Аннотация: Сознание нашего современника, пожилого ученого - историка сливается с сознанием юного князя Владимира Святославича. Что можно сделать для того, что бы Русь стала единым государством, устремленным в будущее и помнящем прошлое?
ВРЕМЯ ВЫБОРА
Русский народ всей своей громадной массой
не мог вдруг в 862 году размножиться и разлететься
сразу, как саранча, его города не могли возникнуть
в один день. Это аксиома!
Ю. Венелин
Пролог. Часть 1
Это капище в дебрях Муромских лесов волхв Елец возводил своими руками. Валил вековые сосны, корчевал пни, распиливал и вкапывал в землю стволы, огораживая его частоколом. На месте будущего святилища росло двадцать лесных исполинов , и на каждый из них ушли недели напряженной работы. Раз в месяц ученик привозил ему пшено, солонину, сухари и овощи, свежие или соленые по сезону. Воду он брал из ключа, бившего на расчистке. Рядом с ним волхв оставил двухметровый пень , из которого вытесал фигуру Сварога.
Наконец все было закончено. Овальная площадка, обнесенная частоколом, тщательно выровнена, и в одном из ее центров стояла фигура Рода, перед которой бил чистый родник. В другом центре Елец сложил из заготовленных ветвей огромный костер, разжег его и сел лицом к огню и Богу. Он не волховал, не приносил жертвы. Он ждал и надеялся, что Бог откликнется на его труды.
Умный, образованный Елец, за свои тридцать семь лет обошел и объехал всю Русь, бывал в Византии и Риме, Багдаде и Мекке, наизусть цитировал Ветхий завет, Новый завет и Коран, знал историю Греции и Римской империи. И с ужасом думал о будущем Руси. Придут ли на Русь иудеи из Хазарии, мусульмане из арабских халифатов, христиане из Рима или Византии, не важно. В любом случае они принесут на Русь иное видение мира, чуждое ее людям. Он видел как, огнем и мечем людей на западе и юге принуждали отрекаться от своей веры. Как миссионеры заставляли племена принимать чужую веру, чужие обычаи, и менять весь образ жизни. При этом они относились к новообращенным как к варварам и рабам. Страстно не желал Елец такой судьбы для Руси. А ислам и христианство вплотную подошли к ее границам. И у волхва оставалась последняя надежда, что Бог явит свою волю и укажет Путь. Он ждал!
Пролог. Часть 2
Старику по ночам снились сны. Нет не львы. Ему снились витязи и крестьяне, священники и князья, драккары викингов и диремы византийцев.
Владимира Николаевича Вехова, доктора исторических наук, члена- корреспондента еще АН СССР содержание его снов не удивляло. Он занимался исторической наукой более пятидесяти лет, и темой его исследований была история религиозных расколов. Причем в своих трудах он последовательно и убедительно доказывал, что причиной расколов были не разногласия в вопросах богословия, а экономические интересы отдельных лиц, организаций и государственных образований. Возникновение христианства, и ислама ( а он считал, что основателем ислама был один из христианских епископов ), разделение его на суннитов и шиитов, разделение христианства на православие и католицизм, отделение от католичества лютеранской и англиканской церквей, раскол православия на Руси, все по его мнению ( а свое мнение он убедительно аргументировал) было политическим прикрытием экономических интересов. Результатами его исторических изысканий стали не только несколько блестящих монографий. Поиск и изучение материалов для них сделали Владимира Николаевича одним из лучших богословов иудаизма, христианства и ислама, и лучшим знатоком экономической, технологической, политической, военной и церковной истории, в странах охваченных этими религиями, за период с первого по семнадцатый век. Сведения об исторических событиях, их предыстории, течении и последствиях, персоналиях и датировке за время работы прочно уложились в памяти ученого, и помогали ему в дискуссиях с оппонентами в научной и церковной среде.
Немного удивляло то, что уж слишком хорошо он помнил эти сны, когда просыпался. И еще то, что места действия в их сюжетах, вначале ассоциировавшиеся, у него с краями южными, судя по обилию виноградников, смоквы и маслин, скорее всего средиземноморскими, в последнее сменились больше похожими на среднерусские пейзажи, с березами, дубами и соснами.
Но, в общем, Владимиру Николаевичу было не до того, что бы анализировать сны. Он писал большую статью по христианизации Руси, и, как всегда во время такой работы, в мыслях он был там.
Пролог. Часть 3
В момент, когда Владимир Николаевич уже не спал, но еще не проснулся, у него сформировалась мысль, что сейчас не надо ничему удивляться, а нужно полежать полчаса с закрытыми глазами, и он все поймет. Чему не нужно удивляться, что он поймет, и почему нужно лежать с закрытыми глазами было не ясно, но что именно так и нужно поступить он ЗНАЛ. Он лежал, и к нему постепенно пришло понимание того, что он уже не совсем профессор Вехов, а Новгородский князь Владимир, сейчас семнадцатилетний юноша, а в будущем креститель Руси. Что это не шизофрения, не одержимость и не реинкорнация. А просто вот он прожил в своем времени Владимиром Николаевичем Веховым, а теперь продолжает жить в этом времени князем Владимиром Святославичем. Или наоборот. И все знания, накопленные в первой жизни, у него сохранились, как и знания и опыт жизни в этом времени. Так что, личностью он ощутил себя единой и полноценной. Кроме этого он ЗНАЛ, что ему надлежит сделать в этой жизни.
Глава 1.
После завтрака князь Владимир приказал как можно скорее найти волхва, и уединился у себя в горнице, приказав не мешать. Нужно было подумать, о чем теперь следует говорить с новгородскими боярами, которых он вчера пригласил к обеду.
Из Киева пришли тревожные вести. Князь Ярополк с самого начала был недоволен решением отца посадить в Овруч Олега, а в Новгород его, Владимира. Теперь Ярополк захватил Овруч, Олег убит, яко бы задавлен лошадьми, когда свалился в ров при отступлении. Повод для нападения на Олега, прямо скажем, сомнительный. Что спрашивается, понесло молодого Люта на охоту аж в Древлянскую землю, почему одного? И зачем Олегу нужно было его убивать? Темная история. И идти походом на брата, из за случайной смерти сына боярина, хотя и Свенельда, самого ближнего, вот так сразу, и ничего не выясняя? А теперь сокрушается о его смерти, ибо не желал он ее! Змей! И к волхву ходить не надо, ясно, кто следующий.
Вчера он решил собрать новгородскую верхушку, что бы объявить им о своем уходе к варягам, для сбора дружины против Ярополка, но теперь, с новым сознанием и новой памятью, понимал, что это будет ошибкой. Напротив, нужно оставаться и делать Новгород своей базой для всех последующих действий. А для этого нужно добиться безоговорочной поддержки новгородцев, и прежде всего, убедить Добрыню. Старый боярин настаивает на отъезде, уж очень сильно опасается за его жизнь. Так что сегодня он боярам говорить о своем решении не будет, просто спросит у них совета, как поступить. Им нравится уважительное отношение со стороны князя-отрока. Сегодня они ничего не посоветуют, разойдутся, будут между собой все обговаривать. А через седмицу-другую можно собирать Вече. За это время нужно будет, с каждым встретится и перетянуть его на свою сторону. За долгую жизнь с людьми работать он научился. Но в первую очередь, нужно встретиться с волхвом. Не напрасно в него заложено понимание, что волхв объяснит происходящее, и будет верным помощником.
В трапезную Владимир вошел с мрачным выражением лица, занял свое место во главе стола, и не присаживаясь заговорил:
- Мужи новгородские, сердце мое полно горечи, и прошу вас первую чашу сегодня поднять в поклон невинно убиенному брату моего, древлянскому князю Олегу!
Уходя в поход на ромеев, оставил отец наш Святослав мне земли Новгородские, брату моему Олегу земли Древлянские, и старшему нашему брату Ярополку земли Киевские. Дыбы княжили мы во братстве и хранили единство Руси. Но презрел князь Ярополк заветы отцовские, и соблазняемый советами ромейских подсылов, возмечтал стать василевсом на Руси.
Ныне брат мой Олег убит, и в Овруче Ярополк оставил своего посадника. Меня Ярополк призывает в Киев. Пишет, что мол на Руси должен быть один князь. В Новгороде же, как и везде быть его посаднику. В Киев я не поеду. Думаю, что долго там не проживу. Не по моей воле, а злокозничеством Ярополка, нет теперь для одного из нас места в этом мире.
Позвал я вас мужи новгородские, дыбы услышать ваш совет. Или отъезжать мне к варягам и там собирать силу против Ярополка, или оставаться в Новгороде, готовить дружину княжескую и ополчение новгородское. Войско варяжское можно собрать сильное, и той силой Ярополка победить. Но алчны варяги, и после победы над Ярополком не будет на Руси силы, что бы унять их алчность. А вот если поднять силу новгородскую, то можно и варягов нанять по уговору, а после победы, честно с ними рассчитавшись, отправить их восвояси.
Речь князя вызвала ропот среди бояр. Поднялся боярин Будило:
- При отцах наших и дедах был в Новгороде князь. Невместно нам быть под киевским посадником. Мыслю нужно собирать ополчение, и готовить его к походу. Дело это непростое, требует немалого времени, поэтому начинать надо уже сейчас.
Боярин хотел сказать что-то еще, но его перебили возмущенный крики:
- Не хотим посадника Ярополка!
- Веди нас князь на Киев!
- Ты наш князь, и за тебя стеной стоять будем!
- Созывай Вече!
Владимир помолчал, дожидаясь пока утихнет шум и поклонился:
- Спасибо вам, мужи новгородские за слова, сказанные от сердца, но прошу крепко подумать. Война дело тяжкое и кровавое. Ярополк крепко задружился с печенегами. И ромеи у него в союзниках. Может статься, не сломим такой его силы, и будет его верх. Тяжко тогда придется Новгороду. Злопамятен мой старший брат, и беспощадно будет карать Новгород за помощь мне.
-И ополчение собирать, правильно сказал Будило, дело не простое. Брать в него нужно будет лучших из лучших, умеющих отличить косу от меча и копья, не молодежь зеленую. От дела отрывать. А кто будет их семьи кормить? И их самих в учениях и в походе? И пасть они могут в сече, как потом быть их женам и детям? И варягам нанятым нужно будет платить. И много еще чего нужно будет. Прежде чем созывать вече, нужно все посчитать. Чего и сколько нам нужно будет, и где взять серебро, что бы за это платить. Купцов в городе много, и считать они умеют. И вы, бояре, тоже не лыком шиты, и посадники пятин. Может оказаться, что не под силу будет это Новгороду. И лучше мне будет уйти, что бы, не заставлять новгородцев своей кровью и, нажитым потом достоянием, платить за мое княжение.
На Вече новгородцы должны принимать решение с открытыми глазами, дабы потом ничто не могло внести разлад в наши ряды. Прошу вас, не надо сейчас возмущаться моими словами. Мы еще не раз встретимся, все это обсуждая. А неделя другая погоды не сделает. Если уж браться за такое великое дело, то нужно продумать по возможности все. И с киевлянами переведаться, там многие недовольны Ярополком. От них большая помощь может быть. А сейчас, хоть это внове будет, справим страву по князю Олегу. Закончив, Владимир поднял чашу, призывая всех последовать за ним.
Часа через три Владимир вернулся в свою горницу. Все прошло, как он и ожидал. Бояре добрыми словами помянули Олега, и постепенно начали между собой обсуждать, сказанное князем. Пусть думают. Наверняка ведь многие из тех, кто сегодня так бурно высказывался в его поддержку, остынув, будут не столь решительными. Да и были здесь только ближние бояре. Много еще с кем нужно будет работать.
Владимир подошел к окну, посмотрел на суету во дворе терема, снова сел за стол. И как быть с Добрыней? Очень не хотелось скрывать от него ничего, но как он еще для себя это примет? Может статься и в штыки, или в копья, что ли? Посчитает все кознями Чернобога, и превратится для него Владимир из лелеемого воспитанника в колдовского перевертыша. А ему поверят. Знают, что предан он юному князю, которого он чуть не пеленок взрастил, и напраслины на него не возведет. А если не говорить, то, ни о каких нововведениях в воинские дела и думать нечего. А без них малой кровью Ярополка не одолеть. Или опять с Блудом связываться? Противно, да и нельзя пятнать свое имя связью с предателем. Это многих отвратит, шила в мешке не утаишь. И кто будет верить такому князю. А вера ему будет ой как нужна! Да и не обмануть Добрыню, заметит мельчайшие изменения, будет все равно подозревать незнамо что.
Дверь в горницу приоткрылась и дежурный дружинник доложил.
- Князь, к тебе боярин Добрыня, что сказать?
- Сам что ли не знаешь? Зови, конечно.
- Ну вот, - подосадовал про себя Владимир. - Стоило только подумать. Впрочем, ты и думал потому, что ожидал его прихода.
- Владимир, ты что ополоумел, - закрыв за собой дверь, с порога начал Добрыня.- Вчера же все решили! Сам говорил, кричать бояре горазды, а как до дела дойдет, кубышку поглубже закопают. Или новости, какие есть? Так что же мне не сказал. Вместе бы подумали. Или я тебе, когда чего плохого присоветовал? Или дядька твой из доверия вышел?
- Садись дядька Добрыня. И из доверия ты не вышел, и чту я тебя, как отца родного. А новости есть, да только знаю я их всего наполовину.
Владимир дернул за шнурок колокольчика.
- Волхва Елеца нашли? Спросил у вошедшего дружинника.
- Нашли. Посыльной только вернулся, сказал, что скоро будет.
- Как придет, впускайте сразу, меня не спрашивайте.
- А теперь, дядька, кое о чем я тебя попрошу. Сейчас у меня будет разговор с волхвом, и из него ты все узнаешь. И захочется тебе этого не знать. Потому, что тайну ты услышишь такую, какой выше и на всем свете нет. А прошу я тебя, узнав эту тайну, верить мне как ранее верил, и как я верю тебе. Сейчас же не о чем не спрашивай, дождемся волхва.
Когда волхв вошел, князь, молча, указал ему на лавку. Елец сел и вопросительно посмотрел на него.
- Ведомо мне волхв, что было с тобой нечто необычное, ведомо мне так же, что ты мне должен об этом рассказать, ничего не скрывая. И еще мне ведомо, что будешь ты моим соратником, и доверять я тебе могу всецело. А после я тебе расскажу, что необычное стало со мной. Решил я, что боярину Добрыне знать надо все, ибо доверяю я ему как отцу родному. А теперь, слушаю тебя, волхв.
- Значит это ты, князь! Готовился я к такому разговору, только не знал, с кем он будет. Нужно тебе знать, князь, что болея душой за землю русскую, за веру щуров наших и пращуров, осмелился я вопросить у отца нашего, великого Сварога, о судьбе Родины моей. Своими руками возвел я капище его, возжег священный костер, и через огонь смотрел на Бога, надеясь, что отзовется он на труды мои... и ничего не стало. Ни леса, ни капища, ни меня самого. Многие божественные знаки получал я во время волхований, но здесь не было знаков. Был только, лик Бога в языках огня... и вновь все вернулось, и лес, и капище, и я. Только на месте изваяния Бога был пепел. А ко мне пришло ПОНИМАНИЕ СУТИ. Нет Бога языческого, христианского, мусульманского, или какого иного, но есть Бог единый, являвшийся разным народам, и по-разному ими понимаемый. Ибо искажается понимание сущности Бога страстями человеческими, а превыше всего гордыней и алчностью. Что давал Он откровения пророкам, давал людям заветы свои, и посылал сыновей своих, дабы наставляли они людей на путь истинный. Но путали пророки откровения, переиначивали люди заветы, и извращали слова сыновей Его. Ныне же пошлет он Руси ЗНАНИЕ. Знание это будет у человека, призвавшего меня. Если сможем мы обратить это знание в пользу для Руси, то ждет Русь слава великая, а если нет, то судьба у нее будет горькая. И еще знаю я теперь, что вся моя жизнь была предопределена свыше, и готовила меня к сему часу, а также то, что будет мне дан знак в будущем, но когда и о чем, то мне неведомо. Теперь же, мне должно помогать тебе в делах твоих, направленных к процветанию Руси, быть твоим советчиком и верным другом.
Закончив свою речь, волхв сидел, молча глядя на князя.
- Ничего не понимаю, - заговорил Добрыня, - Вам, волхвам, общаться с Богами дело привычное. Но причем здесь князь Владимир. Какое такое знание ему дано свыше. Никогда ты, волхв, к князьям не благоволил, а тут вдруг набиваешься в друзья и советчики. Княже, ну ты то, что молчишь?
- Думаю я! Не знаю с чего начать. Уснул я здесь вчера князем Владимиром, семнадцатилетним юношей, и я же уснул вчера в 2010 году от Рождества Христова, по календарю ромеев , ученым - историком Владимиром, восьмидесяти одного года от роду. А проснулся сегодня и молодым князем и старым ученым сразу. Думаю так, что теперь я князь-ученый Владимир. И теперь я знаю и чувствую все, что я знал и чувствовал, и князем и ученым . В общем, сейчас я все тот же князь Владимир, но с опытом и знаниями ученого из далекого будущего. Даже и не знаю, как вам все это объяснить. Наверное, деянья Божьи нам, смертным, понять, не дано. А причиной этому, как я понимаю, стало волхование Ельца.
Теперь, дядька Добрыня, мы с волхвом в твоей воле. Можешь признать меня отродьем Чернобога и открыть мою тайну новгородцем, я отпираться не буду. Или принять меня князем Владимиром, обновленным волей Сварога, и тогда мы втроем будем трудиться, во благо Руси. Решай сам.
- Вон, значит, чего волхв наворотил. Значит, двое вас теперь. И кто у вас там главный? Князь или ученый этот?
- Сказал же я, что мы теперь единое целое. Нету главного, и быть не может. Один я человек, и снаружи и внутри.
- Ну, сказал, сказать, что хочешь можно. А может дух приблудный князя моего зашпынял, и теперь что хочет, то и говорит. А я, верь!
- Да, вот же волхв сидит, ты и ему не веришь?
- Волхву верю. И что озарение у него от Сварога верю, и что знание великое у тебя верю. А вот в то, что ты князь Владимир, я не то, что бы, не верю, но сомневаюсь.
- И что теперь?
- А, ничего. Пока буду тебе помогать. Кто же знаниями сокровенными пренебрегает. А там видно будет. Может, развеются мои сомнения. Или наоборот, но тогда уж не обессудь, за душу воспитанника моего, своими руками придушу.
- На этом и договоримся пока. Дальше, ты прав, будет видно. Спасибо хоть, что с кулаками на меня сразу не полез, а то ведь, и кинжалом мог. Знаю я тебя. Теперь нужно думать, что будем делать завтра. Думаю, что вопросов у вас ко мне много, но это потом, потому что рассказывать долго, а время не терпит.
-Один только вопрос, князь, - Вот говорят, ученый человек, или ученая собака, это понятно, а ученый Владимир, это как? Чему он ученый? И какие такие знания у него, мне интересно, да и волхву, думаю, тоже.
- Объясню в двух словах. Сейчас есть воины, кузнецы, гончары. У каждого свое дело. А в будущем появятся еще и ученые. Эти люди будут всю жизнь стараться узнать все о нашем мире. Одни, как больше хлеба на земле вырастить. Другие, как железо крепче сделать. А Владимир узнавал, как люди до него жили. Память человеческая коротка и прошлое забывается. А знать его надо, что бы, не совершать ошибок предков. А знаю я, теперь, что наперед будет. Кто, где и с кем воевать будет. Кто земли новые откроет, какие страны через сто лет будут сильны, а какие в ничтожество впадут. Много еще чего знаю. Знаю, к примеру, что если уйду я сейчас на север, то вернусь через три года с северными хирдманами и отберу у Ярополка Киевский стол. А сам Ярополк будет предательски убит. А потом ярлы, почуяв силу, захотят собирать подати с Киевских земель. И много трудов придется приложить, что бы от этой напасти избавится. Потому и решил идти на Ярополка с новгородцами. А чужих столько нанять, что бы после не могли они и помыслить, на Руси властвовать. А теперь хочу вас обоих просить, всех ваших надежных людей запрячь. И через три дня мы должны знать, кто, из тех людей, чей голос весом на Вече, что думает об ополчении и походе на Ярополка. А потом будем думать, как убеждать несогласных. Есть у вас такие люди? Ты волхв, что скажешь?
- Не в обычаях волхвов людские тайны раскрывать. Много волхвы знают о земных делах, но о немногом сказывают. Но с сего дня будешь ты, Князь, знать, то что знают волхвы.
- Есть у меня такие люди, как не быть. Какой же я без этого буду боярин.
Добрыня встал, подошел к шелковому занавесу на стене и отодвинул его. Занавес скрывал нишу с кувшинами греческого вина и чашами. (Он их сам туда ставил, дабы князь мог угостить почетного гостя. Но следил, что бы князь к вину не прикасался, вот и на обеде у князя в чаше был смородинный взвар. Это на людях, Добрыня проявлял почтительность к князю, а наедине и за дело, мог и подзатыльником наградить). Налив вина в чаши себе и волхву, вернулся на свое место и продолжал.
- Это ты правильно говоришь. Прежде чем идти на сечу, надо все о своих союзниках и врагах знать. И союзников что бы было побольше, а врагов поменьше. Так что и людям своим накажу и друзей попрошу. Будем мы знать, кто что думает, и как с кем говорить. И еще хотел тебя спросить, кого посылать в Киев к Блуду?
- Не будем мы к нему никого посылать. Знаю я теперь, что сделать он может многое, но позору мне принесет еще больше. Невместно мне предателей в союзниках держать. Вера должна быть у народа, что у князя Владимира руки не замараны.
- Ну, молодец, князь! Облегчил ты мне душу. И тем, что отказался с Блудом связываться, и тем, что так прямо и сказал, что теперь ты знаешь. Пожалуй, если бы в тебе чужак командовал, то забоялся бы он такими словами мои сомнения увеличить.
- Это славно, что ты так это понимаешь, - Владимир подошел к собеседникам и положил руки им на плечи, - Теперь нас трое, и не думаю, что кто-то может нас одолеть. А если у тебя, дядька Добрыня, какие еще сомнения остались, то делами они развеются. Сейчас же, не теряя времени нужно начинать исполнять задуманное. А завтра после полудня соберемся вновь. Поговорим о будущем. Хочу я, что бы вы знали, какой мне видится Русь. Дел впереди много, и делать их надо, решив заранее, чего мы хотим добиться. Решать будем вместе, и если какие будут у кого рассуждения поперек моих, будем их сообща обговаривать, что бы понять кто прав. Но уж потом идти вперед рука об руку.
Боярин и волхв вышли на крыльцо. - Да уж, ошеломили вы меня, - сокрушенно сказал Добрыня, остановившись, - никогда вас, волхвов, за это не любил. Вы с Богами разговариваете, предсказания делаете, теперь вот и вовсе, не поймешь что, получается, а нам, смертным, со всем этим, разбирайся! Как вот с ним теперь разговаривать, как с воспитанником моим или как с мужем, сединами убеленным?
- Как разговаривать, это понятно. Он не зря тебя дядькой величает. А разбираться теперь со всем этим, нам с тобой вместе придется до конца дней. Ты вот что своим наушникам накажи, что бы не просто узнавали, кто, за что на Вече кричать будет, а с подробностями, крепок ли он в этих мыслях, будет ли других на свою сторону звать, или сам с чьего то голоса говорит.
- Ага, ты еще поучи меня как Вече собирать надо. Своими волхвами занимайся. Да о чем мы! В самом деле, что ли учить друг друга собираемся? Уладим все по уму. Мне вот интересно, что Владимир нам завтра поведать хочет. И как оно все там, в будущем. Как там, живут, что про нас думают, если конечно нас еще помнят. Шутка ли, тысяча лет!
- Ото ж, завтра и поспрошаем. Но мыслю я так, что если его обо всем выспрашивать, то мы и к зиме не закончим. А дело делать уже сейчас нужно. Пойду я, мне еще волхвов собирать, да и тебе своих людей тоже.
Волхв развернулся, спустился с крыльца, и пошел в сторону капища. Боярин посмотрел ему вслед, подумал, - Оно так, конечно, да все равно интересно, - и направился на постоялый двор, хозяин которого служил ему главным личным наушником. Свидетельства, которые регулярно получал от него Добрыня, всегда были своевременными и верными. Порой боярину думалось, что тот слушает даже разговоры в супружеских спальнях. В то, какими путями добывались эти свидетельства, он старался не вникать, опасаясь узнать нечто неприглядное, но платил регулярно и щедро. В особом сундучке давно уже лежало несколько десятков свитков, хранивших всю подноготную влиятельных людей Новгорода, и не только его. Записи все время обновлялись.
*****
На следующее утро Владимир принимал у себя, вызванных накануне пятерых братьев, лучших новгородских кузнецов. Войдя в горницу, кузнецы, по уставу, но с достоинством, поклонились в пояс, и, по знаку князя, расселись на, стоящей вдоль стены, лавке. Сам Владимир сел за стол напротив.
- Здравствуйте, мастера! Вчера советовался я с боярами, сегодня вас позвал. Не обойдете князя советом?
- Думаю, что ведомо нам, зачем ты, князь, нас позвал, - начал самый старший, - исполчать ты будешь новгородцев в поход на Ярополка, и будет потребно тебе для того дела оружие и брони. Скажи, чего и сколько тебе нужно, и к какому сроку. А мы будем думать, как сказанное исполнить.
- Не совсем так, мастера. Идти ли новгородцам на Ярополка решать будет Вече. И как оно решит, я не знаю, может и отказаться от похода. И указать мне, путь чист из Великого Новгорода. Но если пойдут новгородцы в поход, я хочу, что бы шли они с лучшим оружием.
Читал я в книгах про то, как ромеи воевали, пока они еще собирали ополчение в непобедимые легионы, и не звали наемников. В те времена были у них самострелы, именуемые арбалетами. Князь взял со стола пергамент и протянул его мастерам, - Смотрите, я нарисовал, что бы было понятно. Как разберетесь, скажете, - сам же вернулся к, отложенным перед приходом мастеров свиткам, и стал их просматривать.
Через немалое время старший из мастеров отложил пергамент и хмыкнул. Владимир отложил свиток, и вопросительно посмотрел на него, - Ну что скажешь, мастер?
- Хитрая штука, князь, но сделать такое можно.
- А раз можно, значит и нужно. Стреляет он железными стрелами. Правда, заряжать его долго. За минуту, разве что, три выстрела можно сделать, а обычно два. Зато бьет много сильнее лука, и за двести шагов пробивает кольчугу. А обучить стрелять из него, так, что бы за эти двести шагов попадать во вражеского воина, можно любого менее, чем за месяц. Оружие это, конечно, дорогое, но по мне лучше платит гривнами, чем жизнями ополченцев. Одно меня смущает, из чего лук для него сделать можно. Знаю я, что в городе Дамаске делают мечи, столь гибкие, что ими можно опоясаться, а снимешь, как и не сгибал. Вот из такого железа как это, хорошо бы делать эти луки. Но и там такого железа мало, потому что привозят его из далекой страны, Индии.
- Слыхивал я про те мечи. Железо в них, и впрямь доброе, хотя мечами опоясываться это баловство. Мы же с братьями делаем мечи из булатного железа, которое не хуже дамасского будет. Как в печи его варить, и что надо в печь класть, как ковать потом, меня отец учил. А его дед наш. И заповедано нам никому, кроме наших сыновей, этого не открывать. А луков этих, я чаю много нужно будет. Других мастеров надо будет в подмогу звать. Так и уйдут наши секреты в чужие руки.
- Согласен с тобой, мастер, такие секреты надо хранить пуще, чем зеницу ока. А то, не просто в чужие, во вражьи руки попадут. Но и здесь можно исхитриться. Вот, к примеру, я думаю, что в печь надо класть, чего больше, чего меньше, а чего- то и совсем малость. А без этой малости булат и не получится. Так ведь? Вижу, что так. Значит, хоть сто печей поставь, и к ним сто мастеров приставь, до тех пор, пока только ты знаешь, что в этой малости есть, секрет твой от тебя не уйдет. А если две таких малости нужно, так еще лучше. И на это дело ставить можно не мастеров даже, а подмастерьев, А из вас кто-то будет приглядом за ними заниматься, да эти малости вовремя добавлять. Малости эти, раз уж так выходит, что коли добавить их к обычному железу, то железо булатным становится, добавками и назовем. И секрет этих добавок надо хранить за семью печатями. Ковать же булат, ты смело можешь и мастеров научить. Урона секрету тут не будет, покуда у них своего булата нет. Как считаешь, можно так будет дело вести?
- Что тут говорить, если все сделать, как ты обсказал, то можно будет.
- Значит, с этим мы справимся. Есть у меня еще одно сомнение. Не все ополченцы будут к мечу привычны, а если какие и будут, то, по всякому, не так как обученные воины. А вот к топору, вилам, или к багру, например, привычны все. Вот бы им такое оружие придумать, что б и рубить им можно было, и колоть, и врага с лошади стягивать. Что бы сразу и топор, и копье и багор. Сможешь такое измыслить?
- Эка, князь, какую ты хитрую сброю придумал. Добрая вещь может получиться. Попробуем мы с братьями, по всякому, такую штуку сковать, глядишь, что и получится.
- Я вот, что подумал, - опасливо глянув на старшего, решился сказать самый младший из братьев, - на твоей картинке, князь, лук в одну пластину нарисован. А если его сделать в две, то он, куда как, сильнее бить будет.
- А ты подумал, дурья твоя башка, какой богатырь нужен будет, что бы такой лук натянуть? - вскинулся старший, - не встревай в разговор. Не морочь голову князю. Придем домой, там все и скажешь. Не сердись на него, князь, молод он еще, временем про вежество забывает.
- Не буду сердиться. Как можно, сердиться на него, если он душой за дело болеет, напротив рад я этому, - При этих словах Владимира, младший покраснел, и победно поглядел на старшего, - И рад я еще, мастера, что у нас такой разговор сложился. А напоследок скажу я вам вот что, - Князь встал и вышел из за стола, - стоя говорить буду, уважения для. Мы, и дружинники, и ополченцы, на рать пойдем, победу добывать. Но коли будет та победа, то будет она ваша наполовину. Силы свои и умения вложат в нее все. Те, кто оружие скует, и те, кто хлеб вырастит, те, кто воинов оденет, обует, и те, кто торговлей серебро Новгороду добудет. Победа на поле брани будет коваться здесь, в Новгороде. И коли решит Вече, что быть походу, считайте, что для вас он с этого дня и начнется.
А сейчас, хоть и интересно мне с вами, но ждут уже, когда закончим мы наш разговор, боярин Добрыня и волхв Елец. Думайте, мастера, о том, как устроить то, что я вам сказал, и о том, чем вы еще сможете делу помочь.
Князь проводил кузнецов до двери, велел дружиннику звать волхва и боярина в трапезную, и сам пошел туда же. Войдя, он приказал дружиннику оставшись снаружи ни кого без княжеского зова не пускать. После чего плотно закрыл тяжелую дубовую дверь и подошел к столу, где его ждали Добрыня и Елец. Оглядев стол, на котором уже стояло вино для гостей, взвар для него и блюда с различными пирогами, Владимир уселся с боку стола, Добрыню усадил во главу, а Елец занял место напротив князя. Добрыня наполнил чаши, и теперь смотрел на князя, ожидая начала беседы.
- Не буду вас расспрашивать о том, что вы сделали вчера и сегодня. Уверен, что больше никто сделать бы не смог. Покуда будем ждать плодов ваших трудов, есть время рассказать о том, что нам предстоит. Начну издалека.
- В детстве, глядя на отца, я представлял себя таким же витязем, ведущим на врага верную дружину. Когда же он ушел в свой последний поход, я сильно на него обиделся. Рад был, конечно, что он поставил меня на княжение, но все равно обиделся. За то, что сам он ушел, и увел лучшую на Руси дружину. Слава Олега ему покоя не давала. А когда пришла весть, что дружина разбита, и сам отец погиб, стал я задумываться, над тем, в чем же истинная слава Князя. В том ли, что бы, как Олег прибить щит на врата далекого города, и взять большой окуп, заплатив за это жизнями самых сильных и умелых сынов Руси? А если не в этом, то в чем? Теперь же я знаю, как ответить на этот вопрос.
Как и волхв, я знаю теперь, для чего именно мне, князю Владимиру, дадены мысли, опыт и знания человека из далекого будущего. Сейчас для земель, бывших ранее великим Римом, настало время перемен, а для Руси время выбора. Византия, сумевшая многое сохранить от величия Рима, ныне закостенела в своем высокомерии, и почти проела, доставшееся ей наследство. Сегодня Византия еще сильна, но через двести лет будет повержена в прах франками, и затем на ее землях восторжествует ислам. Империя Оттона, напротив, будет расти, и приобретать могущество. И тем и другим Русь представляется сейчас сладким куском, который нужно ухватит первым. Но если ныне убрать с дороги у Руси, все ей мешающее, то будет Русь третьей силой, со стороны, наблюдающей за их сварами, и своим путем идущей, к вящей своей славе.
Владимир налил себе еще взвару, и поглядел на Добрыню. - Хотел бы ты дядька такой судьбы для Руси?
- А кто бы из русских такого не хотел! - Добрыня повертел в руках чашу, обернулся к волхву, и вновь посмотрел на князя, - Хочу я попросить тебя, Владимир, хотя и отговаривал меня вчера Елец. Расскажи, что будет через тысячу лет? Какая жизнь будет, каковы будут человеки, какие города и страны? Какова будет Русь? Понимаю, что не ко времени, но расскажи хоть малость.
- Разве, что малость. О многом я и вспоминать не хочу. Многое вам описать не смогу, потому что слов таких, что бы описать это, нет. Не придумали еще. Люди, так будут называть всех, и князей и холопов, останутся такими же. С добротой и злостью, с радостями и надеждами, со всеми добродетелями и пороками. Страны будут разные, как и сейчас, и богатые и бедные. Города будут такие, что в один, не самый большой, можно будет всех, ныне живущих на Руси, поместить. Будут люди опускаться на дно морское, и летать выше облаков, но счастья от этого на земле больше не станет. Судьба у Руси будет трудной. Скажу одно, в юности я пережил войну, в которой Русь потеряла людей больше, чем сейчас есть во всех франкских империях и королевствах вместе взятых. И пока хватит об этом. Пройдет время, мне будет легче обо все вспоминать, тогда поболее расскажу.
- Хватит, так хватит, а все же интересно, как это можно человеку выше облаков летать.
- Ты детского змея воздушного видел?
- Ну да.
- Вот люди и сделают такого змея, но огромного, на нем и полетят. Перебил ты мне мысль своим вопросом, и змеем этим! Хотя нет, пожалуй, про змея, это я сам. Ну и пес с ним, со змеем. Я что хотел сказать! Нет сейчас единой Руси, вот главная беда. Есть киевляне, новгородцы, древляне, и еще много кого. Язык у нас один, вера одна, обычай один, а сидим по своим норам, и смотрим друг на друга, как враги. Объединять нужно Русь, что бы быть ей кулаком, а не растопыренными пальцами. Но не мечом, как это хочет делать Ярополк. Так не Русь единая получится, а княжества, объединенные под его рукой. Что сделал Ярополк, взяв на копье Овруч? Примучил древлян, и взял с них дань. И далее дань с них брать будет. И с Новгорода будет брать. А когда Полоцк возьмет, то и с него тоже. Не быть такой Руси, единой. Должен быть на Руси один князь, но должен быть и один закон, что для Киева, что для Новгорода, что для самой малой веси.
- Погоди- погоди. - перебил его волхв, - Мы сейчас Вече собираем, на Ярополка идти, что бы был в Новгороде свой князь, а ты тоже, что и Ярополк говоришь: " Быть на Руси одному князю". Что ты потом Новгородцам скажешь? Что обманул их, за ради Киевского стола для себя?
- Не спеши, Елец, дай досказать. Будет свой князь в Новгороде, и в других княжествах будут свои князья, но должен быть над ними один Государь. Следить, что бы законы общие соблюдались, что бы князья в мире жили. Войско еще иметь, что бы от супостатов Русь оберегать, с иными державами договоры заключать. Казна у него должна быть на все это. Или, если в каком княжестве неурожай, помощь тому княжеству оказать. Будет он как обруч, который клепки в единую бочку соединяет.
Другим же обручем будет вера в одного для всех для всех Бога. Без этого тоже не быть Руси, единой. А то сейчас вера одна, а Боги у всех разные. У кого Перун, у кого Даждьбог, у кого Рожаница, а иные и Чернобогу с Мораной тайком требища устраивают. Один Бог на небе, один должен быть и на земле. А вот служители у Него разные. И Бог у них получается разный. Думаю, что ни от хазар, ни от арабов брать нам веру нельзя. Не подходят их верования к нашим обычаям. Брать нам предстоит веру христианскую.
Но не так, как алчут того в Византии или Риме. Им надобно, что бы была на Руси митрополия под сенью Патриаршего или Папского престола. И митрополитов своих будут ставить, и священников своих присылать, как сейчас в Киеве на Горе. И будут чужаки учить нас жить, свое насаждая, а наше выпалывая. А через пятьсот лет окажется, что до них мы ничего не знали и не умели, а сидели по лесам, и как медведи лапу сосали. И надо нам их догонять потому, что наше-то они выпололи все, а вот своего посадили мало. И будем еще пятьсот лет в догонялки играть. А догоняющий, игру эту всегда проигрывает. Так что, христианство принимать мы будем, но так, как нам это надобно. Что скажешь волхв?
- Сомнительно, что такое нам удастся сделать. Либо вовсе откажутся наше крещение признавать, либо силой свое навяжут.
- Насчет того как сделать, что бы не отказались, а наоборот по-нашему все устроили, есть у меня задумка. Но трудов от тебя потребуется много. А силой, навряд ли. Нет сейчас, у Византии сил нас воевать. Кабы не предательство, и мой отец с василевса откуп бы взял великий. Да и Оттон еще долго в своей империи будет порядок наводить. Сила нам потребуется, что бы с печенегами управится. Что бы они, самое малое лет на тридцать, забыли на Русь ходить. И это будет твоя забота, Добрыня. Возьмешься быть главным воеводой? И сейчас и после. И долго тебе отдыха не будет.
- А, и возьмусь. А отдохнуть я в Светлом Ирии успею. И раз уж мы начинаем такое великое дело, дозволю я тебе, как мужу взрослому, вместе с нами, в чашу малую толику вина налить. И осушим мы чаши сии, ради исполнения нашей мечты о Руси Великой. А после того, дозволь нам по своим делам идти. Что там Вече решит это само собой, а дружину я уже сейчас готовить буду. Всяко, делу не помешает.
- Ну и быть по сему. Попрошу вас только, напоследок, разузнать побольше о братьях-кузнецах, что у меня сегодня были. Старший у них - Горыня. Мастера они знатные, и разговор у нас с ними был хороший. Но дело я думаю им великое поручить, и потому знать мне о них нужно будет все. Особенно о младшем. Очень он меня заинтересовал.
Глава 2
Вчера, придя домой после совета у князя, боярин Ставр вгорячах обругал жену, попавшую под руку с предложением обеда, и велел подать себе вина и закуски в рабочую камору. Раздражение боярина было легко объяснимо. Накануне вечером, ему донесли, что Владимир с Добрыней за обедом твердо решили уходить к варягам. Секрета они из этого не делали, говорили о сем при холопах, и боярин, направляясь на Совет был уверен, что князь собирает их, что бы об этом объявить. Неожиданное заявление князя разрушало все ближайшие планы боярина. И очень смущало то, как резко Владимир и Добрыня изменили свой решение. Получалось, что они проведали о чем-то, чего он, Ставр, не знает. А к такому он не привык, и всегда был уверен, что никакие важные новости мимо него не проходят.
Еще при Святославе Ставр получил в кормление свободные Новгородские и княжеские земли, после чего он несколько раз, с согласия князя, и с его помощью, нанимал варягов, и совершал набеги на Югру. Приводил пленников- смердов, селил их на полученные земли, и собирал с них дани. Собирал он дани и с окрестных свободных смердов. Дани эти, как и полюдье, шли в казну, но многое оставалось и в руках боярина. Добрыня несколько раз пытался отстранить его от этих дел, но всякий раз осуществить задуманное не удавалось. Ставр был осторожен, и доказать сокрытие части дани и полюдья не получалось. Насколько богат Ставр не знал никто, кроме него самого, но Добрыня полагал, что человека богаче него, в Новгороде нет. Так же думал и доверенный купец Ставра, киевлянин Бразд.
Почти двадцать лет назад молодой купец познакомился с новгородским боярином, и стой поры, их крепко связали общие дела. Бразд торговал товарами боярина в Киеве, имел дело с ромейскими купцами, сам ходил не раз с ними в Византию. А товар у Ставра был отменный. Наилучшая мягкая рухлядь, которая со свистом разлеталась между богатыми киевлянами, ромейскими купцами, и печенежскими князьками. Вел купец и свою торговлю. В Новгород возил товары из Киева, и наоборот. Но большую часть прибыли он имел от дел со Ставром. Ставр здесь не скупился, купец имел четвертую долю от выручки, но и расходы, причем не малые, тоже были на нем. Особенно дорого, стоила охрана, но уж тут не скупился Бразд. Ранее, всякий раз, когда он отъезжал из Новгорода, у боярина оставались расписки на товар, и, случись чего, боярин не простил бы купцу ни шкурки. А, появись такая возможность, не стесняясь обратил бы того и в закупы. Потом, Бразд уже смог оплачивал товар на месте целиком, правда и расходы не уменьшил, охраняя теперь свое. Но прибыль многократно оправдывала все расходы.
Бразд уже месяц, как, по первопутку, привел свой обоз из Киева, в расчете, привычно, за неделю расторговаться, забрать у Ставра, товар, и отправиться назад. Но весть о том, что Ярополк взял Овруч, а Владимир отправил своего человека в Упсалу, задержала его в Новгороде. Очевидно, Владимир задумал уйти из Новгорода к варягам, и посланный, будет договариваться о том с конунгом Олафом. Дождавшись ухода Владимира, и прихода в Новгород посадника от Ярополка, Ставр собирался отправить в Киев с Браздом все лучшие шкурки , собранные за зиму, и хранившиеся пока у него. С посадником, за хороший поклон, все брался уладить купец. Это обещало принести прибылей, чуть не впятеро против обычного. Сейчас же все шло прахом, и Бразду нужно было срочно увозить уже подготовленное. Ставр был уверен, что после того как Вече приговорит поход, Добрыня не выпустит из Новгорода ни одной ладьи, ни одного обоза.
Теперь боярин и купец, сидели в боярской каморе, и решали, что нужно срочно сделать, что бы обоз Бразда, край через три дня ушел в Киев. На столе у боярина лежал свиток, куда тот заносил, что сделано, и что еще сделать нужно.
- Сегодня же вечером загоняй ко мне на подворье возы на погрузку, - перечислял Ставр, - за два дня мои люди еще раз проверят отобранное, погрузят, и зашпилят возы. Пришли своего человека, что бы при сем присутствовал. Остальное я после твоего ухода сдам в казну. Пусть, Добрыня этим подавится! - не сдержался боярин, - А сразу, как уйдешь от меня, начинай набирать охранников. Тут одним днем не обойдешься.
- Этой заботы нет. Я как чуял, не распускал охрану, что со мной из Киева пришла. Больше месяца уже плачу им не за что. И плачу немало.
- Нашел время расходами считаться. Вычти половину из моей доли. Да, и насчет денег. Я у тебя в этот раз возьму расписку. Неведомо как оно все сложится, пускай мое серебро у тебя в Киеве пока полежит. И еще в ту расписку запишем кошель с серебром, что я тебе дам. Неспокойно мне как-то.
- Можно и так, охрана надежная, серебро везти не страшно.
- Пошли еще сегодня людей за припасами для обоза. Но посылай не одного, пусть закупают понемногу. И не в один день, во все три. Я своих тоже пошлю, пятерых понадежней. Ты распиши кому, чего и сколько. Пусть ко мне сносят. В ночь перед отъездом все и уложим. Ты вот чуял, и я чую. Чую, что Добрыня глаз с меня не сводит, аки пес цепной. Если прознает, что собираем обоз, насторожится. Так что, ты своим накажи, что бы опасливей были. А как все сделаем, обоз отправим утром, к открытию ворот. Вроде бы все.
- Вроде, да. А если что забыли, завтра еще можно будет добавить. А сейчас давай заканчивать, а то что-то мне невмоготу. Душно у тебя тут. И как ты здесь можешь, долго находится!
- Душно, да укромно. Лучшего места дела вести не найдешь. Да и не так-то и душно. Это ты с непривычки. Эх! Посидели бы мы сейчас под яблонькой, медку бы ставленного испили, как встарь, ан нет, бегом все теперь делать надо. Инда пойдем.
С утра на подворье кузнеца Горыни, начали собирать застолье. Четвертый брат, Радок собрался, наконец, жениться. Три дня назад сваха принесла согласие родителей, и сегодня Горыня и его жена, Зарена, стоя на крыльце, ожидали невесту, которую родители должны привести "на показ". То, что Радок и Беляна друг друга знали с детства, ничего не значило. Все должно быть по покону. Тем более, что породнится должны были, две уважаемые на кузнечном конце семьи.
Наконец, в открытые настеж ворота, вошли гости. Впереди, промеж отца с матерью, шла невеста. Хозяйка вышла навстречу, и торжественно подала ей повойник. Беляна с поклоном приняла его, и Зарена повела гостей к большому столу, поставленному неподалеку.
Родители жениха и невесты заняли место во главе стола, молодые уселись обочь от них. Дождавшись, когда гости рассядутся по старшинству, Горыня махнул рукой холопам, что бы те наполняли чаши гостей медом, и несли первую перемену блюд. Взоры гостей обратились на стоящих с золотыми, украшенными каменьями кубками, Горыню и отца невесты, Горазда.
- Любезные мои гости, мастера славные и жены рачительные, - повел здравственную речь Горыня, - ныне благостное дело сотворилось. Приняла Беляна, при отце и матери, повойник жены моей, и сосватана теперь она и брат мой, Радок. И сватовство это теперь нерушимо. Рад я за них всей душой, поелику ведомо нам, что давно уже любы они друг другу. И порешили мы, обоими родами, что будут они достойной парой. И дети их продолжат наши роды, радуя в Светлом Ирии щуров наших и пращуров. Приданое за Беляной не малое, да и мы с братьями не поскупимся. Взяли мы у Новгорода земли, сколь надо, и устроится на той земле подворье для них. Будет на подворье дом, где Беляне вести хозяйство, рожать и воспитывать детей, и холить мужа. Будет и домница с кузней, где Радоку состояние семейное добывать и мастерство свое растить. И всякое другое, что нужно, будет. И будут у нас в Новгороде новый мастер и новая хозяйка. Этой же чашей, величаю я сегодня нового нашего родака, Горазда, жену его Бранку, их дочерей и сыновей, и весь славный род их!
- И я величаю Горыню и Зарену, братьев его и жен их, и весь славный род их, как наших новых родичей. - ответствовал Горазд, С этими словами, под одобрительные возгласы собравшихся, оба осушили свои кубки.
- А другой чашей, - поднялся с, вновь наполненным , кубком (почета ради столь же изукрашенным, как и у хозяев), старейшина кузнечной общины, Стоян, - я величаю, новый род Новгородских мастеров, коему начало дадут Радок и Беляна!
Зарена подала знак, и под звук труб и гудков, песенники запели Славословие.
Жил от древности древнейший Славен!
От того да от Славена,
да от жены его белой, от Лебеди,
да от сына его Волха Всеславного,
повелось племя славное,
славное племя славянское!
Слава, слава славная!
. . . . . . . . . . . . . . .
А внук их Микула,
а прозвищем Селянинович,
учил славян Черные леса валит на огнище,
чтоб было где расселяться,
чтоб было где расселяться,
роду - племени нашему,
роду - племени славянскому.
Слава, слава славная!
. . . . . . . . . . . . . . .
Нам от дедов сказано,
да от прадедов приказано,
да от пращуров завещано,
жить в роду - племени общинно,
дружить братьями - сестрами,
любить отцами - детями
Слава, слава славная!
Славная слава славянская!
/ Стихи Валентина Иванова /
Пока шло песнопение, холопы вновь наполнили чаши гостям. Когда песенники закончили, гости поднялись и дружно возгласили: " СЛАВА, СЛАВА, СЛАВА!".
Усевшись вновь, гости принялись за праздничную трапезу.
Установившуюся на некоторое время тишину первым прервал Стоян, обратившись к Горыне.
- А не помешает ли свадьбе поход, который готовит князь? Многое вам предстоит сделать для обустройства молодых, а ополчение заберет людей из Новгорода. Кто все нужное править будет? Не ко времени меж князьями распря началась. Хотя, всякие распри не ко времени. Может, говорил князь, о том, какое он будет собирать ополчение, когда позвал вас к себе?
- Говорил князь, что решать собирать ли ополчение, и если собирать, то какое, вольно только Вече, и что нет у него полной веры, что Вече приговорит собирать его. Еще говорил, что если Вече укажет ему, путь чист из Новгорода, уйдет он с дружиной к северянам, и там будет просить у Олафа подмоги против Ярополка. Про то, вы знаете, он и боярам говорил. А у нас он просил совета, как лучше справить ополченцам сброю добрую, коли порешит все же Вече идти на Ярополка. Говорил, что не поскупится на оружие и доспехи для воев, понеже кровь новгородцев ему дороже. А для устройства подворья, мыслю я, люди найдутся, не в Новгороде, так окрест него.
- Может здесь и не стоило бы об этом, - задумчиво произнес один из гостей, - но раз уж все сейчас собрались. Скажи Стоян, что ты думаешь говорить на Вече? Кузнецы уважают тебя, и, по любому будут тебя держаться, но...Надо ли новгородцам встревать в княжескую свару? Они за киевский стол, друг другу в глотки готовы вцепиться. Ярополк брата родного не пожалел. А думаешь, Владимир, если победит, Ярополка живым оставит? И бояре с купцами, за свой интерес будут радеть. Им киевляне поперек горла встанут, когда придут в Новгород с посадником. А многим, как вон Добрыне, и вовсе уходить придется. А нам что в том беды? Кузнецы, шорники, или, к примеру, бортники, что князю любому, что посаднику всегда нужны будут. Не спорю, люб Владимир новгородцам, Он и мне люб. Если бы грозились Новгороду печенеги, или те же варяги, пошел бы за ним , не раздумывая. А идти умирать за его распри с братом, зачем это мне?
Стоян, задумавшись, несколько раз приложился к кубку. - Что тут скажешь! Если, как ты говоришь, твоя правда. А если по-другому посмотреть, все не так. Не просто княжья это распря. Владимир киевского стола не искал, и брата своего не убивал. В то, что прикажет он брата своего убить, если будет его верх, я не верю. Но не в том дело. Знаемо тебе, что Ярополк, сговорился с печенежским каганом Илдеем, и дал убийцам отца своего земли по Днестру? Земель свободных у Киева мало, а печенегов много. Коли придет Ярополк в Новгород, то приведет и печенегов. Ибо своей силы, держать и Киев, и Новгород, у него нет. А те, просто так не пойдут. Придется Ярополку и новгородские земли им жаловать. А знаемо ли тебе еще, что ромейские священники на Горе, в открытую, хулят наших богов, а князь, подстрекаемый ромейкой Юлией, на то глаза закрывает? И они придут вместе с Ярополком. И купцы ромейские тоже. Эти уж своего не упустят. Да и от чужого, никогда не откажутся. И, если сейчас, мы на Вече решаем, какое полюдье давать князю, то потом давать будем, что скажет посадник. А он и для князя возьмет, много больше, чем сейчас Владимиру даем, и себя не обидит. И собирать ли ополчение, тоже не Вече будет решать. Потому что не будет больше того Вече. Так что воевать мы будем не за Владимира, а против холопской петли, которую для Новгорода готовит Ярополк. Всем понятно?
Стоян обвел гостей взглядом, холодным и темным, как осенняя вода в Волхове. А раз понятно, то и все об этом. Труды и заботы еще впереди, а ныне у нас праздник. Горыня, вели холопам, что бы наливали всем дополна. Будем веселиться!
Такие, или похожие, разговоры в эти дни велись повсюду в Новгороде. Вели их, и за обеденным столом, и делая передышку в работе, и за кувшином пива или меда. И в людских домах и в боярских. Новгород готовился собраться на Вече.
Готовились к этому и в княжеском тереме. Через три дня после того, как Владимир объявил боярам, что остается в Новгороде, и будет спрашивать согласия новгородцев на сбор ополчения и поход против Ярополка, князь, боярин и волхв обсуждали сведения, полученные Добрыней и Елецом. Волхвы решительно утверждали, что люд новгородский стоит за князя, и на Вече, в большинстве поддержит сбор ополчения, и специальное полюдье на его обустройство. Мнение бояр, огнищан и купцов, по словам Добрыни, тоже склонялось в пользу князя, но были и противники, во главе с боярином Ставром. Причем противники влиятельные и сильные. Многие из них были повязаны Ставром долгами, и как то воздействовать на них Добрыня и его друзья возможности не имели. К тому же Ставр продолжал увеличивать количество своих сторонников, кого подкупая, кого соблазняя посулами, а кого и просто пугая гневом Ярополка. Для большинства из них у боярина имелись средства убеждения, собранные в заветном сундучке, но говорить об этом Владимиру он не стал. Невместно князю таких дел касаться. Однако заверил его, что многих впоследствии удастся переубедить. И еще об одном деле не сказал князю, решив, делать его на свой страх. Обговорив, что и кому делать дальше, князь и его ближники закончили совет с тем, что бы еще через три дня собраться вновь.
Ставр не ошибался, когда говорил, что Добрыня не спускает с него глаз. Для боярина, трудами его наушника, не стала секретом суета с подготовкой обоза Браза. Знал он так же, какие товары и у кого закупал купец. И Добрыня решился на ранее невиданное. Перехватить обоз после выхода его из Новгорода. Он был уверен, хотя доказательств не имел, что с этим обозом уйдет в Киев и товар Ставра, ценная меховая рухлядь, укрытая тем от города и князя.
В этом случае в руках Добрыни окажется осязаемое доказательство воровства Ставра. Кроме того Добрыня был уверен, что тут же на месте сможет получить у купца письменное признание об этой и предыдущих его сделках с боярином. Такая запись, вкупе с мехами предъявленная на Вече, могла закончиться для Ставра купанием в Волхове с камнем на шее. Казнокрадов в Новгороде не жаловали. Правда и судьба самого Добрыни была бы не завидной. Такого произвола, пусть и оправданного, боярину бы не простили. В случае же неудачи его ждала огромная вира киевскому купцу за облыжное обвинение и лишение боярского достоинства. И князь не смог бы за него заступиться. Потому ничего и не сказал он Владимиру.
Ранним утром следующего дня Добрыня получил известие, что обоз Бразда ушел с подворья боярина, и направился в сторону городских ворот. Добрыня не торопясь позавтракал, и, как всегда, отправился в дружинный дом. Там, выслушав ежедневный доклад дежурного сотника, приказал тому подготовить к короткому походу три десятка дружинников, и дать команду на все городские ворота до его приезда возы и обозы из города не выпускать. Пешим и верховым препятствий не чинить, но строго проверять всю поклажу, вплоть до седельных сум.
Через полчаса, все было готово, и отряд во главе с боярином отправился вслед за обозом киевлянина, с тем, что бы пернять его в 10-15 поприщах от города.
Еще через полчаса о приказе Добрыни, и об его отъезде с дружинниками вслед обозу Браза узнал Ставр. Это был удар! Боярин был уверен, такого Добрыня ни за что не сделает. Как он решился пойти на нарушение вековых правил по отношению к купцам? Неужто, он полагает, что ему это простят? Но, когда Ставр начал мыслить трезво, расчет Добрыни стал ему понятен. Охрана на боярина оружие не поднимет, и Бразд не сможет воспрепятствовать обыску обоза. А когда найдут товар Ставра, тот, не задумываясь, сдаст его со всеми потрохами, и напишет все, что нужно Добрыне. Тем более, что и нужна тому только правда, которая самому купцу ничем не грозит. Добрыня с признанием Бразда и мехами вернется в Новгород, а купец поедет себе дальше в Киев.
И ему, боярину Ставру, остается только бежать из города. На что и намекнул ему Добрыня, приказав дружинникам на воротах препон для верховых не чинить. Но и взять с собой получается только то, что можно спрятать под одеждой. Кольнуло сердце при мысли о жене и дочери, их единственном и любимом ребенке, но брать их с собой нельзя. Дорога будет трудной, и как все дальше сложится неедомо. Времени же у него осталось всего ничего, до возвращения Добрыни.
Выехав из Новгорода, Ставр, отправил сопровождавшего его холопа, обратно в Новгород, взял его коня на чумбур, и направился в сторону Полоцка. Заветный мешочек с сотней золотых византийских литр, пятьдесят киевских гривен, и кошель с парой десятков ногат, вот и все, что осталось у бывшего боярина. Была еще расписка Бразда, но за те деньги еще нужно будет побороться с ним в Киеве.
Сдав возы с мехами казначею, Добрыня направился к князю. Вопреки опасениям, выслушав боярина, Владимир не воспылал гневом, а тихо сидел, глядя в окно. Когда он обернулся, взгляд его был грустным, даже немного испуганным.
- А ты подумал, дядька, когда решился так сделать, как оно будет, если ты обманулся? Каково будет мне видеть, расправу над тобой, жестокую расправу, и не иметь возможности вмешаться! Каково мне будет без тебя после! Да пес бы с ним, со Ставром, справились бы мы с ним на Вече! Меха эти, и серебро что ты мыслишь найти в его доме, все это тлен. Твоя жизнь, твоя судьба мне стократ дороже. Прошу тебя, знай это, и впредь не поступай столь сумасбродно.
Теперь, чего же, начатое необходимо завершать. Завтра соберем бояр на совет, и ты им объявишь, что купец Бразд, отъезжая в Киев, оставил тебе возы с мехами и признание о воровстве Ставровом. И что Ставр, прознав об этом, бежал из Новгорода.
Да еще, крепко накажи своим людям, что бы жене и дочери никакого урону не нанесли, а напротив, относились к ним с великим вежеством. Им сейчас и без того нелегко. И, кроме спрятанного в ухоронках, что бы ничего из его дома не пропало. Имущество это хозяйкино, и ей за мужа своего отвечать не должно. Сам за этим проследи.
Глава 3
Это Вече, в отличие от многих предыдущих, проходило на удивление спокойно. За две недели новгородцы успели вдоволь поспорить, собираясь по ремесленным общинам, купеческим товариществам, советам огнищан и княжьих мужей.
Владимир позаботился, что бы на каждом таком собрании были подготовленные люди волхва и Добрыни, знающие какими словами, в каждом случае, убеждать сомневающихся.
Разоблачение и последующее бегство Ставра, застало его сторонников врасплох, и они сидели тише воды, ниже травы. К тому же, в доме Ставра, кроме неправедно нажитого серебра, Добрыне достался, такой же, как у него самого, тайный сундучок, в котором было много чего интересного о друзьях и сторонниках сбежавшего боярина. И Добрыня, не стесняясь, пользовался этим в беседах с противниками князя.
Пока Добрыня и Елец ободряли друзей, увещевали сомневающихся, и переубеждали противников, боярин Будило и новгородский купеческий старшина Доброга, считали какое ополчение можно собрать безболезненно для жизни города, какие потребуются затраты на его снаряжение и содержание, и откуда на все это взять куны и гривны.
Накануне князь с советниками составили подробную роспись того, кто из них, и о чем будет говорить на Вече. Что бы предупредить возможные разногласия и бурные споры, подробно расписали, откуда, сколько и каких воев будут набирать в ополчение, какое и с кого будет взято дополнительное полюдье. По настоянию князя продумали возможные возражения, и убедительные ответы на них. Такая подготовка Вече для его соратников была внове, но результаты сказали сами за себя. Новгородцы без долгих споров одобрили все предложения Владимира. Поход на Ярополка становился реальностью.
*****
Возвращаясь с Вече, младший из братьев кузнецов, Бажан, наткнулся на ватагу мальчишек, которые с криками, - Воровка, воровка! - носились вокруг дочери Ставра, которая как могла быстро шла по улице, закрыв руками залитое слезами лицо.
- А ну цыть, огольцы, схватив одного за шкирку, - прикрикнул на них Бажан, - что за бесстыдство, приставать к взрослой девице. Ремня захотели? Сейчас получите, - продолжил он, расстегивая пряжку опояски.
- За что, дяденька, - заныл мальчишка, - Это Ставрова дочка, она у Новгорода воровала. Ее, заместо отца, в Волхов нужно.
- Это кто ж тебе такое сказал?
- Батя. Он говорил, что боярин Ставр у Новгорода воровал, и если бы не сбег, то быть бы ему в Волхове. Значит и она тоже воровка, и мамка ее.
- Не тебе, малолетке, об этом думать. Не слыхал, что сегодня на Вече князь говорил? Что нет, на них с матерью, вины за дела боярина. И что приказал он дружинникам карать безжалостно, тех, кто их обижать будет. Вот я тебя сейчас и покараю. А еще батьке твоему расскажу, он добавит.
- Отпусти его,- девица тронула Бажана за рукав, - дите он еще.
Бажан взглянул на нее, напоследок еще раз тряхнул мальца, и со словами, - Иди ужо, но если еще про такое проведаю, быть тебе поротым. Сам помни, что князь сказал, и другарям своим расскажи, - отпустил ворот его рубахи.
- А что же ты, Сладжа, домой не идешь? - спросил он, - чай мать-то ждет, небось уже волнуется.
- Боязно мне. Вдруг, еще кто постарше, глумиться начнет. А откуда ты имя мое знаешь?
- Кто же из парней не знает имени красавицы, дочери боярина Ставра, первой невесты в Новгороде?
- Была первая невеста, да вся вышла. Как бы нам с матерью теперь изгоями не стать.
- За это не волнуйтесь, слыхала, что я мальцам говорил про слова князя Владимира. Не даст он вас в обиду. А теперь, что бы быть мне потом спокойным, позволь мне тебя до дому проводить.
- Рада буду тому. Скажи только, кому мне за заступничество, слова добрые и бережение, спасибо говорить?
- Кузнец я, Бажан. Старшой брат наш, Горыня, кузню большую держит на Волховском берегу. Пятеро нас братьев, я младший. Днями четвертый наш брат, Радок невесту сосватал. Теперь я один холостой остался. - Бажан глянул на девицу, и неожиданно для себя, сказал ранее немыслимое, - Эх был бы я из мужей княжеских, завтра бы заслал к тебе сваху!
- И не посмотрел бы, что отец мой изгой ныне? - недоверчиво спросила Сладжа.
- Что мне до дел твоего отца. Не его бы я сватал, а девицу добрую, красу неописуемую!
- Не надо более об этом, - грустно произнесла девушка, - невместно о таком говорить. Счастливый ты , у тебя четверо братьев, есть на кого опереться. Я вот одна у родителей, всегда завидовала подружкам, у которых братья и сестры были. И маму мне жалко, кроме меня у нее никого не осталось. Что-то еще с отцом будет? - Сладжа остановилась, - Вот мы уже и пришли, прощай, Бажан, еще раз спасибо тебе.
По дороге домой, Бажан, то ругал себя последними словами за признание, неуместное в первом же разговоре, то радовался, что открылся девушке, на которую давно с восторгом глядел как на далекую звезду, прекрасную но недоступную.
***
Наутро после Вече, княжьи ближники собрались у Владимира. Выглядели все воодушевленными, но несколько усталыми. Большая горница Владимира за последние две недели сильно изменилась, и теперь напоминала, то, что в последующем назовут штабным помещением. Кроме княжеского, в ней стояло еще несколько столов, окруженных короткими лавками, с разложенными пергаментами, берестяными свитками и прочими принадлежностями для письма
- Что дядька, - не упустил возможности по - сыновьи уколоть Добрыню князь, - мне малую толику дозволяешь, а сам-то небось, вчера к большой приложился?
- Ну, так я думаю, что теперь не скоро сможем себе позволить. Чего ж напоследок не приложиться. А ты не завидуй, успеешь еще.
Со сдержанным смехом, все стали рассаживаться за рабочим столом.
- Все! Шутки в сторону,- Владимир уселся на место, и продолжил, - будем считать, что поход наш уже начался. Скажу, как я его вижу. Первое дело, мы должны Ярополка упредить, что бы он не успел помощь от печенегов или ромеев получить. Доброга, ты недавно из Киева пришел. Знаешь, что об его уговорах на Горе говорят. На что Ярополк взаправду может рассчитывать, не по пергаменту?
- От ромеев, вовсе ни на что, они сами помощи искали. Варягам за службу много серебра сулили. А от Ярополка оружие им нужно, своих воев оружать. Печенегов у него было тысячи три, но половину он у Овруча потерял. Ильдей сейчас, если и даст ему своих людей, то не больше тысячи, да и то не из лучших. Если бы Ярополк их в набег звал, тогда да, а против Новгорода идти, он из своих князьков только к лету воинов сможет вытрясти. Тысячи три, может четыре.
- Значит, сейчас у него печенегов тысяча с половиной. Своих дружинников, считай пять сотен, и еще ополчение киевское, - князь вопросительно поглядел на Елеца, - Как думаешь, сколько соберет?
- Быстро много не соберет. Охотников искать долго придется, сам знаешь, не любит люд киевский Ярополка. Сотен пять-шесть может быть. С Горы, охрана боярская и купеческая, еще считай пять-шесть. Ну и если какие варяги в Киеве будут, тех сможет нанять.
- Всего получается тысячи четыре. Как думаешь, Добрыня, пойдет он с такой силой сейчас на Новгород?
- Ранее может и пошел бы, а теперь, как Вече ополчение приговорило, не пойдет. К другому лету силу копить будет.
- Вот и я так думаю. Значит, до сухия* у Ярополка будет только то, что есть сейчас, пять сотен дружины и полторы тысячи печенегов. Все остальное, если быстро собрать, потом почти год кормить нужно. Собирать он всех будет в сухий и березень, что бы все было готово к началу травеня. А мы ударим по Киеву в просинец. И об этом, кроме нас, никто знать не должен.
Повисшую в горнице тишину разрушил Будило.
- Это как в просинец? Ты, что хочешь войско зимой на Киев вести? Полторы тысячи попришь по снегу? Всех же переморозишь, не дойдя! Кто ни будь, слыхивал о таком? Ну, хоть ты скажи ему, Добрыня, что невозможное это дело.
- И впрямь, Владимир, небывальщину ты говоришь. Всегда летом воюют. Летом и дороги проезжие, и коням выпас, и на ночлег, можно становится спокойно. А зимой, в самом деле, все перемерзнут, и люди и кони. Не дело это.
- Почему же перемерзнут, - неожиданно проговорил Елец, - волхвы на капище зимой недели проводят, и никто еще не перемерз. Знать только надо, как правильно. Но это дело поправимое, мы воев этому обучим. И чем сразу спорить, может, князя послушаем? Не спроста же, он об этом говорит. Чаю я, разъяснит он нам задумку свою.
Владимир встал, подошел к открытому окну. Лето давно вступило в свои права, вокруг зеленела трава и пестрели бело-желтые головки ромашек. От мысли, что придется вести войско не по такой благодати, а в трескучие морозы по спине пробежали мурашки, чуть ли не с кулак величиной. Но дошли же, в будущем монголы, от Киева аж до Игнач-креста! Непривычные к русским лесам, по незнакомым местам, но дошли. И проблем вроде бы у них особых не было.
Вернулся, вновь сел за стол, - Все верно вы говорите, по мне тоже лучше бы летом идти. И то верно, что войску зимой в походе трудно придется. Но ждать до весны нам нельзя. Только что все сами посчитали. К весне Ярополк может собрать войска тысяч десять, а у нас дружины вместе с ополчением едва две с половиной наберется. Варягов может с тысячу нанять получится, да это еще как Олаф дозволит. Вот тогда воям нашим по-настоящему трудно будет. До смерти трудно. Так что выбора у нас нет.
Выходить будем, как станет крепкий лед на реках. Сперва, пойдем по Ловати. Далее будем брать проводников, знающих места. По малым рекам и зимникам промеж весей, они проведут войско до Днепра. К тому времени и на нем лед окрепнет. Идти будем все верхом, о двуконь, без обозов. Все нужное на вьючных лошадях. В день будем делать по 50-70 поприщь. Времени на путь до Киева, три седьмицы.
Всю меховую рухлядь, что есть, пустим на теплые попоны для коней, и одеяла для воев. Не хватит, сам буду просить у жен новгородских шубы ополченцам отдать для похода. Припас заготовим, про который я в книгах о походах эллинского царя Александра читал. Четверти гривны вою на седьмицу достаточно будет.
Дён за десять до выхода войска, вперед пошлем сотню дружинников. Будут места для стоянок выбирать и у окрестных смердов овес, сено и солому заранее, сколь нужно , закупать. Для того им серебра дадим достаточно. Если есть у тебя, Доброга, молодые купцы или прикзчики, что бы дружинникам в том помогали, то и вовсе хорошо будет. В подробностях перед походом все обсудим.
Сейчас же, времени зря не теряя, нужно делать вот что. Тебе, Доброга, найти купца верного, который ранее с печенегами торг вел, собрать обоз, и идти с ним в степь. Но не к Илдею, а к мелким князькам, кои у купца твоего в хороших знакомых ходят. Которые к Илдею в рот не глядят, а может и обиду какую на него таят. Надо, что бы к концу серпеня, середине листопада они, по возможности тайно, пригнали нам лошадей табун, голов в пять-шесть тысяч. Им в зиму все равно табуны прореживать, а нам племенные не нужны. Под походные седла и вьюки, и простые сгодятся. Как с ними торговать, не мне тебя учить. Возьмешься?
- Раз надо, то сделаю. И товарища себе надежного и знающего подберу, и к кому идти мы с ним подумаем. Будут кони.
- Тебе, Елец, идти в Киев. Нужно, что бы люди киевские знали, что не на Киев идет Новгород, а единственно на князя Ярополка. Что хозяйству людей киевских, им самим, женам и чадам их, урону нанесено не будет. За то, мое слово княжеское. Разве что бояр и купцов на Горе малость пощипать придется, но и там я бесчинства не допущу. Пусть волхвы разъясняют, что новгородцы не враги киевлянам, но братья. Возможно такое? Не заартачатся волхвы?
- Даже рады будут. Костью у волхвов и люда, киевского Ярополк с ромейскими священниками стоит.
- Тебе же, Добрыня, предстоит идти к Олафу. Знает он тебя хорошо, дары еще достойные возьмешь для него. Нужно, что бы дал он нам тысячу хирдманов к середине груденя. Нанимай их на год. Будет Олаф спрашивать, когда поход намечаем, скажи, что не решили еще. Мол, как ополчение соберем. Теперь, главное. Надо, что бы из этой тысячи какое- то число пошло в Киев, наниматься к Ярополку. Должны будут они по знаку открыть нам ворота на Гору. Сколько их для этого дела нужно будет, пусть сами решат. Как они с Ярополком договорятся не мое дело, а я буду им платить как остальным. И еще позволю им сутки, на Горе порезвится. Но предупреди, никаких бесчинств с женами. За такое смертью наказывать буду. Гулящих девок в Киеве много, на это дело я им специально еще серебра выделю. Сможешь о таком с ним договориться?
- Договорится, дело не хитрое. - Добрыня, не глядя на Владимира, взял со стола стило, повертел его в пальцах, - Да только не доброе дело ты задумал. Как я рад был, что ты с Блудом не стал связываться! А теперь значит, вона как ты решил. Не по нашим обычаям, не совести сделать хочешь. Ты, конечно, князь, и сам решаешь, что тебе выгоднее, а меня от этого дела уволь. Пошли кого другого. Не смогу я о таком договариваться, воинская честь мне такого не позволяет.
- Посылать мне более некого. Олаф, кроме меня, только с тобой говорить будет. Если кого другого пошлю, за обиду посчитает. А ты, если честь тебе не позволяет, об этом забудь. Проси просто тысячу. И без этого Гору возьмем. Впереди всех пойду, сам буду ворота рубить. Но когда вернемся в Новгород, тогда и ты сам пойдешь к матерям, женам и детям воев, кои у тех ворот от стрел и мечей полягут. И сам им все объяснять будешь. Что, честь мою и свою спасая, ты их сыновей, мужей и отцов на погибель отправил. И про совесть с обычаями им расскажешь. А меня тогда от этого дела уволь. С этим ты согласен к Олафу идти?
- Это, по-твоему, получается, что воевода за каждого в походе убитого, ответ нести должен? Не бывает ратей без смертей!
- За каждого не должен, а за того, чью смерть мог предотвратить, а по гордыне своей, или по недосмотру не предотвратил, ответ нести придется перед богами и перед совестью своей. Думаешь, я с легкой душой такое придумал? Не знаю, что потом обо мне судачить будут? И как стыдить будут за вероломство? Перетерплю, стыд не дым, глаз не выест. Зато выгоду наибольшую получу. Людей, которые в живых останутся, и жизни той далее радоваться будут! Теперь же решай, как дело делать. Но к Олафу тебе отправляться по-всякому нужно. Закончив говорить, Владимир вновь встал и отошел к окну, ожидая ответа Добрыни.
Тот помолчал, обескураженный горячностью князя, тоже поднялся и встал с ним рядом.
- Владимир, ты не серчай на меня, старика. Трудно мне вот так, разом, все в себе перевернуть. Прав ты, наверное. Справлю я у Олафа все, что ты сказал. Стыд этот пополам поделим.
Владимир обернулся и обнял боярина, - Спасибо тебе дядька, что понял ты меня. Очень я хочу, что бы ты всегда верил мне, и верил в меня. И ты меня прости за жестокие слова, - он повернулся к сидящим за столом, - Хочу просить вас, что бы и далее меж нами не было недомолвок. Где один ошибется, пусть другие поправят. Сомнения же, невысказанные, терзают потом душу и разрушают дружбу. Трудов у нас впереди много, и трудов тяжких. И воз, в который мы впряглись, нам тащить вместе предстоит. Через неделю все должно быть готово к вашему отъезду. А мне здесь с Будилом оставаться.
Об ополчении заботится, об оружии для него, и, много еще о чем позаботится, надо.
*****
После разговора со Сладжей, Бажан летел домой, как легкокрылый стриж, рассчитывая застать там Радока и рассказать ему о встрече. Тот был не на много старше, и они часто делились секретами. Войдя в дом, он застал там еще и Беляну, которая теперь без стеснения могла встречаться с женихом. Рассказ Бажана особенно подействовал на девушку. Ей довелось, как-то встретится с наглецом, видимо приехавшим в Новгород в первый раз, который посчитал, что с девицей, которая одна идет по улице, можно обращаться бесцеремонно. Кончилось это для того плохо, но она навсегда запомнила, как онемела от испуга, и в растерянности не знала, что ей делать. И хотя они с подругами всегда считали боярских дочерей гордячками, Беляна прониклась искренним сочувствием. С девичьей дотошностью, она выспросила у Бажана все подробности их встречи, что и как говорила Сладжа, как смотрела, как шла, и после огорошила парня новостью, что Сладжа ушла не просто благодарной, а неравнодушной к нему. Из чего она сделала такой вывод, братья не поняли, но решили, что ей видней. А Бажан, так и понимать не хотел.
- Вот ты, Бажан, - сразу после этого, стала пенять парню Беляна, - домой ушел, а не подумал, как она в другой раз на улицу выйдет. Мало ли, что князь на Вече говорил, а на каждый роток не навесишь платок. Найдутся злыдни, которым в радость будет пошпынять опальную боярышню. А дружинники княжьи не всякий раз рядом будут, что бы их унять.
- Да я бы с радостью каждый раз ее провожал, да нельзя же. Еще хуже получится.
- А ты, раз ее так любишь, пошел бы к князю, рассказал ему про сегодняшнее, и попросил бы для нее на первое время дружинника для охраны. Ты же бывал у него, он про тебя знает.