Василий Варга Оранжевая смута-3.x Ор. Смута. (11.29 авторских листа) Часть третья 1 Президенту, как никогда раньше, не спалось этой ночью: болели плохо заживающие раны на лице, болела душа за судьбу страны, психика находилась в состоянии крайнего возбуждения в связи с окончательной "победой" на президентских выборах и недавним принятием присяги на верность народу. Президентское кресло не только радовало, но и тяготило. Сразу свалилась на голову куча проблем. И прежде всего проблем, связанных с перспективой немедленного вступления в Евросоюз. Это тяготение и нравилось, и тяготило, оно как бы возвышало его в собственных глазах, да так, что трудно становилось дышать: его страна, его нация в его руках. Как тут не беспокоиться, что будет завтра со страной, и после скольких лет он, Виктор Писоевич, станет главой Евросоюза? Кроме того, он должен привести туда страну кристально чистую, в которой все граждане, от мала до велика, общаются только на украинском языке, слушают музыку, сочиненную украинскими композиторами, читают великие произведения, написанные галичанскими писателями и танцуют только украинский гопак. Это нелегко будет сделать, но это возможно, если приложить определенные усилия. И...тогда, ему великому президенту, а он обязательно станет таким, потомки в качестве благодарности, наставят памятники в каждом городе, на каждой улице, на площади, которая будет носить его имя. В воспаленной голове рождались воспаленные мысли, мудрые мысли, как утверждала эта голова и в этих мыслях он плавал как ангел в космическом пространстве и не заметил, как рассвело и необходимо было заняться рутинной работой, − утренним туалетом, принять первый завтрак и отправиться на работу в новом качестве. Он это сделал с великим трудом и пришел в состояние расстройства, когда увидел на столе опять те же пережаренные пончики и чашку холодного кофе. Телефоны все время трещали в приемной, но никто не поднимал трубку, зная, что звонят персоны второго, третьего касса. Наконец раздался громкий звонок по правительственной связи в рабочем кабинете. Катрин вздрогнув, взяла трубку и отнесла на кухню, где допивал кофе ее Витя. Муж догадался, что это звонок от Юлии. - Да, Феликсовна, слушаю тебя. Я уже еду... Что, что? ко мне? Ты хочешь приехать ко мне в мою резиденцию? О нет!. Там все еще этим стариком пахнет. Его, правда, вытурили оттуда больше недели тому назад, но я все равно не хочу туда. К тому же, там делают ремонт и перестановку мебели. Отныне это будет кабинет лидера нации Вопиющенко, которого благословил мой народ, Америка и весь остальной мир. А с кучмизмом покончено раз и навсегда. И к тебе в твой штаб я не очень хочу. Тогда, где? У тебя на даче? Хорошо, буду. Меня это устраивает. Он говорил свободно, хорошо зная, что Катрин не все понимает: ее украинские корни произрастали в далекой Америке и это спасало его от всяких семейных драм. Он тут же оделся, оставив недопитым кофе, спустился во двор, где его уже ждал водитель. - Поедем на дачу Болтушенко, - произнес он, и водитель развернул машину, направляя ее в противоположную сторону от центра. Вскоре машина Юлии догнала, а затем и опередила их. Она помахала ему ручкой и широко улыбалась. У Юлии, как у и. о. премьера, были две машины охраны, одна спереди, другая сзади, а у президента пока ни одной. - Что так скромно, Виктор Писоевич? - спросила Юлия, выскакивая из машины, чтоб приложиться к его наименее пострадавшему в результате отравления носу. - Ну, да, да, великие люди обычно непростительно скромны, ничего не поделаешь. Однако я должна сказать, что ты мой дорогой, не имеешь никакого права так относиться к самому себе. Теперь ты себе не принадлежишь, ты принадлежишь народу, численностью в сорок семь миллионов и всему человечеству. И я, хоть я и маленький человек, делаю тебе серьезное замечание. - Ладно, ладно, что это за фамильярность? У тебя перекусить найдется? сало там, картошка, лук, чеснок. Я дома не люблю кушать. Моя Катрин жареными пончиками меня потчует и всякими другими американскими блюдами, консервами, а я..., сама знаешь. А что касается охраны..., не знаю, кому бы поручить этот вопрос. Может быть Бенедикту Тянивяму? Он не так давно проштрафился немного, но не беда, я его уже давно простил. - Фи, да он слишком противен и груб, - сказала Юлия, хватая его за руку. - Пойдем. Своим поварам я уже сообщила, что еду. Но никакого сала, учти. Тебе такая пища вредна, запомни. Они вошли в покои Юлии, вымыли руки, смотрели друг на друга в зеркало, перед которым они стояли, и Юлия не удержалась: - Ты знаешь, Вить, а ты мне с таким лицом еще больше нравишься. Был такой герой одного писателя, кажется французского, Квазимодо. Ты точно на него похож. В нем больше мужества, суровости и трагизма что ли. Я еще в детстве смотрела фильм про Квазимодо, уж не помню, как он называется и восторгалась этим Квазимодо. Даже влюбилась в него. Так вот ты похож на Квазимодо как две капли воды. Все женщины Украины от тебя без ума, я даже ревную. За свою
