Аннотация: Публикую немногое, лишь то, что казалось контрастным, на момент путешествия.
Прибытие
Наш паром прибывал в Израиль очень рано, часов в пять утра, поэтому, согласно кивнув друг другу, мы с дочерью улеглись спать, как куры - на закате.
Я проснулась первой, и, нетерпеливо собравшись, поспешила на палубу. Предвкушение впечатлений подгоняло меня.
Паром был огромен, с множеством различных уровней, лестниц, палуб, почти безлюдных в этот час, и я решила не подниматься наверх, а выйти на балкон, череда которых окружала весь корабль, как крытая галерея.
Подойдя к борту, стала жадно вглядываться в приближающийся берег. Первое, что заметила - Кармельский хребет, покрытый зеленью и белыми вкраплениями зданий, у подножия которого и раскинулась Хайфа.
Что-то блеснуло в воде, в лучах восходящего солнца, отвлекая меня от панорамы города. Наклонилась ниже над бортом - и замерла.
Миллионы тропических медуз переливались в спокойных водах Средиземного мора голубыми и фиолетовыми отблесками. Казалось, что все корабли, замершие на рейде в ожидании своей очереди захода в гавань, покачиваются не на волнах, а на спинах и щупальцах почти прозрачных созданий.
Никогда в жизни не видела более фееричного зрелища. Даже сейчас, стоит закрыть глаза, перед внутренним взором искрятся, как голубые бриллианты, медузы, приплывшие к побережью Израиля.
Комментарий туриста
В нашем автобусе, на стекле, отделявшем место водителя от салона, висела очень крупная карта Израиля. К концу дня, когда до большинства пассажиров дошло, что мы проехали почти всю страну из конца в конец, мужчина, сидевший на переднем сиденье, неожиданно громко воскликнул:
-Я понял! Масштаб этой карты 1:1!
Действительно, земля, вместившая тысячелетия истории, древние памятники и современные войны, горы, равнины и даже внутреннее море - удивительно мала. К примеру, на территории одной только Кемеровской области можно разместить пять Израилей.
Храм Гроба Господня
Какая ассоциация возникает у вас при слове "Голгофа", если отвлечься от его религиозного значения? В-о-о-от. Я тоже оказалась неоригинальна, ожидая похода на суровую каменную гору.
Стоя на площади, перед входом в храм, слушала сопровождающую нашей группы. Когда она, наконец, завершила вводную и мои спутники скрылись за массивными дверьми, я осталась снаружи, с недоумением и печалью разглядывая башенку справа. Небольшая, серенькая, с круглым куполом пристройка. Именно она, с середины двенадцатого века скрывает Голгофу от глаз людских, солнечных лучей, дождей и ветра.
Сама мысль, что ее заточение длится уже сотни лет, заставляет поежиться.
В определенном смысле, на Голгофу можно подняться - внутри храма есть каменная лесенка, ведущая на площадку в башне.
Но мы с дочерью не стали этого делать, предпочтя молча постоять рядом и провожая глазами цепочки поднимающихся туристов, терзающих в руках фотоаппараты...
У кувуклии
Обойдя по кругу пределы шести религиозных конфессий, которые приютил Храм, мы оказались у входа в кувуклию, еще издалека привлекшую мое внимание. В полутьме горящих свечей она казалась диковинным маленьким храмом, выросшим внутри большого.
Вход в нее преграждали два суровых монаха Великогробского братства и накинутая на столбики цепочка.
Притиснутая страждущими войти почти вплотную к ограждению, с интересом наблюдаю, как стоящий рядом пожилой монах грозно хмурится на толпу. Напирающие сразу сдают назад, безропотно подчиняясь его безмолвному распоряжению.
По общим очертаниям его позы чувствуется - устал божий стражник. Неожиданно для самой себя спрашиваю:
-Устали?
Тот окидывает меня внимательным взглядом темных глаз и так же неожиданно отвечает:
-Нет.
Из краткой дальнейшей беседы узнаю - он служит здесь почти 40 лет, впуская молящихся.
-И о чем люди просят? - робко интересуюсь я.
-Сколько лет смотрю - всегда одного и того же. Денег, здоровья, славы, - буркнул он, откидывая цепочку, - Проходи.
И я вошла.
Старый город
Если кувуклия - это храм в храме, то этот древний район - город в городе, отделенный от современного Иерусалима крепостной стеной.
Его узенькие улочки, вымощенные известняком, шириной, кажется, не более метра. Застекленные балкончики и полукруглые ворота в стенах скрывают личную жизнь тех, кто обитает здесь постоянно.
На одной из таких улочек останавливаюсь, силясь прочесть высеченное на камне название. Голоса, скрип ворот, открывающихся с двух сторон, и я вдруг оказываюсь на оживленном перекрестке: мимо снуют люди, тележки, торговцы с лотками. Несколько минут - и вновь закрытые ворота оставляют меня на притихшей улочке почти в гордом одиночестве, если не считать нескольких католических священников, неторопливо скрывающихся за поворотом.
Еще через несколько переулков я вдруг оказываюсь на ожившем восточном базаре из сказок. Бойкая торговля всем подряд идет прямо со ступенек.
Тут лепешки жарят, тут ковры продают, а над головой, возвышаясь над гомоном людских круговоротов в узкой улочке лениво полощутся сохнущие пеленки.
Культурное расхождение
Если вам что-то говорят, то слушать нужно внимательно. Это знаю и я, и вы. Но сделать, к сожалению, получается не всегда.
Наша группа сгрудилась вокруг сопровождающей, на площади перед Стеной Плача, внимая ее наставлениям. А мы с дочерью, присев на корточки неподалеку, постукиваем по камням сдыхающими батарейками фотоаппарата. Удостоверившись, что вроде должно работать, подходим к группе и слышим:
-Все поняли? Встречаемся у входа, через час.
И группа брызгает в разные стороны.
Неуверенно покрутив головой, мы с дочкой начинаем двигаться к еврейской святыне, отмечая, что она поделена современным заборчиком на две неравные части. Автоматически сворачиваем к большей.
Пройдя вдоль очереди, почтительно останавливаемся метра за два от мужчины, пропускающего людей к стене. Ближе решаем не подходить: чужая святыня, а мы, как лопухи, можем кого-то невзначай обидеть, по не знанию.
Мужчина на входе смотрит на нас, медленно багровея, и вдруг начинает громко что-то говорить, изгоняющее махая на нас руками. Ни слова не понимаю.
-Простите, мы просто отсюда посмотрим и уйдем сейчас, не беспокойтесь.
Мужчина продолжает раскаляться, привлекая внимание зрителей. Беспомощно оглядываюсь, отмечая краем сознания, что в очереди - одни мужчины.
Один из них, сжалившись, наконец, над неразумными туристками, сообщает мне:
-Это мужская часть стены. Женщинам сюда нельзя.
Бормоча извинения и сверкая красными щеками волоку дочку к выходу.
Последний раз мне было так неудобно в школе, в восьмом классе, когда физик узнал, кто положил в плафон будильник, установленный на звонок после пятнадцати минут от начала его урока.
"Наскальная" живопись
Во время поездки наш автобус иногда останавливали на постах охраны, проверяя документы и задавая вопросы. Мы относились к этому с пониманием: антифада конечно, и все такое, но безопасность граждан - их все.
И вот очередная остановка, невзрачное строеньице поста у дороги. Вежливые военные и быстрая речь нашей сопровождающей.
Уже выезжая на трассу, вдруг обращаю внимание на окно здания. На пыльном стекле четко различима надпись большими русскими буквами:
Только увидев воочию это творение рук человеческих, отделяющих Израиль от Палестины, понимаешь, что это не просто забор.
Монументальное железобетонное сооружение, высотой метров восемь, реально подавляет, впрочем, как и пулеметные гнезда.
А пройдя через КПП, сразу видишь - ты не просто пересек границу, ты уже в другом мире. Ухоженные парки и газоны Израиля сменяет бедная, серо-зеленая растительность с проплешинами песка и камня.
И если впечатление от Великой китайской стены, гордо тянущейся широкой полосой между холмов и гор исключительно восторженное, как от произведения искусства, то здесь в виски стучится только одно слово - война.
Вифлеем и Храм Рождества Христова
Вход в базилику говорящий - врата смирения. И то, правда, войти в них иначе, чем низко склонив голову - невозможно. Мозаика двенадцатого века, сохранившаяся на полу и стенах храма - поражает. И так же, как в других христианских храмах поражает мирное сосуществование различных конфессий в одном здании. Может потому, что все они расположены под одним крестом - крестом пяти паломников? Древний символ, появившийся задолго до раскола церквей, один для всех.
На площади, рядом с храмом - мечеть и арабские лавочки, активно торгующие христианскими сувенирами.
Вообще, Вифлеем странный город. Он построен на нескольких холмах, где по почти вертикальным дорогам на большой скорости носятся старенькие автомобили, в большинстве своем - советские, типа "Копейки".
Важные полицейские, с автоматами, в бронежилетах - на каждом шагу. В витринах парикмахерских, ресторанчиков и магазинов, впрочем, как и на улицах - исключительно мужчины.
Женщина без сопровождения, пусть самая уверенная в себе и феминизированная, начинает моментально испытывать желание побыстрее слиться с забором.
Вот такая культурная ментальность.
"Руссо - карашо..."
Мы с дочкой со своей въедливой неторопливостью опять от всех отстали. Слава Богу, я помню, где находится гараж с нашим автобусом и даже здесь, на улицах Вифлеема, не заплутаю. Не умею теряться.
Неторопливо шагаем по узкому тротуару, разглядывая обветшалые домики средиземноморского типа, листовки на заборах и... закрывающиеся витрины?
Нахмурившись, ускоряю шаг, со всей ясностью ощутив, что гуляю отнюдь не по благополучным улицам бюргерской Европы.
Едва слышимый шум сзади начинает нарастать, становясь четко различимыми криками людей.
Оглянувшись, вижу бегущую толпу, агрессивно кричащую и приближающуюся очень быстро. Сбросив кожаные вьетнамки, подхватываю их в правую руку, а дочь в подмышку левой. Теперь - бежать!
Тротуар, весь в выбоинах, резко уходящий вниз, не способствует скорости, как и притихшая подмышкой дочь.
Пешеходы и полицейские почему-то отсутствуют. Толпа настигает, судя по звукам. Краем глаза вижу нишу между домами. Останавливаюсь, запихиваю дочь поглубже и становлюсь перед ней, восстанавливая дыхание.
Толпа окружает нас, и я могу наконец-то хорошо ее разглядеть, взвесив свои шансы. Это мальчики, от десяти, до восемнадцати лет, в длинных белых рубахах, у большинства в руках палки. Они что-то кричат, сужая круг.
Мыслей в голове только две. "Где, черт возьми, полиция" и "Продержаться на ногах подольше".
Вглядываюсь в лица, ловя взгляды. Молчу. Толпа тоже стихает. Один неуверенный возглас, ломающимся баском, и вот они все подхватывают, скандируя что-то. Наконец понимаю.
-Руссо карашо, Америка капут!
Киваю, улыбаюсь, раздаю им всю валяющуюся в карманах мелочь - фунты, шекели, рубли.
Так, гомоня и скандируя, они и провожают нас до автобуса.
Уже забравшись внутрь, дочь, молчавшая все это время, подает голос:
-Мам, а что, они до нас разговаривали с немцами?
Поняв, о чем она говорит, начинаю ржать.
До сих пор не знаю, что это было. Но это первый раз, когда меня сразу приняли за русскую.
Чудо?
Неожиданный отъезд
О том, что мы уезжаем раньше срока, мне сообщила по мобильному телефону куратор группы.
- У вас полчаса, чтобы собрать вещи, автобус у гостиницы.
Так для меня началась Израильско-Ливанская война.
Гул канонады был слышен и на причале, не смотря на шум работающего порта. Хмурясь, наш гид сообщила, что обстрел идет не далее, чем в сорока километрах от Хайфы.
Нервозность толпы при посадке на корабль умело прекращали военные и моряки с парома.
Длинный немец, шедший впереди меня по трапу, молча подхватил Марго, другой рукой поддерживая меня под локоть.
На палубе, так же молча кивнув нам, растворился в толпе.
Мы уезжали с тяжелым сердцем.
Уже утром, на Кипре, я узнала, что порт Хайфы подвергся обстрелу.
Но не смотря ни на что, ни я, ни моя дочь - мы не жалеем об этом путешествии.
Мы сочувствуем этой земле, и людям, считающим ее домом, всем, и христианам, и иудеям и мусульманам - ведь когда-нибудь и там наступит мир?