Накануне свадьбы Матвеевна водила пальцем по списку: "Выпивка есть, угощение, Трофимовне за постой отдала, жениховскую родню всех разместила и не вповалку". Помуслякав пальцы, посчитала купюры, удовлетворенно кивнула и позвала дочь:
-Рита! Я швее за платье ещё двадцать рублей накинуть хочу - больно фасон хорош. А! Надо ещё будет Геньке за баян, тьфу, ладно, отдам портнихе десятку сверху-то.
-Маманя, может, не надо дядю Геню звать? У Юрасика родители и сестры-то интеллигентные, институты закончили, а если дядя Геня чего выкинет, номер какой? - в комнату зашла крупная некрасивая веснушчатая девка в ситцевом платье.
-Не перечь! Какая свадьба без баяна? А Генька ещё и на нашей с отцом наяривал - на той стороне реки слыхать было, как веселились. Портниха-то когда будет? А то вроде гроза собралася, не ровно прольет, размоет путь-то, - нахмурилась мать. Рита глянула в окно, охнула - небо сплошь заволокло тучами. И, словно в насмешку, сверкнула молния, а потом так грохнуло, что стекла задрожали.
- Eдрёна Матрёна! - Матвеевна кинулась во двор снимать белье. Вернулась промокшая, крикнула на дочь:
- Ты че стоишь как вкопанная? Иди, ведра расставь.
Рита не сдвинулась с места. Став ещё некрасивее, отчаянно зарыдала, произнося с придыханием:
- Не... смо...жет... плать...е при...вез...ти, в чем...я...бу...ду...
- Не каркай, а то накаркаешь! - рявкнула Матвеевна. Однако ясно уже, что пропало платье. "Тьфу, нечистая". Вечером сидели грустные, поникшие, Рита всё ревела. Как назло, в доме ни метра белой ткани, ну не из простыни же шить. Мать глядела на окна, за которыми бушевал ливень, и, горестно вздыхая, что-то считала, прикидывала. А утром платье, красивое, белое, с оборочками и рюшами висело на дверце шкафа. "Хоть мы и не выспались, и окна без тюля остались, зато девка при наряде", - думала женщина, помогая дочери одеться.
Несмотря на непогоду, поглазеть на жениха с невестой да погулять на свадьбе явились почти все жители поселка "Счастливый". Председатель поссовета принес книги и печать с собою. Когда гости немного выпили и поели да научились дружно кричать "Горько", встал с лавки дядя Геня, выпил "за молодых", не закусывая, крякнул и растянул баян. Небольшая горница наполнилась сочными аккордами, и Геня выдал во все горло:
- Эх, юбка моя, юбка тюлевая...
Рита, покраснев, сползла под стол, гости онемели, кто икал, кто краснел, кто смотрел в рюмку. Жених сидел, вытаращив глаза, сватья поджала губы, золовки, хихикая, косились на наряд невесты. Частушка лилась весело, ядрено, призывая свадьбу к пляске, Геня старательно орал, насилуя баян.
Матвеевна, выразительно глянув на баяниста, постучала по лбу, подумав: "Да чтобы я тебя ещё когда-нибудь пригласила, урод старый". Кинулась к радиоле и, поставив пластинку, крикнула, сколько было сил: "Танго!"
Из динамика полилось задорное: "Ты ж мэнэ пидманула..."