ли к крыльцу, нас встретила мать Любы Надежа Петровна, приехавшая сюда из Днепропетровска. Она приняла наши дары и готова была отпустить нас с миром, но я вдруг спросил:
- Ваша дочь здесь? Нельзя ли мне ее увидеть?
- По какому праву, простите, по какому поводу, кто вы? я вас не имею чести знать.
- Я ее директор. Скажите: Александр Павлович зовет.
- Ну, ежели дилехтор...,в таком случае пусть сама решает, но... ребенок отдыхает. Знаете, после любовных утех полагается отдых. Наш Фимович, лошадка еще та. Ах, бедный мой ребеночек, единственная моя крошечка, как она устает, как она устает. Я помогаю ей спинку натирать и полотенчиком вытирать.
- Кажется, он Ефимович, Владимир Ефимович, - поправил я несчастную матушку. - Вы все-таки загляните в их спальню, если они там не ...того, не обнимаются, если...
Едва окончился этот разговор, как в столовую вошла Люба, практически голая. Свое стыдное место она прикрывала полотенцем, но полотенце все время сползало. Она мне моргнула, мол, если желаешь - пожалуйста, поздоровалась и попыталась чмокнуть своего директора в щеку.
- Как вы тут оказались? Почему бросила ребят, кто тебя отпустил? - набросился я на Любу.