Песок в больших песочных часах уже давно пересыпался с верхней половинки в нижню, а Коломан все еще неподвижно сидел на амбразуре окна, застыв, как одно из изваяний славних предков в Тронном зале Эльвиала. Ветерок ворошил его темно-русые волосы, щекотал по бледным щекам, заползал за расстегнутый ворот шелковой рубахи. Спина и ноги давно затекли и отдавали ноящей болью, закушенные губы побелели, а юноша все не менял позы и не отрывал неподвижного взгляда от нескольких стражников и рыцарей, управлявшихся в воинском искусстве во дворе. Двор отгораживался от внешнего мира высокой стеной, за которой текла могучая река Эка, делившая Аларус на две половины. На другом берегу раскинулся город, и с окна Коломановой опочивальни можно было увидеть серые, красные, коричневые крыши домов, построенных там. Дневная жара потихоньку спадала, воздух был чистым и прозрачным. Солнце клонилось к закату, окрашивая облака, что посмели приблизиться к нему, в золотисто-розовые тона.
Но Коломану было не до окружающих красот. Все его внимание было сосредоточено на бойцах. Он неистово завидовал им. Они здоровы, сильны, вовсю хохочут, отмечая хороший удар или смелый выпад. И, самое главное, у них настоящие мечи. И кинжалы. И копья. А его заставляют учиться деревянным мечом. Как же невдомек наставникам, что он уже давно готов испробовать счастья с настоящим оружием, что он не тот слабый и хилый мальчик, каким был в детстве. Его старший брат, Радоман, в таком возрасте рубился в настоящих битвах наравне с опытными воинами, получил первые ранения, за что был прославлен на весь Кармакам, а его, Коломана, считают чуть ли не за неженку и не позволяют и высовываться дальше Аларуса. А как же он мечтает о сече, где грохот оружия заглушает крики ранених, где могучие боевые кони вовсю несут своих седоков с выставленными острыми иглами копьями наперерез убегающему в страхе врагу? Как он хотел оказатися сейчас там, где благородная сталь врезается в плоть врага, обагряясь кровью, где боевой клич прорезает пространство, заставляя трусов трепетать перед сильними и праведними. А потом после боя, зализав раны, пить чашу победы с воинами, покрытыми давнишними рубцами, которые пережили не одну рубку и знали цену свого ликования... Как было бы хорошо однажды возглавить отряд конников и вести его в бой, подняв над головой руку с мечом! А рядом бы скакал знаменосец, и развевающийся флаг звал бы воинов идти вслед за своим предводителем и стараться ничем не уступить ему в доблести.
- Коломан, очнись! Это я! - чья-то рука легонько затрясла замечтавшегося принца за худощавое плечо.
Коломан вздрогнул и резко обернулся. Над ним наклонился не кто иной, как Радоман. От этого брови младшего брата поползли вверх. Он очень удивился тому, то брат решил почтить его своим вниманием. Хотя Коломан и избрал Радомана как пример для наследования, но очень редко видел его. Тот постоянно где то пропадал: то заседал в Королевском совете, то разъезжал по Кармакаму, а последнее время вообще в одиночку куда-то исчезал.В силу этих обстоятельств Радоман редко удостаивал своим вниманием младшего брата. Коломан знал, что тот относится к нему с усмешкой и снисходительностью, как старший к шаловливому ребенку. Но, несмотря ни на что, Родаоман оставался для юноши предметом обожания.
- О, брат мой! Как ты сюда вошел? Что ты здесь делаешь? - пролепетал Коломан, спрыгивая с подоконника.
- Войти к тебе немудрено. Похвально уметь хорошо наблюдать за чем-то одним, - Радоман выглянул в окно, мимолетом взглянув на бойцов во дворе, - однако вдвойне похвально не пропустить при этом чего-то другого, может, более важного. Надо всегда быть начеку. Тебе этому еще предстоит научиться.
Коломан слегка расстроился и поник головой. Он почувствовал справедливость укора Радомана. Ну какой из него выйдет воин, если он, как уличный ротозей, засмотрелся на представление, и не услышал тяжелых шагов брата, который даже не крался. А если бы это был враг?
- Тебе что-то нужно от меня? - с оттенком некоторой обиды в голосе сказал он.
- Почему ты сразу подумал, что я пришел к тебе с какой-то выгодной целью? - усмехнулся Радоман. - Неужели я настолько корыстен?
- Нет, брат мой, я не то хотел сказать. Просто ты нечасто снисходишь к тому, что бы почтить меня своим вниманием. Ты стал редким гостем в своїм замке.
- Да, ты прав, Коломан. Отчего то мне совсем неохота сидеть в душном Эльвиале, смотреть на подобострастные и кислые лица придворних, марать чернила о пергамент. Мне по душе иное... - Он резко развернулся. - У меня к тебе маленькое поручение. Ведь ты же пишешь баллады?
- Нет! - ошарашенный Коломан попытался возразить, но под пристальным виглядом Радомана смущенно признался: - То есть да. Но откуда ты знаешь? - Свое пристрастие к сочинению песен Коломан, как он сам думал, тщательно скрывал, стыдясь свого увлечения. Он считал, что настоящему воину не к лицу такое занятие.
- Об этом все знают, Коломан. - Радоман улыбнулся и, видя смущение брата, добавил: - В этом нет ничего постыдного. Многие прославленные воины владели таким даром. Даже наш великий предок, Хадевальд, сочинил Песнь Победы. А наши предки Даголан и Мартиш вообще превзошли лучших менестрелей свого времени. А вот мне Судьба не пожаловала ни капли благородного умения.
Коломан, немного отошедший от потрясения, приободренный братом, срывающимся голосом, который едва не переходил на писк, спросил:
- Ты хочешь, что бы я для тебя сочинил балладу?
- Да. Мне очень нужна особенная баллада.
Коломан пришел в неописуемый восторг. У него есть возможность сделать добрую услугу для Радомана, для человека, на котрого он равнялся, который был для него недостижимой высотой. Да он сочинит для него самую лучшую в мире балладу, самую лучшую песнь! Юноша деловито потер руки:
- Какой подвиг нужно прославить? Какую битву воспеть? Говори! Мне не терпится взяться за дело!
- Ну почему ты только и думаешь о войне? Эти стихи должны быть посвящены женщине.
Тут Коломан вообще опешил. Женщине? Радоман посвящает стихи женщине? Этого не может быть! Наколько он был осведомлен, тем нескольким пассиям, что были у брата, тот не считал за должное читать стихи. Это просто не в его духе. Тогда Коломан попытался придумать единственно возможное логическое объяснение:
- Ты решил таким образом заблаговременно приготовиться к прибытию Фредегонды Роденской?
Радоман только рукой отмахнулся:
- Фредегонда здесь ни при чем. Мне нужны стихи для самой прекрасной женщины в Кармакаме.
Коломан задумался. Значит, его всегда сдержанный суровый брат сильно увлекся кем то, в то время как их отец ведет переговоры о его браке с Фредегондой Роденской. Вот как! И кто же эта счастливица? Он стал перечислять всех новеньких придворних дам, более или менее подходящих на эту роль:
- Это Мелисанда Тарская?... Тирна Бруэнская?... Да, прекраснейшей ее не назовешь... Может, Вайна Ремионская?
Однако Радоман только отрицательно качал головой.
- Среди этих напыщенных придворних дам такой не встретишь.
Коломан тем временем достал пергамент, перо, чернильницу, уселся за маленький столик.
- Ну хоть опиши ее, - взмолился он. - Как же я смогу восхвалять прелести твоей загадочной дамы, даже не зная, как она выглядит? Итак, где же ты ее встретил?
Коломан со страшно важным видом взялся за работу, все время прерываясь на наводящие вопросы:
- Какие у нее глаза? Зеленые?... А волосы?... Она хоть не простолюдинка?... Сколько ей лет?... У нее хоть нет мужа?...
Радоман коротко отвечал. Коломан, не переставая наблюдать за братом, отметил про себя блаженную улыбку, не сходившую с его лица. В конце концов юноша встал з-за столика и с напыщенным видом прочитал то, что у него получилось:
Прекрасная, тебя я повстречал
В лесной глуши, где нежность трав
И где дубов пышные кроны
Одели солнце как корону.
Как лес, был зелен твой наряд,
Убранством, золотом богат.
Но только золота ясней
Твои глаза казались мне.
А в них - вся зелень морских вод,
Где отразился небосвод.
А в волосах твоих не прочь
Была укрыться сама ночь.
Как месяц, ясный и крутой,
Вплетен в них обруч нарезной.
А ты сама была легка,
Как тень ночного ветерка,
Светла и ясна, как рассвет.
Тебя прекрасней в мире нет.
Когда тебя я повидал,
Весь мир к ногам твоим упал.
Хвалу тебе свою пою,
Ты забрала душу мою.
Теперь тебя мне не забыть,
Покуда солнцу нам светить.
Коломан застыл с растянутой улыбкой, ожидая похвалы брата. Радоман некоторое время молчал, а потом тихо сказал:
- Я не знаю ни одной женщины, которая бы осталась равнодушной к такой похвале. Ты сочинил песню даже лучше, чем я мог себе представить. Благодарю тебя, Коломан, я твой должник.
Радоман потрепал по плечу внезапно просиявшего юношу, взял пергамент и пошел, однако уже в двери обернулся:
- Хоть ты молчишь и ничего не просишь, я знаю, чего ты хочешь. Я поговорю с отцом, что бы ты смог принимать участие в заседании Королевского совета. Пора становиться мужчиной.
Коломан не поверил своему счастью. Он будет заседать в Королевском ссовете! Но тут Радоман заглянул в дверь:
- Только никому не проболтайся!
Коломан, пребывая на наивысшей ступени блаженства, только радостно закивал головой. Для любимого брата все что угодно!