Аннотация: Это только начало увлекательной истории из подмосковной жизни
РЫЖОВ И МАЛИНА
Все персонажи вымышлены, всякие совпадения случайны (Из титров разных фильмов)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Студент театрального училища Иван Малина был красавчик - рыжие кудри, синие глаза, шутник-балагур. Приклей ему красный поролоновый нос - вылитый клоун. На гитаре играл неплохо, пытался даже сочинять песни, но с песнями беда - они у Малины получались какими-то унылыми, имели скорбную ноту, в них к месту и не к месту звучали дурацкие русские вопросы "что делать" и "кто виноват". В общем, песни не соответствовали его красивой и редкой фамилии, а также праздничной внешности, а потому не прижились и быстро забылись. И хотя Высоцкого из него не получилось, студентки продолжали его обожать и прыгали на него, дрыгая ногами.
Приглашало его телевидение на какие-то свои съемки - пару раз он сыграл свидетеля в передаче про суд (есть такие передачи, где все якобы по правде - и судьи, и прокуроры, и адвокаты, и уголовные дела). Рыжий и причесанный Малина в костюме и галстуке выходил там к трибуне и отвечал на непростые вопросы судьи, и делал это весьма талантливо, не зря ведь он считался перспективным студентом с большим актерским будущим. А один раз он снялся даже в сериале про ментов и бандитов, сыграл в эпизоде мента, который очень решительно выбегает из кустов к бандитской машине, стоящей на обочине шоссе, и кричит: "Мордой на капот, суки!" И целится в троих бандитов из настоящего пистолета, который крепко держит обеими руками. Один против троих! Очень убедительно получилось. Бандиты, конечно, обделались со страха и сдались Малине и правосудию. И остальных своих подельников сдали. А вот что было дальше с героем Малины, неизвестно. Ну, киношники обещали снять продолжение, где Малине обещали роль если не самую главную, то с большим количеством слов, но в стране случился кризис экономики, денег на сериалы стали давать меньше, в сериалы стали приглашать только известных актеров - Хабенского, Нагиева, Пореченкова, - это сейчас они в рекламных роликах снимаются, а три года назад, когда кризис начинался, были основными героями всех сериалов.
Наш Малина быстро сообразил, что надвигается творческая бесперспективность. Учиться ему оставался один год, но телевидение его больше не приглашало, песни не сочинялись, студентки как раньше не шею не бросались, да и сам он, надо признать, выглядеть лучше не стал - стал выпивать, облохматился, отрастил рыжую же бороду и стал похож на молодого и перспективного бомжа. Полюбил пиво, водку и рассказывать новым друзьям, тоже небритым и лохматым, актерские байки. Упорно и даже с удовольствием пропускал занятия и в конце концов из училища был отчислен, так и не получив высшего творческого образования. После чего запил по-настоящему - сильно и отчаянно. Да, еще надо упомянуть, что и по сей день живет Малина в Люберцах вдвоем с мамой-пенсионеркой на Смирновской улице в хрущевке-однушке - рядом с железнодорожной станцией Люберцы-1, и что ему уже под тридцать.
Второй герой нашей истории тоже имеет отношение к Люберцам, но не прямое. Он каждый день проезжает железнодорожную станцию Люберцы-1 на электричке, следуя в Малаховку на работу. Работает он главным редактором и единственным корреспондентом малаховской газеты "Дело". Газета издается местным олигархом Купиным и выходит один раз в месяц. Дело в том, что олигарх Купин, высокий и крупный мужчина, кроме коммерции принимает активное участие в политической жизни Малаховки да и всего региона - выборы, депутатство, пиар и все такое, для чего ему, собственно, газета и нужна, ведь политику без трибуны никак нельзя. Если политических событий нет, то газета пишет об истории родного края, о Малаховском озере, в котором джентльмены удачи прятали шлем Александра Македонского, о местном театре, который основал сам Федор Иваныч Шаляпин (театр потом сожгли какие-то негодяи, но сейчас речь не об этом). А если политические события происходят, выборы там или праймериз, то газета в первую очередь сообщает о них, а вместе с ними о трудовых и политических достижениях Купина, печатает его портреты и обширные с ним интервью. Все как положено.
Так вот, второго нашего героя зовут Семен Рыжов. Это он готовит статьи про Малаховку, про успехи своего работодателя-олигарха, придумывает красивые заголовки, обрабатывает в фотошопе фотографии его встреч с жителями, делает верстку каждого номера и отправляет формы в типографию. Когда-то Семен Рыжов был независимым журналистом, его бескомпромиссные вопросы приводили в смятение спикеров пресс-конференций, его интервью ставились в пример начинающим журналистам, одна популярная газета заказала ему даже авторскую колонку, другая пригласила на постоянную работу. Но Рыжов не хотел идти куда-то в штат, предпочитая титул смелого и независимого журналиста. Надо отдать должное, Рыжов умел сочно рассказать о какой-нибудь текущей политической или экономической проблеме, его часто цитировали в фейсбуке. Но смелости и сочности постепенно становилось меньше, говорить громко о политике становилось опасным, а потом грянул этот долбаный кризис, о котором мы уже упомянули. Изменив своим убеждениям, Рыжов пошел устраиваться корреспондентом хоть в какую-нибудь газету. Но ни в одну редакцию его не взяли, всюду были сокращения. В общем, Рыжов напрочь лишился работы. Он сделал свой сайт, стал там что-то писать и публиковать, но никто не хотел ему платить. Он продал машину, пожил какое-то время не выходя из дома, пытался написать книгу о роли местного самоуправления в текущем кризисе, но тоже ничего не вышло, издатели его сочинением не заинтересовались. Когда Рыжов после шести месяцев сидения дома вышел на улицу, а жил он в Балашихе, то ноги первым делом привели его в ларек, и Рыжов уже успел сообщить продавцу объем интересующего его товара. Но именно в этот момент раздался телефонный звонок, и голос уже известного нам олигарха из Малаховки сказал в трубку, что хотел бы видеть Рыжова главным редактором газеты "Дело". Стоит ли говорить о том, что этот звонок спас Рыжова от социальной болезни под названием "алкоголизм" со всеми вытекающими из нее бытовыми проблемами. Хорошо, не стоит. Но на работу по специальности Рыжов устроился, окончательно перестав быть независимым журналистом. На момент начала истории ему было от 35 до 40 лет, он был холост и одинок. Жил небогато - зарплата хоть и главреда шиковать не позволяла.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
- Мам, где баян?
Мы находимся в Люберцах, на улице Смирновской, в квартире Малины и его мамы. Рыжий, но немного тусклый Иван роется в кладовке.
- Господи, баян-то тебе еще зачем? - появляется испуганная мама, подозрительно смотрит на сына.
- Петь хочу! - сообщает Иван и прокашливается. "Как красив свод неба атласный, и ла-ла-ла-ла-ла-ла... струн печален звон", - громко поет он, сверкая глазами.
- Пить ты хочешь, а не петь, тут баян уже не поможет, - качает головой мама.
- Мам, ты что, продала его, что ли?
- Еще не продала, но продам обязательно! Нет, а как прикажешь жить? На что хлеб покупать? Пенсию-то опять не повысили. И продам! Я уже договорилась.
- Во-о-от он, инструментик мой! Живой! - Шуршит полиэтилен, Иван достает из черного мешка баян. Стоя на стуле, накидывает ремень и начинает играть.
- Не смей, я первая решила его продать! - кричит мама. - Все равно пропьешь! Видел бы отец! Все уже пропил, до отцовского баяна добрался!
- Да не волнуйся ты, мам, не продам! Я тут делом решил заняться. Буду в электричках песни петь. Для пассажиров. А они мне платить будут. Егор Очкастый рассказывал, что эти вагонные певцы по три тысячи в день зарабатывают. Я же артист! Неужели не смогу? Да я им так спою!
И Иван начинает петь:
На призыв
мой тайный и страстный,
О, друг мой прекрасный,
выйди на балкон.
Так красив
Свод неба атласный.
И звездный и ясный,
Струн печален звон...
У Ивана хороший чистый тенор, баян звучит стройно, серенада спета так, будто ее репетировали три недели подряд.
- Но почему Бизе, Ваня? - спрашивает удивленная мама. - И кто этот Егор Очкастый?
- Егорка мой товарищ. А Бизе - потому что я ее на зачете пел, не забыл еще.
По трубе стучат соседи, то ли демонстрируя овацию, то ли требуя прекратить концерт. Мама и Иван переглядываются и смеются.
А в это же время в редакции газеты "Дело" смеется олигарх Купин. Редакция - это небольшой стол рядом с кофейной машиной в офисе олигарха. На столе монитор, клавиатура и принтер, под столом - компьютер. Корреспондент (он же редактор) Рыжов получает редакционное задание от учредителя (он же олигарх) Купина.
- Значит, смотри. Я стою здесь, - олигарх рисует на белой офисной доске схему своего выступления перед избирателями. - Народ расположен здесь. Ты фотографируешь меня отсюда. Потом отсюда. Здесь микрофон. Я беру микрофон и говорю: дорогие друзья, жители поселка Малаховка! Все мы понимаем, что в наше нелегкое время... Бл..., как же все надоело... - вздыхает он неожиданно.
- Сергей Сергеич, так это уже было на позапрошлой встрече, - говорит Рыжов.
- Что было? Про бл...?
- Нет, про нелегкое время, что все мы всё понимаем.
- Да? Ну, так накидай мне новый текст. Красиво так накидай, чтобы людям понравилось, чтобы они поняли, что я из-за них душу рву. Понял меня, да?
- Давайте так: дорогие друзья, я рад, что вы нашли время и пришли на нашу с вами встречу. С каждым днем жизнь становится тяжелее, а финансов... становится меньше... - предлагает Рыжов.
- Во-во! Хорошо. Запиши. И что я ничего не обещаю, а сразу делаю - это надо сказать обязательно. Понял меня, да? Эта встреча будет на первой полосе, заголовок должен быть громкий. Типа, "Встреча с кандидатом номер один". Или "Никто, кроме Купина".
- Восклицательный знак в заголовке поставить?
- Поставь. С восклицательным знаком и жизнь веселей.
- Во сколько встреча?
Купин смотрит на часы.
- Опа! Через час уже. Ладно, я пошел. Текст мне на месте передашь. Чтоб фотографии все были динамичными, понял меня? Через полчаса на месте!
Купин уходит. Рыжов начинает стучать по клавиатуре, бормоча и повторяя печатаемое. Включается и жужжит принтер, из него выползает текст выступления кандидата Купина перед избирателями.
Из щели автомата с жужжанием выползает билет. Малина берет билет, идет к турникетам, баян через плечо. Загорается зеленый глазок. Малина поднимается по ступенькам, идет по крытому воздушному переходу, затем спускается и выходит на платформу. До ближайшей электрички еще пять минут. Потихоньку на платформе собирается народ.
В одном из малаховских двориков народ собирается на встречу с кандидатом. Семен Рыжов передает листочек с текстом Купину, тот, шевеля губами его репетирует. Гудит микрофон. Рыжов расчехляет фотоаппарат, снимает крышку, присматривается к месту. "Раз, раз, раз..." - считают громкоговорители.
- Друзья, начинаем нашу встречу с кандидатом в депутаты...
Подходит к платформе электричка, распахиваются двери, люди молча заходят в вагон.
Семен фотографирует. Старушка в белом платке. Мама с ребенком на руках. Дед с сигаретой. Толстая рожа с тремя подбородками. Так, а это... Девушка... Да, девушка. Надо же. Глазам не верю. Чего ей тут надо? А вообще симпатичная. Нет, правда, зачем она здесь? И ведь слушает нашего Купина...
- Я рад, что вы нашли время и пришли на встречу со мной. Друзья! С каждым днем наша жизнь становится тяжелее. Финансов становится все меньше...
А симпатичная девушка действительно слушает кандидата Купина. Светлые распущенные волосы, большие глаза, высокая грудь... Но она уже заметила, что фотограф не сводит с нее глаз, вернее, объектива. И она улыбается, поглядывая в объектив. Рыжов смущается, направляет фотоаппарат на Купина. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк, серийная съемка.
- Я никогда не изменяю своим принципам. И один из этих принципов такой: я никогда не даю пустых обещаний, я всегда только делаю реальные дела. И сегодня я вас скажу так: я сделаю вам детскую игровую площадку, сделаю парковку, сделаю новый асфальт...
Внутренние двери вагона с шумом разъезжаются, входит Иван Малина. На груди баян.
- Дорогие друзья! Предлагаю вашему вниманию известное произведение мировой оперной культуры - арию Смита из оперы "Пертская красавица" известного французского композитора Жоржа Бизе, автора знаменитой "Кармен".
Звучит вступление. Под баяном привязан мешочек для денег. Малина начинает петь.
На призыв
мой тайный и страстный,
О, друг мой прекрасный,
выйди на балкон.
Так красив
Свод неба атласный.
И звездный и ясный,
Струн печален звон...
Народ не обращает внимания. Бизе-не Бизе, все рано. Одичал народ. Кто разгадывает кроссворд, кто тыкает пальцем в телефон, а кто просто спит. Стучат колеса, мелькают за окном столбы и опоры. Мешочек не наполняется, Малина с баяном идет в следующий вагон.
- И я вам скажу так: мы должны и мы будем жить лучше. Только вместе мы преодолеем несправедливость и коррупцию. Только вместе мы сможем поднять уровень жизни...
Толстая морда... Мама с ребенком на руках... Дед с окурком... А где девушка? Девушки нет. Семен отрывается от видоискателя, смотрит на избирателей. Нет девушки. Ушла.
Люди лениво хлопают, встреча окончена. Купин кланяется, как артист после выступления, расслабляет галстук.
Бизе, кода, ария Смита спета в одиннадцати вагонах. Денег - какая-то мелочь и две бумажки по пятьдесят рублей. Премьера прошла не очень. Иван Малина блестит от усталости. Выходит на далекой станции "47-й километр", садится на лавочку, ставит баян рядом, закрывает глаза. Отдохнет Малина десять минут и поедет обратно. Опять одиннадцать вагонов, серенада Смита...
Семен Рыжов рассматривает фотографии на экране компьютера. Купин с микрофоном, Купин красивым жестом показывает, что жить будет лучше, Купин улыбается, дед с окурком, мама с ребенком, девушка... Стоп. Вот она. Смотрит в объектив, улыбается.
Электричка мчится в Москву. Вечереет. Рыжов едет домой. Ехать ему до станции Перово, там пересадка на электричку другой ветки - до Балашихи. Рыжов смотрит в окошко, думает о загадочной девушке. Вдруг разъезжаются внутренние двери, в вагон заваливается Малина с баяном.
- Дорогие друзья! Предлагаю вашему вниманию известное произведение мировой оперной культуры - арию Смита из оперы "Пертская красавица" известного французского композитора Жоржа Бизе, автора знаменитой "Кармен".
На призыв
мой тайный и страстный...
Поет страстно, как настоящий оперный или хотя бы опереточный солист. Рыжов поднимается, сует в мешочек пятидесятирублевку. Там уже лежат две таких бумажки и мелочь.
В Люберцах Малина выходит. Идет с баяном по платформе. Из окна вагона на него смотрит Рыжов. Малина смотрит на Рыжова. Электричка трогается.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Чудно Подмосковье в тихую погоду, но смотреть на это чудо надо с утра. И небо синее, и сосны зеленеют, и рыбачок сидит, на речку тихо глядит. А речка блестит. Это пошло, конечно, но ведь блестит. И то, что вокруг речки, тоже блестит - рельсы, к примеру. Солнце только-только выкатилось из-за Владимира, лупит низко, и если смотреть вдаль, то от рельсовых бликов приходится зажмуриваться. Чу! Свисток. Промчалась электричка, и рельсы тут же горят, лучами горячими ослепляют. А вот и другая электричка несется и стучит. И звук такой пылкий, страстный - металл по металлу - звонкий и светлый. Умчалась, исчезла, растворилась электричка в утреннем свете, и - тихо вокруг, птицы защебетали. А солнце все выше, яркости больше, диафрагму нужно закрывать. И опять электричка - рельсов-то в Подмосковье много - звенит, несется. Куда несётесь, электрички? А куда рельсы уложены - в Рязань, в Раменское, в Люберцы, в Москву - туда и несемся. Пассажиры в мелькающих окнах насупились, молчат, солнечному утру не рады. Кто досыпает, кто в мессенджере чмоки рассылает, кто сканворды из "Тещиного языка" разгадывает, а кто и шаурму из собачьего ливера жрет. Огрубел народ.
А вот и утренние Люберцы, улица Смирновская. Блестит в лучах то ли солнца, то ли славы бронзовый певец Расторгуев и его напарница - девочка с гантелей.
- Да... Что-то Бизе не покатил, всего триста пять рублей... - вздыхает Иван Малина. Они с мамой сидят на кухне, завтракают.
- Ну ты даешь. Божественная, между прочим, серенада. Классика мировой музыкальной культуры! - лицо мамы приобретает значительно-педагогическое выражение. Как у директора школы на педсовете.
- Да я знаю... Только их там в вагоне не цепляет. Они же не знают, что классика... Мировая культура...
- Господи, что еще этому народу надо? Всё ему не так.
- Им Стаса Михайлова подавай.
Мама задумчиво разливает чай.
- Слушай, Ванечка, а может тебе тоже... того...
- Чего того?
- Ну, это... пойти по неверному пути отечественной попсы. Нет, не подумай ничего такого, я не Стаса Михайлова имею в виду, я думаю, может тебе тоже что-нибудь русское спеть? Народное?
- Мама!
- Ну не обижайся, сынок. Патриотизм нынче в моде, сейчас ведь санкции, Запад нам гадит, духовность на первом месте, территория лидерства и все такое. Вот ты и попробуй, спой им что-нибудь наше... духовное...
- Ага! "Калинку-малинку"! Ну Запад-то тут при чем?
- Да! Да, Ваня, да. Плюнь на свою гордыню и спой "Калинку". Смирись! Ну посмотри на себя в зеркало - красавчик, лицо круглое, весь рыжий, нос картошкой, чистый патриот. А фамилия какая! Малина! А Обама - ну что это такое? Правильно говорят, чмо... Ма-ли-на! Нет, с твоей внешностью и с твоей фамилией Бизе петь нельзя. А баян какой красивый, лаковый, от отца достался. Нет, только наше, только русское. Или украинское. Ой, нет-нет-нет, украинское тоже нельзя... Они же бендеровцы, прости господи.
- Бандеровцы.
- Ну, бандеровцы, какая разница. А твой Бизе - вообще поджигатель мировой культуры.
- Мам, тебя не поймешь. Три минуты назад говорила, что Бизе - это классика мировой культуры. А теперь - поджигатель!
- Правильно! А потому что надо интересоваться политикой. Ты вон водку пьешь целыми днями и ни хрена не знаешь. А я знаю! Я телевизор смотрю и понимаю, что происходит. А про Бизе забудь. Всё, я сказала! Только "Калинку"! Или Глинку.
- А-а! - Иван в отчаянии машет рукой. - В этой стране всякую гадость петь научишься. Посмотри там, в старом мешке синяя косоворотка должна быть. От "Щучьего веления" осталась... И картуз.
Электричка. Семен Рыжов едет в Малаховку. "Люберцы первые, - объявляет диктор. - Следующая - Панки". Семен лениво мотает ленту фейсбука в смартфоне, с тоской читает заголовки.
Двери между тамбуром и салоном разъезжаются. В дверях - Иван Малина. Он в голубой шелковой рубахе, баян его блестит, рыжие кудри пылают из-под картуза.
- Друзья! Хватит нам всякой иностранщины и западной попсы! Русская музыка бессмертна! Предлагаю вашему вниманию русскую народную патриотическую песню "Калинка-малинка"!
Широко растягивается баян, вагон заполняется патриотизмом.
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!
Ах! Под сосною под зеленою
Спать положите вы меня;
Ай, люли, люли, ай, люли, люли,
Спать положите вы меня.
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!
Ах! Сосенушка ты зеленая,
Не шуми ты надо мной!
Ай, люли, люли, ай, люли, люли,
Не шуми же надо мной!
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!
Ах! Красавица, душа-девица,
Полюби же ты меня!
Ай, люли, люли, ай, люли, люли,
Полюби же ты меня!
Поет Иван очень хорошо - зазывно, сентиментально, громко, тихо - как солист из хора имени Александрова. Или Пятницкого. Особенно место про "полюби же ты меня" - тут пассажиры отрываются от кроссвордов и собачьих потрохов и с довольными рожами слушают звучание родной культуры. Весело мелькают заоконные пейзажи, сверкает солнце, переливается синяя косоворотка Ивана Малины. И песенная душа-девица, и едущий в вагоне народ полюбили Ивана, бумажки и мелочь посыпались в мешок. Довольный Иван шествует по вагону.
- Скажите, а это ведь вы вчера пели серенаду Бизе? - спрашивает у него Семен.
- Я, было дело, - довольно отвечает Иван.
- Спасибо, мне понравилось, - улыбается Семен. - Классика мировой музыкальной культуры.
- За культуру меньше платят. За патриотизм больше.
- Вы - профессионал.
- Благодарю. Только некогда мне разговаривать. Выступать надо, - Малина поправляет картуз и шагает в следующий вагон.
Семен догоняет его и бросает в мешок с деньгами свою визитку.
Рельсы, рельсы, рельсы... Блестящие, отполированные тысячами, а может даже и миллионами колес. Днем они имеют синий цвет - в их высоколегированной стали как в зеркале отражается небо. Но только в верхней плоскости. В местах же креплений со шпалами рельсы грязные, ржавые, закопченные, обмазанные солидолом. И запах у них особенный - снега, дожди, окурки, плевки, сопли, объедки и испражнения подмосковного гомо сапиенс - все липнет к рельсам и шпалам. Это на перегонах. А там, где стрелки - там почище, там рабочие время от времени подчищают и плевки, и окурки. Наводят порядок. Стрелки - они ведь важные стратегические объекты. Они могут изменять направление. Едете вы, положим, в поезде прямо, и вдруг раз - свернули направо. Или налево. И прощай, прямая дорога... Но стрелки пока спят спокойно, никто их не переводит. Едем туда, куда едем.
Рыжов выходит из вагона, проходит через турникет, спускается в переход, понимается, выходит на поверхность Малаховки и направляется в редакцию. Он садится за стол, включает компьютер, наливает кофе. Собирает полосу со вчерашним выступлением Купина на встрече с избирателями.
- Готовься к митингу! - входит Купин.
- Какой еще митинг? - спрашивает Рыжов. - Вчера же был митинг.
- Семен, твою мать! Вчера был не митинг, а встреча с моими избирателями, понимать надо. А сегодня - настоящий митинг. Надо написать, что пришли тысячи людей, все дружно кричали "Купин наш депутат!". Так, давай быстро мое выступление накидаем.
- Давайте сначала вчерашнее посмотрим, фотки отберем - первая полоса все-таки.
- Нет, вчерашняя встреча будет на второй или третьей полосе. А на первую поставим митинг. Понял меня, да? Показывай фотки.
Рыжов тыкает по клавиатуре. Купин смотрит на экран. Купин с рукой, Купин улыбается, Купин говорит в микрофон, дед с окурком, девушка...
- Это кто?
- Жители, ну... Избиратели.
- Вот на хрена ты всех подряд фотографируешь? А, Семен? Меня надо фотографировать, меня, понимаешь? Я кандидат! Дед какой-то, баба... Кому они нужны? Я должен быть на снимках. Так, еще раз... Этот... вот этот... и этот. Всё. Теперь текст. Давай быстренько тезисы набросаем, ты потом литературно так красиво обработаешь и мне перед выступлением отдашь. Понял, да?
- Давайте.
Купин подходит к белой офисной доске, начинает импровизировать:
- Надо сказать, что кандидатов в этот раз много, но победит кто-то один. А кто он, этот один? А он - самый достойный. Наш великий народ, жители поселка Малаховка, должны определить, кто из кандидатов самый достойный. Да, трудно сделать правильный выбор, но надо присмотреться к кандидатам. Кто из них много обещает, тот - это сразу понятно - ничего не сделает. А тот, кто ничего не обещает, а делает реальные дела - разве это плохой кандидат? Разве не стоит проголосовать за такого?
Купин не просто импровизирует, он декламирует. Он ощущает себя героем предстоящего митинга. Рыжов едва поспевает фиксировать тезисы. Пальцы его напряженно бегают по клавиатуре.
Пальцы Ивана малины бегают по кнопочкам баяна. Он поет "Калинку" уже в одиннадцатом вагоне. Правда, вагон почти пуст, всего шесть или семь человек, но это Малину не смущает. Он работает с полной отдачей.
Ай, люли, люли, ай, люли, люли,
Спать положите вы меня.
Электричка останавливается. 47-й километр. Концерт окончен, Иван Малина благодарит пассажиров и выходит из вагона. Снимает баян, садится на вчерашнюю скамейку, заглядывает в мешок с деньгами. Денег побольше, чем вчера, но не так много, как хотелось бы. Есть даже одна сотенная. А все-таки мама оказалась права - русская культура русскому народу ближе, чем культура западная. Так, а это что такое? Пальцы Ивана вытаскивают из мешка визитку. "Семен Рыжов, главный редактор малаховской газеты "Дело", - читает Иван. И телефон с электронной почтой, все как положено. А, это тот, которому Бизе понравился, вспоминает Иван, в первом вагоне ехал. Что это, получается, главные редакторы теперь визитками расплачиваются? Тоже мне, Малаховка. Иван ухмыляется. Рожа его сверкает, впрочем, как и баян. Он рассовывает деньги по карманам, думая о том, что на обратном пути до Люберец заработает еще столько же. А ведь еще только 11 часов. В Люберцы он приедет в районе обеда. А что если еще разок сгонять туда-сюда. Эх, калинка-малинка! Или лучше водочки купить? Отметить, так сказать, удачное выступление? Хрен его знает... Водочка - хорошо, но мама... В раздумье Иван надвигает на лоб картуз, вытягивается, закрывает глаза.
"Раз, раз, раз..." - проверяются микрофоны перед митингом. Народ уже собрался, ни о каких тысячах речи, конечно, нет; так, человек сто пятьдесят, не больше. Купин читает бумажку с текстом, шевелит губами. Рыжов достает большой объектив, вставляет его в фотоаппарат. Митинг начинается.
- Друзья! Мы собрались на нашем предвыборном митинге, чтобы убедиться, что наш малаховский избиратель - лучший избиратель в мире. Слово предоставляется товарищу Купину, нашему кандидату!
- Дорогие жители Малаховки! Лето 2016 года показало, что мы живем в непростое время. Экономика рушится, бизнес притесняют со всех сторон, зарплаты не индексируются, у наших пенсионеров отняли бесплатный проезд по Москве...
Рыжов щелкает затвором, снимая Купина. Поворачивается к митингующим, рассматривает их через объектив. Опять этот дед с окурком, мамаша с ребенком, но уже другая, тетка в косынке, там менты стоят, вот мужик какой-то в бейсболке и с золотой цепью, вот Вовка с МЭЗа фотографирует митинг на телефон, вот директора школ стоят рядышком, вот депутаты...
- В сентябре состоятся выборы, вы все знаете об этом. Надо сказать, что кандидатов в этот раз много, но победит кто-то один. А кто этот один? А он - самый достойный. Народ, жители поселка Малаховка, должны определить, кто из кандидатов самый достойный. Да, трудно сделать правильный выбор...
Так, депутаты... за ними Анжелика, директор местного дома культуры, так, это тетя Таня, на рынке зеленью торгует, это Иван Михалыч, водолаз с озера, это... Стоп! Она!
Прямо в объектив смотрит и улыбается вчерашняя девушка с распущенными волосами. Рыжову даже показалось, что она махнула ему рукой. Он отнимает глаз от видоискателя, смотрит на митингующих. Невооруженным глазом они кажутся маленькими и далекими, но Рыжов видит светлые волосы девушки, ее насмешливые глаза и стройную фигуру. Он поворачивается к сцене и начинает фотографировать Купина.
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!
47-й километр. Малина выходит из вагона и ковыляет к своей скамейке. Скидывает баян, садится, считает деньги. Он приехал сюда уже во второй раз за сегодня. Герой труда. Культуртрегер. Только денег-то хотелось бы побольше. Ничего, думает Малина, щас обратно поеду, накидают. Ведь я же хорошо пою. Я же артист!
Неподалеку от него подсаживается паренек в черной футболке. Сплевывает. Закуривает. Тоже ждет электричку. Платформа пуста. Еще несколько человек бродят в ожидании.
- Так, ты посчитал, сколько было народу? - спрашивает Купин. Они с Рыжовым сидят у редакционного компьютера.
- Человек двести, не больше.
- Ты что, вредитель? Я на трибуне когда стоял, человек восемьсот насчитал. Короче, напишешь, что на митинг собралось тысяча человек.
- Да не было тысячи. Не могло прийти столько народу.
- А ты напиши, вот и сможется. Понял меня, да? Давай фотографии.
Рыжов открывает папку с фотографиями. Купин с микрофоном, Купин в вытянутой рукой, Купин смотрит вверх, Купин улыбается, Купин понял вверх указательный палец, Купин, Купин, Купин...
- Так, хорошо. Фотки хорошие, любую можно ставить. А где народ?
- Так вы же сами сказали людей не фотографировать, а только вас.
- Ну говорил, говорил. Давай, показывай людей. Люди нужны. Многочисленные мои избиратели.
- Так нет людей, верней, фотографий... нету. Вы сказали не фотогра...
Купин смотрит в потолок, наливается кровью.
- Семен, твою мать! Ты что, дурак? Это же был митинг. Ми-тинг! Больше такого не будет! Тысячи людей пришли, чтобы выразить мне доверие. Мне! Доверие! Тысячи! Десятки тысяч! И ты их не сфотографировал? Ты понимаешь, что ты наделал? Ведь мне в газету нужен такой снимок, на котором тысяча человек! Моя поддержка! Где такой снимок? А нету! Фотограф не сфотографировал. Это же вредительство! Семен, ну какой ты журналист, если элементарных действий не соображаешь? А еще главный редактор. Бл..., ну как же мне всё надоело! Так! Взял фотоаппарат и побежал фотографировать! Быстро! Чтоб завтра утром фотографии людей были! На первой полосе!
Вечереет. Бежит по Подмосковью электричка, вся в лучах заката. Рыжов в вагоне смотрит в окно. Вспоминает девушку на митинге. А ведь она помахала ему. Так деликатно, почти незаметно. Но помахала. Или все-таки показалось? Да нет, помахала. Интересно, как ее зовут? Ей бы пошло имя Юля.
В соседнем вагоне старается изо всех сил Малина. Это четвертый его рейс за сегодня, сорок четвертый вагон. В середине вагона сидит тот самый парень в черной футболке, пялится в телефон.
Ай, люли, люли, ай, люли, люли,
Спать положите вы меня.
Еще несколько монет упало в мешок. Люберцы первые. Малина выходит, снимает картуз, плетется с баяном по платформе. Проходит мимо вагона с Рыжовым. Через стекло они узнают друг друга, приветливо машут руками, улыбаются. За Малиной идет черный парень. В переходе пусто. Малину окружают трое парней, подходит и тот самый, из вагона.
- Калинка-малинка? - говорит он, сплевывая на ступени. - Бабки давай! Магомаев, бля.
- Парни, вы чего? - Малина сильно удивлен, он не может поверить, что вот так, летним вечером на него напали грабители. - Какие бабки?
- Из мешка своего.
- Да я не заработал почти ничего, так, копейки.
- Давай! - черный паренек кивает своим, те хватают малину за руки и шарят по карманам. Достают деньги.
- Восемьсот шестьдесят рублей. Чё, это все, что ли?
- Парни, не забирайте. Это маме, у нее пенсия...
Удар в скулу. Малина заваливается набок, хватается за лицо.
- Значит так, Кобзон. Если хочешь работать, с тебя штука в день. Усек?
- Но... вы же на меня напали. Отняли всё.
- Дак опасно с деньгами ходить, нападают всякие. А будешь нам отстегивать - никто тебя не тронет. Ни здесь, ни на сорок седьмом, ни в вагонах. Усек?
- Да, я понимаю... но... тысяча в день - это же много. Я столько не зарабатываю. Я только начал.
- А ты постарайся! Малинин, бля. Уходим! - командует черный, и компания исчезает.
Улица Смирновская. Неожиданно пошел дождь, стемнело, редкие прохожие раскрыли зонты. Малина стоит на тротуаре, со злостью смотрит на бронзового Расторгуева. У Малины заплыл левый глаз, по баяну текут струи, косоворотка промокла насквозь, а картуз вообще остался в переходе, где Малина лишился своего кровного заработка. Малина немного выпил, чтобы полегчало в тяжелой жизненной ситуации, и потому захмелел. Одна знакомая в продуктовом ларьке дала ему в долг бутылку самой дешевой водки. Мир не без добрых людей.
- Дура! - кричит Малина, глядя на Расторгуева. Тетенька с зонтом испуганно шарахается в сторону - она как раз проходила возле памятника и подумала, что пьяный баянист ей угрожает. - Какая же ты дура! Вот чего ты гантелю взяла? Ну зачем тебе гантеля? Дура!
Малина орет не на прохожих, он орет на девочку с гантелей, которая сидит рядом с Растрогуевым. Скульптурная группа в честь группы "Любэ". Редкие прохожие останавливаются и смотрят на орущего рыжего баяниста в синей косоворотке с интересом.
- Ну дай ему по морде гантелей. Дай! Все равно он петь не умеет. "Любэ", бля! Три аккорда! Танцуйте мальчики, любите девочки... Вот вам! - Малина делает руками неприличный жест. - Петь надо уметь! А ему памятники ставят... Дура! Ну дай ему по морде, дай! Дай, дура!
Балашиха, вечер. Рыжов готовит ужин. Он живет один, лет десять назад жена от него ушла, так и не поняв стремление Рыжова быть независимым журналистом. Тоже однушка, тоже хрущевка. Маленькая кухня, на плите сковородка, на сковородке жарятся сосиски. Рыжов открывает банку зеленого горошка. За окном уже темно, стучит по подоконнику дождь.
Звонок. Мобильный телефон. Вообще-то, это плохой штамп, когда автор заставляет своих героев разговаривать по мобильной связи. Но, как оказалось, в эту минуту без звонка было не обойтись, да и разговор будет недолгим.
- Да! - говорит Рыжов в трубку.
- Здравствуйте, это Семен Рыжов?
- Да. Кто вы?
- Я Иван Малина, мы с вами утром в электричке поговорили, вы мне свою визитку еще дали.
- Простите, Малина?
- Да, Иван Малина, фамилия такая.
- Очень приятно, я - Семен. И вы пели "Калинку-малинку", если не ошибаюсь?
- Да, пел. Но у меня все деньги отняли.
- Кто отнял?
- Хулиганы в Люберцах, в переходе. Сказали, чтоб я им платил.
- А вы?
- А я напился и с Дусей разговаривал.
- С Дусей? Какой Дусей?
- Ну, девочка с гантелей.
- Вы пьяны?
- Немножко...
- Что вы хотели?
- Я? Ничего. Я думал, это... Вы же сами дали мне визитку. Вот я и позвонил.
- Да-да... Послушайте, Иван, а завтра вы собираетесь... петь?
- Вообще-то, нет. У меня грим не тот.
- Понятно. Ну...
- Семен, а вы во сколько поедете завтра?
- Ну... Я обычно в Малаховку к десяти утра приезжаю.
- Значит, в Люберцах вы без пятнадцати десять. Я могу прийти к последнему вагону.
-Договорились. В Люберцах в последнем вагоне электрички от Москвы.
- Ага. Ну, до завтра.
- Всего доброго.
Так они познакомились - Семен Рыжов и Иван Малина. За время телефонного разговора сосиски на сковородке обуглились, в квартире Рыжова запахло гарью. Рыжов, вздохнув, бросил сосиски в раковину, открыл кран, черные сосиски зашипели, пуская пар. На ужин остался только горошек.
Но это только начало истории, дальше будет интереснее.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Станция "Люберцы первые". Чтобы начать даже недалекое путешествие на электричке, нужно - кроме покупки билета и прохода через турникеты - постоять на платформе, это всенепременно. Но сначала ты идешь по станционному коридору, источником волшебного света в котором служат мутные ледяные пятна - когда-то они были пластмассовыми окнами. С коротким эхом ступаешь наверх, считая от нечего делать ступеньки. Ступенек - шестьдесят. На каждой сотни плевков - каждый второй пассажир считает своим долгом здесь харкнуть или высморкаться. Спускаешься на нужную платформу по таким же заплеванным ступенькам, но более узким. И вот она, платформа. Зал ожидания на свежем воздухе. Всё здесь кажется зеленоватым, потому что над всей платформой навис навес из зеленого пластика. Вокруг опор - кольцевые скамейки для культурного ожидания электропоездов. На одной из них лежит человек. Отдыхает. На других сидят ожидающие, половина которых жует шаурму, а вторая половина курит. Смесь соляры, курева и шаурмы - вечный запах железной дороги, запах, повышающий настроение. Туалета нет. В прошлом году он был, но потом его убрали, и воздух стал чище.
Обычное подмосковное утро. Диктор женским голосом объявляет что-то важное, но ни слова нельзя разобрать, кроме того, что "поезд следует со всеми остановками", - акустика такая. На соседнем пути расположился состав из цистерн с нефтью и бензином. Цистерны черные, грязные, липкие, на некоторых ярко написано "Русский мир". Цистерн около сотни. На заборе, отделяющем платформу от города, от руки намалеван номер телефона для желающих купить соль или спайс. По торцу платформы карабкаются люди, не желающие цивилизованно проходить через турникеты. Прогуливается по платформе и полицейский с дубинкой - за порядком здесь следят строго. Обычная подмосковная платформа.
На станционных часах без четверти десять. Иван Малина стоит на краю платформы. Рукой он держится за подбитый глаз. На кольцевой скамейке сидит вчерашний черный парень, главарь тех, что вчера на Ивана напали. Будем называть его "Черный". Он следит за Иваном, но при этом смотрит вдаль. Но Малина его уже заметил. И вот вдали, в паутине рельсов, опор и проводов - чу! свистит! - появляется электричка. Приближается. Подъезжает. Двери с шумом открываются. Иван заходит в последний вагон, Черный шмыгает за ним. "Следующая станция Панки!"
- Здравствуйте! - в вагоне Иван садится напротив Семена Рыжова. - Извините, что так получилось...
- Рад вас видеть, - улыбается Рыжов. - Рассказывайте. И давайте, если вы не возражаете, перейдем на "ты".