Романов Василий Николаевич : другие произведения.

Осенняя коробейка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка про Осень.

   Сказ об осенней коробейке
  
  
   Ветерок на берегу
  
   Задумчивый затон алел в закатном блеске, и Ветерок , сидя на бережке,
   Не волновал воды своим смешливым плеском, лились лучи в лазурном ободке.
  
   Зубчатою чертой леса завечерели и отраженье то легло в речной затон,
   А солнцевы бока ольшанничек задели вот-вот уйдут на ночь за небосклон.
  
   Не весть каким письмом с вершины старой липы сорвался лист желтинкою краплен,
   И словно жар -перо былинно-дивной птицы в зеркальный опустилося затон.
  
   Вошла грустинка в душу ветеркову от первой той приметы осенин.
   Ах, скоро лес стряхнет свои обновы, а реки увенчает мглистый дым.
  
   Он ведал, что потайными тропами монашкой-странницей к ним Осень забредет.
   Ничьими сладкогласыми устами не огласит в дремучий край приход.
  
   Лишь ельник по болотистой низинке услышит шорох вкрадчивых шагов,
   Опушку кто-то кистью-невидимкой заденет багрецом среди шатров,
  
   Среди шатров из вязов величавых. Скромна, застенчива осенняя пора,
   В предизбицу из лиственниц корявых войдет она с поляночки-двора.
  
   И в этой колдовской своей избушке затворницей жить будет до зимы.
   Золотари, червонцы, серебрушки повытащит из лыковой сумы.
  
   Лесную даль затейливо украсит, зверушкам выдаст меховой угрей,
   И караваны вольных птиц направит в догон за солнцем в сказочный Вирей.
  
   Так Ветерок намек осенний понял, шиповник узколистый тряханул,
   Расправивши крылатку над затоном, к верховиям речушки ускользнул.
  
  
  
   Логовище лешего
  
   На том продолжу свои сказы про наш лесной осенний быт,
   Где были лешевы проказы, про клад, что в недрах был сокрыт.
  
   Про Ветерка и про Бельчонка, и что поведал им Медведь,
   И как в волшебную котомку собрали золото и медь.
  
   В глухой нехоженой канабре под мрачным пологом елей,
   В могильном выверте коряжьем, среди валежников и пней
  
   В своем замшелом логовище жил с лешачихою Лешак
   Там даже в полдень страхотище, не то, что в сумеречный мрак.
  
   Нет ни тропы тут , ни оттропка, колод валючих кутерьма,
   Сплелась ветвистою вехоткой дерев свороченных тесьма.
  
   Вокруг чапыга и трясины, обманный лаз змеиных нор,
   С времен потопных и доныне сюда не хаживал топор.
  
   В таких местах нечистой силе, что медом мазано пчеле,
   И ведьмы свистом дремь ту крыли, летая ночью на метле.
  
   На те проделки колдовские одно оружье- святый Крест,
   Но я б советовал, родные, держаться в даль от этих мест.
  
   Вот Лешаку пришла затея проведать осени дела,
   Чтоб самоцветов коробея в его лапища уплыла.
  
   Тогда и он гульнет на славу, болотниц выкликнет с трясин,
   А куму- дядьке водяному нальет бадью заморских вин.
  
   Хоть обпейся, хоть залейся, раздай русалкам по серьге,
   Но не иссякнет коробейка на щедрой лешевой руке.
  
   Тая в себе такие мысли на пне он лапоть доплетал,
   Медведь же рядом липу чистил- ему в потребу лыко драл.
  
   -Постой Потапушко, послушай, где будет Осень становать,
   С каких чащоб, с каких опушек начнет наряды раздавать?
  
   Брехня Медведю не помеха, корлыпой шею почесал,
   Он рявкнул так, что отзвук эха в густом малиннике пропал.
  
   Лешак, забыв про лопоточек, под корневище пня залез.
   Потом очухался чуточек: -Ах, косолапый бурый бес.
  
   А дальше больше лихоматом, аж ельник голком изошел:
   - Ну что же ты, Михал Потапыч, чуть до икоты не довел.
  
   Пока в полесье брань гремела как грозовица майских дней,
   В потай совсем иное дело вещал дремучий ухожей.
  
  
   Приход осени
  
   Когда природа истомится июльским зноем и теплом,
   И день чуть-чуть укоротится перед сентябрьским окном.
  
   Есть чудный миг преображенья, как в лето солнышко зовет,
   Природа с зрелым пресыщеньем встречает осени приход.
  
   Хотя и греет в пол накала светило в полдень ясный свод,
   Рекой лазурною качало белесых тучек легкий ход.
  
   Тут нежным ладанцем пахнуло с дымящих пожней на полях.
   И паутинки натянуло как шелк в лещиновых кустах.
  
   Покоит в зыбкой полудреме жнивье овсяную стерню,
   Над травостоем по урему стрижи затеяли возню.
  
  
   И толкунцами мелких мошек вечерний вытолчится мак,
   Что завтра будет день пригожий, то точно выверенный знак.
  
   Как палый лист в душе грустинка о быстролетных жарких днях,
   Шороховатая тропинка лежит на хватистых корнях.
  
   Она войдет как гость нездешний , под черной схимой ее лик.
   Свою октаву в поднебесной растянет лебединый крик.
  
   В избушке как в старинной келье теплит божница главный кут.
   В молитве умной , в рукоделье до первых стуж пробудет тут.
  
   Огонь лампадки как бельчонок играет с дымной шелухой,
   Какнон молитвословный тонок, что дым, разлитый по сенной.
  
   Ведь не в весельях искрометных, не в бранных песенных пирах
   Блюдет она свои заботы в осенних сказочных лесах.
  
   Смятенный дух миротворится, и благодатна светосень,
   И чаще хочется молиться под листопадный краткий день.
  
  
  
   Как медведь с лешим чай пили
  
   Лишь занялась заря на лесом , утихла брань в глухом логу.
   Рдяные рушники навесил закат на горнем берегу.
  
   Сидя в сухой сосновой гриве, где глох брусничный ягодай,
   Лешак с Медведем смоль топили и заварили иван-чай.
  
   Трубу копченную вкрутили на медный толстый самовар,
   Клубы дымучие поплыли, и занялся в вершинах пар.
  
   Сплываясь, тая средь болотин, туманом обернулся он,
   Хвостище вытянув средь сосен, укутал гать со всех сторон.
  
   Не стало хода, ни проезда по этим чарусным местам,
   Страшись кто на ночь путь там держит, доверясь чьим-нибудь следам.
  
   Затянет мхом, расставит вешки над гиблой топью водяник,
   Протянет ложные застрешки через болото напрямик.
  
   Зажгут кикиморы на пнищах гнилух осиновых огонь,
   По сутеменкам дико свистнут, возьмут тропиночку в долонь,
  
   Сволхвуют, в самую сугибель ее обманно заверут,
   И чью-то душу на погибель во дно трясины заведут.
  
   Рассказ лешего
  
   Тем часом Леший и Топтыгин уж опростали чашки две,
   В туманной завеси чапыга как будто кралась по лыве.
  
  -- Уйди скорее, брысь нечистый,- кричал в потемницу Лешак,
  -- Иж, сколько погани глумится, не продохнуть уже ни как.
  -- Вот осушить болоита эти, да окропить святой водой...
  -- Да думаю, затею эту не одобрил бы водяной.
  -- Вся эта ведьмовская кодла, как в горле заячая кость
  -- Намедни кто-то выкрал подло мою нашептанную трость.
  -- Уж попади ты мне теперя - в худые клочья издеру-
   И глухо жалобился зверю, что подведут не ко добру.
  
   Смеркалось, с холодца ночного болотный морок чуть присел.
   С пригорка взвышенно-крутого Медведь лесины оглядел.
  
   Блестела лунь на окоеме, где елей высилась гряда,
   Взошла на ощупь в полудреме на небо первая звезда.
  
   Потом над хвойной верхотурой поднялся желтый коготок,
   А самовар своей печурой метнул в трубу искрицы клок.
  
   Потом и месяц тонкорогий над темнолесьем воспарил,
   Тумана пенные отроги лучом наклонным осветил.
  
   Поляны мглою озарились, озлатокудрилась трава,
   Потайным блеском окатилась незатененная листва.
  
   Полуда лунного сиянья легла в болотцах , озерцах,
   Томилось вещее шептанье, что листопад придет на днях.
  
   В канун такого откровенья Медведь поведал свояку
   О первых новостях осенних, что на полянку к роднику
  
   Явилась странницею Осень, потом в избушке затворясь,
   В оконце выплеснула просинь, в багрец-порфиру нарядясь,
   Поклонится лесному краю, и Богом данный коробец
   Истратит, скупости не зная, на наш родной окрестный лес.
  
   Ночь на болотах
  
   Блескучей нависью мерцали небесных пажитей поля,
   Плеяды россыпью играли, была в безмолвии земля.
  
   Напившись чая до отвала, решил Медведь на случай тот
   Сходить к заимке для начала и принести душистый мед.
  
   Затея Лешему по нраву и в свой черед, чтоб закусить,
   Грибов орехов на потраву из кладовых своих добыть.
  
   На южном скате окоема уж месяц царствовал во всю,
   Тень от елового заслона укоротилась, лишь лосю
  
   Что у стога с болотным сеном неслышно мякоть выбирал,
   А вышарь жесткую коленом под тем остожьем приминал,
  
   Виднелись лося не земного ветвисто-звездные рога,
   Как он сподобился у Бога на поднебесные луга.
  
   Обильно пала росовица, с болотья слег густой туман.
   Медведь поставил медовицу, Лешак орешника кукан.
  
   Почуяв хмель, открылся Леший, что берендеев посошок
   Кто с местной нечисти, конечно, к себе в берлогу уволок.
  
   Что Берендей- владыко леса вручил тот посох лишь ему,
   А он обкушался пьяники, уснул на дунькином холму,
  
   Проспал денек, лишь вытер очи: ни туеска, ни трости нет.
   А до чужого кто охочий, и прям в болото метит след.
  
  -- Я так и сяк, и к водяному, по старой дружбе помоги,
   А он в подводную хорому, мол у него везде враги.
  
   Потом я все-таки прознался, что учинил он там допрос,
   И пригрозился аж русалкам повыдрать пряди их волос.
  
   Но верь- не верь никто не знает про берендеевую трость,
   Меня уже тоска съедает, а это лешество хоть брось.
  
   Как на глаза царя лесного я с тем позором покажусь,
   Куда меня назначат снова, сейчас загадывать боюсь.
  
   Медведю жалобилсяЛеший, тускнел луны покатый рог.
   А самовар гудел неспешно, в поемах спал притихший лог,
  
   Да и Топтыгину не в радость такие мысли: край лесной
   Едва надолго ли оставишь, чтоб там не знался лесовой.
  
   Пожгут, порубят всяко древо, поистребят во всю зверье,
   У человека алчно чрево, в руках капканы и ружье.
  
   Таким макаром свою шкуру не долго станется носить,
   От этой напасти чащуру лишь Леший может защитить.
  
   Хоть и в родне ему нечистый, но коль Всевышний попустил,
   Пугать зазнавшихся людишек еще никто не запретил.
  
   Кто в лес идет со злой душею, святых молитв не сотворя,
   Того приметит он каршою, чтоб не губил зверушек зря.
  
   Силки, сторожкие ловушки испортит, спутает с травой,
   И мухоморов в кузовушки подкинет черною рукой.
  
   В таком задумчивом молчаньи на краткий миг покинем их,
   В лесные вслушаемся тайны, а после уж продолжим стих.
  
  
   Лешачиха
  
   Лишь утренний светец забрезжил, каемку леса оттенив,
   С болот сквозняк поднялся свежий, и по листве засеменив,
  
   Шепнул доверчивым березкам, что не далек рассветный час,
   По замуравленным дорожка Лешак валежник гулко тряс.
  
   Тут словно морок лешачиха явилась как из-под земли
   И понеслася в брань и в лихо: - Ты где шатался до зари?
  
   Опять надрался медовухи и посох свой поди пропил.
   И начала и в глаз и в ухо ругать его, что было сил.
  
   Мужичье горе недоступно дремуче-бабьему уму,
   Но мудренее ночи утро, где мы узнаем что к чему.
  
  
   Бабье лето
  
   Почти по- летнему теплило в полудень солнце. Статный бор
   Вокруг поляны возносило, как частокол обносит двор.
  
   Нетканым прядевом сребристым летела паутины дель,
   И не вздыхала басом низким двадцатисаженная ель.
  
   В ильменьках, в пойменных болотцах утва, в отлет не торопясь,
   Легла в кормежку и на отдых, чуть слышно крякнула свиязь.
  
   Куда спешить ведь бабье лето едва-едва лишь началось,
   Каленым сполохом задета, рябиновая рдеет гроздь.
  
   В такие дни кудесит Осень, а в подмастерья ей сентябрь:
   Макнет в растопленную просинь из коробейки золотарь,
  
   Сперва не яркой, где с накрапом, чуть приглушенной желтизной
   Пройдет по липовым палатам, зажгется в вязах над рекой.
  
   В подлеске листья бересклета как кровяникой обольет,
   И на орешниковы ветви слегка подпалинку плеснет.
  
   Едва веснушчато проглянет златинка в купах брезняков,
   Рдяной окалинкой поманит ажурно-кленовый покров.
  
   Как будто кисточкой точенной и самым-самым острием
   На пробу света, золочено, почти невидимым мазком
  
   Дает почин своей картине осенний дух, но все же лес
   Свои зеленые холстины хранит как летошний венец.
  
   Осень в полях
  
   На черной распаханной зяби табунятся стаи грачей.
   Небесная ровная ясень как свод опустелых полей.
  
   Скирдами овсяной соломы остожился весь косогор.
   В синь-мареве даль окоема на весь обозримый простор.
  
   Лихие дорожные версты, отава поемных лугов
   Раскрасилась звучно и пестро гирляндой последних цветов.
  
   Под цвет василькового неба цикорий тянул васильки,
   А желтого донника стебель у самой покосной строки.
  
   Лесной Ветерочек скитался по тем одичалым местам,
   И кубарем всласть кувыркался по вязаным в поле стогам.
  
   "Вот только недавно мне нива колосьями кланялась вслед,
   А ныне лишь лист сиротливо покойно лежит на земле.
  
   Вернусь-ка в лесную обитель, где Осень нарядно-чиста,
   По кронам и хвоенным висам сквозит-голубит высота.
  
   Еще и на долюшку нашу в кленовниках злато найдем.
   Нет в свете милее и краше чем лес под осенним огнем.
  
   Как Лешак украл коробейку
  
   В огнистом зареве заката дрожала первая звезда,
   Янтарной россыпью обдата на плесах плавилась вода.
  
   Сомкнул рубленные оконца осенний вечер. Вся тайга
   Простилась с маковкою солнца и в глуходремы залегла.
  
   Между стволов протяжно-диких сгущалась чутко темнота,
   И выжидающе затихла поляна призрачно пуста.
  
   Над нею месяц располневший как бы на цыпочки привстал,
   Сутени вязов и орешин укоротил и обметал.
  
   Чу, кто-то в чащице толкнулся и вроде веточку качнул,
   А низкий сумрак шелохнулся, в овраги лапы протянул.
  
   Нет, это вроде показалось, то изомшелый старый пень,
   В подлеске путает, играясь, луны обманчивая сень.
  
   Но снова шорох: пень сучклявый, привстав, шмыгнул через овраг-
   Да это путальщик бывалый, с глухой канабрины Лешак.
  
   Он по-цыгански в пальцы свистнул - и звезды стухли над рекой,
   Затем на ель по-рысьи прыгнул и дунул в месяц золотой.
  
   Как волчьей шапкою накрыло туманом облачным луну,
   И сразу в темень погрузило лесов уснувших сторону.
  
   Низги не видно, ни просвета лишь от избенки чуть видна
   Как будто свечечка воздета от слюдянистого окна.
  
   Тут Леший, тенью распластавшись, к самой предъизбице подполз,
   Дверь отомкнул, не постучавшись, и в щель засунул длинный нос.
  
   Его как варом окатило, и словно уголь лоб обжег-
   То от любой нечистой силы с иконы Спас избу берег.
  
   Намедни Осень, помолившись, дверь, окропив святой водой,
   Над входом образ закрепивши, ушла к заимке луговой.
  
   Как кабаненок громко взвизгнул Лешак от болести такой,
   И к роднику скорее шмыгнул, чтоб остудить свой лоб водой.
  
   Пихтач рогатиною с кручи лешачье облако пырнул,
   Вновь месяц яхонтовы очи над дольним миром отомкнул.
  
   Крупчаткой звездочки блестели как искры синего костра,
   Под лунью чащи голубели подобьем пышного шатра.
  
   Лесной луканька вновь за дело: избенку кругом обошел,
   Потом подкоп под стену сделал и этим лазом внутрь прошел.
  
   В сенях, хоть глаз коли не видно, где Осень прятала дары,
   Но он с валежников осинных собрал трухлявые мохры,
  
   Те колдовскими огоньками чуть затеплили хрупкий свет-
   И вот предстал перед глазами смарагд, жемчуг и самоцвет.
  
   Златоузорной канителью повиты ткани и парча,
   Все заиграло светотенью, блестя, сверкая и луча.
  
   Лешак захлопнул коробейку, тряхнул заросшей головой,
   Пролез в отрытую лазейку и сгинул в крепи лесовой.
  
  
  
  
   Как Ветерок проведал Осень
  
   Заплакакла Осень спросонья слезой дождевых облаков,
   Оплыло стеколье оконье, в разводах из луж и ручьев
  
   Воложились тропы, дороги, упала топучая грязь,
   Туманились зыбко улоги. Везде невпроход, невпролазь.
  
   Проходит в ненастье седмица - дождям угомона все нет.
   Решился бродяга-Ветрице проведать про тутошний свет.
  
   Как Осень в лесу почивает, когда непогодье пройдет.
   Уж гуси и утки не чают скорее собраться в отлет.
  
   Сквозь хмари и дым не увидишь знакомых приметливых звезд,
   Поэтому так сиротливо пустел утренеющий плес.
  
   В оконную ставешку хатки легонько пристукнул Ветряк,
   Легли моховые облатки на сруб, почерневший от влаг.
  
   Выходит она на крылечко: вся в черном, в зеницах печаль,
   Как будто бы бахмурь навечно укутал соловую даль.
  
   Увидев большое расстройство, на жердочку сел Ветерок:
  -- Какой же злодей по разбойству тебя опечалить так смог.
  
   - Пропала моя коробейка, а с нею лесные дары,
   Теперь до весны не успею зажечь листопада костры.
  
   Как лягут на плечи деревьев могучею статью снега,
   Ветвистые сломит очелья, стволистые скрутит бока.
  
   Зверушки без шуб перемерзнут, в путь птиц не проводит никто.
   Такое вот горькое горе на нас тяжкой ношей легло.
  
  
   Сказ ветерка про клад
  
   Блаженны, кто плачет и страждет, терпя и снося этот мир,
   Гордыню в душе может каждый лелеять со всех своих сил,
  
   Но тихо и кротко смириться под вечной десницей судьбы
   Не всяк на такое решится - на прясле лесной городьбы
  
   Про то Ветерок долго думал и Осень, как мог, утешал,
   По кровле избушечной клюнул и ей свои мысли сказал:
   "В каком-то укромном местечке, то ведает только Медведь,
   Быть может, на хвойной подсечке таится заклятая клеть.
  
   Еще в стародавние годы со все своей сворой Кащей
   Сгубив неисчетно народу, добыл драгоценных камней.
  
   Нахитил червленого злата и полный сундук серебра,
   И спрятал в лесные полаты такую сонмищу добра.
  
   Видать не нашел места глуше чем наш неисхоженный край,
   И где-то в подземную тушу запрятал сокровища втай.
  
   Но только от Божьего взора никто не сокроется ввек,
   На этого злыдня и вора нашелся таки человек:
  
   Добрыня, по батьке Никитич, Кащея того полонил,
   В пещерную яму-обитель на сотню цепей заточил.
  
   Про клад в перебранке забыли, и где-то средь хватких корней
   Лежит под волхвующей силой, опасный для жадных людей,
  
   Кащеева кладь-золотишко, и коль, твой пропал коробец,
   Добудем другие излишки, на этом и делу конец.
  
   Пока что утри свои слезы, дождливую хмарь усмири,
   Смотри-ка, как никнут березы под облик ненастной зари".
  
   Тут Осень взошла на пригорок и вдаль рукавом повела:
   Средь облачных хмурых опорок анева в сиянье взошла.
  
   Потом раскололися тучи, слепя отуманенный глаз,
   На воротах мглистых могуче проглянул лазурный евклаз.
  
   И лес необъятным простором ненастье с лица пообтер,
   И свеже-искрящим узором зажег небывалый шатер.
  
   Листва под шальной лучевицей лоснилась сырой желтизной,
   А небо, очистив глазницы, крапнуло последней слезой.
  
   Приветливо вдруг потеплело, поляна как яблока скат,
   Которое сочно созрело и пало росой в аккурат.
  
  
   Осеннецвет
  
   Облазив боровой удел вкривь, вдоль и поперек,
   Бельчонка встретить не сумел бродяга Ветерок.
  
   То ли лещину шелушит, то ли коптит грибы,
   В дуплянке зимней не души и заткнуты ходы.
  
   Слетал в еловник: на земле пустая шелуха,
   Как бы от шишек на столе осталася труха.
  
   А муравейник у ствола, задрав корягой нос,
   Мохнатой лапкой ткнул туда, где был Бельчонка хвост.
  
   И он к нему на виску шасть - вдвоем мол веселей,
   И чтоб с вершинки не упасть, уселся поплотней.
  
   -Жируешь, лопаешь орех, а ведаешь ли ты,
   Что там у осени при всех уволокли дары.
  
   Бельчонок не был б верхолаз, так кубарем упал,
   И даже старый ельник враз мошной запричитал:
  
   -Какой нашелся лиходей, чтоб взять на душу грех!
   Сейчас к полянке поскорей скликай из леса всех!
  
   -Бузу не надо подымать, есть думка у меня,
   Ты помнишь брошенную падь и венчик из огня?
   Который мы с тобой нашли, как папорть зацвела,
   А после, взяв, перенесли в кадушечку дупла.
   Была легенда, что тот цвет имеет чудный дар,
   Сквозь толщу недр находит след и не боится чар,
   Укажет клады, тайники, что скрыты с древних пор.
   Но не протянет к ним руки обидчик, тать и вор.
   Пора настала отыскать кащеев кладенец,
   Хозяйке Осени отдать завещанный ларец.
   Пусть золотую канитель развесит по кустам,
   Вольет в лесную акварель загадочный сезам.
   Яр-самоцвет не пожалеть для шапок дубняков,
   И синь-хрусталью приодеть озеровый покров.
  
   -Но лишь в купальскую сутемь тот оживает цвет,
   А на дворе осенний день, и к кладу хода нет.
  
   -На то есть хитрость у меня и кратенький рассказ:
   Я был свидетелем огня, как он горел и гас,
   Когда день с ночью будет вровь - раз семь за сотню лет,
   Рудея словно бычья кровь, пыхнет осеннецвет.
   Лишь гукнет неясыть в бору, на дне сырых яруг
   Затеплит ярую искру пламеподобный круг.
   Потом как молния блеснет и громом оглушит.
   В то место, где искра скакнет - сокровище лежит.
   А страх такой, что по сей день в ушах стоит трезвон,
   Но ради Осени в глухмень собраться есть резон.
  
   На том решили бить челом и Осени помочь,
   И по вершинкам прямиком направилися прочь.
  
  
   Дупло Бельчонка
  
   Дробилась радостной искрой жемчужница дождя,
   Стряхнутся капли в мох густой немного погодя.
  
   Заросший берег, одичав, калужником запах,
   Метнуло молонью стремглав лазурье в небесах.
  
   Дремучий кут по сосняку - бельчонково дупло:
   Открыв лубяную доску, запрыгнули в кубло.
  
   Там был ореховый запас и вязь сухих грибов,
   Но где же цвет - подземный глаз, в каком из закутов?
  
   Вслед Ветерочек залетел, поднял труху и мох,
   Бельчонок носом засопел, чихнул, ослеп, оглох.
  
   "Пора, пожалуй, вылезать, вдвоем нам не с руки-
   Не проглядеть, не продышать". У липовой луки
  
   Бельчонок шубку отряхнул, хвостом протер глаза,
   В дуплянку снова заглянул окраешком носа.
  
   "Ага, нашлось! На самом дне чуть светляком мигнул".
   Ветряк весь в хвое и трухе на донце поднырнул.
  
   Добыл, за пазуху поклал и ну скорее вон:
   -Давно там веник не бывал, с потопных аж времен.
  
   -То недосуг, то грибосбор, то непогодь в лесу.
   Бельчонок все глазницы тер и ковырял в носу.
  
   -Да без Медведя дело то никак нам не сварить.
   -Ищи в брусничниках его, жирует там поди.
  
   Плечом к плечу над яром встал еловый частокол,
   Через чащобку на (прогал) в речной спустились дол.
  
   "Тут до болот рукой подать, где таволжник и дрем,
   Медведя можем мы сыскать сегодняшним деньком".
  
  
   Медведь на болоте
  
   Слоистый мшанник, мелколеь, кругом камыш и топь,
   Блестела лиственная взвесь и торфяная водь.
   Где ежевикой поросло, где пышной брединой,
   Где родниками истекло в овраг береговой.
   Белеет брошенная гать - накатник из берез,
   Бельчонок принялся скакать по бревнам и меж лоз.
   Ветряк немного налегке летит- пыхтит над ним.
   И вот уже не вдалеке, весь глух и нелюдим,
   Сосновый остров средь трясин, накренившись, встает.
   Потапыч в лоне боровин себе брусничку жнет.
   Одно лукошко соберет - две горсточки в живот,
   Опяток с пнища соскребет, да в ручьеце попьет.
   И тут, откуда не возьмись, кому покоя нет,
   Перед Топтыгиным явись, тропя в болоте след,
   Бельчок, вихрастый Ветерок, чуть дых переведя,
   Уселись вместе на сучок, как воробьи галдя.
   Про беды Осени держа не долгий свой рассказ,
   Вокруг дубового кряжа притулились на час.
   Топтыгин, ясен свет, смекнул, чье это ремесло,
   Какой луканька всех надул, куда добро ушло.
   Но дело вспять поворотить под силу ли теперь?
   Уж лучше кладень отворить, Медведь ведь просто зверь.
   Тягаться с нечистью лесной - дороже самому,
   А как без Осени златой нам приглашать Зиму.
   Запеленает кто снежком берложные места.
   Ему не ведать ли о том, что холода уста
  
   Без снега выморозят лог, и шуба не спасет.
   -Да я бы Осени помог, но только в свой черед
   Лишь знаю дремлющую падь под пологом елей,
   Но где же тут таится кладь, что закопал Кощей?
  
   -На то у нас есть огнецвет, и нынче ж в полуночь
   Заклятый ведьмами секрет сумеем превозмочь.
  
   Потом на шепот перешли, потом молчком, молчком
   По квелой гати все ушли в таежный глуходрем.
  
  
   Кащеев клад
  
   Закатный сполох над хребтом едва поголубел,
   Глухарь в кленовнике густом вечерню просвистел.
   В укромном месте, где покой еловишня хранит,
   Сошлись в заимке лесовой друзья, и к ним спешит
   Вся в черном, схима на главе и четочки в руках
   Хозяйка Осень. По лыве тропа кралась в кустах.
   По ней пустились вчетвером без всяких лишних слов:
   Прошли ракитником поем, набрали светляков,
   К пихтовым лапам налепив, как свечки их несли.
   Звезда упала, заискрив, со Млечного Пути.
   Заглохла древняя тропа. Чащобой напрямик
   Медведя верная стопа вела как лесовик.
   Каким звериным ли чутьем, догадкой ли простой
   Выходят вместе вчетвером в еловый древостой.
   Топтыгин лапой дал сигнал: огни все потушить,
   И чтобы каждый не дышал, не то, что говорить.
   Вдруг гукнул филин в жуткий мрак- пугач еще такой,
   А следом шасть в глухой овраг с чертячьей бородой
   Или ведьмак, иль вурдалак со свитою своей,
   И разложили свой бивак внизу, среди корней.
   Тут снова филин: гу да гу - лешачий кочеток,
   Медведь промолвил Ветерку: "Скорей кидай цветок".
   Упал в яругу огнецвет, моргнул, затрепетал,
   Потом, как сказочный букет, вдруг искры разметал.
   И начал прыгать по кустам, плясать во мхах, листве,
   И как-то очутился сам у камня на главе.
   Тут разгорелся он сильней, но ровно, что свеча,
   А стая нечисти скорей, кощунственно рыча,
   Вкруг того камня собрались и тщатся подойти,
   Но обжигает пламень вблизь - рукою чуть схвати.
   Да и друзьям на место то уже прохода нет,
   А ведь минуточку всего играет дивный цвет.
   Тут Осень крестно провела по воздуху рукой,
   И в том содоме навела ужасный страх и вой.
   Как воск истает от огня, как исчезает дым,
   Так от пречестного Креста, молитвою гоним,
   Вся эта свора в тот же миг, как в землю сорвалась.
   И снова филин: гы-гы-гык. Такая вышла страсть.
   Но поперед всех Ветерок схватил тот огонек,
   И озарился темный лог и вдоль и поперек.
   Валун замшелый там стоял - две сажени в охват,
   Вот где кащеев клад лежал: под камнем в аккурат.
   Как смолью капнула луна с лучинки в тот овраг.
   Молчат еловая стена и выступы коряг.
   Медведь, потужившись, взревел и камень своротил,
   Кольцо на дерне углядел - когтищем зацепил.
   Подняли створку, а под ней как в нору виден лаз.
   Ах, исхитрился чародей, что, пряча про запас,
  
   Такие тайности соблюл. Бельчонок уж полез.
   - Смотри, тебя б не обманул лукавый этот бес.
  
   И Осень капнула в тот лаз чуток святой воды-
   И с стоном взвился и погас из аспидной руды
   Змееподобный страшный дух. Кощей на каждый клад
   Их ставил трех, а может двух, чтоб было не в повад
   Кому-то из лихих людей богатства те искать,
   Чтоб главный леший- Берендей не мог про них дознать.
   Заклятья сняли с кладенца, Медведь поднял сундук-
   В ушах отдался с кондачка златистый звяк и стук.
   Теперь на весь окрестный лес наряды раздадим,
   И Бога Вышнего с небес за то взблагодарим.
  
   Тут я сказ прерву на время про мое лесное племя.
   Как известно сказка- ложь, где прикрасишь, где приврешь,
   Только с толком рассудите и меня в том не вините.
   Есть и в той брехне мораль - я зову в лесную даль:
   Шелестит быльем травинка, взор с нее лучит росинка-
   Можно, верно, и о них написать строку иль стих,
   Ведь про малое творенье Божье есть произволенье.
   На речной взобраться яр, оглядеть лесной пожар.
   Эх, как осень постаралась, изощрилась, размечталась.
   В желтом царстве колдовском вдруг заблещет багрецом,
   Лик тот в водах отразится, вихрем лист на плес ложится,
   Тонки вырезы дает, сквозь поляны скань ведет.
   Буйство красочных картин- вязов, ясеней, осин.
   Как про то вам не поведать, дивных песен не пропеть
  
   Как Леший ходил в подводный терем
  
   Заутренело, парко у болот, на ерике вдруг цапля хохотнула.
   С водниц, еланок паморок встает, заря лицо в туманы окунула.
   Изжелта-сизым перышком крыла коснулся луч болотного покрова,
   Встряхнулась, взвилась, мерно поплыла над тем венцом белесая подкова.
   В ней проявился долгожданный лик еще недавно взшедшего светила.
   Из чащи Лесового в тот же миг на то глухое место прикатило.
   От изобилья мороков и рос намокло солнце и как будто вспухло.
   В заиленной лоханке где рогоз, Лешак к воде свое приставил ухо.
   Русалок там ватага собралась, урчат, мяучут, как блудная кошка.
   По кочкам в приболотнице плелась пахучая кислявая морошка.
   Лешак ко пню - на ворот моховой залез, шепнул потайственное слово,
   И кувыркнувшись, вышел не собой, а пастушком с бодатливой коровой.
   Из пестеря берестяной рожок достал, потом гуднул в него вполсилы,
   И весь черноольшанный дымный лог мелодией журчащей окатило.
   На паутины выпала капель - дрожащим бисером нанизаны на нити:
   И капля к капле вышла повитель жемчужницы, истканной на рассвете.
   На зов свирельки выплыл водяной, заслушался таким пречудным звукам,
   И пастушка манил своей рукой по топким заболоченным излукам:
  
   -Пошли к нам, славной музыки игрец, в подводный терем к ласковым русалкам,
   Тебе сплетут кувшинковый венец, и жизни на земле не будет жалко.
   Возьми себе любую в жены дочь, обворожись в глазах ее бездонных,
   На хороводе в полнолунья ночь хоть до утра играй на пожнях лонных.
  
   Взял на плечо пастух свой коробец, рожок за пояс лыковый засунул,
   Сквозь камышовый плавающий лес пройти по диким чарусам задумал.
   Взял водяник повитую лозу, хлестнул разок по лягушачей ряске-
   Топь расступилась, охнув, а внизу русалки манят, обещая ласки.
   Шагнул без страха в сугибель пастух, трясина вслед за ним опять сомкнулась,
   Ударил в нос бодяжный тинный дух, и стайка карасей лица коснулась.
   Тут набежала прорва водяниц, просили подыграть им плясовую.
   Как бы смутясь от натиска девиц, он заиграл рязанскую лихую.
   Сплелись они руками в хоровод и в вихре неуемном закружились,
   А сверху зыби стонущих болот от этой пляски враз зашевелились.
   И всякий проходящий человек крестился, глядя на дела такие,
   Стремясь скорей покинуть этот брег, где веселились скопища худые.
   Смотря на их покатые бока, им Лешачок умильно улыбнулся,
   И открывая крышку коробца, в сиянье золотое окунулся.
   Блестели самоцветы, златники. Он их по дну размашисто раскинул,
   "С моей прещедрой даровой руки гуляй во всю болотная притина".
   Что началось тут, вряд ли опишу, медов и яств при том излилась прорва.
   Лишь на верху, в куге, по камышу дымилась влагой пойменная сорга.
   Меж тем наш пастушонок не дремал, проник тайком в русалочьи покои-
   Там у порожка рубленного встал и хлопнул о косяк своей рукою.
   Вернись ко мне, мой верный посошок, довольно гнить в бочажном этом месте.
   На вольный свет, на травку, на лужок я пронесу тебя под эту песню.
   Пока в подводном царстве шла гульба, по ерику Лешак оттуда сгинул,
   И где реки песчанилась губа, свой рог корявый из-под ряски вынул.
   Теперь мой посошочек у меня, на то любых богатств не пожалею.
   Вскочил на клюку ту, как на коня, и, гикнув, поскакал прям к Берендею.
  
   Золотая осень
  
   Лог в золоченном куржаке ажурно-прорезной,
   Венец на ярь-березняке пылает желтизной.
   Кленовник держит в рукавах горячих слитков медь.
   Напевно сыпется в лесах облиственная цветь.
   Бездымно полыхнут кусты рябиновых полян,
   Вперев в лицо до густоты оскомину румян.
   Мудрено вырезы ложить, вить сказочную скань-
   Все это может сотворить осенницына длань.
   Еловник юный окропит монетками вразлет,
   А темный хвойный малахит яшмою обведет.
   Как будто с дальних медных гор Хозяйка к нам пришла,
   И самоцветами узор в пролесье навела.
   Рукой искусной уложив мозаику листвы,
   В извив втекает перелив обточенной канвы.
   Зубцы надлистные горят. На плечи стройных лип
   Навьют сквозинкою наряд. И даже скромный гриб
   Не обойдут своим резцом - очелье окаймят,
   И будет он боровиком для маленьких зайчат.
   Однажды меркотным деньком и в этот вертоград
   Войдет с наветренным серпом осенний листопад.
   Займется золотой пургой, и весь лесной шатер
   Пожнет насадкой серповой в подноженный ковер.
   Вдруг самотеком по реке гирлянды поплывут
   И на извилистой луке кружевницу сплетут.
   Красив на омуте подол и рюшка червлена,
   А Осень, глядя в этот дол, сама удивлена.
  
  
   Эпилог
  
   Опять затон дремотною волною на бережочек заплески метал,
   А Ветерочек над речной лукою на поветьях тихонько почивал.
   Все то же место, только уже осень, и облетела прядь прибрежных лип,
   И в боровинах средь тягучих сосен нет-нет да отзовется тонкий скрип.
   Разнагишалась чащица на мысе, и редок лист на голых древесах,
   А в заповедной посинелой выси свежа строка в полуденных путях.
   Вот нитка журавлиная пронзила чуть наискось просторы небесов:
   Едва заметным бисером сквозила, прошив голуборозовый покров.
   Та нить тончала, вовсе истончилась, и, наконец истаяла в закат.
   А грусть из сердца с выдохом излилась во след туда, где горизонта скат,
   Что предвещал ненастную погоду, багрел, слегка отзорями играл,
   И караван на вольную дорогу ко птичьему Верею провожал.
   А вскоре Осень также незаметно покинет ночью край глухих лесов,
   И лес тогда застынет безответно до первых пургачей и холодов.
   Избушка на поляне опустеет, растают клочья дыма над трубой.
   Лишь родничок под соснами смелее журчит своей загадочной струей.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"