По сторонам мелькали возделанные поля и одинокие дома. Но чем дальше юноши отдалялись от Деварена, тем более дикой становилась природа вокруг. Вскоре с северной стороны подступил лес, а с южной - поля сменились холмами нетронутой целины.
Солнце неспешно бежало к Стальным горам, стремясь уйти на покой; свет медленно угасал. Дорога, словно речная коса, разрезала грязно-зеленое море; слева густая трава поднималась чуть выше щиколотки и волнами холмов уносилась вдаль, справа - накатывала на плотный частокол высоких деревьев.
В преддверии ночи лужи под ногами затягивались белой пленкой. Она крепла с каждой сотней шагов, превращаясь в узорный хрусталь. Нагретый за день воздух быстро терял остатки тепла, щекоча кожу стальными иглами. Благо, стена леса не давала Венет разгуляться.
Тишина крепла.
В голове принца Летар крутился рассказ Модбера об Охотниках, о Зверях, и об офтине Морте. Он многое слышал от короля об этом Перворожденном, и всегда лишь хорошее: их дружба зародилась еще в детстве, до школы Меча Богов. Плечом к плечу они прошли Восстания Домов, когда были всего наследниками. А позже - их Дома бились в Долгой войне, и союз этот ничто не смогло бы нарушить.
А потом Деррис бесследно пропал. Покинул свои земли и больше о нем не слышали.
Король рассказывал с подробностями - как до смешного нелепыми, так и трогательно печальными. Но всегда лишь до момента ухода Дерриса. Тут слова подводили, а в глазах появлялась тоска. Король не желал об этом распространяться. И Марен не настаивал - каждой истории свое время.
- Впереди, - коротко бросил Атен, видя, что принц с головой ушел в свои мысли.
Быструю рысь Инесвента, на которую тот недавно сменил мерный шаг, юноша списал на привычную горячность вороного.
Крик повторился.
Но Марен слышал его задолго до Смертного, потому и ослабил поводья. А теперь, когда приблизились, отчетливо чуял и запахи, что доносил ветер.
Кричала женщина. Хотя в этом сомнений не возникло бы ни у кого. Но ароматы подсказывали Марену куда больше. С ней ребенок - мальчик лет восьми. И раненый мужчина - принц чувствовал кровь, так же ясно, как пот вороного под собой... Еще пятеро - от этих несло тяжелой смесью перебродившего эля и немытых тел.
Присутствовали и другие запахи, которые принц безошибочно выделил среди всех. Запах кожи - так пахнет лишь кожа доспеха, и мечей - не самой стали, а масла, что пропитывает мех ножен, и старой, засохшей на лезвии, крови... Но ни один уважающий свое оружие воин не уберет в ножны грязный клинок!
Деревья отступили, открыв поляну. У обочины замерла телега. Кони безучастно склонили головы, наслаждаясь прохладной зеленью, изредка подергивая ушами, да переминаясь. А чуть в стороне, лежал тот самый раненый, жизнь его сочилась из ужасной раны, рассекшей грудь.
Возле одиноко стоящей на поляне сосны, под раскидистыми ветвями, пылал костер, там же толпились не расседланные скакуны. Хозяев юноши увидели дальше, почти у самого леса. Они окружили женщину, что прижимала к бедру ребенка и постоянно крутилась, пытаясь укрыть. Разорванное на плече платье она придерживала свободной рукой.
Женщина рыдала, умоляла, взывала к милости мужчин, чьи плечи покрывали грязные темно-бордовые плащи. Но те лишь криво скалились и громко хохотали, поочередно укалывая женщину острием меча, когда та поворачивалась спиной.
Марен выскользнул из седла - даже "древесные хищники", позавидовали бы мягкости, с которой ноги примяли траву.
Инесвент повел ухом, почувствовав потерю седока, недовольный, что останется в стороне.
- Не в этот раз, - тихо произнес принц, положив ладонь на вороную шею. - Успеешь.
Атен последовал примеру Перворожденного, но поводья гнедого все же набросил на борт телеги - этот мог и шугнуться, сбежать.
До "бордовых" - а ими оказались встреченные юношами в Деварене - оставалось с десяток шагов, когда один, наконец, заметил приближение посторонних. Впрочем, юноши и не таились - это трава скрадывала шаги, а солнце уже обагрило вершины Стальных гор, и в сгущающихся сумерках костер слепил глаза, делая тьму более непроглядной, чем она есть на самом деле.
- А вот и долгожданные гости, - захмелевшее лицо "бордового" исказила ухмылка.
Остальные четверо разом повернулись. Судя по раскрасневшимся лицам, ждали они с самой встречи в Деварене, непременно скрашивая безделье элем.
Юноши подступали, словно волки на прогулке: неспешно, клинки до сих пор покоились в ножнах.
- Дайте угадаю, - осклабился вожак, выходя вперед. - Предложите нам убраться подобру-поздорову, так? - он гортанно гоготнул, покосившись на соратников.
Ни дать, ни взять - хозяин положения! А, как иначе?! Всего два юнца, против них пятерых - бравых рубак! А то, что один - Бессмертный, так то байки, выдуманные страхом тщедушных!
- Нет, - не дрогнуло лицо принца. - Вы уйдете отсюда только в Бездну.
Протяжно зашуршала сталь меча Атена.
Вожак разразился диким конским смехом.
- Два щенка против пятерых воинов! - выдавил он сквозь хохот. - Да еще и прямиком в Бездну! Не много ли на себя берешь?
- Вы - не воины, - тихо ответил принц, и в голосе послышалось разочарование.
- Не уходи далеко, - прошипел он женщине, повернув голову. - Мы быстро.
И тут же рванул к Марену, как он сам считал, молниеносно. Меч взлетел широким замахом, лицо исказилось, из груди вырвался вопль... А в следующий миг запнулся, и растянулся прямо у ног принца. Марен лишь чуть отступил в сторону, чтобы выскользнувшая из руки мужчины сталь не задела сапоги.
Правая ладонь Перворожденного потянула клинок из ножен, держа лезвием вниз; Атен знал, насколько стремителен принц может быть - за Терасатом движения меча прослеживались только по рассекаемым струям дождя... Но сейчас он тянул меч нарочито медленно - воин уже начал подниматься, оперся на руки... И чистая клостенхемская сталь коротким толчком ударила в изголовье - "бордовый" уткнулся в траву, которая стала быстро окрашиваться багрянцем.
Презренная смерть для воина, но...
- Вы - не воины, - вздохнул Марен, покачав головой.
И остальные "бордовые", оправившись от нелепой смерти вожака, взревели. В пламени пылающего костра лица превратились в животные маски, глаза налились кровью. Ближайший слева, кинулся на принца брызжа слюной. Он походил на бешенного пса... Да, он и есть бешенный пес! Таким не место в Имале! Таких даже Проклятый Бог устыдится принять в свое войско!
Маскат взметнулся, все так же: клинком вниз, вырывая багряные струи из безжизненного тела. Принц шагнул навстречу, поворачиваясь и встречая замах с правого плеча - клинки сшиблись, меч "бордового" отскочил в сторону. Марен, продолжая движение, развернулся волчком, и острие впилось в мягкую шею, пронзив над левой ключицей и чуть встопорщив плащ на спине; язык принца неуловимо скользнул по губам, собирая кровь. Ослабевшая рука мужчины выпустила рукоять, и меч вонзился в землю; он только качнулся назад, когда глаза погасли.
Рядом раздался лязг - Атен встретил выпад, как и учил Дигар: мягко уводя удар в сторону. Стальная песня разнеслась окрест, заставляя невольно заслушаться...
Но два хриплых рычания не позволили Марену насладиться игрой металла.
Правого отделяло три шага - меч острием целил в грудь Перворожденному. Принц дернул эфес, освобождая клинок от объятий оседающей теплой плоти, следом потянулась алая ниточка; мертвое тело с хрипом повалилось на бок.
Одним коротким шагом юноша сократил расстояние. Рука наручем ударила по клинку нападавшего, отводя его в бок и вниз и пропуская в опасной близости от ребер... И "бордовый" оказался на расстоянии вытянутой руки, и влекомый силой своего выпада, сам налетел горлом на приподнятое острие; сталь проткнула тонкую кожу, окрасилась "багрянцем", и тут же вырвалась наружу. Оружие выскользнуло из немеющих пальцев, и мужчина рухнул мимо Марена, не имея сил сделать очередной шаг.
Безжизненное тело еще не коснулось земли, когда принц метнулся к последнему. Тот, что было сил "бросил" меч вперед, но эль затуманил разум, замедлил движения, нарушил координацию. Пальцы Перворожденного железной хваткой стиснули запястье, и маскат, тонко "свистнув" узорной сталью, мелькнул дугой, орошая кровью воздух на три шага в стороны - капли попали на женщину, испуганно прижимающую сына, она вскрикнула, отвернулась, - и острая грань лезвия замерла, заставив "бордового" вздернуть подбородок.
Запястье мужчины хрустнуло, ладонь потеряла жесткость, разжалась, и земля с глухим стуком приняла короткий меч. Рот его еще скалился, но глаза уже наполнялись страхом: сталь дышала в шею.
И когда глаза воина заполнил всепоглощающий ужас, когда затуманенный элем взгляд чуть прояснился, в нем появилась мольба о пощаде...
Марен вел клинок не спеша, вдавливая в мягкую податливую гортань. "Багрянец" струился сперва слабо, нехотя - дол заполнился, побежало на рукоять, - и наконец, брызнул фонтаном. Мужчина поперхнулся, в горле забулькало, и Марен отступил.
"Бордовый", хрипя, медленно осел на колени, и завалился на спину. Сердце еще выталкивало кровь, окрашивая траву, когда он умолк...
Атен усердно вытирал меч о плащ убитого, рука которого виднелась в траве, в шаге от тела - пальцы вцепились в эфес мертвой хваткой.
- Он умер позже, чем лишился ее... - оправдываясь, пожал плечами юноша, встретившись с сапфировым взглядом. - Не разжимать же...
- Глянь, в порядке ли они, - кивнул Марен на женщину.
Та стояла спиной, закрывая ребенка и прижимая лицом к животу, дабы мальчик не видел ни окровавленных тел, ни ужаса творящегося вокруг. Тело Смертной сотрясали натужные рыдания.
Принц нагнулся, небрежно отсек кусок бордового плаща, и, потирая меч, двинулся к тракту.
- И отвлеки ненадолго, - добавил, не оборачиваясь.
Атен недоуменно уставился Перворожденному в спину, рука которого механически гладила клинок, быстро намокшей тканью.
Раненый выглядел плохо, лицо побледнело, дышал тяжело и часто. Рука зажимала разрубленную грудь, края разошлись, обнажая алое мясо, веки смежились, но жизнь еще не покинула окончательно.
- Ты хочешь жить? - Марен опустился на колено.
Бордовый лоскут скрипнул на клинке, сталь поймала языки пламени, и зайчик скользнул по лицу принца.
- Кто... ты? - прохрипел Смертный, с трудом разлепив веки.
- Я спрашиваю, ты готов рискнуть и жить? - повторил принц Летар. - И, возможно, увидеть, как вырастет твой сын.
Взгляд мужчины сосредотачивался медленно.
- Жить... кем? - выдохнул он.
Он с безотчетным ужасом вглядывался в юное лицо Перворожденного, что предлагал столь желанную сейчас жизнь, но разум подсказывал весьма пугающие последствия этого выбора... Но Перворожденный говорил так обыденно и непринужденно... Мужчина все понял сам, лишь только глаза поймали сапфировый взгляд. Понял какой выбор стоит перед ним.
- Да... - просипел он: сердце, как всегда, одержало верх. - Я готов... рискнуть.
Перворожденный коротко кивнул, чуть подтянул левый рукав, провел запястьем по лезвию маската и прижал кровоточащую руку к ране. Кровь струилась мужчине на грудь, принц слегка растер, смазывая края и давая просочиться внутрь; тело мужчины содрогалось от боли при каждом прикосновении. Когда решил, что достаточно, Марен поднялся, принес с телеги, чистую рубаху, сложил несколько раз и накрыл рану.
- Прижми, - принц положил руки мужчины на ткань и, повернув голову к приближающейся женщине, добавил: - Перетяните поплотней.
Она тут же бросилась к телеге.
А принц склонился над ухом раненого:
- Если когда-нибудь привычные тебе запахи станут до тошноты невыносимыми, а ночь вдруг покажется светлее... - говорил он почти шепотом. - Оставь их. Оставь всех.
И пока принц говорил, лицо Атена бледнело. Рука невольно прижалась к боку, где под одеждой и повязкой чесался свежий шрам. Дернул плечом, где под перевязью стрела оставила ноющий след. Губы дрогнули...
Вернулась женщина с платьем, разорванным на лоскуты, и принялась накладывать перевязь. Все еще всхлипывала, но слезы уже не катились ручьями, как раньше. Сын помогал матери, как мог, но сообразив, что больше мешает, отодвинулся.
- Коней забери, - подмигнул ему Марен. - Трофеи.
Еще раз отер клинок куском плаща, который выглядел уже не лучше половой тряпки, и убрал маскат в ножны.
Мальчик бросился отвязывать животных - уж в этом-то он мог помочь!
Атен небрежно забросил на край телеги пять звякнувших кошелей, взялся за поводья гнедого. Лицо "светилось" бледностью, рука попеременно трогала то бок, то плечо. Но заговорил решился, когда отъехали на почтительное расстояние.
- Меня ты так же... лечил? - выдавил осипшим голосом.
Марен не ответил.
- Мог бы хоть спросить... - пробормотал Атен. - как этого...
Глаза юноши шарили по сторонам, вглядываясь. Он силился понять, не стало ли его зрение лучше, не посветлела ли ночь. Не слышит ли он звуки, которых нормальный Смертный слышать не может. Не пробиваются ли в нос запахи, которых не было прежде.
- Я спрашивал, - спокойно ответил Марен.
Атен уставился сквозь тьму на фигуру принца. Мысли крутились с бешеной скоростью. Хмурился, пытаясь вспомнить.
- И... что я ответил?
- Что тебе надо в Латтран, предупредить Эйнара, - улыбнулся принц и добавил: - Ты правильно выбрал. Ледари не приходят к постели.
Внезапно Атен понял, что видит улыбку Марена, видит его глаза, кажущиеся сейчас двумя обсидианами, в глубине которых играют сапфировые искры. Даже на фоне чернеющей ночи видит его иссиня-черные волосы, треплемые легкой ладонью Венет... В груди похолодело, мороз скользнул вдоль позвоночника крупными каплями, закололо в боку, будто снова вонзили острый кинжал... Глубокий вздох наполнил легкие, и воздух показался таким сладким!
- А... насколько светлее... должна стать ночь? - выдавил юноша упавшим до шепота голосом.
Марен смотрел не моргая. И Атен видел, как улыбка на его лице становится шире - сверкнули белые зубы...
- Это Элес, - рассмеялся принц.
Юноша не сразу понял, огляделся по сторонам, ища Младшего Бога, а сообразив, поднял глаза...
Дорога змеей вилась на север. Незримую границу Потерянных земель юноши пересекли несколько тысяч шагов назад. Все обжитые земли остались на юге. Даже самый северный город Смертных - Арнстал - и тот остался, где-то за правым плечом. В Потерянных землях не селились со времен... С самых древних времен.
Земли эти издавна занимали Свободные Охотники и Обращенные, но, как верно заметил Модбер, изгои, в последнее время, крайне редко забредали на Равнину, да и то, чаще на востоке. Теперь встретить их здесь, вблизи от границы - большая удача... точнее неудача.
Слухов ходило множество, но, как понимал Марен, их уничтожили Звери. Или... Обратили. В последнее верилось охотнее. Особенно после Арнстала.
Но как Ордену удалось впустить в Мир Кровавых Богов?!
Впрочем, может Орден не причина, а следствие. Когда отец... "встретил" Зверя, о "бордовых" и слыхом не слыхивали.
Но кто-то же сорвал Печать! Боги не смогли бы вернуться по своей воле!
...Дорога едва угадывалась. Здесь давно уже никто не ходил, не проезжали телеги, кони не топтали траву. Лишь по высоте поросли приходилось судить об изгибах тракта: он, как ручеек бегущий с гор, что извивается, огибая камни, бежал вдаль.
Глаз ни за что не цеплялся, куда ни глянь, везде лишь грязно-зеленое - а ночью и вовсе серое - море. И только далекий горизонт загораживали горы: на западе - Стальные, а на севере - Призрачные; вершины терялись в графитовом небе.
- А если они там? - нарушил молчание Атен. - Звери, я имею в виду.
Марен ответил не сразу. Слух ловил тихие шорохи, несущиеся с разных сторон - непуганое зверье и насекомые копошились тут и там. Но затихают они лишь, когда рядом опасность... Давно здесь никто не ходил.
- Я надеюсь, что они там, - ответил принц. - Затем и еду.
- И что будем делать?
- Убьем.
- А если не получится? - усомнился Атен.
Марен вновь ответил не сразу.
- Как получится, так и убьем.
- Что ж... - обреченно вздохнул юноша. - Жизнь за жизнь.
Принц обернулся, глянув в молодое лицо Смертного - что-то неизмеримо большее, чем просто благодарность за спасение тянет юношу с ним вглубь Потерянных земель.
Глаза Атена вглядывались в сумрачную даль, в темнеющие на горизонте горы. Он полностью погрузился в какие-то свои раздумья. Губы чуть подрагивали, шевелились, как если бы что-то шептал.
Рука принца легла на теплую шею вороного, он ослабил поводья, ткнул пятками в бока. И Инесвент перешел на быструю рысь и вырвался вперед, оставляя гнедого позади. Ветер откинул капюшон Марену на спину, подхватил плащ, растрепал волосы. Выгнал из головы ненужные, лишние сейчас, мысли.
Когда нагнал Атен, лицо его выглядело посвежевшим, румяным - ничто так не очищает разум, как морозный ветер, бьющий в лицо.