Аннотация: Первая заметка из многих. Если не перегорю
Гастроном
В нашем городе было несколько продуктовых магазинов. Центральный - гастроном и несколько магазинчиков и ларьков там, сям. Разбросанные по кварталам, они были невелики и лишь отчасти заменяли, а порой и дополняли тот набор продуктов, что можно было приобрести в гастрономе. Все в городе знали, где, что и когда продаётся в этих магазинах, и куда лучше пойти, чтобы взять посвежее.
Где и что - разносили новостями вездесущие соседки. Идёт такая быстрым шагом по улице, чтобы, значит, поскорее донести до "Гали с семнадцатой" новость о том, что, например, масло завезли в молочный - и по секрету об этом всем полузнакомым сообщает. Полузнакомых-то - весь город. Да и "секрет", бывает, слышишь через пару улиц. А если в руках несёт (а когда и специально именно в руках, чтобы - всем и напоказ!) заботливо развёрнутый пакетик хрустящей желтоватой бумаги с гордо высвечивающим из неё куском того же масла, или палкой салями, или отрезом сыра - то и говорить ничего не нужно, только успевай направлять уже бегущих занимать очередь. С "когда" было всё же сложней. Тут замешаны и опыт, и приметы, и случай.
Например, утром и днём хлеб в город привозили с одного хлебного завода, а вечером - с другого. Вечером хлебная грузовушка заезжала только в один магазин - в вечерний "Красный". Вечерним его называли за то, что он работал на целых три часа дольше остальных продуктовых лавок. А "Красным" - за некогда красную штукатурку фасада. Со временем цвет штукатурки поблек, смылся дождями до нежно-розового, а потом и вовсе перекрасили в голубой. А "Красный" так и остался "Красным". Когда хлебная лавка в гастрономе закрывалась, в "Красном" ещё возможно было купить кирпичик белого, а то и рогаликом разжиться. А уж когда с "утренним" хлебозаводом однажды случились проблемы, и несколько дней с него хлеб не поставлялся вовсе, то "Красный" стал просто спасением для всего городка.
Но это всё мелочи. Вернёмся к главному: ребята и девчата любили за продуктами ходить именно в гастроном. Потому что только у гастронома продавали мороженое.
А ещё в центре была "ничейная" территория, по крайней мере - днём. Разборки подростковых квартальных банд и шаек негласно были запрещены, чтобы вездесущие взрослые не лезли со своими моралями. Потому лишь в центре можно было заметить мирно болтающих пацанов из разных школ, а тем более - из разных районов города. Но о вечной вражде и внезапной дружбе противников я как-нибудь в другой раз расскажу.
Итак, идём в "Гастроном".
Магазин занимал весь первый этаж длинного дома на пересечении улиц Первомайской и Свердлова. Кто такой Свердлов, я не знал. Кто-то. Вообще, в мире взрослых много тех, кем называют улицы. Их даже больше, чем улиц. Я как-то рассматривал карту-атлас Москвы, так там сотни улиц - и почти все носили названия каких-то взрослых дяхориков и тёханок. Не, ну вот Ленина-Маркса-Энгельса мы знали, их тройной профиль висел везде - и попробуй не знай, кто это. Правда, кто из "не Ленинов" Маркс, а кто Энгельс - это разве что училка различала, а мы у неё и не спрашивали. Надо оно нам. Или вот Чкалова мы знали. И Матросова знали. Фильмы про них смотрели потому что. Герои потому что. А вот кто такой, например, Чекалин, Киров, Ольминский? Названия улиц, не более того.
Почему главная улица города названа Первомайской, тоже мало кто понимал и вряд ли кто над этим вообще задумывался. В мире взрослых слишком много непонятных и ненужных загадок, чтобы ещё над ними голову ломать. Вот, например, если Красная Армия всех сильней, то почему Рэмбо и Шварцнегер - не наши? Или вот почему нельзя ходить гулять на террикон, мол, провалишься в каверны, пышущие жаром несгоревшей в горно-обогатительных комбинатах породы, провалишься - и сгоришь ещё в полёте - а сами же взрослые на искусственные донбасские горы на самосвалах ездят?! Или... нет, слишком несправедлив и непонятен взрослый мир. Ну их. Они и сами не понимают нас, не помнят уже, как были такими же.
Ну так вот. Гастроном.
Как и всё крупное и значимое в родном городе, он гордо носил имя "Украина".
Стеклянный фасад, в витринах ничегошеньки и не выставляется, вместо каких бы то ни было товаров - решётка.
В самом торце гастронома, том, что не выходит на главную улицу, винная лавка. Когда там "выбрасывают товар" то мужики грудятся мощной, галдящей, весело и зло матерящейся толпой. На хлипком деревянном помосте-лестнице висят гроздьями друзья друзей и пропойцы, что пытаются всунуть грязные скомканные рубли тем, кто почти скрылся в дверях лавки и, даже не пытаясь перекричать гам и вопли, просто тычут чуть ли не под нос заскорузлые пальцы: "два, два бери!" А стоящие в очереди не берут! Лимит на человека - две бутылки, а количество пойла ограничено. Потому и отталкивают руки пропойц мужики, что пихаются в очереди: самим мало! Из толчеи выбираются, помятые и счастливые, обладатели заветных бутылок зелёного цвета - с вином или бесцветные - с "беленькой". Иногда в колышущемся едином организме толпы мелькают яркие платки тёток или баб, а их визгливые вопли перекрывают мрачный хриплый мат мужиков.
Рядом с лавкой, но уже чинно-благородно, скрываясь в тени могучих тополей, пристроился сонный молочный отдел гастронома. Основные события в нём происходят утром, когда только отъезжает машина-"молочка", когда грузчики оттащат своими железными с крюками прутами штабеля ящиков с пирамидками молока, с дребезжащими пузатыми бутылочками кефира и ряженки. А потом перекантуют бидоны с молоком и сметаной. А уже стоит утренняя толпа бабушек и старичков. Перекрикиваются "Кто крайний?" и "Ну шо там, смятану привезли? Ась? Привязли? Ну добре!" Пока напротив нашего дома не открыли другой молочный магазинчик, я тоже и особенно - на каникулах - ходил в молочный магазин по утрам. Двухлитровый бидончик, рубль, зажатый в кулачке - а его хватало и на молоко, и на хлеб, и даже на беляши оставалось - и сандалями по полопавшемуся асфальту топ, топ! А кто-то - видно по авоське, там звякают заботливо вымытые бутылки с широким горлышком - туда же спешит. И ты ускоряешься, обгоняешь, чтобы успеть занять очередь прежде. Очереди появились совсем недавно, и полутора лет им нет. Прежде было легче. Прежде и за маслом не такие дикие толчеи были! Да вообще и не думалось, что за маслом возможны очереди.
С другого торца здания - хлебный магазин под вывеской "Хлеб". Самое вкусное в него привозят после обеда, а обед длится целый час, и потому уже за полчаса до открытия начинают собираться люди. Народ неспешно прогуливается, и только крайний в очереди напряжённо ждёт следующего, чтобы сдать пост - и самому как бы небрежно, как бы не интересуясь, а всё же заглянуть за угол. Туда, где уже стоит машина с глухой металлической будкой, а из неё прямо в магазин по хитро опущенной задней стенке везут и везут стеллажи с поддонами. Вездесущие мальчишки ухитряются сунуть нос в узкий просвет между хлебной грузовушкой и дверьми магазина, и, рассмотрев, что надо в полумраке, время от времени восклицают: "Батоны привезли!", "И роги с повидлом!", "И булки, булки!" - тут уже мальчишки не выдерживают, и бегут в свою очередь. Булки - это святое, это нечасто.
А всё пространство между хлебом и молоком как раз и есть гастроном. Один вход, да с приступочкой, да под навесом. Двери двустворчатые, но, как всегда, открывалась только одна створка. Летом она была нараспашку, занавешенная полупрозрачным тюлем. Кондиционеров в магазине не додумались запроектировать, да и не знали мы вовсе, что это такое. А так вот хоть дверь открыта, хоть какой воздух. Зимой же к створкам пришпиливали резиновые подтяжки, что не давали широко открыться, и всякий раз приходилось налегать всем телом, чтобы только протиснуться вовнутрь.
Слева от входа, ещё снаружи, стоит металлический ящик-холодильник. От магазина к нему протянута проводка, а створки ящика сверху закрыты на обычный замок, ключ от которого есть у самого любимого для детворы человека - у мороженщицы. Да-да, тут продают мороженое. Не круглый день, а только когда есть товар. Как правило, товар быстро заканчивается, или его остаётся совсем немного - и тогда мороженщица закрывает ящик-холодильник, уходит в гастроном - и вскоре гудение холодильника затихает. Работал сам холодильник скверно, а может всё дело было в неправильном месте установки мороженщика. Солнечный свет падал прямо на металлический куб, быстро нагревая его, и натужно работающее, завывающее устройство просто не справлялось с задачей. Потому чем раньше покупал мороженое - тем больше шанс, что достанется не полурастаявшее лакомство. Наибольшим спросом пользовалось, естественно, пломбир в вафельном стаканчике и очень редко привозимое эскимо на палочке. Иногда доставляли пломбир в картонном стаканчике. Он тоже был вкусным, да, но ведь нет ничего вкуснее, чем после беломолочного лакомства отведать и вафельную вкусняшку! Единственным преимуществом бумажного стаканчика над вафельным было то, что к вафельному выдавали пластмассовую ложечку! Не палочку деревянную, а целую ложечку! Ещё реже привозили эскимо не в чёрном, а в каком-то бежевом шоколаде. А самым редким было фруктово-шоколадное эскимо, которое продавали только один раз в году: на седьмое ноября. Больше ни в какой день года! И стоило оно намного меньше остальных. Если пломбир стоил 18-20 копеек, а эскимо - до 25, то это вот фруктово-шоколадное - лишь семь копеек! После демонстрации толпа детишек летело к лавке мороженщика и покупали по два, три мороженых.
На приступке входа в гастроном сидела нищенка и просила милостыню. В нашем городе это было уникальное явление. До недавнего времени попрошаек, коих в количествах видели в столицах, в областных центрах - в нашем городе не было. А тут вот появилась. Весь город тогда как бы случайно продефилировал по главной улице и возле гастронома, чтобы убедиться: действительно, есть, действительно, сидит. Сухонькая такая старушка, а рядом - тарелочка для пожертвований. И мелочь рекой полилась в эту тарелочку! Народ-то у нас, шахтёры-то - не бедные, зарплата - одна из самых высоких вообще. Да и сострадательный народ в большинстве своём. Вот и бросали сердобольно кто пять, кто двадцать копеек. А кто и рублём жаловал. Мы, мальчишки, только познакомившиеся с таким явлением как "компьютерные игры" и познавшие, что поиграть в игровом салоне в них можно, но за деньги, люто завидовали этой нищенке за то, что ей денежки сыплятся вот просто за ничто! И, кстати, немало так ей набегало. Однажды я был свидетелем, как дети той нищенки, одетые, кстати, лучше многих пацанов и девчат в городе, принесли сумку мелочи на обмен в купюры в отдел соков гастронома. Вдвоём они едва подняли тяжеленную сумку на прилавок - и отдел закрыли до конца смены. Потому что мелочи в сумке было невероятно много. Не знаю, сколько, но на пару зарплат шахтёрских так точно. И это за месяц "побирушек"! В общем, любили у нас "нашу нищенку".
А раз уж вспомнил про отдел соков, то давайте устроим небольшую экскурсию внутри магазина.
Крайний слева отдел был действительно отдел соков. Витрины уставлены трёхлитровыми и литровыми банками с различными соками, компотами. Мы любили прискакать туда толпой - и выпить с пылу с жару стакан прохладного вкуснющего напитка. Лично мне больше всего нравился берёзовый сок. Он, кстати, и меньше всех стоил. А кому-то по нутру больше был яблочный или вообще - томатный. Для любителей томатного сока на прилавке стояла стеклянная солонка с крупными кристаллами каменной соли. Те, кто покупал стакан томатного сока, брали щепоть соли - и бухали её в кроваво-красную жидкость. Меня всегда от этой картины передёргивало. Брали соки целыми банками в отделе в основном мужики: на "гуся", на запивон. Ну, или те, у кого не было дач и кто не выращивал фрукты на приусадебном участке. Вот ещё - тратить деньги на то, что спокойно вырастишь и сам и закатаешь в банки намного вкуснее! Кстати, продавщицы в отделе соков имели хорошую такую прибавку к зарплате, приторговывая пустыми банками "своим": закатывали в банки буквально все, потому с тарой всегда были проблемы и дефицит. Мужики подшофе, кстати, имели немало шансов избавиться от нагоняя, если приползали домой с пустой, а главное - целой, не щербатой банкой из-под запивона.
Рядом с отделами соков располагался отдел колбас и сыров. Постоянно инспектируемый всеми и наиболее простаиваемый отдел. Дело в том, что в витрине обычно лежало два, ну, три вида колбасы. И один, ну, два вида сосисок или сарделек. Колбасы были только варёные. Широченные тубы, одного отреза которого хватало, чтобы полностью накрыть ломоть хлеба-"кирпичика". Обычно, а, скорее, привычно, было видеть в витрине колбасы "Докторская", "Останкинская" и "Молочная". И, как бы, всё. Не варёных колбас в отделе практически не бывало. Их моментально, с очередями, давками, криками разбирали, отрывали с руками. Сыров тоже почти что и не было. Не то чтобы они не пользовались популярностью - они были жутким дефицитом! Чтобы съесть бутерброд с маслом и сыром - это нужно было иметь хорошие связи, чтобы сыр этот раздобыть. Да, ещё тут продавалось мясо, но про него я ничего не скажу. Просто не помню. А может, его и не было вовсе, разве что суповые наборы, печёнка и - моё любимое - куриные пупки. Сваренные, они были всегда такие вкусные! Мясо народ приобретал в основном на рынке или с рук у знакомых хозяек в ближайших деревнях. А за колбасами ездили аж в Харьков на знаменитый харьковский рынок. Туда - с длинным перечнем пожеланий от друзей и знакомых, с их деньгами, назад - с полными пахучими баулами. Ну вот как-то так.
За отделом сыров и колбас был отдел круп и макарон. Я про него мало что помню. Помню только, что к нему выстраивались дичайшие очереди, когда привозили в мешках сахар. Сахар был невероятно необходим и всегда пользовался повышенным спросом. И не только для закрутки варений и компотов, а и для производства самогона. После антиводочных законов Горбачёва пить стали, как это ни странно, больше. Водка почти исчезла - зато каждый второй, а, скорее, четыре из пяти дома начали гнать самогон. Одно время, когда в 90-х практически исчезли деньги из обихода, самогон был самой ходовой и всеми принимаемой валютой. Ещё в этом отделе продавали муку. Почти всё сыпучее, что привозили в мешках, продавали в бумажных пакетах-кульках, которые продавщицы умело скручивали из листов желтоватой крафт-бумаги. Какие полиэтиленовые кульки, о чём вы? В то время полиэтиленовые кульки были чуть ли не дефицитнее забугорных бубль-гумов. Кульки и пакеты хранили, применяли редко, а после применения аккуратно мыли и вывешивали сушиться на прищепочках - для повторного использования.
За отделом круп, в самой глубине гастронома, располагался кондитерский отдел. Я не был сладкоежкой - у меня очень плохие зубы - но помню, что вот в этом отделе никогда не пустовали полки. Пусть шоколада всегда было уничтожающе мало, зато железобетонные ириски и целые пласты коричневой карамели всегда можно было увидеть за стеклянными витринами. Под Новый Год в этом же отделе можно было приобрести и мандаринки, например.
В каждом отделе стояли весы. Стрелка, что характерно, даже при отсутствии любых гирек на чашах весов, никогда не указывала на ноль, отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Продавщицы, все как на подбор дородные бабы, конечно, обвешивали. Шахтёры обычно на это закрывали глаза, но случались такие покупатели, как правило, преклонного возраста, которые приходили с собственными примитивными кантерными весами. Обычно такие весы могли определить вес плюс-минус 200 грамм, то есть, совсем неточно, но и одного их вида хватало, чтобы продавщицы, громко возмущаясь, всё же отвешивали точно, не обманывая.
Гастроном - один из немногих магазинов, что работал семь дней в неделю, исключая разве что общенародные календарные праздники. Другие же магазины закрывались в воскресенье. На выходных весь город шёл на рынок, а их было в городе два - большой и, собственно, малый.
А ещё были и сезонные продуктовые лавки, и "Овощной", что работал только полгода, когда начинали поступать свежие овощи и фрукты, и... и несколько других.