Утром Шурику исполнилось сорок пять лет. Мать, покойница, говорила, что родила его ровно в шесть часов утра десятого января. Шурик запомнил эти ее слова и праздновать свой день рождения неизменно начинал рано. Но не сегодня. Как то так вышло, что праздновать было совершенно не на что. Сыновья давно не приезжали, а денег больше никто ему не давал. Из продуктов дома остались только полпачки дешевых макарон и полведра мелкой картошки, подаренные соседкой снизу, сердобольной бабкой Маней. Хотелось выпить. С этим надо было что-то делать.
В комнате было темно, рассвет еще не наступил, только окно слегка мерцало от света далекого уличного фонаря. Шурик лежал на старом, продавленном диване, укрытый ватным одеялом и вспоминал.
Детство Шурика прошло в большом среднеазиатском городе, куда его отец, мелиоратор, был приглашен на работу. Зарабатывал он хорошо, продукты были дешевы и мать Сашеньки, как она называла его, легко вела домашнее хозяйство, несмотря на двоих детей и не помышляя о своей карьере. Старшая сестра, Валентина, помогала матери по хозяйству, а маленький Сашенька все свободное от уроков время гонял со сверстниками по улицам шумного и веселого города. Загар легко приставал к его коже и русский мальчик внешне почти ничем не отличался от местной малышни. За какие-то полгода он выучил местный язык и легко общался на нем с обитателями микрорайона, который почему-то назывался "Массив".
К сожалению, отец через несколько лет умер, Валентина вышла замуж и уехала с мужем на Урал, а матери пришлось искать работу. Она устроилась учетчицей на камвольный комбинат и Сашенька оказался предоставлен сам себе...
За окном посветлело и Шурик решил, что пора вставать. Отбросив тяжелое, пыльное одеяло, он опустил голые ступни на холодный пол и поёжился. Нашарив под диваном старые тапки без задников, Шурик торопливо всунул в них ноги и поднялся. Одеваться не было необходимости, потому что он спал не раздеваясь. Старый спортивный костюм заменял ему пижаму да и спать теплее, так как батареи в комнате грели еле - еле. Окинув взглядом почти пустую комнату, Шурик тяжело вздохнул и зашаркал на кухню. Кухня, комната, а еще туалет и ванная, это все, что оставила ему от трехкомнатной квартиры бывшая жена, ушедшая от него к другому. В принципе, Шурику хватало и этой жилплощади, но его мучило чувство досады при виде запертых дверей. Как же так, жена сама этой квартирой не пользуется и ему не отдает! Может, он ее внаем сдавал бы! Но нет, жена категорически отказывала ему, не объясняя причин. Нет - и все тут!
Жена ушла давно, лет двадцать назад. Шурик в то время бросил работу, пробавлялся случайными заработками. В соседнем поселке всегда кому -нибудь нужны были рабочие руки. Дров напилить - наколоть, забор поправить, крышу починить... Платили немного, но Шурику хватало на бутылку и на нехитрую закуску. А больше ему не требовалось. Жил он одним днем, не задумываясь о дальнейшем. Жена терпела некоторое время, надеялась, что муж образумится. Не дождалась. Забрала детей и ушла, сначала к матери, а потом, познакомившись с хорошим мужчиной, к новому мужу. Но Шурик больше никогда уже официально не работал. Сыновья не забывали отца, изредка навещали, иногда давали немного денег. Тогда Шурик напивался дешевой паленой водки, которой торговал мужик в соседнем подъезде и, довольный, падал на свой древний и драный диван.
В этом состоянии к нему приходили сны. Будто бы мать, придя с работы, находит его, пьяного шестнадцатилетнего мальчишку на полу и поднимая, плачет и все повторяет:
- Сашенька, Сашенька, как же так? Что же ты со мной делаешь, Сашенька?
И от этих ее жалостливых слов что-то переворачивается внутри Шурика и он сам плачет мутными пьяными слезами.
На кухонном столе, придвинутом к батарее отопления, спал Рыжий, кот, самостоятельно избравший квартиру Шурика местом жительства. Однажды он помяукал у двери и, будучи впущен в квартиру, признал ее своей и больше не уходил. По крайней мере надолго. Узнав хозяина, он поднял большую, лобастую голову, открыл ярко - зеленые глаза и вопросительно мурлыкнул. Шурик досадливо махнул на него рукой и сказал :
- Спи, все равно жрать пока нечего.
Рыжий поднялся, потянулся и, спрыгнув на пол, неторопливо пошел мягкой походкой в комнату, досыпать на неостывшем после Шурика диване.
Проверив свои запасы продовольствия, Шурик обнаружил начатую пачку соли и небольшую луковицу, закатившуюся в дальний угол шкафчика. Эта находка его сильно обрадовала. Если попросить у кого - нибудь немножко масла, можно пожарить лук и это будет отличной приправой к макаронам или картошке! Шурик немного воодушевился, но вопрос о выпивке не отпал. Придется одеваться и решать этот вопрос на стороне. День рождения, не хось - вось !
Спустившись этажом ниже, Шурик несколько раз нажал кнопку звонка возле ободранной двери с раздолбанным косяком. Бабка Маня была глуховата и не сразу откликалась, но была добра и отзывчива. Наконец за дверью послышалось шевеление и старческий голос спросил:
- Кто?
- Это я, баба Маня, Саша, - заорал в ответ Шурик. Бабка Маня всегда звала его Сашей, так звали ее покойного сына. Так же она называла и Шурика. Никто в целом мире не называл его Сашей, как бы подчеркивая никчемность и ненужность существа по имени Александр. Только мать когда - то давно, называла его Сашенькой, да вот еще бабка Маня... Может быть от этого Шурик неосознанно тянулся к ней, чувствуя в старом человеке теплоту души.
Загремел засов и дверь открылась. Бабушка Маня, невысокая, но полная старуха, подслеповато щурясь, посмотрела в лицо Шурику и улыбнувшись, сказала :
- Заходи, заходи, Саша!
Шурик привычно шагнул через порог и вслед за старухой оказался в маленькой, опрятной кухне. Здесь было тепло и вкусно пахло чем - то жареным.
- Саша, чай будешь? Только что чайник скипел.
- Буду, баба Маня, - сказал никогда не отказывающийся от угощения Шурик.
За чаем с блинами Шурик спросил у старухи:
- Баба Маня, как дела - то? Все нормально? Ничего не надо ремонтировать?
- Нет пока, Саша, все вроде бы в порядке. А что такое?
- Да день рожденья у меня сегодня!
- Ой, Саша, поздравляю! Сколько тебе?
- Да хоть рублей пятьдесят?
- Да я спрашиваю, сколько лет тебе исполнилось. А ты все о деньгах.
- Извини, баба Маня, кому что, а вшивому баня. Сорок пять мне сегодня.
- Ой, Саша, такой молодой, а уж седой весь.
- Жизнь тяжелая, баба Маня, вот и седой. Так что, дашь? А то и попраздновать нечем.
Бабка Маня повздыхала, глядя на Шурика, встала и вышла в комнату. Пошуршав там, она принесла сложенные вдвое деньги и положила перед Шуриком.
- На вот, возьми в подарок. Будь здоров и счастлив!
- Спасибо, баба Маня! Обязательно буду.
Схватив купюру и смяв ее в комок, Шурик сунул деньги в карман штанов и шустро встал из - за стола.
- Ну я побегу, баба Маня! У меня еще дел - выше крыши!
- Беги, беги! Знаю я твои дела!
Забежав домой и накинув синюю куртку с желтой надписью поперек спины "METRO", подаренную соседом, охранником тамошнего заведения, Шурик решил еще попытать счастья. В крайнем подъезде жил частный предприниматель, который иногда входил в положение Шурика и давал ему немного денег в долг, естественно, без отдачи. Немного помявшись возле красивой стальной двери, Шурик решительно надавил на кнопку звонка. Вышедший хозяин хмуро взглянул на Шурика и спросил:
- Чего надо?
Шурик решил действовать очертя голову и сходу ляпнул:
- Поздравьте меня, Николай Иванович, у меня сегодня день рождения!
Сосед помолчал и уже не так хмуро сказал:
- Ну, и...
- Ну, Николай Иванович, выручайте! Гости придут, а у меня денег не хватает. Займите немного.
- Сколько?
- Ну хоть сотенную!
Николай Иванович взглянул Шурику в глаза и тот понял, что - не даст!
- Ну Николай Иванович! Ну пожалуйста! На вас последняя надежда!
- Пошел ты, Шурик! Тебе что тут, богадельня? Я ведь деньги не кую, я их зарабатываю! Ты когда в последний раз работал? Помнишь хоть? Так что иди отсюда, пока я тебе в лоб не накатил!
- Николай Иванович, ну хоть немножко. А? Я отработаю!
Сосед пошарил в кармане шикарных брюк и вынул скомканный комок денег, квитанций и накладных. Отобрав несколько бумажек из этого комка, он протянул их Шурику и прорычал:
- Исчезни, шаромыжник!
Обрадованный Шурик, еще не веря в такое счастье, схватил протянутые деньги и опрометью скатился по лестнице на улицу.
Разжав кулак, он пересчитал десятки. Сосед расщедрился и дал семьдесят рублей. Это было классно! Вместе с бабкиной полсотней хватало на целый литр разведенного водой стеклоочистителя. Говорят, что вредно, а вот Шурик пьет уже давно и ничего. Правда поутру отекает очень и зрение стало ни к черту, а так - нормально!
Он развернулся к своему подъезду и занятый своими мыслями не сразу услышал, что кто-то его зовет.
- Шурик, эй Шурик! Куда побежал?
Оглянувшись, Шурик узнал еще одного своего соседа, Игоря, по прозвищу Кабан, который был матерым уголовником и не раз посещал места лишения свободы. Вот и теперь он радовался жизни, вернувшись с очередной отсидки. В распахнутом полушубке и валенках Кабан издали выглядел импозантно, но вблизи бросалась в глаза его нездоровая худоба и серая кожа туберкулезника. Годы отсидки укатали его, сделав из пышущего здоровьем крепыша форменного доходягу.
- Куда ты, как напарафиненный? Меня погодь!
- Здорово, Игорек! С выходом тебя!
Кабан ухмыльнулся и предложил:
- Отметим, а?
Шурик на мгновение замялся, а потом сказал:
- Так день рождения у меня! Пошли, приглашаю!
- Ого! Вот я попал! Ну, подарок с меня!
И Кабан торжественно вынул из кармана полулитровую бутылку коньяка и торжественно помахал ей в воздухе.
- Погоди, я тоже сейчас затарюсь. Стой здесь, - сказал Шурик и торопливо направился по знакомому маршруту.
Через несколько минут он выскочил из подъезда, крепко прижимая что-то к груди под курткой.
В квартире Кабан снял полушубок, оставшись в черном костюме с атласными воротником и манжетами и в валенках. Рубашка его также была черной, еще больше подчеркивая худобу и бледность лица. Потопав валенками и сбив с них прилипший снег, Кабан прошел на кухню и выставил на стол коньяк и две банки шпрот.
- Во! Дождался! Буду пить коньяк и закусывать шпротами! Ты знаешь, сколько времени я об этом мечтал? Присаживайся!
- Так это, закусить чего - нибудь, картошки пожарить.
- Да нахрена твоя картошка? Присаживайся давай! Тебе что, мало?
Шурик торопливо достал из шкафчика две стопки и две вилки из нержавейки. Вилкам было много лет, они были подарены им на свадьбу какими - то родственниками. Теперь от столового набора остались только эти две вилки. Остальное затерялось во времени.
Дернув за колечко, Кабан вскрыл банку шпрот и пальцами достав одну копченую рыбку, торопливо сунул ее в рот. Восторженно зажмурившись, он пожевал немного и, сглотнув, распорядился:
-Наливай, Шурик!
Коньяк закончился быстро. Кабан не хотел медлить и поминутно торопил Шурика. Выпили за здоровье, за родителей, за Кабана, за детей. Шурик достал водку и вскрыл вторую банку шпрот. Кот, учуявший деликатес, коротко царапнул его за ногу и Шурик незаметно опустил одну рыбку в жаждущую пасть Рыжего. Кабан был весел, хвастался своим влиянием среди урок и обещал Шурику непробиваемую "крышу".Зачем она ему нужна, Шурик не понял, да и не задумывался над этим. Он пил, поддакивал Кабану и вдумчиво жевал копченых рыбок, утирая масляные губы рукавом. Он уже плохо слышал собеседника и на какой-то вопрос Кабана не ответил, уставившись пьяным взором в заиндевевшее окно.
- Алё, тормоз, ты где? - пробилось до его слуха.
- Тут я, Кабан, - ответил Шурик, очнувшись.
- Какой я тебе Кабан, ты, охнарик? Это братанам я Кабан, а тебе, гнида, Игорь Николаевич! Понял, ссука?
- Да ладно тебе, Игорь, сорвалось просто...
- Чо ладно - то, чо ладно? Ты меня не тычь, я тебе не Иван Кузьмич! Ну - ка, кто я?
-Да ладно, Игорь, - Шурик никак не мог взять в толк, с чего Кабан так взъелся, - То есть Игорь Николаевич, все путем!
- Громче скажи, не слышу!
Шурик помолчал, покачивая головой и внезапно в его пьяном мозгу мелькнула мать, умирающая от рака, печально смотрящая на него и шепчущая:
- Сашенька, Сашенька, как же ты будешь без меня?
Он поднял голову и сфокусировав расплывающееся зрение на бледном, с нездоровым румянцем, лице Кабана, глухо произнес:
- Да пошел ты, пидор!
Ошеломленный Кабан несколько секунд смотрел на Шурика, словно не веря собственным ушам, а потом схватил вилку и нанес ему удар точно по сонной артерии. Хлынула кровь, Шурик попытался зажать рану руками, но это было невозможно. Кровь просачивалась между пальцами и быстро пропитала всю его грудь. Он упал головой на стол и удивленно прошептал:
- А и не больно..
Мать подошла к нему, веселая и улыбающаяся, взяла за руку и повела прочь из прокуренной кухни туда, где на полях цветет хлопок и вежливые мужики в полосатых халатах и вышитых тюбетейках продают жирный плов с мясом и настоящий бараний шашлык. И отец стоит у свежевырытого арыка и ехидно спрашивает:
- Ну что, набегался? Марш домой!
И это было так прекрасно, вернуться домой, к маме и папе, что слезы радости выкатились у него из открытых глаз на залитый кровью стол и остались там, затерявшись в тяжелых, мрачных сгустках.