто его знает, чем бы все кончилось, но Синий - то ли вправду в припадке, или от хохота поскользнулся, - вдруг взял и узулью огрел.
  И смех сразу стих. Будто звук отключили. Как в кино, когда пленка порвется. Иль застрянет в проекторе, кадр ни с места, постоит-постоит и пойдет пузырями... Но до пузырей не дошло. На ботинок Синего узулья отреагировала молниеносно: зашипела, будто воздух из проколотой шины вышел, какой-то вонючий, протухший, стянула все секции, выволокла из-под асфальта свой хвост, еще с четверть пальца, примерно... И будь она вправду червем, свернуться должна бы в кольцо... Но она проделала нечто иное, из нее получился вдруг шар, размером с пинг-понговый. Без намека на складку иль щель, так спеклись, сочленились все панцири-части.
  И глядя на этот шар, поверить, что минуту назад он был сороконожкой?..
  Впечатление метаморфоза произвела сильное. От узульи как будто флюид изошел, и все отступили: на шаг, кто на два. Кроме Синего. Который тоже испугался, но уперся бараном. Губу закусил. Его продолжало трясти. Но теперь уж совсем не от смеха.
  - Ах, ты так!? - занес он снова ногу...
  И Брайд видел: глаза при этом закрыл.
  ...но все же огрел:
  - Размозжу тебя, падаль!
  Все еще больше насторожились, не зная, что может последовать.
  Однако ничего не последовало. Шар остался лежать как лежал. Вдавился немного лишь в землю.
  Отчего Синий осмелел:
  - А врешь! Я могу и сильней!..
  Но эффект оказался таким же.
  - Зря стараешься, - придя немного в себя, первым заговорил Брайд. - Проверяли уже. Молотком можешь бить.
  - И кто ж проверял? - снова занес ногу Синий.
  - Да в газетах писали. Ничем не берет. Под каток хоть клади.
  Но Синий должен был убедиться на собственном опыте.
  - А и впрямь, хоть бы что...
  - Полифрол! - настал черед придти в себя Рыжему. - Ведь сказал: полифрол. Попрочней он алмаза...
  - Но она ведь - живая?!.. - на сей раз рискнул приблизиться Вайвер.
  - Ну и что? - не понял Рыжий.
  - Как, ну и что? Ведь алмаз - не живой...
  - Ну тогда не она, - оправдался Рыжий. - А эти, на ней... ее панцири.
  Шар лежал неподвижно, и больше ни у кого не возникало желания к нему прикоснуться. Когда узулья ползла, перебирала ножками, в ней было что-то отталкивающее. Но сделавшись шаром, обретя совершенную форму... Гадливость, как будто, должна бы исчезнуть. Но нет, не исчезла, а только усилилась.
  - Они только в Дорлине водятся? - снова отступил чуть-чуть Вайвер.
  - Да. Но и там не везде. В Нижнем городе больше, - на этот раз без прежнего воодушевления ответил Брайд.
  - Угу, - непонятно кому и зачем пробормотал Синий.
  - Ядовита, небось? - ковырнул землю Рыжий. Но не рядом с узульей. В полуметре, примерно.
  - Едва ли. Ни разу не слышал, - сказал Брайд. - Укусила б кого - разговоров бы было...
  - И не тошно им там всякий день это видеть?
  - Кому им? - не понял Брайд.
  - Да этим... столичным, - пояснил Рыжий.
  - А они и не видят, - ответил Брайд. - Сказал, в Нижнем Дорлине... Узульи на свет никогда не вылазят. По дырам, щелям, где темнее, сидят.
  - Какого же лешего эта вылезла? - снова приподнял ботинок Синий. Но не чтобы ударить, а так, погрозить. - Под асфальтом ей что, неуютно, что ль, было?
  На что Брайд скривил рот:
  - Да случайно она. Полифрола ведь здесь днем с огнем не отыщешь. На машине какой-то, небось, занесло...
  - И что же теперь, так и будет сидеть? - уже вопросом выдавая ответ, что хочет скорее чтоб след ее сгинул, полюбопытствовал Вайвер.
  И Брайд успокоил:
  - Уйдет. Дай лишь время.
  Но времени потребовалось много. Минут пять, а то и все десять. Казалось бы, можно уйти, но все почему-то стояли и ждали. Так что Брайд даже засомневался: напророчил тут вот... Да с чего я решил?
  Однако пророчество подтвердилось. В какой-то момент шар ожил. Качнулся из стороны в сторону, а потом вдруг растрескался, и на нем обозначились контуры секций. Но раскрываться все равно не спешил. Выжидал: а как вдруг где опасность какая?
  Хотя, какая здесь могла быть опасность? Что твари вот этой могло бы грозить? Да и только ли здесь? Танк по ней прокатись - ей то будет щекотка: катись себе дальше...
  Все продолжали молчать. Вспугнуть, не вспугнуть - но чтоб вновь не свернулась.
  И узулья не сворачивалась, но и предпринимать что-либо не торопилась. Еще, наверно, минута прошла, пока наконец распрямилась, превратившись опять в вереницу из секций. Этаких крохотных черепашек, скрепленных невидимой нитью. Из-под каждой черепашки вылезли ноги, нащупали землю и быстро-быстро засеменили, отчего по телу узульи побежали волны: один панцирь выше, другой чуть пониже, - гусеница как будто. И точь-в-точь как за гусеницей за ней потянулся след. Что-то клейкое, мутное. Направилась она сразу к кювету, добралась до края и остановилась, когда две или три передние секции повисли в воздухе. Лапки на них продолжали семенить, отыскивая точку опоры. Но не нашли. И узулья задумалась... Если есть там, конечно, чем думать? Но, скорей всего, нет, потому что не придумала ничего лучшего, как вновь обратиться пинг-понговым шаром и скатиться в пакеты и банки.
  - Уф! - с облегчением вздохнул Брайд.
  Да и все, похоже, вздохнули.
  - Тьфу! С глаз долой! - проводил ее Синий.
  - Как не было, - сказал Рыжий.
  - А что, если твари вот эти теперь здесь расплодятся? - засомневался Вайвер.
  - С чего это вдруг?
  - А вот так. Ни с чего. Расплодились же в Дорлине!
  - Там полифрол, - тоном знатока объяснил Синий. - А здесь чего жрать? Не объедки ж в кювете.
  
  
  Глава восьмая
  
  Послевкусие
  
  
  - Всё. По коням! - скомандовал Брайд, вновь ощутив, что может приказывать.
  И парни послушно потянулись к машине.
  - Надо домой возвращаться!
  Но сам, почему-то, остался стоять. Посмотрел на землю, где отвердевшая липкая муть, след от узульи, превратилась в тончайшую серебристую нить. Как будто струна. Заденешь ногой - и она зазвенит... Потом на небо, низкое, серое: дождь как прежде грозил, и как прежде не шел. Оглянулся на Колт-Пьери, за холмами невидимый. И только тут сообразил, в чем причина задержки: ему захотелось заново пережить ту полноту, то невыразимое странное чувство, какое на него накатило, когда только пристали к обочине. За спиной встреча с Линдером, Рогерс, 'TV'. Бросанье камней, бесконечные гонки. А здесь - тишина, чистый девственный лист. Без уродств. Где ты можешь начать все иначе. Обратить жизнь в кайф! Ничего не боясь. Ведь не давит ничто. Все-то сброшено с плеч. Но что еще важней, и чего поначалу Брайд недооценил, недочувствовал: одновременно со всем этим, или вследствие этого, исчез интервал между ним и парнями... Кто-то скажет: проблема отцов и детей. А она испарилась, не стало ее. Мы - вместе, одно. Не елозим - живем!..
  Но оказалось, что одного желания мало. Чувство полноты не вернулось.
  Брайд было подумал, отчего это так?..
  Наверно, исчезла какая-то точка, что все вкруг себя цементировала?
  Затряс головой. Но и это не помогло. Вместо точки представилось нечто аморфное, чему, хоть убей, не дано придать форму...
  А тогда, в те минуты, здесь форма была. Не хватило чуть-чуть, лишь ее завершить...
  Завершенности - вот не случилось чего. Что-то бросил, пройдя только четверть пути. И остался - один...
  Одиночество... Смерть...
  Брайд вздрогнул, когда промелькнуло такое.
  Тоска! - поспешил отогнать он надуманное. - Какая же все-таки жизнь - тоска!
  Перемена настроения, к тому же такая стремительная, произошла, очевидно, не вдруг. То есть был к перемене какой-нибудь повод. Но Брайд не рискнул лезть сейчас в эти дебри.
  - Послевкусие это, - сказал сам себе.
  А парни тем временем подошли к машине. Задняя дверь не открылась, и Рыжий залез на переднее сиденье, намереваясь подобраться к ней изнутри...
  Но вся эта возня не завладела вниманием Брайда. Как и жалкий вид побитой машины.
  Что-то не так.
  Брайд все-таки оставил обочину, но сделал лишь пару шагов и снова остановился.
  А ведь этим парням жизнь тоже тоска! И та эскапада, что здесь разыгралась, должна была с этой тоскою покончить. Пробить как бы стену меж ними и мной. Эластичную, тонкую, которая с легкостью прогибается в обе стороны. Так, что иной раз подумаешь: где она? Нет ее. Мне показалось... Как она вдруг напомнит: лукавишь, я есть!..
  Наличие стены, конечно, не новость. Новостью было другое: еще никогда не оказывалась она такою податливой, не была так близка отступить... И кто его знает: упущен лишь шанс? И будет второй? Будет третий, четвертый?.. Или поезд ушел? Билет выбрось. Просрочен...
  Повозившись с дверью и оставшись ни с чем, Рыжий обошел машину и попытал счастья с другой стороны. Но и там дверь сдалась только с третьей попытки.
  И Брайд наконец отогнал наваждение. Или подумал, что отогнал...
  - Садись впереди! - сказал он Рыжему. - На заднем вдвоем будет им попросторней.
  По логике, если сажать кого-то вперед, так надо бы Вайвера. Он один занимает два места.
  - Нет. Садись ты. А мне сзади удобней, - стал отказываться Вайвер от предложения, которого ему не сделали.
  На что Рыжий пожал лишь плечами:
  - Не хочешь, как хочешь.
  А Брайд подумал: со мной рядом сидеть ему, видишь, претит! С чего б это вдруг?
  Но опять те же дебри.
  Тем не менее в машине устроились быстро.
  - С комфортом поедем, - развалился Синий. - Вздремнуть даже можно.
  А Вайвер сложился пополам, но прежде, чем захлопнуть дверь, потрогал потолок:
  - Вот бы смеху, когда бы я крышу пробил!
  Что Рыжий себе очень живо представил: едет машина, а над ней голова Вайвера возвышается.
  - Мигалка полицейская! - снова стал разбирать его смех. - Левым глазом мигнет, потом правым. Синим сперва, ну и красным за ним!..
  - Никакой он не красный!
  - Нашелся б булыжник.
  - А ты вместо сирены! - осклабился До. Очевидно, решив, что его тут задели.
  Брайд тем временем сунул ключ в зажигание, но с первой попытки машина не завелась. Брайд давал газ, отпускал, но мотор не держал обороты. Надавишь сильней - захлебнется как будто, ослабишь - и воздух глотает, и глохнет. Нужно было отыскать какое-то промежуточное положение, для чего между мотором и ногой должна установиться связь. А связь не устанавливалась: нога на педали - сама по себе, а мотор - угадай, какой фортель готовит?..
  - Ну же! Давай! - нахохотавшись над Вайвером, переключился Рыжий.
  - Не гундосить под руку! - огрызнулся Брайд.
  - Какое гундосить?! Я с ним силой делюсь!..
  - Какой такой силой? - не понял Брайд.
  - Ну как же? Захочешь чего-нибудь сильно - оно непременно потом и случится.
  Брайд только губы скривил...
  Или, точнее, хотел скривить, потому что мотор вдруг завелся. Хотя связь между ним и ногой так и не установилась. Просто машину рвануло и всех повжимало в сиденья.
  - Едем! Ура! - заорал Рыжий. - Сказал ведь... Сказал! Захотеть сильно нужно!
  На что Брайд промолчал: что на дурь - отвечать?..
  Однако галерка на успех Рыжего отреагировала бурной овацией:
  - Пришпорь-ка!
  - А ну!
  - Или вскачь не умеет?!
  - Карьером пойдет!
  - В пять минут дома будем!
  И снова все то же: ведь можно было снизойти и разделить их радость, но почему-то не разделил.
  - Ну, едет. Пока, - забубнил под нос Брайд. - Да ведь только 'пока' на всю жизнь не растянешь.
  И вышло не в тон. Связь порвалась... С мотором так и не возникла, а теперь вот и с этою троицей... Или даже не так: порвалась - значит, прежде была. Убедил сам себя... Что - была! - отчего Брайда передернуло. - Что все это стояние на обочине, треп... пока влезла узулья... было какой-то полнотой. А ничего там на самом деле не было! Ни полноты и ни кайфа. Истерзали. Устал. Уступил. И троица сей миг тут как тут: лапшу мне на уши вешать. В Президенты тебя! Клисп столицею будет. А я, старый дурак, стоял, все это выслушивал...
  - Не походить тебе в президентских сынках! - зло посмотрел Брайд на Рыжего.
  - Что значит, не походить?..
  - И в столице не жить. Клисп - дырою останется.
  И только тут до Рыжего начало доходить, куда клонит Брайд. И когда наконец-то дошло, он снова расхохотался:
  - Ничего. Перебьюсь. Я не гордый...
  - А хотел бы?! Скажи. Только честно, без врак.
  Не готовый к такому напору, Рыжий еще раз хохотнул, но уже по инерции, и посмотрел себе за спину.
  - Стадион бы тогда нам построил, - вместо Рыжего сказал До.
  - Стадион? - хмыкнул Брайд. - Ну, положим. И что?
  - В слирп бы стали играли. 'Крышелазы' бы к нам... Жизнь другою бы стала.
  - А сейчас, понимай, жизнь твоя - хуже некуда?
  - Отчего некуда?.. Но и лучше бывает.
  И Брайд почувствовал, что закипает:
  - А деньги где взять, стадион этот строить?
  Но врасплох не застал.
  - Да окупится завтра, - поддержал Синего Вайвер. - В два счета окупится.
  - Колт-Пьери вот взять, - тут как тут снова Рыжий. - Дыра ведь дырой. А сумели... Нашли...
  - Захотели, короче?! - передразнил его Брайд.
  - Конечно. Когда сильно чего-то хотят...
  - Да загон для скота! Тюрьма выглядит краше!
  - Согласен. Дрянной. Все скамейки в занозах...
  Что Брайда еще больше разозлило. Он как чайник кипит - а ему про занозы. Будто юмор отшибло...
  Но тут же подумал, что и не было никогда у Рыжего чувства юмора. Весь юмор его - кулаками махать. Собаке - пистон, или рыбам - чернил. Или Вайвера, вот, - мигалкой представить. А потоньше чуть-чуть... Солдафон, как Гуамер.
  И Брайд решил его на этом поймать:
  - Со столицею, значит, мы херим затею!
  - При чем здесь столица? - не понял Синий.
  Но Брайд не к нему обращался:
  - 'Кышелазов' принять? Не в борделях же наших. Им гостиницу строй. Второй сорт - не пойдут.
  - Тоже окупится, - заладил свое Вайвер.
  Но Брайд и его мимо ушей пропустил:
  - Просыпаешься утром - в окно солнце светит... А под подушкой узулья тебя дожидается: как, мол, поспал? Сны дурные не снились?
  Что Синего развеселило.
  А Рыжий, наоборот, посерьезнел:
  - Какая узулья? Чего ты приплел?
  - А в жизни всё так, всё в ней парами ходит. Не бывает, чтоб пенки одни лишь снимать!
  На что уже не только Рыжий, а вообще никто ничего не ответил. И можно было замолчать, не метать перед свиньями бисер. Но Брайд посмотрел на дорогу сквозь трещины на лобовом стекле, и они ему решеткой тюремной представились.
  - Да что вы видели в жизни? - не поворачивая головы, нарочно тихо сказал он. Знал, затаились, но слушают. - Ведь в рубашке родились. Тюрьма по вам плачет. Ан нет, на столицу глаз косите. А столица - она в гроб страну загоняет. До чего дотянулась - тому и хана. Из башки потому что. Теория, дескать. Божий дар кто-то там с яичницей спутал. Придумал сперва - потом жизнь в это втиснул... И что-то вроде вашей игры получилось: блюдце в охапку и вперед, напролом. На пути кто-то встал - не щадить, нос расквасить. Лишь бы к цели скорее. Всё, дескать, искупит... А цели-то нет. Всего только - игра. Пары чтоб спустить и в азарт окунуться. Как та же реклама, тряпье и покупки!.. Ведь страх, до чего так допрыгаться можно!.. Да и что значит можно? Давно уж допрыгались!
  На самом деле он хотел сказать им другое. Но, начав говорить... - наболело, как видно.
  - Вот и Вайвер туда же, - посмотрел Брайд на Вайвера в зеркало над лобовым стеклом. - Романтика в задницу клюнула!
  - О чем это ты? - не понял Рыжий.
  - Да на кой она вам? Что забыли в столице?
  - Да я из любопытства, - пробормотал Вайвер. - Не бывал никогда. И взглянуть хоть разочек...
  Но получилось у него неубедительно, и не только Брайд это заметил.
  На минуту в машине сделалось тихо. Лишь урчанье мотора и скрип лобового стекла: когда навстречу проносился грузовик или автобус, оно прогибалось и натягивалось, как рыболовная сеть.
  Рыжий пошамкал губами, хотел что-то сказать, но не решился.
  - Пусть дружки подсобят. Или тоже стесняются? - снова посмотрел в зеркало Брайд.
  Но Синий с Вайвером отвели глаза: один принялся проверять, на месте ли ухо, а другой трогать пластырь: отклеился, нет?
  - Страус вот так же! - перестал смотреть Брайд. - В песок голову прячет.
  От трещин в стекле рябило в глазах. Фейерверк этот лез в черепную коробку.
  - А чего нам стесняться?! - когда Брайд уже разуверился, что хоть слово услышит, заговорил Синий. И не просто, а с вызовом. Вайвер схватил его за руку, но Синий руку отдернул. - На кой леший темнить!? Все равно ведь все выплывет!
  - И что же выплывет? - не поворачивая головы, спросил Брайд.
  - В слирп мы решили играть. Нас в команду берут.
  И новая пауза. Но на сей раз короткая.
  - Решили?! - покусал губу Брайд. - Интересно! А кто вы такие - решать?! А меня вы забыли спросить?!..
  - Мы хотели... - прорезался голос у Рыжего.
  За что Брайд его - локтем: сиди, дескать, тихо!
  И Рыжий заткнулся.
  - А я-то, дурак! Я-то уши развесил!.. Всю жизнь - для них! Из дерьма их - пинцетом! А они за спиной пока дельце обделывают.
  - Ничего мы не обделываем! - обиделся Синий.
  Но Брайд и ухом не повел.
  - Да если бы не я, вы бы школы не кончили. За решеткой давно бы сидели.
  - А мы на свободе как будто?!
  Вайвер снова схватил Синего, но тот уж слетел с тормозов:
  - Пивко попивать, да без дела шататься!?
  - А ты дело найди! Я бы первым помог, - сказал Брайд.
  - Да зачем же искать? Ищут то, чего нет. А у нас оно есть. Дураком быть, не видеть!
  - И кто же дурак? - все еще не поворачивал головы Брайд.
  - Ты в конторе сидишь, - теперь слышал себя только Синий. - Я тебе не судья. И сиди на здоровье, раз сидение это за жизнь считаешь. А мне вот - другое! Другим я отмечен!
  - Отмечен? - съехидничал Брайд. - Козлов и баранов, я знаю, лишь метят.
  Но Синий ничуть не остыл. На "баранов" зубами лишь скрипнул.
  - В какую команду? - уже без ехидства спросил Брайд.
  - 'Глотатели дыма', из Райса, - вместо Синего ответил Рыжий.
  И Брайд повернул голову в его сторону:
  - Тебя пригласили?
  - Всех. Я условие выставил: или все, иль никто!..
  - Значит, тебя.
  - Но я им сказал: не пойду я один!..
  - Лупил я тебя в детстве мало!
  При слове "лупил" Рыжий отодвинулся от Брайда, но Брайд снова смотрел на дорогу:
  - Ни черта я не понимаю! Меня, например, никуда не зовут.
  - Потому что ты в слирп не играешь, - теперь заступиться за всех решил Вайвера.
  - А вы что же, играете?
  - Конечно, играем.
  - И где же? Когда?
  - А ты думал: смотреть только ездим?
  Брайд даже баранку оставил. Кабы Вайвер с ним рядом сидел - на пластырь плевать!.. - и хотя дотянуться до Вайвера Брайд не мог, Вайвер все равно отшатнулся, приложился о потолок, и из заднего стекла выпал осколок.
  - Мы могли бы за Клисп поиграть, - пересилив испуг, все же продолжил Вайвер. - Но где? Да и как?
  - Ни хрена у нас нет! - грудь вперед, вылез Синий. - Стадион десять лет обещаешь построить.
  - А в Колт-Пьери поехали - тоже играть?
  - Не-ет. За Колт-Пьери - ищи идиотов! - тоже осмелев, подал голос Рыжий.
  И Брайд уж не знал, в кого громы метать:
  - Ведь по уши в дерьме! Как вытаскивать вас - разве богу известно! А им хоть бы хны! Еще глубже, с макушкой!
  - Зато при деле будем, - сказал Рыжий. - Поиграем пока. Глядишь, время пройдет...
  - А ты - стадион пока выстроишь, - поддержал его Вайвер.
  - Вот тебе стадион! - перегнулся через сиденье Брайд и показал ему кукиш. - Безработных полно. Как людей прокормить?!..
  - Мы и прокормим!
  Машину аж на встречную полосу вынесло, потому что Брайд снова бросил баранку, - хорошо, полоса оказалась пустой...
  - Кретины! Ну, боже!.. Послал же Господь!
  - Вправду прокормим, - предчувствуя, чем кончится, отшатнулся Рыжий.
  И не ошибся: одна рука Брайда вернулась к баранке, зато другой он схватил Рыжего за ворот рубашки:
  - Семи пядей, я знаю... Одной не водилось!..
  Машины таки появились, но Брайд успел вернуться в свой ряд.
  - Напрасно ты это, - пришел на помощь Рыжему Вайвер. - Ведь мы не со зла. Мы как лучше хотели.
  Когда он говорит, - голос у него с хрипотцой, как будто немного простуженный, что можно принять за рассудительность, - не знаешь когда, с кем имеешь ты дело...
  - Кому это лучше? - отпустил все же Рыжего Брайд.
  - Себе и тебе.
  - Мне, конечно же, первому! - снова взялся за баранку Брайд.
  - Без игры мы бессмысленно, как бы, живем. Ощущенье такое: жизнь даром проходит.
  - А с игрою - не даром?
  - Конечно же, нет...
  Но Брайд не стал его дальше выслушивать. Без того уже короб наплел:
  - Да игрушки все это! Застряли вы в детстве... И по логике, в грязь мордой сто раз должны бы... Ан, Брайд выручал. Вывозил, одним словом. И о жизни теперь детский лепет несете!.. Не такая она. Не за ручку в ней с папой!
  - Вот мы и хотим не за ручку.
  - Из песочницы - в жизнь!?
  И раз слова на этих инфантильных дебилов не действуют, Брайд даже морду состроил. И мало состроил, еще в зеркало сунул, чтобы Синий и Вайвер увидели.
  Но на них и морда не произвела впечатления.
  - Возможно, мы ошибаемся, - с еще большим упорством заговорил Вайвер. - Но нашей то будет ошибкой. Сами споткнулись - самим и платить. А чужой головой? За кого-то расплачиваться?
  - А не надо платить! Глаза просто разуть! Кто башку расшибет - так не делать, как он.
  - Нет, - не согласился Вайвер. - Чужая башка ничему не научит. Разве только ловчить, уходить от ответа...
  - От какого ответа?! - вскинулся Брайд и ударил по тормозу. Потому что невозможно больше за баранку держаться. Повернуться он должен. В глаза им взглянуть.
  - А зачем это все? - вопросом на вопрос ответил Вайвер. - Узулья и Дорлин? Родились зачем-то?..
  - Чтобы блюдце гонять!? - перебил его Брайд.
  - Нет, полифрол чтобы выдумать, - вылез из-за вайверовской спины Синий. - Понастроить то, се. Жрать от пуза, чтоб лопнуть. И за все тебе - приз!.. - и изобразил руками ту тварь, что ползла по обочине.
  - Да вы сами - узульи! - заорал Брайд. - Такие же твари. Каток не берет!
  - Не отпустишь - мы сами уйдем, - решил положить конец спору Рыжий.
  - Куда ты уйдешь? За решеткою гнить!?
  - Пускай за решеткой.
  И на этот раз даже на сантиметр от Брайда не отодвинулся.
  - Значит, так, - набрав побольше воздуха в легкие, вырулил на дорогу Брайд...
  Дал газ. И если бы машина его сразу послушалась, разлететься бы ей в пух и прах. Здоровенный бензовоз пролетел совсем рядом. Но машина послушалась со второй лишь попытки и оказалась на асфальте позади бензовоза.
  - Значит, так, - повторил тем не менее Брайд. - Разговора этого не было. В Клисп вернемся сейчас. Есть дела поважней. Больница, рентген - кости, челюсти вправить. Словом, в чувства прийти. И Колт-Пьери на шее. Утрясется, короче, тогда я все сам... Напомню, о чем здесь сейчас говорили. Посидим. Потолкуем. Без криков. Как люди. А покамест - забыть. Лишь посмей кто нарушить!
  И даже в зеркало над лобовым стеклом не посмотрел. Не видеть их лучше.
  Снова подбавил газу, рыдван снова рванул с опозданием. Хотя пропускать никого не надо было. Просто так. Показать: дескать, с норовом я. И до самого Клиспа ехал, как будто делал одолжение.
  Но, когда приехали, и Брайд наконец его бросил, первым делом позвонил в больницу:
  - Скорую помощь сюда!
  И не успокоился, пока ни сдал троицу с рук на руки:
  - Если кто что сломал, сотрясенье мозгов - тотчас доложить. Я на связи
  И только после этого оказался у себя в кабинете.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"