Васильев Глеб Андреевич : другие произведения.

Машрум Мэн

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что вы любите больше - мексиканские телесериалы или прозу Ирвина Уэлша? Мальчики и девочки! Пристегнитесь покрепче! Этюд в кислотных тонах к вашему вниманию. Он пришел из далекой страны/ Здесь он оставит все свои сны/ Но грибы помогут ему/ Не терзаться чувством вины.

МАШРУМ МЭН

(23.08.2005-01.09.2005)

  
   Что вы думаете, аристократы грибов не едят?
   Едят, еще как едят!
  

1.

  
   Шарль сидел в своем тайном убежище - маленьком сыром гроте, затерявшемся на восточном склоне гор, именуемых Вогезами. Только здесь он мог расслабиться и, не боясь получить оплеуху за "неподобающую отрешенность", предаться власти грез.
   Шарль наблюдал за тем, как небо постепенно светлеет, указывая то место, откуда вот-вот вынырнет краешек нежно-золотистого, как сочный персик, солнца, окутанного легкой дымкой. Здесь, на северо-востоке Франции, осеннее солнце никогда не превращалось в раскаленный огненный диск, сулящий тепловой удар каждому, кто по небрежности, либо по неосмотрительности не водрузит панаму на свою голову. Шарль никогда не был на юге, и только по рассказам Хосе - старого, прокуренного насквозь, козопаса - знал, что там солнце совсем не такое как здесь. Южное солнце не наполняет виноградины соком, оно не оживляет, напротив - несет смерть и засуху, - подкручивая обвислые усы и попыхивая трубкой из букового корня рассказывал Хосе, - да, мальчик мой, на юге провинившихся холопов выкидывают за ворота в это адское пекло и смотрят, как с него слезает шкура. Шарль верил каждому слову старика и ежедневно в своих молитвах благодарил Бога за то, что тот ниспослал им не столь ретивое светило.
   Шарль знал, что до того момента, когда солнце целиком покажется из-за верхушек пихт Вогезского леса, осталось всего ничего. А это значит, что ему пора выбираться из своего милого сердцу убежища и возвращаться назад, в Шато Де Грильон - поместье, которое он ненавидел пуще любого другого известного ему уголка. С первыми лучами солнца, проникающими в окна поместья, повара принимались за приготовление завтрака для господ. Ни одно блюдо не могло быть преподнесено хозяевам без предварительной проверки, которую осуществлял Шарль. Поэтому юноше пришлось торопиться - опоздай он хоть на мгновенье и наказание будет неизбежным.
   Шарль шел, дыша прохладным чистым воздухом октября и слушая трели утренних пташек, стараясь не думать о предстоящем дне - один в один копирующем все минувшие дни, проведенные в Шато Де Грильо. Не смотря на быстрый шаг и пружинящую походку, мыслями Шарль по-прежнему пребывал в мире своих грез - с божественной Джозефиной, правящей этим миром безраздельно. Прекрасная Джозефина - она и только она занимала мысли молодого человека во сне и наяву. Ее огненные вьющиеся волосы, что мягче шелка, ее жемчужная улыбка и голос слаще меда, ее кожа нежнее лепестков роз - вот что будоражило разум Шарля. Он находил в себе силы любить весь этот жестокий, несправедливый мир лишь за то, что его порождением стало это совершенное существо - Джозефина. Шарль мог видеть предмет своих мечтаний трижды в день - за завтраком, обедом и ужином. Джозефина сидела по левую руку от сурового и властного хозяина Шато Де Грильо - барона ДеГадье, так как приходилась ему родной дочерью.
  

2.

   Буря над Шампанью бушевала уже пятый час кряду. Раскаты грома следовали один за другим, повергая в ужас все живое в округе. Вспышки молний вспарывали ночное небо своими ломаными клинками чистого золота. Порывы шквального ветра с леденящим душу воем безжалостно трепали кроны деревьев. Небесные хляби разверзлись столь широко, что Сена и Марна, напоенные ливнем, стали походить на двух разъяренных чудовищ, порожденных самой темной и злобной дьявольской пучиной, которую видывал свет, - они грозились в любую минуты выйти из своих берегов и ринуться в долину, неся смерть и разрушения.
   - Черт бы побрал эту дыру! - капитан Веласкес нервно мерил шагами устланный персидским ковром пол гостиной. - Луиза, ты видишь, что творится за этим чертовым окном?! Стихия взбунтовалась!
   - Стоит ли так нервничать из-за разыгравшейся непогоды, монсеньер? - жена капитана Веласкеса Луиза невозмутимо сидела в плетеном кресле, принесенным с веранды. Говорила Луиза чрезвычайно спокойно и ни на минуту не отрывалась от своего рукоделия.
   - Разыгравшейся непогоды?! Боже мой, Луиза! Что ты такое говоришь? - просоленное ветрами всех океанов и морей, потемневшее от жара тропического солнца лицо капитана Веласкеса исказилось гримасой ярости. - Я трижды пересекал Атлантику, дважды - Северный ледовитый океан, я избороздил все самые суровые северные моря! Я хохотал в лицо тысячам штормов! Я спокойно раскуривал трубочку, стоя на капитанском мостике судна, находящегося в эпицентре грозы! И ты смеешь думать, что я могу допустить такое непростительное преувеличение - обозвать разыгравшуюся непогоду бунтом стихии?! Нет, дьявол меня побери, тысячу раз нет! Это только лондонские барышни могут позволить себе преувеличения, описывая хозяйства своих джентльменов товаркам, покуда сами джентльмены развлекаются игрой в крикет. Это - самый дьявольский ураган из всех, что мне довелось повидать.
   - Пусть так, милый. Но, право же, к утру все закончится. Так к чему все эти жуткие сквернословия? - Луиза была из числа тех рассудительных барышень, что могут лишь силой пары фраз и невозмутимости вида вселить спокойствие в сердца людей, стоящих на эшафоте перед собственными плахами.
   - Да, Луиза, тут ты чертовски права - к утру все закончится, и моя проклятая жизнь в том числе. Это ты, ты во всем виновата! Какого дьявола ты уговорила меня купить поместье в этом захолустье, в этой Богом забытой дыре?! О, горе мне, безумцу - поддался на женские уловки! О, Шампань - это золотая жила, дорогой, говорила ты, а языком твоим повелевал сам дьявол. Сегодняшние виноградины - это завтрашние слитки чистого золота - так ты, кажется, пела. Какого черта ты тут расселась на этом плетеном кресле?! Оно не подходит ни к одной детали интерьера этой проклятой гостиной!!!
   - Прошу тебя, успокойся, - пальцы Луизы продолжали двигаться во взятом темпе, делая стежок за стежком. - Хватит упоминать нечистого на ночь глядя, да простит тебя Боже милосердный.
   - Успокоиться?! - капитан Веласкес взревел как загарпуненный кит. - Все наше состояние превратится в ничто до наступления рассвета, а я должен успокоиться?!
   - Все, да не все - кое-что останется, - Луиза зевнула, изящно прикрыв рот узенькой ладошкой. - Пора бы отойти ко сну, монсеньер. Как говорят русские, утро зачастую значительно сообразительней поры вечерней.
   - О чем ты говоришь? - капитан Веласкес остановился и навис над своей супругой.
   - Я подразумеваю, что с началом нового дня те горизонты, что сейчас нам кажутся... - начала свое терпеливое разъяснение Луиза, но капитан Веласкес грубо прервал ее: - Меня чертовски мало интересует суть русских поговорок, равно как ирландских, японских и индийских. Что ты имеешь в виду, говоря об остатках благосостояния?
   - Ну как же, Хохе! - Луиза называла своего мужа по имени только в тех редких случаях, когда ему удавалось вывести ее из себя. - Вспомни свое путешествие на Восток. Сколько ты оттуда всего привез...
   - Да, я помню, - капитан Веласкес побагровел, так как на память в первую очередь пришло долгое и весьма неприятное лечение от чрезвычайно пикантной, подхваченной на Востоке, болезни. - Груз великолепнейшего шелка, разнообразнейшие сорта цветочного и листового чая...
   - Это все давно продано, а средства вложены в наше поместье, - нрав Луизы не позволял ей оставаться в долгу, поэтому она перебила капитана Веласкеса при первой же возможности. - Подумай чуть лучше.
   - Ты... - капитан Веласкес осекся - неужели Луиза прознала всю правду о его заморских похождениях. Не может этого быть - доктор Дюпри поклялся молчать. Однако с чего вдруг она стала столь заносчива?
   - Вспомни тех маленьких узкоглазых крепышей, что ты тайно вывез в трюме своего флагманского корабля, - капитан Веласкес нервно сглотнул. Действительно, он похитил в Китае пятерых мальчиков, самому старшему из которых шел седьмой год. Не ужели она знает о его развлечениях с этими мальчиками?
   - Что-то такое припоминаю, - глядя куда-то в сторону пробормотал капитан Веласкес.
   - Припоминаешь, Хорхе? - Луиза оторвала взгляд от рукоделия и направила его на мужа. Ее тонкие подведенные брови приподнялись ровно настолько, чтобы выражать легкое недоумение. - Как бы ты мог не припомнить, коли они и посей момент живут у нас в домике для прислуги?
   - Ах, э-э-эти мальчики! - капитан Веласкес попытался изобразить на своем лице улыбку, от чего стал походить не на закаленного морского волка, а скорей уж на школяра, застигнутого в момент обнюхивания панталон собственной сестры и непристойных ласк своего тела.
   - Да, Хорхе, именно э-э-этих, - столько презрения в глазах своей супруги капитан Веласкес еще никогда не видел. Как он чертовски жалок, старый мужеложец, - подумала Луиза, а вслух сказала: - Эти мальчики - настоящее золото. Мы сможем выручить ни как не меньше пары-тройки дюжин Ливров за каждого. Этого должно хватить на компенсацию ущерба, нанесенного сегодняшним "бунтом стихии".
   - Идея, конечно, стоящая, - капитана Веласкеса бросало то в жар, то в холод. Как же я буду без своих птенчиков, моих кругленьких желторотиков - мысленно причитал он. - Но, Луиза, есть в твоей мысли серьезный просчет! Кому нужны эти вульгарные азиаты? Логика подсказывает мне...
   - Перестань канючить, Хорхе, - Луиза вновь вернулась к вышивке. - Я думаю, раз уж ты их так высоко ценишь, что не боишься ни за свое благосостояние, ни за доброе имя, то найдутся и другие заинтересованные персоны - вот что мне подсказывает логика. Насчет одного мальчика я уже договорилась с бароном ДеГадье - он приедет к нам завтра.
   - Будь же благоразумна! Мальчики совершенно бесплатно выполняют всякую посильную работу. Ты же знаешь - они впятером заменяют дюжину слуг, - в глубине души капитан Веласкес уже понял, что не в силах противостоять воле своей жены, и теперь говорил все это лишь с одной целью - не терзаться после из-за собственной нерешительности.
   - На все Господня воля. Тяжкие времена и пояса затягивают, - сказала Луиза, смерив супруга бесстрастным взглядом ясных очей, а про себя добавила: - Вот и тебе придется затянуть своего удава в морской узелок.
  

3.

  
   - Доброе утро, Шарль! - как только юноша вошел на кухню к нему подскочил Пьер - маленький шустрый поваренок. - Ты опять ходил в горы?
   - Доброе утро, Пьер, - Шарль улыбнулся в ответ. - Ты знаешь, только восход солнца питает меня жизненной силой.
   - Берегись, Шарль. Стоит только барону узнать о твоих вылазках, и тебе не поздоровится - не успеешь оглянуться, как плетка Хосе запляшет на твоей спине.
   - Спасибо, Пьер. Я буду осторожен. Что сегодня у господ на завтрак?
   - Грибной омлет, форель с грибным соусом, рагу, - затараторил Пьер.
   - Больше всего беспокойства у меня вызывает рагу, - Шарль задумчиво вздохнул. - Пойду, поговорю с Карбюзье.
   Карбюзье - упитанный мужчина преклонного возраста с седой шевелюрой и жесткими, как проволока, усами , презирающий воздержанность в чем бы то ни было, был главным поваром Шато Де Грильо. О нем ходили самые неправдоподобные слухи. Говорили, что каждого гуся, из чьей печени он готовит паштет, Карбюзье предварительно обрабатывает специальным манером, вступая с ним в более тесную связь, чем требуют традиционные взаимоотношения пищи и повара. То же касалось телят, свиней, овец и кур. Однако судить о поваре по его степени моральности его поведения так же безрассудно, как объявить сапожника никчемным лишь потому, что он фальшивит ля бемоль в рождественских хоралах. Блюда же Карбюзье готовил божественные - таящие во рту, расцветающие на кончике языка целым букетом изысканнейших вкусов, поражающие воображение своей красотой и разнообразием. Главным и излюбленным коньком Карбюзье были блюда с грибами - здесь он не знал равных. Как же ему удается пристраивать своего жеребчика к белым грибам и лисичкам? - шутили за его спиной Обитатели Шато Де Грильо.
   - Доброе утро, мсье Карбюзье, - поздоровался Шарль.
   - А! Мой маленький желтый обжора! - Карбюзье радостно похлопал себя по бочкообразному животу. Он подмигнул Шарлю, - Хочешь узнать, чем я сегодня буду травить господ на завтрак?
   - Грибным омлетом, форелью с грибным соусом и рагу, - ответил Шарль.
   - Вот дьяволенок! - воскликнул Карбюзье. - Пьер, ты слышал? Этот маленький желтый потаскун читает мои мысли!
   - Да, мсье, - Пьер зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться вслух.
   - Полагаю, мсье, рагу из белых грибов и лисичек? - уточнил Пьер, чувствую подступающую к горлу тошноту.
   - Именно! Грибочки просто великолепны - крепки, как яички молодого барашка, - Карбюзье мечтательно зажмурился.
   - Смею надеяться, что они обжарены надлежащим образом, с обилием лука и чеснока, - Шарль с трудом сдерживал бурлящие внутри желудка соки, сотрясаясь от мучительных спазмов.
   - Давай, спроси меня еще каким соусом заправлено рагу, ты жалкий ублюдочный недоносок! - Карбюзье изо всех сил старался выглядеть грозным. - Да будет тебе известно, соус заварен на нежнейших сливках - самых жирных, что есть во всей Франции.
   - Боже милостивый, на тебя уповаю, - пробормотал Шарль.
   - Не волнуйся, авось выживешь, - шепнул ему на ухо Пьер, делая вид, что поправляет сбившийся на сторону колпак - лишь бы Карбюзье ничего не заметил.
   - Ну, коли с расспросами покончено, считаю дальнейшие отлагательства неприемлемыми. Господа вполне справедливо ждут завтрак и должны быть вознаграждены за свое долготерпение, - Карбюзье хлопнул в ладоши и громко позвал: - Мари! Тащи сюда свою тощую задницу!
   Неожиданно, как чертик из табакерки, из-за стеллажей, уставленных кухонной утварью выскочила Мари - бесцветная служанка средних лет, худая как кочерга, с неприятными угловатыми чертами лица. Можно было подумать, что она подслушивала разговор, если бы все не были в этом уверены. Никто не мог себе представить, зачем содержать служанку столь же несимпатичную сколь и не умную. Однако по поместью шла молва, дескать Мари единственная при помощи своего виртуозного языка способна заставить вздыматься поникший еще при прошлой монархии посох барона ДеГадье. Глядя на вечно мрачный вид госпожи Софии - супруги барона - поверить в правдивость подобного обстоятельства было не так уж и сложно.
   Пьер и Мари поставили подносы с готовыми кушаньями на специальную тележку, оснащенную колесиками, и уже собирались укатить ее в зал приемов, где господа предпочитали трапезничать, когда Карбюзье остановил их.
   - Чуть не забыл, - повар со всего размаха хлопнул себя по лбу. - Юная Джозефина прихворала и будет кушать у себя в спальне, барон и баронесса - как обычно, в зале приемов. Как я мог упустить это? У меня не мозги, а фондю с грецкими орехами под соусом Бешамель.
   Шарль хотел закричать: - Как захворала?! Что с ней, она будет жить? Но побоялся навлечь подозрения на себя, а самое главное - на Джозефину. Юноша знал, какие острые языки и извращенные разумы у обитателей Шато Де Грильон, поэтому лишь неопределенно повел плечами.
   - Ну все, проваливайте, да поживее. Я все сказал, - под ворчание старика Карбюзье процессия, состоящая из Пьера, Мари и Шарля удалилась.
  

4.

  
   - Итак, голубушка, что у нас здесь такое? - вид у барона ДеГадье выражал откровенную скуку.
   - О! Это Шинь. Трудолюбив, неприхотлив, непостижимо вынослив, может выполнять любую работу, а если вам вдруг заблагорассудится... - Луиза, до того глядевшая на барона, как львица на окровавленную вырезку, томно закатила глаза. - Знаете, если бы не этот ужасающий злой рок, что обрушился на наши виноградники, мы с мужем никогда не возжелали бы расстаться с ним.
   - Простите, сударыня, но мне кажется, что он... э... слегка желтоватый, - ДеГадье брезгливо сморщил нос.
   - Конечно, его экзотическая азиатская внешность сперва слегка шокирует, но...
   - Луиза, барон и так в слугах недостатка не испытывает. Не будь навязчива, - капитан Веласкес, до того не вступавший в беседу, сидевший с угрюмым видом и трубкой в зубах, оживился, приметив отсутствие энтузиазма в словах ДеГадье.
   - Барон - вы старинный друг нашей семьи, и вам мы предлагаем только самое лучшее из того, что имеем сами, - Луиза одарила мужа испепеляющим взглядом. - Шинь способен на все, если вы понимаете, о чем я говорю. Он покорит вас, клянусь Пресвятой Девой Марией.
   - Не хочу показаться невежей, однако... - ДеГадье согнал муху, севшую на краешек фарфоровой чашки из китайского сервиза. - Он хоть по-французски говорить умеет?
   - Что вы, барон! Конечно! Шинь пишет такие чудные сонеты! - когда вопрос касался денег, Луизу не смог бы остановить и полк легионеров. - Шинь, скажи мсье барону "добрый день"
   - Добрый день, - не поднимая глаз от пола, вполне отчетливо произнес мальчик. На вид ему было лет восемь-девять. Небольшого роста, крепкого телосложения, с лимонно-желтой кожей и черными как смоль волосами.
   - Надо же, эта обезьянка и впрямь разговаривает! - казалось, барон действительно заинтересовался. - Но чем же мне его занять?
   - Монсеньер, Шинь великолепно готовит, - если бы у Луизы спросили, может ли этот мальчик укусить себя за локоть, она не задумываясь принялась бы уверять, что, конечно же, может, и не только за левый, но и за правый тоже.
   - Это меня не интересует, - как можно быстрее - пока Луиза не распалилась - заявил барон. - Карбюзье - лучший повар по эту сторону Альп.
   - Да, с этим не поспоришь. Тем не менее, один раз Шинь спас жизнь мне и Хорхе. Правда, Хорхе? - капитан Веласкес почувствовал, что еще одного испепеляющего взгляда его бедное сердце не перенесет, и угрюмо кивнул в знак согласия.
   - Наш повар - покойный Мнемансон - тот что убился в прошлом году, свалившись с лошади - как-то раз на пасхальный ужин приготовил равиоли с крабами и грибами в соусе из омара с грибными чипсами и хрустящей зеленью. Наша семья славится либеральностью взглядов - по праздникам особо любимые слуги трапезничают вместе с нами. Так вот и Шинь в тот вечер сидел за общим столом. Все набросились на равиоли и были бы давно на небесах, если бы не Шинь. Он, откусив маленький кусочек от третьего равиоли, встал и сказал буквально следующее: "шевалье Веласкес, мадам Луиза - не ешьте - равиоли отравлены". Оказалось, что грибы, присутствующие в пище - ядовиты. Мы вовремя успели вызвать доктора Дюпри, и тот сделал всем промывание.
   - Это правда? - ДеГадье выглядел потрясенным. - Сколько, говорите, вы за него хотите?
   - Я полагаю, что сотня Ливров за это сокровище - цена, которая не оскорбит вас, и в малой доле компенсирует утрату для нас, - Луиза разве что не облизывалась.
   - Но... - попытался было вставить свое слово капитан Веласкес.
   - По рукам. Он станет моим грибным человеком,- перебил его барон, - будет пробовать все блюда, что подаются на мой стол - ведь всем известно, что нет более лютой смерти, чем через отравление. Вот только...
   - Что? - насторожилась Луиза, надеясь, что барон не поинтересуется, пользовал ли мальчика капитан, - она знала - ДеГадье непомерно брезглив.
   - Шинь - это как-то... Ну, не знаю, - ДеГадье наморщил лоб, пытаясь бодобрать подходящее слово.
   - Не в стиле старой доброй Франции? - сарказма, сквозившего в голосе капитана Веласкеса, никто не заметил.
   - Именно, - кивнул барон. - Отныне он будет зваться Шарлем.
   - Как вам будет угодно, монсеньер, - Луиза покорно склонила голову. - Как только сто Ливров перейдут в наше распоряжение, можете звать его хоть Шлюшкой С Маленькими Узкими Глазками И Крепкой Попкой.
   Не в силах более сносить эту беседу, капитан Веласкес вскочил со своего стула и выбежал в сад. Там, рухнув на скамейку, он разразился самыми горькими и искренними слезами, что вытекали из его глаз с момента появления на этот свет.
  

5.

  
   Мари закатила тележку с кушаньями в спальню Джозефины, поклонилась и вышла вон, оставив девушку и Шарля одних. Юноша покраснел - перед тем как закрыть за собой дверь Мари подмигнула ему самым оскорбительным образом. Но Джозефина, к счастью, ничего не заметила.
   - Как ваше самочувствие, миледи? - наконец-то Шарль задал вопрос, мучавший его с того момента, как он услыхал дурную весть от Карбюзье.
   - Шарль, ты не исправим! - Джозефина попыталась выглядеть строгой, но из-за улыбки, озарившей ее прекрасное лицо, эта затея с треском провалилась. - Сколько раз я тебе говорила - обращайся ко мне на ты.
   - Как скажите, миледи, - душа Шарля переместилась куда-то в область поджелудочной железы, что приключалось с ним каждый раз, стоило ему услышать голос Джозефины.
   - Дурачок, - девушка звонко рассмеялась, повергая Шарля в еще большее смущенье. - Неужели так сложно выговорить "как скажешь, Джози"? Ну-ка, давай попробуем вместе - "как скажешь, Джози".
   - Как скажешь, Джози, - эхом отозвался Шарль, покрасневший как вареный рак.
   - Знаешь, желтый цвет идет тебе гораздо больше, - продолжала веселиться Джозефина.
   - Как скажешь, Джози, - повторил Шарль, продолжая краснеть - от алого цвета до малинового. - Вы... Ты нормально себя чувствуете.. чувствуешь?
   - Умница! Ведь можешь, если захочешь! - Джозефина поднялась с постели и поцеловала Шарля в пунцовую щеку. - Со мной все в порядке, я просто притворилась, что у меня приступ мигрени, чтобы не сидеть с родителями за столом в этом дурацком зале. Мы с папой поругались - он хочет, чтобы я вышла замуж за барона Фон Штрауса. Ты представляешь?! За этого надутого индюка! Я папе так и сказала - папа, твой барон - баран.
   - Вы... Ты голодна? - Шарль чувствовал, будто его стукнули по голове мешком с опилками канадской сосны.
   - Да, Шарль! Чертовски голодна! - Дозефина подбежала к тележке, поснимала серебряные крышки со всех блюд и принялась есть прямо руками.
   Шарль, смотря на ее стан, обтянутый шелковой ночной рубахой, на изящные босые ступни, впал в состояние транса. Однако запах пищи, распространившийся по комнате, заставил юношу прийти в себя.
   - Стойте! Я же еще не попробовал пищу! - превозмогая волны тошноты воскликнул юноша.
   - Перестань, Шарль, в этом нет никакой необходимости. Не думаю, что здесь есть какой-то яд, кроме семени Карбюзье, на которое у всех уже выработался иммунитет, - продолжая набивать рот отмахнулась Джози - в одной руке у нее была горсть омлета, в другой - рагу. - К тому же я знаю, как ты ненавидишь это занятие.
   - Но откуда? - Шарль застыл в изумлении.
   - У тебя на лице все написано - я уже давно заметила, с каким отвращением ты пробуешь все кушанья. Интересно, как же ты сам питаешься?
   - Это ни к чему - моих проб хватает, чтобы ходить более чем сытым все время, - Шарль никогда и подумать не смел, что Джозефина обращает внимание на его существование.
   - А у тебя есть любимые блюда? - по подбородку Джозефины тек сок, а щеки лоснились от растительного масла и жира.
   - Есть, - Шарль потупил взор, - ржаной хлеб, присыпанный толикой соли.
   - Вот это да! - Джозефина от удивления подавилась кусочком лосося, да так, что юноше пришлось хорошенько стукнуть ее кулаком по спине. Отрыгнув застрявший кусочек Джозефина продолжила: - Я помню тебя ровно столько, сколько саму себя, и не разу не видела тебя с ржаным хлебом.
   - Он не так часто перепадает мне, - она помнит меня с момента моего появления здесь! - Шарль готов был запрыгать от радости.
   - Это хорошо - от него полнеют, - назидательно произнесла Джозефина запивая еду молодым вином прямо из горлышка графина.
   - Я уже, - грустно выпятив округлый живот ответил Шарль. - Я жирею от этого - делисьез из сыра с грибами, картофель Берри, шейка с грибным соусом, суп-крем из белых грибов, фондю Франш Конте - они убивают меня.
- Действительно, ты кажешься мне жирноватым, - присмотревшись сказала Джозефина, заставив сердце молодого человека остановиться. Однако, со следующей ее фразой, сердце Шарля заколотилось, как бешенное: - Как раз, как мне нравится.
   Шарль подумал, что он ослышался - Джозефина сказала, что он ей нравится! Это не возможно, это потрясающе, это безумье.
   - А я тебе нравлюсь? - девушка вытерла пальцы о подол ночной рубашки, губы рукавом, и пристально посмотрела на Шарля своими небесно голубыми глазами.
   - Да, конечно! - подавив смущенье ответил Шарль, не зная куда спрятать глаза. - Мы росли вместе, я видел, как ты хорошеешь день ото дня! Ты - самый добрый человек, какого я знаю.
   - О, Шарль! Ты просто душка! - Джозефина обворожительно улыбнулась и, чуть помолчав, добавила: - Я вот подумала - ты такой симпатичный, прекрасно сложенный, очаровательный мужчина - может мне лучше выйти замуж за тебя.
   Шарль почувствовал, что кто-то выбил почву из-под его ног. Она, должно быть, шутит, издевается над бедным желтокожим грибным человеком.
   - Ну, как ты на это смотришь? - голос Джозефины стал звучать чуточку нетерпеливо, отчего показался Шарлю еще более чарующим.
   - Барон ДеГадье убьет меня, - сглотнув ответил Шарль, не понимая, как этот мир - жестокий, несправедливый и отвратительный, но все же свой, родной и знакомый, как пальцы собственной руки, - мог в одночасье перевернуться с ног на голову.
   - О, трусишка, - Джозефина подошла к Шарлю вплотную и обняла его за плечи. - Не бойся, мы убежим от него, и священник какой-нибудь тихой альпийской деревушки тайно обвенчает нас.
   - Да, но... - Шарль хотел что-то сказать, но Джозефина приложила пальцы к его губам: - Нет, ни слова больше, Шарль, милый! Ступай, ступай сей час же - не то отец заподозрит неладное. Ступай, но будь готов - как только я разработаю план, мы сбежим отсюда. Навсегда.
   Шарль, как-то неуклюже толкая тележку с пустыми подносами перед собой, вывалился из спальни Джозефины и, налетая на углы, понесся на кухню.
  

6.

  
   - Милый, завтра мы едем в Шато Де Грильо - утром пришло приглашение от барона ДеГадье, - как бы между прочим за ужином сообщила Луиза.
   - К-к-какого черта? - капитан Веласкес чуть не подавился непрожеванным куском телячьей отбивной и не свалил на пол кувшин с сидром, тем не менее изрядно вымазав манжеты гусиным паштетом.
   - Ну как же ты мог забыть? - Луиза неодобрительно покачала плечами, пережевывая сочную виноградную улитку. - Завтра дочери барона ДеГадье исполняется восемнадцать, будет бал в ее честь. Ты помнишь малышку Джози?
   - Джози, джози, джози... А! Это такая дебелая кобыла! Джозефина ДеГадье! - капитан Веласкес сунул в рот слишком большую порцию жульена и обжег себе небо. Он недолюбливал женщин вообще, а женщин с пышными формами - тем паче. Говоря по правде, капитан куда больше чувств испытывал к молоденьким мальчикам, и сам поражался - как его угораздило жениться на Луизе. Что касается Луизы, то ей было все равно - мальчик или девочка доставляет ей наслаждение. Ее небольшая грудь сохранила упругость и чувственность до сего момента и на любые ласки откликалась моментально. Попка оставалась бархатистой и подтянутой, а лоно начинало сочиться при малейшем намеке на предстоящее удовольствие. Одним словом, в свои сорок с небольшим Луиза оставалась дамой весьма аппетитной, что вызывало несказанную зависть всех ее ровесниц. Единственным человеком, давно утратившим к ней интерес, был ее супруг - капитан Веласкес.
   - Фи, дорогой! - Луиза закатила глаза. - Разве можно так говорить про эту дивную крошку. Вот ее мать - та настоящая кобыла. Она осталась ей даже после того, как ей ампутировали обе груди. Бедный барон ДеГадье - из-за жены ему приходится приплачивать этой вульгарной служке - Мари - так ее кажется зовут, чтобы та распускала слухи о их близости. Несчастный барон искренне верит, что эта наивная уловка позволит скрыть собственную импотенцию. С другой стороны, делай он вид, что продолжает резвиться со своей женой, то был бы разоблачен куда раньше.
   - А я как раз наоборот - считаю баронессу весьма приятной дамой, - язвительно заметил капитан Веласкес, терзая баранью лопатку.
   - Конечно, она ведь так похожа на мужика, - Луиза презрительно скривила губы. На этот раз капитан Веласкес все-таки подавился и спасся лишь доброй порцией сидра, прочистившей глотку. - Так что никуда не исчезай - завтра после полудня нас ждут в Шато Де Грильо.
   - Пусть себе ждут, - прохрипел капитан. Он не хотел ехать в это поместье больше, чем грешник, оставивший земную юдоль, не желает низвергаться в геенну огненную. Давай продадим всех, кроме Шиня, - упрашивал он супругу десять лет назад - он умолял, вставал на колени, отказывался от пищи - лишь бы оставить любимца при себе. Но Луиза была непреклонна, - Хорхе, ты же знаешь - за него мы выручим больше, чем за всех остальных вместе взятых. Сейчас капитан Веласкес боялся, что увидев повзрослевшего, возмужавшего Шиня в Шато Де Грильо его бедное сердце разорвется, не вынеся муки.
   - Конечно, пусть ждут, милый, - согласилась Луиза, делая вид, что не замечает терзаний своего бедного мужа. - Мы ведь обязательно приедем к указанному времени.
   От досады и всепоглощающего горького чувства собственного бессилия капитан Веласкес со всей силы вонзил серебряную вилку в фаршированный бок осетра.
  

7.

  
   - Хо-хо-хо! А вот и наш маленький потаскун! - загрохотал сочный бас повара, как только Шарль, вцепившийся в тележку чтобы не упасть от переполняющих его чувств, появился на пороге кухни. - Иди-ка сюда и расскажи все старику Карбюзье. Только смотри, не упусти не единой подробности!
   - Я вас не понимаю, мсье, - дрожащим от испуга голосом ответил Шарль. Нас подслушали, барон узнает, что мы с Джозефиной хотим бежать - близок мой смертный час, о Боже, - мысли лихорадочно скакали в голове юноши.
   - Не притворяйся тут агнцем Божим, - Карбюзье отвесил Шарлю несильную ленивую оплеуху. - Давай, рассказывай, как она!
   - О, с юной Джозефиной все в полном порядке - небольшая мигрень, но недомогание уже отступает, - Шарль почувствовал себя гораздо лучше, догадавшись, что речь идет о состоянии Джози.
   - О, чем я заслужил такого недоумка на свою седую голову! - Карбюзье воздел руки к потолку. - Я интересуюсь тем, как ты отодрал эту козочку! Неужели не понятно?!
   - Какую козочку? - Шарль подумал, что старый повар пьян, сошел с ума или бредит. - Вам плохо, мсье?
   - Это тебе сейчас не поздоровится, выродок! - Карбюзье схватил со стола огромный половник и угрожающе потряс им перед лицом Шарля. - Живо опиши, каково это было? Как она, бреет свою сочную киску или отращивает на ней мягчайшую шубку? Удалось ли тебе заправить своего хорька в ее шоколадный сфинктер? Покусывал ли ты ее соски, и если покусывал, то стонала ли она при этом? Усладила ли она тебя шершавеньким язычком? Какова на вкус ее нежнейшая вульва? А попка - нет ли на ней прыщиков и опрелостей? Просила ли она тебя отшлепать ее или отшлепала тебя сама? Терлась ли она своими грудями о твои окаменевшие яички? Она проглотила твое семя, размазала его по щекам и груди, или ты прыснул внутрь ее лона? Позы, опиши мне позы - да поторопись, паскудник!
   - Вы... Вы... - Шарль густо покраснел вот уже в который раз за это утро и весь трясся от праведного гнева. - Вы не смеете так говорить.
   Произнеся эти слова, Шарль разрыдался и, оттолкнув Карбюзье, выбежал из кухни, не видя ничего на своем пути.
   - Какие мы нежные. Уж и спросить нельзя, - повар пожал плечами и приступил к подготовке обеда.
   - Скажите, мсье, то о чем вы говорили - это что, действительно случается с людьми? - поваренок Пьер, прятавшийся во время разговора за большой печью и слышавший каждое слово, вылез из своего укрытия. Его белый передник заметно оттопыривался, - Дамы действительно себя так ведут?
   - Пьер, крысенок! Ты что, подслушивал? - Карбюзье даже не посмотрел на поваренка, продолжая замешивать тесто. - Я и сам чертовски хотел бы узнать ответ на этот вопрос. Судя по реакции твоего дружка Шарля, все именно так и было - иначе с чего белениться? Одно могу сказать тебе точно, малыш, - гусята, поросята и телята таких вольностей себе не позволяют.
   Карбюзье устало вздохнул - казалось, что он постарел по крайней мере лет на двадцать.
  

8.

  
   Шарль бежал по лесу не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, а ветки деревьев безжалостно хлестали его по лицу, однако юноша ничего не замечал. Ему казалось, что бедный разум не выдержит такого напряжения и покинет его навсегда. Юноша споткнулся о выступающий из земли корень, повалился, ободрав в кровь ладони и колени, но поднялся и побежал дальше, пока не оказался на открытой поляне. Посреди буйства трав на изгнившем стволе пихты сидел старик Хосе и курил свою кукурузную трубку. Вокруг него мекая бродили козы, наполняя воздух животным смрадом.
   - Юный Шарль! Какая неожиданная встреча, я-то думал, что в эту глушь кроме меня и моих козочек никто не забредает, - пастух приподнял истрепанную шляпу в знак приветствия.
   - Добрый день, Хосе, - Шарль заставил себя успокоиться - ему было стыдно представать перед чужими глазами в таком виде.
   - Иди, присядь рядом со стариком, - Хосе похлопал ладонью по стволу дерева рядом с собой. Шарль послушно приблизился и сел сбоку от пастуха.
   - Смотрю, ты чем-то расстроен, мой мальчик? - в голос Хосе чувствовалось тепло и забота. - Пречистая Дева! Да у тебя же руки в крови! Признавайся, мальчик, ты кого-то убил?
   - О нет, Хосе, - Шарль слабо улыбнулся, - нет. Это - пустяки - оцарапался, когда... гулял по лесу.
   - Шарль, я вижу - на душе у тебя неспокойно. Могу я тебе помочь? - старик участливо посмотрел в глаза юноши и положил ему на плечо свою тяжелую мозолистую ладонь.
   - Спасибо, Хосе, - Шарль почувствовал искреннюю благодарность к этому простому человеку, ему захотелось рассказать пастуху о всех своих горестях, поделиться с ним своими бедами и переживаниями, которые он больше не мог носить в себе. - Все дело в Джозефине. Я... точнее мы...
   - Вы любите друг друга, не так ли, Шарль? - Хосе ласково улыбнулся, обнажая свои полусгнившие прокуренные зубы.
   - Да, я испытываю к ней такую нежность, что... - Шарль почувствовал, что опять готов раскраснеться.
   - И это чувство взаимно, мальчик мой? - коза по кличке Розита подошла к старику и принялась тереться о его колено своей пегой рогатой мордой.
   - Да, сегодня в своей спальне Джозефина... - Шарль пытался подобрать слова, чтобы придать всему произошедшему с ним возвышенный смысл.
   - О, это чудесно! - воскликнул Хосе, а глаза его заблестели. - Уж не хочешь ли ты сказать, что эта породистая козочка отдалась в твои желтые потные ладошки?
   - Нет, у нас... - но Хосе уже не слушал Шарля, глядя на вьющуюся у своих ног Розиту и обращаясь только к ней.
   - Да, это великолепно - тебе, маленькому китайскому уродцу, удалось сорвать нежнейший цветок ее девственности! О, сколько бы я отдал, чтобы самому натянуть на свою корягу эту сладчайшую устричку. Пожалуй, отдал бы правую руку. И яичко в придачу. Оба сразу - не отдал - ведь Розите будет так одиноко без моих ласк. Правда, Розита? Малышка моя! Я помню, как мягка и шелковиста была шерстка на твоем заде в день нашего знакомства. Розита, что есть весь этот мир без твоего шершавого языка и чудных рожек, что так удивительно подходят к моему...
   - Нет!!! - взревел Шарль. - Между нами ничего не было!
   - Жаль, очень жаль... - Хосе сразу как-то осунулся и прогнал Розиту крепким пинком под брюхо, чем вызвал ее возмущенное "ме-е-е-е". - Но ты не беспокойся, мальчик мой, Париж не сразу строился.
   - Мы с Джозефиной хотим сбежать из Шато Де Грильо, - шепотом проговорил Шарль, опасливо озираясь по сторонам, будто козы могли подслушать.
   - О, Шарль! Ты, оказывается рисковый парень! - Хосе вновь заулыбался. - У тебя и план уже наготове?
   - Нет. Пока, - Шарлю стало стыдно, что обо всем думает Джозефина, а он в это время мечется по лесу и рыдает от глупых детских обид. - Голова забита всякими дурацкими мыслями. Не удается сосредоточиться на плане.
   - Это не беда, - Хосе хитро подмигнул Шарлю, залез внутрь своего засаленного лапсердака и протянул юноше пригоршню сморщенных грибов. - На, попробуй.
   Шарль с подозрением покосился на грибы и хотел отказаться - как можно вежливей, чтобы не обидеть доброго старика, но Хосе не дал ему такой возможности: - Ешь, ешь - это хорошие грибы. Тебе поможет, не сомневайся. Закрой глаза и расслабься.
   Вздохнув, Шарль сгреб с ладони старика грибы и положил их один за другим в рот. Медленно пережевал и заставил себя проглотить. Сначала не происходило ровным счетом ничего, и Шарль подумал, что Хосе подшутил над ним. Однако, через несколько минут начались какие-то еле уловимые изменения.
   Шарль почувствовал, как его дыхание становится медленным и размеренным, расслабляется каждый мускул, глаза закрываются. Юноша сосредоточился и задал себе и грибам вопрос: "Что делать, каков план".
   Началось все с поездки в адской дырявой карете без кучера, влекомой в бездну обезумевшими лошадями. Эта карета странным образом ассоциировалась у Шарля с его собственной головой. Дурак ты, Шарль, дурак, - пронеслось в голове, - дырки проделал такие, что звезды видно, а вот о том, что дождь пойти может и промокнешь не подумал. Ерунда, - кричал Шарль, - зато видимость хорошая. И снова, снова, раз за разом. Вперед, вперед, хоть в бездну, хоть на небеса, не смейте останавливаться, - ревел юноша. Вокруг кареты, как стервятники, кружились одетые в черное Карбюзье - их было не менее дюжины. Каждый Карбюзье в полете онанировал свой гигантский гротескный фаллос, осыпая карету фонтанами едкой, как кислота, спермой. Так вот откуда дыры, - догадался Шарль, и погрозил кулаком парящим поварам. Бездна, в которую неслась карета, вдруг стала приобретать более-менее четкие очертания. Через некоторое время Шарль уже мог увидеть ее распахнутый алый зев. Конечно! - Шарля осенила догадка. - Это же лоно Джозефины. Где-то высоко над своей головой Шарль разглядел возвышающуюся, как скала, голову. Да, это была Джозефина - девушка обольстительно улыбалась и манила Шарля к себе огромным пальцем. Карета совершила немыслимый скачок вверх, и, перелетев разверстое лоно, очутилось на животе Джозефины. Преследующие Шарля Карбюзье не смоги так быстро изменить направление своего полета и, с громким чавканьем, были поглощены лоном. Ха! Так вам и надо! - торжествовал Шарль. А вот и триумфальная арка - два божественных холма с темнеющими пиками на вершинах - вздымающиеся груди Джозефины. Теперь перед собой Шарль видел только улыбку, затмевающую все сущее своей лучезарностью. Так прошло несколько жизней, однако Шарлю этого казалось мало. Тем не менее, поездка завершилась, кидать карету перестало, Улыбка Джозефины сияла где-то на горизонте, как закатное солнце. Шарль понял, что встал на верный путь. Внутренние процессы организма замедлились, тело исчезло и сознание юноши постепенно стало абсолютно чуждым ему, вернее он сам отделился от сознания крохотным "Я", которому показали всю его жизнь с момента рождения. Шарль ощутил над собой разум который то ли слился с ним, то ли таким образом обращался к нему. Боже, вот Ты какой - шептал Шарль, растворяясь во всепоглощающем чувстве тепла и уюта. Этот разум ни за что не корил, не ругал Шарля, Он исключал какие бы то ни было эмоции, но в тоже время был добрым и просто показывал его же ошибки. Разум позволил Шарлю взглянуть на себя, свою жизнь Его глазами, через Его кристально чистое мышление. Больше всего на свете Шарлю захотелось остаться с Ним, и он даже почувствовал, что сможет сделать это. Немыслимым усилием Шарль заставил себя вспомнить, зачем он здесь. Он и Разум работают над его проблемой, которую не решить просто прекратив существование Шарля в материальном мире. Шарль сконцентрировался на языке, пытаясь вспомнить, как им пошевелить, потом сделал глубокий вдох и вернулся к Разуму - Пастуху. Пастуху, потому что Шарль чувствовал себя агнцем, животным, из которого бы мог вырасти целый баран, а получится отбивная - и это не правильно. Шарлю стало стыдно, он все понимал и каялся, плакал и просил прощения у Пастуха, клянясь, что не позволит себя убить, зажарить и сожрать.
   Шарль вернулся в реальность, но еще некоторое время оставался с тем Разумом, - пока не вернулось тело.
   - Ну что, помогли тебе с ответом? - хитро улыбаясь, Хосе разминал заскорузлыми пальцами шарики свежего козьего помета.
   - Да! - Шарль удивился тому, как быстро он вновь обрел дар речи. - Спасибо, Хосе! Большое спасибо! Мне пора идти, не то опоздаю к обеду.
   - Иди, мальчик, иди, - старик помахал вслед удаляющемуся юноше. - Только учти, впредь грибочки будут стоить тебе по двадцать су за дюжину.
  

9.

  
   Шарль поспел как раз вовремя и теперь обед шел своим чередом: юноша отведал каждого блюда, подтвердил, что ни одно из них не таит в себе опасности, после чего хозяева Шато Де Грильо жадно набросились на еду.
   - Джози, милая, скоро день твоего восемнадцатилетия, - как бы между прочим, помешивая ложкой суп буйабесс, произнес барон ДеГадье.
   - Да, папа, - сделав ударение на последнем слоге, с видом полного безразличия поедая телячьи железы по-тулузски, ответила Джозефина.
   Шарль сидел за отдельным столиком возле двери и заставлял себя не смотреть в сторону возлюбленной, ни один мускул не выдавал чувств, переполнявших его сердце.
   - Вот мы с твоей матерью и подумали, - барон одарил супругу странным взглядом, видимо потому, что те яблоки, что она подкладывала в свой корсет дабы скрыть отсутствие грудей, сегодня были черезчур отличны друг от друга своими размерами. Оторвав взор от баронессы, ДеГадье продолжил: - Подумали, что было бы неплохо, я даже осмелюсь сказать - полезно, пригласить на бал в твою честь барона Фон Штрауса.
   - Фи, папа! Ты же знаешь, - Джозефина брезгливо оттопырила верхнюю губку и нацелилась на яйцо, фаршированное сыром, - я его не пе-ре-ва-ри-ва-ю.
   - Но дорогая, - баронесса строго посмотрела на свою грудь. - Мы с твоим отцом и моим законным супругом, что в настоящий момент означает абсолютно одно и то же, искренне полагаем... Дорогой, о чем я собиралась сказать?
   - Тебе нужно в срочном порядке прекратить подкладывать в корсет яблоки! - барон раздраженно терзал утку по-лионски на своей фарфоровой тарелке. - Впредь используй капусту - ее кочаны легко можно уравнять в размерах путем отделения верхних листов.
   - Нет, я говорила что-то о Джози и ее дне рождения... - баронесса задумчиво вытащила яблоки из корсета и положила их на стол перед собой.
   - Дьявол! Из-за твоих проклятых протезов я ни о чем думать не могу! - барон стукнул кулаком по столу. - Смотри - эти твои чертовы яблоки сейчас под стол закатятся. Пора бы тебе понять, что ты своим непристойным поведением позоришь нашу семью!
   - Это ты нас позоришь, распуская слухи о своей связи с Мари, - баронесса взяла из фруктовой вазы два апельсина и оценивающе их разглядывала. - Все и так знают, что порох в твоем мушкете давно отсырел, а картечи нет и в помине.
   - ПапА, мамА, не ссорьтесь, - Джозефина икнула и перешла к десерту - яблочным крокетам.
   - Что ты, малышка? Мы с твоим отцом, моим законным супругом, что в данный момент является величинами абсолютно тождественными...
   - Замолчи! - взревел ДеГадье брызжа слюной. - И ты, Джози, тоже помалкивай! Пока что я здесь хозяин и могу принимать решения самостоятельно, без участия двух безмозглых куриц!
   - Но папА! - щеки юной девы заалели от такого оскорбления.
   - Я сказал - умолкни!!! - барон неистовствовал. - Мне плевать, что ты думаешь и что перевариваешь! Барон Фон Штраус - тот человек, которого мне хочется видеть своим зятем, он поможет мне вытащить это поместье из дерьма. Да, из дерьма! Дай тебе с твоими куриными мозгами волю, и ты отдашься какому-нибудь проходимцу, нищему ничтожеству, типа... типа... типа Шарля!
   Джозефина сперва побледнела, затем порозовела, из ее глаз брызнули слезы, надкушенный марципан выпал из дрожащих пальцев. Девушка смела стоящую перед ней посуду на пол и выбежала из залы.
   Шарль тоже хотел вскочить из-за своего крохотного столика, но испугался последствий этого непродуманного шага.
   - Дорогой, нельзя ли было проявить хоть каплю деликатности? - баронесса отложила апельсины в сторону и теперь присматривалась к грушам. - Она все же твоя дочь. Можно же было дипломатично объяснить ей, что выходить замуж надо за деньги, роскошь и жир, а потом спокойно развлекаться с кем душа пожелает - хоть с душкой Шарлем, хоть со стариком Карбюзье.
   - Тема закрыта, - мрачно произнес барон. - Передай мне, пожалуйста, соус бешамель. Уж будь так любезна, не откажи в просьбе.
   - Кстати, кого бы еще пригласить на день рожденья нашей крошки? - баронесса передала соусницу мужу.
   - Конечно, это шофруа, а никак не бешамель, но иного я от тебя и не ожидал, - ДеГадье грустно вздохнул, принимая соусницу из рук супруги. - Помимо соседей и барона Фон Штрауса я полагаю позвать капитана Веласкеса и Луизу.
   - О нет! Только не этого старого мужеложца с его экзальтированной сучкой-женой! - баронесса положила груши обратно во фруктовую вазу.
   - Не говори ерунды, - огрызнулся барон. - Они - давние друзья нашей семьи. К тому же, пусть тот, кто без греха, поставит меня в позу "козочки".
   Шарль представил себе эту сцену и еле удержался от того, чтобы испачкать пол залы обедом и остатками завтрака.
   - Я вот все думаю, - барон Де Гадье принял озабоченный вид и покосился на Шарля. - Неужели нашей дочери всерьез импонирует этот вульгарный желтокожий грибной человек?
   - Не стоит беспокоиться об этом, милый, - тон баронессы потеплел. - Мы дадим ему специальный пирожок, и он станет абсолютно безвредным и бесплодным, что в данном контексте есть понятия равнозначные.
   - Ты действительно умеешь делать такие ммм... пирожки? Чтоб лишать мужчин их силы? - ДеГадье недоверчиво посмотрел на апельсины, чьи круглые оранжевые бочка выглядывали из корсета баронессы.
   - Конечно, милый! Я научилась этому фокусу сразу после рождения нашей малышки Джози.
   - А, - задумчиво произнес барон - что-то во всем этом смутно беспокоило его, но что именно - понять он не мог. - Ну, если ты говоришь, что это подействует, то я спокоен.
   - Все элементарно! По виду этот пирожок - форменная тарталетка, точь-в-точь такая, как ты любишь, - баронесса перевела свой взор на Шарля и улыбнулась. - И куда гуманнее и практичнее, чем оскопление. Хотя, знаешь ли, из яичек получаются очень недурственные...
   Баронесса продолжала говорить, но Шарль не слышал больше ни слова - того, что он уже услышал, было для него и так сверх всякой меры.
  

10.

  
   - Ну, дорогой, ты готов? - Луиза стояла в дверях и нетерпеливо мяла в руках кремовые перчатки из лайки.
   - Луиза, жизнь моя! - как можно более надрывным голосом, не вставая с кровати, простонал капитан Веласкес. - Что-то мне совсем не можется. Голова, моя бедная голова раскалывается на тысячи чертовых кусочков.
   - Я так понимаю, это бунт на корабле? - Луиза знала, чем можно задеть мужа за живое.
   - Помилуй, душенька! - капитан Веласкес чувствовал, что Луиза видит его насквозь, но сдаваться не собирался. - Эта мигрень меня доконает, лопни моя селезенка!
   - Поднимайся. Живо! - слова Луизы звенели сталью. - Хватит ломать комедию.
   Капитан Веласкес трясущимися руками оперся о край кровати и попытался присесть - это удалось ему только с третьей попытки. Для пущей убедительности капитан великолепно изобразил приступ легочного кашля. Луиза нависла над ним - ее взгляд свидетельствовал об абсолютном отсутствии доверия.
   - Кажется, это простуда, - сокрушенно добавил капитан Веласкес и вновь зашелся в приступе кашля.
   - Хорхе, вставай! - Луиза была непреклонна. - Нас ждут в Шато Де Грильо, так что будь добр, отложи свое фиглярство до завтра.
   Капитан Веласкес встал на подгибающихся ногах, но тут же пошатнулся и рухнул на пол, где вновь принялся яростно кашлять.
   - Ах ты так?! - Луиза пнула ногой извивающегося капитана. - Ну что ж, волочь тебя силком я не могу.
   - Доктора, доктора... - задыхаясь, умолял вошедший в образ тяжело больного человека капитан Веласкес.
   - За доктором Дюпри я, так и быть, отправлю, - процедила сквозь зубы Луиза. - И моли Бога, чтоб этот треклятый эскулап нашел у тебя хоть один паршивый недуг. Завтра утром я вернусь.
   Пнув мужа еще раз, Луиза поспешила во двор, где ее дожидалась карета, присланная из Шато Де Грильо.
   Убедившись, что Луиза благополучно покинула поместье, капитан Веласкес отряхнул свой халат и чинной походкой направился к комоду, где прятал от жены бутылочку бурбона.
   - Где же ты, мой медовый мальчик, - грустно вздохнул капитан, наполняя хрустальный бокал. - Шинь, цыпленок, ты мне так нужен! Я убью эту злобную суку Луизу, клянусь тебе, мой бархатный пистончик. Клянусь всеми морями и океанами!
   Веласкес знал, что никогда не сможет поднять руки на свою супругу, но сама мысль о гипотетической возможности избавления была для него сладка и сочеталась с потреблением бурбона самым великолепным образом. Врожденная сентиментальность привела капитана не к цинизму, чаще всего вырабатываемому у людей его склада характера, а к вопиющему инфантилизму, отравляющему всю его жизнь.
  

11.

  
  
   Встав засветло, Шарль собрал прекрасный букет полевых цветов и тихонько, прижавшись всем телом к стене, чтобы остаться незамеченным, пробрался под окно спальни Джозефины, располагающейся на втором этаже поместья. Оплетающий стену плющ вряд ли можно считать надежной лестницей, но ни что не могло остановить юношу в его стремлении первым поздравить возлюбленную с днем ее рождения.
   - Джози, ты спишь? - оконная рама пронзительно скрипнула, и Шарль ввалился внутрь комнаты, держа цветы высоко над головой, чтобы не помять их.
   - О, Шарль! - Джозефина села на кровати и захлопала в ладоши. - Как это мило! Ты просто душка!
   - Поздравляю тебя с восемнадцатым днем рождения, - Шарль протянул девушке букет и тут же нежнейший поцелуй благодарности расцвел на его робких устах. От аромата волос закружилась голова.
   - Спасибо, Шарль, - насладившись поцелуем вдоволь, сказала Джозефина. Она заметила, что, не смотря на улыбку, лицо юноши печально: - Что тебя беспокоит? Я сделала что-то не так?
   - О, Джози, милая - все, что ты делаешь, божественно, - Шарль потупил раскосые очи. - Я боюсь лишь одного. Твои родители задумали страшное - они хотят лишить нас нашего будущего.
   - Тоже мне новость! После сегодняшнего бала мы сбежим, и никто нас не найдет, - Джозефина рассмеялась и взъерошила густые черные волосы на голове Шарля.
   - Они сделают из меня евнуха сегодня же на балу - я слышал, как твоя мать объясняла Карбюзье рецепт специального пирожка для меня.
   - А ты не можешь его не есть? - беспечность мигом исчезла с лица девушки.
   - Нет, баронесса заставит меня съесть его у нее на глазах. Никто ничего не заметит - этот пирожок точь-в-точь тарталетка, как те, что так любит барон ДеГадье.
   - Это меняет дело! - в глазах Джозефины мелькнул огонек хитрости. - Доверься мне, все будет хорошо.
   - Спасибо, Джози! Ты так заботишься обо мне, - Шарль растрогался, но вспомнил, что оставаться здесь ему крайне опасно. - Мне надо спешить - скоро завтрак, а после начнутся приготовления к балу в твою честь.
   - Постой. Возьми это, - Джозефина достала из наволочки небольшой флакончик и передала его Шарлю. - Когда все будет готово, отвлеки Карбюзье и добавь это во все блюда.
   - Что это? - Шарль ужаснулся, подумав о яде.
   - Это вытяжка из Amanita phalloides, - пояснила Джозефина, - таких зеленовато-белых грибов на подобье мухоморов. Лучшее снотворное из всех существующих. Мне его за двадцать су уступил старик Хосе.
   - Но я ведь буду пробовать все блюда и усну первым, - воскликнул Шарль.
   - Ты жуй, но не глотай. Потом придумай какой-нибудь повод отлучиться и незаметно выплюнь.
   - Но... - хотел что-то возразить Шарль, которому такой план показался чересчур рискованным, но Джозефина не дала ему договорить: - Шарль, милый, тебе действительно пора идти. Ступай и помни - я люблю тебя!
   Для большей убедительности Джозефина запечатала уста Шарля страстным поцелуем. Потом, нежным шлепком по низу спины, подтолкнула разомлевшего молодого человека в сторону окна, из которого Шарль не вылез, а, как ему показалось, выпорхнул на легчайших крыльях.
   Приземленье, в отличие от полета, оказалось не столь приятным - Шарль подвернул ногу и ушиб копчик. Но, не замечая боли, весь поглощенный мыслями о Джозефине, все еще ощущая ее поцелуй на своих губах, юноша счастливо похромал на кухню.
  

12.

  
   Гости были пунктуальны и подъезжали один за другим, чем очень радовали встречающего их во дворе барона ДеГадье - хозяина поместья Шато Де Грильо.
   - Польщен Вашим присутствием. Рад приветствовать Вас в своих владеньях. Вы прелестны как всегда. Ослеплен Вашим блеском. Большая честь принимать Вас в моем скромном поместье, - барон, ни на секунду не переставая кланяться и целовать ручки дамам, расточал вокруг себя комплименты и просто светился от радушия. Однако, никто из гостей не удостоился и десятой доли внимания, какое ДеГадье выплеснул на барона Фон Штрауса: - О! Дорогой барон! Любезный Фон Штраус! Какая честь! Какое счастье видеть Вас! Какой великолепный наряд - в нем Вы сущий Аполлон! Давайте же скорее обнимемся, дражайший мой! Проходите, проходите же внутрь, друг мой! Чувствуйте себя как дома! Все, что принадлежит мне - и Ваше в не меньшей степени.
   Когда барон Фон Штраус, изрядно утомленный приветствиями ДеГадье, наконец смог пробраться в дом, почти все гости были уже в сборе и развлекались беседами.
   Луизе, которая из-за спектакля, разыгранного капитаном Веласкесом, появившейся последней не досталось и вовсе никаких комплиментов, так как ДеГадье вернулся в дом следом за бароном Фон Щтраусом. Зато Луиза чуть было не лишилась своего бального платья - одного из ее любимых нарядов, чудом избежав столкновенья с зазевавшимся Шарлем, тащившим таз с помоями на скотный двор.
   - Куда прешь, свинья! - взвизгнула Луиза, проворно отскочив от Шарля, парящего в своих мечтах и не замечающего ничего вокруг.
   - Виноват, мадам, - Шарль поднял глаза и встретился взглядом с Луизой. - Покорно прошу простить меня.
   - Просишь?! - Луиза хотела дать этому молодому служке хорошую затрещину, чтоб впредь смотрел, куда идет. Но, посмотрев на стройную фигуру Шарля, облаченную в красивую праздничную ливрею, она остановилась. Сощурив глаза и преградив Шарлю дорогу, Луиза пыталась сообразить - обозналась ли она: - Тебя, недоносок, часом, не Шинь зовут?
   - Мое имя Шарль, мадам, - молодой человек явно смутился и не знал как себя вести.
   - Ах, да, конечно, - Луиза припомнила события десятилетней давности. Она отметила про себя, что тот желтенький цыпленок Шинь, которого она знала, превратился в весьма аппетитного молодого петушка. - Как тебе служится у господина ДеГадье, Шарль?
   - Спасибо, мадам. Очень хорошо, - руки Шарля устали от тяжелого таза и теперь мышцы начали немилосердно болеть.
   - О, это чудное известье! - Луиза изобразила одну из своих самых соблазнительных улыбок. Какой сладенький, робкий, как мило краснеет - думала она, - я должна получить его - прямо сейчас. - Шарль, а куда ты несешь эти... это... этот таз?
   - На скотный двор, мадам, - Шарль никак не мог понять, с чего вдруг эта дама так на него таращится.
   - Шарль, милый, позволь мне совра... сопроводить тебя, - проворковала Луиза, перебирая в уме позы, которые она воплотит в жизнь с Шарлем в первую очередь. О том, что она произносила вслух, Луиза особенно не задумывалась - главное - правильный тон и наивность, граничащая с непорочностью: - Меня укачало в дороге и теперь я хочу не много подышать свежим воздухом.
   - На скотном дворе, мадам? - изумился Шарль, забыв о боли в руках.
   - Да, милый! Почему бы и нет? Я так люблю всяких э... животных, - Луиза, пожирая молодого человека глазами, поправило платье, да так, что левая грудь выбилась из чашечки платья ровно настолько, чтобы обнажить аппетитный полукруг розового набухшего соска.
   - Как вам будет угодно, мадам, - Шарль подумал, что благоразумнее всего будет сделать вид, будто он ничего не заметил. До скотного двора они дошли молча, если не принимать в расчет томные вздохи Луизы.
   Наконец, добравшись до свинарника, Шарль испытал огромное облегчение, вылив содержимое таза в большое деревянное корыто.
   - О! Я чувствую животный магнетизм, исходящий от этого места, - с придыханиями воскликнула Луиза, прижав руки к груди, отчего сосок обнажился еще больше.
   - Как вам будет угодно, мадам, - кроме "исходящих от этого места" миазмов Шарль не чувствовал ничего особенного.
   - Скажи, Шарль, - Луиза как бы ненароком выбила пустой таз из рук юноши и обняла его за шею, - а где храниться то великолепное душистое луговое сено, которым кормят племенных жеребцов барона ДеГадье?
   - Здесь, на сеновале, - Шарль махнул рукой в сторону большого сарая.
   - Ах, я хочу пойти туда - насладиться чарующим ароматом свежего сена! - Луиза направилась к сеновалу, увлекая Шарля за собой.
   - Там полно мышей, мадам, - предупредил юноша, но для Луизы - хищницы, вышедшей на охоту, мыши были слишком мелкой и не заслуживающей внимания дичью: - Шарль! Ты ведь со мной, значит мне нечего бояться.
   Очутившись в теплом сумрак сеновала, Луиза пошла в атаку. Незаметным движением руки она развязала узелок шнуровки корсета и ее шикарное платье с шелестом опало на густо присыпанный мышиным пометом пол. Абсолютно обнаженная (белье она не признавала, считая вещью, мешающей настоящему плотскому возбуждению), Луиза стояла перед ошеломленным Шарлем и призывно улыбалась. В Голове юноши пронеслась мысль, что сделать вид, будто он ничего не заметил, не удастся. Молниеносным броском, подобным прыжку ягуара, Луиза повалила Шарля на сено.
   - О, Шарль! Давай! Сделай это! Ну же, ну! - Луиза стонала, повизгивала, извивалась и терлась о тело юноши.
   - Нет, мадам... Не надо, мадам... - Шарль трепыхался в объятьях Луизы, пытаясь вырваться из них и не дать ей сорвать с него всю ту одежду, что еще оставалась.
   - Выдери меня! Натяни меня, как дворовую девку! Пользуй меня, как грязную служку! Накажи меня, как дешевую потаскуху! Облей мой зад своим семенем! Вонзи в меня свое жало! Заправь мне в зад своего жеребца! Прочисти мои слипшиеся каналы! Отполируй мое лоно! Наполни меня своей любовью! - задыхаясь и истекая соком, жарко шептала Луиза на ухо Шарлю. Юноша, тем временем, понял, что весь их с Джозефиной план вот-вот падет прахом - блюда подадут к столу до того, как он подсыплет снотворное. Не смотря на близость горячего тела распалившейся Луизы, Шарль покрылся холодным потом. Это помогло ему взять себя в руки.
   - Мадам, позвольте мне, - Шарль решился на обманный тактический ход. Юноша мягко отстранил Луизу, что было вовсе не просто, и сделал вид, что пытается справиться с пуговицами своих расшитых панталон - единственного предмета одежды, оставшегося на нем. Луиза поддалась на эту уловку и ослабила хватку левой руки, правой же и вовсе принялась ласкать свои груди, живот и лоно, доводя себя до экстаза.
   - Вот черт, мадам! - Шарль изобразил на своем лице крайнюю досаду. - Кажется, заело на мертво.
   Луиза была не в том состоянии, чтобы понять, каким образом пуговицы могут заесть: - Рви их, рви! Хочешь, я сама оторву их зубами?
   Луиза, продолжая возбуждать себя правой рукой, левой потянулась к непокорным пуговицам. Именно этого Шарль и добивался - освободившись от обеих рук взмыленной Луизы, он одним гигантским прыжком оказался на другом конце сеновала.
   - Да, зайчик мой золотой! Поиграй с крошкой Лу, - Шарлю показалось, что Луиза бредит - теперь она заговорила стихами: - Что проку мне в моем бесчестье? Так насладитесь им хоть вы! Воздень свой фаллос лучезарный, меня презреньем окропи!
   Осторожно собрав свою одежду, разбросанную вокруг Луизы, лежащей на спине с широко раскинутыми ногами, скрещенными на груди руками и разметавшимися, блестящими от пота, волосами, Шарль попятился к выходу.
   - Что... Что все это значит?! - Шарль обернулся и окаменел - в дверях сеновала с бледным, как мел, лицом стояла Джозефина. Губы ее дрожали.
   - А, малышка Джози! - голос Луизы был тихим и уверенным - робкие попытки сопротивления, предпринятые Шарлем, завели ее больше, чем могло бы соитие. Теперь, придя в себя после множественных бурных оргазмов, она чувствовала себя просто великолепно. - Присоединяйся к нам. Мы с Шарлем чудесно проводим время.
   - Ты! Ты! Ты монстр! - воскликнула Джозефина и закрыла лицо руками.
   - Да, крошка, - у него там настоящий монстр, - сделав загадочное выражение лица произнесла Луиза. - Шарль, иди ко мне - я начинаю замерзать.
   - Не слушай ее! Она все врет! - закричал Шарль. Юноша протянул руки к Джозефине, но та отшатнулась от него: - Никогда! Ты слышишь?! Никогда больше не подходи ко мне!!!
   С этими словами девушка выбежала из сарая.
   - С днем рожденья, сучка, - Луиза помахала рукой пустому дверному проему.
  

13.

  
  
   Растрепанный, со стебельками сухой травы в волосах и в изрядно помятой ливрее, Шарль появился на кухне. Он чувствовал себя раздавленным, приговоренным к смерти и уничтоженным, сгорающим в аду грешником. Шарлю было все равно - съесть ли убивающий мужскую силу пирожок, блюдо ли приправленное сонным зельем, или сразу выпить яд и прекратить мучения. План отменяется, - думал Шарль, - к чему все это, если Джози не станет убегать со мной из поместья?
   - Где тебя носит, желтозадый? - увесистая оплеуха, отвешенная Карбюзье, привела Шарля в чувство. - Гости голодны, как волчья стая! Я даже здесь слышу, как они щелкают челюстями и глотают слюну.
   - Сию минуту, мсье, - ответил Шарль. Ладони юноши сжались в кулаки с такой силой, что ногти чуть не пронзили кожу. Ненависть - вот то чувство, которое спасает человека, лишившегося всего, а самое главное - любви.
   - Начинай таскать, - распорядился Карбюзье. - Тебе придется попотеть в одиночку. Пьер полчаса назад сломал ногу - случайно наступил на подол платья юной Джозефины, и когда она его выдернула не устоял и скатился с лестницы - нескладный крысенок. А Мари лежит у себя в каморке с разбитой головой - Джозефина попросила ее составить кампанию в бадминтон. Юная леди так волновалась во время игры, что ладошки ее вспотели и ракетка выскользнула из рук - прямиком Мари в лоб.
   - Весьма прискорбно, мсье, - ответил Шарль. Нет, я не дам себя сожрать, как глупый ягненок, - в душе Шарля бушевало пламя ада, - план не отменяется - я сбегу из этого Богом проклятого поместья. С Джозефиной или без нее.
   - Давай, давай, пошевеливайся! Не то клянусь куриной гузкой, я сам проломлю тебе твою узкоглазую башку. А мне еще надо поколдовать над заварным кремом для десерта, - Карбюзье расхохотался и скрылся из виду.
   Быстрыми четкими движениями Шарль полил все кушанья вытяжкой из Amanita phalloides, пузырек с которой носил все это время зашитым в пояс. Омлет "Снега Ла-Рошели", эпиграмма из ягненка, сом "медальон" под белым соусом, мусс из фазана, сюпрем экарлет, камбала с виноградом, запанированные лягушачьи лапки, баграсьон, соте из печени, кислая капуста по-эльзски и даже маленькие тарталетки, столь любимые бароном ДеГадье, не изменили своего внешнего вида или аромата ни на йоту.
   Спрятав пустой пузырек среди ножей, половников и прочих орудий Карбюзье, Шарль повез тележку с блюдами господам, заждавшимся праздничного обеда.
  

14.

  
   - Право же, ДеГадье, вы обрекаете нас на голодную смерть, - негодующе воскликнул барон Фон Штраус. Все гости, включая Луизу, успевшую навести на свой облик первоначальный светский блеск, согласно зашелестели.
   - О, смею вас уверить, любезные господа и милые дамы, что Карбюзье стремится разжечь ваш аппетит, дабы его божественные блюда были оценены по достоинству, - ДеГадье явственно нервничал.
   - Скоро наш аппетит разгорится настолько, что спалит нас изнутри, - Фон Штраус успел снискать определенную популярность среди гостей, поэтому его каламбуру все дружно рассмеялись, что ни в коей мере не сняло общей напряженности.
   Я убью их всех: проклятого колченогого недоноска Пьера, замшелую безголовую вешалку Мари, чертова китайского ублюдка Шарля и этого старого борова-аноцефала Карбюзье!!! - сохраняя на лице бледное подобие улыбки, думал ДеГадье. - Они узнают, как позорить меня перед гостями, особенно - перед бароном Фон Штраусом!
   - Джози, милая, расскажи пока гостям какую-нибудь забавную историю, - баронесса грустно посмотрела на пышный бюст дочери.
   - Одна дама была настолько низка, что для того... - глядя прямо на Луизу испепеляющим взором начала Джозефина.
   - Ну, наконец-то! - перебил ее грубый бас барона Фон Штрауса. - Ура!
   Всеобщее внимание обратилось на Шарля, вкатившего тележку, уставленную подносами и блюдами с серебряными крышками.
   - Я голодна настолько, что готова съесть быка, - Луиза плотоядно облизнулась и подмигнула Шарлю. - Надеюсь, среди этих блюд найдется хотя бы небольшой бычок?
   - Вы, сударыня, вероятно полагаете, что зажаренный бычок удовлетворит вас не хуже молодого горячего жеребца? - Джозефина даже не взглянула не Шарля, низвергая своим невниманием его душу в юдоль вящих страданий.
   - Милые дамы! Давайте оставим колкости в стороне и приступим к трапезе, - барон Фон Штраус, буквально дрожа от нетерпенья, махнул Шарлю пухлой рукой. - Эй, человек! Давайте сюда все это благоухающее великолепие!
   - Господа! - торжественно произнесла баронесса. - Не спешите! Сперва наш грибной человек должен отведать все блюда, дабы исключить досадную возможность отравления.
   - Вы, должно быть, издеваетесь, сударыня! - глаза барона Фон Штрауса чуть не вылезали из орбит. - Какое отравление в наш-то век гуманности и просвещенья! Да и собравшиеся здесь господа и дамы, не сочтите мои слова за оскорбленье, отнюдь не те люди, от которых следует избавляться.
   - Барон, вы глаголете суть истину, однако такова традиция Шато Де Грильо, - с этими словами баронесса встала из-за стола, неспешно приблизилась к Шарлю, торжественно взяла тарталетку с подноса и протянула юноше. Шарль прекрасно понял, что это за тарталетка.
   - Боже мой! Я так голоден, что сам готов стать грибным человеком, если меня накормят первым, - барон Фон Штраус шумно сглотнул набежавшую слюну.
   - Сделайте одолжение, милорд, - прежде, чем кто-либо успел что-нибудь сообразить, Джозефина легко вспорхнула со своего места, как свежий весенний ветерок подлетела к баронессе, на мгновенье окутав Шарля вихрем своего воздушного платья, выхватила тарталетку из рук матери и положила ее барону Фон Штраусу прямо в открывшийся от удивления рот.
   - О! Благодарю вас, миледи! - барон Фон Штраус громко зачавкал пирожком. - Вы - моя истинная спасительница.
   Барон ДеГадье и его супруга впали в оцепененье - такого поворота событий они предвидеть не могли. Баронесса пришла в себя первой - она сделала ошарашенному Шарлю знак, чтобы он продолжал дегустацию самостоятельно, и вернулась на свое место рядом с ДеГадье.
   - Милый, не переживай, - прошептала баронесса на ухо мужу, чье лицо пожелтело, как восковая маска. - Фон Штраус богат, а наша дочь - красива. Если наследники будут не от барона - в том нет беды, лишь бы они были от Джозефины и получили его состояние. К тому же, бессильным мужчиной управлять куда легче.
   Шарль тем временем аккуратно откусывал маленькие кусочки и делал маленькие глоточки, стараясь не проглотить ничего, попадающего ему в рот. Это было чрезвычайно трудно - после снятия пробы с каждого блюда нужно было громко и отчетливо объявлять об их безвредности. Уже после третьего блюда Шарль ощутил неприятные ощущения в области живота и урчание, а затем, после пятого - боли в области желудка и кишечника. Сонливости, однако не было и в помине. Закончив свое дело, Шарль поклонился всем присутствующим и принялся разносить блюда гостям. Лицо юноши бледнело с каждой секундой, а ладони покрылись испариной.
   - А теперь, монсеньер, позвольте мне покинуть вас - Карбюзье просил помочь ему с десертом, - Шарль подошел к барону Де Гадье, едва не валясь с ног.
   - Да, разумеется, - барон кивком отпустил Шарля.
   Выйдя из залы Шарль, превозмогая слабость и недомогание, подбежал к окну в конце коридора. Он засунул два пальца в собственный рот и исторг из своего желудка всю пищу, что невольно пришлось проглотить. Тем не менее, руки и ноги Шарля начали холодеть, казалось, сердце вот-вот остановится. Шарль, охваченный паникой, понесся на кухню, падая и спотыкаясь через шаг. Наконец достигнув кухни, он жадно приник к кувшину с водой - его рвало после каждого глотка, но он продолжал и продолжал пить. Когда вода в кувшине закончилось, у Шарля уже не было сил стоять на ногах. Юноша упал, чувствуя, как его желудок продолжает сокращаться в чудовищных спазмах. Шарль негнущимися руками подобрал несколько остывших угольков, вылетевших из печи, проглотил их и, всеми силами сдерживая рвоту, пополз к ведру с грязной водой, оставшейся после мойки пола. В глазах юноши все плыло и двоилось. Не обращая внимания ни на это, ни на что-либо еще, Шарль наклонил ведро и принялся пить серую воду. Когда в ведре осталось не более четверти жидкости, сознание покинуло молодого человека.
  

15.

  
   Шарль открыл глаза. Первым, что он увидел, было полыхающее пламя - юноше показалось, что он умер и попал в пекло ада. Тело и голова болели немилосердно, во рту будто бы устроили выгребную яму.
   - Ты смотри, жив, крысенок! - Шарль услышал голос Карбюзье, с трудом повернул голову и увидел старого повара воочию. Значит, я жив, - апатично отметил про себя Шарль. Сил радоваться своему спасению у него не было.
   - Нашел тебя всего заблеванного на полу кухни, - продолжал Карбюзье. - Тронул, а ты уж заиндевевший. Вот я тебя к камину и отволок. Теперь, знаешь ли, у меня есть камин. И спальня. И... Короче, теперь все поместье мое.
   - Дж... - Шарль вспомнил о Джозефине, но не смог произнести ее имени.
   - Да, юная Джозефина сказала мне, что раз хозяева трагически скончались, то я могу забрать Шато Де Грильо себе! Она-то собралась покинуть эти края навсегда, - Карбюзье ликовал. - Представляешь, барон ДеКарбюзье? Невероятно!
   - К... Как скончались? - Шарль собрал все силу воли в кулак и заставил себя сесть.
   - Так и скончались. Отравились, - хмыкнул Карбюзье. - Между нами говоря, я думаю, что это сама Джозефина всех уделала. Так-то вот. А ты, когда отлежишься, проваливай отсюда к чертям. Мне такой грибной человек даром не нужен.
  

16.

  
   Пока Карбюзье перетаскивал тела господ из залы в сад, где сваливал их в общую кучу под старой сливой, Шарль немного отлежался и почти пришел в себя. Жидкий куриный бульон, которым его напоил сердобольный повар, сделал свое доброе дело. К вечеру этого дня, показавшегося Шарлю бесконечным, он уже снова мог встать на ноги, хотя общее самочувствие оставалось далеким от нормального. Единственное, что беспокоило Шарля - где Джозефина, что с ней.
   Пошатываясь, держась за стену, чтобы не упасть, Шарль вышел во двор и кое-как добрел до сада. Картина, которую он там увидел, потрясла его: гора тел, среди которых легко можно было узнать и барона Фон Штрауса, и ДеГадье с супругой; из ближайших кустов виднелись раскинутые ноги Луизы и зад Карбюзье, сотрясающийся между ними. Рядом, с задранным подолом платья на четвереньках стояла Джозефина, давясь приступами дьявольского хохота. Старик Хосе пристроился к ней сзади и теперь, шумно дыша, пользовал в позе "козочки".
   - Что ты делаешь?! - от крика гортань Шарля заболела так, будто он проглотил раскаленную кочергу. Карбюзье на миг отвлекся от трупа Луизы, но, увидев Шарля, продолжил фрикции. Хосе же с Джозефиной даже не сбились с ритма.
   - Привет Шарль, - проговорил старый пастух. - Я рад тому, что ты пребываешь в добром здравии!
   - Что с Джозефиной? - ноги Шарля подкосились, и он уселся на траву.
   - Ей тоже понравились мои грибы, - ухмыльнулся Хосе. - Видишь, как она радуется? У нее, как и у тебя, были вопросы. И сейчас она постигает ответы в другой реальности, в мудром и совершенном мире.
   Джозефина продолжала неистово хохотать, глаза ее дико вращались, но она, судя по всему, не видела ничего вокруг.
   - Зачем?! - Шарль закрыл глаза и схватился руками за голову. - Зачем она убила их всех?! Она... Она сказала, что это снотворное...
   - Amanita phalloides, - Хосе достиг наивысшей точки наслаждения, все его тело на миг напряглось, затем сотряслось от сладостных судорог, после чего старик упал на спину рядом с девушкой. Казалось, Джозефина этого даже не заметила. Старик отдышался и принялся натягивать свои дырявые засаленные брюки: - Amanita phalloides - это по нашему бледная поганка - лучшее снотворное в мире - от него засыпают и больше не просыпаются! Ты знаешь, малыш, Джозифина - самая сладкая козочка из всех, что мне когда-либо доставались, да простит меня Розита.
   Шарль смотрел на Хосе, набивающего свою трубку, на смеющуюся Джозефину и ее голые розовые ляжки, на Карбюзье, укладывающего тело Луизы в разорванном платье на в общую кучу, и не мог поверить, что ему все это не снится, что это происходит здесь и сейчас. Может, это я наелся грибов, попал в другую реальность и все это мне видится? - отрешенно думал Шарль. - Может, в действительности Джозефина сейчас празднует с гостями свой день рождения, Карбюзье готовит на кухне десерт, а Хосе мирно пасет своих коз где-нибудь на лугу, уютно расположившемся на склоне гор? Вот сейчас зажмурюсь, ущипну себя посильней, стряхну с себя этот морок, и все пройдет.
   Шарль тряс головой, кричал, искусал свои запястья в кровь, но не добился ровным счетом ничего - он оставался все в том же саду и видел те же самые лица и тела. Юноша уткнулся лицом в землю и горестно разрыдался.
  

17.

  
   Капитан Веласкес допил последнюю каплю бурбона, остававшуюся в его бокале и мечтательно взглянул на появившийся в небе серпик молодого месяца. Легкий вечерний ветерок раздувал белоснежные занавески и ласково шевелил его волосы. Капитан вздохнул, зная, что не смотря на все подтверждения истинности его недугов, которые даст его друг - доктор Дюпри, неприятного разговора с Луизой не избежать. Но пока она не вернулась, капитан Веласкес, сидя в старом плетеном кресле у распахнутого окна, наслаждался - этим чудесным вечером, теплом выпитого бурбона, согревающим изнутри, тишиной и покоем, которым дышало все вокруг. Он с грустью и нежностью вспоминал - города и страны, в которых побывал, людей, что были с ним в горе и радости, опасные и чарующие приключения, что довелось пережить, восторг, испытываемый каждый раз, когда встречаешь восход солнца в открытом море, счастье, пьянящее тех, кому удалось пережить очередной океанский шторм...
   Дверь скрипнула и за спиной капитана Веласкеса послышался звук мягких осторожных шагов.
   - Это ты? - капитан даже не обернулся, так как знал, что это Луиза - больше не кому.
   Шаги приблизились вплотную и затихли прямо за спиной капитана Веласкеса, мягкие теплые руки обняли его за шею. Капитан поднял глаза и обомлел.
   - Шинь? - только и смог проговорить он.
   - Да, Хорхе, - молодой азиат ласково улыбнулся старому морскому волку и нежно поцеловал его в поросший жесткой седой щетиной висок.
   - Но, Шинь... А... ДеГадье? Луиза? - от изумления капитан Веласкес утратил способность говорить связно.
   - Не беспокойся, Хорхе. Забудь о них, - юноша прижал голову к небритой щеке капитана. - Твой золотой мальчик снова с тобой.
   - Я... Я люблю тебя, - робко произнес капитан Веласкес и аккуратно поцеловал молодого человека в лоб. - Но... Но почему ты вернулся ко мне?
   - Я тоже люблю тебя, - просто ответил юноша. - Кроме того, только ты кормил меня ржаным хлебом с солью.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   22
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"