Марина Епифанцева вышла из кабинета руководителя озадаченная - ей, младшему научному сотруднику Нии Социологии доверили чтение завтрашней публичной лекции на тему
"Социальная геронтология".
Дело в том, что профессор Данильцев Евгений Анатольевич, специалист в области геронтологии, исчез непонятно, куда и как. Сам он не звонил и никаких записок не оставил, находился вне зоны доступа мобильной связи. А другой профессор, Лебедев, в настоящее время пребывал в служебной командировке за границей, и явиться вот так, как лист перед травой, естественно, не мог. И до приезда Лебедева было решено доверить проведение лекций мнс Епифанцевой. Собственно, Марина, конечно же, на своем уровне могла прочесть, как по учебнику, эти лекции. Но слушатели - люди с жизненным опытом, любознательные, а, ну начнут задавать разные заковыристые вопросы?
В общем, ничего хорошего Марина от этого не ждала. Вечер был испорчен чтением мало интересных справочников. Марина с удивлением отметила, как много она знает изощренных ругательств, все они были направлены в адрес бедняги Данильцева, впрочем, совместно с совершенно искренним пожеланием скорейшего возвращения. Всю ночь Марине снились незнакомые термины, которые под утро прочно сцепились в тугой клубок её собственной неполноценности.
Увы, пришло утро, не показавшееся мнс Епифанцевой мудрее вечера. Открыв дверь в шумную аудиторию, Марина, на полусогнутых, прошла к кафедре, представилась и поняла, что забыла все, что вчера подготовила. Помянув всеми чертями Данильцева, она рассказывала книжные истины и видела, как это не интересно, в голове мелькали только схемы и чертежи да формулы. Девушка схватилась за них, как утопающий за соломинку, повернулась к доске, взяла в руки мел и в отчаянии прошептала: "Миленький профессор, помогите"...
Она так и не поняла, что произошло. Неожиданно для себя, Марина обрушила на слушателей поток логических научных заключений с блестящими примерами из жизни.
"Искусственно индуцированная экспрессия гена каталитического компонента теломеразы делает клеточную культуру иммортальной, то есть способной делиться неограниченно долго, отменяя тем самым для культуры предел Хейфлика" **, - выдав эту фразу, Марина ошеломленно выронила кусочек мела и замолчала.
"Ой, что это я такое сейчас сказала?", - сама себе удивлялась мнс Епифанцева.
До конца лекции оставалось несколько минут, но нашелся-таки любознательный товарищ, спросивший:
- А чему равен предел Хейфлика?
Марина открыла рот и поняла, что она не знает, не знает! И тут прозвенел спасительный звонок.
- Я отвечу вам на следующей лекции. Не буду вас задерживать, до свидания.
А в кабинете разревелась от отчаянья: "И что я буду делать?". Впереди - ещё две недели этого кошмара. Руководство института цеплялось ещё за одно объяснение: возможно, что профессор уехал навестить свою старенькую маму в глухой деревеньке, где и связи-то нет, а мобильный - как у многих, разрядился, а зарядник, бывает же такое - остался дома, или что-нибудь с мамой случилось. Так что ждали вестей от Данильцева, пока не поднимая паники.
А бедной Епифанцевой в четверг вновь нужно вести лекцию, да мало того, ещё и дать ответ на вопрос любознательного товарища. Вот Марина и засела вновь за справочники. И не заметила, как уснула в обнимку с ними. Ей снилась ехидно подмигивающая теломераза, за которой Мнс Епифанцева бегала с сачком, как за бабочкой, и которую всё пыталась поймать, а теломераза громко смеялась, каждый раз всё делилась, и вот уже Марина в кольце этих странных существ-ферментов, они всё растут, и, кажется, нет никакого выхода. Марина кричит:
- Женя, помоги! - и просыпается испуганная, ничего не понимая. Какую Женю она звала на помощь?
Злая и расстроенная, Марина пришла на работу. Решила отвлечься проверенным способом - сделать небольшую уборку в кабинете. Боже упаси, она не собиралась ничего трогать на столе Данильцева, просто машинально протерла пыль, сложила кучкой разбросанные бумаги и невольно вспомнила профессора, сердце сжалось вдруг от какого-то предчувствия. "Бедный. Лишь бы с ним все было хорошо", - подумала девушка, перекладывая на столе профессора книги. И тут вспомнила, поняла, что она знает ответ на коварный вопрос. Марина бросилась к своему столу и записала: "Теломераза была обнаружена Кэрол Грейдер в 1984 году[...Предел или лимит Хейфлика - граница количества делений соматических клеток, названа в честь её открывателя Леонарда Хейфлика. В 1965 году Хейфлик наблюдал, как клетки человека, делящиеся в клеточной культуре, умирают приблизительно после 50 делений и проявляют признаки старения при приближении к этой границе" **.
А потом автоматически положила в портфель авторучку, позаимствованную со стола Данильцева. Лекцию в четверг Епифанцева провела блестяще. Слушали её с огромным интересом, она же не переставала удивляться странным своим познаниям. "Надо бы только отучиться вертеть в руках всякие предметы", - подумав так, девушка положила на стол авторучку, которую не выпускала из рук всю лекцию и ощутила полный провал в памяти. Спас звонок, а то бы пришлось краснеть.
Творилось что-то необъяснимое. Неожиданные проявления знания того, чего Марина, в самом деле, не знала, были приятны, но настораживали и пугали.
В последнее время она часто думала о Данильцеве. Они проработали бок о бок более семи лет, и за эти годы, пожалуй, чаще испытывали друг к другу скорее неприязнь, чем добрые отношения. Марине казалось, что вечный холостяк Данильцев просто не уважает женщин. Или боится их? Может, у него какие-нибудь проблемы сексуального характера? А, может, неудачная любовь? Данильцев совершенно не видел в Марине, да и в других сотрудницах, женщину. Единственное свидетельство о том, что он все же понимает их принадлежность к разным гендерным группам - это традиционная веточка мимозы на Восьмое Марта.
Однако после исчезновения профессора все чаще Марина ловила себя на том, как не хватает присутствия Данильцева, его колючего взгляда, ворчливого голоса, что она всё чаще мысленно с ним беседует.
Стоп! Марина подскочила и опрокинула чашечку с горячим кофе. Да, ведь так и есть! Она задает профессору вопросы и получает ответы, только все это происходит мысленно, она просит помощи, и... Не может быть! Это происходит, ну да, конечно же, когда она касается вещей, принадлежавших Данильцеву. Сначала это был кусочек мела...
Марина бегом бросилась в аудиторию, где она читала лекции. Там на доске лежали три небольших кусочка мела. Который из них? А, может, того уже и нет? Марина по-очереди брала в руки мел и говорила с профессором, и третий мелок отозвался. Ей показалось, что она слышит голос Данильцева, зовущий её по имени: "Марина, Марина...".
От растерянности девушка снова выронила мел, он разбился, но Марина собрала все кусочки и побежала в кабинет Данильцева.
Сев за стол профессора, подвинула настольную лампу, взяла в руки его авторучку. И решительно произнесла вслух: "Евгений, милый, хороший, подскажите мне, где вас искать, что с вами случилось?". Почувствовала, что плачет. Странно, когда-то она терпеть его не могла, а сейчас такое чувство, будто он ей дороже всех на свете.
Что-то изменилось. Сидеть стало удобнее, будто кресло подстроилось под Марину, свет от лампы стал мягче, в то же самое время манил к себе, освещая стол и маленьким узким лучом проходя по комнате до стеллажей. Авторучка в руке Марины нагрелась. Девушка не могла объяснить, что происходит. Но встала, повинуясь тоненькому лучику, и подошла к стеллажу. Там лежал шарф профессора, Марина медленно взяла его в руки...
Голос профессора раздался рядом, будто Данильцев был в кабинете. Он явственно звал на помощь, звал её, Марину!
Епифанцева поняла: каждый предмет, все, чего касался профессор, хранит его память, передает мысли и чувства. Но, чтобы прочесть эту память, понять эти мысли нужно... Как просто. Нужно доброе слово. Любовь к этому человеку.
Марина закрыла глаза, взяла в руки профессорский шарф с некогда отвратительным запахом немодного одеколона, показавшимся сейчас самым приятным, и замерла...
Услышала назойливое жужжание. Рои комаров, мошек набросились на неё, кусали, лезли в глаза, Марина замахала руками, схватилась за разбухшее, горящее от укусов лицо, выронила шарф и, открыв глаза, недоуменно огляделась: какие комары, какие мошки, видимо она задремала, вот ей и привиделась во сне всякая ерунда. Вздохнув, Епифанцева решительно сложила аккуратно все вещи и ушла домой.
Надо было хорошенько выспаться, однако сон не шел, Не давали покоя те самые комары и мошки, тревога все более давила на девушку, а в чем дело, она никак не могла понять.
По телевизору, в который раз, шел фильм "Собака Баскервилей", Марина, не задумываясь, следила за действиями героев, вот уже сэра Генри на болотах настигает страшная собака. На болотах? Неужели? Марина выбралась из теплой постели и поехала в Институт. Сердце бешено стучало, она поняла, что с профессором случилась серьезная беда.
Снова сев за его стол, Марина зарылась лицом в профессорский шарф и разрыдалась
- Женя, дорогой, милый, да что же с тобой случилось?
- Марина, Марина, помоги, - еле слышно прозвучало в ответ.
Она почувствовала нарастающий холод. Кабинет исчез, словно растворился в густом холодном тумане бесконечных болот, выделяющих тяжелый удушливый запах сероводорода. На маленьком островке ничком лежал человек. Марина бежала туда, падала, соскальзывая с опасно качающихся кочек, с трудом удерживалась на поверхности, цепляясь за ветки редких кустарников. Когда она, грязная и промокшая, выбралась туда, на сушу, то увидела Данильцева и свой шарф в его руках, наклонилась ближе и... оказалась в кабинете.
Она долго убеждала сначала декана, затем милицию. Наконец, все вместе звонили в поисковый лагерь, потом ждали ответа от мамы Данильцева, которая решила, что сын уехал домой, и только после переполоха увидела его чемодан и вспомнила, что собирался он поискать какие-то растения на болотах, пошел один, ведь знал эти места с детства. А она-то и забыла, думала - уехал...
Поисковики с помощью вертолетов отыскали еле живого профессора и доставили в госпиталь. Когда Данильцев пришел в себя, он увидел сидящую на стуле Марину, кашлянул, и девушка встрепенулась, подошла кровати и улыбнулась:
- С возвращением, Евгений Анатольевич...
- Здравствуй... те, Марина...
А потом они оба долго молчали, пытаясь скрыть свои чувства, но разве это возможно?
Первым заговорил Данильцев. Он рассказал, как собрался на праздники навестить маму, а, будучи рассеянным, по ошибке взял из шкафа Маринин шарфик и обнаружил это уже только в поезде.
- Вот так нехорошо получилось. А впрочем, почему же нехорошо? Ведь этот шарфик спас мне жизнь, - так сказал Данильцев вслух, а про себя подумал, что не шарфик, а то тепло, та любовь, которая была отдана ему Мариной, которая жила в них все эти годы, но так глубоко пряталась...
Он рассказал, как заблудился, подвернул ногу, с трудом выбрался на спасительный островок и постоянно думал о Марине:
- Я начал терять сознание, в мыслях мелькали воспоминания о наших редких чаепитиях и почему-то бесконечные данные о теломеразе.
Марина, улыбаясь, рассказала о своих открытиях. Не только в области геронтологии...
Оба смущенно смотрели друг на друга, в её глазах была радость, в его - растерянность. Данильцев сделал шаг к Марине, протянул ей шарфик, аккуратно надел на плечи, и она поняла все, коснувшись мягкой материи.
Заглянувшая в палату медсестра молча смотрела, как двое взрослых людей одновременно целуются, смеются и плачут...
*
Геронтология - наука, изучающая биологические, социальные и психологические аспекты старения человека, его причины и способы борьбы с ним (омоложение).