Бабушке Агриппине Петровне недавно стукнуло семьдесят восемь лет. Всю свою жизнь она прожила в селе Коркодиново, которое народ уже давно переименовал в более понятное и легко произносимое Крокодилово.
Случалось в судьбе Агриппинушки многое: тяжелое голодное детство, жизнь в огромной крестьянской семье и раннее замужество. Просватали ее родители за соседского парня бухарика-нищеброда Антошку. Антон пил сивуху по всем поводам и праздникам. Домой приносил то, что осталось от попойки с такими же, как он дружками. Вскоре его убили в пьяной драке. От этого супружеского "счастья" у Агриппины остался сын Валерий, внешне очень похожий на популярного актера Гармаша. Вор-алкоголик, недавно пропавший неизвестно куда. Поговаривали, что его посадили за кражу запчастей от трактора.
В последнее время бабушку Агриппину интересовали лишь урожаи картошки, огурцов и ягод в огороде, слезливые сериалы по "телевизёру", да разговоры с иконами, висящими в углу комнаты.
Как-то, прогуливаясь по деревенской улице, Агриппина встретила соседку и лучшую подругу, Дору Дормидонтовну, моложавую старушку в модном пальто и большом коричневом берете на голове. В руках у нее был огромный пакет с продуктами.
- Вот автомагАзин приезжал: купила песочку, конфет, мервишели. А больше ничего там такого и нет, да и что купишь на нашу пензию? - Дора презрительно скривила густо намазанные малиновой помадой, губы. Она до сих пор пользовалась косметикой: подкрашивала старческие веки фиолетовыми тенями, румянилась, подводила жидкие бровки черным карандашом. Носила в ушах почерневшие от времени серьги с зелеными камушками. Волосы, окрашенные хной в огненно-рыжий цвет, собирала в пучок на затылке.
Ходили слухи, что одинокая Дора до сих пор надеется встретить тихого непьющего старичка подходящего возраста. Старушка хвасталась знакомым, как в молодости, будучи барышней восемнадцати лет очень красивой внешности, она кружила головы всем деревенским парням и женатым мужичкам.
- А у меня неприятности, - пожаловалась Агриппина. - Что-то захворала: голова трещит, живот, как будто газированный, видеть плохо стала. Городские дохтора не знают, что со мной. Видно помирать пора, да Бог не хочет меня брать.
- А тебе надо в церковь сходить, к батюшке, он все знает. Свечку поставить, угодничкам помолиться.
И вот в субботу полупьяный дед Федот, которого прозвали Бобром из-за двух длинных, вперед торчащих двух зубов, повез старушек в церковь на подводе, запряженной старой клячей, неопределенной масти.
В рваной фуфайке и грязной тельняшке, зимней шапке, одно ухо которой задорно торчало вверх, а другое пессимистически свисало вниз, дед Федот выглядел неотразимо. Его лицо, давно небритое, и безгубый рот, с зажатой в уголке папироской, выражали довольствие жизнью. Старушки обещали хорошо заплатить за поездку, он мечтал, что купит на эти деньги бутылку настоящей хорошей водки и в одиночку выпьет ее всю.
В храме сельского прихода радушно встретил их отец Евласий, бородатый толстый мужчина небольшого роста. Крест, висевший на груди священнослужителя, лежал параллельно полу из-за не в меру толстого чрева, а ряса всегда пестрела пятнами, видимо Евласий предавался греху чревоугодия.
В церкви было тепло, горели свечи и лампады. Со стен строго смотрели святые угодники, к которым набожная Агриппина непреминула подойти и помолиться. Затем она обратилась к отцу Евласию и пожаловалась на плохое самочувствие.
Батюшка внимательно посмотрел на нее и призадумался.
- Да в тебя, милая, бес вселился, изгонять надо! Сейчас прямо и начнем!
Он накрыл ее с головой покрывалом и принялся читать молитвы, окропляя святой водой и махая кадилом. Но бес не выходил из несчастной.
Внезапно бабушку заломало, она упала, страшно и громко завыла, стало биться лбом о доски пола. Поп опустился рядом с ней на колени и приложил ко лбу большой серебряный крест.
Но нечистый укрылся в ближайшей щели, и достать его было невозможно.
Старухе Агриппине полегчало, она радостно поцеловала попу руку и удалилась, в сопровождении подруги.
Сидя в телеге, старушка улыбалась, и даже пела:
- Сизый селезень, да по конавке, возвивается, возвивается!
Она заплатила Бобру больше, чем договаривались.
Но тем же вечером, когда старушка принесла любимому коту Борьке на ужин отварной рыбки, тот изогнулся дугой, взъерошил шерсть на спине и злобно зашипел. Глаза его стали большими и загорелись, словно фары.
Встревоженная таким поведением животного, Агриппина, снова побежала к соседке Доре и поведала ей обо всем. Старушки решили поехать в храм на следующий день.
Отец Евласий опять накрыл ее покрывалом, приставил ко лбу старухи крест и сказал задумчиво:
- Еще один бес в тебе сидит! Видно ты много грешила в молодости. Не удается его выгнать.
По Крокодилову давно ходили слухи, что в соседней деревне Козловке есть бабка Настя, хорошо изгоняющая бесов. Знающие люди говорили, что эта древняя старуха может изгнать нечистого таким образом, что он никогда обратно не сможет вернуться.
И Агриппина, вспомнив об этом, схватила бутылку самогона и побежала к Бобру договариваться, чтобы он свез ее к этой колдунье.
На следующий день, вечно пахнущий перегаром и конским навозом, с неизменной папиросой в углу рта, громко кряхтя с похмелья, Бобер повез Агриппину и Дору в Козловку к ведьме.
Их встретила маленькая старушонка, похожая на сухой сучок, лохматая, беззубая, в старом рванье вместо платья. Как Настя говорила, ей сто семьдесят лет. Бог пожаловал ей бессмертие и дар исцелять православный люд от всякой хвори, изгонять бесов и прочую нечисть.
В полутемной избушке ведьма усадила подруг на деревянную лавку, подошла к ним вплотную, уставилась на Агрипину, при это ноздри ее крючковатого носа шевелились, как будто ведьма ее обнюхивала.
- Я вижу тебя и телевизир. Черт в тебе сидит и смеется! - скрипуче прокаркала она. - Прогнать его надыть, не место ему здеся!
Колдунья схватила со стола, покрытого грязной скатертью, деревянную плошку, в которой еще недавно была жареная картошка и стала колотить по ней ложкой прямо над головой обомлевшей Агриппины. При этом ошметки пригоревшего картофеля, остававшиеся на дне, полетели в рядом сидящую Дормидонтовну. Та замерла и только жмурилась от летящих объедков.
Затем колдунья дала Агриппине выпить волшебное зелье - мутную жидкость, по вкусу обычный самогон, и погнала ее в сарай, где басовито хрюкала огромная свинья. Заставила сесть на животное верхом, дала в руки икону с изображением какого-то праведника, и начала хлестать несчастную еловыми ветками. При этом она бормотала на непонятном языке и прыгала вокруг, стуча в плошку, пока не устала. Опустилась бабка Настя без сил на кучу соломы.
- Нетути в тебе больше беса, - прохрипела она.
Вернувшись в избу, ведьма развернула поданный Дорой пакет, в знак благодарности за исцеление, и стала ворошить его.
- О, мирмалат, с чаем потом попью! Печенюшки, повидлица, хрукты! А мужик вон тама на тялеге сидит - хорошим мужем тебе будет, - сказала она Доре.
Пьяный Бобер повез старушек обратно в Крокодилово. Во время изгнания нечистого, он умудрился стащить у колдуньи самогон и выпить всю бутылку.
- Прощевайте, скатертью дорога! - попрощалась ведьма. - Бога не забывайте!
По пути домой Агриппина рассказывала об изгнании беса. Похвастала даже, что колдунья разрешила подержать нечистого за хвост, который почему-то очень напоминал веревку.
Вечерело. Старушки торопили вконец опьяневшего Бобра. Вскоре должен был начаться их любимый сериал "След". Ехать пришлось через лес, на опушке кто-то страшно выл, протяжно и громко. Лошадь захрапела, резко дернулась и встала. Ойкнул и заматерился задремавший, было, Бобер. Старушки перекрестились и зашептали молитвы.
Испуганная лошадь тронулась с места и быстро довезла телегу с перепуганными насмерть пассажирами в Крокодилово.
Пьянющий Бобер громко матерился, он так и не понял, что произошло.
Наутро сухонький старичок Никодимыч, с седой бородой до самых колен, старожил здешних мест, заглянул к Агриппине почаевничать. Бабка поведала мудрому старцу о вчерашних приключениях. Смачно потягивая сладкий чай из жестяной кружки, он предположил:
- Это упырь лесной по вечерам воет! Внешне похож на шкелет, только светится весь, а глаза на нитках болтаются! Воет страшно, с чертями да бесами дружит. Это он сердится, что ты, Агриппинушка, его дружка беса изгнала! Бомжем, значится, сделала. Теперь смотри, чтобы нечистый обратно не заскочил, широко не зевай, рот ладошкой прикрывай! И крестись почаще, а ухи ватой затыкай.
С тех пор Агриппина беспрестанно крестилась, а голову повязывала косыночкой, чтобы нечистый через уши не вернулся.