Аннотация: Владислав посещает дом невесты погибшего на Корабельном острове Братислава, за которого он, всё это время, себя выдавал в западном королевстве.
Свидание
Громко стукнув, с полного размаху, тяжёлым деревянным молотком, на ржавой цепи, и совершенно почерневшим от времени, по специально для этого предназначенной округлой выпуклости над квадратным смотровым окошком, затянутым густой, ажурной железной сеткой, и закрытым наглухо, с той стороны двери, черной, кованной ставенкой, Владислав напрягся, буквально ощущая у себя на спине буравящий взгляд своего спутника, который всё ещё соглядатольствавал, очевидно, за ним где-то из-за решётки.
Впрочем - и то хорошо, что тот не стал пробовать сдать его "невесте", что называется, с рук на руки. Владислав в любом случае всё равно собирался посетить эту девушку, так - или иначе, и у него уже был заранее заготовлен хорошо продуманный план беседы, для возможного будущего знакомства. Вот только лишние свидетели ему здесь были ну совсем ни к чему.
Дом стоял словно бы погружённый в тихую, сумрачную печаль, которая как бы даже просачивалась наружу сквозь его толстые, каменные стены, что выглядело совершенно дико посреди бушующего вокруг праздничного веселья. Хотя - для дома невесты, навсегда потерявшей своего несостоявшегося спутника жизни, это было бы, как раз, вполне естественно - подумалось ему тут же.
Ждать пришлось достаточно долго. Наконец где-то там, в глубине, за дверью послышалось смутное, старческое шарканье, ставень приоткрылся, оттуда наружу вырвались неяркие лучи масляной лампы, и надтреснутый, сиплый голос осведомился - "кто там"?
- Я.. Я хотел бы увидеть девицу Венцеславу, невесту славного господина, служащего с Корабельного Острова - Братислава, из рода Дальнозоров. У меня к ней... У меня для неё есть кое-что, гм.. в общем - от Братислава! - Выпалил он, немного путаясь от волнения в связности изложения своих намерений.
Ставенка захлопнулась, с той стороны загремел отпираемый засов, и дверь тут же широко распахнулась. В светлом проёме её появилась приземистая фигура пожилого человека, в тёмно-коричневом, долгополом тканом кафтане наброшенном прямо на белеющую из-под него рубаху, с длинными серыми волосами, и всклоченной, похожей на серую паклю, хорошо побитой сединой густой бородищей, полукругом охватывающей его лицо, на котором горели, смутной тревогой, глубоко сидящие в глазницах, чуть слезящиеся в заплывших веках глаза. Левой рукой он открывал вовнутрь двери, а в правой высоко держал тлеющую огоньком масляную лампу. Впрочем, в проходе, просматривавшемся за его спиной, ярко горели свечи, так что в доме ещё наверняка не почивали.
- Что - у вас есть для нас новости о Братиславе?! - Буквально вскрикнул он, полностью распахивая двери, и делая Владиславу приглашающее вовнутрь движение освободившейся левой рукой. Глаза его, с тревожной, вспыхнувшей в них надеждой, буквально впились тому в ярко освещённое лампой лицо.
Владислав аккуратно проскользнул внутрь, плотно затворил за собой двери, пристроил, по молчаливому знаку открывшего, свои щит, лук, колчан и плащ на специальную деревянную стойку в правом углу, возле входной двери, скинул туда же свой заплечный мешок, снял и повесил перевязь с оружием, и лишь после этого, повернувшись лицом к явному дворецкому, сокрушённо покачал головой, и промолвил тихо:
- Нет, я не могу вам сообщить о нём ничего нового. Но - я кое-что всё же принёс с собою, связанное с ним. Я думаю.. Я уверен - для его невесты это будет важно.
Он увидел, как разом потухли загоревшиеся было надеждой светло-серые глаза старого слуги. И тут же сверху раздались шаги и зычный голос крикнул к ним вниз: "Бажен, голубчик, что там такое, кто-то пришёл к нам?"
Слуга повернулся к дальней стене неширокого прохода в дом, завершавшегося крутой лестницей чёрного дуба, с резными перилами, взбегавшей на второй этаж, и так же глухо, надтреснуто ответил: "Тут вот молодой человек, говорит, что к госпоже Венцеславе, что-то принёс там о бедном господине Братиславе!"
Владислав тоже поднял голову, и там - на верхней площадке, увидал, в ярком пламени свечей, горевших в многосвечых подсвечниках на круглых тумбах, увенчивавших, по обоим сторонам, перила лестницы, мужчину и женщину, полностью облачённых в чёрное, и смотревших на них оттуда сверху.
Тут где-то слева, у него над головою, громко грюкнуло, Владислав обернулся на звук, и увидел, что на галерею, огибавшую здесь, сверху - по обеим его сторонам, проход, и огороженную такими же чёрными деревянными перилами затейливой резьбы, из распахнувшейся двери выбежала девушка, также вся в чёрном, и перегнувшись через перелила, громко выкрикнула высоким, дрожащим от волнения голосом: "Что?! Что-то о Братиславе?.."
Она тут же повернулась, обежала галерею, оттолкнула уже начавшую было спускаться вниз пару, стремительно скатилась вниз по ступеням, одним движением преодолела проход, подскочила вплотную к невольно отшатнувшемуся Владиславу, вцепилась пальцами обеих рук в левый рукав его кольчуги, и - тряся его руку, жарко выдохнула прямо ему в лицо: "Вы.. Вы принесли.. Что? Он жив?! Жив?! Скажите только - вы его видели?!"
Она наклонила к нему свою голову - буквально впившись ему в лицо своими зеленовато-коричневыми, прозрачными глазами. Голова её была покрыта чёрным, шелковым покрывалом, схваченным сверху тонким серебряным обручем, с чернью мелких узоров, бегущих по нему, из-под которого ей на лоб выбивались густые пряди тёмного золота волос. От неё исходил запах каких-то благовоний, в который вплетался совершенно пряный запах её собственного, молодого девичьего тела, от чего у Владислава тут же перехватило дыхание, дрогнуло сердце, и - закружилась голова. Лицо у девушки, уже знакомое ему по миниатюрному портрету, было невыразимо прекрасным - безупречно овальное, с прямым, словно точёным носом, волшебным по простоте разрезом глаз, и бутоном полных губ небольшого, изящного рта.
- Я.. Нет, я не могу о нём сказать ничего определённо.. - Забормотал он. Но я.. Я вот, кое-что принёс с собой, что может оказаться для вас важным. От.. Ну - его, в общем!
Горящие глаза девушки потухли, и подёрнулись, заволоклись разом какой-то серой пеленой. Она отпустила рукав Владислава, и медленно от него отодвинулась.
- Молодой человек! -Обратился к нему, осторожно, но твёрдо оттирая её в сторону высокий, с проседью в когда-то каштановых волосах, но всё ещё достаточно крепкий мужчина с лицом столь же безупречно породистым и красивым, как и лицо его дочери, но которое, при этом, выражало всю силу и всю мощь его древней породы, и - благородных, высоких свойств души его, с очевидностью проступавших на этом лице. - Так что же вы нам тогда принесли, если не новости о нашем славном мальчике Братиславе?
Из-за его плеча тревожно, и с затаённым ожиданием в глазах, выглянуло лицо его жены, очень похожее на лицо своей дочери, только - со следами гораздо большей умудрённости в жизни, которое сеть небольших морщинок лишь едва затронула, а кожа была по прежнему упругой и гладкой, хотя уже и не светилась той молодостью и свежестью, которая столь явственно проступала румянцем на лице девушки. У неё на голове тоже был накинут чёрный плат, прижатый то ли золотым, то ли позолоченным обручем, покрытым россыпью мелких драгоценных камней, взблёскивавших разноцветными огоньками в пламени лампы, которую слуга держал высоко в руке над ними, но вот сама ткань накидки была богато расшита тонкими узорами из переплетающихся золотых и серебряных нитей.
Владислав уже пришёл в себя, и поэтому он, взяв твёрдый тон, ответил, взглянув прямо в лицо мужчине:
- Мне довелось побывать в жилище Братислава, там - на острове, и вот там-то я и обнаружил кое-какие его вещи, которые не успели разграбить захватившие остров. Я взял их с собой, чтобы спасти от возможного разграбления, и - чтобы вернуть его невесте. Там были письма, иные бумаги, в общем - разное. Я носил это с собой, - Добавил он со значением, - всё это время. И вот - как только представилась возможность, придя в город с армией, решил вернуть ей всё это. Как память о... В общем - как память о Братиславе.
Отец Венцеславы положил ему правую руку на левое плечо, пододвинул к себе, и внимательно начал вглядываться прямо ему в глаза.
- Как вас зовут молодой человек? Задал он вопрос, видимо удовлетворённый осмотром, и - откуда вы?
- Меня зовут Владислав, я из рода Светозаров, - Владислав всё же решился сейчас назвать своё подлинное родовое имя, зная, что какая-то часть его рода, в древние времена, была, и - вполне возможно ещё и оставалась среди отщепенцев. - Из несколько боковой ветви этого рода, конечно, - Тут же уточнил он, - В общем, наша семья владеет небольшим имением на северо-востоке королевства, за горами, на самой границе.
Мужчина на мгновение задумался, поморщившись, видимо, пытаясь, что-то вспомнить. Потому покачал головой:
- Нет, вроде не припоминаю, хотя.. Кажется, я знал когда-то человека из вашего рода, или встречал кого-то?.. - Он снял свою руку с плеча Владислава, и неуверенно прижал её к лбу. - Нет, не вспомню сейчас! - Продолжил он виновато. - Уж извините меня, молодой человек! Но понимаете - я всю жизнь прожил здесь, в городе, так что не очень-то знаком с людьми из родов, охраняющих пределы королевства!
- Да я, - Криво усмехнулся Владислав, - И немного полукровка, к тому же. - У меня мать из Светозаров, а вот отец был из благородного рода меньших людей. Жил, в основном, у родни отца. Так что..
- Ну, это по твоему выговору вполне определить можно. - Снисходительно отозвался собеседник. - А что ж, я всегда полагал, что благородство - это не столько зов крови, сколько надлежащее воспитание. Да и у нас, в королевстве, сейчас многое так перемешалось, что родословие становится уже и не самым главным для честного человека. Хотя - многие со мной на этот счёт и не согласны бывают. Особенно же - из самых первых родов. - Тут он слегка ухмыльнулся. - Так что - ты, значит, не встречал бедного нашего Братислава лично-то, нет? Или как?
- Да нет - не пришлось, - Со вполне искренним сожаление ответил Владислав, который, знакомясь с письмами, оставшимися от Братислава, успел проникнуться к нему вполне живейшей симпатией. - Думаю, что он был достойный воин, и славный человек.
- Почему был!? - Выкрикнула девушка тонким, срывающимся на крик отчаяния голосом. - Вы что, точно знаете, что он погиб?!
- Да нет, я не то хотел сказать! - Смущённо забормотал Владислав. Просто.. В общем...
- Но вы что-то знаете о его судьбе?! - Снова вцепилась ему в рукав девушка. Вы что-то слышали об этом?
Владислав растерянно и беспомощно оглянулся, аж подавшись назад, к двери, под её напором.
- Знаешь что, - Примирительно сказал отец, ласково обняв за плечи дочь. - Я вижу, что молодому человеку есть что сказать тебе. Но, наверное, будет лучше, если вы сможете побеседовать об этом меж собою, без постороннего присутствия. Думаю - так будет и проще, и лучше. Поэтому - давайте так, вы пройдёте с ним в гостевую залу, Бажен подаст вам туда что-нибудь потрапезничать, а ты пока придешь в себя, и вы сможете уже поговорить об этом более спокойно и вдумчиво. И выяснить постепенно всё, что молодой человек хочет сообщить тебе обо всём об этом. Вы голодны? - Обратился он уже к Владиславу.
- Да нет, - замялся тот, - Я ведь только что с пиршественной трапезы, там, у ворот. Ну - разве что чаю выпил бы, так - чтобы согреться.
- Да, - С сожалением отметил мужчина. - А мы вот так и не спустились туда, на встречу, коронацию и торжество. - Но вы должны понимать, извиняющимся тоном обратился он к Владиславу, дочери сейчас не до пиршеств и празднеств, а мы её не могли оставить в таком состоянии одну. Да и.. - Начал было он, но тут же оборвал себя. - В общем, к переменам в жизни, особенно к ТАКИМ переменам - к ним нужно ещё успеть пообвыкнуться. В общем, продолжил он делая приглашающий жест по направлению к широкой, двустворчатой, с дугобразной притолокой двери того же чёрного резного дуба, по правую руку от Владислава, прошу, проходите, присаживайтесь там у очага. Вам туда сейчас подадут что-нибудь с дороги, а там и доченька моя к вам присоединится. Правда же, Славонька? - И он снова ласково полуприобнял её.
Сопровождаемый слугою, который почтительно распахнул перед ним правую створку двери, нажав для этого чуть скрипнувшую, изогнутую, покрытую округлыми наплывами, хорошо начищенную бронзовую ручку, и попуская его перед собою, Владислав, сойдя по трём невысоким каменным ступенькам, вошёл в полутёмную, освещённую лишь пламенем полностью загруженного дровами, и ярко горящего очага залу, и, оглядевшись, увидел перед собой достаточно обширное и богатое помещение, сейчас почти полностью погружённое во тьму.
Потолок уходил высоко вверх - видимо, зала занимала в высоту оба этажа дома с этой его стороны. Там, в высоте, смутно угадывались перекрестья толстых балок всё того же чёрного дуба, и взблёскивали золотом розетки на их пересечениях. Центр залы занимал массивный прямоугольный стол, обставленный стульями с высокими спинками. Справа в стене, за тяжёлыми занавесями, угадывалось огромное окно, сейчас, видимо, закрытое изнутри ставнями. По стенам стояли высокие лари, в которых отсвечивала пламенем очага посуда, видимо - из благородных металлов. Слева от входа, встроенный во внутренний угол комнаты, высился большой, высокий очаг, из резного, серого мрамора, с широкой деревянной полочкой, возле которого, справа, стоял небольшой круглый столик, заставленный тремя небольшими, изящными стульями.
Слуга, проскользнув мимо Владислава, отодвинул один из них к с стене, потом зажёг от лампы пять свечей в подсвечнике посредине стола, и уважительный жестом, придвинув один из стульев к кованной решётке перед очагом, пригласил Владислава присаживаться. Как только тот сел, он тут же и удалился, пробормотав, что: "сейчас вот принесу вам что-нибудь".
Дверь он оставил полуприкрытой, и Владислав слышал, что родители там, в проходе, о чём-то тихо разговаривают с дочерью, то ли увещевая её в чём-то, то ли наставляя перед разговором с гостем - говорили они вполголоса, и он не мог ничего разобрать из их разговора.
Сидя у жарко пылающего очага, Владислав напряжённо ожидал дальнейшего развития событий. Он имел возможность только что совершенно ясно убедиться в том, что девушка, с очевидностью, самозабвенно любила, и - всё ещё продолжает любить своего бесследно исчезнувшего в пучине этой войны жениха, со всей отчаянной страстностью своего сердца. То, что ни он сам, ни хоть кто-либо, могший принести о его последних часах хоть какие-либо известия так и не объявились в городе за всё это время - с очевидностью доказывало, что ни ему, ни кому-либо другому с пристаней острова так и не удалось вырваться тогда на противоположный берег живыми. Так что - их обнажённые, раздетые догола тела потом так и сгинули в водах реки, не оставив ни малейшей возможности для своего распознания. Так что именно вот с этой стороны, в своей предстоящей беседе, он мог быть совершенно спокоен. Но вот его надежды наладить с девушкой хоть какие-нибудь более-менее близкие отношения ему теперь представлялись совершенно нереальными. Разве что так - завязать знакомство. А там уж - кто знает. Хотя - семья-то явно не из последних в этом городе. И если он начнёт возле неё крутиться, то не займутся ли её родители, не приведи Судьба, более тщательным выяснением подробностей его происхождения? Вот это ему, сейчас, было бы, как раз, нужно гораздо меньше всего!
Он всё сидел, и напряжённо раздумывал обо всём этом, лихорадочно пробуя выстроить наиболее приемлемую стезю для их будущей беседы, когда в комнату вошёл слуга с подносом, на котором стояли два чайника - большой, медный, с кипятком, на высокой поставке, и - расписанный яркими цветами, белый фаянсовый - с заваркой, а также глубокая, плетёная из лозы корзинка с разнообразной выпечкой. А следом за ним в залу тут же проскользнула, легко и изящно - словно бы танцуя, и Венцеслава.
Она - так же легко, словно бы вспорхнула, угнездилась на стуле - по другую сторону стола, и тут же впилась ему в лицо своими горящими, как в лихорадке глазами. Слуга расставил на столе принесенную посуду, налил им в чашки заварку, плеснул кипятку, и медленно удалился, шаркая подошвами своих полусапожек.
Владислав - из вежливости взяв печенье из корзиночки (есть ему совершенно не хотелось, после пиршества), принялся сосредоточенно прихлёбывать из толстой, коричневой глазури, фаянсовой кружки горячий, крепкий, душистый чай, опустив глаза и - стараясь не встречаться взглядом с девушкой. Та же, даже не прикоснувшись ни к чему на столе, всё так же напряжённо продолжала смотреть ему прямо в лицо, сцепив ладони в замок у себя на коленях.
Наконец Владислав решился нарушить молчание, поставил кружку на стол, потёр ладони друг о друга, стряхивая с пальцев левой руки налипшие там крошки, поднял глаза, и сказал глухо:
- Когда мы с моей командой прибыли в Детинец, на острове я.. Ну - в общем, меня поселили в комнате, которую до.. Ну до всего этого, занимал наверное, Братислав. Я так понял - когда, перекладывая там всё, ну - устраиваясь, нашёл в ящиках конторки бумаги, и - чтобы выяснить куда их деть.. В общем - прочитал кое-что там. Ну, там было множество его служебных бумаг - откуда я и понял, кто он, и кем служил в порту на остове. И - также, личные письма к нему. От матери, друзей, ну - и ваши тоже. Откуда я и узнал о вас. В общем - я решил, что правильнее всего будет отнести это всё вам, а вы уж там разберётесь, что кому, куда отдать, или там - сохранить на память. Извините - я сейчас это всё принесу сюда. - И он мигом слетал к своему мешку у дверей, в проходе - там уже никого не было, извлёк оттуда плоскую кожаную сумку с бумагами, вернулся назад, и начал в ней напряжённо копаться, выбирая, что оттуда достать, и выкладывая выбранное на пустое пространство на столе перед девушкой, сдвинув на край посуду.
Девушка всё это время продолжала молча смотреть на него, не разжимая своих ладоней, лежащих у неё на коленях. И взгляд её продолжал отдаваться всё таким же лихорадочно-напряжённым, и в зрачках её вовсе не появилось той теплоты и признательности, на которые Владислав так рассчитывал.
- Вот, продолжал Владислав, тут вот письма к нему от его матери, может быть - вы их ей сами вернёте? - И он искательно посмотрел на неё. - Вот ваши письма к нему. Вот тут медальоны с портретом матери, и ваш - тоже. Вот тут его родовая грамота, поручение на должность от приказа речных дел и торговли, ну и - кое-что ещё из его собственных служебных бумаг. Письма друзей я с собой не захватил -уж извините, - Тут он бросил на неё виноватый взгляд, - Мы уходили в поход, и я просто не мог захватить с собой всё, что нашлось там, в ящиках. Взял что мог, и - что мне показалось наиболее важным, в общем. - Владислав решил сейчас, заодно, избавится и ото всего, что он использовал до сего времени, выдавая себя за Братислава, ибо теперь, в городе, эти бумаги были для него не только совершенно бесполезны, но и моли его буквально погубить.
Девушка, наконец-то, рассеянно, как бы думая напряжённо, при этом, о чём-то совершенно другом, взяла несколько листов в руки, и быстро их проглядела. Потом подняла медальоны, открыла, бросила взгляд на портреты, словно бы хотела убедиться, что они - действительно те самые, и тут же положила их обратно.
Владислав наконец закончил выкладывать содержимое своей сумки, закрыл её, поставил под ноги, прислонив к ножке стула, и поднял глаза на девушку, ожидая что она ему на это всё скажет. Девушка теперь продолжала смотреть прямо перед собой, на выложенные перед нею предметы, и взгляд её не отпускало всё то же - глубоко раздумчивое, напряжение.
- Скажите - вы что же, это всё перечитали? - Наконец подняла она глаза, и твёрдо, требовательно посмотрела ему в лицо.
- Ну, заглянул, конечно же. - Уклончиво ответил Владислав, смущенно опуская глаза. - Должен же я был понять что это такое, и что делать с этим дальше, нет?
- А как вы вообще там оказались-то? - Требовательно спросила его собеседница, не выпуская его глаз из своих.
- Ну, видите ли, - Начал сбивчиво Владислав, стараясь не поднимать глаз. - Я ж ведь не в боевом отряде был. Моя служба до войны с воинским строем вообще ничего общего не имела. Так - ополчение с дальней границы. Попал в порученцы к человеку, которому, после захвата острова.. Ну.. В общем который там должен был такой-сякой порядок навести. С пристанями. Чтоб, значит, с кораблями... Ну, чтобы корабли смогли бы к острову подойти. Потому-то мы и заняли те комнаты, где до нас обитал начальник пристаней со своим порученцем. Ну, Братиславом, значится.. А как я был порученец, то меня туда и заселили. В общем.. Где-то так. - И тут он рискнул поднять взгляд, и посмотреть ей в лицо.
Девушка всё так же напряжённо и требовательно смотрела прямо на него, и тут Владислав ясно осознал, что она совершенно не верит ни единому его слову. Его тут же, невзирая на тепло, греющего ему спину очага, прошиб совершенно ледяной пот.
- Видите ли, Владислав, - Медленно произнесла она, впиваясь своими расширенными зрачками прямо ему в глаза, - я, конечно, очень вам благодарна. Эти письма. Эти портреты - это память о моём любимом Братиславе. Который мне - дороже всего на этом свете. И останется - невзирая ни на что! Горькая, конечно, память.- Тут она содрогнулась, словно бы от внезапного дуновения ледяного ветра из ниоткуда. - Но - всё же. Но вот, понимаете ли, Владислав... - Взгляд её стал совершенно пронизывающим. - Дело в том, что ко мне заходил ту один мой друг детства. Очень хороший друг. Так вот - он был в том отряде, который захватывал остров, когда враг рухнул в небытие. С нашего берега - они помогали тем, кто его осаждал с другой стороны. Так вот, когда они ворвались на остров - орки уже разбегались вовсю без всякого ладу, то те, кто сидел в Детинце - там были исключительно люди, они ушли вверх по течению, на малых лодках. На вёслах. Корабли ещё не успели тогда подойти - некому было их преследовать. Он мне всё это рассказывал. И вот, - произнесла она значительно, - по его рассказу выходит, что те подожгли Детинец. Сожгли его дотла перед тем, как его покинуть. Когда наши туда вошли, там были только обгорелые стены и рухнувшие крыши. Ничего больше. И что же - может быть вы мне, всё же, объясните, каким это образом вас там могли поселить впоследствии, и откуда это вы там всё это добыли? А?
Владислав молча опустил глаза, под её буквально сверлящим взглядом, и уставился в столешницу. Действительно, отвечать ему было совершенно нечего. Гнетущее молчание продолжалось несколько минут. Чтобы хоть как-то его разбавить, Владислав поднял кружку, и начал медленно цедить уже успевший остыть чай. Глаза он так и не поднял.
- Скажите, зачем, зачем вы мне лгали?! Зачем, зачем вы пришли сюда с этими бумагами? Чего вы хотите?! - Выкрикнула девушка, и слёзы брызнули у неё из глаз. - Что вам здесь, у нас в доме, нужно?!
Владислав наконец поднял полные муки глаза на её заплаканное лицо, и произнёс, запинаясь на каждом слове:
- Я.. Я не хотел.. Ничего плохого.. Я действительно просто хотел вернуть вам.. То, что нашёл там.. Да, я не договаривал... Но это - правда. Я жил в его комнатах.. Там я нашёл бумаги.. Он.. Он мне пришёлся по душе.. Что я узнал о нём.. Оттуда.. И вы - тоже.. Тоже пришлись по душе.. Из.. Из ваших писем.. Вот - я и захотел вам вернуть их. Просто так. В память о нём.. Ничего больше.. Я - я действительно был порученцем..
- ЧЬИМ? Чьим порученцем вы были?! - Вскрикнула девушка, и взгляд её загорелся гневом. - Это вы сожгли там всё на острове?! Вы? Так чего же вы сюда вернулись тогда?! Зачем?!
- Нет, нет! - Замахал руками Владислав. - Меня там не было, когда те подожгли Детинец. - Что вы! Я - там был раньше. А потом - потом мы ушли. Так что я даже не знал, что они там всё сожгли! Да кто бы мог подумать! Зачем?! Я - я сам этого не понимаю!
- То-то вы СВОИХ не знаете, что ли? - Презрительно усмехнулась девушка. - Что вы там не жгли - может быть. А вот под городом... Вас что там не было, скажете?
- Нет, не было, - Покачал головой Владислав. - Я ведь не в боевых отрядах служил. Да и вообще - я там был совсем, совсем немного. Попал к ним перед самой войной, впихнули в ординарцы, а тут и началась война. Ну - мы прошли через остров. Стояли там какое-то время. А потом - ушли на задание. Но - не успели толком и разглядеться-то, как всё уже и закончилось. Я вам даю слово, что ни в осаде Белгорода, ни даже ни в одной из стычек с вашей армией я никогда не учувствовал. Да, было пару столкновений незначительных. Было - не буду отрицать. Но я-то был всего навсего порученец! Моё дело - поручения разносить, и бумаги составлять! Да и стычки-то - так. Один раз просто ноги уносили. Другой раз - неудачная засада. Один раз, когда я действительно в переделку попал, где меня ранили - так и то наши внутренние разборки с орками. Получил от них стрелу в плечо - еле выжил.
- Так вы всё-таки служили Врагу. - Печально отозвалась собеседница. - И чего тогда вас сейчас в город принесло. Зачем? Почему не убрались на восток, к своим, к чёрным западникам? Вы же наверняка из них-то!
- Да, я с востока - отрицать не буду. - Понурил голову Владислав. - Моя мать действительно из рода западников. Из Светозаров. А вот отец - из меньшего народа, тут я чистую правду о себе сказал. Да, меня растили как западника, правда. Обучали в Доме наукам Запада. Но в Черноград-то я совсем не рвался, поверьте! Меня.. Меня родственник вынудил. Дед, со стороны матери, когда я совсем один остался. И - выхода у меня не было. - Здесь он печально опустил голову. - Он меня крепко прижал к стенке. По своей воле я б там не появился. Из меня и воин-то не ахти какой. А так - просто не было выхода. Поверьте. Совсем не было.
- Но ведь, если б пришлось, и вы попали бы в боевые отряды, то что же? Ведь делали бы то же, что и другие. Разве ж нет? - Гневно ответила девушка. - Жгли бы, убивали бы, грабили бы? Если б ваш повелитель не рухнул бы, чем бы вы сейчас занимались? И КАК бы вы пришли бы тогда сюда, в этот дом? Что, делали бы не то же самое, что и ваши сослуживцы, скажите?!
- Может быть. Скорее всего - да, что тут скажешь. - Хмуро отозвался Владислав. - Но, поверьте, я никогда не рвался к этому. И меня от этого тошнило даже когда мне.. Когда мне сослуживцы такие вещи просто описывали. В общем - не знаю. Поэтому я и не особо огорчился, когда всё это рухнуло. Понимаете, - Вскинулся он, - Мне ведь эти письма, которые я тогда прочитал, они мне совсем, совсем другой мир открыли-то! Я.. Я увидел, что между людьми могут быть какие-то совсем другие отношения. Что вот - есть тут такие же как мы, западники. Но - что они живут по каким-то совеем иным законам между собою. Вы вот не знаете - а у нас там всё ведь очень жестоко - даже между своими. Но я ведь с рождения попросту и не знал ничего другого! Думал - что это нормально. Честь, род, общее дело запада! Что мы предназначены править миром, а что тут - без жестокости и порядка никак нельзя. Ни к чужим, ни к своим даже! А тут - совсем, совсем другое! Я ж почему и в город-то пришёл, к вам! Когда всё рухнуло. Решил поближе присмотреться, как вы тут живёте. Попробовать сравнить, может быть - даже у вас здесь остаться! Меня-то назад сейчас возвращаться не очень-то и тянет, поймите!
- Ну да, понимаю, - С презрительным прищуром, насмешливо посмотрела на него собеседница. - Возвращаться назад как побитая собака - кого ж это устроит! А если бы ваша взяла, что, вы тоже жалели бы нас, и на нашу сторону также стремились бы? Что, скажете да, что ли?
Крыть было нечем. Владислав сидел, молча опустив голову. Венцеслава тоже замолчала, уставившись совершенно застывшим взглядом в огонь очага, пылавший у него за спиной.
Вдруг она резко спросила:
- Вы говорите, что были там сразу же после взятия острова вашими.. А как - сразу же? Может быть вы сможете тогда мне, всё же, рассказать, что там произошло со всеми, кто.. Что произошло с Братиславом? Вы ведь должны, вы ведь можете знать! - И она уставилась на него с безумной надеждой во взоре.
- Да, - неохотно начал Владислав, - Мы туда попали почти сразу же, как его оставили отряды, которые завладели островом. Их отправили дальше - на тот берег, преследовать беглецов, и - занимать земли с другой стороны реки. Это я узнал из разговором между моим командиром, и - военным управителем острова. - Торопливо добавил он взглянув в лицо девушки. - Вас там предали. Остров был сдан практически без боя.
- Да, - С болью отозвалась там. - Мне говорил друг, что подозревают измену и предательство.
- Остров сдал его Правитель. - Хмуро добавил Владислав. - Это я вам точно могу сказать. Из разговоров между командиром, и управителем острова. Он так всё подстроил, что оборона была смята моментально. Ударил в спину обороняющимся. Но, хоть вывел мирный люд с острова заранее. По какому поводу командование очень и очень его костерило. Впрочем - они продолжали строить на него планы и дальше.
- Хоть простой люд не подставил. - Печально отозвалась девушка. - Но - всё же, какой же он негодяй! Его непременно возьмут, вот увидите! И - будут судить прилюдно! Вы, вот вы - выступите тогда свидетелем, выступите? - Подалась она к Владиславу.
- Выступлю, конечно же! - Ответил тот.
Надо будет сообщить об этом кому-нибудь вышестоящему! - тут же отозвалась она.
Владислав мрачно подумал, что только этого ему как раз и не хватало сейчас - чтобы начали пристально копаться в его прошлом. А ведь тут общими местами так просто не отделаешься. Тут многое вывернут наизнанку! Здесь у него мелькнула, правда, и смутная надежда на то, что если дело пойдёт таким образом, то, может быть, ему всё же удастся, под соусом общего дела, наладить и сохранить хоть какие-то отношения с Венцеславой.
- Так что же вы там увидели, что услышали? - Горячо продолжала, меж тем, допытываться та. Что было с обитателями Детинца, что - со стражей на пристанях?
- Я ведь так - только урывки разговоров слышал, мне же всё не докладывали. - Виновато отозвался Владислав. - В общем, как я помню, защитников Детинца предательством выманили наружу. Ну - они и попали, как кур в ощип на голом месте, когда орки ворвались в открывшиеся для них ворота. Но ваш Братислав, я думаю, в это время был на пристанях, вместе со своим начальником. Они там, когда поняли, что враги в городе, занимались уничтожением всего, чего можно. Чтобы не досталось нашим. В общем - начальство сильно причитало по поводу того, что хотя они и договаривались предварительно с изменником, что пристани им сдадут целыми, но там мало что уцелело. Так что - я думаю, что Братислав и его начальник повели себя как герои! - И тут он кинул вдохновляющий взгляд на девушку. - Выполняли свой долг до конца! Может - потому и уйти на лодках не успели-то. А ведь наверняка - могли бы, если б бросили там всё сразу же!
- Думаете, он не успел уйти-то? - Грустно спросила девушка.
- Если б успел, то, я думаю, он бы уже непременно объявился бы. - Печально отозвался Владислав. - Я ходил к берегу - там было множество тел навалено. Просто ужас! С ними разбирались постом - искали бумаги, пробовали определить, кто именно погиб-тотам. Но бумаги-то Братислава остались все в его комнате, в Детинце. Так, наверное, его и сплавили безымянным телом в воду, я думаю. - Хмуро добавил он. - Потому что я бы слышал, если б его обнаружили бы среди убитых. Мой командир как раз и занимался сбором сведений о погибших. Это было задание нашего отряда там.
- Падальщики! - Сказала, как плюнула прямо ему в лицо, с презрением девушка. Слёзы стояли в её глазах, и Владислав даже не посмел обидеться.
Какое-то время они продолжали сидеть молча. В очаге потрескивали дрова, где-то в глубине дома звучали шаги, и приглушенно разговаривали, но покой их беседы никто не спешил нарушить. Хотя крики девушки, подумал Владислав, должны были бы хорошо быть слышны всем в доме.
- Знаете, Владислав, - Наконец нарушила молчание девушка, - Я вполне готова поверить вам, что к гибели Братислава вы не имеете, лично, никакого отношения. И что никого из наших вы не убили лично, и что даже в своём отряде много зла нам причинить попросту не успели. Вполне допускаю. Но.. Поймите - видеть вас больше я в своей жизни не желаю. Потому - что вы ведь были с теми, кто виноват в гибели и Братислава, и ещё очень и очень многих у нас, в королевстве. В том числе - и друзей нашей семьи. Как вы к ним попали, и почему - это уж дело вашей совести, если она у вас есть. Но - я вам этого ни простить, ни забыть никогда не сумею! Не хочу иметь с вами ничего общего! Пожелаете - сами найдёте в городе кому рассказать историю предательства Правителя Корабельного острова. Может - это вам и поможет тут, у нас, как-то зацепиться. Если - возникнет у вас такое желание. Но - вот видеть вас в своём доме я не желаю больше никогда! Уходите! Да - спасибо вам, за то, что вы мне принесли, конечно же! - Спохватилось она. - Но - это ничего не меняет. Совершенно ничего! Так что - уходите! И - уходите, пожалуйста, немедленно!
Она стремительно поднялась, вся пыла гневом и отвращением, и направилась к выходу из комнаты. Владислав не оставалось ничего другого, как лишь тут же последовать за нею. Лицо и уши у него были все красные - от смущения, и от стыда. Тут у него в памяти всплыли наставления Тайноведа, которые тот ему высказывал, когда он неосторожно вздумал показать ему своё отношение к письмам этой девушки, и - он тут же, с крайним ужасом, подумал вдруг о том, КАК он мог бы с ней встретиться, под руководством своего прежнего командира, и ЧТО тот заставил бы его, по отношению к ней совершить. Если б - если б тогда взяла сила Высочайшего. И у него не возникло здесь ни малейших сомнений - что никуда бы он в этом случае не делся бы, Тайновед переломил бы любое его сопротивление своим приказам.
Подойдя к двери девушка сама откинула затвор, и распахнула её створки, даже не став вызывать дворецкого, который тут же выглянул испугано на звук открываемой двери из своей комнаты. Сверху на происходящее в немом изумлении взирали её отец и мать.
Владислав как можно скорее затолкал кожаную сумочку в заплечный мешок, как мог застегнул перевязь с оружием, второпях накинул плащ - от двери тянуло стылым холодом, подхватил мешок на плечо за обе лямки, схватил лук с кочаном в руки и - молча, ни с кем не прощаясь - чтобы избежать любых возможных объяснений, скатился вниз по ступенькам, в ночное благоухание сада, простучал кованными подошвами по кирпичам дорожки, хлопнул калиткой, и очутился на улице. Вслед ему прозвучал звук торопливо закрываемой двери, и за его спиной тут же исчез прямоугольник света, падающий на дорожку.
Какое-то время он стоял в полной темноте - на улице уже царила совершенно глухая ночь, весь буквально горя - как от стыда, так и унижения, и чувствуя себя, действительно, совсем как побитый щенок, которого сначала ткнули носом в собственные испражнения, а потом пинком вышвырнули из дому. При этом он ясно понимал, что обижаться на девушку у него нет ни малейших оснований. И то - хорошо, что она его попросту выставила на улицу, а не, скажем, вдобавок кликнула стражу. А ведь - вполне могла бы. Да и имела на это полное право - что ни говори!
Почти уже полная луна высоко стояла на небосклоне. Вовсю сияли звёзды, которые здесь, в холодном воздухе предгорий, сверкали как драгоценности, вкрапленные в небо. Воздух и действительно был весьма свеж. Владислава, несмотря на теплый шерстяной плащ, начала пробирать дрожь от такого резкого перехода - из тёплой комнаты под ледяные струи ветерка, тянувшего сверху, с горы. Он оглянулся, с ужасом думая, не хватило ли ума его спутнику дожидаться здесь его возвращения. Тот мог решить, в конце концов, что его долг не исполнен, пока он не проследил за ним аж до дома его матери. Но - к его немалому облегчению, на улице было совершенно пусто.
На перекрестке с осевой улицей светил разведенный там, в железной, решётчатой полубочке, яркий костёр - то ли по поводу праздника, то ли тут было принято как-то освещать улицы по ночам. Владислав ещё раз взглянул на дом, который он только что покинул, прикидывая, что именно Венцеслава может рассказать своим родителям, и что именно для него может из всего этого проистечь в результате. Потом, решив на всё плюнуть, он повернулся, и медленно, шаркая непослушными ногами, побрёл к ярко освещаемому пламенем перекрёстку.
В душе его царствовал совершенно непроглядный мрак, голова кружилась, а сердце сжимали постоянно какие-то ледяные спазмы. Все его благодушные надежды и представления были только что развеяны в одночасье в полный и совершенный прах. Он совершенно не представлял сейчас, куда ему идти, и что ему делать дальше. Это вот для него, оказывается, отщепенцы были лишь весьма условным противником, да, к тому же, и переставшим быть таковым с окончанием этой войны. Но сейчас он совершенно ясно осознал, после разговора с девушкой, что вот они-то всех тех, кто принёс им разорение под знаменами Чернограда, ненавидят холодной, жестокой, и совершенно неистребимой ненавистью. Война там, или - не война. Слишком уж много крови, слишком много ужаса - слишком большое разорение осталось им разгребать после всего этого.
Из своих бесед с Истиславом он попросту не смог вынести такого впечатления, ибо для Истислава-то он был своим, и - почти что другом. Но вот если б, или - когда, он узнает, какую коварную змею он провёл в город, что он тогда скажет? Как себя поведёт? Владислав теперь вполне чётко осознал всю нелепость своего недавнего щенячьего благодушествования, и всю призрачность своих надежд на то, что недавние враги отнесутся к нему с добродушным снисхождением. Если уж такая голубица, как эта девушка, отозвалась на его признание настолько жёстко, то что же можно ждать от воинов и правителей этого города, привыкших видеть таких как он лишь на самом острие своего разящего оружия?!
И что же ему теперь делать-то?! Попробовать попросту затеряться в городе, прикидываясь неизвестно кем, и надеясь, что теперь, с окончанием войны, все строгости малость поослабнут? Но при свей своей наивности он понимал, что даже здесь незнакомому человеку без бумаг, и - непонятного происхождения, будет очень сложно постоянно объяснять, кто он такой, и откуда тут взялся. Конечно же - сейчас тут полно беженцев со всех земель королевства. Можно ведь и придумать себе какую легенду. Ну, вроде той, что он изложил отцу Венцеславы. Тот, вроде, её проглотил без особых затруднений. Но - вот если ему придется столкнуться со стражей, или нарваться на какую облаву, то такое уже не пройдёт так просто, совершенно не пройдёт. Тех-то на подобной мякине вряд ли проведёшь!
Выйдя к огню он как раз и наткнулся на уличный дозор, гревшийся у пламени, и весело о чём-то меж собою переговаривавшийся.
- А, следопыт! - Радостно окликнули его, разглядев его плащ. - Что ж ты от стола-то оторвался? Все же ещё пируют! Али девушку тут какую вынюхиваешь, что ли? - И они разразились грубым, но необидным смехом.
- Да так, посещал один знакомый дом. - Криво усмехнулся Владислав, не испытывающий сейчас ни малейшего желания зубоскалить с кем бы то ни было.
- И что - тебе там, судя по морде, от ворот поворот сделали, что ли? - Подначили его застоявшиеся от скуки дозорные.
Владислав только отмахнулся от них досадливо, повернул направо, и заспешил ко внутренним воротам, в конце улицы. Ноги зачем-то несли его туда - вниз, к главным воротам. Хотя возвращаться к пиршественному столу, с его стороны, было бы сейчас очень большой неосторожностью. Ещё столкнёшься ненароком с Истиславом, и что дальше? Впрочем, там, внизу, у ворот, должны были во множестве располагаться трактиры и гостиницы, где можно было бы попробовать устроится на ночлег. А то где тут сейчас, на ночь глядя, искать пристанище? А вот утром-то уж можно будет, на свежую голову, и подумать хорошенько, что же ему делать далее.
Он медленно плёлся по петляющим от одних ворот к другим извивам осевой улицы, ярко освещаемой на перекрёстках такими же бочками, и сердце его ныло и стонало в бессильном отчаянии. Перед глазами у него всё то и дело всплывало нежное лицо Венцеславы, в жизни оказавшейся даже прекраснее, чем на портрете в медальончике, золото волос, выбивающееся из-под плата, изгибы её плеч, нежность её белоснежных рук, гладкость и чувствительность кожи, угадываемая нежность души в резкой плавности её движений. Он хорошо понимал - что потерял её раз и навсегда для себя, и что весь хрусталь его робких надежд и ожиданий рассыпался сейчас мелкой стеклянной пылью. Запах тела девушки, всё ещё стоявший в его ноздрях, просто сводил его с ума! По сравнению с этой, жестокой и внезапной потерей, все его остальные неприятности уже представлялись ему чем-то совершенно незначительным. Вспыхнувшая было, и - навсегда утраченная увлечённость любви опять превратила его жизнь в одни сплошной ад. И теперь - и в еще, в ещё в большей степени, чем при его отъезде из отчего дома, ему снова уже не хотелось совершенно ничего от этой жизни!
Выйдя на ярко освещаемую многочисленными кострами в полубочках площадь перед главными воротами, он, плохо различающими хоть что-либо от тяжкой внутренней боли, от которой у него постоянно перехватывало дыхание глазами скользнул туда и сюда, и выбрал, среди множества строений то, которое смотрелось побогаче, и чей широко распахнутый вход пылал в ночи наиболее ярко.
Подойдя к трёхэтажному, но - при этом, не очень высокому, протянувшемуся вдоль внутренней стороны городской стены зданию, с островерхой, крутой черепичной крышей, с двумя шпилями по краям её конька, с достаточно плоским фасадом без всяких украшений, лишь истыканном тремя рядами унылых, небольших оконец, сейчас забранных ставнями, он, по вывеске над входом, на которой были смутно различаемы, подсвеченные двумя масляными лампами, кровать и уставленный снедью стол - таки убедился, что перед ним действительно именно трактир, и, чуть поколебавшись, и буквально усилием приведя свои чувства, и своё лицо в более-менее относительный порядок, как можно увереннее поднялся по нескольким ступенькам, и вошёл вовнутрь.
Весь первый этаж здесь занимала харчевня, с большой стойкой в углу, за которой виднелся высокий ларь потемневшего дерева с разнообразной посудой, очагом, пылавшим рядом с нею, и многочисленными круглыми столами, крепко сбитыми, но без скатертей, и изрядно уже пообтёртыми и пошарпанными, вокруг которых стояли многочисленные, столь же крепко сколоченные трёхногие табуреты. Людей за столами было не очень много - видимо, сегодня большинство горожан предпочли, всё же, воспользоваться бесплатными столами, выставленными городским начальством по поводу праздника. Но кое-какая публика здесь таки собралась и сегодня. В противоположном стойке углу, на возвышении, пристроился небольшой оркестрик - из скрипки, дудки и мандолины, весело наяривавший что-то танцевальное. Небольшое свободное пространство, которое было оставлено перед оркестриком, было занято несколькими отплясывающими парами.
Сидящие за столами повернулись, и поглядели на вошедшего Владислава. Его поприветствовали несколькими радостными выкриками - вроде "Нашему доблестному воинству - почёт и слава!", но особенно докучать не стали. Подойдя к стойке Владислав осведомился, где он может увидеть хозяина. Виночерпий за стойкой зычно крикнул в небольшую открытую дверь, которая чуть светилась у него за спиною, рядом с посудным ларём, и оттуда вышел плотный, средних лет мужчина, приземистый, облачённый в красную рубаху, на которую была накинута чёрная, вязанная безрукавка, такие же чёрные штаны, и чёрной же кожи, добротные, недешёвые полусапожки. Густые волосы его были перехвачены верёвочкой, а борода - вполне аккуратно подстрижена. Внимательные, цепкие глаза его, сидевшие глубоко в глазницах на грубом, как бы бугристом лице, с ожиданием уставились из-за стойки на Владислава.
- Я хотел бы снять у вас комнату на несколько дней. - Обратился тот к хозяину.
- Ну, комнату! - Отозвался тот густым басом. - С комнатами у нас сейчас - ну совсем никак! Город вить переполнен! Во всех комнатах человек по шесть-восемь напихано. Койку - эт пожалуйста. А с комнатами на одного - это никак!
Владислав досадливо поморщился. Сейчас ему больше всего на свете хотелось остаться именно совершенно одному, отгородиться ото всего мира надёжными, пусть и гостиничными стенами, и попробовать как-то, всё же, прийти потихноньку в себя.
- Знаете, - Искательно сказал он - Я готов хорошо заплатить! Ну пусть саму жалкую и маленькую клетушку! Ну хоть какую - за любую цену! Только бы - отдельную. Я за время похода так устал от совместно житься в палатках! - Пожаловался он.
- Ну, барчука сразу видно! - Усмехнулся хозяин. Чуть подумав он осторожно произнёс - Ну, вот разве чулан под самой крышей. Есть у меня один - в котором переспать-то ещё можно, но вот комнатой я его назвать не решусь пожалуй. Но - там ты будешь один жить зато. Если устроит. И - да, - Тут он искоса взглянул на Владислава, - Уж извини - полноценную серебряную монету за ночь, а иначе никак не получится. В нынешнее-то время!
Добротная комната в обычные времена стоила никак не больше серебряной осьмушки, ну - двух осьмушек на крайняк, да и то - при самой роскошной обстановке. Но Владислав даже не стал спорить. Он не глядя запустил руку в кошель, извлёк оттуда золотую монету (ничего другого там и не было, впрочем), и - щелкнув ею о дерево, выложил её перед хозяином.
- Ну, если скопом, то давайте я её на пятнадцать ночей сниму, а там - посмотрим!
Золотой шёл, вообще-то, за четырнадцать серебряных монет. Но - поскольку платилось гуртом, то вполне законно было рассчитывать на скидку. Хозяин не торопясь поднял монету со стойки, и внимательно принялся её изучать.
- Ишь ты! - Произнёс он с придыханием. - Старый, королевской чеканки, ещё времён гражданских войн, а поди ж ты - как новенькая! Полновесная! Это из какой же семейной сокровищницы ты её выудил для похода-то, а?
- Да так, родственники собрали в дорогу. - Неохотно отозвался Владислав, и аж содрогнулся внутренне, вспомнив этих самых "родственничков".
- Ну - лады! - Отозвался хозяин. - Монета в полном весе, такую не каждый день встретишь. Пущай будет! Ты что - сейчас пойдёшь уже устраиваться, али сначала поужинаешь? В стоимость проживания входит завтрак и ужин, так что можешь пока перехватить-то.
- Да нет, я только что с пира за воротами, - Отмахнулся от ужина Владислав. - Мне бы прилечь, устал очень. И - да, я бы взял в комнату с собою бутыль хорошего вина, если есть.
- Ну вина-то у нас хватает, осада недолгой была, запасы погреба истощиться не успели. - Усмехнулся хозяин. - И, в почин проживания, будет в подарок от заведения, бесплатно. Так что можешь не беспокоится. Ну, коли желаешь сразу же и обустроиться - то пошли!
Он поманил за собой Владислава, они вошли в дверь за стойкой, прошли через обширную, всю в запахах от приготовляемой пищи кухню, и по винтовой лестнице поднялись под самую крышу. Хозяин шёл впереди, и нёс над головой масляную ламу, освещая дорогу. На чердаке, под коньком, во всю длину здания шёл узкий проход. Хозяин сначала отпер чулан, и взял там, передав Владиславу, постельные принадлежности, и несколько толстых шерстяных одеял.
- Ты уж извини, парень, но очага там у тебя не будет. - Пояснил он. - Так что будет малость свежо. Оконце там закрыто ставней, но - всё равно, задувает малость.
Они прошли по коридору, и где-то в середине хозяин открыл небольшую, низкую дверцу, и они вошли в комнатёнку, одна стена которой срезалась скатом крыши так, что от пола её высота составляла никак не более двух аршин. К этой стене была подвинута неширокая, крепко сбитая деревянная кровать, на которой лежал соломенный матрац в чехле. Слева от входа стоял ларь для одежды, а справа - умывальник, и рядом с ним - табурет, вроде тех, что он видал там, внизу.
- Ты пока постель оставь. - Сказал хозяин. - А я пришлю сюда горничную, она всё приберёт, застелет, воды принесёт в умывальник. А ты пока что можешь сходить вниз, в помывочную - я распоряжусь, чтобы тебе свежей воды сугрели. Вещи можешь тут оставить - у нас заведение приличное, шарить в них никто не будет.
Владислав снял и повесил в ларь, на специальные вешалки там, плащ, кольчугу, оставил там шелом, щит, лук с кочаном и - поколебавшись немного, заплечный мешок. Но кошель он, естественно, забрал с собой, да и перевязь тоже надел на себя.
- Что, парень, - Усмехнулся хозяин, - Всё ещё не наигрался оружием-то в походе?
Владислав в ответ только неопределённо хмыкнул. Он действительно без оружия себя нынче чувствовал уже просто как голый.
Они спустились вниз, к стойке. Хозяин плеснул ему стаканчик вина - "пока воду в бочке согреют", и Владислав присел на высокий табурет - один из тех, что стояли прямо у стойки. Хозяин, тем временем, извлёк из-под стойки толстую, набранную из отельных листов бумаги книгу без обложки, и потребовал от Владислава представится - "для подачи сведений по городскому управлению, как по закону положено сейчас". Владислав предпочёл назваться Истиславом из рода Древлесов, прибывшим в город по делам, справедливо рассудив, что в городском управлении могут и не найти в своих записях никакого такого рода Светозаров в пограничье. А то, что Истислав, который у них точно там отмечен, мог бы поселиться здесь и в трактире, прибыв в город, то почему бы и нет? Во всяком случае - это было бы более правдоподобно. А глубже там вряд ли копать станут - решил он.
Владислав сидел за стойкой, цедил винцо, которое оказалось действительно очень неплохим, и рассеяно наблюдал за веселящимися посетителями. Женщины поглядывали на него с интересом, одна - достаточно уже зрелая, даже было пригласила его оттанцевать с нею. Но он лишь с вымученной улыбкой отказал ей. Ему становилось всё хуже и хуже, и хотелось лишь одного - как можно скорее забыться сном.
Наконец слуга доложил, что бадья готова. Помывочная оказалась под кухней, в полуподвале. Там стояло шесть вместительных, дубовых бадей, перехваченных медными обручами, а также и множество умывальников. Он с удовольствием погрузился в чистую воду, едва не заснув там же, оставил на постирку грязное бельё, облачившись в чистую пару, захваченную с собой сверху, и - как можно скорее вернувшись в свою комнату, тщательно заперев её изнутри на засов, наскоро разделся, весь дрожа от холода - в комнате было действительно более чем "свежо", хорошо хватил из принесенной, и оставленной у кровати глиняной бутили того же самого винца, что он пробовал внизу, у стойки, закутался в одеяла, и - тут же провалился в тяжкое забытье без всяких сновидений.