Аннотация: Рассказ написан для конкурса БД-21, вышел из группы в полуфинал, где занял 22 место из 42.
Младенец корчился и истошно орал. Тася отчаянно качала люльку, пока не почувствовала резкую боль в груди и позыв тошноты. Выскочив из избы, склонилась до земли и потом долго не могла отдышаться.
- Убила ребёнка, чума безглазая! Таська, твою тудыть! Куда девалась, ослопина*?- громкий визгливый голос Марфы заставил девочку опомниться, и она неохотно поплелась в дом, где тут же получила хлёсткую затрещину.
- Я его качала! Не трогала я его, матушка! - обливаясь слезами от боли и обиды, с трудом ответила Тася, пытаясь оправдаться.
- Шалава подзаборная тебе матушка, а я тебе барыня!- рявкнула Марфа.
- Гыы, барыня, кочерги сударыня,- донёсся с печи старческий смешок.
- Да не стой коромыслом, Таська, беги за знахарем, помер ведь Грицаня, помер, ой,ей, помер. Да, замолчи,ты старый,- распорядилась Марфа, огрызнувшись на деда, и склонилась, обхватив люльку.
Грицаню Тасе было жалко. Он ещё наднесь смешно гугукал и сучил ножками. Тася с ним играла, пеленки меняла да мочанку* хлебную давала. Вчера к вечеру голова сильно болела, в сон клонило, не до игр стало. А нонесь вдруг её так торкнуло, словно кто нож в грудь всадил, глянула - глаза у Грицани враз белые-белые стали, кровь из ушка потекла, младенчик икать начал, орать и корячиться; горит, а от самого холодом жутким тянет. И качание не помогло.
Знахарь пришёл, в страшные глаза мальчонки глянул, перекрестился на икону:
- Сглазили его, Марфа, правду говорю, сглазили. Схорони да из дома все вещи его вынеси да пожги.
Деньги взял и вышел, на крыльце сплюнул три раза через плечо да по перилам постучал.
После похорон Грицани Марфа гоняла Тасю во все тяжкие, покуда сама не притомилась и, к счастью Таси, удалилась в горницу надолго отсыпаться.
Тася любила редкие дни отдыха, а ещё больше - ночи, когда на небе появлялся яркий круг Луны. Про Луну она от Федяни узнала. Постоялец у них ссыльный как-то жил, многому парня научил, а Федяня в свою очередь пацанам да вот Тасе всё рассказывал.
В то, что Земля круглая, Тася не верила - вон соседская сноха толстенная какая, она бы непременно скатилась с шара-то, ну и коровы - как держатся? Ладно, деревья да дома - у одних корни, другие в землю вкопаны. А Луна вообще не круглая, а на блин похожая, когда полная. А в другое время на сыр - видала Тася на рынке огромные куски сыра, когда с Марфой в город ездили. Вкусно, поди.
Слушать Федяню было интересно, хотя и боязно. А ещё была у Таси тайна, даже Федяня не знал.
Любила она в озеро смотреться при полной Луне. В избе у Марфы было зеркало в спаленке, да только поглядеться в него Тася смогла только единожды.
Вот и нонче, как заслышала храп тётки Марфы, так и надумала к озеру бежать. Все тропинки давно выучила, а тут ещё и Луна яркая-яркая. И на душе радость и лёгкость необыкновенная. Тася тихонько собралась, в окно вылезла и бегом к озеру. Там постояла, подняла руки вверх ладонями, подержала лунный блин, покачала в руках и потом присела на любимый бугорок на бережку.
Лёгкий ветерок чуть играл рябью на озёрной глади. Там, на поверхности Тася видела себя. Точнее, вроде себя, да не совсем.
Девочка, что смотрела на неё из озёра, всегда была иначе одета, Тася нарядов таких отродясь не видала, и волосы иначе уложены, а порою на голове что-то непонятное надето. И всегда улыбалась. А вот глаза были точно Тасины - голубые с переливами, глаз таких, Федяня сказывал, ни у кого в селе не бывало. Да и у Таси переливы эти только в полную Луну появлялись. Они тогда впервые с Федяней на берегу встретились, он и увидал глаза Тасины.
Странная была эта девочка из лунного зеркала. Голос глубокий, нежний, журчащий, как ручеек весенний. Она будто что сказать хотела Тасе, да та не могла понять - что? А ещё и руки тянула, словно обнять хотела. Вот тут и страшно, и сладко бывало, а ну как та, в озере, утопленница какая? Затянет вглубь, обратно не выплыть. А что похожа на Тасю, так они любой образ принять могут. Тася её Озёркой называла. Делилась с ней бедами и радостями, хотя последние редко когда бывали. Разве что когда дед блинами угощал украдкой от Марфы.
Вспомнив про деда, Тася улыбнулась.
Озёрка ответила улыбкой, потом руками взмахнула, и озеро вдруг замерло, словно большое зеркало, а там... Ахнула Тася - яркое небо и солнце, откуда ни возьмись, отражаются. И вроде ещё что-то появляется, и...
Чутким слухом она уловила движение и повернулась. Федяня! Наклонился к озеру, гальку бросил, разбил Тасино зеркало. Ахнуть Тася не успела, да похоже та, что в озере, исчезла, не показалась Федяне. От гальки круги знатные по воде пошли. У Таси такие не получались. Федяня улыбнулся, раскрыл ладонь - леденец Тасе принёс. Вернулись в село вместе.
Перед Всенощной прибежал в избу к тётке Марфе Федяня - невестка рожать задумала, братова жена, мать за помощью послала. Тётке Марфе не впервой роженицам помогать, быстро собралась, крикнула Тасе следом идти. А у той ноги как ватные вдруг стали. Идёт, словно упадет сейчас. Чем ближе подходили, тем того хуже было Тасе, хотелось развернуться и убежать обратно. Да как осмелишься?
В дом вошли, там роженица в горячке мечется по постели. Глаза блуждают, остановились на Тасе и враз побелели. Тут Тасю и вывернуло. Упала на пол, скрючилась.
По вискам стучали отчаянные крики роженицы, шёпот соседки да ругань Марфы, которая с маху саданула Тасю ногою в живот:
- Разлеглась, шалава. Ни толку, ни помощи. Тебя чего рвёт все время? Уж ни в тяжести ли от Федяни-то?
- Не кричи, Марфа. Помирает Настасья. Зря ты эту девку с собой привела. Глазливая она! Как есть глазливая! А ты, Таська, вставай да убирай за собой! И около Федяни-то не вертись!- соседка повернулась к Марфе, продолжила:
- Залазная* она! Желвь*! Как явилась в селе, так люди как мухи и мрут! Навь* за ней по следам ходит! Знахарь сказывал, что чума это! Болезнь такая, всех косит, забирает к себе! Сказывал, что чума эта кровь выпивает, человек оттого весь белый становится.
- Слушай его! Он, нажравшись отваров, ещё не такое расскажет. А пока Таськи не было, ещё больше помирали! Два села схоронили, как корова языком слизала. Те, и правда, белёхонькие были, а у Грицани моего кровь из ушей шла красная! И, окромя Настасьи, Грицани да мужика моего сколько лет никто не помирал!
Вернувшись в избу, Марфа устало присела на лавку, зыркнула сердито на поникшую Тасю.
- Выгнала бы тебя, да одной не справиться с пятерыми-то да без мужика. Откуда же ты на наши головы взялась, такая?
Тася только плечами пожала. Она и взаправду не знала, откуда родом. Ни матушку, ни отца, никого не помнила.
- Как откуда?- проскрипел дед, сползая с печи, сунул ноги в валенки и прошлёпал к столу, продолжил,- я как сейчас помню, она у калитки стояла, мне тадысь годков двенадцать было. Босая, в сарафане да лохматая.
- Что ты мелешь, старый!? Какие двенадцать годков? Молчи уж, коли в голове пусто. Это уж которая по счёту ослопина нечёсаная, как намазано у нас. Так и лезут. Эта сама припёрлась. Прогнать её надобно.
- А толку? Снова придёт! Говорю же, помню с отроков, вот эту! Я ж её тогда в избу сам и привел!
- Дурак и есть, старый дурак. На-ко медовуху, помянем ужо соседку-то. Молодая ушла,и робятёнка жаль,- и, повернувшись к Тасе,- уйди отсюда, залаза!
Та выскочила из избы, бросилась в траву и разрыдалась. Никому она зла не желала, всем помочь хотела. А тут её все клянут. А в тяжести? Так она ещё и в понёву-то не впрыгнула. Да и ничего такого ни разу...
Сколько лет минуло, как вошла она в эту избу, Тася не помнила, совсем тогда малой была. И про себя ничего не помнит. Совсем ничего. А пацана помнит, как он её за руку взял и в избу завёл. Добрый, улыбчивый, небо в глазах. У Марфы трое сыновей, ни один на того не похож, не понятно, куда подевался.
Схоронили сноху соседскую, тихо стало на селе. Тася на улицу боялась выходить - пацаны кидаться камнями начинали да дразниться, да и в доме ей больше всех доставалось. Но хорошо то, что боли прошли и тошноты не стало. И Марфа вроде подобрела немного. Да и как не подобреть - дважды Тася жизнь ей спасла. Летом змею почуяла, остановила Марфу, а потом зимой на крыльце придержала, а то бы убила бабу огромная сосулина.
Однажды Тася почувствовала снова боль, удивлённо оглянулась - в избе вроде никого не было, разве что дед, как обычно, на печи спал. Деда девочка жалела. Покорный он был, хоть и вставлял иногда словцо-другое. Видел уже плохо - глаза мутные, как пеленой подёрнутые.
Вся дрожа, Тася медленно подошла к печи, чувствуя как пульсирует, разливается внутри жгучий огонь. Ещё шаг, ещё...
Тихо позвала деда. Пить попросил. Почти теряя сознание от боли, зачерпнула в кухне ковш свежей воды, поднесла. Дед Тасе улыбнулся, слеза по щеке скатилась девочке на руку, как огнём обожгла. Дед легко вздохнул и замер. Тут Тасина боль вдруг разом отступила.
Тася кинулась вон из избы, туда, к озеру. Дед был единственным, кто иногда говорил с ней, помогал и никогда не ругал. Было в нём какое-то тепло.
Долго беззвучно плакала, сидя на берегу. Уже стемнело, но она боялась возвращаться.
Сквозь слёзы глянула в озеро и ахнула. Там впервые отражалась она сама, плачущая. Тася зачерпнула воды, умылась, направилась к дому.
И услышала голос. Вернулась.
Из лунного зеркала на неё смотрела Озёрка. И снова тянула руки. А Тася ни убежать, ни навстречу двинуться не может - омертвела словно. "Знать, навь одолела",- подумалось страшное.
А та, в озере, исчезла, а после появилась на глади странная картина. Как два огромных шара летят навстречу друг другу, и столкнувшись, разлетаются, опалив заревом всё небо. И гибнут, тонут в небе люди, теряя друг друга. А после исчезает всё, только полная Луна качается на озёрной ряби. И так грустно и больно от этого, что кричать хочется, да голоса нет.
Тася, как завороженная, смотрела на озеро. Ей показалось, что отражённая там Луна плачет. И тут почувствовала шаги. "Федяня",- подумала, резко повернулась и ахнула.
Совсем рядом на берегу стояла... Озёрка! В странном наряде, она выглядела много больше, чем там, в озере. Коса длинная с верёвочкой вплетённой, отчего Тасе тепло на душе стало, и боязнь ушла. Озёрка молчала, но Тася понимала - с ней говорят.
- Я прилетела, чтобы забрать тебя, сестра. Три сигнала было от тебя. Ты не можешь больше здесь оставаться.
- Почему?- спросила Тася и подумала: "Как странно она меня назвала".
- Потому что нельзя. Потому что твой дом там,- Озёрка протянула руку вверх, кончики пальцев будто коснулись Луны,- много лет мы вас искали.
- Нас?
- Да, тебя и брата.
- А где же он? Его тоже нужно забрать!
- Не сейчас,- Озёрка грустно улыбнулась,- не переживай, он не умер. Ты успела его спасти. Но теперь нужно помочь ему вернуться.
Тася задумалась. Спросить хотела, да сама догадалась, кто ей братом приходится. Отчего то не удивилась. Шагнула вперёд:
- Что я должна сделать?
- Поменяться со мной.
Сказав это, Озёрка широко раскрыла руки, Луна осветила и окутала мерцающим коконом их обеих. И когда сияние ослабло, Тася поняла,что это уже не Озёрка, а она сама стоит на берегу одеянии лунных странников, а по берегу к селу бежит маленькая босая девчонка в помятом сарафане, коса которой распустилась, разлохматилась.
Тася глаза закрыла, представила: вот девочка добежала до калитки и остановилась. Из избы выскочил смешной конопатый мальчишка, в глазах небо яркое с переливами, подбежал, широко улыбаясь. А потом они пошли в избу, крепко держась за руки.
Наклонившись, Тася подняла с земли верёвочку - она возьмёт её с собой, чтобы потом через много лет вернуться на Землю за сестрой и братом.
* Ослопина - бестолочь (разговорное), мочанка - соска, залаза - зараза, желвь - нарыв, Навь - смерть. Понёва - юбка, которую надевали на девушку при наступлении полового развития. Старорусское.