Тимифед : другие произведения.

Как мы защищали Родину

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хочу добавить воспоминания о войне моего дедушки - Тимошенского Михаила Федоровича. Ему сейчас 81 год и ко дню Победы я делаю ему небольшой подарок, помещаю его работы в Интернет. Называется его работа - Фронтовые записки "Как мы защищали Родину". Один экземпляр этой книжки, которую мы сами издали небольшим тиражом, находится в библиотеке у В.В.Путина.
  Как мы защищали Родину.
  
  В нашей газете "Приазовские степи" напечатали статью о том, что объявлен конкурс на литературные произведения "Моя малая Родина" (очерки, эссе, повести, рассказы), и я решил по совету Мясниковой Лидии Алексеевны поучаствовать в этом конкурсе. Сначала представил некоторые стихотворения "Моя малая Родина", но, поговорив с Лидией Алексеевной, с таким душевным человеком, начал вспоминать события, которые происходили пятьдесят девять лет тому назад.
  В ряды Советской Армии нас, семнадцатилетних пацанов из нашего районного городка ушло много, но я сейчас вспоминаю немногих, с которыми работал на чугунно-литейном заводе в городе Меленки Владимирской области. Это Коля Мулинов, Миша Коровин, Витя Козлов, остальные, с кем мы работали вместе, были на один год моложе нас и поэтому их не упоминаю. Они оставались работать, но уже без нас. Такие, небольшого роста ребята, как мы по воле случая оказались в одной группе и были в одном учебном полку, а потом и в одном отделении. Нас почему-то не разъединяли, мы были небольшого роста, и наш старшина прозвал нас "карандашами". Была осень 1943 года, и нас всем отделением после учебного полка отправили на фронт, назывался он Ленинградским, это было Карело-финское направление. Вот там, в лесах Карелии Финляндии, нам пришлось проходить боевое крещение, но бои были не каждый день и в свободное от боев время нас учили на азимутчиков, то есть бойцов, умеющих довольно хорошо пользоваться компасом и свободно ходить по лесу без проводников по азимуту. Нас назначали связными, и мы ходили с порученными донесениями (это своего рода средства связи).
  
  Кукушки.
  Нередко, когда наши подразделения пере-брасывали вдоль фронтовой линии марш-броском на достаточные расстояния, во время движения случались неприятные моменты, когда мы теряли своего командира. Он, как и положено, шел впереди своего подразделения и вдруг выстрел, и командир падал, сраженный пулей противника. После минутного замешательства все быстро ориентировались, определяли, откуда был сделан выстрел, и начинали прочесывать верхушки деревьев автоматными очередями. Вдруг на одном из деревьев закачались ветки, и сраженная "кукушка" неприятеля падала на землю, это были специальные стрелки, которые охотились за нашими командирами, но живыми они нам не сдавались.
  Мертвые стреляют.
  В карело-финских лесах наши подразделения зачастую вели бои местного значения, то есть натыкались на небольшие группы разрозненных войск противника и уничтожали эти остатки войск. После боя возникала проблема, как похоронить тела нашего неприятеля. Хочу заметить, что в Финляндии деревья приспособились расти на каменных плитах. Копнешь мох, а там волнистый камень, как стиральная доска, и этот камень потрескался, и из трещин растут корни, сходятся в один узел, а дальше начинается сам ствол дерева. Вот и растут такие деревья- "пауки" на каменных плитах, и естественно, ни окопа, ни ямы не выкопаешь.
  Собрал нас старшина и говорит: "Так, "карандаши", будем хоронить противника "по-индийски", вот вам канистра с горючим, стаскивайте их в кучу, поливайте и зажигайте". Нам оставалось только ответить: " Есть, товарищ старшина". И начали мы стаскивать их в кучу. А потом начались приключения. Когда костер разгорелся, они, эти трупы, начали вскакивать, не во весь рост конечно, а сидя, и захлопали выстрелы. Из-за огня мы не разглядели, кто стреляет, и кинулись врассыпную. Прибежали к старшине, еле дух переводим: "Стреляют они, товарищ старшина!" - "Как это стреляют?"- "А вот так и стреляют". Мы были без оружия, наши автоматы находились в располо-жении нашей части. Вооружившись, быстро побежали к костру, но там уже не стреляли. Напрасна была наша тревога, это хлопали патроны, которые были в карманах у этих несчастных солдат.
  Итак, после этого случая разогнали нашу похоронную команду, и мы снова начали заниматься тем, чему нас учили, а с убитыми занимались другие.
  
  Караульная служба.
  Началась зима, и от передовой линии нас вывели на переформирование. Нашли места, свободные от камня, и принялись копать землянки с потолками в три и в четыре наката бревен, а дверью служил кусок брезента. Привезли кирпич, из которого мы сложили печурки, заготовили дрова, и разместили нас на зимние квартиры. Стали поговаривать, что Финляндия готовится к выходу из войны и на нашем участке стало спокойней. Наша задача сводилась, в основном, к охране складов с вооружением и горючим, которое находилось в бочках. Их скатывали на снег и маскировали еловыми ветками. Полные бочки ставили "на попа", то есть стоя, а пустые, - лежа одна на одну, и получалась пирамида.
  Нас назначали в караул, и мы ходили по два часовых одновременно на один пост с учетом того, что ходим друг другу навстречу и видим происходящее у каждого за спиной, но это было днем, а ночью стоим спина к спине, больше надеясь на слух, чем на зрение. Дело шло к весне, и начали иногда капать капели. И вот в одну из таких теплых ночей раздался ужасный грохот, что тут было, началась стрельба, крики: "Стой! Кто идет?!". Всех спящих подняли по тревоге " в ружье ", замелькали лучи прожекторов, но все постепенно пришли в себя, и, кто руководил укладкой пустых бочек, пошел на гауптвахту. Все дело было в том, что снег подтаял, и бочки раскатились.
  
  Фронтовые будни.
  Восьмая армия, по дошедшим до нас слухам, не выполнила поставленную задачу. Нашему подразделению зачитали Приказ о том, что нас передают во вторую Ударную армию, и мы начали передвигаться в сторону Ленинграда. Между длинными переходами, на больших привалах у нас не прекращались учебные занятия, и мы поняли, что нас готовят на очень трудную борьбу для уничтожения вражеских танков. Не все из нас выдерживали эти испытания, у некоторых сдавали нервы и их отправляли в другие части. Нужно было выдержать и лечь под танк, когда он движется на тебя, а потом вскочить, то есть быстро подняться и бросить на моторный отсек бутылку с зажигательной смесью. На ученье бросали бутылку с водой. В такие "игры" мы расходовали свое время, если его оказывалось достаточно много, а, в основном, изматывали длинные переходы и, когда наши командиры замечали, что в строю начинается лишняя болтовня и ненужные разговоры, нас старались взбодрить, чтобы развеять усталость.
  Вот одна из таких баек, которую нам рассказывал командир нашего отдельного батальона майор Богданов. "Жил один молодой человек со своей семьей в маленькой квартирке и так ему было тяжело и трудно, что он решил обратиться за советом к одному старому деду. Рассказал, в каких трудных условиях приходится ему жить со своей семьей: здесь и дед с бабкой, и жена с детьми, и он сам. А дед ему говорит: "Вот тебе мой совет, купи козу". Послушал он деда и купил козу, и жить стало совсем невмоготу. Дед с бабкой кряхтят, дети плачут, жена причитает, коза блеет, ну хоть вешайся. Пошел он снова к деду да говорит ему, что жизнь стала вообще невыносимой. "Вот, а теперь продай козу",- говорит дед. Послушал деда, продал козу. Встретил его как-то дед и спрашивает: "Как поживаешь?" - "Ой, дед, ну такая красота, просто чувствуем себя на седьмом небе".- "Вот и хорошо".
  Рассказал комбат нам эту байку, а потом зычным голосом как дал команду "Батальон! За мной бегом марш!" И помчались мы за ним как ретивые кони. Пробежали, примерно, километр или полтора, а потом снова команда: "Батальон! Шагом марш!". И мы так легко вздохнули, а он свое: " Ну так что, продали козу?" Хоть и тяжело было, все же зашагали бодро. А тут скоро и походная кухня подъехала, совсем стало весело. Вот она какая походная жизнь.
  Вой "Катюш".
  Далеко остался за нами г. Ленинград. Справа от нас находилась Эстония, где нам потом придется участвовать в жарких боях. Шел уже 1944 г., нам ставилась задача, подойти насколько возможно к гор. Нарва. А пока что наши резервы двигались вдоль фронтовой линии и, большей частью, по ночам. Днем маскировались в лесах и перелесках и, даже, в кустарниках. И вот однажды, только забрезжил рассвет, и все наши чувства были настроены на большой привал, раздалась команда: "Ложись!". Смотрим, а слева от нас, примерно метров сто, подъезжают и выстраиваются в ряд одна около одной на расстоянии около метров пяти "Катюши". После небольших приготовлений все расчеты отбегают в укрытие, и начинается светопреставление. Вот тогда и вспомнилась мне фронтовая песня:
  
  Вот Новый год пришел,
  Порядки новые.
  А я лежу в снегу,
  И весь обледенел.
  Недалеко в лесу,
  "Катюши" вой пропел.
  Над головой снаряд,
  Немецкий пролетел.
  
  Сначала заработала установка слева, потом начала извергать гром и молнии, рядом стоящая от нее справа, а первая уже разворачивалась и отъезжала к лесу, и такой был вой, мы пооткрывали рты и так лежали, пока работала последняя установка. Было видно, как реактивные снаряды улетали куда-то на запад за горизонт. И только смолкла эта канонада, раздалась команда: "Подъем! За мной марш!" Командир, по сравнению с нами, хотя и был в годах, но бегал прытко, да еще и успевал раздавать кое-кому подзатыльники, чтобы не отставали. Пробежали с полкилометра, и что началось там, где мы лежали. Видимо противник вычислил, откуда били "Катюши" и начал утюжить это место, но там уже никого не было. Прозвучала команда: "Стой, вольно, разойдись!" Мы долго еще наблюдали, как в том месте, где мы только что были, горела земля.
  
  Фейерверк на передовой.
  Чем ближе наша часть подходила к фронтовой полосе, тем медленнее шло продвижение. Это было связано со всевозможными скрытными маневрами. На участок, куда наши соединения выдвигались, находящиеся там войска, были изрядно потрепаны и ждали подкрепления и замены. На этом участке фронта стояли бронетанковые соединения и нас ждали нелегкие сражения. Меня и нескольких моих товарищей небольшого роста сформировали в отделение ПТР (противотанковое ружье).
  Вы заметили, что не упоминаются фамилии однополчан? И это не случайно. Некоторые просто позабылись, а другие, если и живы, могут обидеться, скажут: "О нас-то не вспомнили, а вот про тех написали". Я думаю, суть не в том, где и сколько, а просто как это было. Выдвигались на огневые рубежи ночью, скрытно разговаривали шепотом, открытым огнем пользоваться Боже упаси, кто хотел курить - только в рукав, к слову, я этим не страдал. Меня одолевали другие заботы. Я был командир этих ПТР и нужно было закопаться в землю, чтобы утром противник ничего не заметил о смене наших войск.
  Все бы ничего, да юношеское любопытство подвело. Выкопать окопы за одну ночь мы, конечно, не смогли, а ячейки для одиночного бойца выкопали. Глубокой ночью пролетели наши ночные бомбардировщики, эти фанерные этажерки, как их называли, и начали с выключенными двигателями бомбить небольшими бомбами неприятельские позиции. И что тут началось, противник всполошился, слышны были даже отдельные крики, короче не дали наши девчата, управляющие самолетами, фрицам спокойно провести ночь. А коль их разбудили, начали они швырять в наши тылы мины и снаряды, но когда эти снаряды летели над нами и фырчали, а потом далеко за нами падали и от них летели снопы искр, смотреть на все это было даже интересно; прямо- таки настоящий фейерверк, но, когда они стали переносить огонь с тыла все ближе к нашим позициям, мне стало жутковато.
  И вдруг слышу, уж что-то сильно фырчит прямо над головой, согнулся в своей ячейке, а мне по спине как шмякнет что-то горячее, ну, думаю, отвоевался и перекособочило меня. Потом слышу что-то звякнуло, пошарил рукой и нашел осколок, тонкий с очень острыми краями. Ударил он меня, падая сверху, при этом, сильно вертелся, создавая шуршанье, и попал по спине плашмя, но все равно стронул с места позвонки. Мне с этой болью пришлось воевать и после войны долго жить, пока нашелся костоправ и поставил мои позвонки на место, а осколок этот еще долго носил я в вещмешке и при случае рассказывал про этот фейерверк.
  Получили сдачу.
  Бывает на передовой затишье: или силы накапливают или ведут разведку, только понятно: обе стороны одна у другой стараются кое-что выведать. И те, и другие стараются утащить "языка". Иногда ведут разведку боем, но ни та, ни другая сторона в серьезный бой не вступают. В общем, меряются силами.
  Стояли мы недалеко от города Нарва, и были впереди нас возвышенности типа небольших сопок. Вот эти высоты нам нужно было взять. У подножья этих возвышенностей было набито много танков и наших, и противника. По вечерам ездила бронюшка неприятеля и развозила по этим танкам своих снайперов, и они нам много крови испортили. Между нашими подразделениями, то есть между флангов, стоял станковый пулемет "Максим" и выручал он нас всегда, когда войска неприятеля шли на наши позиции в атаку. Но заметьте, я не называю противников немцами, так как в войсках противника немцы занимали руководящие роли, а рядовые были: румыны, мадьяры, итальянцы и многие другие народности, так что немцами их никак не назовешь, но это конечно суть дела не меняет.
  Однажды в эту нашу огневую точку угодил тяжелый снаряд, погиб расчет, и "Максим" разорвало на части. В этом месте образовалась глубокая воронка, а на дне воронки вода, которой нам так не хватало. Наши начали ползать по-пластунски за этой живительной влагой. Их снайперы нас засекли и много наших побили. У нас не было ни винтовки, ни карабина, а автомат ППШ на такое далекое расстояние достать не может. Тогда подполз ко мне наш рыжий лейтенант и говорит: "Слушай, Тимифед, (это он меня так первый назвал) если уничтожишь эту сволочную бронюшку, которая этих гадов по точкам развозит, будешь Героем. Так вот подзадорил меня, я о сне и думать перестал, все караулил и ждал подходящего момента. Но однажды перед вечером эта бронюшка появилась в моем прицеле, и я в спешке неплотно прижал приклад своего ПэТээРа к плечу и нажал на спусковой крючок. Мой ПэТээР так жахнул и меня и бронюшку, что я целую неделю до плеча дотронуться не мог, да и отлетел от ружья, наверное, на целый метр. Ну а бронюшка? Попал ей в башню, а в башне с внутренней стороны боезапас расположен, он и рванул от моего бронебойного снарядика, и так мы рассчитались за своих ребят.
  
  Рыжий и "жучка".
  "Рыжий", так мы его называли между собой, а при обращении "Товарищ лейтенант". Фамилию, по правде говоря, многие не знали, да рядовые и сержанты к офицерам обращались согласно их званию. А "жучка" - это танк без башни, он у нас выполнял разные работы, когда выходили на перегруппировку. Кого-то буксировал, отвозил, привозил и тренировали собак. Да, да собак, и все это придумал наш рыжий лейтенант.
  Километра за два за нами была деревня. Людей в ней не было, а вот собаки бегали, и лейтенант дал задание двум бойцам привести двух здоровых кобелей. Когда все было сделано, их начали кормить под этой "жучкой" при работающем двигателе, и делали это один раз в сутки и только ночью. Так продолжалось несколько суток. Сделали им из куска брезента специальные куртки и на груди зашнуровывали, как ботинки, а на спину приладили противотанковые гранаты. Вот так и кормили до поры до времени. Они привыкли к своей амуниции и даже были рады, когда их так одевали, аж повизгивали, знали, что сейчас будут кормить. И так привыкли, что без этих побрякушек не хотели лезть под танк.
  Жизнь фронтовая текла, приходило новое пополнение, их распределяли в недоукомплектованные подразделения и нас готовили снова занять передовые позиции. Все эксперименты были закончены и держались в строгом секрете. А между тем нас вновь начали выдвигать на передовые позиции. Наши разведчики притащили "языка" и выведали у него, что готовится разведка боем на двух танках, в какое время, а немцы народ пунктуальный и, если назначили время, то выдержат все до секунды. И наши передовые части начали готовиться к встрече. Нас разделили на две большие группы. Одна группа не смыкала глаз, а другая отдыхала при всем снаряжении, сидя в окопах. Должен заметить, что мы на этих рубежах продержались довольно долго и выдержали семь контратак противника. Но на этот раз, кто был посвящен, что будет в эту ночь, ждали с нетерпением "гостей" с той стороны. Собаки были подготовленные, голодные, их не кормили почти двое суток и они первые встрепенулись, когда услышали гул моторов немецких танков. Эти преданные псины просто начали вырываться из рук, хорошо, что Рыжий предусмотрел намордники. Их ребята сплели из шпагата. Все равно им в эту ночь не представлялось возможности утолить голод. По звуку работы моторов наши слухачи определили, что танки переехали немецкие окопы и выехали на нейтральную полосу. Вот тут и дали свободу одному из псов, он скрылся в ночи, а это было около двух часов ночи. И стали ждать, не прошло и нескольких минут, как раздался грохот взрыва, послышались крики раненых, и отпустили второго пса. Прошло еще какое-то время, и второй взрыв потряс ночное пространство. Наш рыжий лейтенант бегал по окопам и приказывал выставить секретное охранение, остальным отдыхать. Так закончился эксперимент нашего лейтенанта, о других таких случаях мне больше слышать не довелось.
  
  Последний бой под Нарвой.
  Шел 1944 год, июль месяц. Наша линия фронта, где находилась некоторая часть войск, делала как бы петлю, то есть намного выдвигалась спереди, и противник находился у нас с трех сторон, а за нашей спиной располагался кустарник и, чтобы, если нужно отправиться в наш тыл, если это требовалось, приходилось пробираться ползком. В одну из таких июльских ночей нам притащили ужин. Рядом с моей ячейкой, метрах в десяти слева, находился блиндаж без крыши, одни бревенчатые стены. Это был командный пункт нашего рыжего лейтенанта, вот туда и доставили фронтовой термос с гречневой кашей. Позвали нас двоих, кто был ближе к блиндажу, меня и моего товарища Колю Мулинова, мы с ним с самого начала нашей фронтовой жизни всегда были вместе. Наложили нам один круглый котелок горячей каши, и мы с ним начали в два часа ночи наш ужин. Минут за десять мы покончили с едой и Коля мне говорит: "Твоя ячейка ближе ты ползи, а я буду тебя прикрывать". Сумерки, но видно уже хорошо, не успел я сделать несколько шагов по-пластунски, как меня полоснуло по правому боку, все-таки снайпер меня заметил. Меня перевернуло на спину, но ребята схватили за ноги и притянули в блиндаж, быстро разрезали гимнастерку и перебинтовали. Прибинтовали руку к телу, дали в прибинтованную руку телефонный кабель и, ползком, на левом боку полз весь день, но, наверное, пока полз по этим кустам и держал телефонный кабель в подраненной руке нет-нет да задрёмывал. Короче слышу голос: "Куда ползешь?" Смотрю, стоит боец и спрашивает: "Раненый?". "Да", - говорю, - "в санчасть направили".- "Так вот она, вставай, здесь не стреляют". Постояли мы с ним, он говорит: "Слушай, давай махнем, ты мне автомат, а я тебе карабин, тебе же безразлично какое оружие сдавать, в санчасти без оружия не принимают кто в своем уме". Так мы и разменялись.
  В санчасти пробыл ночь и день, обработали хорошо, забинтовали, сказали: "Заживет твоя царапина", и на следующую ночь отправили обратно, шел во весь рост и снова по телефонному кабелю, но зато с новеньким карабином, а он нам на передовой ох, как нужен. Пока шел, несколько раз останавливали наши "секреты", "Стой, кто идет!". "Жучка" - был пароль. "Проходи!". Так я добрался до наших позиций.
  Товарищ лейтенант встретил меня доброжелательно и даже пошутил: "ты у нас теперь с раной. А что карабин принес - это хорошо, поставь его в угол, возьми две бутылки с горючкой и пройди по окопу, да подбери себе свободный автомат и диски не забудь". Лейтенант наш, конечно, командир что надо, напрасно не кричал, а если и наказывал, то за дело. "А где Мулинов?" - спросил я. "Ушел на задание, там им ПТР понадобился, а ты себе подбери другой, да установи его на рогульки, видишь ли, там, у этих гадов, снова снайпер объявился, из подбитого танка бьет, уже двоих наших ребят угрохал".
  Итак, потянулись дни ожиданий. Я насобирал себе несколько автоматов и дисков к каждому, а в каждом диске по семьдесят два патрона, попробуй их понабить, то есть зарядить, уйму времени надо. А они, эти патроны, другой раз выскользнут из рук и рассыпятся и начинай собирать все снова. Когда танки на нас идут, их, конечно, наши артиллеристы хорошо встречают, а вот пехоту от танков отрезать - это уж наша забота, и не зевай. Отстрелял из одного автомата, бросай, хватай другой и шпарь, а другой раз из двух сразу строчишь. Диски-то у них круглые, хорошо от пуль кисти рук защищают, а голову, как страус - в песок, а мы - в бруствер и стреляем, пока патронов хватает. Иногда даже диск заменить времени нет, вот так, всякое бывает. Некоторые могут спросить: "А что, у вас там склад этих автоматов был?" Склад не склад, но хватало. Когда пополнение приходит, они свое оружие приносят с собой, а вот тому, кого отсюда уносили, им уже эти автоматы ни к чему.
  Те, кто думают, что на передовой все время стреляют, - это не так. Пока подготовка к наступлению, живем как нормальные люди, только вот ходим ни во весь рост, а пригибаемся, чтобы шальная пуля не зацепила, а иногда на открытом месте падаешь на живот и ползешь по-пластунски - это уже вырабатывается само собой, ради самосохранения. Время шло, тянулись дни, и в воздухе чувствовалась какая-то настороженность, пощелкивали выстрелы, разведчики ходили за "языком", и в высших структурах командования разрабатывались планы на дальнейшие операции ведения военных действий. Но иногда вся эта фронтовая жизнь нарушалась силами противника. Раздались сообщения, наблюдавших за противником: "Танки!" И весь наш передний край по команде, "Приготовиться к бою!", занимал боевые места и превращался в сжатую пружину. Но вот рев неприятельских боевых машин все громче и ближе. Я думаю, как у меня, так и у всех, встречающих эту черную полосу смерти, пробегали по спине нервные мурашки, и все взоры были устремлены не на танки, мы их не боялись и научились их уничтожать. Опасность была за танками, кто бежал под прикрытием этих гудящих громадин. В этот момент вся надежда была на "Бога войны", на нашу артиллерию, которая закопалась в землю за нашими окопами и стояла на прямой наводке. А все-таки вести прицельный огонь намного удобнее, чем палить из пушек, этих лязгающих страшилищ. Удар, и первая машина противника закружилась на месте. От нее повалил густой черный дым, бежавшие за ней начали разбегаться в разные стороны, и вот в это время застрочили наши ППШ. Наступающим пришлось падать на землю и вести стрельбу лежа. Но не тут-то было, наши "лимонки" покатились к ним с нашего бруствера, кидали, кто как мог, лишь бы подальше швырнуть этот рифленый комок чугунного металла. Но танки противника продолжали ползти в нашу сторону, быстро они идти не могли, иначе они растеряют всю свою пехоту, наши артиллеристы их расстреливали наверняка. Противник был обманут нашими командирами, которые еще до артподготовки по нашим позициям соорудили ложные цели: из бревен установили камуфляжные орудия, и немецкая артиллерия дубасила по пустому месту, и немецкое командование направило свои танки по тем местам, а мы ночами копали ложные окопы и ставили там манекены, завернутые в шинели (было тепло и шинели нам не были нужны), и все заминировали. Поэтому, те из неприятельских солдат, которые прорывались первыми в окопы, подрывались на наших минах, поставленных заранее. Понятно было, что вражеская атака захлебнулась, и вот передо мной возникла громада танка. Пока он карабкался ко мне на бруствер, его перед поднялся к небу, я швырнул ему на броню бутылку с горючкой (самовоспламеняющаяся горючая смесь). Он вспыхнул, но продолжал ползти через мой окоп, а я получил сильный удар в грудь, упал на дно окопа и потерял сознание.
  Потом, уже в госпитале, те бойцы, которые были недалеко от меня, рассказывали, что танк все же переехал окоп и остановился, из него начали выскакивать немцы, а наши ребята их косили справа и слева из автоматов. На моем окопе земля осыпалась, и он придавил меня этой землей. После боя меня вытащили, я остался жив и на полуторке ГАЗ, нас раненых, отправили в город Кингисепп, в медсанбат. Печальную весть я узнал в госпитале, что в блиндаж нашего рыжего лейтенанта попала навесная мина противника, и он погиб.
  Меня иногда спрашивают: "А сколько вы, дедушка, немцев-то убили?". Я отвечаю своим внукам, да и остальным молодым людям: "Ни одного". Во-первых, мы воевали с фашистами, а фашистами были и некоторые немцы, и некоторые итальянцы, и их помощники, а помощников было много всяких: и румыны, и мадьяры, и те же русские и белорусы, и украинцы, и поляки, да всех не перечислишь. В каждом народе есть хорошие и плохие люди, вот с плохими людьми и надо вести борьбу не только на фронте, а везде, где только они появляются.
  Спрашивают иногда: "А много ли дед у вас наград?" - "Ну как вам сказать?. Если главные- это орден Отечественной Войны первой степени, медаль за Отвагу, медаль за взятие Кенигсберга (Калининград по-новому), за победу над Германией, да и много других, а всего пятнадцать. Вот если бы жив был мой рыжий лейтенант, может и Героя бы дали, я ведь не один фашистский танк на металлолом отправил. А в людей в упор стрелять не приходилось."
  Лейтенант старался меня в атаку не посылать. Да и как бы я бежал в атаку со своим ПэТээРом. Это же по- современному понятию ручная пушка и в походе её несут два бойца. Нас таких было несколько и нас, наверное, в шутку называли "истребители танков", а потом, когда мы оправдали свое название, думаю, называли и всерьез. А, в основном, мы из ПэТээР били по огневым точкам противника. Если этот ПэТээР установить на рогульки, деревянные рогатки, да хорошо прицелиться, то за целый километр можно уничтожить пулемет в дзоте, и вовсе незачем своим телом кидаться на амбразуру неприятеля. На переднем крае нужны смелые живые люди, а не мертвецы.
  Вот на этом я пока закончу первую часть своего повествования, потом будет взятие Кенигсберга, затем Германия, но это во второй части, если на это хватит сил и времени. Писать такие воспоминания - это не просто, приходится переживать все пройденное заново, а это расстройство и нервная дрожь, и лекарства, и таблетки, вот так, мои дорогие читатели. К сему Тимошенский Михаил Федорович, а если по-простому, как называл меня наш лейтенант,-Тимифед. А фамилию его я просто не знаю, мы его по фамилии и не называли, а если что и спрашивали, обращались "Товарищ лейтенант".
  Под Нарвой.
  Далёко под Нарвой,
  Июльские ночи и нескончаемый бой.
  А мы с ПэТээРом* в обнимку лежали,
  И слушали весь этот вой.
  В прицеле на миг показалась бронюшка,
  И я надавил на крючок.
  Взрыв боезапаса прикончил фашиста,
  В плечо ПэТээР дал толчок.
  Но вот предо мною возникла громада,
  Танк курсом пошел на меня.
  Бутылку с горючкой** швырнул на броню я,
  На нем запылала броня.
  Но он придавил меня сильно в окопе,
  А как гусеница прошла,
  Всё это воспринял в каком-то ознобе,
  И кровь мне лицо залила.
  Так долго завален в окопе землёю,
  Пришлось пролежать этот бой.
  Но кто-то сказал, потянув гимнастерку,
  Тащи - он как будто живой.
  И так в Кингисепп угодил я, однако,
  Туда меня "Газик" увёз.
  С пробитою грудью, далеко когда-то,
  Валяться в санбате пришлось.
  Потом по военным дорогам скитался,
  Старался догнать свою часть.
  И Острув Мазовецки, вот там оказался,
  Вновь служба моя началась.
  Командовал там генерал Белогорский,
  Дивизия танков прошла.
  Почувствовал я, что совсем не сиротски
  Меня эта часть приняла.
  И снова бои, медсанбат тот же самый,
  Пришлось посетить еще раз.
  Вот видишь, как было, внучек, мой любимый,
  Считаю, что жизнь удалась.
  
  *ПэТээР - противотанковое ружье.
  **Бутылка с горючкой - бутылка с зажигательной фосфорной жидкостью.
  
  Ейск 2002, ноябрь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"