Аннотация: псевдоисторический ужастик с элементами эзотерики и оккультизма, мистики и эротики, религии в моем понимании о семье, на которой лежит проклятие. исторические личности показаны, исходя из моего личного мнения.
ТЁМНЫЕ ДУШИ
Пока в душе покоя нет,
В ней только зло и мрак,
То будет проклят человек
С рожденья на века.
На род его проклятью пасть
Дано до тех лишь пор,
Пока безгрешное дитя
Не пустят под топор.
Пролог.
Красное зимнее солнце скудно освещало темнеющие на закате башни. Всполохи огня высвечивали зубчатые стены и щербатые камни в них. Чёрный снег покрывал крыши, а едкий дым застилал глаза. Некогда богатый монастырь Сен-Катрин теперь пылал как большой костёр. Тучи воронья, застилая небо, кружили над ним. Что же случилось с жилищем невест Христовых, которое даже развращённые церковники считали образцом добродетели и христианского смирения? Откуда взялся в женской обители пожилой священник, прибитый сейчас к кресту из неструганных грубо сколоченных досок с белой развевающейся на ветру бородой? Его посиневшее от холода тело было местами черно от копоти и крови, а из одежды была только грязная тряпка на чреслах. Исцарапанное лицо без глаз, с лохмотьями вместо носа и ушей было обращено к бородатому великану в чёрных доспехах, при чём нельзя было разобрать, черны ли доспехи сами по себе или от копоти и крови замученных и убитых им людей. Рядом с ним в бордовом платье и чёрной накидке стояла женщина. Её одежду покрывали тёмные пятна, а бледное лицо резко контрастировало с чёрными пятнами сажи на нём. Мужчина в доспехах громко смеялся грубым и глумливым смехом. Женщина смотрела на распятого с расширенными глазами, подавшись вперед. Она как будто хотела впитать в себя остатки жизни умирающего старика. Внезапно она схватила меч бородатого мужчины, и подскочила к кресту.
- Говорят, у ангелов нет пола, - крикнула она снизу. - Тебя при жизни молва назвала святым. А святой тоже не должен иметь пол, чтобы естество его не соблазняло на грех. Сейчас посмотрим, кто ты.
Она поддела кончиком меча повязку, болтавшуюся на поясе старика, и рывком сорвала её.
- А-а, ты обычный мужчина. Ну, так будешь святым до конца, а не только на словах. И в рай войдёшь земным ангелом.
Её разметавшиеся чёрные волосы делали её похожей на мифическую колдунью, а меч в руке придавал ей сходство с древнегреческой безумной фурией. Не обращая внимания на тяжесть меча, она размахнулась и ударила распятого старика. Кровь хлынула фонтаном, заливая её лицо, а крик старика перекрыл шум пожара.
- Браво, Катерина! - заорал бородач в доспехах, хлопая себя по закованным ляжкам. - Святым не место на земле! На земле место смертным, вроде нас! К тому же, сегодня день нашей свадьбы.
- И канун рождения вашего Спасителя, - добавила женщина, вытирая лицо накидкой. - Не так ли, святой Жильбер? - прокричала она распятому. - Ведь ваши богословы на двадцать пятое декабря назначили день Рождества Христа. Жаль, сегодня не шестое июня, день рождения Сатаны. Ты бы был от меня и моего мужа подарком к его празднику. А так ты просто жертвоприношение своему мстительному богу, который только и знает, что карать. Где он сейчас? Почему не спасает тебя и этих глупых овец? - Женщина мечом указала на разбросанные по двору трупы монашенок. - Тебя, Боже, хвалим! Забери же своё творение! - и она засмеялась резким смехом, отбрасывая окровавленный меч.
Некоторое время безглазый оскоплённый старик бессильно висел на столбе. Однако, когда солнце уже почти скрылось за полями и холмами, и на землю опустилась темнота, он выгнулся, словно у него появились силы, и крикнул беззубым окровавленным ртом с рваными губами:
- Бертран де Го! Бывший рыцарь ордена Иисуса! Убийца, вероотступник и безбожник! Я, Жильбер Орси, настоятель монастыря Святого Карла, который ты разорил и сжёг, проклинаю тебя, твою бесчестную женщину, Катерину ле Муи, и весь ваш род до тринадцатого колена! Через меня к тебе обращается Бог наш, который меня сейчас призывает - будьте прокляты! Пусть вы и дети ваши познают те ужасы, на которые вы обрекали невинных! Каждый потомок вашего союза будет изгоем и проклятым Богом! Искупление свершится добровольной смертью за всех вас вашего тринадцатого потомка. А коли не так, то все начнётся сначала до скончания времён! Место это останется проклятым вовек вместе с твоим родом! Боже, прими душу мою!
В последнем порыве жизни Жильбер Орси вытянулся на своем кресте, и обмякшее тело, дернувшись, поникло.
- Как я была права! - закричала женщина, которую седой настоятель назвал Катериной ле Муи, сжимая кулаки. - Его не распинать надо было, а оставить в мешке с котами. Чтобы они ему не только глаза выцарапали, но и вырвали его поганый язык!
- Права, права, - взмахнул рукой в железной перчатке бородатый в доспехах, названный Бертраном де Го. - Однако распять его было надо. Как бы ты иначе его оскопила? Просто, перед распятием язык ему надо было отрезать. Но и так неплохо получилось. Особенно меня впечатлила сцена с оскоплением. Найди его причиндалы. Это наш трофей. Он будет моим талисманом сегодня ночью. Ты ещё помнишь - сегодня наша брачная ночь?
- Я помню. Она должна стать особенной, - Глаза у женщины вспыхнули. - Твой наследник должен быть особенным. А значит, брачную ночь мы проведём на алтаре в церкви. И пусть Бог смотрит на нас. Если он есть, то там же и покарает нас за святотатство, да ещё в день своего рождения. Если нет, то пусть дарует новую жизнь.
- Неплохо, Катерина, неплохо, - бородач усмехнулся. - Где я только ни брал разных девок, от служанок до герцогинь. И на сеновале, и на корабле в качку, и в королевском замке. Но в церкви, да ещё на алтаре ни разу. Пошли, - Он схватил женщину за руку и поволок её к распахнутым дверям церкви.
Небольшая горстка солдат, закованных в легкие латы, бродила по территории монастыря, то, нагибаясь, чтобы ударом меча прервать мучения очередной полуобнажённой монашенки, то, перебрасываясь сальными шуточками с остальными над ещё живой жертвой. Изредка доносились крики насилуемых и пытаемых женщин. Одна монашенка в остатках своего одеяния, стоя на коленях перед солдатом, облизывала его набухший член. Солдат одной рукой держал её за волосы, в другой сжимал нацеленный на её горло арбалет. Поднятое к небу лицо с закрытыми глазами выражало блаженство. Волны наслаждения пробегали по его телу. Наконец, на пике удовольствия он вскрикнул и дёрнулся особенно резко. Стрела, нечаянно выпущенная из арбалета, в мгновение ока пронзила горло женщины, и её агония смешалась с высшим наслаждением её убийцы. Когда убийца пришёл в себя, он увидел в одной руке разряженный арбалет, а другой всё ещё продолжал держать за густые волосы мёртвую монашенку.
- Барон Бертран это оценит, - пробормотал он, вытираясь. - Кончать вместе это гораздо лучше, чем просто "варварский поцелуй", - и он рассмеялся злым смехом. Постояв над телом, он огляделся. Его товарищи, устав от событий сегодняшнего дня, спали вповалку, где придётся. Обнажённые и полуодетые, целые и выпотрошенные тела монашенок валялись тут же. Одна полуживая женщина пыталась отползти. Её порванная одежда, спутанные волосы и безумный взгляд придавали ей вид деревенской нищей. Однако, бледное, когда-то красивое лицо, тонкие изящной формы руки сейчас в грязи и крови, говорили о том, что раньше это была если и не знатная дама, то и не простолюдинка. Солдат подошёл к ней и грубо тряхнул за плечо.
- Эй, ты! Помоги мне убрать трупы. Живым не место среди мертвецов.
Женщина подняла на него глаза. Казалось, она не слышала его. Тогда солдат рывком поднял её и толкнул к ближайшему трупу.
- Бери её за ноги, - крикнул он женщине в лицо, и положил её руки на обнажённые ноги жертвы. Потом обошёл тело и взял его за плечи. Лица на трупе не было, его раздробила железная перчатка. Кусочки мозгов во вскрытом черепе и глаз на розовой ниточке болтались в такт его шагам. Безумная женщина только мешала ему. Она шла, всё время спотыкаясь и падая. Наконец, солдату это, видимо, надоело. Он подошёл к женщине и, не говоря ни слова, с размаху отрубил ей обе руки, всё ещё державшие окоченевшие ноги трупа. Женщина закричала и упала на колени. Солдат пнул её ногой, словно мешок с песком, и оттащил свою ношу к выгребной яме.
Когда он тащил последнюю, двенадцатую жертву, ото сна очнулся ещё один солдат. Он вразвалку подошёл к выгребной яме и расстегнул штаны.
- Погоди, Жиль, - произнёс третий очнувшийся солдат. - Я слыхал, у катаров был обычай совокупляться с мёртвыми, чтобы не плодить живых грешников.
Два его товарища переглянулись.
- Ты хочешь мёртвую? Зачем? Есть ещё живая, - первый солдат махнул рукой в сторону изувеченной им монашенки, которая, свернувшись клубочком, лежала невдалеке и тихо подвывала.
- А я хочу попробовать, - сказал третий, и быстро пополз к выгребной яме, на ходу расстёгивая штаны. Второй солдат пожал плечами и отошёл в сторону продолжить своё начатое дело. Первый солдат брезгливо посмотрел на них и пошёл к покалеченной им жертве. Женщина уже не выла. Она так и лежала клубочком. Раскрытые глаза её ничего не выражали. Из полуоткрытого рта не вырывалось ни облачка пара. Казалось, она умерла. Солдат плюнул и подхватил её под плечи. Остальные тем временем закончили свои дела. Тот, который хотел попробовать совокупиться с мёртвой женщиной, смачно плюнул на землю.
- Что так? - ухмыляясь, спросил второй, подходя к нему и на ходу застёгивая штаны.
- Бревно оно и есть бревно. Германские девки, при всей своей холодности, всё же лучше, чем холодные покойницы.
- По крайней мере, тебе есть с чем сравнивать теперь, - кряхтя, произнёс первый, швыряя свою ношу. - Разбуди остальных, а то на таком морозе мы все окоченеем, как они, - он кивнул головой в сторону трупов.
- А ведь им холодно, - хитро сказал второй, названный своим любопытным товарищем Жилем. - Давайте-ка их согреем.
Он подхватил догорающий неподалёку факел и бросил его в кучу тел. Медленно занялась промёрзшая одежда. Остальные солдаты бросились к другим факелам. И вскоре, разнося зловоние и запах горелой плоти, запылал яркий костёр. Занятые его поддержанием, они не заметили, как с другого конца его метнулась чёрная тень и пропала в густых кустах крапивы, репейника и чертополоха. Пробудились и остальные солдаты. Обмениваясь, некоторое время шуточками над костром, солдаты побрели в здание монастыря, где, если и нет особого тепла, зато есть стены, крыша и камин. Не говоря уж о винных подвалах. В монастыре Сен-Катрин делали слабенькое вино, которое, хотя и не пользовалось особым спросом, но доход приносило.
Когда стихли разговоры солдат, и тишину ночи прерывал только треск костра и крики птиц в небе, из кустов чертополоха показалось видение. Страшная чёрная женщина в дымящейся одежде и с почерневшими обрубками вместо рук, шатаясь от потери крови, подошла к костру, всё ещё лизавшему обнажённую плоть. Некоторое время она смотрела на огонь, затем начала читать молитву. Вдруг она резко обернулась. Недалеко от выгребной ямы, у стены, где находился слив нечистот из монастыря, показалась маленькая тень. Немного постояв, тень двинулась к женщине.
- Все выходы заперты, и солдаты могли меня увидеть, - голос мальчика прерывался.
Женщина хотела ещё что-то сказать, но, опустив глаза, увидела в руках у мальчика белеющий кусок пергамента и странную конструкцию из узкого чёрного стержня, обложенного палочками.
- Что это? - спросила она.
Мальчик опустил глаза на руки.
- Я писал. Я записал всё. Что здесь было. А это, - мальчик поднял к глазам конструкцию. Палочки оказались обмотанными верёвкой. - Это карандаш. Его придумал отец Жильбер. Перо надо постоянно макать в чернила, а карандашом можно писать намного дольше. И не надо таскать при себе чернильный прибор. Только перочинный нож. Отец Жильбер сам подарил мне этот карандаш, - Тут вдруг мальчик вспомнил, что отец Жильбер Орси висит на кресте, а вороны с громким карканьем клюют его плоть. По его щекам побежали слёзы, а тельце затряслось от рыданий.
- Тихо! - шёпотом крикнула женщина. - Сейчас не время рыдать. Оторви лоскут от своей одежды и перевяжи мне руки, а то из меня вытечет вся кровь. Хоть я и прижгла их, но лишняя предосторожность не помешает. - Мальчик испуганно посмотрел на неё, однако оторвал узкую полосу от своей сутаны и перетянул руки женщине, чтобы остановить кровь. От слабости женщина села. - Сохрани всё, что ты записал, - наконец сказала она. - В библиотеке слева от камина есть дверь в потайную комнату. Там мать-настоятельница спрятала наиболее ценные вещи и книги. Рычагом служит кольцо сбоку от камина. Потяни его и одновременно наступи на вторую плиту от стены. Тогда дверь откроется. Спеши. Мне недолго осталось. А надо ещё похоронить отца Жильбера. А после... - глаза женщины сверкнули. - Позже я им покажу гнев Господа, - прошептала она. - Иди. Быстрее.
Она подтолкнула мальчика своей культёй в спину, и испуганный ребёнок, путаясь в складках длинной одежды послушника, побежал к кельям. Женщина, помедлив, пошла к подсобным помещениям. У входа в винный подвал она остановилась. Бодрый храп нескольких человек прозвучал для неё райской музыкой. Значит, сестра Луиза успела насыпать сонной травы в бочонки. Женщина перекрестилась культёй. Как была мудра мать-настоятельница. Уединённый женский монастырь не должен иметь вооружённой охраны. Иначе он превратится в обитель разврата. Но защищать себя он должен. Однако, высокие и крепкие стены, узкие и извилистые переходы не спасли невест Христовых. Даже воспользоваться порохом, который находился в соседней комнате с винными бочками, они не успели. Когда в ворота постучал Бертран де Го, известный своими зверствами, а главное, вероломным убийством мужа своей любовницы, Катерины ле Муи, и потребовал сочетать его браком на церковной земле, мать-настоятельница не хотела его впускать. Она слишком много о нём слышала. Многие крестьяне приходили в монастырь без рук, ног, ушей, избитые и обожжённые. Немногим женщинам удавалось спастись из его рук и из рук его дьявольской подруги. А которые спасались, рассказывали такие ужасы, что события Столетней войны и Жакерии вновь вставали перед глазами как реальные. Посаженные на кол дети, развешанные по деревьям ноги, груди, головы, вспоротые животы, разорённые могилы и похороненные в них заживо - всё это не давало повода сомневаться, что Кровавый Бертран проявит почтение к одинокому монастырю. Однако у Бертрана де Го был козырь - отец Жильбер, настоятель монастыря Святого Карла, ближайшего к Сен-Катрин. Уже полуслепой старец, в жизни не обидевший даже таракана, никогда не повышавший голоса и не имевший привычки осуждать кого бы то ни было, всей округой называемый святым, был связанным выставлен перед воротами монастыря. Маленький мальчик, привязанный к нему верёвкой за шею, тот самый Жоэс, который убежал в библиотеку прятать своё описание ужасов, произошедших спустя какие-то два часа после своего прихода, цеплялся за рваную сутану отца-настоятеля, как за единственное своё спасение. Наставленные на них арбалеты заставили дрогнуть сердце матери-настоятельницы. Она не могла допустить, чтобы из-за её отказа были убиты старик и ребёнок, и велела открыть ворота. Однако перед этим она распорядилась насыпать в каждую бочку с вином сонной травы, а всё более или менее ценное спрятать в потайной комнате. Когда это было сделано, она приказала открыть ворота, а монашенкам запереться в кельях. Жаль, она не догадалась поджечь порох. Всё равно из рук Бертрана никто целым не уходил. А так была бы славная месть этому кровожадному зверю. Однако, как только обряд венчания свершился, вакханалия началась. Словно подчиняясь невидимому приказу, солдаты разбежались по монастырю. Двери келий не выдерживали тяжёлых секир и мечей. Многие монашенки сами открывали их, надеясь мольбами смягчить сердца. Сестра Шарлотта, незаконная дочь рыцаря и кормилицы, которая жила в монастыре не слишком давно, однако, многое повидавшая в миру и изгнанная за прелюбодеяние, дверь не открыла. Когда та рассыпалась под ударами трёх мечей, сестра Шарлотта стояла посреди кельи, сжимая в руках кинжал. И прежде, чем первый из ворвавшихся посмел сорвать с неё покрывало, она убила его точным ударом в сердце. Остальных это разъярило настолько, что они не стали вытаскивать её из кельи, а бросили на постель тут же и навалились сразу оба. Пока один держал её за руки, а второй уселся ей на ноги и расстёгивал штаны, набежало ещё несколько человек. Сколько их было и сколько продолжалось насилие, сестра Шарлотта сказать не могла. Она очнулась уже во дворе в темноте, когда шум потихоньку начал затихать. Она очнулась. А другие были мертвы. Сильный удар по голове, когда она укусила за член одного из солдат, хотевших попробовать "варварский поцелуй", не надолго лишил её разума. А когда она увидела своих сестёр, которых вонявший потом солдат потребовал нести к выгребной яме, она решила отомстить. Она не знала как, и поэтому, когда, шатаясь от усталости, побоев и насилия, она упала в последний раз, а разъярённый солдат отсёк ей руки, она решила притвориться мёртвой. Про неё забыли, и оставили лежать с прочими умершими. Она же, выкатившись из костра и сумев прижечь покалеченные руки и не заорать при этом, осталась жива. Сонная трава подействовала. Теперь даже если бить по щекам и колоть в рёбра солдат, они не проснутся. Когда Жоэс вернётся, они запихнут всех в подвал с бочками с вином и подожгут его. Порох, смола и масло, которые оставались там неизвестно для чего, помогут им. Но сначала надо похоронить настоятеля.
Сестра Шарлотта проковыляла к кресту. Не имея больше рук, она не могла срубить крест, чтобы снять тело. Она стала раскачивать его культями. Крест стоял как влитой. В это время появился Жоэс. Он тащил лестницу, раза в два больше его.
- Она нам не поможет. Если ты сможешь вытащить гвозди, ты не удержишь тела, - сказала сестра Шарлотта. - Возьми меч и головешку. С одной стороны руби мечом, с другой пусть горит огонь.
Мальчик кивнул. Он подошёл к выгребной яме, где ещё догорал костёр, и, перекрестившись, взял первый непогасший факел. На обратном пути он подобрал меч, брошенный каким-то нерадивым солдатом. Потом долгое время они вдвоём пытались свалить крест. Мальчик рубил, женщина раскачивала крест. Наконец, с громким скрипом крест упал.
- Возьми два кинжала наподобие ножниц, и вытащи гвозди, - сказала сестра Шарлотта. Мальчик кивнул, и в бледном сумраке рассвета среди разбросанных мечей, щитов и арбалетов стал искать кинжалы, которые можно было бы использовать как клещи. Женщина тем временем пыталась удержать своими культями меч, чтобы использовать его как лопату. У неё ничего не получалось: меч постоянно выскальзывал из её рук. К тому же большая потеря крови давала о себе знать. Мальчик, устав бороться с непокорными мечам гвоздями, перекрестившись, вцепился в них зубами. Читая про себя молитву и стараясь не смотреть на страшную рану между ног настоятеля, он тащил и тащил гвоздь за гвоздём, пока, наконец, не вытянул все. Он отвязал веревки, поддерживавшие руки, и оглянулся на женщину. Та сидела, завернувшись в остатки своей одежды. Мальчик подошёл к ней и тронул её за плечо. Женщина с трудом открыла глаза.
- Я умираю. А ещё многое не сделано, - слабым голосом сказала она. - Что ты здесь делал? Зачем пошёл с отцом Жильбером?
- Я хотел быть, как он. Я хотел стать священником, - произнёс мальчик.
- А теперь?
- Теперь? Теперь я не знаю. Теперь я хочу стать оруженосцем, а потом и рыцарем. Чтобы найти барона Бертрана де Го и сразиться с ним. Чтобы убить его. За себя, за отца Жильбера, за тебя и за твоих сестёр.
- За себя? А что они тебе сделали?
Мальчик опустил голову.
- Они... они заставляли меня... они меня пользовали, как Эдуард Второй пользовал своих фаворитов.
- Содомитствовали?
- Да... Они заставляли делать им "варварский поцелуй". Они заставляли меня трогать их чресла руками. Они хотели, чтобы я помочился на крест и лёг с монашенкой при них. А когда я отказался, они вонзили мне... в зад, ну... туда... древко от копья. А потом они меня били. Раз за разом. По очереди.
Женщина смотрела на этого маленького мальчика. О пятнах на его одежде она догадывалась. Теперь же очень жалела, что жизнь из неё уходит. Она могла бы продлить агонию мучителей.
Мальчик вытирал слёзы рукавом своей одежды, размазывая грязь по и без того замурзанному лицу.
- Помоги мне встать, - произнесла сестра Шарлота. Мальчик протянул к ней руку и подхватил под локоть. - Ты здесь справишься? - Мальчик кивнул. - Тогда я довершу остальное.
Она, покачиваясь, направилась к выгребной яме, где ещё догорал последний факел.
- Похорони его, - не оглядываясь, сказала она. - И помолись за меня.
С трудом подняв факел, который, казалось, стал весить не меньше тонны, она крепко сжала его культями. Поминутно останавливаясь, она пошла к винным подвалам.
Мальчик посмотрел ей в след. Он хотел что-то сказать, но решил сначала докончить начатое дело. Он обошёл монастырское кладбище, в надежде найти выкопанную могилу. Однако выкопанных не было, но он нашёл просевшую. Неумело действуя тяжёлым мечом и помогая себе руками, он разрыл достаточную яму, чтобы можно было похоронить человека. С трудом дотащив тело настоятеля, он сбросил труп в яму и стал засыпать его землёй. Когда труп скрылся, мальчик хорошенько притоптал землю, чтобы барон де Го и его солдаты не разрыли его и не надругались над трупом.
Сестра Шарлота в это время спустилась в подвал, облокачиваясь о стены. Она бы с радостью села на ступени, но потом могла просто с них не встать, поэтому отгоняла спасительную мысль. Факел мешал ей и норовил обжечь лицо и волосы. Наконец, она дошла до дубовой двери, которая, к счастью, не была заперта. Стараясь не затушить факел, она осторожно положила его на бочку. Затем, снова передохнув, она стала подтаскивать культями за голову и ноги и зубами за одежду солдат, лежащих на лестнице и в коридоре, к бочкам. Свалив всех в центре подвала, она вытащила несколько бутылок и разбила их около спящих тел. Вино брызнуло во все стороны. Сестра Шарлота доставала всё новые и новые бутылки. Наконец, когда вином основательно залило спящих солдат, пол и бочки вокруг, сестра Шарлота решила передохнуть. В это время в подвал спустился перемазанный землёй Жоэс.
- Кинжал с собой? - задыхаясь, спросила сестра Шарлота. Мальчик, глядя расширенными глазами на мокрых солдат, кивнул. - В нескольких бочках сделай дыры, чтоб наверняка.
- Но это... убийство! - прошептал он с испугом.
- Отвернувшись от нас и этого места, бог дал нам право самим решать. Я решила их убить. Лучше их, чем они ещё будут убивать и пытать других людей. Сами они не остановятся, зато сколько жизней мы спасём.
Мальчик посмотрел на неё. Страх на его лице сменялся сомнением, затем, решимостью. Он подошёл к ближайшей бочке и с третьего раза сделал в ней дыру. Тоненькая струйка потекла, заливая остальные бочки. То же он проделал ещё с тремя.
- А теперь уходи, - произнесла сестра Шарлота. - Не бери греха на душу. Я всё сделаю сама.
Она покачнулась и упала. Мальчик кинулся к ещё тлеющему факелу и раздул его. Потом подал факел женщине и бросился наверх из подвала. На выходе он, перекрестившись, старательно запер за собой тяжёлый засов.
Сестра Шарлота поднесла факел к ближайшему солдату. Ткань его штанов, пропитанная вином, занялась быстро. Сестра Шарлота подползла к следующему. Вскоре весь подвал пылал, как большой костёр. Сестра Шарлота бросила факел в бочки и запела "Te Deum"*.
От жара и дыма некоторые солдаты стали просыпаться. Однако сонная трава делала их неповоротливыми и осоловевшими. И прежде, чем кто-либо сообразил, что случилось, огонь охватил их тела, закованные в лёгкие латы.
Наконец, один солдат очнулся от дурмана и яростно стал стаскивать с себя латы и хлопать по телу, пытаясь сбить огонь.
- Зря стараешься, - произнесла сестра Шарлота. - Ты всё равно здесь сдохнешь. Дверь заперта. В бочках, кроме вина, есть еще смола и порох. Так что из тебя получится знатный ужин на пиршестве сатаны.
Солдат диковато посмотрел на неё и бросился к двери. Тяжёлый морёный дуб стоял, не шелохнувшись.
- Ах ты, ведьма! - взревел солдат, кидаясь к сестре Шарлотте. - Я убью тебя!
- Я всё равно умру, - зло улыбаясь, сказала она. - А после того, что вы с вашим хозяином тут сделали, смерть будет наградой. Только умру я не одна. А со всеми вами.
Солдат схватился за голову и снова бросился к двери. Тяжёлый воздух мешал дышать. Жар, проникавший под лёгкие латы, испекал тело не хуже жаровни. Завывания очнувшихся солдат перекрывали шум пожара. Сестра Шарлота смотрела на это, и жестокая улыбка не сходила с её губ.
Наконец, чувствуя приближение смерти, она закричала:
- Да свершится правосудие божье! - и рассмеялась злым смехом.
Когда стих последний звук её голоса, её голова с глухим стуком упала на каменный пол. Подвал продолжал гореть. Едкий дым выползал из-под двери. Солдаты, еле передвигая ноги, кашляя и чихая от удушающего воздуха, сгрудились у двери и пытались её сломать, громко крича. Вскоре крики утихли. Вслед за ними утихли и удары о дверь.
Рассвет занимался над монастырём. Тяжёлые тучи, подгоняемые ветром, бойко бежали по небу. Когда первые лучи солнца упали на крышу монастыря, из церкви вышли Бертран де Го и Катерина ле Муи. Барон оглядел пустой двор и поваленный крест.
- Что здесь произошло, чёрт возьми? - прорычал он.
Катерина указала на струйку дыма, тянущуюся от здания монастыря.
- Какая-то монашка осталась жива.
Она вытащила кинжал и пошла к дверям. За ними раздался глухой взрыв, заставивший женщину отскочить. Барон обошёл двор и остановился у выгребной ямы. На его губах появилась усмешка.
Он заметил лестницу у одной из стен. Камни над ней были в царапинах. Очевидно, кому-то не хватило высоты лестницы и он, цепляясь за старые, местами вывалившиеся камни, поднялся по стене. Бертран де Го ступил на первую перекладину.
Когда он добрался до верхней, над ним стена возвышалась ещё футов на восемь. Он не стал повторять путь, проделанный кем-то до него. С другой стороны стены глубокий ров с водой, и тот, кто бежал этим путём, наверняка либо утонул в холодной воде, либо замёрз, если смог выплыть.
Бертран де Го спустился на землю. К нему подошла Катерина ле Муи.
- Все наши солдаты мертвы, - мрачно сказала она.
- Что случилось?
- Какая-то монашка разлила вино и сожгла их.
- Ну и чёрт с ними. Наймём других. Деньги у нас есть. Да и монастырь небедный.
Он разразился громким смехом и хлопнул свою подругу пониже спины.
- Мне здесь нравится. Я остаюсь здесь.
- Хорошо. Только сделаем всё по-своему. Это будет наш замок. Наш дом. Наше гнездо.
- Согласен.
Выглянувшее из-за туч солнце осветило мужчину и женщину в чёрных одеждах, стоявших обнявшись, поваленный крест и кучу обгоревших тел посреди разорённого монастырского двора.
Одинокая фигурка в рваной, мокрой, закопченной одежде, беспрестанно крестясь и что-то шепча, не оглядываясь, бежала от монастыря. Жоэс, которому страх, отчаянье и решимость придавали силы выбраться из монастыря, обламывая ногти и замерзая в ледяной воде, слабея, добежал до леса. Прислонившись к широкому стволу, он опустился на землю. Мороз сковывал его тело. Ему очень хотелось спать. Борясь со сном, он всё повторял и повторял то, что сочинил в эту страшную ночь:
Как ныне рождается солнечный свет
Над нашею грешной землею,
Так ныне любовник, нарушив обет,
В объятьях с чужою женою.
Покуда муж в странствиях дальних бредёт,
Готовый к опасностям разным,
Деяньям блудливым жена предаёт
Обеты, что данные в свадьбу.
Нарушен обет - и спасения нет:
Ждёт брачную жизнь их кончина.
Жену - в подземелье, любовнику - смерть,
Дуэли готова причина.
Однако, жестокий любовник готов -
На мужа напав из засады,
Коварно убил его - пролита кровь,
От бога ему нет пощады.
Уверовав, что он обласкан судьбой,
Отбросив все принципы чести,
Стал он, проклинаем родной стороной,
Разбойничать с дьяволом вместе.
Монашенки в дальнем забытом скиту,
Коль живы, могли рассказать бы,
Как скит разорил он, устроил гульбу,
Как праздновал с кровью он свадьбу.
Как он обесчесчивал божьих овец
Священников как убивал он,
Как добрый и тихий святейший отец
С могилы грозил ему адом.
Что в вечности род его будет страдать,
Терпеть все такие мученья,
Что ангелы в небе все будут рыдать
И бога молить о прощенье.
Прощенье же будет дано лишь тогда,
Когда в клане адовом этом
Рождённая без прегрешений душа
Сама принесёт себя в жертву.
Когда на жестокие муки сама
С улыбкой пойдёт, без боязни,
Прощён будет род и отступится тьма:
Бог больше не требует казни.
Наконец, силы оставили его, и рождественское солнце осветило одинокую маленькую скрючившуюся фигурку в зимнем замерзшем лесу - последнюю жертву бойни, учинённой Бертраном де Го в канун праздничного дня.
Часть первая
Глава первая
- Вы же всё понимаете, Джейн. Этот брак - дело решённое. Не нам дано выбирать. Если бы ваш отец не отказался от предложения короля, вы и ваш непутёвый брат купались бы в золоте, - говорила высокая чопорная дама молодой серьёзной девушке, нервно теребившей в руках платок. - Милая, поймите: двадцать семь лет, отсутствие приданого, заурядная внешность и ваш вздорный характер делают вас не слишком привлекательной партией. А долги вашего брата отпугивают от него любую девушку, несмотря на его красоту. Карты и вино - не лучшее времяпровождение для единственного оставшегося из рода Глэдстон. Но ваш дядя смирился с этим. И хоть это его и убило, но поделать он ничего не мог. Так и сошёл в могилу разочарованным. Но замок, Джейн! Это же ваш фамильный замок! В нём ваше поколение жило со времён Вильгельма Завоевателя! Неужели вы допустите, что он перейдёт к каким-то Харрисам и Бриджесам? Да, они родственники, но разве они Глэдстоны? Это какое-то отребье, хоть и с деньгами. И ваш брат не нашёл ничего лучшего, как связаться с какой-то куртизанкой. Хоть она и называет себя маркизой. А её маркизет был получен через спальню королевского бастарда. Даже не сына. Умоляю вас, Джейн, подумайте. Предложение Бертрана де Го - это подарок небес. И что, что он француз? Говорят, он красив, несметно богат, может, не настолько знатен, насколько вы, но...
- Послушайте, тётя, - прервала даму девушка. - С тех пор, как Бертран де Го впервые проявил ко мне интерес, я стала наводить о нём справки. Его род достаточно древен, чтобы заинтересовать любое высокородное семейство. Его подвалы полны сундуков с золотом и драгоценностями, он действительно красив - я видела его портрет, который он прислал мне. Однако... Вы помните его герб?
Чопорная дама поморщилась, когда её прервали, но снова взяла себя в руки.
- Конечно. Он очень необычен. Его не сразу забудешь. Насколько я помню, один из его предков объединил гербы отца и матери: чёрное поле с золотым титироном* и чёрную амфисбену** на красном. Герб рода де Го теперь состоит из двух этих половин.
- А девиз его рода?
- "Быть над всем". Ну и что?
- По-моему, слишком вызывающе. Это, во-первых. Во-вторых, я слышала, что в его владениях нет ни одного монастыря, ни одной церкви.
- Это преувеличение. Как это - ни одной церкви?
- И это ещё не всё. Я много слышала про его предков, которые и объединили гербы, а особенно о том, как они разорили монастырь, на месте которого построили свой замок.
- Дорогая, шла война. А во время войны нет правых и виноватых.
- Война к тому времени закончилась. К тому же, этот Бертран, носящий имя своего зловещего предка, родился, когда его матери было под пятьдесят. А до этого все её дети умирали. И так было в этом роду с тех пор, как первый Бертран де Го разорил монастырь. Я слышала о проклятии...
- Девочка моя. Не выдумывайте. Какие глупости вы говорите! Ну, не повезло этой даме с младенцами, почему сразу говорить о проклятии? Да, может, как все французы, они несколько вульгарны и бесстыдны, но они всё же имеют понятие о правилах чести. Иначе, Бертран де Го не стал так долго жать ответа то вас.
Она сверкнула глазами и повернулась спиной к девушке.
- И всё же... - Девушка упрямо тряхнула головой. - Крестьяне не хотят служить в его замке. В округе ходят слухи о том, что он колдун, а его сестра - ведьма. Что в своих подвалах он поедает трупы погубленных слуг, а его сестра купается в крови девственниц, чтобы сохранить свою красоту. Даже бродяги, что ходят по городам, шёпотом поминают этот замок и имя его хозяина. Туда никто по доброй воле не ездит. Все боятся вампиров и оборотней, обитающих в тех местах.
- Хватит! - гневно вскричала женщина, резко поворачиваясь к девушке. - Вы слишком много читаете. И читаете всякую гадость. Эдвард Харрис и Том Бриджес как ваши опекуны устроили этот брак. Я приложила все силы, чтобы склонить их к согласию - и вот как вы мне ответили! Да если бы не я, и вы, и ваш братец-дурак были бы на улице, а родовой замок ушёл бы к мешку с деньгами и к надутому индюку
- Я вам благодарна, тётя Элоиза, за всё. Но согласитесь, брак со столь зловещей личностью, как Бертран де Го, не может не пугать меня.
- Глупости! Вы сейчас же начнёте собираться в дорогу. Письмо о вашем приезде я уже отправила.
Дама развернулась и твёрдой походкой вышла из комнаты. Девушка осталась одна.
Она подошла к окну и села, глядя в темноту невидящими глазами. Её мысли были далеко от этого места. Тяжело быть гордой, бедной и некрасивой в свои двадцать семь. Тяжело иметь бедного, но гордого отца, красивого, но глупого брата. Тяжело строить крепость из песка. Все усилия всё равно разбиваются о глупость или гордыню, и всё надо начинать сначала.
Джордж и Джейн Глэдстон - последние представители некогда могучего знатного рода. Рода, в котором каждый его представитель беззаветно был предан королю, жёны все как одна любили только своих мужей, даже слуги отличались редкой преданностью. Да и девиз их: "Нет бога, кроме Христа. Нет хозяина, кроме короля" говорил сам за себя. За эту прямоту и честность и поплатился отец Джейн, когда нынешний король предложил ему свидетельствовать о неверности своей жены: уж очень ему хотелось иметь сына, которого ему не могла дать жена, но обещала любовница. Перед Говардом Глэдстоном тогда стоял выбор - потерять честь или отказать хозяину. Он выбрал второе. Джейн прекрасно понимала выбор короля: репутация отца не давала поводов заподозрить его в двуличии, а шаткое финансовое положение могло существенно улучшиться, если бы отец согласился. Но прямой и гордый Говард Глэдстон так же прямо и гордо отказал королю. Он верил, что его поступок вызовет уважение. Однако король пришёл в ярость. Красота отца, фамильная черта мужской линии Глэдстонов, всегда раздражала короля. Его честность задевала короля, готового ради выгоды прогнуться под обстоятельства или человека или силой подмять их под себя. А тут ещё недвусмысленный отказ, ставивший короля в глупое положение - всё это настолько вывело короля из себя, что Говард Глэдстон был удалён от двора, как выразился король, "по причине пошатнувшегося здоровья". Его лишили всех земель, которые король подарил ему ранее. Лишил бы и этого замка, но королевская власть перед ним отступила. В то время король еще не перекраивал законы к своей выгоде. "Пусть уползёт в свою конуру и издохнет там", - сказал он тогда, когда очередной фаворит капризно потребовал лишить Говарда Глэдстона и этой его части земных благ. Замок действительно был похож на конуру. Его полуразрушенные стены, обвалившиеся проходы, заросшие лестницы - всё говорило о том, что он давно не знал ремонта. Умирая, отец просил сына взяться за ум, а дочь скорее выйти замуж. Совет отца Джордж воспринял своеобразно. Для начала он порвал с азартными играми и увлёкся маркизой Эггерт, бывшей одно время любовницей незаконного сына короля и служанки. Не нынешнего короля, а его предшественника, Генриха VII, человека с запоминающимся лицом и непростой судьбой. Стареющая красотка как из рога изобилия изливала на нового любовника деньги и драгоценности, которые плавно переходили через карточный стол в карманы других игроков. Ибо, уверовав, что золотой дождь не кончится, а красота его не увянет ещё долго, Джордж вернулся к прежним привычкам. Однако власть фавориток тоже имеет свой конец. Когда маркизе Эггерт дали отставку, она всецело переключилась на Джорджа. Теперь ревность, подкреплённая скупостью, ибо, чем старше становилась маркиза, тем более она страшилась нищеты, доводили Джорджа до белого каления. Игра тоже перестала ему приносить прибыль.
В свою очередь, вокруг Джейн никогда не было толпы поклонников. Она, в отличие от брата, не блистала красотой, но была слишком независима и горда, чтобы быть просто приложением к мужу. Глупые мужчины считали её самонадеянной дурнушкой и закоренелой старой девой. А умные, которых едва можно было сосчитать на пальцах одной руки, держались с ней как друзья или братья. Однако, ни тем, ни другим не приходило в голову, что в неё можно влюбиться.
И вот, как снег на голову - предложение от Бертрана де Го, французского барона, чей род мог считаться столь же древним, как и род Глэдстонов. Джейн, прекрасно осознававшая своё положение, с первых же дней стала наводить справки об этом человеке. Её удивляло и настораживало, почему знатный, богатый и молодой сеньор захотел жениться на знатной, но бедной и некрасивой девушке, при чём не первой молодости. Да ещё не видя её и толком о ней ничего не зная. Да ещё из Англии, когда во Франции полно знатных дам, могущих составить его счастье. Слухи и сплетни ужаснули её. О роде де Го не говорили ничего хорошего. Всё, что узнавала Джейн, мало походило на зависть, поскольку сведения ей доставлялись из разных слоев общества. Как-то через Глэдстон проходил табор. Предполагая, что кочевой табор мог кочевать и во Франции, как он кочевал в Англии, набравшись смелости, Джейн переоделась служанкой, и поздним вечером направилась к шатрам и кострам в поле. При упоминании имени де Го цыганский табор разразился разнокалиберным гомоном. Выкрики и причитания, из которых Джейн не понимала ни слова, прекратились, когда заговорил седой морщинистый цыган. Он строго расспрашивал Джейн, зачем ей нужно знать о де Го. Джейн, войдя в роль служанки, ответила, что её хозяйка выходит замуж за Бертрана де Го. К её удивлению, старик перекрестил её и сказал:
- Когда у вас, христиан, хотят, чтобы бог вам помогал, вас благословляют. Благослови бог и все ваши святые твою хозяйку, ибо худшего зла, чем стать женой демона, нет.
Его слова заинтересовали Джейн. Она стала расспрашивать. И хотя слова старика походили на цыганские сказки, Джейн решила, что зерно истины в них есть. Это подтверждали и другие люди, которых ей довелось расспрашивать.
Бертран де Го, единственный сын барона де Го, умершего не так давно, был красив, как Аполлон, но жесток. С ним в его замке жили две его сестры - Катерина, точная его копия, и Бьянка, которую никто никогда не видел. Катерина слыла колдуньей, как её брат-близнец за то, что они могли возникать ниоткуда и исчезать в никуда. С ними в замке жил их дядя, брат отца, уродливый горбун Гильом ле Муи. Ходили слухи, что в замке прячется маленький сумасшедший старик. Но старый цыган о нём ничего не знал.
Тётя Джейн, Элоиза Каннингэм, урождённая Глэдстон, за спиной девушки наладила переписку с потенциальным женихом, и в один из дней он прислал Джейн свой портрет. Когда она его распаковала, то поразилась богатству отделки рамы и блеску украшений на картине. Казалось, что художник рисовал то, что видел, а не то, что придумал. В прилагаемом письме весьма учтиво было написано о том, что хотя они даже не помолвлены и поэтому посылка портрета женихом невесте против всех правил этикета, но "я могу понять ваши колебания. Страшный грех моего предка и связанные с ним слухи о проклятии вполне могут отвратить от меня ваш взор. Однако я рассчитывал на ваш ум и проницательность, и именно поэтому высылаю вам свой портрет. Чтобы вы увидели, что во мне нет ничего от моего несчастного предка. Что я вовсе не зверь, как обо мне могут говорить".
Читая письмо, Джейн поглядывала на портрет. Ясный взор Бертрана де Го не мог рассеять сомнения в её душе. Выражение "рассчитывал на ваш ум и проницательность" подобало бы произносить, адресуясь мужчине, а не женщине, пусть и зрелой. Всё же это несколько подкупило Джейн. Слова старого цыгана о том, что двадцатишестилетний барон был уже четырежды женат и все его жёны умерли как-то очень быстро, заставляли её сердце сжиматься от тревоги. Её душа не хотела этого брака. Всё её естество протестовало против него. Однако, страх потерять Глэдстон заставил её тётю дать согласие на брак, так толком и не поговорив с самой невестой. И сегодня тётя поставила её перед фактом: Джейн Глэдстон невеста барона Бертрана де Го. В их церкви об этом уже объявили. Теперь Джейн должна уехать, чтобы выйти замуж.
От раздумий Джейн прервал стук в дверь. На пороге стояла её тётя Элоиза с письмом в руке.
- Мужайтесь, дорогая, - ровным голосом сказала Элоиза Каннингэм. - Я только что получила письмо от вашего брата.
Джейн встала. Страшное предчувствие пронзило её.
- Что там? - бледнея, спросила она.
Тётя подошла к ней. Её лицо тоже было бледно. Но спокойно.
- Письмо привёз слуга. Читайте. Я передам вам то, что он сказал мне на словах.
Джейн взяла письмо. Нетвёрдой рукой и витиеватым слогом Джордж целую страницу жаловался на превратности судьбы и злых людей в его жизни. Затем, через недомолвки и намёки, пафос и показную жертвенность Джейн поняла, что её брат просто-напросто решил жить за счёт богатых женщин. Дочитав до этого места, Джейн возмущённо вспыхнула. Однако она принудила себя читать дальше. Муж очередной дамы как-то раз вернулся раньше времени с аудиенции у короля. То ли у него настроение было плохое, то ли подагра разыгралась снова, то ли король устроил ему разнос, но на этот раз обманутый муж не стал делать вид, что ничего не видел. Для начала он крепко избил Джорджа ножнами его меча. Заработавший таким образом себе шрам на лице, красавец вызвал его на поединок. "И теперь, - писал Джордж. - Уже завтра я проучу этого выскочку, который посмел поднять руку на дворянина, который не ценит привычек двора. Где это видано: бить любовника жены! Да ещё портить моё красивое лицо! Этого я не смог стерпеть. И не далее, как завтра, мадам будет вдовой".
Видя, что Джейн закончила, Элоиза Каннингэм подошла к ней и взяла её за руки.
- Мужайтесь, дорогая.
- Так мой брат мёртв? - побелевшими губами спросила Джейн.
- Да. Слуга сказал, что ваш брат приказал своему духовнику не отсылать это письмо, чтобы он дописал, как победил на поединке. Но не смог: меч герцога пронзил ему грудь в прорезь лат.
- Герцога?
- Да. Герцог Кавендиш муж той дамы.
- Боже. Один из любимцев короля, - Джейн прикрыла рот руками.
- Да, дорогая. Теперь ты понимаешь, что твой отъезд во Францию должен состояться как можно скорее?
- Но это против всех правил этикета! Я должна буду жить до свадьбы в доме жениха!
- Помолвка объявлена. Да и во Франции, я думаю, поймут. Здесь же я всё возьму на себя.
Джейн опустила голову.
- Тебе, господи, вручаю душу мою, - прошептала она, подняв глаза. - Да не оставь меня в дни тяжких испытаний. И дай сил перенести их.
Элоиза Каннингэм молча перекрестилась.
Глава вторая
Владения барона де Го были обширные. Хорошие дороги, крепкие дома, поля, луга, леса - всё говорило о том, что хозяин богат и не скупится на поддержание своего богатства в надлежащем виде. Однако всё это не развеивало смуту в душе Джейн Глэдстон. В деревнях было мало жителей, а которые попадались, старались быстрее скрыться в своих домах. Сам замок был мрачен, как узилище. И, когда, проехав широкий ров, за Джейн захлопнулись высокие кованые ворота, ей показалось, что она мышь, попавшая в мышеловку. Встречать Джейн и её небольшой эскорт, состоявший из камеристки и крепкого слуги с огромной палицей, вышли немногие слуги с хмурыми лицами. Не глядя на неё и её слуг, они взяли скудный скарб и унесли в замок. Джейн огляделась. Обширный двор, со стороны конюшен и хлева покрытый свежей соломой, а в остальных местах вымощенный крупными камнями, крепкие хозяйственные пристройки, высокие каменные стены самого замка с небольшими оконцами, всё это тяготило Джейн. Зря, зря она сюда приехала. Смутное беспокойство не проходило.
- Мне не по себе, госпожа, - прошептала камеристка. - Мрачно тут как-то. - Джейн кивнула.
Пока она оглядывала свои будущие владения, молодой красивый черноволосый человек разглядывал её. Его любезная улыбка напугала Джейн ещё больше, чем мрачные стены замка. Какую-то непонятную тревогу вызывали ровные белые зубы, правильный изгиб алых губ, что-то смутно неприятное было в красивых чёрных глазах, взгляд которых, казалось, обволакивал невидимой паутиной. Вкрадчивая грация движений хищника настораживала и пугала больше, чем откровенная сила необузданного дикого зверя. Странным было его лицо: младенчески гладкое, безусое и румяное оно казалось слишком женственным для мужчины. Заметив, что он наблюдает за ней, Джейн вспыхнула. В тот же момент Бертран де Го, раскинув руки, сошёл с лестницы к ней навстречу.
- Моя дорогая невеста! - воскликнул он, и, не доходя нескольких шагов, церемонно раскланялся.
Джейн присела в реверансе. Камеристка последовала её примеру. Слуга поклонился, не снимая с плеча палицу.
Подойдя ближе, Бертран де Го медленно прикоснулся губами к руке Джейн, не сводя взгляда с её лица.
- Я вас долго ждал. Надеюсь, вам тут понравится, - проникновенно сказал он.
Джейн вместо ответа склонила голову.
- Пойдемте, дорогая. Я познакомлю вас с будущими родственниками.
- Буду рада встрече, - без эмоций произнесла Джейн.
Слуги барона де Го проводили куда-то в сторону её камеристку и слугу.
- О них позаботятся, - усмехнулся барон на вопросительный взгляд Джейн. Она непроизвольно вздрогнула.
Когда они прошли кованную тяжёлую дверь, Джейн увидела, что они оказались в высоком мрачном зале. Десяток свечей и факелов, освещавших его, не прибавляли радости и уюта. Через узкие оконца едва пробивался дневной свет. В середине стояли маленькие по сравнению с огромным залом и казавшиеся игрушечными фигуры мужчины и женщины. При взгляде на мужчину Джейн едва подавила крик отвращения: верхняя губа его была от самого носа разделена надвое, что делало лицо похожим на морду зайца или кота. Подойдя ближе, Джейн заметила, что не только губа, но и вся верхняя челюсть имела такое уродство. Вдобавок массивное тело и широкую грудь с крупными красными руками венчал большой горб. И всё это было посажено на кривые, казавшиеся при таком теле худые ноги.
- Это мой дядя, Гильом ле Муи. Брат моего умершего отца, - произнёс Бертран.
Джейн поёжилась под откровенно алчным взглядом уродливого человека.
- А это моя кузина, Бьянка ле Муи, дочь дяди Гильома.
Джейн посмотрела на женщину и поразилась тому, насколько не были похожи отец и дочь. Насколько отец был крупен и массивен, настолько дочь была худа и хрупка. Бледное лицо её, оттеняемое чёрным одеянием, было печально. Серые глаза выражали тоску и пустоту. Отвечая на приветствие, Джейн едва слышала её голос.
- А где же ваша сестра? - спросила Джейн, быстро оглядев залу.
- Сестра? - удивлённо поднял брови Бертран де Го.
- Катерина де Го. Я слышала, она очень похожа на вас.