В семье Тихушкиных завелся маньяк. Собственный. И был им никто иной, как сам глава семьи, которого жена, впрочем, этой самой главой вовсе не считала. У других - мужья как мужья, а этот... Работу нашёл, будь она не ладна!
Сначала всё про какие-то сиреневые горы талдычил, мечтал, восторгался, а сам-то стремянки, как огня, боялся. Когда понял, что жене до этих гор фиолетово, вроде отступился, посерьёзнел. Сидел вечерами, уткнувшись в горы чертежей, да тихо щёлкал логарифмической линейкой. Чего уж там считал - супруге было неведомо и неинтересно. Потом чертежи исчезли, сменившись горами макулатуры, которые жена потихоньку пользовала для домашних нужд, не обращая внимания на мужевы записи. Пока не открылось страшное...
Неизлечимая мания поразила Федора Тихушкина ещё в молодости, но до сих пор семья от этого не страдала. Маньячным промыслом Федор Васильевич занимался вне дома, а чаще всего - на работе, в одном из многочисленных секретных столичных НИИ, где он с коллективом таких же инженеров трудился над созданием космической катапульты.
То ли работы у него больше стало, то ли сотрудники воспротивились, но однажды жена поняла, что он занимается этой самой своей манией на дому.
Ну, во-первых - появились явные следы преступной деятельности, во-вторых, дочь Катерина, придя из института, завопила:
- Мама, он до меня добрался!
Прибежавшая на крик ребенка испуганная мать обнаружила в платяном шкафу дочери тааакое... Хоть за скалку берись. А потом и сын - школьник нажаловался:
- Мам, он и ко мне лезет.
И все доказательства, как говорят, на лице, ну не на лице, неважно, где. Да, и сама супруга замечать стала: то в туалете, то в ванной муженек надолго закроется, не дозовешься, то уйдет на пять минут мусор вынести, полчаса нету. Короче, пришла пора действовать.
- Слушай, Федор! Завязывай со своими идиотскими привычками, - заявила жена - ты посмотри, детей до чего довел? Остановись! Маньяк несчастный!
Федор горестно кивал, вздыхал тяжело, признавая свою вину. Но, остановиться? Ну, не сможет он, не сможет! А на работе... Дурак-начальник обменял все лишнее, а, по мнению Федора, самое нужное, на грузовик бесплатной туалетной бумаги для сотрудников.
В общем, подумал Федор, подумал, схватил заветный портфельчик и кинулся в свое НИИ. Написал заявление на увольнение, прощальное письмо семье, сел в катапультное кресло, окутал себя разными проводами, прижал к груди портфельчик и нажал кнопку "Пуск".
Очнулся Тихушкин на незнакомой планете с портфелем в руках. От проступающих в тумане сиреневых гор тянуло прохладой, в небе высоко летали незнакомые птицы фиолетовой расцветки, где-то в вышине тускло светило местное Солнце, переливаясь всеми оттенками зелени. Издалека доносились приглушенные разноголосые звуки. А по долине разметались странного вида то ли памятники, то ли мегалиты местного Стоунхенджа, только иной формы - невысокие и плоские, испещрённые непонятными линиями и знаками. Тихушкин испуганно огляделся, успокоился, вытащил надерганные втихаря из разных журналов у жены и детей кроссворды, сканворды, чайнворды и прочие головоломки, разложил на одном из камней, устроился поудобнее, вооружился карандашом и забыл обо всем на свете.
Увлёкшись, не сразу заметил, как с сиреневых гор спустился и тихонько подкрался абориген - четыре ноги, четыре щупальца, две головы, попрыгал возле мегалита, а потом воззрился на Фёдора, возбужденно залопотал что-то непонятное, пощёлкал щупальцами и выдал на чистом русском языке, тыча в нанесенную на поверхность камня крупную сетку.
- Мужик, не поможешь? Третья планета от Солнца, в слове пять букв?
Федор, разглядев в глазах аборигена хорошо знакомый, родной до боли блеск, чуть не задохнулся от радости и прошептал:
- Земля. Зем - ля.
Высунув два нежно-фиолетовых языка, абориген старательно выбил щупальцем на камне незнакомое слово.
Туман сгустился, солнце сменило цвет с зелёного на ультрамарин, угомонились птицы, но ещё долго холодную тишину нарушали скрип карандаша да стук щупальца.
Землянин и житель Сиреневой планеты увлеченно решали кроссворды...