Закрой книгу, мой милый, на дворе голубое небо и свежий ветер, не время сидеть над расчерченными листами. Закрой эту книгу, малыш, брось ее, ты знаешь - в книгах заключен яд, знанье и тоска таятся за тонкими страницами. Знание любви и тоска по свободному полету - горе тому, кто отведал этого яда, не рад он уже ни вкусной еде, ни теплой клетке, он поет и тоскует, и умирает от тоски. Ибо того, что ищет он, на земле нет. Закрой скорее книгу, малыш, и никогда не подходи к уставленным корешками полкам, довольно нам раскрашенных картинок и говорящего ящика. Брось этот яд!
Но если ты однажды вкусил его, тебя уже не спасти, и ты глотаешь страницу за страницей, строчку за строчкой в поисках правды, той правды, что взглянет в твои глаза светом Солнца.
Что ж, тогда вперед, мой милый, - знаешь, ведь по этим страницам можно скользить не только слева направо, вдоль по строке, но и вперед. Смелее шагни, раздвинь руками ровные строчки, за ними зеленые ветки, еще шаг, и ты в прозрачном летнем лесу. Солнце пляшет в высоком небе, глядя на тебя сквозь кружево гибких ветвей, птицы заливисто щебечут, невидимые за зеленью листвы, густые заросли кустов увешаны дразнящими каплями спелой малины. Она так хороша, свежая, согретая лучами щедрого июльского солнца! - Это тебе, малыш! Вдохни запах листвы и заройся весь в куст сочных сладких ягод! Пусть наша сказка будет такой же счастливой, как этот день в летнем лесу!
Слышишь, где-то рядом журчит ручеек. Ты можешь остудить в нем разгоряченное лицо и напиться его прозрачной студеной воды. А если долго наблюдать, как он бежит по своей каменной дорожке, и вслушиваться в его журчанье, можно разобрать нежный голосок, напевающий беззаботную песенку. Этому голосу много сотен лет, это дух лесного ручейка, Старый Нудд, беседует с деревьями, птицами, лесными зверями. Только постарайся, послушай, и он заговорит и с тобой. Попробуй! Ведь за его жизнь столько всего происходило в нашем сказочном лесу!
Феи выходили из-за ветвей и танцевали на маленькой поляне, а лешие хриплыми голосами подхватывали их песенку. Феи смеялись, как серебряные колокольчики, и на этот смех приходил на поляну зачарованный юноша, феи свивали свой танец вокруг него, а русалки тянули к нему тонкие руки, и он бросался от одной к другой, пытаясь схватить неуловимое. Феи смеялись, смеялись, смеялись... пока он не падал без чувств в холодную от утренней росы траву.
После юноша поверял свою печаль маленькому ручейку, ибо феи скрывались навсегда, и он их больше не видел. А видел лишь боязливых зайчат и медлительных лосей, забавных лисиц и верных дружбе волков, что жили, охотились и играли здесь, в лесу. Многое происходило тут, по соседству с маленьким ручейком!
Впрочем, мы, кажется, пришли не вовремя. Небо что-то затягивается тучами, ветер грубо рвет ветви, птицы смолкают и прячутся в своих гнездах, а песня ручья переходит в шелестящий шепот. Вдруг начинается дождь - крупные капли ровными рядами падают на притихшую землю, и еще, и еще. Пожалуй, нам пора убираться отсюда, малыш. Раздвинь ветки, зажмурься, и поднырни под них - это дорога домой. И вот, когда ветви уже схлопывались за нашей спиной, закрывая дверь в сказку, ровный шум дождя вдруг раскололся внезапным грохотом, и земля под нашими ногами содрогнулась. Гром? Мы сделали еще шаг и оказались дома, привычно держа книгу в руках.
ГЛАВА 2.
А там, за сомкнутыми ветвями сказочного леса, наша история только начиналась. Потому что не гром прозвучал посреди дождя, и не дерево рухнуло в дремучей чаще, а упала в лес мертвая звезда. Прежде она сияла на небесах, среди прочих звезд, и имя ей было Изерсиль. Но свет ее давно угас, и с тех пор она таилась в каком-то закоулке неба, пожирая звездную пыль и случайные метеориты. А потом вдруг разглядела издалека светлые земные просторы и решила полакомиться теплой, зеленой жизнью.
Не было у нее теперь ни имени, ни души, а одна только одержимость слепым жадным голодом. Черная нечисть свалилась в лес, осмотрелась там зрением без глаз, прислушалась слухом без ушей, поняла знанием без разума, что сможет здесь поживиться, и протянула невидимые лапы-нити под землей. Скоро пальцы чудовища достали до деревьев и начали пить из них соки. Дотянулась мрачная нечисть до лесного ручья, и тот смолк, будто уснул. Чудовище вдыхало воздух и отравляло его своим ядовитым ароматом, раздавалось вширь и вглубь, пожирая все вокруг, и вскоре стало менять небо и землю. Прошло совсем немного времени, и лес стал другим. Цветы все завяли, легкие березы и гибкие рябины засохли, остались только мощные мрачные ели на покрытой густым хвойным ковром земле, да частокол хилых сосенок на топких кочках болот. И птицы больше не пели, а только каркали, да стучали клювами по стволам деревьев, добывая себе пропитание. Тихо стало в лесу. Сумрачно. Только сухая шишка свалится с дерева, или прохлопает крыльями какая-нибудь молчаливая птица, перелетая с ветки на ветку. И снова - тишина.
А над мрачным, темным лесом сизыми тучами хмурилось низкое небо, и казалось, не день на дворе, а серые сумерки. Солнце никогда не светило над лесом, скрытое густой пеленой тяжелых облаков, ибо лапы чудища тянулись повсюду, вширь и ввысь, заслоняя уже и солнечный свет.
Мерзкое чудовище пило соки из всех живых существ, до каких могло дотянуться, а дотягивалось оно с каждым годом все дальше, росло все больше, и выросло уже с огромный холм. Оно питалось воздухом, светом, отравляя и искажая их, и все живые существа были в его власти - растущие из корней и вьющиеся в воздухе, плавающие и ползающие, мычащие и говорящие. Да, говорящие, ибо была в том лесу маленькая деревенька под названием Гардарики, и населяли ее простые люди, именуемые гардарцами. Были они тихими, неприметными, знали себе, как картошку растить, да скот разводить. Своими трудами и заботами жили, а в лес без дела не шастали. Боялись люди страшного холма в лесу, именовали его Тлахгой и держались от него подальше. Слухи о холме ходили страшные: кто пропал, отойдя от деревни на сотню шагов, а кто и возвращался, да не в себе уж был. Таких, продержав их несколько дней дома, в ожидании, не вернется ли разум, гардарцы отправляли обратно. Власть Тлахги они знали и перечить ей не смели. А солнца не видели никогда, и по свету его не скучали, да и как можно тосковать по тому, чего ни разу не видел, ни ты, ни отец твой, ни дед, ни прадед, о чем и словом не скажешь, ибо позабыли они все светлые слова. Гардарцы росли в сумерках, жили и старились, так и не увидев, как солнце встает над землей прохладным летним утром, не знали, как оно ласкает кожу и слепит глаза днем, как сверкает в каждой капельке грибного дождика, и как поднимается от земли до неба огненный мост, именуемый радугой. Ни о чем этом люди и не догадывались - тихие, сумеречные, подстать своему низкому небу и тяжелой земле без цветов и певчих птиц.
И песен у них веселых не было, а только протяжные, да еще разбоничьи. Ибо случалось им злобиться, как диким зверям, и рычать на все, что ни встретится на пути.
ГЛАВА 3.
Однажды, хмурым серым утром, не дарившим никакой надежды, в лес вошел мальчик. Он был небольшого роста, одет, как и все гардарцы, в темную поношенную куртку и просторные штаны из прочной серой ткани. Мальчик был сыном лесоруба, да только отец его давно умер, и матери с ребенком нелегко приходилось. Он рос угрюмым, как одинокий волчонок, и совладать с ним было нелегко - уж что придет в голову, зубы сожмет, а добьется. Вот и сейчас он решил отыскать лесной ручеек, что, по слухам, был раньше в дремучей чаще, и пусть хоть все лесные чудовища, видимые и невидимые, набросятся на него - он так решил.
Лес, начинавшийся сразу за последним полусгнившим деревенским домиком, встретил мальчика вязкой тишиной. Даже шаги ребенка не нарушали молчания, а будто тонули в нем. Он немного знал лес. Отец, когда был еще жив, брал его с собой, подсобить в работе, и мальчик, ступая теперь по ковру из сухих иголок, вспоминал, как отец учил его не бояться, быть собой и соблюдать осторожность.
Ребенок немного приободрился и стал даже подвывать потихоньку песенку, что распевали, бывало, вечерами в деревне - о злой судьбине да печальной доле.
Звуки детского голоса звонкой россыпью падали в трясину лесного молчания, и тишина уже не подступала такой плотной стеной, и угрюмая тоска перестала сжимать сердце железным обручем. Чуть приободрившись, мальчик крался еле заметной лесной тропой, пока не наткнулся на огромный валун, подход к которому закрывали буйно разросшиеся кусты. Мальчик раздвинул обжигающе колючие ветки и оказался в узкой пещере, заваленной опавшими листьями, с неведомых времен укрывавшими каменное дно. Ребенок с порога рухнул в кучу сухих листьев, чувствуя, что страх оставляет его, и на смену ему приходят покой и усталость - так приятно было зарыться в эту шуршащую, ломкую перину. И тут из самой глубины пещеры послышался кашель:
- Кхе-кхе, - кашлял кто-то, невидимый в темноте, и мальчик отскочил к стене, так что в лопатки ему врезались острые камни.
- Кхе-кхе-кхе, - казалось, кто-то просыпался от долгого сна, и пещера с каждой минутой светлела тонким голубым светом. Постепенно мальчик смог различить в глубине ее седого старика с длинной бородой.
- Кто здесь? - строго спросил старик, и глаза его засияли ясным синим пламенем.
- Меня зовут Миша, сударь, - поклонился мальчик. - Я только хотел узнать, правда ли, что здесь был ручей. Я не хотел вас беспокоить.
- Гм, Миша, Микелиус - славное имя, - старику явно понравилась вежливость мальчика. - А лицо твое кажется мне знакомым. Ты не приходил сюда прошлой весной? Но нет, тот был старше, да и ростом повыше... - старик уставил на мальчика сияющий, будто сверлящий насквозь взор, - Сколько тебе лет, Мики?
- Шесть, сударь. Я родился летом.
- Как и я. Нам повезло, ты не находишь? Я люблю лето: жар земли, щебет птиц, аромат цветов. Какие цветы твои любимые, малыш?
- Простите... я не понимаю вас, дедушка.
- Странно. Я тоже не понимаю. Почему так тихо? Где все? Где наш брат, водяной? - старик забормотал невнятно, размахивая руками, как большая птица крыльями.
- Дедушка, так вы - водяной, - догадался мальчик, - вы - Старый Нудд. Я слышал про вас, и про ваших племянниц, дочерей старого лешего. Мать говорила, мой прапрапрадедушка однажды танцевал на поляне с лесными феями, а потом всю жизнь тосковал по ним. Но теперь, - прибавил малыш, - никто в вас не верит. Я думал, это все выдумки.
- Выдумки, выдумки... Да, что-то неладно, - продолжал бормотать старик. - Кажется, я спал слишком долго. Мне надо поразмыслить. А ты, Мики, ступай пока домой, да смотри, не обмолвись никому о нашей встрече.
- Но, дедушка... - взмолился мальчик.
- Хорошо, хорошо. Ты можешь прийти еще. Вот, возьми, - и Старый Нудд протянул ему прозрачный голубой камешек.
Он поклонился старику-водяному, а когда поднял голову, обнаружил, что стоит уже у околицы деревни, крепко сжимая камешек в руке.
Был поздний вечер, час, когда сумерки становятся тьмой. Ох, и досталось ему дома, но он, как и обещал, ни словом не обмолвился о своем новом знакомом, ставшем в скором времени его лучшим другом.
ГЛАВА 4.
С той, первой встречи мальчика со Старым Нуддом миновало несколько лет. Миша подрос. Но продолжал бегать в забытую пещеру, зачарованный волшебными рассказами. Он впитывал истории водяного, звучавшие как старинные песни на забытом языке. Поначалу Миша не понимал его, но тот говорил и говорил, вспоминая свой народ - леших и водяных, кикимор, обитающих в болоте, и русалок, дев чистой воды. Как они жили в своем древнем лесу, да подшучивали над заезжими чужаками, как любили веселиться и петь, плести венки и танцевать волшебной летней ночью под звездным небом.
Старый водяной сам присвистывал, пришептывал, звякал и чмокал, скакал и махал руками, чтобы передать и щебет поющих лесных птиц, и сияние высоких звезд в прозрачной синеве неба. Миша закрывал глаза и прислушивался: вокруг простирался свежий ночной лес - лицо обвевал неведомый гардарцам ласковый ветерок, чувствовалось дыхание ручья, журчащего где-то неподалеку, в соседних кустах заливалась крохотная серая птичка с чудесным голоском, а откуда-то издалека доносился легкий смех, будто звенели серебряные колокольцы. Миша поднимал голову вверх и сквозь крепко сомкнутые веки ясно различал россыпь сияющих звезд в высоком куполе неба. Вот какими были рассказы Старого Нудда!
После Миша пересказывал их своим друзьям. Они собирались в одном старом, заброшенном домике на окраине деревни. Хозяева его давно пропали, сгинули, должно быть, в лесной чаще, все ценное имущество растащили соседи, а дом остался торчать полусгнившим больным зубом посреди заросшего бурьяном двора. Вечерами, когда удавалось закончить все домашние дела, туда приходило несколько ребят. Первым появлялся маленький робкий Степан: сын деревенского пастуха, он и сам уже пас коров на небольшом лугу, наигрывая целыми днями тихие, грустные мелодии на маленькой дудке. Другой Мишин друг, Саша, был сыном кузнеца. В отличие от Степана, Саша был крепким, здоровым мальчишкой, закаленным тяжелой работой в отцовской кузнице. Он терпеть не мог обычных буйных забав сверстников - Саша был достаточно силен, чтобы не быть злым. В их компании была и одна девочка. Ее звали Вера, и была она дочерью искусной ткачихи. Вера гордилась дружбой с ребятами и не выносила девчонок с их ужимками и бесконечными пересудами, повторяющими сплетни взрослых.
Иногда в заброшенный дом заглядывал еще один мальчик - Антон, сын деревенского старосты. Ребята не могли считать его своим другом, ибо случалось, Антон подводил их, выдавая взрослым мальчишеские секреты или просто ябедничая. Бледный нервный мальчишка был исключительно сам за себя. Но что-то тянуло его к ребятам, и Антон приходил вновь и слонялся по дому, прислушиваясь к Мишиным рассказам. Он то застывал, как вкопанный, в их волшебной власти, а то резко встряхивался со злобным смешком и начинал издеваться над "глупыми детскими сказками и, - возвращался к обычным жестоким забавам и буйным дракам деревенских ребят.
Маленькими все они бегали вместе, играли и смеялись, но взрослея, становились такими же серыми и сумеречными, как и их родители, развлекаясь только злобными выходками да кровавыми побоищами. Их мир был прост, как однажды и на века установленный в деревушке порядок, и сложен, как клубок переплетенных змей, каждая со своими ядовитыми зубами и злобными инстинктами.
А рядом, в заброшенном доме на краю деревни, за хрупкой броней мечты шла совсем другая жизнь. Как зачарованные, ребята слушали истории, что рассказывал им Миша, а он пытался объяснить, что такое - цветы, или - звезды. Это было, как говорить со слепыми. Попробуйте объяснить лишенному зрения, что такое - цвета, расскажите знаками глухому, что вы чувствуете, слушая музыку, объясните держащемуся за камни, что значит - летать. Или хотя бы плавать в глубине ласкового моря! Слова выходят корявые, понять их непросто,.. но - можно. Ведь нет абсолютно плоского мира, напрочь лишенного высоты. Посмотри на лист бумаги - он плоский? В нем нет толщины, но если бы ее не было вовсе, и листа бы не было, толщина заложена в нем, иначе бы он не существовал совсем. В линии есть толщина, в плоскости - высота, в пространстве - небо. Каждому человеку знакомо ощущение полета - хотя бы раз, хотя бы во сне. И он парит над высокими деревьями в смеющемся голубом просторе, острый ветер поднимает его вверх, все выше и выше. Постарайся представить, потому что суть в том, что ты можешь это сделать - ведь и слепой может увидеть цвета, глухой - услышать музыку, а придавленный тяжелым панцирем к земле - полететь! Может! Я клянусь! И Миша искал слова, которые раскроют ребятам небо, а те уже бродили в нем и рвались наружу.
ГЛАВА 5.
Так прошло пять лет. Миша улучал каждую возможность, чтобы убегать к Старому Нудду за волшебными историями, без которых уже не мог жить. Рассказы были нескончаемы, их можно было слушать, как журчание лесного ручейка. Но главного не говорил старый водяной - куда пропали все его братья, почему так тихо, так страшно стало в лесу? Старик жалел мальчика, хоть сам уже догадался - и что кроется в огромном холме в мрачной чаще, и отчего небо над деревней всегда серое, и почему люди стали такими мрачными и злобными. Но однажды почувствовал старый водяной, что и к нему тянется серая одурь, свивает вокруг ядовитую липкую паутину, и скоро ему придет конец, как и всей его родне. Он едва дождался прихода Миши, а тот с трудом узнал своего друга - уже не седой старик выходил навстречу ему, а могучий воин в сверкающих голубых доспехах.
- Послушай меня, Мики, - сказал старик так значительно, что мальчик замер. - Я рассказывал тебе о Небе, Солнце и Звездах, но не говорил, куда они исчезли. Слушай, мальчик. Небо существует и сейчас, и будет существовать всегда, но оно скрыто от вас. Под лесным холмом, что вы зовете Тлахгой, лежит гнусное чудовище, и отравляет ваши мысли, и озлобляет людей, и делает их несчастными. Я знаю, будь оно диким волком или свирепым медведем, люди вышли бы с копьями и рогатинами и прогнали зверя из своего леса; будь оно огромным огнедышащим драконом - отдавали бы до поры до времени лучших девушек, дожидаясь только, когда придет смелый рыцарь и освободит их от вражьего ига, но это... Незаметно завладело оно людскими сердцами, опутав их паутиной лжи и безнадежности. Бездушное, безымянное прокралось в лес и отравило его. Оно погубило мой народ, а твой как-то с ним ужился. Выбора у меня нет. Я ухожу сразиться, хоть надежды победить мало. Но здесь оставаться нельзя... А ты запомни, что я скажу тебе. - старик помолчал, - Я рассказывал тебе о Солнце. Если мне удастся победить чудовище, завтра ты увидишь солнечный свет, а если все останется по-прежнему, значит, оно убило меня, и сюда нельзя будет приходить. Обещай, что ты не будешь меня искать.
- Клянусь, - тихо ответил мальчик. По щекам его текли слезы.
- Хорошо. С завтрашнего дня ты будешь единственным из людей, кто знает, что такое Солнце. Запомни. Ты должен всем рассказать о нем. Они могут не понять, но должны узнать и запомнить. Поклянись мне.
- Клянусь, - голос мальчика стал теперь звонок, будто зазвенела туго натянутая струна.
- И последнее. Этого ты не должен мне обещать. Но знай, чтобы не наделать ошибок, слишком дорогих и непоправимых ошибок: сердце чудовища там, в глубине холма. Оно сгорит в руках того, кто любит. Живое пламя любви спалит черную нечисть - это нетрудно. Трудно добраться до поганого сердца. Я не знаю, кто его охраняет, но убью их, сколько хватит у меня сил и ненависти, - плечи Старого Нудда дрогнули, когда он тихо добавил, - и любви к моему народу, что давно им уничтожен. Запомни, малыш, если я войду в холм и убью его, небо станет ясным, а если нет... Но я войду внутрь, и тебе, когда ты решишь сразиться с врагом, - он бросил быстрый взгляд на побледневшего мальчика, - уже не придется проламывать ворота холма: я оставлю тебе ключ. Нет, - он протянул руку, - не обещай мне больше ничего. Знай, с этой дороги возврата не будет. Ступать на нее или нет, ты вправе решить сам. Помни лишь, что ты пообещал мне.
Старик помолчал еще немного, в последний раз ласково взглянул на мальчика:
- А теперь - прощай.
Миша кинулся к нему, и они замерли, крепко обнимая друг друга одно бесконечное мгновение.
- Прощай, прощай, - плакал мальчик, когда вдруг понял, что обнимает пустоту, и кинулся прочь из опустевшей пещеры.
Ночью была гроза. Сверкали молнии, гремел гром. Казалось, небо вот-вот обрушится на сотрясающуюся в судорогах землю. Дождь хлестал всю ночь. Мальчик не спал и слышал, как рев и вой под утро сменились тихим плачем слабого дождика, и заплакал вместе с ним. А днем, когда гардарцы выбрались из своих домов обсудить ужасную грозу и те беды, что она принесла - у кого курятник залило, у кого сарай спалило, да хорошо, на дом огонь не перекинулся - небо казалось таким низким, будто сейчас заденет крыши их маленьких домиков, и таким тяжелым, будто раздавит их своим весом. Было темно, словно день еще не наступил, но казалось, никто этого и не заметил. Никто, кроме Миши, который забился в самый дальний угол и проплакал там весь этот хмурый осенний день, когда он лишился своего лучшего друга.
ГЛАВА 6.
В тот день закончилось его детство. Теперь он жил, чтобы сразиться с чудовищем. Но до этого ему предстояло выполнить обещание, данное Старому Нудду. И Миша стал петь гардарцам о звездах.
Вскоре он завел себе друга - лохматого черного пса, похожего на волка. Мальчик подобрал его крошечным щенком на окраине деревни - побитым и голодным. Их дружба началась с того, что щенок, уже изготовившийся укусить протянутую ладонь, услышал вдруг смех мальчика, похожий на короткое всхлипывание, и - удивился. Он не стал цапать Мишу за руку, а ткнулся в нее жалким, горячим носом. Мальчик выходил его, дал ему имя - Пес, и скоро тот вырос сильным, огромным, и таким же мрачным, как и он сам. Как плотная, лохматая тень, Пес всюду следовал за мальчиком. Он легко скользил по правую руку от Миши, не отрывая глаз от тропы, по которой лежал их путь. Но ежели кто осмеливался перейти им дорогу - Пес поднимал на него тяжелую морду и тихо, едва слышно рычал. Этого было достаточно, чтобы все враждебные намерения улетучились. Пес никогда не лаял. А тявканье деревенских собак считал пустой брехней и даже ухом не вел, когда они заливались из-за своих заборов. Но рычания не спускал никому - то был вызов его чести и угроза хозяину, чего Пес потерпеть не мог, и грудью бросался на обидчика. Так что гардарцы предпочитали обходить их стороной.
Каждый вечер Миша с Псом приходил в свой заброшенный домик на окраине деревни, и мальчик начинал петь. Сначала для своих друзей - Саши, Степы и Веры, а потом и для других ребят.
Слухи о песнях ширились, по одному стали подходить и взрослые. Они слушали обыкновенные слова, пропетые ломким мальчишеским голосом, и вдруг у них начинала кружиться голова, что-то важное приоткрывалось им, а каждодневные проблемы и стычки, все, чем полнилась взрослые будни, отступали куда-то прочь, казались жалкими и нелепыми.
Как-то раз староста деревни пришел взглянуть, что происходит: "Чем это они там занимаются?"
Сильный не разумом, а инстинктом, чутьем безошибочней, чем у дикого зверя, староста почувствовал неведомую, опасную силу, угрожающую заведенному порядку. Недолго думая, он заявил, что запрещает эти поганые сборища. Он так ругался, брызгал слюной и негодовал, что по деревне поползли тревожные слухи - будто бы староста разогнал страшную банду, задумавшую не то обокрасть добрых жителей, не то выдать деревню жестоким завоевателям, а не то тайным волшебством обратить всех гардарцев в свиней, и есть самим целый год одно только мясо и ни о чем не беспокоиться.
Свой вклад в раздувание этих слухов внес Антон. С готовностью отвечал он на вопросы недоумевающих гардарцев, изобретая такие невероятные детали и жуткие подробности, что у спрашивающих волосы вставали дыбом. И, подбадривая друг друга, гардарцы бросились громить заразу.
Не успели ребята опомниться, как оказались перед разгневанной, вопящей толпой. Были там их родители, друзья, соседи?.. Сейчас на них надвигалась одна тяжелая, пылающая ненавистью масса. Единственным, кто оставался спокоен, был Миша. Видимо, он уже тогда был воином и не тратил сил на пустые крики. Миша стоял, держа руку на ощетинившемся загривке Пса. У того сомнений не было - Пес изготовился драться.
Саша и Вера бросали в надвигающуюся толпу:
- Это наше дело! Нельзя запретить петь!
Их глаза горели, лица раскраснелись, и уже не были такими серыми, как у остальных.
Но в ту минуту, когда толпа, казалось, втопчет их в камни, прокатится по живым, клокоча бешенством и слепой яростью, сотрет их в пыль и уничтожит навсегда, в это самое мгновение не выдержал бедный маленький Степан. Робкий пастушок, дрожавший всем телом и умоляюще водивший глазами, вдруг завопил диким истошным криком и бросился бежать куда-то вбок, вслепую, не разбирая дороги. Он увертывался от длинных, протянутых к нему рук, мчался впереди загоревшейся охотничьим азартом толпы, так что деревня скоро осталась позади, а кругом простирался темный еловый лес, довольно гудящий навстречу мальчику. А тот бежал так, что сердце вырывалось из груди, а ноги сами отыскивали дорогу среди топких кочек и дремучего бурелома. Вопли погони бились в его ушах, когда гардарцы, плюнув ему вслед, уже давно повернули назад, а он все мчался без троп, все глубже и глубже в лес, пока не упал замертво в затерянной глухой чаще.
Из леса гардарцы возвращались, все еще возбужденно вопя, но вскоре толпа их распалась на отдельных молчаливых людей, тихо разбредшихся по домам, будто смущенных своим недавним диким порывом. Кто-то швырнул к ногам ребят поломанную Степину дудку, и они долго не могли оторвать от нее глаз. А потом Саша сказал:
- Нам нужно оружие.
И в кузнице, у Сашиного отца, из каких-то обломков, старых железных прутьев, брошенной сельской рухляди они выковали себе длинные, тяжелые мечи. Если бы чудовище могло смеяться, оно хохотало бы до слез, глядя на те непрочные железки, что ребята называли мечами, но если бы оно могло видеть, как несокрушимы их сердца, смех замер бы в его нечеловеческой груди. Мечи грели их, как грело соседство молчаливого Пса. Они чувствовали себя строже и увереннее.
Но когда, завершив дело, мальчики вышли из кузницы, гнетущее горе наконец вырвалось наружу, и они громко зарыдали по погибшему другу, тихому, доброму Степану.
ГЛАВА 7.
Прошло время, и ребята вступили в тот возраст, когда, по деревенским меркам, им пришла пора подыскивать невест, а Вере ожидать жениха. И тут произошло неожиданное - к ней посватался Антон. Он считался лучшим в деревне женихом, и девушки, жеманящиеся, глупо хихикающие, так к нему и липли, и - уже успели надоесть. Избалованный с детства, Антон моментально получал все, что бы ни пожелал, и уже не знал, чего ему еще захотеть.
Строгая, замкнутая Вера держалась особняком от деревенских сверстниц. Ее загадка манила Антона, как тайное сокровище, недоступное для понимания и ускользающее из рук, как раньше его манили Мишины волшебные истории.
Он пришел в дом и, поклонившись Вериным родителям, попросил ее руки. Родители, глядя на богатые подарки и лоснящееся лицо жениха, были готовы тут же выдать ему дочь, не спрашивая Вериного согласия. Она просила, умоляла, валялась в ногах - родители были непреклонны, твердо решив устроить ее будущее.
- Дура, не понимаешь своего счастья, - сказал отец и велел матери держать ее взаперти, пока не образумится.
- Ничего, доченька, стерпится-слюбится, - уговаривала мать, давно свыкшаяся со своей несчастной судьбой. - Такова уж наша женская доля. Зато жених-то какой видный. Ты, доченька, поплачь, да и смирись.
К вечеру Вере удалось улизнуть, и она помчалась к ребятам. Пес вскочил, когда она ворвалась в дом.
- Они, они...- Вера не выдержала и разрыдалась.
Она ничего не говорила, только слезы текли из глаз непрерывным потоком. Ребята испугались, увидев свою упрямую подругу в таком состоянии.
- Что случилось, Верочка? - Саша впервые был столь нежен с ней, и она, как собака, ткнулась в его сильное плечо.
- Ну, ну, не надо, все будет хорошо. Тебя никто не обидит.
- Они хотят, чтобы я вышла за него замуж, - наконец смогла выговорить Вера.
- За кого?
- За Антона. Он приходил свататься, - и она снова зарыдала на Сашином плече. - Я не хочу, не хочу за него замуж.
Мальчики переглянулись, и Саша уверенно, как об уже решенном деле, сказал:
- Не бойся. Завтра я приду к вам. Ты будешь моей женой.
Вера подняла голову и с благодарностью взглянула на него. Ей очень не хотелось становиться женой Антона. Все, что угодно, только не это.
А Миша вдруг почувствовал странную боль, будто в сердце его уколол этот благодарный взгляд. Он даже удивился, но тут же подавил и неожиданную ревность, и любовь, напоминая себе, что ему предстоит драться с чудовищем, и этот долг не дает ему права любить. Так он считал в то время, и так получилось, что в приготовлении к страшной схватке он забыл самые важные слова Старого Нудда.
На другой день Саша, как и пообещал, сделал ей предложение, и Вера тут же приняла его. На взгляд гардарцев, поступок с ее стороны довольно глупый - Саша был женихом куда менее завидным, чем Антон - но что с нее взять. Соседи посудачили немного и перестали.
Однако Антон обиду забыть не мог и затаил против девушки лютую злобу. Он не мог потерпеть, чтобы то, к чему он уже протянул свои загребущие руки, досталось другому. Антон возненавидел Сашу, но связываться с ним побоялся. И замыслил недоброе.
И вот однажды, когда Вера работала дома одна, он ворвался к ней с громким криком:
- Скорее! Саше плохо!
- Как? - вскочила Вера.
- Он умирает!
- Где?
- В лесу, у Тлахги! Скорее беги, он звал тебя!
И Вера бросилась в лес спасать друга, как Антон и рассчитывал...
Ее нашли только утром. В поисках Саши она на едином дыхании домчалась до страшного холма и, только там открыв предательство, повернула обратно. До последней минуты, пока, с посиневшим лицом и сведенным судорогой телом, она не свалилась без сознания, Вера ползла к деревне, не поддаваясь власти безжалостного чудовища, занесшего уж над ней жадные лапы.
Когда ребята нашли ее, она была еще жива. Впрочем, одного взгляда было довольно, чтобы понять, что долго ей не протянуть. Ее бедная мать укутала девушку во все одеяла, и Вера лежала дрожа, ничего вокруг не слыша и не видя. Миша глядел на нее, измученную, умирающую, и жалость горячей волной омыла его строгое сердце. Он понял, что любит ее, что всегда любил эту тонкую, бледную девочку, и сейчас сделает все, чтобы не дать ей умереть. Саша плакал, глядя на свою нареченную невесту, но когда Миша поднялся, он тут же вскочил следом. Они поняли друг друга без слов, как и Пес, также молча последовавший за ними. Пора! И они шагнули в лес, помня, как умер Старый Нудд, и зная, что они любят свою несчастную Веру. А любовь стоит того, чтобы сразить чудовище, ожидающее их в лесной чаще и уже уверенное в своей скорой добыче.
ГЛАВА 8.
Но сначала они должны были пробраться в сердце ручья за ключом, обещанным им Старым Нуддом. Каким же ливнем встретил их лес! Даже они, выросшие в под вечными хмурыми тучами, не знали, что дожди бывают такие. Крупные холодные капли сыпались с деревьев, мокрые кусты били ребят, как розги, и мгновенно они промокли с головы до ног. А дорога им предстояла еще длинная! Колючие кусты вооружились сотней дождевых капель и били их: каждая ветвь - новый резкий удар, пока они пробирались сквозь лесную чащу. Густые ели ощетинились, как сторожевые собаки, твердо решившие не пропускать чужих, и сомкнули перед лицом ребят свои мокрые колючие ветки. А когда они пролезали под ними, ветви стряхивали на их спины ушаты ледяной воды, пробирающей насквозь, до самых костей. Но мальчики шли и шли вперед - вымокшие, поцарапанные, проваливаясь в податливый мягкий мох, по щиколотку в воде они пробирались дальше - Миша впереди, а Саша сзади, помогая ему рубить твердые ветви, сгибать и наклонять их, понемногу продвигаясь вперед. Упорства у них было - на семерых!
Казалось, этот день будет длиться без конца, а они все будут идти и идти в стене холодной воды, падающей с низких небес. Неожиданно они наткнулись на заросший мхом валун и поняли, что пещера Старого Нудда близка. Еще несколько шагов, и они оказались внутри - Саша в первый раз, а Миша впервые с той памятной грозовой ночи. Ребята упали в сухую шелуху листьев, укрывавших каменное дно, а Пес шумно отряхнулся от носа до хвоста, обдав их еще раз фонтаном брызг.
Дальше им пришлось ползти в низком коридоре пещеры по каменистому ложу высохшего ручейка, скрытому сухой прослойкой листьев. Постепенно даже серый дневной свет остался позади, и ребята продолжали двигаться в полной темноте. Они не знали, сколько времени провели в этом туннеле, то ли час, то ли день, только рядом раздавалось шумное дыхание сопровождавшей их собаки. Они все ползли и ползли вперед, пока коридор не стал таким узким, что царапал им плечи, и вдруг темноту высохшего ручья озарил слабый свет, и ребята увидели голубой цветок, светящийся тем же прозрачным светом, который Миша впервые увидел в пещере Старого Нудда, когда давным-давно пробрался туда и разбудил старика от долгого зачарованного сна. Миша взял цветок в руку, и каменный свод пещеры раскрылся перед ними, открывая дорогу прямо к страшной цели - холму Тлахги.
Теперь их было четверо - Миша, Саша, Пес и цветок.
ГЛАВА 9.
При подходе к холму каждый шаг давался воинам все с большим усилием, будто против ураганного ветра. Они падали, поднимались, двигались вперед, до скрежета сжимая зубы. На оскал Пса было страшно взглянуть, а цветок Миша держал в вытянутой руке, как факел. Тот мягко светился, указывая путь, пока они не добрались до поросшей водянистыми лианами стены.
- Давай, - прошептал Саша, - у нас есть ключ, но где же тут вход?
Миша протянул цветок к поверхности холма. Сияние стало усиливаться, пока голубой свет не ослепил ребят, и тут они почувствовали, как потянуло холодом, и услышали глухое угрожающее рычание Пса.
- Вперед, - прошептал Миша. И воины шагнули вперед.
Внутри было абсолютно темно и тихо, будто они попали в глаз ночи. Цветок моргнул и потух, стоило им войти.
- Как же мы выберемся, - тихо вымолвил Саша, и сам себе ответил, - мы не выйдем отсюда.
Миша в темноте молча сжал его руку и передал ему цветок. Они достали мечи из ножен. Холодная сталь загорелась во тьме - тепло жаркой кузницы, тепло их надежд теперь светило им во мраке глубоком, как мрак небытия. Ребята чувствовали себя так же объятыми светлым пламенем, как и сталь их мечей.
И тут впереди они увидели ряды рыцарей в черных латах, с длинными копьями, один ряд за другим, немые тени, уходящие в глубь земли, насколько было видно в пламени мечей. Саша с криком кинулся на одного из воинов. Удар, удар, меч прошел до середины черного воина, не причиняя тому вреда, а шеренга продолжала медленно, сантиметр за сантиметром, надвигаться.
- Их нет, это обман! - закричал Саша.
- Возвращайся!
- Мой меч, он тает!
Миша обеими руками поднял свой меч высоко над головой, и повел им из стороны в сторону. Когда оружие нацелилось в левый угол открывшейся залы, свет меча погас, будто съеденный хищным пожирателем огня. Туда Миша и метнулся, вращая мечом, чтобы перерубить невидимую нить. Но это оказалась не нить, а гладкая полированная поверхность, скрывавшая изображение одного рыцаря. Меч разрубил стеклянную стену и вспыхнул, избавившись от черного врага. Одновременно со звоном стекла сгинули и все ряды призрачных стражей.
- С тобой порядок? - крикнул Миша.
- Да, но мой меч, - Саша показал, какая расплавленная сосулька осталась в его руке. Вязкая темнота сожрала его оружие до самой рукояти.
- И моя рука, она холодеет, - голос Саши задрожал.
- Пошли, - сказал Миша.
Саша отбросил остатки меча и шагнул вслед за Михаилом. Вдруг руки его взметнулись вверх, и мгновенно он пропал с глаз. Михаил с Псом бросились к тому месту, где только что был Саша, и тут же провалились куда-то вниз, вглубь холма. Они падали, падали, мимо них со свистом проносились своды черного колодца, но Саша был уже рядом с ними. Михаил развернулся в воздухе, протягивая ему руку, и только тот схватился за нее, собранный, без страха, как падение закончилось.
Они стояли все трое, в растрепавшейся одежде и со вздыбленными волосами, а рядом с ними на полу туннеля лежал Сашин меч.
- Это тоже наваждение, - прошептал Саша. - Тут все обман и страх.
- В нас нет страха, - твердо, как определение, произнес Михаил. - Пошли.
ГЛАВА 10.
И они двинулись дальше по коридору, почти вслепую, с одним светящимся мечом на двоих. Через несколько шагов стало заметно, что они задевают головами потолок, потом им пришлось пригнуться, еще через несколько шагов встать на четвереньки, и вскоре коридор стал так узок, что они могли передвигаться только ползком. Хуже всего приходилось Псу. Он обдирал шерсть вместе с кожей с боков, протискиваясь по узкому проходу, но также неудержимо полз вперед вслед за воинами. Они готовы были ползти так без конца, но вдруг туннель кончился настолько неожиданно, что Михаил, ползший первым, не успел даже предупредить остальных, и они одновременно почувствовали свободу от безумного гнета стен вокруг себя. Внезапно все поняли, как устали.
- Пить хочется, воды с собой не взяли. - сказал Саша, - Не думал я, что отправляемся в поход.
Пес тяжело дышал. С высунутым языком он сидел, склонив голову между расставленными передними лапами, а из ран на его боках сочилась кровь. Миша протянул руку погладить его, но Пес вдруг вздрогнул, поднял голову и насторожился. Ребята тоже замерли в ожидании нового врага, но услышали лишь тихую музыку. Мягкая, убаюкивающая, она звучала отовсюду, или возникала прямо у них в головах. Музыка становилась все громче, она успокаивала, расслабляла, звала прилечь и отдохнуть. В звучание нежных струн вплетался чудный женский голос, и мальчики потянулись навстречу ему, забыв обо всем. Во тьме появилась неясная фигура. Завернутая в ниспадающие покровы, к ним протягивала руки прекрасная девушка, поющая ласковую, влекущую песню. Ее глаза теплились красным светом, слабо освещавшим пространство вокруг. Ребята шагнули к ней, зачарованные. Красный огонь разгорелся ярче, и на губах девушки появилась улыбка. Еще шаг... И тут мимо них черной молнией промчался Пес. В одно мгновение он оказался рядом с сиреной и вцепился ей прямо в грудь. Ребята вздрогнули, увидев, как покатились по полу переплетенные тела их собаки и огромной красной змеи. Михаил кинулся за брошенным мечом и поспешил на помощь своему другу.
Но дерущиеся тела так переплелись, и движения их были столь быстры, что ребятам оставалось лишь стоять рядом в напряженном ожидании. Они закричали, когда змеиное тело дернулось и опало, и из клубка его колец выбрался Пес, сжимая в пасти змеиную голову с закатившимися мертвыми глазами. Ребята бросились выпутывать Пса из чешуйчатого холодного тела и почувствовали, что его бьет дрожь. Он уже не мог держаться на ногах, змеиный яд проник Псу в кровь, и глаза его были слепы. Пес повернул к ребятам большую голову, лизнул им руки и упал без вздоха.
- Пес, мой Пес, - только и смог вымолвить Михаил.
- Он спас нас, - так же тихо, сквозь ком в горле проговорил Саша. - Мы не можем бросить его здесь.
- Его здесь нет. И выхода отсюда тоже нет.
Они постояли еще несколько минут над телом своего храброго друга.
- Прощай, смелый Пес.
- Прощай. Ты знаешь, мы должны идти.
ГЛАВА 11.
Вскоре Саша начал хромать, он уже не чувствовал руку и с трудом ступал на правую ногу. Отрава черного рыцаря распространялась по телу, но он шел вперед, пока были силы, не желая бросать Михаила один на один с чудовищем. Но испытания еще поджидали их. Михаил вдруг остановился и протянул к Саше руку.
- Ты слышал?
- Что?
- Голос. Его голос!
Они замерли, вслушиваясь. И тут Саша тоже услышал.
- Микелиус!
Они осторожно направились вперед.
- Мой Микелиус!
Перед ними был Старый Нудд. Саша сразу узнал его.
- Ты жив? - в голосе Михаила была такая боль и такая радость...
- Да, мой мальчик. Со мной все в порядке.
- Но как же это? Я думал, ты мертв...
- Ты так думал? Нет. Ты ошибся. И я ошибался. Здесь нет никакого чудовища. Я столько лет живу здесь, и никого не встречал.
- Но почему?.. Почему же ты не вернулся? Я так ждал тебя!
- Я понял, мой мальчик, что был не прав, когда жил наверху. Лишь здесь, в сердце холма, мне теперь хорошо. Пойдем, я покажу тебе.
- Нет!!! - к Мише бросился его друг. - Нет! Это тоже ложь. Как и все остальное! Это не Нудд. Твоего Нудда слопало чудовище, а этот...
Михаил медленно, будто с трудом, поднял меч.
- Ты хочешь драться со мной? - голос Нудда был теперь холоден, как пустота вокруг них. - Ты забываешь, мальчишка, что это я научил тебя паре выпадов. Брось свою железную дубину и иди ко мне, а своего безмозглого дружка можешь оставить здесь. Все равно ему не постичь величия тайны.
Глаза Нудда злобно сверкали:
- Идем, или тебе конец!
Михаил молча бросился вперед, его сияющий меч скрестился с черной сталью Нудда, и удары посыпались один за другим. Михаил разрубил доспехи Нудда, едва не достав до его тела, но в следующую минуту старый воин нанес удар, от которого Михаил чуть не упал. Его левую руку разрубил меч, и кровь хлынула на холодный пол.
- Тебе конец, щенок, - засмеялся Нудд, и в это мгновение Михаил пронзил его. Нудд тяжело рухнул, выронив меч.
- Прости, мне пришлось это сделать, - юный воин опустил голову.
Он едва держался на ногах. Саша схватил его за плечи. Они стояли, опираясь друг на друга.
Глаза Нудда открылись. Едва слышно он позвал:
- Мики...
- Нет, нет, он врет опять!
Но Миша уже склонился к лицу своего старого товарища.
- Ты прости... Не убил - спас. Цветок... - голова Нудда откинулась навзничь.
Михаил поднялся с колен. Он повернул залитое слезами лицо к Саше.
- Он говорил про цветок, - Саша достал из-под рубашки голубые лепестки, - возьми.
Цветок засиял чистым светом, лежавшее у ног ребят тело растворилось в его сиянии, а наверху, хоть они этого и не знали, забил крошечный ручеек.
Свет становился все ярче, и ребята увидели, что стоят в огромном пустом зале. Весь пол его был испещрен непонятными угловатыми знаками, а посредине, на ложе из гладкого камня, пульсировала пупырчатая слизистая масса. Сердце зверя! Понимая все без слов, ребята протянули друг другу руки и взглянули каждый в глаза другого. Потом Саша остался на месте, сжимая в руках голубой цветок, а Миша шагнул вперед.
"Сердце чудовища сгорит в руках того, кто любит", - прозвучал откуда-то голос Нудда.
"Я ЛЮБЛЮ ВАС!" - изо всех сил закричал Миша.
Издалека, очень издалека, будто на расстоянии в сотню километров, Саша увидел, как Миша протянул руки над склизкой нечистью, и в то же мгновение холм обрушился. Какие-то картины мелькали перед Сашиными глазами - то Михаил, весь в огне, то рушащиеся стены, то взлетающие белые птицы. Было это на самом деле, или чудилось, он бы не смог сказать. Он еще узнал, каков на самом деле их враг, и понял, что его можно победить, и что они победили. Чудище пропало, визжа и плюясь, оно рассыпалось в прах, сгорело в пламени светлой любви.
Огонь озарил все вокруг. Мир кончился. Саша решил, что умирает.
Но обнаружил вдруг, что лежит, скорчившись, на открытой лесной поляне и жадно дышит. Правая рука и нога у него отнялись и никогда уже не зашевелились. Но в то мгновение он не обратил на них никакого внимания, в изумлении глядя вверх. Там, в бездонной синеве невиданного им чистого неба огненным оком Бога сверкало Солнце!
Саша глядел на него и плакал, от нестерпимого света, или от невыносимой боли в закоченевшем теле, или от бездонного горя - он остался один. Но в эту минуту в деревне мать Веры, сторожившая ее неровное дыхание, увидела, что судорога оставила тонкое тело, и девушка открыла глаза.
А лес озарился миллионами сверкающих алмазов на мокрых еловых лапах, и Саша поднялся на ноги, подставляя непослушное тело бьющему с небес свету, забыв на одно мгновение жгучего, невыносимого ликования все бывшие и будущие невзгоды. Теперь у него был свет. Свет лился сверху, затопляя все кругом, заливая сердце бездонной, плещущей радостью, так что хотелось плакать и кричать, и ловить жаркие золотые лучи. И - один, искалеченный, безоружный, Саша стал ждать, когда из перепуганной деревни, ослепшие и ошарашенные, предводительствуемые Антоном и его дружками, в лес прибегут гардарцы.
ГЛАВА 12.
Наша история на этом заканчивается. А если ты хочешь узнать, что сталось дальше с лесом и маленькой деревенькой, давай заглянем в сказку еще один, последний раз.
Мы увидим, что люди перестали бояться леса и вырубили его почти весь. Гардарики выросли и стали настоящим городом с большими прочными домами. В городе есть мэр - его уважают и боятся - это наш старый знакомый Антон. Вера вышла замуж за Сашу. Они живут в маленьком доме на окраине Гардариков. Вера часто плачет, а Саша молчит, не в силах ни забыть страшного зверя, ни заглушить боль утраты и тоску по погибшим друзьям. Они нашли Пса и похоронили его, как то подобает воину и другу.
Но Мишу больше никто не видел. Все долго плакали, ждали, но он так и не появился. В память о нем гардарцы установили небольшой камень у того места, где раньше была Тлахга, и стали приводить туда детей и приносить цветы, что вновь расцвели на их земле.
Но никто больше не встречал Михаила, и никто не знал, куда он исчез. Кто говорил, что он убил чудовище и сам погиб от яда, невыносимого для человека, кто - что он не умер, а ушел залечивать тяжелые раны к своему другу, Старому Нудду, и скоро обязательно вернется. А кто - что среди звезд, на небе, взошло Созвездие Победителя - стройного воина в блестящих доспехах, с огромным сверкающим мечом в руках. Рыцарь стоит на страже, готовый отразить новые поползновения немого чудища, которое тоже не сгинуло навсегда, а - злобное, безымянное - отстроило себя заново и бродит где-то одно в слепой пустыне без дна, улучая момент, когда воин устанет нести свою вахту и упадет.