- Вот видите, гражданин Банников, - арестовать Вам поручено, а не задержать на три дня. Так что давайте каждый своим делом заниматься. Мое дело - доказать свою невиновность. Я думаю, что если каждый из нас будет выполнять свое дело честно, то мне это удастся. А если нет, то, что ж, пройду весь путь от задержанного до осужденного и заключенного. И это будет наиболее убедительным доказательством измены руководства заветам Ленина.
...Подробно характеризовал Советское государство, показав его угнетательскую роль и бюрократическую структуру. Все шло с моей точки зрения хорошо. Я заранее обдумывал вероятные темы наших бесед и готовился к возможным вопросам. Я был готов к ответу на любой из них, кроме одного.
Беспокоил меня вопрос "о расстреле рабочей демонстрации в Новочеркасске". Я ожидал, что меня спросят: "Откуда Вы взяли, что в Новочеркасске в кого-то стреляли и что вообще там была антиправительственная демонстрация?" Такой вопрос был естественен, поскольку об этом расстреле официально нигде не сообщалось. Что же я мог ответить? Я абсолютно верил всему, что рассказал мне человек, видевший все своими глазами и знавший о событии также и по отчетам. Но я не мог сослаться на этого человека, как не могу и сейчас назвать его. Думаю, что и сегодня ему не избежать бы больших неприятностей, если бы власти узнали о его участии в распространении сведений о Новочеркасских событиях. Обдумывая ответ, я пришел к выводу, что отвечать можно только таким образом: "Я уверен, что все произошло именно так, как я описал в листовке. Назвать источники не могу, потому что уверен, это против их безопасности. Если Вы несогласны с моим описанием, давайте произведем гласное расследование с моим участием".
Но мне не пришлось прибегнуть к этому предложению. Георгий Петрович не рискнул отрицать событие. Он задал этот вопрос таким образом: "Ну вот, вы пишите в Вашей третьей листовке, что в Новочеркасске войска расстреливали рабочих, но ведь дело было совсем не так...
- А как? - бросил я быстрый вопрос.
- Ну-у... Там были нарушения общественного порядка...
- Это по-Вашему нарушение общественного порядка, а фактически на улицы вышли Новочеркасские трудящиеся и пошли мирной манифестацией. Если там действовали хулиганствующие или террористические банды, которые можно "урезонить" только оружием, то почему об этом не сообщили в печати?
- Сообщили...
- Где? В какой газете? Я нигде таких сообщений не читал.
- В местной прессе, - сильно смутившись, сказал Кантов и затем добавил. - Там зачинщиков судили... И об этом писала местная пресса...
- Ну да! Добивали тех, кого не достреляли на улицах. Об этом я знаю. Местная пресса дала короткое сообщение о том, что состоялся суд над зачинщиками общественных беспорядков. Судили 15 человек, чтобы запугать все население города. Из пятнадцати 9 приговорили к смертной казни и приговор привели в исполнение. Но меня интересует не это, а кто виноват в расстреле демонстрации, в убийстве нескольких сот людей, в том числе женщин и детей. Виновники этого преступления меня интересуют. И в частности, я хотел бы знать почему члены Политбюро - Микоян и Козлов в общении с трудящимися предпочли пули словам. Это огромное преступление, равносильное убийству Коммунистической партии Советского Союза. Кровь, пролитая на улицах Новочеркасска, Тбилиси, Темир-Тау, Прилук, Александрова и других городов, непреодолимой преградой станет между партией и трудящимися.
хх Среди прочего в Новочеркасске приговорили к расстрелу 7 баб, случайным образом захапанных на улицах? И расстреляли? Сколько лет прошло, а кремлёвская банда до сих пор не выпустила 10 томов документов с приложением 500 фотографий и 3 часов киносъёмок... Словно они в Кремле -родные братья бандитам-расстрельщикам... хх
... Много пришлось пережить, прежде чем я понял, что единомышленников там нет, никто из них не руководствуется совестью и честностью в ведении дела, чувствовать себя выше следователя, надеяться его обыграть в следствии по меньшей мере ошибочно. Как бы неопытен и неумен был следователь, он превосходит подследственного. Во-первых, он находится на работе, в обычных для него жизненных условиях, а вы вырваны из привычной среды и изолированы от всего мира в непривычных и даже нестерпимых условиях. Во-вторых, к каждому вопросу он готовится специально, пользуясь при этом, всем накопленным следственным опытом. Допрос он ведет по заранее составленному плану. Он обдумывает формулировку каждого вопроса и, чаще всего, даже самые невинные его вопросы имеют продолжение в дальнейших, тоже внешне невинных вопросах. А вы приходите, не зная даже вероятного характера данного допроса. В-третьих, следователь в курсе всей обстановки вне следственной комнаты и знает все материалы дела и все показания свидетелей.
Учитывая все это, многие правозащитники пришли к убеждению, что на следствии по политическим делам единственно правильная тактика: НЕ ДАВАТЬ никаких показаний, ничем не помогать следствию, готовящему фальсифицированный процесс. Я в то время этого не понимал. Я еще был коммунистом и работников следственного и судейского аппарата считал коммунистами. А меня "вели" как мальчика. Изучали все мое нутро. Только в институте Сербского, когда я начал догадываться, что мои врачи осведомлены о том, что я высказывал "не для протокола", мне пришло в голову, что все мои высказывания записаны. В 1965 году я точно знал, что это так, и что пленки прослушивались всеми членами Политбюро. Их оценка моих высказываний и одновременно решение моей судьбы в следующих словах Михаила Андреевича (Суслова): "Так он же сумасшедший. Опасный для общества сумасшедший. Его надо надежно изолировать от людей". И эту информацию в Политбюро дал мой скромный, застенчивый, так непосредственно СМУЩАЮЩИЙСЯ И КРАСНЕЮЩИЙ следователь. Он несомненно заслужил на мне свой служебный взлет. За то время, что я был в спецпсихбольнице, он от подполковника вырос до генерал-майора. хх В те времена хорошо оплачивались услуги бандитов. В наши дни разве в Кремле закончились звезды и погоны для бандитов? хх
Однажды он, объявив мне какую-то пустяковую бумажку, открыл столик и достал из ящика томик Ленина, потряс им и сказал: "Не думайте, что я забыл о допросах. Я готовлюсь. Вот читаю: "Государство и революция", чтоб быть готовым дискутировать с Вами".
- Нет, Георгий Петрович, не выйдет, - сказал я. - Это не для легкого чтения. Чтобы дискутировать по этому вопросу, надо жить им.
- А я все же попробую понять эту премудрость.
И "понял".
10-го марта, вызвав меня, он с безразличным видом, как-будто речь шла о каком-то пустяке, положил передо мной лист с машинописным текстом и сказал: "Познакомьтесь, пожалуйста, с этим постановлением и распишитесь. Я сразу охватил взглядом заголовок: "Постановление о направлении Григоренко Петра Григорьевича на амбулаторную психиатрическую экспертизу в научно-исследовательский институт судебной психиатрии им. проф. Сербского."
Не читая текста, я уставился в лист. Затем поднял глаза на следователя и тихо, с укором спросил: "Значит нашли выход из тупика?"
Георгий Петрович сделался весь красным и прямо с неподдельным ужасом воскликнул: "Ай, Петр Григорьевич, что Вы подумали! Это же пустая формальность. У меня нет никаких сомнений, что Вы психически абсолютно нормальный человек. И я не послал бы Вас на экспертизу ни в коем случае, если бы у Вас в медкнижке не была записана "травматическая церебропатия" (контузия - П.Г.). А так обязан Вас послать на проверку. Без этого суд не примет от меня дело".
- Чтобы дело передать в суд, надо, прежде всего, иметь его. А у меня еще не было ни одного допроса по существу, еще нет ни одного доказательства моей вины, а Вы уже спрашиваете не сумасшедший ли я.
- Экспертизу я могу проводить на любой стадии следствия. Да и потом, это же амбулаторная экспертиза, через несколько часов вы вернетесь и мы продолжим следствие.
хх Госебняковым сукам дешевле было генерала под конвоем возить куда-то там, скажем за полкилометра, чем пригласить тройку психиатров в свою контору и в крайнем случае посадить их с генералом и двумя охранниками в пустом конференц зале? Да сколько в этой паршивой конторе по всей Руси было помещений свободных в смысле "там по делу находился хотя бы один сотрудник не меньше трёх часов в неделю"? Не кажетсяли Вам, что эту паршивую бандитскую шарашку нужно утрясти до пределов "на одного сотрудника четыре кважратных метра и он должен их занимать не менее тридцати шести часов в неделю, а если меньше -то на одного сотрудника полтора квадратных метра в так называемом гостевом кабинете"? хх
- Вы сами не верите в то, что говорите. Мы с Вами больше не встретимся, т.к. Вам нечего поставить мне в обвинение.
- Ошибаетесь, Петр Григорьевич, мы с Вами еще долго будем работать и выясним все вопросы.
- Ладно! - сказал я, взял ручку и в виде резолюции, пересекая строчки "постановления" наискосок, так и не прочитавши его, написал: "До глубины души возмущен направлением в психиатричку психически здорового человека. Экспертиза - формальность. КГБ решил, и это решение психиатры выполнят".
Кантов, увидя, что я вместо того, чтобы поставить свою подпись, начал что-то писать, подхватился, подбежал ко мне, но вырвать бумагу не пытался. Только сказал: "Зачем Вы это делаете? Это же Вам не поможет". Наверное даже таким подоночным личностям, как он, нелегко направлять психически здоровых людей на пожизненное заключение в психиатрички.
12 марта, т.е. ровно через 36 дней после ареста, воронок с Лубянки доставил меня в институт им. Сербского. Дом мой был отсюда так близко. В каких-нибудь десяти минутах ходу. И в то же время никогда не было до него так далеко, как сейчас.