Время было трудное. Страна ещё не оправилась от дефолта. Стоимость барреля нефти ещё не поднялась до заоблачных высот. Город был не парадным, московское начальство посещало его нечасто, спальные районы утопали в грязи, но город ещё не был разрушен нуворишами, не было Монблана, гигантских застеклённых пылесборников на Выборгской стороне и прочих "шедевров". Он был красив удивительной, подлинной красотой и, казалось, совсем не нуждался в косметике. У меня тогда было много свободного времени. Именно эта свобода позволила мне в полной мере ощутить красоту города и пробудила жажду прекрасного. Красота требовала музыки. Мы ходили в Мариинский и Михайловский театры, в Большой и Малый зал филармонии. Поиск новых, сильных и прекрасных ощущений был тогда смыслом моей жизни. Опера забирала в плен мою душу. Музыка сжимала время как в тисках, многочасовое действо пролетало как одна минута. Мне хотелось слушать музыку бесконечно, и я завидовала итальянцам, их старым операм, которые шли по двенадцать часов без перерыва. Тогда богачи снимали театральные ложи на год. В партере не было стульев, простой народ туда пускали послушать оперу даром. В ложах люди жили. Там назначали свидания, чтобы скрыться от чужих глаз, ложи были снабжены занавесками, там заключали сделки, там пировали, пили вино. Лучшие в мире голоса заполняли театр, роскошный спектакль длился бесконечно. Великолепные арии певцов-кастратов, в то время они были миллионерами, заставляли замирать от восторга сердца слушателей. Да, умели люди жить, умели наслаждаться.
В России театры в самом начале двадцать первого века были пусты. Мы потихоньку спускались с галёрки в партер, который в лучшем случае был заполнен на одну треть. Иногда галёрку закрывали, и театральные работники вежливо приглашали обладателей дешёвых билетов спуститься в партер. Даже балеты мало интересовали зрителей. Иногда я сидела в ложе совсем одна. И это было так необыкновенно, казалось, что артисты выступали только для меня.
Билеты в театры ничего не стоили. В Мариинском билет на галёрку можно было купить за двадцать пять рублей. Это было настоящее счастье, я наслаждалась доступностью изысканных наслаждений.
Как-то раз муж не смог пойти со мной на "Парсифаль" и мне пришлось идти одной. Я знала, что с таким дешёвым билетом у меня проблем не будет, я его продам сразу, хотя музыка Вагнера нравится далеко не всем, поэтому пришла к самому началу спектакля. Но я ошиблась, билетом никто не заинтересовался. Я постояла минуты три и уже решила идти в театр, всё-таки не та сумма, чтобы опаздывать. Но меня остановил парень, который уловил моё движение в сторону двери.
Он прохаживался около театра так, как будто не знал, что ему делать дальше. Это был восточный человек, стройный, смуглый, с тонкими чертами лица, очень похожий на араба. Он спросил меня:
- Сколько стоит.
Акцента у него не было, но, тем не менее, было очевидно, что в нём русской крови не было ни капли.
- Двадцать пять рублей, - сказала я.
- А можно будет сразу уйти, минут через пятнадцать.
- Можно конечно, - я не могла понять, что ему надо, на театр посмотреть что ли? Не похож он был на любителя красивых интерьеров.
Он купил билет, и мы стали подниматься на третий ярус. Третий звонок прозвенел, и в партер закрыли двери, оставив только одну для опоздавших, которую ревниво охраняла бабушка, идти туда было уже поздно.
Я потихоньку наблюдала за своим соседом. Парень, не интересовался интерьерами, музыка Вагнера вызывала у него если не отвращение, то глубокое неприятие, художественное оформление спектакля не радовало. Он смотрел на часы и явно пытался поскорее отсюда убраться. Пятнадцать минут он не выдержал. Встал и, стараясь не шуметь, с облегчением выскочил за дверь. Что же он делал в театре? Зачем купил этот явно ненужный ему билет?
После антракта я перебралась в партер, выбрала себе место в пятом ряду, и... забыла обо всём на свете. Собирались рыцари в старинном замке вокруг Грааля, свершали великие таинства, исполнялись пророчества. Пять с половиной часов пролетели мгновенно. Удовольствий должно быть много. Верди и Вагнер не скупились на них. Была только одна проблема - попасть в метро до закрытия.
Примерно через месяц я с мужем опять пошла в Маринку на "Зигфрида". В дверях я столкнулась с молодым "арабом", купившим у меня билет. Он был с девушкой. Какой же прелестной, и умненькой была эта девушка, сразу было видно, что она из хорошей, интеллигентной семьи. Девушки с такими чистыми и прекрасными лицами попадаются не часто. Заметно было, что она пришла сюда не случайно, что она очень хотела послушать Вагнера. Как вежлив и предупредителен был с ней её кавалер, какими глазами он смотрел на неё, как тщательно и аккуратно был одет, как уверенно он держался и как был счастлив!
Ах, вот что делал в театре мой сосед! Он приходил на "разведку". Прежде чем пойти в театр с любимой девушкой он решил сходить туда сам. Парень повёл её в партер, на билеты он не поскупился. Ну не нужен ему Вагнер, зато нужна девушка, которой он необходим, а значит не всё потеряно. Если он понял, какое сокровище попалось ему на пути, то, в конце концов, придёт и к музыке, потому, что нельзя не полюбить то, что любит любимая. Я посмотрела в программку: "Продолжительность спектакля пять часов пятнадцать минут"! Я хотела понаблюдать за ним, как он выдержит такое испытание? Но в огромном театре быстро потеряла их из виду.
И опять была музыка. Были боги, был прекрасный юноша, не знающий страха и власти богов, избавляющий мир от проклятия золота. Окружённая пламенем спала заколдованная прекрасная Брунгильда, а потом пробуждалась для жизни и любви. Торжествовала справедливость. Мир был прекрасен: трагический и чистый, далёкий от обычной жизни, он звучал в музыке, звал к себе, и не было у него ни конца, ни начала.
Опера кончилась. Мы шли вдоль канала Грибоедова, и музыка ещё жила, не хотела отпускать. Весна. Это был наверно первый по-настоящему тёплый апрельский вечер. Сухой асфальт, фонари, блеск воды, какое-то удивительное чувство пробуждения, предчувствия чего-то бесконечного прекрасного, что обязательно должно случиться. Великолепный город, погружённый в сон, был продолжением роскошного действа, и сказка не кончалась никогда.
Не так уж много времени прошло с тех пор, но город успел сильно измениться, пугает он своими новыми личинами, теряет свою подлинность. Изысканные наслаждения становятся недоступными, театры модными. Жмутся у окошек кассы настоящие любители музыки, пытаясь выпросить билетик подешевле. Но по-прежнему ходят в театр молодые люди, приводят туда девушек. Звучат оперы Вагнера, - любимого композитора Адольфа Гитлера и близкого друга Фридриха Ницше. Опять исполняют в Мариинке "Кольцо нибелунга". Четыре великолепные оперы прославляют красоту и смелость человека, близится неизбежная гибель богов, и всё опять начинается сначала. И опять хочется мне, как тогда, окунуться в музыку, в её трагическую, возвышенную стихию, и жить в ней, и забыть все слова человеческие, забыть обо всём кроме неё.