Черная густая тьма заполняет все вокруг. Заливает глаза, не позволяя видеть, закладывает уши, смешивая звуки в монотонный гул, проникает в горло и легкие, мешая сделать вдох. Вязкая, словно смола, она опутала тело, сковывая движения. И Саодир тонет под ее напором.
Адерик бьет ногами, цепляется за непроницаемый мрак, жилы едва не рвутся, мышцы болят от беспрестанной борьбы. Но тьма легко проскальзывает сквозь пальцы. В висках колотится обезумевшее сердце, и с каждым ударом Саодир погружается все глубже.
"Не-е-ет! - взбунтовалась воля. - Не так все закончится!"
Адерик согнул ноги, и оттолкнулся изо всех сил, устремляясь вверх... И тьма понеслась навстречу! Он чувствует, как она струится, обдавая холодом, как расступаются густые потоки...
Но ступни не оторвались ни на ладонь.
И в следующий миг тьма обрушилась всей своей мощью! С грохотом плеснула, словно вода из кадки на ничтожного муравья. И растеклась волнами.
Адерик разлепил, невольно зажмуренные, веки. И свет резанул нестерпимой болью, заставив вновь зажмуриться и прикрыться локтем. Воздух обжигающим огнем ворвался в легкие, расправляя "занывшие" ребра, и сердце сорвалось в безудержный бег.
Но он дышит! Дышит полной грудью!
Сквозь гул в заложенные уши начали пробиваться окружающие звуки, но они не отличались разнообразием: лишь тихий шелест травы, под гуляющим легким ветром. Она что-то шепчет... Пытается говорить с ним?
Адерик осторожно приподнял ладонь, все еще жмурясь от солнца.
Трава колыхалась, доходя до колена. Опасливо касалась нагой кожи. Щекотала. И куда ни глянь, взгляд упирался в пышный нефритовый ковер, протянувшийся до чистого лазурного небосклона, едва обремененного пеной облаков.
Саодир ошарашено озирался, прикрываясь от "золотых" лучей, что, казалось, льются со всех сторон одновременно. Взгляд метался из стороны в сторону, но кроме лазури неба, упертой в нефритовое море, не мог ни за что зацепиться. Лишь пустота. Лишь пугающее одиночество. Лишь он - единственный на бескрайней равнине.
Мысли путались. Хотелось кричать, но слова, что подбирались к горлу, оказывались неподходящими.
Тень накрыла столь быстро, что адерик не успел и вздрогнуть. Налетела со спины и мгновенно рассеялась. И прямо перед Саодиром со скоростью молнии что-то ударило в землю, вспучив пыльное облако. Раскатившаяся волна толкнула в грудь, но легко, совершенно не намереваясь сбить с ног; трава послушно пригнулась.
Под взглядом Саодира распрямилась девушка, гордо вскинув подбородок. Солнце играло на стальном нагруднике, усеянном узорной вязью рун, какие адерик видел лишь в самых древних рукописях. "Хвост" угольных волос слегка трепетал, оставив на левом виске свободную прядь. А глаза наполняла синева, которую сложно назвать иначе, кроме как черной.
Адерик не мог назвать девушку красивой. Слишком острые скулы, слишком тяжелая челюсть... И все же, само слово "красота" меркло на фоне ее облика.
- Кто ты? - зачарованно прошептал Саодир. - Что это за место?
Девушка, не сказав ни слова, величественно повела рукой. И пока та поднималась, пальцы медленно сжались, и в ладони проступил сперва - эфес, а затем - и клинок. Проступил, словно призрак обретший плоть! Изогнутый вейлан [махайра] указал в сторону Саодира, а второй такой же сплетался из туманных лучей в другой ладони воительницы, что расслабленно висела вдоль тела.
Адерик опустил глаза, проследив направление - у правого бедра, вонзенный в землю, застыл серебристый маскат [бастард]. Ни единого лишнего изгиба или узора, но прекрасный в своей простоте. Рука протянулась и сжалась на рукояти, и земля легко отпустила меч. Пальцы коснулись полированной стали, и холодный лед обжег кожу, скользнули по лезвию, и на подушечках выступила кровь. Но клинок остался чист, "багрянец" не задержался ни на мгновение, будто отвергнув "дар уважения".
Меч сверкнул в вытянутой руке, чуть поворачиваясь - словно для него кованный...
- Сталь не лжет, - голос девушки мягкой низкой мелодией коснулся слуха адерика.
Она не ответила, повернувшись левым боком и приняв стойку - вейланы, в согнутых перед грудью руках, оскалились, глядя в разные стороны. Но даже сейчас Саодир мог смотреть на нее лишь с восхищением.
Он медленно вышел вперед, остановившись в паре шагов от девушки. Меч острием "взглянул" на противницу, сжатый двумя руками, ноги напружинились.
"Что ж... - пронеслось в голове. - Узрите Боги, чего я стою!"
И клинок Саодира рванулся вперед в колющем выпаде, но острие тут же "качнулось" вниз, и меч, очертив голову широкой дугой, "упал" с правого плеча; легкая сталь позволила проделать все неимоверно быстро.
Но девушка, казалось, ожидала подобного: на первый выпад ничуть не отреагировала. И лишь на второй - вейлан в левой руке скользнул наперерез маскату, сталь запела вспоротым воздухом.
И маскат отозвался звоном.
Саодир отпрянул, оставив на рукояти одну ладонь, перед лицом мелькнул второй клинок воительницы. Локоть адерика подтолкнул вверх сжимающее его запястье. А тело, разворачиваясь волчком, уже обступало противницу слева, со стороны открытой спины. Маскат обернулся искрящимся росчерком, несущим смерть, воздух пронзил затяжной свист... "Левый" вейлан преградил путь стали, но встретил не "глухой стеной", а вскользь, "опуская" к земле; искры осыпали траву.
Адерик успел пригнуть голову и припасть на колено - по волосам пронесся "правый" вейлан. И только напряг мышцы, намереваясь рвануться вперед, как в изголовье ткнулась холодная сталь, очертив полный круг; алая струйка скользнула на грудь. Ладонь отпустила рукоять маската.
Девушка отступила.
- Ты можешь поднять клинок, - прозвучал мягкий низкий голос.
Саодир поднял глаза:
- У меня не было шансов, Агеталь.
И уголки губ гордой ледари дрогнули в улыбке:
- Не было. Но ты показал себя лучше многих. Ты можешь поднять клинок.
- Мое место в Ифре, - не отвел взгляда адерик. - Тебе ли не знать, Дочь Богов? Эд ул ласед итуен ролог [Я приму свою судьбу].
И опустил голову, открывая удару шею. Глаза закрылись в ожидании, когда боль пронзит позвоночник... Ожидание всегда тянется вечно...
- Он твой, Хранительница.
Саодир невольно вздрогнул от звука ее голоса. Но что-то хлопнуло, словно парус, наполненный резким порывом, и волна, едва не распластавшая по земле, скрыла судорогу; в закрытых глазах на миг потемнело.
- Поднимись, адерик, - донесся тихий голос, столь же мягкий, как у ледари, но более звонкий и женственный.
Саодир открыл глаза...
...Рваные тени плясали по потолку, и на краткий миг он увлекся хаотичным мерцанием. В горячем воздухе "плавали" ароматы пряных трав, и дышалось крайне легко. Что-то едва щекотало подбородок, но шевелиться не хотелось, чтобы не потревожить тепло, укутывающее тело.
По покрытому испариной лбу скользнула мягкая влажная ткань. Под шею уперлась ладонь, аккуратно приподнимая голову.
В губы уткнулась деревянная миска, и те послушно приоткрылись. Саодир ожидал почувствовать горечь отвара, но в горло скользнула прохладная свежая вода. Приподнялся на локте, жадно глотая столь живительную в сухом горячем воздухе влагу; пальцы приняли миску, запрокидывая сильней, грудь вздрогнула от капель, показавшихся льдом... Выдохнул, лишь когда вода иссякла.
Нарин с хитрым интересом наблюдала за ним все это время. Серые глаза поблескивали голубыми искрами, волосы угольными водопадами струились на аметистовое платье, вышитое серебряными узорами. Поджатые губы, словно сдерживали какие-то слова.
- Несколько странно, вот так, просыпаться и постоянно видеть тебя рядом, не находишь? - слабо улыбнулся Саодир протягивая женщине пустую посуду.
- Ничуть, - она не отвела глаз. - С тобой говорила Богиня.
Утверждение застало адерика врасплох.
- Не знаю, кто со мной говорил, - мгновенно нахмурился Саодир. - Я спал... Бредил.
- С тобой говорила Богиня, - твердо повторила Нарин.
- И ты хочешь, чтобы я теперь стал рабом твоей Богини, Хранительница? Орудием ее воли? - он откинулся на подушку, натягивая мех до подбородка. - Великая Ночь! Дали бы лучше уйти за Серые Грани!
- Ты обязан Богине своей жизнью, но ты не раб, - покачала головой Нарин. - Ты волен в своих решениях.
Саодир раздраженно вгляделся женское лицо. Сейчас... Вот сейчас, она скажет...
- Но должен ты не только Богине.
Он угрюмо отвернулся, разглядывая, как искры "танцуют" на янтарных языках, как пламя лижет стенки камина. Он мог бы ответить ей, и, наверное, многое мог бы сказать. Но она права. Каждый должен отвечать за свои поступки.
- И чего же вы от меня хотите? - он откинулся на подушку, уставившись в потолок.
Но аметистовое платье мелькнуло в проеме, и дверь затворилась.