Итак, мы опять поссорились. Ларисе надоели моя фанатичная любовь к футболу и природная мужская лень да мучающая не одну неделю хандра.
- Ты же можешь, можешь! Не хуже других! Вот, посмотри! - и она выложила на стол небольшую книжицу.
Я лениво полистал страницы. Стихи?!
В стакане красуется скромненько
Цветущая ветка шиповника*
Недоумённо пожав плечами, ответил, что, да, при желании могу наваять вирши много лучше. Но не хочу. И не буду. Лариса рассердилась и ушла, хлопнув дверью.
Ну и ладно. Подумаешь, велика потеря.
Простенькое трикотажное платье, короткая стрижка, очки в немодной оправе, которые она вечно поправляла жутко неловким движением, пытаясь убрать с кончика носа. Привычка сидеть, аккуратно сомкнув колени, в уголочке дивана, строгий молчаливый взор на меня поверх очков. В уме промелькнули строки: "Она ушла, но слезы не прольются"*.
Я махнул рукой и уселся за телевизор с верным другом - пультом. Этот не фыркнет и не хлопнет дверью. Ушла? Иди!
После очередного проигрыша нашей сборной выпил с горя банку холодного пива и обеспечил себе весёленькие выходные на пару с ангиной. Крепко вцепившись в горло, она сделала из меня вялое и ватное, ленивое существо, сил хватило только дотянуться до пульта. После бездумного переключения каналов махнул рукой. И тут же увидел оставленный Ларисой томик стихов. "Ветка шиповника..." Нет, увольте!
Хотя...
Томик не был толстым, я быстро его прочёл и задумался. Ну, что такого было в этих строках? То, что это были ЕЁ стихи?! В общем, взыграли то ли обида, то ли упрямство, то ли зависть, я вылез из постели и, достав пачку бумаги, уселся за стол в ожидании Музы.
Время шло, а она всё не приходила. Лежащая на столе стопка бумаги издевательски хранила свою девственность. Я курил сигарету за сигаретой, жег ароматические свечи, но всё было бесполезно.
Взгляд мой упал на Ларисино фото в тонкой серебристой рамочке. Не выдержав, встал, сунул в ящик стола. Ну, не мог я сочинять в её присутствии. Демонстративно развернулся и уполз в кухню пить кофе, с надеждой ожидая прихода настоящей Музы.
Моя Муза должна быть красавицей, соблазнительной и сексуальной.
Словно услышав мои просьбы, в дверь осторожно постучали. Я с ехидной усмешкой направился к дверям, приняв безразлично-небрежный вид, и замер. На пороге стояла в изящном кимоно миниатюрная японка. Пометавшись по кухне в поисках угощения: конфеты? Вино? Пирожное? Я вдруг услышал стихи.
Японочка нежным голоском декламировала изящные хокку про праздник о-ханами. А я представлял себя среди цветущих сакур в пышном парке Яомори, где всё вокруг окутано нежно-розовым цветом и удивительной вишневой свежестью.
Мне захотелось дотронуться до пухлых губ японки, но она исчезла.
Несколько листов бумаги, испещренных неудачными попытками написать хокку, полетели в урну.
Я в отчаяньи запустил пятерню в волосы и почувствовал прикосновение нежных рук на плечах и возбуждающий запах благовоний.
В центре комнаты пышнотелая персиянка, любительница сладких фруктов и чувственных рубаи, с фигурой, подобной лире, исполняла эротический танец, утопая в густом, тягучем аромате распустившихся роз.
Увы, как только я попробовал сочинить в ответ единственное рубаи, восточная красавица растаяла, оставив меня в растерянности с мятым листком бумаги в одной руке и обгрызанным карандашом в другой.
Испортив ещё несколько листков бумаги, с тоской прочел накарябанное пошленько-банальное:
* По главной сути жизнь проста:
Её уста...Его уста...*
Выпил снотворного и рухнул в постель, укутавшись одеялом с головой.
Во сне приходила китаянка. Маленькая и точёная, как фарфоровая кукла. Я всё ещё слышу нежные мелодии её голоса и изумительные строки, объединённые миниатюрной рифмой сяо-ши, воспевающие любовь и красоты мира, хрупкие и удивительно откровенные, как цветки лотоса.
Нет, нет и нет! Никаких стихов, никаких!
Китаянка печально улыбнулась и также тихо исчезла, но поспать не удалось.
Чернокожая африканка, грациозная как пантера, стыдливо закрывая ноги подолом тонкого платья, разбудила меня, громко читая нараспев поэмы на суахили В глубоком озере, что разлилось вместо рабочего стола, танцевали длинноногие розовые фламинго. Рядом исполняли ритуальные танцы масаи, и водили хороводы стройные полуобнаженные кенийки, соблазняющие запахами здорового женского либидо.
Голова пошла кругом...
Меняли друг друга по-стильному изящные француженки, спокойные холодноватые фрекен и фрау Скандинавии и Балтии, взрывные креолки, горячие европейские южанки, скрытые от чужого глаза в укутывающие хиджабы мусульманки.
Они соблазняли меня чужими ритмами, чужими чувствами. Не то, всё не то...
Заверещавший истерично звонок раздался в полночь. Как был, в одних трусах, с всклокоченной шевелюрой и заспанными глазами я, как ужаленный, кинулся к дверям и замер...Вот ОНА.
Коротенькое платьице нахально обнимало совершенные формы, подаренные природой: полную высокую грудь, тонкую талию, пышные бёдра, длинные стройные ноги (боже, какими штампами я мыслю, наверное, потому, что своих слов не нахожу...). Венчали соблазнительную картину смазливое личико с легкой россыпью конопушек и много-много смешных кудряшек. Пока я обдумывал, как ей лучше - с веснушками или без, Красотка хмыкнула, поставила на место мою отвалившуюся нижнюю челюсть, шагнула уверенно вперед, качая попой, как у сеньориты Лопез:
- Хай, бэби!
- Хай,- я медленно выходил из ступора, заранее предвкушая остаток ночи, долгие часы следующего дня и ещё одну ночь, а может и две...
Девица процокала в кабинет, небрежно пролистала кипу белоснежной бумаги, заставив меня покраснеть. Как нашкодивший школьник, я кинулся к столу. Она снисходительно улыбнулась, упёрла руки в бёдра и, пошевелив грудями, изрекла:
- Что, неписун, да?
Я кивнул.
Красотка снова хмыкнула, подошла вплотную, обдав жаром зрелого тела, обвила руками мою шею, что-то прошептала, щекоча ушные раковины. Я сомкнул руки вокруг девичьей талии, в ответ её хозяйка обняла меня, время остановилось, настенные часы покатились куда-то в сторону, разбудив дремлющую кукушку, земля ушла из-под ног, распахнулись створки окна, нас завихрило легким осенним ветерком, окутало пряным запахом прелого листопада.
Мы уже давно не стояли, а летели, обнявшись, высоко над полупрозрачными перистыми облаками.
- Что тебе больше по душе? - спросила Красотка, - Ад или Рай?
- Зачем мне рай? Там скучно. Ад, конечно!
Пролетев ещё немного, мы опустились на тёмное облако с высокими воротами. Красотка прошла через турникет, волоча меня за руки:
- Это со мной! - бросила небрежно двум чумазым охранникам, черным, как настоящие чертенята. Внутри было жарко. Нет, там царила жарища! Стояли огромные котлы, облака пара клубились по всему помещению. Красотка скинула сапожки, обнажив маленькие изящные копытца. Не дав мне времени на удивление, Чертовка мотнула шевелюрой, почесала хорошенькие маленькие рожки, которые я почему-то сразу не заметил, и потянула меня в котел.
Я таял. Не от жары, а от её близости, от слов, которые она шептала мне на ухо, щекоча кудряшками щеку, от томного дыхания и настойчивой ласки.
Где-то знакомо прокуковала кукушка, котлы поплыли в сторону, унося с собой Чертовку. Я открыл глаза, отложил в сторону перо. На верхнем листе бумаги прочел моей рукой написанное:
* "Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец"...***
Вот оно! Наконец-то! Господи, какие божественнее строки...
Немного отойдя от любования собственным талантом, я вдруг ощутил лёгкое покалывание где-то глубоко внутри. Какое-то странное беспокойство. Яркая луна пристально следила за моими мыслями. На фоне легкой портьеры от дуновения шевельнулся знакомый силуэт.
Я кинулся к шкафу, лихорадочно перерыл библиотеку. Вот он, потрепанный томик с пометками на полях. Сейчас... ну, конечно же!
Посвящение Натали. ЕГО Мадонне**.
Ах, чертовка! Прости, господи... Я скомкал лист бумаги, воровато оглянулся - никто не видел, ЧТО моей рукою выведено?
Пачка чистой бумаги полетела в стол. Я понял, что мне никогда не написать ни единой строфы. Может, моя Муза уже заснула, а, может, уже всё давно написано до меня?
А может... Ну, конечно же! Какой я идиот!
И моя рука извлекла из стола женский портрет в серебристой оправе...
Я взял телефон и позвонил Моей Музе, а потом долго ждал звука открывающейся двери. Лариса легкой походкой зашла в комнату. Присела на стул рядом с диваном, поправила знакомым движением очки в немодной оправе, пытаясь убрать их с кончика носа. Простенькое трикотажное платье, короткая стрижка...
Мы улыбнулись друг другу. Съёжившись, отступила, отвязалась ангина. Я обнял любимую, зарылся лицом в ее пушистые волосы. Мы сидели молча, взявшись за руки.
А потом... потом снова были бессонные ночи, исписанные листы бумаги, крепкий кофе и рядом она - моя Лариса, ниспосланная мне самим Господом.
А вскоре наша библиотека пополнилась новым томиком стихов.
О, женщина, краса земная,
Родня по линии прямой той,
Богом изгнанной из рая,
Ты носишь рай в себе самой!***
(Василий Фёдоров)
*** *** *** *** ***
*В рассказе размещены строфы стихотворений Василия Дмитриевича Фёдорова из сборника "Книга Любви. О ней...".
Можно найти по ссылке : ebooks.kemguki.ru/open/FEDOROV2.pdf
Жену поэта, тоже поэтессу и писателя, звали Ларисой . Про шиповник - её строки.