"Пришла Весна! - Весна Красна!" - настукивали колеса электрички. Алексей Петрович с удовольствием глядел на пробегающие мимо поля и перелески, зеленеющие новой травой и листочками. Привычка, открывать дачный сезон в начале мая, сложилась у него еще в те годы, когда приходилось урывать такие вот праздничные и выходные дни, для труда на благо самого себя, из общей жизни на "благо Родины".
В далеком 1976 году, теперь уже прошлого века - века, в котором осталась большая часть его жизни - профком наконец-то выделил ему долгожданные шесть соток. В те времена, родное правительство, окончательно отчаявшись удовлетворить непрерывно растущие потребности, что-то вечно жующего народа, решило: пусть кормят себя сами. И кто-то, явно не от мира сего, рассчитал, что шести соток для этого будет вполне достаточно.
Три, оставшихся до выходных, дня он не знал куда себя деть, просто не находил себе места, желая скорее увидеть, а лучше и потрогать, это "чудо" - собственную землю. Мечты и планы переполняли. Домик, банька (а как же!), сарайчик, огурчики-помидорчики. Да, мало ли! Как всё это уместить на шести сотках, в голову тогда не приходило. Главное, что своя земля раздвигала пределы свободы далеко за стены малогабаритной "хрущёвки". Это была Воля!
Он буквально пробежал шесть километров, отделявших станцию от нового места своей жизни! Реальность не оправдала ожиданий; она просто не имела с его ожиданиями ничего общего. Оптимизм и радужные мечты улетучивались, как легкий туман над жалкими кочками и хилым кустарником торфяного болотца, которое привольно раскинулось на этих самых участках. Вдали виднелся лес. До него было километра три. С другой стороны, речка-переплюйка, заросшая наглухо непроходимым ивняком, виртуозными кружевами отмеряла рубежи его Воли. А все остальное пространство вокруг, от горизонта до горизонта, занимали колхозные поля. Недалеко за речкой виднелась полудохлая деревушка, но предположить, что в этом десятке неухоженных строений может проживать достаточное количество работников, способных возделать здешние пространства, лично у него фантазии не хватило. И среди этого "великолепия" скорбно бродили, перепрыгивая с кочки на кочку, другие будущие "землевладельцы". Изредка они поглядывали друг на друга, радуясь в душе, что не одни они такие - "счастливчики".
Шли годы. Годы упорного и тяжкого крестьянского труда, оттенявшего повседневность и серую обыденность городской жизни. Земля уступала медленно, упорно цепляясь за свою девственную свободу. Но в итоге всё-таки сжалилась над своими горемычными тружениками, и на месте заболоченной пустоши, засыпанной кубометрами песка, щебёнки и плодородной земли, вырос посёлок, прочерченный прямыми улочками, с садиками, огородиками, низкими заборчиками и небольшими, бог весть из чего слепленными, но приличными с виду домиками.
Для поколения людей, победивших в жесточайшей войне, отстроивших целую страну, вышедших в космос, сделавших всё это на пределе человеческих сил и возможностей, результат был, в общем-то, предсказуемый. Это был ещё один рывок, меньший по масштабам, но более значимый для них лично.
"Станция Первомайская", - отвлечённой скороговоркой пробубнили динамики. Двери с шипением разбежались в стороны, воспоминания оборвались, и Алексей Петрович шагнул на согретый ранним весенним солнцем асфальт платформы, хаотично расчерченный чёрными полосками битума.
Много странных неясностей внесло изменчивое время в его жизнь, но дистанция в шесть километров пешком, которую он преодолел уже сотни раз за эти годы, осталась прежней - пространство не подводило. Автобус на их выселки тогда так и не пустили, тем более никто не собирался делать этого сейчас. На месте заброшенной деревушки за речкой в одночасье возник, как бы ниоткуда, современный дачный посёлок, которые лезут ныне повсюду, как поганки после дождя, но его обитателям автобус был без надобности. Им лишь проложили хороший асфальт к общему забору.
Всё-таки природа старается уравновесить, что только возможно, вот и его вынужденный променаж она разделила пополам: почти полпути в горку, остальное вниз. Это не могло не радовать, тем более в конце восьмого десятка. "Эх, где мои семнадцать лет....", - принялся напевать Алексей Петрович и зашагал по обочине отработанной и размеренной поступью опытного пешехода.
Свои семнадцать лет он встретил на Дальнем Востоке в сорок втором. Уже больше года шла война, но где-то очень далеко, даже на другом континенте. Потом, в сорок четвертом, попав на фронт после пехотного училища, он на своей шкуре понял всю кошмарную разницу между военной и мирной жизнью. Царит мир - правит жизнь, идет война - властвует смерть. И чем дальше от фронта, тем слабее влияние смерти. Первые годы войны, когда на фронте власть смерти была абсолютной, он всё-таки провёл в глубоком тылу и поэтому в шутку называл себя "ветераном второй степени", не сравнимым с теми, кто пропахал всю войну и остался жив. Вспоминая тех ребят, он, а с годами окончательно, понял, что и в тот период побед и салютов именно они тащили на своих плечах основное лихо войны. Не зря есть такая команда в армии, требующая не отставать от тех, кто впереди: "Подтянись!".
Когда он принял взвод, первый в своей жизни, старшина, отозвав его в сторону, буднично посоветовал, скорее попросил: "Вы б, товарищ лейтенант, ватничек накинули и касочку одели, а планшетку и пистолет за пазуху суньте. Так, оно в бою сподручней. Автомат надежней будет, и снайперам немецким работы поменьше. То, что вы наш взводный мы сами знаем, а им это ни к чему". Послушался, и правильно сделал. И в бою, чего греха таить, взводом больше командовал старшина, а он..., приказывал, конечно, но всё больше невпопад как-то.
Позже он понял, что ещё не умел из множества опасностей, разом навалившихся со всех сторон, выделять главные. Отвлекался на всё подряд. Поэтому и сыпал командами, как из мешка, внося только лишнюю сумятицу.
"Хорошо хоть, что вовремя тогда угомонился" - подумалось ему сейчас. Вспоминая тот первый бой в Белоруссии, он всегда испытывал острое чувство неловкости.
Как бы то ни было, с его приказами или без них, но немцев из траншей они выбили. А уже в конце боя он получил штыком в плечо от здоровенного фрица, которого пристрелил всё тот же старшина, каким-то чудом постоянно успевавший оказаться там, где в данный момент он был нужнее всего.
Сидя на дне траншеи, опираясь спиной на стенку, стараясь не завалиться на бок, он с удивлением чувствовал, как немеют мышцы, тело покрывается липкой испариной, перед глазами плывут желтые пятна, а по руке струйками бежит непривычно горячая кровь и падает крупными каплями с кончиков пальцев. Он, сильный молодой парень, впервые ощущал утрату контроля над своим телом и сознанием, от чего в душе нарастала мерзкая паника. Острота ощущений усиливалась и от вида радостно скалившегося мертвого немца, лежавшего тут же рядом, явно довольного, пусть и посмертно, своей работой.
И опять выручил старшина, который одним сноровистым движением ножа распорол ватник и гимнастерку, умело и туго перебинтовал двумя индивидуальными пакетами, что-то выговаривая ему недовольно. И его слова, которые ухватывались урывками сквозь нарастающий звон в ушах, почему-то сразу вернули осмысленность происходящего. Больше они не встречались. Дожил ли старшина, звали его Виктор, а фамилию он не запомнил, до Победы? Бог весть.
Алексей Петрович убыл в госпиталь, - немец всё же здорово его порвал, даже кость ковырнул, гад, - а Витя ушёл дальше, с теми, кто уцелел, получив очередного взводного. Возможно, что такого же "зелёного" лопуха, каким был он сам. Он же дошёл до Праги, стал командиром роты, и везде ему встречались такие вот ребята, способные не только постоять за себя в бою, но и выручить других в нужную минуту. "Ветераны первой степени!".
После Войны дослужился до подполковника и попал под сокращение во времена Хруща, о чём не очень и жалел, поскольку особого призвания к воинской службе никогда не имел, а стал солдатом по необходимости. Просто была война.
Дорога перевалила через холм и плавно пошла под уклон, разделяясь на асфальт, для "новых русских", и проселок, для старых, вроде него. Впереди уже виднелась речушка и крыши домиков за ней. Его домик отсюда не было видно, он был на дальней окраине посёлка. Тянулись к небу редкие дымки: кем-то топились печки. "Наверное, и Валентин уже приехал", - подумалось Алексею Петровичу. Валентин и Валентина, как он давно подметил, не такое уж и редкое сочетание имён у супругов, были соседями, с которыми сложились прекрасные отношения. Им приходилось пахать одну землю.
"Надо тоже, сразу как дойду, протопить печку. Сырость зимнюю согнать. Дров, правда, нет. Хотя, у заборчика оставались какие-то доски. Мокрые, небось. Ну, да ладно, не в первой", - намечал он про себя план работ.
Дрова "кусались" злобно, как бешеные псы. Цены росли немилосердно. Капитализм! Всем хотелось много, всего и сразу, и они кинулись, как ополоумевшие, вроде бы в жизни ничего не видевшие, драть три шкуры с соотечественников за все, что только можно продать. Да, и за всё остальное тоже. Последнее время, правда, немного угомонились. Насосались?!
"Кто воевал, имеет право, у тихой речки отдохнуть". Да, именно клопы, насосались и отвалились, теперь надо отдохнуть и переварить. Маяковский, он и тем "новым русским большевикам" поперёк горла был, с такими-то сравнениями. Нынешние, тоже вот о Родине вспомнили. Поняли, наконец, что на Западе своих "умников" девать некуда, а к ним в "дураки" записываться, там очереди не стоят. Надо своих "иванов" окучивать. Как пели те, предыдущие, "Раньше думай о Родине, а потом о себе"? Сегодня опять похожие песни затянули. Пока не очень стройно, но ничего - распоются. "Соловьи элитные"!
Родина, страна, государство, люди - всё понятия спутались, смешались и стремительно разбегались в разные стороны, превращая реальность в какую-то зыбкую трясину, где любой шаг мог стать и последним. Спасать никто не будет. "Каждый сам за себя - Закон джунглей" - вещал шакал Табаки в старом мультике о Маугли, который они недавно смотрели с внуком. "Кто первый, тот и съел, - мысленно добавил Алексей Петрович. - Стали бы мы так драться на той войне за такую Родину? Нет, конечно! Повоевали бы немного, да и разбрелись по домам. Потом бы партизанили, как югославы, например. Родину бы освобождали, а не державу защищали. Нет общего, нет и общества".
"Ладно, пёс с ними! У них "работа" такая, а мне о внуке думать надо, ему среди всего этого дальше жить" - подвел черту под свои невесёлые рассуждения Алексей Петрович.
Сказать, что он любил своего внучка Серёжку, значит, ничего не сказать! Он и жил им, дышал и думал вместе с ним, и уже не мог иначе. После смерти жены, в тот же год, когда дочка родила Серёженьку, Алексей Петрович стал внуку не только дедушкой, но и нянькой. Все шесть лет маленькой Серёжкиной жизни. Главное в том, что они были друзьями. Могли часами говорить, играть, а в последнее время всё чаще и работать вместе. Дачка была тем местом, где в короткое российское лето его жизнь, сливаясь с жизнью внука, устремлялась вместе с ним в будущее. И тогда эта долгая жизнь, грубовато огранённая судьбой, обретала ясный смысл. Сам собой приходил ответ на такой сложный для некоторых вопрос "о счастье человеческом".
В этом году внук идёт в первый класс! Кончается беспечное детство! Это событие им, понятное дело, необходимо было обсудить и очень подробно.
"Завтра мои приедут. Обещали. А после праздников останемся с Серёжкой вдвоём. Делами займёмся. Яблоньки наши надо обиходить" - сразу вспомнилось Алексею Петровичу. Когда родился внук, он посадил десять яблонь, в честь этого события. Прямо около дома. Последние два года они ухаживали за ними вместе и в этом году ждали первые яблоки. Событие! Серёжка хотел взять их с собой в школу, угостить своих одноклассников, ну и похвастать, как же без этого, сам же рОстил!
Лёгкий мосток через речку, переброшенный для сокращения пути такими же как и он вечными пешеходами, скрипнул под ногами, приветствуя старого знакомого. Дом был уже совсем близко.
-----
Сладковатый дым, протягиваясь вслед легкому сквозняку и ленивым движениям присутствующих, слоился по комнате дурманящими клубами.
- Хач подогнал! Ему земляки из аула подтянули! Пипец, да? - отозвался тот.
- Да, не то фуфло, что он по жизни впаривает. Это, сцуко, термояд! - проявив некоторое знакомство с физикой, подтвердил стриженый.
Две девицы, развалившиеся на огромном и шикарном диване в углу, по-дурацки захихикали, не понятно чему. Грин, посмотрел в их сторону мутным взглядом, пытаясь вспомнить, кто они и откуда взялись. Вроде, что-то вспомнил. А может и не вспомнил. Подумал ещё немного и решил: "Пусть сидят, не жалко. Дом-то не его".
Со вчерашнего дня, сорвавшись из "универа", - сегодня каждая помойка университет, - они зависали в этом особняке, принадлежавшем отчиму Никиты, - так звали стриженного. Отчим был олигархом местного розлива и неделями пропадал где-то по своим скучным "олигархским" делам. В доме постоянно ошивалась только мамаша Никиты.
Оттягивались по полной программе, не обращая внимания на замечания и уговоры Никиткиной родительницы, постоянно переходящие в угрозы и истерики. Грин не заморачивался по этому поводу, не его проблемы.
- Слышь, Ник, что-то я не догоняю, тёлки эти, откуда? - решил он всё же уточнить у приятеля.
- Блин, ну ты даёшь, я ж говорил тебе вчера. Подруги детства. В школе вместе учились. Света и Рината. Больше водки Грину не давать, - подвел он итог сказанному, хотя они второй день пили "вискарь" из отчимовских запасов.
- Что-то на хавчик пробивает. Пошли на кухню, пошаримся на предмет пожрать, - попросил Грин, потягиваясь.
- Пошли, - согласился Ник.
Они выбрались из комнаты, глоток свежего прохладного воздуха немного отогнал дурь и качнул тело. Спустились в гостиную.
- Вы посмотрите, на кого вы похожи! Пьянь! Подонки! - настиг их на лестнице истерический вопль.
"Во, блин, попали!" - переглянулись приятели. Быстро пробежали на кухню, преследуемые истошными криками. Добежав и захлопнув за собой дверь, дико расхохотались.
Грин с головой влез в необъятный холодильник и принялся шуровать там, выискивая знакомые упаковки. Найдя, швырял в большой целлофановый пакет. Ник же, не отвлекаясь на мелочи, полез по кастрюлям и сковородам. Выудил большой кусок ещё тёплого варёного мяса и принялся жадно жевать, пыхтя и громко чавкая. Грин, увидев такое дело, бросил набивать пакет, и присоединился к пиршеству. Глядя друг на друга, они давились смехом и мясом. Насытились быстро. Потом пили холодное пиво, найденное в том же холодильнике. Жизнь налаживалась.
Запихнув во второй пакет пару литров виски, пиво и минералку, двинулись в обратный путь. Передвигались короткими перебежками, как диверсанты, заглядывая за каждый следующий угол и убеждаясь в отсутствии засады. Но пробрались удачно, мамаши Ника нигде не было.
Девицы подхватили добычу и принялись споро размещать её на низком столике. Они тоже были голодны. Затем застолье продолжилось с прежним размахом, плавно перерастая в интимное общение. К середине дня все уснули в куче на диване, устав отдыхать.
Пробуждение было, не из приятных.
Неожиданно для всех, отчим отложил свои дела, или сумел немного разгрести их, но он внезапно завалился домой - провести праздники в кругу семьи. Решил вспомнить, как выглядит домашний очаг. Хрен лысый!
Так эта дура - мамаша Ника, вместо того чтобы предупредить их по-тихому и дать время свалить, кинулась искать у мужа суда скорого и правого. Началось такое! Фишка состояла в том, что отчим, как нормальный мужик, врезал в первую очередь самой "потерпевшей", высказав всё, что он уже давно думает о паразитическом существовании за его счет своей жены и её чада. Им же он просто посоветовал валить отсюда быстро и по-хорошему. Что они и сделали, не забыв прихватить оставшиеся запасы, под аккомпанемент бурной, развивающейся в стиле мексиканских сериалов, семейной драмы.
- Ну, и куда теперь двинем? - груженый как мул огромными пакетами с остатками былой роскоши, спросил Грин. - Ты ж тут, типа, местный! Я требую продолжения банкета!
- Хрен знает, тут в любую сторону два лаптя по карте, - отозвался Ник. - Время-то уже, скоро темнеть начнёт. Замёрзнем, как тот ямщик.
- Мальчики, придумайте что-нибудь, холодно, - пискнула одна из девиц.
- Пить надо меньше, - отрезал Ник. - Нахрюкались, вот и трясёт. Слышь, достань там пузырь, глотнём для сугрева.
Они пустили "вискарь" по кругу. Приятное тепло побежало по телу, стало веселей.
- Во, блин, всего навалом, даже дурь есть, а выпить негде, - тоскливо затянул Грин. - А вон там, что за сараи? У тебя там знакомых нет?
- Пошли, приткнемся в хижине, какой-никакой. Полеводы-то только на лето приезжают. Я знаю, у меня дед такой. А утром в город на первой электричке.
- Ага, на тридцать первой. Пока всё в ноль не добьем, никуда не поедем, а то я тебя не знаю. Ладно, пошли, вон тот крайний домик вроде ничего.
Они, весело перешучиваясь и прихлёбывая по очереди из горла, уверенно двинулись вперед.
Хлипкая калитка, закрытая на ржавый навесной замок, от удара ногой отлетела со стороны петель, что вызвало у ребят очередной приступ смеха. С входной дверью пришлось повозиться подольше, но и это препятствие тоже было - "от честных людей". Вошли внутрь. Маленькая прихожая, две комнаты, одна, что побольше, с печкой, кухонька и подсобка с каким-то пыльным хламом. Мебели почти никакой, точнее самое необходимое, но зато четыре спальных места, как раз по числу гуляк. Грин, проклиная всех селян, вместе взятых, долго искал, как включить свет, но не нашел. Газ тоже не горел, видимо баллон был пуст.
- Во, живут! Троглодиты! - не смог сдержать эмоций Ник. - Давай хоть печку раскочегарим, а то совсем тоска.
Быстро выяснилось, что у крестьянина нет дров и в ход пошло все, что нашлось под рукой и могло гореть.
- Нет, так не годится, - заявил Ник. - Эта труха быстро прогорит. Нужны реальные дрова. Грин, бери вон топор и за дровами, а мы пока тут всё обустроим. Потом тебе помогу.
- Мне, как всегда, самое почётное дело, - заворчал Грин. - Ладно, смотрите только не "спорите" тут все без меня, пока я за топливом пойду.
- Без тебя не начнем, - пообещал Ник. - Быстрее давай!
Грин вышел на улицу. Вечерело. Мотаться в потёмках по участкам в поисках дров было не с руки. Вывернул сломанную уже калитку, добавил часть заборчика, что не вросла в густые заросли колючего кустарника. Всё равно, мало. Огляделся. Взгляд остановился на усохших за зиму каких-то плодовых деревьях прямо у крыльца. "Вот и хорошо. Далеко не ходить" - подумал он. Ветки и стволы ломались и обрубались не так уж и сложно, как можно было ожидать. Когда Ник решил ему помочь, дело почти было сделано.
- Ты прям "Железный дровосек", теперь буду знать, в чём твой главный талант, - похвалил его Ник. - Тащи в дом, что помельче, я остальное дорублю.
- Со светом не разобрался? - спросил Грин.
- Нет, крестьянин где-то отключил всю сеть. Экономный, - ответил Ник.
- Это они отрубают, чтоб не замкнуло зимой. У меня дед ..., - хотел было добавить Грин, но Ник оборвал его, - Да знаю, знаю я уже всё про твоего деда, тащи дрова! А то до утра не начнем!
Грин сгрёб в охапку обрубков, сколько смог захватить, но явно переоценил свои загребущие способности. Полешки постоянно выпадали из рук, иногда довольно больно попадая по ногам. Установив таким экспериментальным методом максимально возможное их количество в одной охапке, он скрылся за дверью. Вскоре вернулся за очередной партией.
- Тёлки, прикинь, свечки нашли и на стол уже накрыли. Во, блин, что значит крестьянская смекалка, - одобрительно сообщил он Нику.
- Они не из деревни. Первомайское - это районный центр.
- Это одна фигня! - пробормотал Грин и, оценив остаток дров, отметил. - Тут ещё ходки на три-четыре.
- Держи руки, я тебе побольше наложу.
- Как я дверь-то открою? Ты чего?
- Я тебе открою, тупик!
Грин, пыхтя от натуги, скрылся за дверью. Ник добрал остатки. Потом, ловко зацепив дверь ногой, пролез в образовавшуюся щель. Досыпал свои дрова в общую кучу возле стенки, присел к столу и осмотрелся. Неровный свет нескольких свечек придавал обстановке интимность и даже некоторый уют. Печка ровно гудела сильным пламенем, в комнате было уже довольно тепло. Небольшой стол до предела заставлен бутылками и завален вскрытыми упаковками с закуской. Стаканы, тарелки и вилки допотопной формы, украшенные ветвистой надписью "Артель им. Кирова", нашлись в серванте у крестьянина. Всё нормально, можно было продолжать, до утра ещё много времени.
- Есть тост, по поводу! - быстро заводился Грин, разливая виски по стаканам. - За человека разумного, умеющего приспособиться и выжить в любых условиях! То есть за нас! Ура!
Девицы весело и одобрительно заверещали. Зазвенели сталкивающиеся стаканы. Гулянка продолжалась. Дальнейшая её программа была хорошо знакома участникам, неоднократно ими проделана, и всё пошло легко и просто. Угомонились и заснули только под утро.
---------
Чем ближе к дому, тем отчётливей проявлялось неясное чувство тревоги. Последнюю сотню метров Алексей Петрович уже просто бежал. Среди прочих, дымок вился и из трубы его домика, это он уже понял. "Что это значит? Кто растопил печку? Неужели мои приехали раньше меня?" Вопросы сыпались, как из мешка. На их улочке он сразу наткнулся на Валентина и его жену. Увидев его, бросились навстречу.
- Не ходи туда, Леша! - сразу выпалил Валентин. - Там у тебя шпана какая-то засела. Я уже вызвал милицию. Обещали скоро приехать.
- Какая шпана? Откуда? - с трудом проталкивая слова сквозь сбившееся дыхание, спросил тот. - Когда вызвал? Давно?
- Больше часа уже прошло. Может ещё позвонить? - спросил Валентин, разумно опуская ответы на другие вопросы, знать которые он не мог по определению.
- Чёрт, позвони ещё! - попросил Алексей Петрович, увидев разрушенный заборчик и сломанную калитку. Дочка давно предлагала купить ему мобильник, но он всё отнекивался и отшучивался, не желая вводить их в излишние расходы на себя. Тоже ведь не олигархи. Лучше пусть внуку купят чего-нибудь.
- Занято, - растеряно произнёс Валентин.
- Что занято? Милиция? 02? - недоуменно спросил Алексей Петрович.
- Автомат?! А люди? Люди-то где? - скорее обращаясь к самому себе, чем к другу, тихо спросил Алексей Петрович и двинулся к дому.
- Я с тобой! - неуверенно произнёс Валентин.
- Нееет! - истошно завопила Валентина, - Куда ты собрался?! Они там пьяные все? Не пущу! Пусть один идёт, раз он такой герой! Его дом!
- Правда, Валь, чего тебе лезть в мои дела, - подтвердил Алексей Петрович и, увидев облегчение на его лице, добавил, - С тылу прикроешь и милицию подождёшь!
Не слушая дальнейших возражений, которые Валентин продолжал неуверенно бормотать сквозь вопли своей жены, Алексей Петрович быстро пошёл к дому.
Поначалу он даже не понял, что так резануло в душе. Какое-то несоответствие в его маленьком дворике сразу бросилось в глаза, но никак не могло воплотиться в мысль. Спасаясь, сознание блокировало, сколько могло, зрительные образы, но они прорвались и захлестнули всё.
- Яблонькиии!! Выыы!! Сукиии!! - заорал, не помня себя от гнева, Алексей Петрович и кинулся в дом.
Дверь с грохотом отлетела в сторону, и Алексей Петрович увидел в комнате разбросанные вещи, опрокинутый стул и пьяную компанию.
- Ооо! Колхозник приехал! - захохотал один из парней. - Здарова!
Вся компания принялась ржать! Пьяно и глупо.
- Ты, это, погуляй там, мы ща уже уходим, токо врежем на посошок. А то, если хочешь, и тебе нальём, - предложил, уже и вовсе не к месту, второй парень.
- Вы, скоты, гниды, немедленно убирайтесь вон, слышите! - задыхаясь от злости, обиды и унижения срывающимся голосом прокричал Алексей Петрович.
-Ты чо это, дед, такой невежливый? Тут, блин, дамы, - парень кивнул на полуголых шлюх, развалившихся на диване. - А ты, так выражаешься. Сам пошёл! Сказано тебе, скоро уйдём.
Не помня себя от ярости, Алексей Петрович схватил наглого парняза ворот и попытался выкинуть за дверь. Тот вырвался; с треском разорвалась рубашка.
- Ах ты, старый козёл! Шмотка, блин, от Версачи! Сука! - заорал парень, и хлёстко ударил. Из разбитого лица брызнула кровь. Алексей Петрович ударил в ответ. Парень отлетел к стенке. Раздался забористый мат. Другой, подскочив справа, резко, чувствовалась подготовка, ударил ногой, хрустнули рёбра, а затем, добивая согнувшегося от боли хозяина, сбил ударом кулака на пол. Подбежал и второй, в разорванной рубашке. Принялся месить ногами, пытающего закрыться руками старика.
- Всё, харе, а то замочишь, в натуре! - принялся через пару минут оттаскивать Ник, разошедшегося не на шутку Грина, от скорчившегося в углу тела.
- Я его козла, блин, удавлю, епт! - орал Грин, смахивая кровь с разбитой губы. - Будет тут всякое быдло выдрючиваться!
- Всё, говорю! Тормози! Давай лучше вмажем по стопарю! За победу! - захохотал Ник.
Все весело засмеялись, и раж отпустил Грина. Руки, правда, ещё тряслись, немного.
- Давай! Только этого мудака выкинем из комнаты, а то кровью тут всё заляпает! Не в кайф пить! - попросил Грин.
Они выволокли бесчувственное тело и кинули в подсобку.
- Живой, оклемается! Будет знать в другой раз на кого гавкать! - уже спокойно сказал Грин. - Ну, вздрогнули! За нашу победу!
---------
Сознание возвращалось медленно, пробиваясь сквозь плотный шум в голове. Где-то рядом послышались звуки: смех, голоса, звон стаканов, ещё что-то. Попытался опереться на руку, и резкая боль в пальцах и кисти руки заставила вскрикнуть. Сломаны! Сознание зафиксировало это автоматически, как факт. Опёрся на другую руку и сразу зашёлся в кашле, выплёвывая кровь. Острые сколы рёбер резанули внутри. "Ещё жив?! Странно, как я ещё жив?" - мелькнуло в голове. "Там, за стенкой гуляли ВРАГИ! Они веселились, они пили шнапс, они отмечали успех и упивались своей победой! Они вернулись! Пришли опять на его землю и уничтожают всё, что ему так дорого! Его дом, сад, саму жизнь! Должен приехать внук! Серёжа! Они убъют его! Гады!" - эта смесь реальности и подсознательных образов разорвала тонкую ткань ускользающего сознания, и всё затопили боль и дикая ярость. "Нужно найти силы, превозмочь боль, надо отразить это нашествие! Надо! Это твой долг!" - лились потоком мысли. Медленно, экономя силы, Алексей Петрович подполз к шкафчику и раскрыл створки. Стащил в сторону вещи, какую-то старую телогрейку, ещё что-то, сложенное на нижней полке, нащупал в выемке в углу маленький ключ и принялся ковырять им в замке, висящем на небольшом железном ящике, стоявшем тут же в шкафу. Открыл. Старая двустволка, разобранная, заботливо смазанная, была завёрнута в отрез хорошего шинельного сукна. Положив на сгиб сломанной руки стволы, медленно собрал. Всё в смазке, блестит! Вывернул коробку с патронами, выбрал из россыпи два, с картечью. Мысли и действия отщёлкивались чётко - одно за другим, не давая боли забить разум и отключить тело. "Теперь встать! Встать и дойти! Тут рядом! Несколько шагов! Надо! Должен!" Превозмогая дикую боль в руке и груди, поковылял к двери комнаты, опираясь на стенку. Ещё шаг, ещё один! Дверь распахнута настежь! Вот они! Взвёл курки и, оттолкнувшись от дверного косяка, пошатываясь в проёме, поднял ружьё. Липкий страх поплыл по комнате, завиваясь вместе с табачным дымом к потолку. Они должны ответить за всё! Чуть не забили до смерти в собственном доме, разорили, переломали, изгадили всё: всё, что создавалось столько лет! Крепыш с боксёрской стрижкой зло прищурился и что-то сказал. Что-то вроде: "Брось ружьё! Старый козёл". Шагнул вперёд. Пора! Алексей Петрович нажал на курки, сразу на оба. В напряжённой тишине жутко грохнул дуплет! Полыхнуло из обоих стволов! На месте перекошенного злобой лица, разорванного картечью, возник красный всполох. Брызги крови, плоти и мозгов разлетелись по комнате. Запоздало, эхом, долетел гулкий стук свинца, частью ударившего в стену, а частью в окно. Отдельно возник звон вдребезги разлетевшегося стекла за спиной уже мёртвого тела, брошенного силой удара на пол. Эти звуки и вид трупа у стены было последнее, что сумело отследить ускользающее сознание. Глубоко внутри, не выдержав этого последнего усилия, надломился какой-то упор, и Алексей Петрович рухнул на пол, проваливаясь в спасительную пустоту.
--------
Когда на пульте РУВД раздался первый звонок из садового товарищества, уставший за ночь и ко всему привыкший дежурный, записав сбивчивое объяснение Валентина о проникновении хулиганов в соседский дом, повесил трубку и обратился к старшему наряда, только что вернувшемуся с очередного вызова.
- Краснов, вызов поступил от дачников, давай поезжай, посмотри чего там.
- Ё-моё, Егорыч, - Краснов всех знакомых почему-то именовал 'егорычами', - ну, ёлы-палы, мне до смены меньше часа осталось! Сдам службу Прохорову, пусть он и едет! Хрен ли там могло случиться. Грабли стырили?
- Гражданин говорит, что неизвестные ещё в доме. Вот сразу и накроешь. Оформишь раскрытие по горячему. Премию получишь, - пошутил он, но Краснов шутки не оценил.
- Ага, нужна мне эта премия! Мне в десять к Мясоедову! Он мне за сопровождение, знаешь, сколько платит? Никаких премий у нашего сраного управления не хватит! Ты, это, отметь мне там возврат попозже и все дела! Я же, блин, не скорая помощь!
- Через магазин! - отрезал дежурный. - Делиться надо!
- Само собой! Какой базар! - обрадовался Краснов. - Один секунд!
Спустя некоторое время, он втащил в дежурную часть большой пакет, внутри которого знакомо дзинькнуло, при передаче.
- Вот, это по-нашему! - обрадовался дежурный. - Умеешь решать вопросы, когда захочешь!
- А как же!
После, сдав дежурство, они вместе махнули по чуть-чуть, попрощались и разошлись, каждый по своим делам.
Принявший дежурство, пожилой капитан не спеша заполнял свой лист в журнале, когда раздался звонок, и какой-то гражданин срывающимся голосом произнёс: "Я из товарищества... Я уже звонил Вам....У нас тут..., - Да, знаю, ждите, скоро прибудет наряд, - немного раздражённо, от назойливости гражданина, но вежливо, ответил дежурный. - Да все уже...человека убили, из ружья, - собравшись с духом, буквально выпалил последнюю фразу, звонивший, и добавил, - Что же вы, милиция, эх вы! Я жаловаться буду!" И бросил трубку.
- Во, как! - удивился дежурный, обращаясь одновременно к себе и к старшему лейтенанту, смотревшему на него в ожидании распоряжений. - У нас труп на огороде. В смысле, в товариществе огородном.
- Так-с, - он внимательно посмотрел на время вызова, - а первый вызов, значит, принят, аж вон когда. Не нашей сменой. Нормуль! Мы не при делах. Пусть жалуется.
Год назад, при укрупнении районов области, две управы свели в одну. Их начальника отправили на пенсию, а новый шеф, начальник бывшей соседней управы, откровенно перераспределил 'хлебные' места в пользу своих сослуживцев. В результате, в управлении образовались две, как бы партии, откровенно невзлюбившие друг друга. Предыдущая смена была из партии любимчиков. "Но в данном деле, хрен они из меня крайнего сделают", - подумал дежурный и стал звонить убойщикам. Теперь, это их 'пироги'.
--------
- Вот вам и покойничек, - недовольно пробурчал дежурный Следователь, вешая трубку. - По коням, хлопче, у нас труп, огнестрел. А где приданные силы, эскулап этот, с экспертом? - спросил он, оглядываясь на оперов.
- Только-только, тут были. Я их посмотрю, - сказал молодой опер, скрываясь за дверью.
- Мы ждём в машине! - крикнул ему вдогонку Следователь. - И побыстрей там, а то дачники всю поляну потопчут.
Но все нашлись быстро. И вскоре, выскочив из города, "рафик" следственной группы уже запылил по просёлочной дороге - водитель решил сократить путь.
Перед въездом в садовое товарищество шофёр вынужденно притормозил. Сразу на въезде дорожки разбегались в трёх направлениях. Дальше - больше. Вокруг хаотично толпились маленькие домики. Сотни две, не меньше.
- Куда дальше-то, вправо, влево? - спросил он.
- Откуда мне знать? Я сам тут в первый раз! - отрезал Следак и, повернувшись к оперативникам, попросил, - Давайте парни быстренько узнайте у местных куда нам, чтоб зря не петлять в этих дебрях.
Но далеко ходить не пришлось. Навстречу, из посёлка, медленно выбираясь на дорогу, показалась машина скорой помощи. Медики пояснили, что везут стрелявшего, он без сознания, состояние тяжёлое. Следователь подошёл к машине и заглянул внутрь. Мужчина, пожилой, высокого роста, всё лицо в кровоподтёках, под капельницей. "Досталось и ему! - отметил про себя следователь. - Пили, наверное, вместе? Бытовуха голимая? Когда только они угомоняться, алкаши наши? Когда все друг дружку перебьют?"
- Документы его у Вас? - спросил он у врача.
- Нет, у милиции остались! Там наряд ППС дежурит, но данные его у меня есть, - он потянулся в карман за своими записями.
- Не надо, на месте посмотрю, - махнул рукой Следователь. - Какая степень опьянения?
В голове уже привычно складывались формулировки будущего протокола, но ответ врача озадачил.
- По всем признакам, он вообще не пил, - неожиданно ответил врач, и, увидев недоумение в глазах Следователя, пояснил. - По крайней мере, сегодня, он точно не пил.
Врач следственной группы бегло осмотрел пострадавшего и, обменявшись мнениями с коллегами из бригады скорой помощи, резюмировал: "Так, первичные признаки опьянения отсутствуют, множественные травмы, ушибы, повреждения покровов, перелом руки, рёбер. Били его серьёзно! Состояние тяжёлое. В его возрасте, вполне возможен летальный исход. Пусть ребята везут его поскорее, Константин Иванович, а то Вам потом допрашивать будет некого!"
- Да, да, разумеется, езжайте. Вы, в какую больницу его повезёте? В нашу, или в Город? - уточнил он у врача.
- Сначала в нашу. Там видно будет. Да, не волнуйтесь Вы так, он ещё долго сам бегать не сможет. Если конечно ему повезёт.
Машины разъехались в разные стороны. Водитель следственной группы, успевший подробно разузнать дорогу у своего коллеги со скорой помощи, уверенно крутил баранку, петляя в лабиринте переулков, как будто сам имел тут участок.
Последний поворот. Прибыли. Рядом с заборчиком приткнулся милицейский УАЗик. Поодаль, разрозненные группки местных жителей, что-то тихо обсуждают. Лица у всех какие-то, не испуганные, нет, скорее, удивлённые. Проблем со свидетелями в данном случае не будет. Уже хорошо.
Место происшествия. Сухое казённое определение, способное включить самый широкий спектр событий, каждое из которых может быть и чьим-то последним часом в этой жизни, а может только набором случайных обстоятельств, не имеющих серьёзных последствий. Смерть, не всегда следствие преступления. Бывают ещё и ложные вызовы. Разумеется, следователь прокуратуры на факт пропажи мешка с картошкой не выезжает никогда, но всякое бывало в его практике за эти годы. Похоже, в данном случае состав преступления налицо. Вот и старший наряда, встретивший их у выломанной калитки, это предварительно подтверждает.
Следователь намётанным взглядом быстро отметил сломанные: калитку, заборчик, дверь в дом - значит, проникновение было умышленным, с определённой целью. Полезли, чтобы что-то украсть? Нет, вор тишину любит и громить всё подряд на своём пути не будет никогда, если можно зайти тихо, а в такой дом можно и очень легко. Слева от крыльца свежесрубленные деревья, ровно посаженные, значит плодовые, скорее всего яблони. Посмотрим, что там внутри. Ещё хлеще разгром, чем снаружи. А вот и труп, в углу комнаты, у окна. Да, зрелище не для слабонервных!
Они закончили с осмотром, опросом свидетелей и оформлением протоколов буквально за час. Всё было ясно и просто, как апельсин. Погибший, Никита Саитович Шамаев, 1979 г.р., в составе группы из 4 человек, незаконно проник в дачное строение, принадлежащее Матвееву А.П., с целью ночлега, как объяснили две девицы, которые и были, надо понимать, целью этого "ночлега".
Перепуганные до смерти, трясутся, плачут, размазывая по похмельным лицам сопли, слёзы и косметику. Стресс у них! Ничего, оклемаются. А вот, Шамаев этот, уже никогда! Картечный дуплет метров с пяти! Фарш, вместо головы! Тут без вариантов. Часть заряда прошла мимо, в стену и в окно. Видимо со второго выстрела. Сколько картечин в одном охотничьем патроне? Ладно, после уточним.
- У меня, у меня! В ружье были, он их не вынимал. И вот ещё! - Криминалист протянул Следователю целлофановый пакетик с папиросными окурками. Поймав вопросительный взгляд Следователя, кивнул, подтверждая. - Ну, заключение после экспертизы, сам понимаешь, но мыслишь в правильном направлении. К бабке не ходи! Смело заноси в протокол, если надо.
- Что ещё?
- Пиши. Ружьё, гладкоствольное, охотничье, с горизонтальным расположением стволов, производства Тульского оружейного завода, 1958 года выпуска. Вот техпаспорт. Патроны, разные, россыпью, в количестве 28 штук, в том числе....., - забубнил Криминалист.
В этот момент подошёл старший наряда ППС и сообщил последнюю новость.
- Наши передали, что на станции Первомайская задержали второго парня. Так что, у Вас полный комплект! - заявил, явно напрашиваясь на положительную оценку действий своих сослуживцев.
- Оперативно, молодцы, - подтвердил Следователь. - Ещё и ориентировки не было, а они уже! Лихо работаете!
- Бдительные граждане сообщили о подозрительном парне! - вынужденно признал тот. - Сейчас привезут.
- Хорошо, что ещё остались "бдительные граждане". Даже странно, что не всех ещё извели, - встрял в их разговор Криминалист, - а то бы этот "наркот" уже давно дома в тёплой ванне отмокал.
Следователь усмехнулся, но ничего не сказал. Да, "бдительные граждане", слова из другой жизни, почти с того света. Ясно, что парень и выглядел подозрительно и вел себя нервно. После такого-то кошмара. Он же рядом с покойным стоял. Наверное, весь в его крови и мозгах! Следователь невольно передёрнул плечами. Ему ещё повезло, что не зацепило. Кучно бьёт старая "тулка"! Хозяин отставной военный, это показали его соседи, хорошо знал, как правильно хранить и обслуживать оружие.
- Передай своим, чтобы везли задержанного в управление, - обратился он к старшему милицейского наряда. - Тут мы, считай, закончили. Девиц захватите тоже. Понятые, пусть подписывают и можно их отпустить. Свидетелей всех опросили? Тогда давайте сворачиваться.
- Жалко старика. Сосед говорит, войну прошёл, полковник в отставке, а тут такое. Как думаете, проканает, как самооборона? - спросил у Следователя подошедший оперативник. - Я бы, если честно, тоже бы их пристрелил на хер. Может и не одного. Вломились в мой дом, да чуть не убили, сволочи! Как только у него сил хватило шлёпнуть этого, - он кивнул на труп в углу.
- Мне Ваши душевные откровения совершенно не интересны, капитан, - неожиданно психанул Следователь, но тут же добавил уже извинительным тоном, - Володь, отвали, а?
- Ладно, Костя! Проехали! Там медики спрашивают, можно им труп забирать?
- Эскулап, Криминалист, вам покойник ещё нужен, или всё?
- Нет, - ответил за обоих медэксперт. - Пусть увозят. Не до вечера же им тут сидеть, нас ждать.
- Тогда всё! Собирайтесь, опечатываем и поехали!
---------
Белый потолок?! Госпиталь?! Нет, больница! - первые мысли пробивались в сознание. Память медленно оживала. Разрозненные образы складывались в единую хронологическую картинку. В мозгу как бы крутился невидимый кубик Рубика, сборкой которого он так увлекался лет двадцать назад. Состояния сворачивались в отчётливую картинку, снова поворот, и новая картинка сменяла прежнюю. Наконец, собрались все грани. Всё!
Алексей Петрович бессильно закрыл глаза. Все воспоминания махом зачеркнула одна мысль. Что будет дальше? Ясно одно, теперь он убийца. Как и почему, это не важно! Важен сам факт произошедшего. Жизнь разломилась надвое. До выстрела, и после него. Неясная тоска подбиралась откуда-то из глубины, всё ближе и ближе, заполняя собой все мысли и чувства. Что теперь, настойчиво стучали в висках слабые импульсы, глушившие, несмотря на свою слабость, все разговоры и звуки вокруг.
В палату кто-то вошёл. Стало тише.
-Так, пришли в себя, это хорошо, - произнёс откуда-то справа сверху незнакомый голос. - Посмотрим, что у нас сегодня.
Алексей Петрович приоткрыл глаза и увидел Врача, - это был врач вне всяких сомнений, - нависавшего над ним, заслоняя свет из окна. Из-за его широких плеч выглядывала любопытной мышкой медсестра. Врач взял его за руку, проверил пульс, посмотрел в температурный лист, прослушал дыхание и ритмы сердца, задрав белую больничную рубашку по самое горло, измерил давление. Всё как обычно, как и раньше, после ранений и последнего сердечного приступа, когда он тоже оказался в больнице, провалявшись там больше месяца.
- В целом всё очень не плохо! Я бы даже сказал, хорошо! Если так пойдёт и дальше, то через месячишко, больной, начнёте понемногу вставать, - удовлетворённо отметил Врач. - Если же учесть, что почти неделю Вы не приходили в себя, то случай просто уникальный.
- На мне всегда всё заживало, как на собаке, - едва ворочая непослушным языком, с трудом выговорил Алексей Петрович. - Сколько себя помню.
- Это, когда было, друг мой! Вы свои годы учтите, и не горячитесь раньше времени, берегите себя, - ответил Врач, помедлил и с улыбкой добавил. - Но всё равно молодцом! Выкарабкались! Теперь, всё будет нормально. Отдыхайте.
Он встал, и что-то быстро стал говорить медсестре, постоянно указывая на него, а та согласно кивала головой ему в ответ. Слов он не разобрал, их разговор воспринимался как общий фон. Алексей Петрович опять закрыл глаза и быстро уснул. Его организм взял паузу, он ещё совершенно не был готов к длительному пребыванию во внешнем мире живых людей.
---------
Следователь неспешно формировал папку дела по очередной бытовухе со смертельным исходом. Всё было ясно и доказательств более чем. Дело можно передавать в суд, осталось только ознакомить обвиняемых. Это занятие, пустое и привычное, позволяло одновременно думать о чём-нибудь ещё, отвлечённом.
Например, что до зарплаты оставалось почти неделя, а денег уже нет совсем, даже на самое необходимое, и придётся занимать у знакомых ребят из УБЭПа. У них деньжата водились. Нет, его приятели взяток не брали, это он точно знал. Они всё свободное, а иногда, что греха таить, и в служебное время, крутили по своим каналам какую-то коммерцию, возможности и связи у них для этого были. Налоги с этих доходов они, разумеется, не платят, но кто их платит в нашей стране в полном объёме, если "уход от налогов" - наш национальный вид спорта. Если бы проводился чемпионат мира, наши были бы точно в числе фаворитов - это вам не футбол!
Дверь приоткрылась, заглянула секретарь прокурора.
- Что у вас с телефоном, Константин Иванович, постоянно занято? - спросила она.
- Ё-моё, трубка на боку, виноват, - извинился тот. - То-то я смотрю, не звонит никто. Вот думаю, наконец-то, все бандиты друг дружку перестреляли, а мы без работы остались. Уже думал, не пора ли мне в управдомы.
- Ага, дождётесь! Они раньше нас всех ухлопают, - отказала ему в радужных надеждах на лучшее будущее секретарь. - Вам из больницы звонили. Ваш подследственный, тот, что пристрелил мясоедовского сынка, в себя пришёл. Просили передать, что через недельку можете его допросить. Всё, до свидания! Рабочий день, кстати, уже давно закончился, это я так просто напоминаю, если Вы и часы забыли правильно положить.
Дверь закрылась. Началось! За эти две недели, чего только не произошло по этому делу. Для начала выяснилось, что убитый Шамаев, пасынок местного бизнесмена Мясоедова, ворочавшего приличными деньгами, к тому же плотно завязанного на областное начальство. Все сразу принялись звонить в прокуратуру, требовать "справедливого" возмездия и наказания убийце "несчастного мальчика".
В газетах появились, кроме обычных информационных сообщений в криминальной рубрике, статьи о бесчинствующих убийцах, для которых жизнь человека стоит меньше, чем их паршивая собственность. "Куда мы катимся? Как мы дошли до такого? - гневно вопрошали борзописцы. - Скоро людей начнут убивать за один огурец с грядки!" Эти газеты сейчас лежали стопкой на краю стола.
"А где же вы были, такие правильные, точнее, где вы всё время находитесь, когда каждый день "простые" граждане "мочат" друг друга? Или, когда какой-нибудь "авторитет" из года в год совершает, не всегда сам, конечно, десятки преступлений? Ясное дело, что на первых вам плевать - они быдло, а авторитета страшно задевать, не то сам пополнишь его послужной список, или по его "просьбе" - попробуй, откажи - финансирование редакции перекроют, что ещё хуже. А тут такой случай подвернулся - настучать рейтинги. Журналистика - родная сестра проституции. Поэтому они почти в каждой газете и печатают очерки о нелёгкой доле "ночных бабочек". Нутром чуют родственные души", - подумал Следователь.
Но дело было даже не в этом наглом и нахрапистом давлении на следствие, а в том, что подвести события под "необходимую самооборону" не получалось в принципе. Во-первых, перерыв во времени, между избиением подозреваемого и выстрелом, в течение которого он достал, собрал и зарядил ружьё. Все его действия выглядят осознанными, спланированными, "состояние аффекта" трудно натянуть. Во-вторых, ружьё оказалось не перерегистрировано, а охотобщество при заводе, в котором когда-то состоял подозреваемый, давно приказало долго жить. Тут, вообще пахнет "незаконным хранением". В-третьих, подозреваемый абсолютно вменяем, что совершенно ясно.
Ну, не лежала душа у Следователя к этому делу, по которому, как не крути, а надо предъявлять обвинение по 105-й статье УК РФ, не закоренелому преступнику или бомжу-алкашу, а нормальному гражданину, пожилому человеку и ветерану войны, невольно оказавшемуся в таких обстоятельствах. И для которого любой, даже самый мягкий, приговор по такой статье равносилен смертному.
Как бы я повел себя в сходных обстоятельствах, всё время спрашивал себя Следователь, и никак не мог однозначно ответить себе на этот вопрос. Вот опер Володя ответил сразу, не задумываясь, но он-то здоровый мужик, оперативник. Ему, скорее всего, и пистолет бы не понадобился, чтобы "утихомирить" подгулявших парней. Нет, это не тот случай.
Беда старика в том, что он не трус. Трус, не пошёл бы в дом. Рано или поздно, но приехала бы милиция. Мясоедов отстегнул бы пару "штук баксов", в порядке компенсации, и все были бы довольны. В данной конкретной ситуации, разумеется. Мясоедов получил бы лишний раз доказательство своей убеждённости, что деньгами можно решить любые вопросы. Его пасынок отделался бы лёгким испугом, уверившись в своей безнаказанности и "крутизне" на будущее. Трус получил бы сумму, на которую смог бы не только всё исправить, но ещё и пожить некоторое время в своё удовольствие. Все вроде и нормально. Но ненормально, если такие принципы окончательно станут общими для всех.
Следователь не знал, как чётко сформулировать свои мысли на уровне системных аксиом, но отчётливо понимал всю пагубность такого развития событий.
Такое общество обречено. Это общество бессовестных людей. Подсознательно он очень не хотел, чтобы в таком мире жили его дети и внуки. Лучше бы им жилось именно среди таких людей, как этот старик, на которого сегодня нужно начинать готовить обвинение. Выжил-таки старый вояка себе на беду!
----------
- Ты, ты виноват в смерти моего мальчика! Ты выгнал его на улицу ночью! Ты должен добиться, чтобы эта гадина, этот убийца, сдох, - билась в очередной истерике, уже который день выматывая нервы и себе и мужу, мать Никиты. - Найми людей, пусть они убьют его!
- Да, ты с ума сошла, сейчас не те времена! Я только-только разошёлся краями с бандитами! Еле отмазался, а ты хочешь, чтобы я опять влез под них. Соображай, что несёшь! - устало отбивался Мясоедов, в глубине души жалея покойного, с которым, правда, никогда не находил общего языка, но считал его в целом нормальным пареньком, если бы не его слишком вызывающее, как он считал, поведение.
Выкрутасы Никиты частенько обходились ему в круглые суммы, что вызывало в нём законное раздражение, хоть эти суммы и были для него не слишком обременительны. Сыновних же чувств он к нему не испытывал никогда, считая его неизбежным дополнением к своей жене, которая раньше, ещё в институте, откровенно издевалась над его чувствами, не допуская даже в мыслях, что она, первая красавица на курсе, может стать женой этого страшненького провинциального обормота. Но он умел ждать и работать, а она только петь и гулять. И десять лет назад сама упала в его руки, как перезревший плод, успев к тому времени нагулять сыночка, с каким-то горячим кавказским парнем с параллельного потока. Который, после окончания института, благополучно растворился на просторах страны, оставив свою пассию с неоконченным высшим образованием и ребёнком на руках. Женился-то он скорее из принципа, стремясь довести и это дело до конца. Но жену любил. С тех давних пор, эта любовь уже стала для него привычной потребностью.
Вот, Никита, иногда и проявлял свой горячий кавказский норов, полученный по наследству. Тогда его приходилось изымать из самых разных, порой очень неприятных, историй, в которые он попадал с заданной регулярностью. И довыпендривался. Нашёлся дед, который не испугался, не стал просить, уговаривать, взывать к совести, а влепил ему в "буйну голову" заряд дроби.
Поэтому, испытывая человеческую жалость к своей жене, потерявшей сына, и к так глупо погибшему Никите, всё-таки десять лет он был частью его жизни, Мясоедов одновременно ощущал, в чём, разумеется, никогда бы не признался вслух, и некоторое облегчение.
В последнее время он часто задумывался о том, кому останется его дело после него. Никита, был не тем человеком, которого он хотел бы видеть на своём месте. Жене тридцать семь, много, но ещё можно подумать и о своём ребёнке. Он консультировался, и его обнадёжили, что это вполне возможно. Теперь, когда его положение уже достаточно стабильно, а отчаянные риски девяностых позади, этим вопросом следовало заняться более плотно.
- Тебе наплевать! Я знаю! Ты всегда его не любил! - продолжала гнуть свою линию жена, острым женским чутьём матери улавливая его невысказанные ощущения. - Ты даже рад! Я вижу!
- Софочка, ну что ты такое говоришь, - неумело оправдывался Мясоедов. - Я говорил со всеми. С прокурором города говорил. Всё будет путём, не сомневайся.
- Мой мальчик, он был такой доверчивый и такой ласковый! Ты, выгнал его из дому! Ему некуда было идти! Он пошел переночевать в этот дом, где жил этот мерзкий маньяк! Откуда он мог знать, что бывают такие звери! - жена продолжала накручивать и себя и мужа.
- Они в том доме тоже погуляли неплохо, перепились до чёртиков, с теми девками, и наркотики у них нашли, - зачем-то выдал совершенно не нужную информацию Мясоедов.
Не подумал. Опомнился, но было уже поздно. Получив новую порцию доказательств безразличного отношения своего мужа к гибели её сына, жена устроила такой визг и плач, что на её вопли прибежали охранник с шофёром. Кое-как сбив накал страстей до первоначального состояния, Мясоедов, сославшись на неотложные дела, быстро засобирался и выбежал из дому.
- Дай им денег! Слышишь? Дай им столько денег, сколько они попросят! Чтобы тот гад сдох уже в этом году! - неслось ему вдогонку.
Мясоедов кубарем скатился по лестнице и упал на сидение автомобиля. "Миша, давай в сауну, расслабиться надо!" - быстро проговорил водителю. Тот понимающе кивнул и нажал на газ.
Потом, пропарившись и приняв немного коньячку, Мясоедов всё-таки позвонил Прокурору и убедился, что тот уверенно занимает прежнюю позицию по делу об убийстве его пасынка. Но, уловив в его голосе заметное раздражение от своей настойчивости, про себя решил: "Всё, больше никаких движений я по этому вопросу предпринимать не буду. Пусть орёт, сколько влезет! Еще не хватало мне, ко всем прочим пирогам, создавать самому себе лишние проблемы. Дед тот один хрен ласты склеит, а если кто из моих "друзей" прознает, то подставят на раз. Это, как пить дать! Сам же Прокурор и подставит. Пусть уж в этом деле остаётся один труп, её сына, раз уж так фишка легла".
Однако его жена не успокоилась. Поняв, что от мужа не добиться нужной ей определённости, она стала сама обзванивать его знакомых и партнёров, а главным образом их жён, с которыми ей приходилось общаться за прошедшие годы, жалуясь им на нелёгкое замужество, судьбу, смерть сына, и прося "решить вопрос". Надо же было догадаться дать её пароль доступа, чтоб не скучала, и сформировать на домашнем компьютере телефонную книгу!
За несколько дней, Мясоедов уже сотню раз раскаялся в таком опрометчивом поступке, получая каждый день неодобрительные замечания и укоризненные взгляды в своём кругу общения. Отражения свершившегося события, начавшие было затухать, получили новый импульс. Ещё немного и его бы стали считать, если не соучастником, то главной причиной произошедшего. В конце концов, жена добилась рождения новой волны участия, а потом кто-то вывел её на жену зампрокурора области, записавшей своего мужа в ряды доброхотов. Так, совершенно неожиданно, дело получило новый разворот.
--------
Во вторник, после короткого утреннего "разбора полётов", Прокурор, отпуская присутствующих, сказал: "Костя, а ты останься, переговорить надо". Константин Иванович понимающе кивнул, и опустился на стул. Он отлично понимал состояние Прокурора, они тянули одну лямку вот уже 20 лет вместе.
- Достали меня уже! Звонят каждый день! - вздохнув, начал он. - И они не отстанут, имей в виду. Дело на контроле! Я всё понимаю, как ты не хочешь подводить черту, но всё равно же придётся. Не можем мы тянуть до бесконечности. Надо допрашивать подозреваемого, надо переводить его в тюремную больницу. Что медики говорят?
- Говорят, что скоро можно будет допросить. Пока, он не в состоянии, - слукавил Следователь, умолчав, что уже съездил в больницу и пообщался с фигурантом. Просто поговорил, без протокола.