Велесова Мария : другие произведения.

Деструктор. Реванш. Главы 1-10

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть первая

  ДЕСТРУКТОР
  Часть первая
  РЕВАНШ
  
  Человек, терзаемый своими демонами, совершенно бессознательно мстит ближнему.
  Франц Кафка
  
  Пролог
  
  Красноватые пески простирались столько, сколько мог охватить взгляд. Взгляд же с высоты птичьего полёта можно было бросить очень далеко. Крейцер, удобно устроившийся на выступе скалы, удовлетворённо кивнул головой, словно соглашаясь с невидимым собеседником, и поставил на планшете крестик. Ещё одна трасса для любителей экстремального отдыха. Почти идеальное место, если учесть, что местной фауны ему до сих пор встретить не довелось. Все можно будет организовать строго по заранее согласованному сценарию, и обойтись без непредвиденных неприятностей.
  За последнее время дела его небольшой компании, предлагавшей сугубо эксклюзивные развлечения, слегка пошатнулись. Приходилось значительно больше тратить сил на обеспечение безопасности клиентов. Неприятности, последовавшие за несколькими огнестрелами, привлекли внимание общественности, поднялся лёгкий шум в прессе. Истеричные репортажи журналистов, хоть и воспринимались здравомыслящими людьми скептически, однако беспокоили Крейцера. Он понимал, насколько эти писаки были близки к истине. Да ещё нашествие экстрасенсов, оккультистов и просто психически нездоровых личностей... Все это немного раскачало основы бизнеса и нанесло урон репутации.
  Конечно, постоянные клиенты лишь усмехались, читая очередной пассаж о чудовищах, якобы выведенных в секретных лабораториях, но вопросы конфиденциальности просили обеспечивать с ещё большим тщанием.
  Вот этим Фридрих Карлович сейчас и занимался. Он подыскивал места, где можно будет организовать приключение без риска для жизни и доброго имени клиентов.
  
  Неприятности, случившиеся с ним после лёгкого дипломатического конфликта с миром Роберта, - именно так Крейцер для себя определял попытку вторжения и захвата, - имели и положительный эффект. Так, в частности, был обнаружен способ принудительного и бессознательного перемещения людей между мирами. Ведь одно дело, когда человек, заведомо наделённый уникальными возможностями, болтается где-то во вселенной, и совсем иначе обстоят дела, когда рядовой гражданин, свято верящий в основные физические законы, должен быть доставлен к месту оказания услуги. Да ещё так, чтобы сильно не пугаться и особенно ничего не помнить.
  Над этим вопросом голову ломать не пришлось, стоило Крейцеру самому попасть в пространственно-временной тоннель. Освоить механизм перемещения труда не составило. Это было уже дело техники, так сказать.
  
  Крейцер ещё раз мысленно поблагодарил Роберта Николаевича за случайное открытие и вернулся к рекогносцировке. Местное светило катилось по небу по всем правилам, то есть с востока на запад, поднимаясь и опускаясь над линией горизонта. Живности по-прежнему не наблюдалось, а зной спадал согласно времени суток. Судя по всему, ночью здесь будет очень прохладно.
  Фридрих Карлович закрыл планшет, взглянул сначала на свои часы, потом на условное солнце. Что это была за звезда и была ли это звезда вообще, он не имел ни малейшего представления. Да и какая разница? Лишь бы этот мир не был чьей-то непрочной иллюзией, готовой развалиться при столкновении с реальностью, а остальное значения не имело.
  За время скитаний по чужим мирам, Крейцер успел понять, что далеко не все миры устойчивы, рационально устроены и динамично развиваются. Во Вселенной много такого, что к усилиям homo sapience не имеет никакого отношения, так что венец творца доморощенные демиурги примеряют совершенно необоснованно.
  Крейцер, как никто другой, знал это. Ему понадобилось немало времени, чтобы вырваться из перехода, куда закинула его воля Роберт Гаспаряна. Хотя выражение "потребовалось немало времени" будет неверным, если применить его к пространственно-временному тоннелю. В переходном состоянии нет ни времени, ни пространства. Вернее, есть и то и другое, но в какой-то иной форме. Форме, недоступной восприятию человеческими органами чувств. Может быть, отдалённо состояние, в котором оказался Фридрих Карлович, можно уподобить сну, в котором снится бессонница. После пробуждения человек не может достоверно сказать, спал ли он или все-таки вертелся с боку на бок всю ночь.
  В какой-то момент Крейцер подумал, что будет вечно находиться в состоянии неопределённости. Ему уже начинало казаться, что он утрачивает собственную форму, превращается в зыбкий туман. Было страшно. Лёгкое дуновение ветерка могло развеять туман, которым он был... Или не был? Или ему только так казалось? В мозгу проносились образы, сцены из жизни, но выглядело всё как-то вяло, смазано, слегка чужим. Наверно, другой на его месте погрузился бы в апатию и мирно плыл сквозь время и пространство, потихоньку приближаясь к иной форме бытия или уходя в небытие, но только не Фридрих Карлович. Не зря же ему приходилось всю жизнь бороться за достойное место в жизни.
  Из состояния сонливости и умиротворения его в какой-то момент выдернула мысль о реванше. Признать, что Роберт был демиургом куда более сильным, чем он, Крейцер ещё мог. С фактами не поспоришь. Но вот отдать пальму первенства человеку, не понимающему, какая сила ему дана, какие бесконечные возможности открываются перед ним, этого Крейцер не мог. Всегда и во всех случаях для него на первом месте стояли ум и воля. Именно они помогали ломать все преграды, которые судьбы ставила на его пути.
  
  Глава 1
  
  Рой уже который месяц был занят обдумыванием концепции создания нового мира. После бессознательно получившегося мира Зелёного Чёртика он дал себе слово, что "с этой минуты будет в ответе за тех, кого создаёт". Это оказалось гораздо проще заявить, чем сделать. Взвешенный научный подход начисто убивал в нем способности творца. За каждым решением "сделать то-то и то-то" непременно шли сомнения, колебания и чуть ли не рассуждения на тему "имею ли я право". Как, скажите на милость, можно создавать что-то живое, которое будет существовать само по себе, если постоянно оглядываешься на окружающие обстоятельства?
  Теперь на личном опыте Рой убеждался, что судить гения по обычным человеческим меркам нельзя. Творец не над толпой, он вне толпы. Он другой. Нельзя применять стандартный метр, чтобы измерить нравственность гения, хотя... Хотя, с другой стороны, каждый гений так или иначе является плодом своего времени. Сколько уже говорили о безумии Ивана Грозного или жестокости Петра Первого. А кто был на их месте? И мир был иной, и пытки считались правильным путём к правде.
  В бесконечных лабиринтах выдуманных моральных дилемм Рой болтался бы, наверно, долго, если бы его бессознательное, а правильнее сказать, надсознательное "Я" не принимало решения самостоятельно. Это самое надсознательное жило своей творческой энергией и периодически требовало выпускать его, грозясь в противном случае разорвать носителя на множество личностей.
  Конечно, далеко не каждый выброс творческой энергии сопровождался созданием мира. Вообще оказалось, что создать целый мир - задача не из лёгких, особенно если подходить к ней с умом. Чаще флюиды демиурга проявлялись вполне невинными вещами, иногда очень приятными и полезными для жизни.
  Так, например, однажды в состоянии глубокого огорчения, когда никого не хотелось видеть, Рой в расстроенных чувствах ударил кулаком по дверце стенного шкафа и пробил дыру в некое пространство. Так это пространство и осталось в стенном шкафу.
  Как оно там помещалось, Рой не представлял, но когда вечером Маша полезла за какими-то вещами в шкаф и пропала, стало ясно, что их жилплощадь несколько увеличилась.
  Пространство получило домашнее название "внешней комнаты". Нельзя сказать, чтобы оно было большим, но и маленьким тоже не было. У него были как плохие, так и хорошие качества. Например, Маша искренне радовалась, что, во-первых, в нем не нужно прибираться, а во-вторых, оно вполне благожелательно относилось к размещению некоторых вещей внутри себя. Видимо, все-таки какое-то наследство от первоисточника, то есть стенного шкафа, это место во Вселенной сохранило.
  Что касается отрицательных моментов, то внешняя комната категорически не желала, чтобы её посещали посторонние люди. Даже Кораблёву путь сюда был заказан. Сколько ни пытался Роберт открыть дверь и показать другу очередное творение, ничего не вышло. Вышел сплошной курьёз.
  Однажды они сидели на кухне и обсуждали сердечные дела Сергея. Маша бродила по магазинам, чтобы не слушать глупостей, которые мужчины рассказывают друг другу про женский характер и женскую психологию. Так что кроме Пини, выросшего в средних размеров пушистого кота (свой нежно розовый цвет кот поменял на цвет утренней зари, что тоже было эффектно и необычно) дома никого не было.
  У Сергея последнее время наметился серьёзный душевный дискомфорт по части личной жизни. Подруги, сменявшие друг друга с постоянством круговорота времён года, стали вдруг его раздражать.
  - Слушай, - Сергей размазывал пальцем по тарелке соус, рисуя грустную рожицу, - я начал замечать пары с колясками.
  -Ну, и что?- Роберт по поводу колясок специалистом себя не считал.
  - Ну, это значит, что меня отпустило...В смысле, опыт прошлой семейной жизни перестал давить негативом. Мне теперь кажется, что можно и нормально с женщиной под одной крышей существовать.
  - И что ты-таки хочешь, чтобы я тебе ответил?- прищурился Роберт, изображая характерный еврейский акцент. - Что с женщинами можно ужиться? Так я тебе скажу - таки можно, поверь мне, старому семьянину.
  Пиня многозначительно фыркнул и задрал хвост трубой. Сергей рассеянно проследил за котом и вновь принялся рисовать пальцем в тарелке.
  -Таких, как твоя Маша, во всем мире раз-два и обчёлся, - ответил он.
  -Нет, Серёга, таких, как моя Маша больше нет, - убеждённо ответил Роберт. - Только дело не в этом. Ты должен себе свою Машу найти.
  - И где?- иронично усмехнулся Кораблёв. - В какую сторону податься на поиски?
  - А что тебе в твоих дамах не нравится?
  - Слушай, - Сергей встрепенулся, - я просто поражаюсь, какие они все дуры?! Пока молчат, ещё ничего, жить можно, но как только рот откроют, такую ахинею несут, что просто тушите свет.
  - Это ты в том смысле, что не все разбираются в твоей профессиональной сфере?
  - Да нет, - поморщился Сергей, - зачем мне коллега в домашней жизни? Просто понимаешь, как-то все, что они говорят, выглядит таким мелочным, пошлым, мещанским, что ли. Тряпки, деньги, погода...
  - Не уверен, что погода бывает мелочной или мещанской.
  - Не цепляйся, - отмахнулся Кораблёв, - понятно же, о чем я.
  - Понятно, - Роберт пристально уставился на Сергея и принялся сверлить его взглядом.
  - И что?- откинулся на спинку стула Сергей. - Что тебе понятно? Умный какой выискался. Понятно ему.
  - А понятно, что ты просто ни которую из своих пассий не любил по-настоящему, вот они и мстили тебе, как могли. Скажи спасибо, что дом не подожгли. Женщины, когда их не любишь, и не на такое способны.
  На это замечание Сергей не нашёлся, что ответить. Почему-то ему вспомнилась ария Дидоны из оперы "Троянцы". Его тогда поразили проклятия, которые вроде бы любящая женщина посылала вдогонку оставившему её Энею. И ведь не сам оставил, а по воле богов. Долго мучился, откладывал, переживал, но с небесами не поспоришь - пришлось уехать. И каких только кошмаров не наслала на него разгневанная царица! Только всё как-то непросто было, потому что после всех ужасов на голову любимого, она ещё и зарезалась. Что-то странное творилось в головах у древних женщин. Впрочем, у нынешних тоже много непонятного.
  При каких-то своих воспоминаниях Сергей даже передёрнулся. Наверно, прав Роберт. Все его избранницы не задевали в душе чего-то главного, скрытого от посторонних глаз, даже от самого себя скрытого за семью замками. Когда-то давно, несколько лет назад, когда Сергей был ещё женат на Ларисе, промелькнула в его жизни надежда.
  
  История той давней любви начиналась банальным служебным романом. А где прикажете знакомиться с человеком в условиях жизни современного мегаполиса? На дискотеке? На вечере встреч выпускников? Это только кажется, что таких мест много, а на проверку выходит, что познакомиться-то там можно, а вот узнать человека поближе и установить хоть какой-то контакт практически невозможно. Потому что времени на все процедуры нет. Познакомился - и уже надо брать номер телефона, куда-то приглашать, создавать условия для встречи. Вот здесь и подстерегает масса случайностей. Настроение может подкачать, обстоятельства сложатся неблагоприятно, да и куда пригласишь практически случайную знакомую для продолжения милой беседы? В кино? - так там не поговоришь; в ресторан? - много по ресторанам тоже не находишься; к себе домой? - это, конечно, современно, но не всегда мужчина стремится к беспорядочным связям, хоть и навязывает такой образ массовое искусство. Так что со всех сторон выходит, что для того, чтобы завязались человеческие симпатии, лучше всего иметь какое-то время для неспешных разговоров и приглядок друг к другу. Вот и получается служебный или курортный роман.
  У Сергея получился служебный, потому что работали они с приглянувшейся коллегой в соседних фирмах, на одном этаже. Сначала ему казалось, что это будет лёгкий флирт, потом он начал думать, что безумие страсти не может длиться вечно и все быстро закончится. По прошествии ещё какого-то времени стало казаться, что наконец-то в его жизни все складывается удачно. Он развёлся, наконец, с Ларисой и радостно устремился навстречу своему счастью. Даже стихи писать начал, чего от себя никак не ожидал. Однако время шло, а счастье не наступало. Он устал и вернулся к перебору лёгких связей.
  По всем признакам выходило, что прав Роберт, и никто ему из многочисленных подруг последнего времени был не нужен. Они лишь заполняли пустоту, оставленную не сложившейся счастливой жизнью.
  Из затянувшегося раздумья собеседников вывел звук открывающегося дверного замка и радостный возглас Пини. Это вернулась Маша.
  - Ну, мне пора, - поднялся Сергей.
  - Куда это ты так сразу?- удивилась Маша, - а кто будет мои обновки оценивать? Я всяких вкусностей накупила, сейчас пробовать станем.
  - Нет, Мусик, я пойду, поздно уже, - почему-то Сергею стало невыносимо тягостно смотреть на домашнюю жизнь друзей, которая явно не была предназначена для публичности.
  Маша внимательно посмотрела на Сергея, кинула вопросительный взгляд на мужа и не стала настаивать:
  - Ну, иди, раз Роберт так тебя заговорил, что ты позорно бежишь с корабля.
  - Ну, конечно, Роберт во всем виноват, - сморщился Рой, - давайте, валите теперь все на Роберта, он большой и сильный, он все выдержит.
  Под такую перепалку они проводили Сергея, а когда закрылась за ним дверь, обменялись понимающими взглядами и больше на эту тему не разговаривали.
  - Как прогулялась? - спросил Роберт, разглядывая нелепую игрушку, которую Маша вытащила из пакета. - И где ты такое чудо выкопала?
  - Нравится? Я так и подумала. Специально для тебя купила. Бери, пользуйся!
  - Зачем мне это чудовище?
  "Чудовище" представляло собой ярко оранжевое мохнатое существо с длинным жёлтым носом, конец которого напоминал зелёный пятачок. Большие грустные глаза и трёхпалые лапки-ладошки вызывали умиление и какое-то грустное чувство утраченного детства.
  - Домовёнок, - прочитал Роберт на этикетке, - какой же это домовёнок? Это самый настоящий Сумасшедший Рыжий!
  - Ну, вот так мы и будем его называть, - согласилась Маша, усаживая игрушку в кресло. Пиня воинственно поднял хвост трубой и примостился на другом кресле.
  
  На следующее утро Рой поднялся с предвкушением творческой удачи. С ним иногда случались приступы предвидения. Нельзя сказать, чтоб это были провидческие знания, просто приходило откуда-то извне ощущение близости успеха или решения трудной задачи. Наступивший за окном день не отличался от прочих зимних дней, но был как-то по-особенному светел. Без солнца, но не пасмурно, морозно, но не холодно. Маша ушла с самого утра в свой центр психологической помощи, Пиня дремал в кресле, приглядывая одним глазом за перемещениями хозяина по квартире. Тихо урчала бытовая техника, создавая ощущение уюта. Тишина и покой вливались в душу, вспоминалось церковное слово "благодать". Роберт сел в кресло и вслушался в окружающее пространство...
  
  Очнулся он в заснеженной местности. Потрясающе красивые белые деревья окружали небольшую поляну. Сквозь ветви было видно голубовато-серое неяркое небо, туманная дымка вдали скрывала очертания каких-то средневековых готических башен. Рой поёжился, ожидая холодной сырости под ладонями, однако ничего подобного не было. Полностью зимний пейзаж не соответствовал температуре. Если быть точным, то складывалось ощущение очень плотного, реально осязаемого тумана с температурой около 25 градусов по Цельсию. Бледные, как бы смазанные краски пейзажа разбивало ярко оранжевое пятно, находящееся на расстоянии пары-тройки метров. Почему-то рассмотреть предмет или существо, имеющее столь контрастный цвет, никак не удавалось. Пятно одновременно было очень ярким и, в то же время, совершенно не воспринимаемым в конкретных очертаниях. "Апельсин на снегу в тумане," - подумал Рой.
  Он хмыкнул, поднялся и стряхнул с себя тёплый снежный ком. Слепил снежок и прицельно метнул его в рыжее пятно. Мгновение спустя он порадовался, что успел пригнуться, и очень удивился. Сполох огня невероятных расцветок пролетел у него над головой и взорвался фантастическим фейерверком метрах в двадцати сзади.
  - Упс, - сказал чей-то голос у него над ухом.
  Рой выбрался из тёплого сугроба и удивлённо уставился на кого-то, очень похожего на смешную игрушку, купленную Машей ради забавы.
  - Виноват, - сказало существо, - неверно оценил опасность.
  - Да, уж, - согласился Рой, - это точно. Если за каждый снежок я получал бы такую сдачу, то уж и не знаю, как бы жив остался.
  - Ещё раз прошу прощения, и будьте моим гостем, - нечеловечески грустные глаза существа почему-то наводили на размышления о праве сильного. Рой не стал задерживаться на философском моменте, а сразу сконцентрировался на практической стороне ситуации. Было очевидно, что он создал новый мир и, скорее всего, правителем этого мира должен стать оранжевый карапуз ростом ему по колено, вспыльчивый и наделённый для полноты картины способностью прожигать взглядом стены. Ещё по пяти минутам общения можно было сказать о новом правителе, что он высокомерно зануден, вежлив и обидчив.
  "Вот тебе и результат долгих раздумий, - пронеслось в голове, - реальное доказательство бесполезности всяких рассуждений. Что из того, что я стремился создать грамотный и гармоничный мир? Все равно получилось то, что получилось, да ещё и совершенно неожиданно для меня самого. И зачем Машка притащила этого сумасшедшего? Сидел бы себе на магазинной полке, я бы горя не знал!"
  Как хорошо всем известно, после драки кулаками не машут, поэтому Рой не стал углубляться в самобичевание, а приступил к акту творения с того места, в котором оказался. Он осмотрел окрестности. Кроме рощи по-зимнему красивых деревьев и какого-то замка с башнями на горизонте, ничего не наблюдалось. Белоснежная равнина вдалеке сливалась с бледным небом, создавая ощущение постепенного растворения одного в другом.
  - Хорошо бы не натворить глупостей, - сказал Рой вслух. - Как прикажете Вас величать, - обратился он к рыжему.
  Серьёзный взгляд и ощутимая волна недовольства были ему ответом.
  - Не понял, - приподнял одну бровь Рой.
  - Что ж тут непонятного, - с лёгким сарказмом ответило существо, - есть я, а больше никого не надо. Если здесь больше никого не будет, то называть меня будет некому, так что имя является излишеством в этой ситуации.
  Теперь настал черед Роя сказать пресловутое "упс". "Вот тебе и предчувствие удачи, - подумал он.- Получается, что я создал потрясающе красивый и приятный мир для одного чудика с больным самомнением".
  Вдруг его пронзило воспоминание о Зелёном Чёртике. Что тот говорил? Он говорил, что является квинтэссенцией всех качеств демиурга, как плохих, так и хороших. Вернее, наоборот, как хороших, так и плохих.
  "Ух, ты"- подумал Рой.- Машка за такую оговорку меня бы съела без соли".
  Выходило совсем скверно. Не в том смысле, что мир не получился, а в том, что начинать надо было не с гармонии мира, а с пересмотра самого себя.
  Рой опустился в мягкий нетающий снег и вспомнил старинную притчу.
  - Знаешь что, Рыжий, - обратился он к правителю, - расскажу я тебе одну коротенькую притчу...
  - Зачем? - недружелюбно поинтересовался тот. - Что-то мне подсказывает, что я тебе не нравлюсь.
  Рой покачал головой и возразил:
  - Лично ты очень нравишься, а вот твоё отношение к моему творению - не очень. Мир для одного существа, даже очень высокоразвитого, - это как-то чересчур, так что послушай.
  Рыжий неопределённо хмыкнул, но промолчал - с демиургами не спорят. Роберт взглянул на небо, обвёл взглядом горизонт и неспешно, со вкусом, начал историю.
  
  Как-то раз спросил один человек у бродячего суфия, почему среди богатых людей злые встречаются чаще, чем среди бедных.
  
  - Ты, кстати, знаешь, кто такой суфий? - Рой с любопытством ждал ответа.
  - Знаю, - недовольно поморщился Рыжий, вызвав своими знаниями искреннее удивлние у Роя.
  - Ну, тогда продолжим, - решил рассказчик.
  
  - Посмотри в окно, - сказал ему суфий, - что ты там видишь?
  - Старуха какая-то идёт через дорогу, ослик тащит хворост, мальчишки бегают.
  - Хорошо, - сказал суфий и подвёл человека к зеркалу.- А что теперь ты видишь?
  - Себя, - удивлённо ответил человек.
  - И все? - уточнил суфий.
  - И все, - подтвердил человек, - больше там никого нет.
  - Вот видишь, - объяснил мудрец, - и окно и зеркало созданы из стекла. Но как только мы добавили тонкий слой серебра на стекло, как ты сразу же перестал видеть окружающий мир. Ты стал видеть одного себя.
  
  
  Рой замолчал и растянулся на мягкой подстилке, напоминающей бутафорский снег. Через пару минут раздался вежливый вопрос:
  - И к чему была рассказана сия история? - Рыжий внимательно смотрел на демиурга. - Не хочешь же ты сказать, что я не желаю никого видеть, потому что алчен и жаден?
  Вопрос в такой формулировке поставил Роя в тупик.
  - Да, - вынужден был признать он, - кажется, я не слишком удачную притчу вспомнил.
  - Не слишком, - согласился правитель, и оба надолго замолчали.
  Через довольно продолжительное время, в течении которого никто не произзнёс ни слова, и более того, никто даже не шевельнулся, Рой нарушил молчание:
  - Слышишь, Рыжий, - обратился он к правителю, - а ты тут в одиночестве не заскучаешь?
  - Нет, - уверенно ответил правитель, - заскучать можно с другими, но не с самим собой.
  - Но все же как-то странно, не успел ты возникнуть, как тебе все уже надоели, никого не хочешь видеть, ничем не интересуешься...
  - Почему не интересуюсь?- длинный нос-хобот обиженно дёрнулся.- Я буду потихоньку расширять свой мир, изучать его, ты мне библиотеку в замке оставил огромную, так что есть чем заняться.
  Рой с каким-то щемящим внутренним чувством отметил, что тезис о том, что все надоели, правитель не отверг. Он оспорил только последнюю часть утверждения.
  Рой огляделся и убедился, что за все время его пребывания здесь не изменился ни единый атом пространства, никакие перепады настроения или эмоции не отражались во внешнем мире. Это было странным, если вспомнить, что в первый раз достаточно было подумать о дожде, чтобы набежали тучи. Здесь не происходило ничего подобного: все те же неподвижные ветви и расплывчатые очертания башен. И чистота, к которой вполне применимо слово "первозданная". Хотя, кажется, в первоисточнике речь шла о первозданной природе, а не чистоте, но тем не менее.
  - Знаешь, уважаемый, - Рой сердито расправил плечи, - ты меня огорчил, как впрочем, и я сам себя, так что на этом пока и остановимся. Мне надо подумать. Надеюсь, за время моих раздумий здесь ничего не произойдёт.
  - Не произойдёт, не бойся, - ответил правитель, - это очень устойчивый мир. В нем тихо, красиво, чисто, а что ещё нужно для полной гармонии? Если здесь никого не будет, то эту гармонию никто не разрушит.
  - Не уверен, что всё так просто, но пока покидаю тебя под твою ответственность. Честь имею, - Рой церемонно поклонился, махнув несуществующей шляпой.
  - Честь имею, - так же церемонно ответил правитель и тоже расшаркался. Как ни странно, это не выглядело смешным или нелепым.
  
  Глава 2
  
  В кабинете Фридриха Карловича висело два портрета: знаменитый "дразнящийся" портрет Эйнштейна и не слишком известный - молодого Ницше. Что хотел сказать своим клиентам этим выбором Крейцер, неизвестно, а вот для него самого такая пара казалась совершенно уместной. Он как никто другой понимал, насколько правильным является утверждение об относительности всего. И неважно, что физические основы теории Эйнштейна, сложный математический аппарат, которым она вводится в науку, были ему недоступны. Это все вторично, поскольку личный опыт подтверждал справедливость такого положения вещей в мире.
  Что касается наследия творческой мысли немецкого философа, то тут дело обстояло иначе, чем с высшей математикой. На просторах философской мысли Фридрих Карлович чувствовал себя, что называется "в седле". В стенном шкафу можно было увидеть множество книг, связанных с проблемами философии. Очень может быть, что хозяин кабинета не только прочитал, но и осмыслил многое из прочитанного. Если бы ему довелось выбирать фразу для родового герба в качестве девиза, то он выбрал бы неоднозначное: "Падающего толкни!" из Ницше. И дело было не в человеконенавистничестве. Ницшеанская "воля к власти" как нельзя лучше отражала его жизненное кредо. Понятно, что девиз нужно было бы писать тайнописью, только для посвящённых, однако выбор был сознательным и твёрдым.
  С давних пор, если точнее, то со времени обучения в Академии художеств, когда в его душу прокралось понимание своей бесталанности как творца, отвращение ко всякого рода хлюпикам, мечущимся искателям истины, расплывчатым интеллигентам и прочим слабым, с его точки зрения, духом, он сознательно проповедовал культ силы. Понятно, что не физической. С ней у Крейцера были связаны воспоминания о потасовках во дворе в бытность мальчишкой. Ничего, кроме брезгливого отвращения, местные громилы у него и тогда не вызывали, а уж сейчас-то и подавно. Известно, что на всякую силу можно найти силу побольше. Ницше же говорил об иной силе - силе духа. Крейцеру на примере собственной жизни довелось убедиться, что это мощнейшее оружие в любые времена.
  Фридрих Карлович сколько себя помнил, столько и развивал в себе силу воли всеми доступными способами. Он никогда не сдавался, никогда не признавал поражения, даже когда лежал лицом в грязь, придавленный кедами мальчишек. Как только его отпускали, он тут же поднимался и с каким-то фанатичным упорством вновь бросался на обидчиков. Били его нещадно, до кровавых соплей, но он сжимал кулаки и, ослепнув от ненависти, бросался в драку. В конце концов, дворовая шпана решила, что Барбос чокнутый, и оставила его в покое.
  Было ли упорство врождённой чертой или же развилось вследствие жизненных испытаний, неизвестно, но хорошую службу оно сослужило Фридриху Крейцеру уже не раз. Кто-то называл эту черту упрямством и даже фанатизмом, но в основе всего лежала его железная воля к победе. Любой ценой и в любых обстоятельствах. Вот и сейчас необходимо было мобилизовать не только изобретательность, но и проявить знаменитое крейцеровское упорство.
  Найти выход из положения, в котором оказался бизнес, было самой малой из задач, которые Фридрих Карлович перед собой ставил. Ему нужен был реванш! И план ответного удара потихоньку вызревал. Долгими ночами Крейцер оценивал свои возможности, пересматривал причины поражения. Он не жалел себя, не брызгал слюной в бессильной ярости. Он спокойно и методично, шаг за шагом анализировал каждый сделанный ход, каждое сказанное слово, каждый взгляд, которыми они обменялись во время последней встречи с Роем.
  Прошло почти полгода с того времени, а перед внутренним взором картины вставали свежими, словно вчера пережитыми. Память совершила скачок и перенесла Фридриха Карловича в те далёкие времена, когда дразнили его Барбосом и задирали за аккуратность и дотошность.
  
  Был у них во дворе длинный как оглобля, рыжий заводила прозвищу Лёпа. Бог его знает, как прицепилась такая кличка к мальчишке, больше похожему на гориллу. Не по внешности похожему, а в смысле силы и агрессивности обезьяньего самца.
  Так вот ненавидел этот самый Лёпа маленького Фридриха совершенно не по-детски. Наверно, были бы они не детьми, то можно было бы говорить о лютой ненависти, настолько иррациональные чувства обуревали Лёпу при виде тихого и спокойного немчика.
  Видимо, подспудно ощущая предстоящее по жизни превосходство Крейцера, этот самый Лёпа (в школьной жизни к доске его вызывали как Лёньку Пантелеева) не давал проходу Фридриху, где бы тот не попался ему на глаза. Например, идёт маленький Крейцер из художественной школы, а на перекрёстке, который никак не миновать, толчётся группа мальчишек со своего и соседнего двора. Что-то обсуждают, перетирают, хохочут во весь голос. И рад бы невидимкой проскользнуть, но Лёпа каким-то звериным чутьём его приближение улавливает. Крейцер ещё только из-за угла дома появился, а Лёпа уже начинает гадко посмеиваться, предвкушая потеху.
  - Эй, немчура, - окликает Лёпа торопящегося проскочить опасное место Фридриха. - Подь сюда.
  Крейцер нервно втягивает голову в плечи и ускоряет шаг.
  - Э! Я кому говорю-то?! - взвивается Лёпа. Мальчишки затихают, ожидая развязки. Никто не хочет связываться с верзилой, да и не любит никто тихоню-аккуратиста, всегда чистенького и наглаженного.
  - Сюда бегом, я сказал! - орёт Лёпа. Становится ясно, что проскочить не удалось.
  Крейцер настороженно приближается на расстояние трёх шагов и останавливается.
  - Сюда иди, - с нажимом выдаёт мучитель и тычет пальцем перед собой. Совершенно ясно, что помощи ждать неоткуда. Время дневное, взрослые на работе, дворник спит у себя в каморке и тоже не выскочит, даже если закричать изо всех сил, поэтому маленький Крейцер делает ещё шаг и тихо говорит:
  - Ну?
  - Чё - ну? Не нукай, не запряг! - радостно реагирует Лёпа и, оттянув средний палец, даёт увесистого щелбана по макушке Фридриха, а потом отпускает подзатыльник. В голове у Крейцера темнеет, но не только и не столько от боли, сколько от обиды и унижения. Он уже готов вцепиться ногтями в ненавистное лицо, но в этот момент получает увесистый пинок и катится по сухой пыли двора. Почти все смеются и больше не обращают внимания на Крейцера, который остаётся сидеть возле своей сумки с красками, судорожно всхлипывая, чтобы не разрыдаться от бессильной ярости.
  Фридрих Карлович хорошо помнил детское бессилие и данное себе слово никогда никому не спускать обид и унижений. Во взрослой жизни тоже было всякое, но того детского унижения он так и не смог ни забыть, ни простить. Может быть, не смог, потому что заноза осталась не вытащенной, и давняя обида не была утолена. Уберегла судьба Лёньку Пантелеева от изысканной и сладкой мести повзрослевшего Барбоса. Погиб он по пьяной драке лет за пять до того, как Крейцер принялся выяснять его местонахождение. И видит бог, повезло Лёньке не встретиться с Крейцером.
  
  Фридрих Карлович закрыл папку с планом местности в новом мире и привычно запер её в сейф. Практически все документы, связанные с подготовкой очередного мероприятия, как и всё, что относилось к уже выполненным заказам, хранилось не просто в сейфе, а в секретном отделении сейфа. Финансовые и бухгалтерские бумаги были сложены в металлическом шкафу, который закрывался на довольно простенький замок, а вот детальные планы не смог бы найти самый ловкий вор.
  На следующее утро, когда прекратился шквал звонков от сумасшедших, связанных с какой-то сектой и объявивших Крейцера своим наставником, Фридрих Карлович достал из стола лист бумаги, разлинованный на графы, а рядом положил лист побольше и принялся на нём рисовать кружки. Академическое образование позволяло не пользоваться ни циркулем, ни шаблоном - круги получались идеальные и размещались ровно друг под другом. Как на военном смотре.
  Фридрих Карлович любил заниматься рутиной. Тщательно выполненные подготовительные работы гарантировали успех всего дела. Любого. В этом директор компании "Мир развлечений" не сомневался ни на мгновение. Его ничуть не волновало ни пристальное внимание некоторых силовых ведомств, ни шаткое материальное положение компании. Всё суета, думал он, и был по-своему прав, потому что до сих пор всё задуманное удавалось выполнить.
  Главное - нужно хорошо продумать мелочи. Это глубокое заблуждение, что можно чем-то пренебрегать, если речь идёт о важных и глобальных вещах. Как известно, дьявол таится в мелочах. В них, в деталях скрыт секрет любого успеха. Как говаривал один гениальный химик, повстречавшийся на жизненном пути Крейцера: "Идею любой придумать может, воплотить её в жизнь - вот задача!". Именно воплощением реваншистской идеи и занимался последнее время Фридрих Карлович. С любовью и душевным трепетом, которого от себя никак не ожидал, относился он к разработке деталей плана, призванного не только обеспечить исполнение давней своей мечты, но и установить ранг Гаспаряна, как суть подчинённого твёрдой воле Вселенского Логоса. Да, именно Вселенского Логоса, а не мелких логических построений, как можно было бы подумать, исходя из видимого масштаба личности Крейцера.
  Для себя самого Фридрих Карлович определял место в процессе творения не меньше, чем гаранта стабильности и гармонии. Творцы же как дети, не ведают, что творят. Их нужно направлять и контролировать. Лишь в этом случае можно говорить о приближении к божественному совершенству.
  Вообще-то любой мало-мальски подкованный психолог без труда распознал бы за амбициями Крейцера и нереализованные стремления, и детские страхи, и просто человеческие комплексы. Да, комплексы были не банальные, но всё равно, как ни крути, комплексы, то есть "больное место в душе человека, задевая которое можно спровоцировать его неадекватное поведение, например агрессию или уход в себя". Так что в этом смысле ничего оригинального Крейцер собой не представлял.
  Беда заключалась в том, что ни к каким психологам или психоаналитикам Фридрих Карлович никогда в жизни не приближался на пушечный выстрел. Он бы скорее дал себя разрезать на куски, чем пустил бы кого-то покопаться в своей душе. Вот поэтому он не отдавал себе отчёта, что затеяв битву с Гаспаряном, он вступил в схватку с внутренним противником. Как говорят старинные индийские книги: "Нет войны более опустошительной, чем битва с самим собой".
  
  Крейцера временами одолевала безудержная жажда мести настолько сильная, что он просто не мог спать. Он представлял, как расправится с обитателями непокорного мира, как поставит на колени самого Роберта, а самое главное, как заставит доморощенного демиурга выполнять его, Крейцера, распоряжения. На короткие минуты хладнокровный и уравновешенный Фридрих Карлович уступал место маленькому немецкому мальчику, выросшему в одном из поволжских городов. Тому мальчишке, который одиноко бродил в полях вокруг дач, куда его вывозили с бабушкой на лето.
  
  - Фриц, дорогой! - ласково говорила бабушка, - ты бы поиграл с мальчиками. Что ты всё один ходишь?
  Странная бабушка, она отказывалась понимать, что мальчику с именем Фриц, очень сложно "поиграть с мальчиками", особенно в Волгограде. Стыдно сказать, был такой момент в его жизни, когда Фридрих предпочитал прозвище Барбос своему настоящему имени. Особенно в его уменьшительной форме. Уже позже, в Академии Фридриху удалось переломить домашнюю традицию и из Фрица стать Фредом, но тогда, в детстве, имя значительно сужало круг его общения. Да и не мог Фриц сказать бабушке, почему он бродит один, потому что занимался он страшным и опасным делом.
  Война прошлась по этой земле тоннами снарядов, патронов, бомб. Много чего можно было извлечь из неё при должном старании и аккуратности. И первого и второго Крейцеру уже в детстве было не занимать. Ещё была очень весомая мотивация, такая, что перекрывала все трудности поиска и опасности хранения. Название этой мотивации было - месть.
  Если бы те, кто дразнил маленького Крейцера, пользуясь его беззащитностью, могли себе представить, какую страшную месть он им готовит, то поостереглись бы ходить с ним по одной улице. Именно ради воплощения своих планов и бродил Фриц по перепаханным полям, лазал в колючем кустарнике по балкам, ломал ногти о твёрдую сухую землю. Зато к концу каникул в укромном местечке под дачным инвентарём хранился не один десяток снаряжённых патронов, две гранаты и одна мина. Всё это было аккуратно смазано солидолом и упаковано в пергамент, утащенный из кухонного шкафчика.
  По вечерам, засыпая, Фриц сладко жмурился, предвкушая, какую зависть вызовет он у местной шпаны, когда небрежно вывалит из карманов свой арсенал. На пустыре за сараями, подальше от родительских глаз собирались мальчишки, чтобы повзрывать патроны в костре. Некоторым же врагам предстояло самим узнать, что такое "взрывная волна". Фриц мстительно ухмылялся, когда фантазия рисовала ему полёт Лёньки Пантелеева вверх тормашками в тот момент, когда он собирается отвесить Фрицу очередной подзатыльник. Ах, как грела душу сама мысль о возможном наказании всех обидчиков.
  Однако судьба распорядилась иначе и не позволила Крейцеру восстановить доброе имя Фридриха Барбароссы, воинственного и образованного монарха Священной Римской империи. К слову сказать, маленький Крейцер почему-то считал, что позорит имя великого полководца, позволяя называть себя Барбосом. Правильнее, конечно, говорить не "позволял", а не мог противиться достаточным образом, но это ничуть не умаляло его вины в своих глазах.
  
  Ночь уже перевалила во вторую половину. Где-то на горизонте наметились первые полоски света, хотя птицы ещё молчали. Крейцер беспокойно заворочался в постели, отгоняя детские обиды и неудачи. Он рано повзрослел и многому научился. Очень скоро никто не называл его иначе как полным именем, и фамилия Крейцер вызывала уважение. Вот только с Гаспаряном вышла накладка. Что-то не сработало в отлично отлаженном и неоднократно опробованном механизме воздействия на творческие неуравновешенные натуры. Ну, ничего, он найдёт выход и добьётся исполнения и этого намерения, как уже много раз добивался своего в жизни.
  Открыв глаза, Фридрих Карлович, в который раз, перебрал в уме качества, которыми будет обладать совершенная действительность. Близость её он ощущал каждой клеточкой своего тела. Какой великолепный план был у него в голове! Какое совершенство он замыслил! Дело было за малым - найти подходящую почву и вырастить на ней гениальное творение. Именно для того, чтобы подготовить почву, ему и нужен был демиург, готовый следовать заданным курсом.
  Роберт Гаспарян показался идеальным инструментом. Он был умён, образован, психически уравновешен. В конце концов, он был удачно женат и материально благополучен! Что ещё нужно, чтобы не впадать в крайности и не ставить свой талант на службу нужде и корысти?
  Крейцер протянул руку и зажёг лампу на прикроватной тумбочке. В серой дымке намечающегося утра насмешливо зазвучал голос демиурга. Крейцер тряхнул головой и выключил свет, однако спать больше не мог. В мозгу звучали неубедительные аргументы Роберта о свободном акте творения.
  Никак не мог смириться Фридрих Карлович с тем, что пытался объяснить ему Роберт. Не принимало рациональное сознании Крейцера утверждения, что акт творчества присущ лишь свободной воле. Сколько угодно знает история случаев, когда замечательные произведения создавались под давлением обстоятельств. Возьмите хоть литературу: и Диккенс не вылезал из долгов, писал под страхом тюрьмы, и Достоевский все время у издателей авансы просил и затем отрабатывал, Гоголь тот же, Николай Васильевич. Художники сплошь и рядом принимали заказы от состоятельных граждан и насиловали свой творческий гений в оплату пропитания семейства и отопления жилищ. Если не принимали, то жили впроголодь, домашних мучили.
  Крейцер хорошо знал биографии многих художников и принимал и понимал позицию, которую занимали Ренуар или Пикассо, ценившие свои рисунки, и даже наброски весьма высоко, и совершенно не одобрял, к примеру, Модильяни, оставившего жену без гроша, отчего та и покончила с собой. Тезис о том, что бытие определяет сознание, он толковал весьма линейно и безапелляционно. Нужно признать, что жизнь активно подтверждала справедливость такой позиции и категорически не желала поддерживать чистое искусство.
  В молодые годы перед трудолюбивым и аккуратным Фридрихом, студентом факультета живописи, прошла череда многообещающих и бесспорно талантливых сокурсников, но никто из них не поднялся до вершин подлинного мастерства. Разбазарили они свой талант по жизни. Кто-то на заработки ради пропитания подался в провинциальные театры писать "задники" к спектаклям. Денег там много не заработаешь, но и спрос, как правило, не велик, конкуренции практически нет. Кроме того, не надо забывать принцип, озвученный великим Юлием Цезарем: "Лучше быть первым в Галлии, чем вторым в Риме". Другие писали много заказных картин, получали неплохие деньги. Даже можно было говорить о какой-то славе, маленькой, конечно, кулуарной, но всё же, всё же "широкая известность в узких кругах" лучше забвения. Однако всё это не имело ни малейшего отношения к таланту. В конце концов, рисовать можно научить кого угодно. Лучше или хуже, но можно. Популярность художника тоже не показатель таланта. Она напрямую зависит от вкусов публики, а вкус, как известно, явление деликатное, неочевидное. Так что и всеобщие любимцы иной раз грешат и пошлостью своих творений, и банальностью художественных приёмов. Что уж греха таить, бывает, что признанный мастер лишь развращает неискушённое сообщество любителей своими творениями, уничтожая и без того слабые ростки природного чутья и вкуса.
  Так что как хотите, уважаемые господа и милые дамы, а истинный талант редок и ценен и, как правило, столь же незаметен, как и негранёный алмаз.
  Человечеству давно известно, что там, где драгоценные камни, там и зависть недалеко. Вот и Крейцер познакомился с этой дамой в юных летах, на втором курсе, когда закончились у них общие классы, и студенты разошлись по творческим мастерским.
  
  Зависть - даже слово вызывает какое-то противное ощущение на языке, а уж про само чувство и говорить не приходится. Зависть самому завистнику покоя не даёт, гложет его денно и нощно, изводит душу и иссушает мозг. Однако лекарство от этого злого недуга никому пока придумать не удалось. Именно зависть к тому, чем не обладаешь, но считаешь себя достойным обладания, сломала не одну психику и исковеркала множество судеб.
  Если бы кто-то рассказал Крейцеру, какими низменными причинами объясняется его маниакальное стремление подчинить себе дар демиурга, то Фридрих Карлович, безусловно, оскорбился бы и не согласился с доводами. Хотя психологию Крейцер не только уважал, но и использовал в своих рабочих интересах, но к самому себе почему-то приложить не мог. Или мог, но не хотел. Уж больно неприглядная картинка получалась. Всё его нутро противилось признанию в том, что именно личная не-одарённость в выбранном деле заставляет добиваться власти над теми, кто обладает тем, в чём ему отказано.
  Прервал раздражающий и бессмысленный внутренний диалог Крейцера истошный звон будильника. Фридрих Карлович любил и ненавидел старинный круглый будильник, который нужно было заводить каждый день, и который очень громко тикал. Это была, можно сказать, семейная реликвия, хоть и не слишком старинная. Своей простотой и своеобразной примитивностью она очаровывала и удивляла одновременно.
  Крейцер мгновение полежал, крепко зажмурившись, а потом броском выкинул себя из кровати и исчез в ванной комнате. Начинался ещё один день трудов и поиска.
  
  Глава 3
  Рой открыл глаза и с удовольствием увидел знакомую обстановку. Уютные кресла не сменили привычного места в углу комнаты, очаровательные бабочки порхали по гардинам китайского шёлка. Словом, дом, милый дом. Если оценивать возвращение в пункт отправления в иных категориях, то нужно сказать, что техника перемещения между мирами освоена и успешно опробована. Теперь можно подумать и о том, как показать Маше всё, что он натворил в условно здравом уме и очень относительной памяти. Пусть оценит опытным глазом, а то всегда у них какие-то конфликты представлений о том, что такое "хорошо" и что такое "плохо" возникают. Пусть попробует сказать, что у него, великого и непобедимого демиурга, фантазии не хватает на что-то!
  Нежно тренькнул колокольчик над входной дверью, и Пиня пронёсся в прихожую. Роберт вышел из комнаты, помог жене снять пальто, вдохнув по пути аромат дождя с её волос.
  - Гаспарян, - полувопросительно окликнула Маша, когда Роберт попытался протиснуться мимо неё в кухню. - Лучше сразу выкладывай, что произошло.
  - А что произошло? - застыл Роберт. - Ничего не произошло. Я ужин приготовил.
  - Не юли, - строго прервала жена, - я по глазам вижу, что что-то хитрое затеял.
  - Ничего не затеял. Подумаешь, уронил пакет соли, так я собрал уже все, и подмёл даже...- Роберт отлично понял, что жена имеет ввиду лукавый блеск в глазах, который ему не удалось спрятать, однако чисто по-детски норовил оттянуть миг удовольствия, когда можно будет похвастать достижением и организовать тур по созданным мирам.
  - Выкладывай, конспиратор, - гнула своё Маша, - не томи.
  - Ну, Машка, так неинтересно, ты всё заранее знаешь.
  - Ничего я заранее не знаю, но вижу, что у тебя какой-то хороший сюрприз для меня есть. Вот и выкладывай, чем удивлять и баловать будешь.
  - Вот ведь какая, - рассмеялся, сдаваясь, Роберт, - ну, идём, если есть не хочешь.
  В комнате он усадил Машу в кресло возле окна, а сам пристроился на ковре возле её ног.
  - Дай мне руку и закрой глаза, - распорядился он. - Сейчас будет как в сказке, только глаза без команды не открывай. Это важно.
  
  Кристальная чистота мира Сумасшедшего Рыжего, как окрестил про себя этот шедевр Рой, ничуть не изменилась за время, прошедшее с его визита сюда. Всё та же тишина, неподвижность, комфорт для тела и озноб для души. Почему озноб, Рой затруднился бы сказать, но хорошо ему здесь не было, поэтому и Машу он решил погрузить сначала в некое совершенное начало с тем, чтобы она уже признала, что лишь лёгкие изъяны замысла и дефекты исполнения придают творению самобытное очарование и обаяние.
  Это был их давний спор о возможности совершенства в жизни. Вот пусть теперь и полюбуется, что из этих разговоров получилось, к чему привела её всегдашняя убедительность и аргументационная непогрешимость.
  Возле снежной рощи никого не было, лишь цепочка забавных следов уходила в сторону виднеющихся башен замка.
  - Всё, открывай глаза, мы на месте.
  Маша недоверчиво хмыкнула и огляделась. По её изумлённому лицу было видно, что где-то в глубине её рациональной души жил маленький червячок сомнения, который, конечно, не мешал верить в творческий дар мужа, но всё же портил общее впечатление. Из рассказов ведь что выходило? Какие-то детские сказки про смешных животных, которые впору рассказывать в младших группах детского сада. Вот если бы Роберт ей вещал про космических пришельцев, непобедимое оружие и красотках, попавших в беду, то тогда речь шла бы о нормальных мужских комплексах. С этим ей приходилось дело иметь часто, а вот чтобы взрослый, психически здоровый, современный мужчина творил чертей, драконов и плюшевые игрушки, нет, с такими вещами сталкиваться не приходилось. Она с удивлением уставилась на мужа, словно впервые его увидела.
  - Машка!- сконфузился Роберт.- Я знаю, но что поделать, если так вышло? Что мне теперь, терминатора, что ли, придумать? Так это было уже сто раз, скучно.
  - Да, я понимаю, - согласилась Маша, - терминатор ведь совершенно предсказуемая фигура, а вот твои деятели ни тебе, ни самим себе непонятны. Ну, кто тут у тебя главный?
  - Видимо, в замок ушёл, - ответил Рой, разглядывая следы.- Пойдём знакомиться.
  Путь оказался недальний, через две-три сотни метров нарисовался подъёмный мостик, к счастью, не поднятый, а благополучно перекинутый через глубокий овраг.
  - А почему в овраге нет снега? - спросила Маша, когда они переходили мост.
  - Не знаю,- ответил Рой. - Если говорить честно, то я вообще ничего не знаю про то, как складывается и как живёт та или иная реальность. Ни законы природы, ни правила какие-то в голове не укладываются, когда пытаешься понять, что и как. Просто вышло и как-то живёт...уже само по себе, а не по моей воле. Мне, кстати, в моём первом мире правитель объяснил, что даже уничтожить что-то созданное я не могу.
  - Почему?
  - Ну, дескать, я творец, а не разрушитель. Могу только в одну сторону реальность продвигать. Я хоть и не понимаю, но чувствую, что это так и есть. - Рой помолчал, потом продолжил уже шёпотом, - я тебе признаюсь, что здешний правитель мне совершенно не понравился, но как подумаю, что он тут один отдуваться за мои проблемы будет, так мне его жалко становится, что хочется ему что-то приятное сделать. Смешно, правда?
  Ответить Маша не успела, потому что над их головами разлилась торжественная мелодия. Именно разлилась, а не зазвучала. Музыка имела вполне понятные очертания, которые менялись от такта к такту. Конные рыцари величественно выплывали из-за башни замка и склоняли копья в знак приветствия, шеренга горнистов вскидывала инструменты вверх, пара нарядных барабанщиков занимала место на одном из зубцов крепостной стены. Вся музыкальная иллюстрация была абсолютно беззвучна, но идеально соответствовала звучащей музыке, переливавшейся мягкими волнами цвета.
  - Я рад приветствовать вас в моей скромной обители, - раздался спокойный голос откуда-то сверху, - будьте моими гостями.
  - Это он, - шепнул Рой.
  -Кто? - также шёпотом переспросила Маша.
  - Я Правитель этого мира, - донеслось сверху. - Входите.
  Музыка стала затихать. Рой с любопытством наблюдал, как рыцари, горнисты и барабанщики деловито возвращаются в какие-то ниши, расположенные по всей стене замка. Вот последний конский хвост скрылся во мгле узкой щели, и наступила тишина.
  - Идём, познакомишься, - подтолкнул Рой слегка опешившую жену. - Эй! Ты в порядке?
  - Знаешь, если честно, то нет...Я как-то оказалась не готова к такому.
  - В каком смысле, не готова? - Рой удивлённо смотрел на Машу. - Это же мой мир! Новый, только что созданный!
  - Роберт, я должна признаться, что до сих пор не могу окончательно поверить, что всё это реально. Как-то неожиданно, что ли...
  - Ну, Машка, ты даёшь! - Роберт даже присвистнул от удивления. - То есть Пиня, говорящий лемур, всякая нечисть от Крейцера тебя не удивляли, а вот мир как данность - это неожиданность.
  - Наверное, дело в том, что дома расширялись мои представления о границах возможного, а здесь вообще всё другое.
  - Не такое уж другое, - хмыкнул Рой, - идём знакомиться, а то невежливо получается.
  Винтовая лестница внутри одной из башен закончилась в большой парадной зале, убранство которой наводило на мысль о трудолюбивых гномах. Количество металлических предметов, сверкавших начищенными поверхностями, поражало воображение. Рыцарские доспехи, копья, мечи, щиты, шлемы соседствовали с подносами столового серебра и даже приборами из женского туалетного набора.
  - Такая вот загогулина, - сказал Рой, оглядевшись. - и кто бы мог подумать, что я такой мальчишка - фетишист.
  - Приветствую вас в моём замке ещё раз, - на сей раз голос звучал вполне обычно.
  Хозяин сидел под небольшим балдахином из пурпурного бархата, замотанный во что-то похожее на женский палантин, только с горностаевыми хвостиками.
  Маша подошла поближе к возвышению, пригляделась и как-то сдавленно хмыкнула.
  - Рой! Что это? Ты сошёл с ума?! - в её голосе слышался с трудом сдерживаемый смех.
  "Вот тебе и психолог", - пронеслась в голове у Роберта мысль. То, что произошло дальше, можно было предвидеть, поэтому Рой мгновенно выставил пред Машей энергетический щит, отбивший яркую вспышку неконтролируемого гнева.
  - Вы нарушаете правила, - недовольно заявил Рыжий, спускаясь со своего трона. - Мы так не договаривались. Это мой мир, и вы должны следовать моим правилам.
  - Ну, да, прямо сейчас и начнём следовать твоим правилам, - согласился Рой. - Скажи-ка мне, любезный, ты всех гостей будешь своими гранатами гнева забрасывать или только тех, кто правила плохо выучил? А может, ты и впрямь возомнил, что можешь теперь сам всё определять? Головокружение от могущества началось?
  Рыжий на это ничего не ответил, он на долю секунды отвёл взгляд своих грустных глаз в сторону, а вслед за этим Роберт почувствовал, как каменная стена жгучего холода выдавливает его прочь. Подумать что-либо перед тем, как провалиться куда-то, он не успел.
  
  Полночь в кабинете Крейцера случилась внезапно, как внезапно случается всё, что очень хочется оттянуть. Дело в том, что Фридрих Карлович строго придерживался некоторых правил, однажды для себя установленных и оправдавших свою полезность. Так одним из правил было то, что ночью он категорически не работал. Никогда и ни при каких гонорарах и обстоятельствах. Появилось это правило не от ленности, конечно же. Такой грех за Крейцером и в пелёнках не водился. Младенца, более трудолюбиво тянущего молоко из соски, ещё поискать надо было.
  Как известно, правила пишутся кровью. Вот и это возникло после нескольких сложных, и можно даже сказать, очень сложных ситуаций, порождённых усталым мозгом во время ночной работы.
  Первый раз это было задолго до того времени, когда Крейцер разобрался, что за талант ему дарован небесами, и пытался, что называется, выше головы прыгнуть. Было это в голодные студенческие годы.
  Жил он тогда в общежитии. Вы можете сказать: "Ну, жил в общежитии, и что? Многие живут в общежитии". Это, конечно, будет правильно, только нужно учитывать, что Фридрих Крейцер - это не "многие". Он такой один и для самого себя - единственный и неповторимый, так что для него эта ситуация оказалась переломной. Во-первых, опять пришлось поплатиться за своё происхождение.
  Поволжский немец он тоже немец, но как бы недоделанный, неправильный. Его и немцем-то не очень считают, а в результате получается, что и не чужой вроде бы, но уж точно не свой, так что как ни старался Крейцер наладить контакты с сокурсниками и соседями по общаге, ничего у него не вышло. Нет, открыто над ним никто не смеялся, лишь незлобно подтрунивали и почти ласково подшучивали. Только как-то это всё незлобивое дружелюбие складывалось в несерьёзное отношение, что ли...какое-то слегка ироническое пренебрежение, словно и не ровня он им, а так, немчик поволжский, ошибка природы.
  Ничего более болезненного для самолюбия Крейцера и придумать было нельзя. Даже если бы изощрённый мозг изобретал для него мучительную пытку, и то потерпел бы фиаско перед тем, с чем столкнулся Фридрих в стенах Alma Mater. Он всегда чувствовал свою чужеродность, неуместность в любой компании. Его не отталкивали, не игнорировали, но воспринимали как забавную нелепость, которая как-то затесалась к ним.
  Однажды, это было курсе на первом, когда Крейцер ещё не разобрался что к чему, на дне рождения одногруппницы, его втянули в глупый спор на тему "А умеет ли Крейцер пить?". Что он тогда выпил и сколько, Фридрих вспомнить не мог, потому что закончился тот вечер для него беспамятством. Самое же поганое было, что вся группа после этого начала как-то переглядываться, похихикивать и как бы великодушно что-то скрывать от Крейцера. По всему выходило, что творил он в беспамятстве что-то ужасное и постыдное, о чём приличные и воспитанные люди даже иносказательно говорить отказываются.
  Скорее всего, Фридрих по неопытности просто перебрал и заснул там же у стола, и ничего предосудительного не было, но вот этот провал в сознании, конфликт между тем, что ты достоверно о себе знаешь и тем, что вроде бы знают другие, это расхождение информации так болезненно давило на психику и самолюбие, что окончательно поставило Крейцера вне группы. До самого окончания Академии отношения так и не наладились, хотя с некоторыми из студентов Фридрих сошёлся поближе. Только было это уже не дружеское общение с его стороны или потребность в близких и доверительных отношениях, а лишь холодный расчёт и рациональное действие. Увы, раны, полученные в юном возрасте, дают себя знать всю взрослую жизнь.
  Тогда же и прозвучал первый звоночек - предупреждение о том, что по ночам ничего путного в голову не приходит, что ночью надо спать, отдыхать или, на худой конец, читать хорошие книжки, но никогда нельзя по ночам думать о смысле жизни, о самом себе и заниматься анализом ситуации. Честно говоря, для Крейцера этот звонок был подобен набату, потому что со свойственной ему дотошностью вывел как-то ночью Фридрих формулу, согласно которой жизнь его бессмысленна. Дальше ход событий был понятен, потому что бессмысленность бытия вкупе с болезненным самолюбием привели его на край бездны. Один шаг с крыши оставался до того, чтобы правильно закончить логическую цепь рассуждений, но хвала небесам, что-то его в ту ночь остановило. Позже бывали в жизни Крейцера моменты и потяжелее тех, что помнились по студенческой жизни, но никогда больше не заглядывал он в глаза такому безграничному ужасу, что открылся ему, когда там, на крыше, Фридрих осознал, что был на волосок от гибели. Главное же было не то, что гибель ужасна, а то, что он сам чуть было не устроил её себе, причём, по совершенно глупым и незначительным причинам.
  Так что наступившая в кабинете полночь остановила бег мысли, и Крейцер отправился отдыхать.
  
  Сумасшедший Рыжий задумчиво прошёлся по ковровой дорожке от импровизированного трона до окна-бойницы. Посмотрел на открывшийся вид, вернулся в кресло. Задумался. В таких путешествиях с остановками прошёл почти час, но никаких свежих решений променад по парадной зале не принёс. По-прежнему оставались неясными два обстоятельства. Звучали эти два вопроса до ужаса банально: кто виноват и что делать?
  В другое время Рыжий получил бы удовольствие от тишины и покоя, в которые был погружён его мир, а вот сейчас что-то было не так. Что-то свербило в глубине того места, где у людей находится совесть, и никак не отпускало.
  - Ну? - вопросительно произнёс правитель. Он стоял перед высоким зеркалом в стрельчатой готической раме. Зеркало уходило под самый свод и терялось где-то в перекрытиях. Изогнутое навершие серебряной рамы вплеталось в узор потолочных балок, образуя загадочные письмена. Иногда правитель проводил время в разглядывании и разгадывании затейливых узоров, созданных неизвестными художниками. Ему казалось, что это непременно должны быть магические знаки, разгадав которые, получишь безграничную власть. Пока же с властью дело обстояло не очень. Неожиданный звук заставил Рыжего вздрогнуть и отскочить от зеркала.
  - Вот и я спрашиваю: ну? - донеслось из зеркальной глубины. - Доволен?
  Правитель отступил на пару шагов, вскинул лохматую голову и надменно выпятил нижнюю губу. На это мутная глубина лунного стекла отозвалась ещё менее почтительно:
  - Просто Людовик Четырнадцатый какой-то, ты ещё ножку в сторону отставь и мантию на плечо закинь.
  - Ты - моё отражение, - веско напомнил правитель, - ты не можешь меня критиковать. Это неправильно.
  - Ну-ну, - донеслось в ответ, - точно так и есть: я твоё отражение и не могу тебя критиковать.
  - И тем более ты не можешь мне хамить.
  - Нет, не могу, - согласилось отражение, помолчав немного, добавило - не могу, но буду...если захочется.
  - Я тебя разобью, - сурово, насколько возможно, изрёк Сумасшедший Рыжий.
  - Не-а, - донеслось лениво из зазеркалья. Правителю даже показалось, что его собеседник в этот момент поглощён таким низменным занятием, как чистка и шлифовка ногтей. Почему-то этак картина так явно нарисовалась перед мысленным взором, что правитель взбесился и яростно затряс кулаками.
  - Нет, ты попробуй, давай, разбей меня, выкинь куда-нибудь с глаз долой, завешай тряпкой, на худой конец, - продолжал злорадствовать двойник. - Давай действуй, чего ждать-то?
  Правитель подозрительно уставился на своё отражение. Отражение как отражение, даже симпатичное, если без привычных клише оценивать. Сочетание рыжего и чёрного вообще удовлетворит любого эстета.
  - Это кто у нас тут эстет, позвольте спросить, - зеркальная гладь насмешливо исказилась и стала похожа на зеркало из аттракциона под названием "Комната смеха". Вместе с поверхностью исказилось и отражение, сразу став каким-то чужим и неприятным.
  Рыжий не стал отвечать на провокацию и отошёл от зеркала. Картинка рисовалась неправильная. Во-первых, демиург сказал правду: именно создатель мира является персоной номер один при любых обстоятельствах. Во-вторых, из конфронтации, а особенно, на пустом месте, никогда и ничего хорошего получиться не может. Ну, и в-третьих, поведение вспыльчивого идиота не красит правителя мира.
  - Она сама виновата, - нарочито решительно произнёс Сумасшедший Рыжий, глядя прямо перед собой. Что он имел в виду и с кем разговаривал, было неясно. Зала оставалась пустой и тихой, негромко потрескивали дрова в огромном камине, и лишь отблески пламени вносили оживление в мрачную торжественность обстановки.
   - Да, именно она виновата в том, что всё так вышло. Нечего было смеяться надо мной! В конце концов, это мой мир и мои правила! Если терпеть такие выходки, то скоро меня здесь никто всерьёз воспринимать не будет! Попробуй сказать, что я неправ! - С этими словами Рыжий метнулся к зеркалу и встал перед ним в гордой позе.
  - Ты-то, может, и прав, только я понять не могу, перед кем ты тут комедию-то ломаешь? Ведь нет же никого...- отражение тоже стояло в гордой позе, но выглядело почему-то неубедительно, даже слегка карикатурно.
  Рыжий не стал отвечать субстанции, суть которой никак не определена. Этот зеркальный голос, он кто? Отражение тайных мыслей правителя? Или голос демиурга? Или ещё что-то неведомое? Надо ли считаться с теми сентенциями, которые выдаёт это странное нечто? Честно говоря, считаться очень не хочется, а есть сильный соблазн избавиться, чтобы околесицу не слышать. Вместо того чтобы спорить то ли с внутренним голосом, то ли с гласом создателя, Рыжий вытащил из столешницы огромного дубового стола небольшую панель, на которой неожиданно оказался прибор, как две капли воды, похожий на ноутбук. Диссонанс между затейливой резьбой древних мастеров и банальной современностью правителя не смущал. Впрочем, по-своему Рыжий был прав, поскольку говорить о древности и современности в мире, существующем без году неделя, не вполне правильно.
  Пропиликал звуковой сигнал готовности, и Рыжий погрузился в работу. Можно было только удивляться, как ловко он орудует своими трёхпалыми лапками, нажимая небольшие кнопочки клавиатуры. Минут через десять Рыжий вновь забегал по маршруту "Трон - окно", упорно избегая взглядов в сторону зеркала. Где-то на третьем круге раздался раздражённый оклик:
  - Ты бы не мельтешил. Всё ведь и так ясно.
  - Что ясно? - чуть не взвизгнул правитель от неожиданности.
  - А что там у тебя на экране написано?
  - Что написано, то и написано. Не твоё дело!
  - Ну, вот видишь, - миролюбиво отозвался зеркальный двойник, - как я могу не хамить, если ты сам без этого не можешь. А на экране у тебя написано "Цветовой тест Люшера".
  - Ну, и что?
  - А то, что кое-что там действительно про тебя. Например, вот эти выводы: "Чувствует, что попал в неприятную ситуацию и бессилен как-либо исправить это положение. Рассержен и раздражён, так как сомневается, что сможет достичь своих целей, фрустрирован почти до состояния нервного истощения. Хочет выпутаться из этой ситуации, почувствовать меньше ограничений и обрести свободу принимать решения самостоятельно".
  Рыжий как-то странно хмыкнул, подскочил к столу и резко задвинул подставку с ноутбуком вглубь стола. В наступившей тишине раздавались отголоски странного звука, только что изданного правителем. Они плавали под сводами залы, казалось, отталкивались от стен и потолочных балок, кружились хороводом, потом опять разбегались по разным углам, но нисколько не затихали, а напротив, звучали на одном уровне. Почему-то это было в них самым раздражающим. Отсутствие естественной динамики наводило на мысль об искусственности звука, а значит, о насмешке со стороны... Со стороны кого? Не зеркала же, в самом-то деле. Свет мой Зеркальце - это какая-то девчачья сказка, а не идеальный мир.
  Рыжий вновь хмыкнул, но на этот раз демонстративно равнодушно и надменно, повернулся к зеркалу спиной и неспеша покинул залу.
  
  Под опущенными веками Роберта суетилась какая-то крылатая мелюзга, а в мозгу глухо ухали филины и позванивали далёкие колокольчики. "Ух, ты!" - мысленно воскликнул Рой, осознав, что именно таким было пробуждение в его первом мире. Мире Зелёного Чёртика, как окрестила его внутренняя система символов.
  Про систему символов, которая существует внутри сознания человека и отвечает за то, чтобы человек не сошёл с ума во всём многообразии сущего мира, Рой не сам придумал, а подсмотрел в записях жены. В саму теорию, над которой трудилась жена, он не вникал, а полезное для себя запомнил. Сейчас, согласно возникшим в сознании символам, он не только находился в мире Зелёного чёртика, но и был в полной безопасности.
  Рой открыл глаза и буквально обомлел от неожиданности: по всей видимой части неба, задрав хвосты и хоботы, вышагивали слоны. Конечно, это были облака, но все, как одно, в образе солидных и очень торжественных слонов. Впрочем, с торжественностью что-то было не так, потому что Рой отчётливо ощущал, что ему рады. И не просто рады, а очень и очень рады. Если бы слоны могли бегать, они бы точно обрушили небо на землю, потому что устроили бы настоящие пляски и чехарду, чтобы выразить удовольствие от возможности лицезреть демиурга.
  Рой сел и огляделся. Мир был прекрасен, а вот Маши рядом не было. Сердце ёкнуло и остановилось. Утешительная мысль пришла из глубин подсознания и гласила она, что творение не может выйти за рамки творца. Согласно этому тезису выходило, что ничего страшного с Машей случиться не могло, потому что сам Роберт никогда и ни при каких обстоятельствах не причинил бы ей вреда.
  На солнце набежала тень, но очень быстро съехала куда-то в сторону, раздался лёгкий удар, и уши у Роберта заложило от пронзительного звука. Такого громкого, что он невольно втянул голову в плечи и приготовился к неожиданностям. Неожиданностей не последовало, а в плечо знакомо впились цепкие коготки, и кто-то пробежал по рукаву. Правды ради нужно сказать, что Рой сразу догадался, кто к нему пожаловал, но решил не портить радость Зелёного Чёртика своей сообразительностью.
  Чёртик как-то несолидно стрекотал, повизгивал от возбуждения и радостно ахал.
  - Можно подумать, - сказал, наконец, Рой, - что я приехал в гости к любимой бабушке. Сейчас мне чай с вареньем предложат.
  - Варенье! - раздалось над ухом. - Вишнёвое! Сто лет не ел!
  - Ну, здравствуй, мой зелёный друг, - сказал Рой и протянул мизинец к правой лапке Правителя.
  Обиженное гудение дало знать, что верный гвардеец Правителя тоже здесь и желает получить полагающееся ему внимание.
  
  Глава 4
  Правитель Холодного мира прогуливался вдоль оврага, отделяющего замок от остального пространства. Холодным мир назвал он сам. Ему нравилось это несколько отчуждённое и слегка надменное название. В этом слове таились и чистота, и покой, и уединённость. Если бы кто-нибудь мог оценить внутренние причины, по которым Сумасшедший Рыжий выбрал именно слово "холодный", а не "ледяной" или "морозный", к примеру, то он с удивлением бы отметил сходство между Снежной королевой из сказки Андерсена и новоявленным поборником порядка.
  Погода была приятная даже на вкус капризного правителя. Окружающая действительность уже столкнулась со сложностями, когда пыталась найти форму своего проявления так, чтобы удовлетворить запросы того, кто нёс на себе печать личности демиурга. Поначалу всё было очень непросто: то жарко, хотя плюс двадцать пять - это весьма и весьма неплохо, потом вдруг ветер стал раздражать. Даже слабый ветерок, игриво стряхивающий снег или пух с веток деревьев, вызывал необъяснимую ярость правителя. Короче, удовлетворила Сумасшедшего Рыжего лишь атмосфера полного безветрия и звенящей тишины. Любой нормальный человек очень быстро ошалел бы в обстановке, где остановилось даже время, но Рыжий ничуть этим не томился и наверно выкладывал бы с удовольствием слово "вечность", если бы ему довелось прочитать вышеупомянутую сказку. Пока же он наслаждался одинокой прогулкой и обществом самого себя.
  Спустя какое-то время правитель направился в замок. Указать, какой именно промежуток времени прошёл между началом прогулки и намерением вернуться, не представляется возможным, потому что время - это субстанция относительная. Время определяется по переменам или событиям, которые успевают произойти, а в Холодном мире ничего этого не было: ни перемен, ни событий, так что в какой-то момент Рыжий просто развернулся и, стараясь не наступать на свои следы, проложил новую цепочку, но уже в обратном направлении.
  Правитель поднялся в одну из угловых башен со стрельчатыми узкими окнами. Узорные свинцовые переплёты были украшены цветными стёклами, делавшими небольшое помещение уютным и нарядным. Жёлтые и красные пятна света радовали глаз теплотой огня и резко контрастировали с ощущением прохлады, оставшейся за дверью кабинета. То, что это был кабинет, можно было с лёгкостью определить по предметам мебели, наполнявшей зал. Один массивный дубовый стол чего стоил, не говоря уже о книжных шкафах с толстыми старинными фолиантами, полках с приборами неизвестного назначения и прочими атрибутами учёной мысли.
  Рыжий чуть поправил резное кресло с подлокотниками из тиснёной кожи и уютно устроился за столом. Подставка для ног была ровно той высоты, что необходима для удобства, изгиб спинки кресла мог бы поспорить по своей эргономике с новейшими разработками автомобилестроения. Мир был заточен под своего правителя во всех мелочах. Неожиданным оказался бронзовый чернильный прибор и гусиные перья, сложенные кучкой под правой рукой.
  Рыжий выдвинул ящик, достал из него большую тетрадь в твёрдой обложке, больше похожую на альбом, и положил перед собой на подставку, имевшую небольшой наклон. Посидев несколько минут в задумчивости, он взял в руку хорошо заточенное гусиное перо и окунул его в чернильницу.
  "Я никогда не думал, что есть такая усталость, которая никогда не проходит, которая всегда с тобой, даже в минуты полной беззаботности и свободы от дум. Эта усталость сидит где-то глубоко внутри и проявляется при малейшем напряжении. Вернее, не так: она проявляется, даже когда ты занят чем-то, пусть даже очень приятным и интересным, выскакивает, словно чёртик из табакерки, и начинает отъедать ум, душу, физические силы. В какой-то момент осознаёшь, что интерес к делу утрачен, энтузиазм и увлечённость кончились, и результат тебя больше не радует", - строки ложились на плотную желтоватую бумагу ровными рядами, почерк был каллиграфический, немного вычурный, но всё же мужской. Ровно горел фитиль в керосиновой лампе под зелёным абажуром, неизвестно когда и кем зажжённый, потрескивали дрова в камине, а за окном пошёл снег.
  
  Утро для Крейцера наступило рано. Взвывшая за окном сигнализация чьей-то машины выдернула его из сна, и больше заснуть не удалось. Когда стало ясно, что сон не вернётся, Фридрих Карлович пошёл в ванную комнату, достал из шкафчика под раковиной несколько бутылок с чистящими средствами и принялся наводить порядок. Засучив рукава полосатой пижамы, он прошёлся несколько раз зубной щёткой по всем кранам, залили специальным средством стоки ванны и раковины, тщательно почистил швы между кафелем. Заключительным аккордом стала выстроенная по размеру и цвету шеренга шампуней и гелей для душа.
  За этими монотонными занятиями прошло почти два часа. В семь утра зазвенел будильник, и Крейцер направился к плите варить кофе. Утренний кофе для Фридриха Карловича был чем-то вроде обряда инициации, если, конечно, можно применить такое определение к бытовому действию. Общим между приготовлением кофе и религиозным священнодействием было неукоснительное соблюдение ритуала и необъяснимая внутренняя установка на то, что неправильно выполненный обряд даст негативные результаты. Возможно, это было что-то сродни самопрограммированию, но Крейцер считал, что мелочей в жизни не бывает, так что относился к деталям с присущей ему серьёзностью. Так, по утрам, он варил кофе исключительно в турке, купленной когда-то в лавке на Каирском базаре. От былого великолепия ручной работы осталась только насечка на боках латунного сосуда и посеребрённая внутренняя поверхность, однако кофе получался отличный. Никакие современные достижения в области посудного дела не могли сравниться по качеству приготовляемого напитка с работой безвестного мастера. Это Фридрих Карлович проверял неоднократно и всегда возвращался к полинявшей, но надёжной турке какого-то египетского араба.
  Вторым обязательным атрибутом утреннего кофе была чашка. Конечно, фарфоровая, ибо кто же пьёт кофе из кружек, кроме презренных американцев, не имеющих представления о традициях. Чашка была небольшая, изящная, всегда одна и та же. Несколько лет назад произошла трагедия, когда Крейцер неосторожным движением смахнул блюдце от английской кофейной двойки, и оно разлетелось на мелкие осколки. Почти две недели Фридриха Карловича преследовали неудачи и осложнения в делах плюс полная внутренняя пустота. Он пребывал в этом тягостном состоянии до тех пор, пока не нашёл, наконец, достойную замену утраченному сервизу. И дела сразу пошли на лад, а мир вернулся к правильному чередованию вопросов и ответов. Так что Крейцер к мелочам и деталям был предельно внимателен.
  Ровно в девять утра Фридрих Карлович вошёл в свой рабочий кабинет.
  - Доброе утро, Фридрих Карлович, - повернулась на звук открывшейся двери Леночка. Крейцер кивком головы поздоровался, но ничего не сказал. Когда он скрылся за дверью, Леночка пожала плечами и вновь открыла пасьянс на компьютере.
  В кабинете Крейцер недолго постоял у окна, любуясь осенними красками, затем достал из сейфа две папки, красную и зелёную, разложил на столе несколько фотографий или рисунков. По тому, что на них было изображено, сложно было поверить, что подобные пейзажи и живые существа могут быть сфотографированы. Скорее верилось в фантазии, чем в реальность.
  Фридрих Карлович внимательно изучил снимки. По тому, как деловито он их перебирал, можно было понять, что делает он это далеко не впервые. Он отложил два листа с изображениями и убрал папки обратно в сейф.
  Взяв в руки картинку из красной папки, Крейцер провёл раскрытой ладонью по рисунку. Странное существо необычного для живой природы оранжевого цвета внимательно смотрело из туманной глубины пространства. В какой-то момент изображение перестало быть плоским, а приобрело голографическую объёмность. Детали заднего фона прояснились, и стало видно, что существо находится в кабинете средневекового учёного.
  - Так - так - так, - скороговоркой произнёс Крейцер, - похоже, не всё гладко у нашего уважаемого Роберта Николаевича, как ему кажется. Надо бы с этим разобраться.
  Удовлетворённый сделанным открытием, он убрал руку от изображения, и оно вновь стало простым рисунком. Крейцер сложил лист пополам и засунул его во внутренний карман хорошего твидового пиджака, прошёлся пару раз от окна к дивану и обратно, нажав кнопку селектора, сказал: "Леночка, меня ни для кого нет", - и исчез.
  
  Материализовался Фридрих Карлович аккурат перед Сумасшедшим Рыжим, в старинном готическом кабинете средневекового алхимика.
  - Приветствую Вас, уважаемый, - церемонно поздоровался Крейцер, - простите, что без приглашения и не был представлен подобающим образом.
  Рыжий лишь слегка вздрогнул, когда за его спиной что-то тихонько зашипело, но оборачиваться не стал. Он внимательно рассматривал отражение незваного гостя в потемневшем оконном стекле, не выражая ни испуга, ни готовности броситься навстречу. Вопреки ожиданиям Крейцера хозяин кабинета оказался существом недружелюбным и почти агрессивным. Он игнорировал гостя, методично складывая письменные принадлежности по своим местам: посыпал сделанную запись песком, затем стряхнул его в специальную коробочку на полу, убрал альбом в боковой ящик, высушил перо с помощью забавной розочки из фланелевых лепестков, и только после всего этого обернулся и вопросительно посмотрел на нарушителя спокойствия.
  Крейцер успел за это время внимательно изучить обстановку и оценить качество и стилистическую выдержанность интерьера. В кабинете не было ни паутины, ни дохлых мух, не пахло непонятными смесями, да и освещение, несмотря на вечернее время и керосиновую лампу на столе, было каким-то уютным и даже жилым. В таком кабинете он и сам не отказался бы проводить долгие зимние вечера за чтением философских фолиантов или экспериментируя с различными реактивами, коих множество виднелось за стёклами высоких шкафов. Оценил Фридрих Карлович и несколько лесенок - табуреток, рассчитанных на небольшой рост хозяина, а для доступа к верхним полкам книжных шкафов под потолком виднелся балкон. Всё было сделано с умом и любовью.
  - Вы Крейцер, - неожиданно сказал хозяин кабинета, - Фридрих Карлович. Хотите предложить мне вступить в альянс с Вами против демиурга этого мира Гаспаряна Роберта Николаевича.
  Рыжий не спрашивал, не уточнял, он констатировал тайные намерения Крейцера, словно тот послал вперёд себя документ, где всё подробно было описано.
  - Вам известно, - продолжил хозяин кабинета, - что мои отношения с демиургом не идеальны, и это даёт Вам основание полагать, что союз между нами возможен, - голос звучал ровно, без эмоций и волнения. Казалось, что Рыжий просто излагает краткое содержание непосланного Крейцером, но полученного здесь документа, основные тезисы, так сказать.
  - И? - вопросительно посмотрел на забавное существо Крейцер, когда тот замолчал.
  - Вы ошиблись, - отозвался хозяин, - мы с Вами не можем объединить наши усилия ни при каких обстоятельствах.
  - Почему?
  - Потому что это противоречит сути мироздания, - усмехнулся Рыжий, - Вы, любезный Фридрих Карлович, плохо представляете матчасть, так сказать, проекта. Ну, а кроме того, Вы ещё и меня всерьёз не воспринимаете, что уж совсем не делает чести Вашему уму. То, что демиург с присущей ему несерьёзностью наградил меня потешной внешностью, он вполне компенсировал другими моими свойствами, с коими Вы уже имели возможность ознакомиться.
  Для Крейцера происходящее было неожиданным. То яростное напряжение, которое он почувствовал в изображении правителя Холодного мира, могло иметь только один источник - недовольство демиургом и той ролью, которую демиург отвёл своему созданию. Теперь же выходило, что делать ставку на это недовольство нельзя.
  - Нельзя, - вслух подтвердил мысленный вывод Фридриха Карловича правитель. - Наши отношения с демиургом никого не касаются и вмешательства третьих лиц не требуют, так что вынужден Вас разочаровать. Рад был знакомству, однако впредь прошу Ваши визиты согласовывать заблаговременно.
  С этими словами Рыжий спустился с высокого кресла по специальной подставке и вышел за дверь. Свет сразу стал приглушённым, словно в театре по окончании спектакля, и комната приобрела черты запустения. Было очевидно, что Крейцеру указывают на дверь. Задерживаться Фридрих Карлович в негостеприимном мире не стал.
  
  Зелёный Чёртик изо всех сил старался быть солидным и степенным, он мыслил себя как губернатор вверенной ему территории, а губернатору не пристало суетиться, волноваться и всячески стремиться услужить. Он же не мелкий служащий, боящийся хозяйского гнева, а верный соратник и единомышленник своего повелителя, тем более что опасаться гнева демиурга и не за что, да и вообще губернатор, он же правитель, очень и очень рад, что демиург вспомнил, наконец, о них.
  - У нас тут всё в порядке, - стрекотал Чёртик, - даже болотные нетопыри угомонились и из-за своих заборов не вылезают.
  - Разве что сладкоежки иногда повздорят да выдерут друг другу пару клочков шерсти, - согласно прогудела средняя голова гвардейца, - а в остальном порядок, уж я за этим слежу.
  Басовитый звук, издаваемый драконом, напоминал утробное урчание хорошо отрегулированного дизельного двигателя. Такое вполне современное сравнение звука соседствовало со словом "унтер", вовсе не современным. Роберту вспомнились чеховские Держиморда и унтер Пришибеев, но, конечно, дракон не был похож на упомянутых персонажей. Прихоти подсознательных ассоциаций, и ничего более. "Вот это я зря, - подумал Рой, - прихоти запросто могут воплотиться во что-то неблагообразное..."
  - Ты что напрягся? - подёргал за рукав чёртик. - Ты мне тут не твори что попало, хватит уже.
  - Хватит, так хватит, - легко согласился Рой и достал из кармана баночку вишнёвого варенья, - угощайся, - откручивая крышку, сказал он правителю.
  Дракон посмотрел на варенье снисходительно, словно взрослый на леденцы, но от комментариев воздержался. Соблюдает субординацию, догадался Рой, хотя легко было понять, что думают три головы одного дракона о таком угощении.
  - Ну, рассказывайте, друзья мои, как я тут оказался, - демиург присел на кстати подвернувшийся бугорок.
  - Что значит "как"? - Зелёный чёртик даже вздрогнул от такого вопроса. - Просто появился и всё.
  - Нет, не всё, - возразил Рой. - Мы же с вами везде поставили заграждения от проникновения, помните?
  - Да-а-а, - как-то неуверенно пропела правая голова, - точно, поставили.
  Головы уставились друг на друга. Помолчали, потом снова сказали:
  - Да, поставили, мы помним. Ты ещё придумал специальное заклинание, чтобы никто, кроме тебя, без нашего ведома сюда не попал.
  - Молодцы, - кивнул головой Рой. - А проблема знаете в чём?
  - Нет, не знаем, но догадываемся, - ответил за всех правитель, - ты никакого заклинания не читал, а пришёл сюда просто так.
  - Точно, мой зелёный друг, я не только не читал никакого заклинания, но даже и приходить не собирался. И чтобы вы окончательно осознали глубину проблемы, я скажу вам, что попал я сюда по воле совершенно не своей.
  Рой на этих словах споткнулся и задумался, глядя в небо. Облака кружились тонким кружевом, не приобретая конкретных очертаний.
  - Во всяком случае, я сознательно попадать сюда не собирался, но моё подсознание сочло ваш мир местом приятным и безопасным...Хм, как интересно, - Рой встал, прошёлся по полянке и улыбнулся, - вот теперь понятно, как я проник сюда сквозь все защитные кордоны.
  - Как?! - раздался хор голосов.
  - Идёмте, посмотрим, как вы тут поживаете, по дороге расскажу.
  - Давайте сначала сверху посмотрим, облёт совершим, - предложил Дракон.
  Рой спорить не стал, тем более, что на драконах не летал никогда и как вид транспорта их раньше тоже не рассматривал. Дракон протянул левое крыло по земле, а правым поддержал осторожно ступившего демиурга.
  - На шерсть не ступай, не вычистишь потом, - не сдержалась левая голова.
  - Цыц! - прикрикнула на неё правая, и вся компания поднялась к облакам.
  
  Глава 5
  Зима закончилась, весна отцвела, а лето пролетело, как всегда, стремительно и незаметно. В городе господствовала осень, красивая, немного печальная, но парадоксально привлекательная в своей меланхолии. Стены домов покрылись водной плёнкой, которая сделала заметными трещины на старых домах, придавая им благородство, которое может подарить только время. В кварталах типового строительства осенняя морось произвела неподкупную инвентаризацию строений. Всё, что было сделано наспех и без души превратилось в какие-то грязные сараи с проржавевшими балконами и облезлыми рамами окон. В новых районах было чисто, но как-то не по-настоящему. Казалось, что осень и новые дома - из разных измерений, случайно пересёкшихся здесь и сейчас. В новостройках всегда должно быть лето, иначе видно, какая здесь ненастоящая и недолговечная жизнь.
  Маша любила гулять по старому городу под моросящим дождём, особенно в безветренную погоду. Казалось, что сероватая влажная пелена отделяет её от повседневности, переносит в мир фантазий и мечтаний, а ей сейчас это было необходимо.
  Оказавшись внезапно дома, в уютном кресле, она не сразу осознала, что Сумасшедший Рыжий и его мир - это не сон, что она действительно повела себя в стрессовой ситуации как банальный обыватель, испугавшийся неизвестного хода событий.
  - Боже мой, какой стыд! - именно такие слова прозвучали в уютной тишине спальни, когда Маша поняла, что не спала, а побывала в одном из фантастических миров, созданных её мужем. - Какой позорный непрофессионализм! - продолжала ужасаться она ещё несколько минут.
  Затем случилось то, что обычно случается в самый неподходящий момент, а именно - раздался телефонный звонок:
  - Алло, - Маша сморщилась как от зубной боли, когда услышала в трубке голос одной из приятельниц. Были у неё такие подружки - болтушки, которые искренне считали, что обсуждение их проблем представляет для Маши интерес.
  - Ну, ты же психолог, - говорят они, - тебе же должно быть интересно!
  Маше каждый раз хотелось не просто сказать, а закричать во весь голос, что ей неинтересно, что ей совершенно наплевать, под каким соусом подают гадости друг другу две закадычные приятельницы, уже много лет изображающие нежнейшую дружбу. Однако правды ради нужно сказать, что зазвонивший телефон выдернул Машу из процесса самобичевания и вернул способность рассуждать здраво.
  - Привет, дорогая, - сказала Маша в трубку, - если за тобой не гонятся бандиты, то давай я тебе попозже перезвоню.
  И положила трубку, сразу же. Не дожидаясь, пока подружка раскрасит свою новость трагическими деталями, которые позволят ей заявить, что именно бандиты за ней и гонятся. Такая уж это была натура, с ней даже разругаться не удавалось, потому что стоило Маше заговорить более резко, как подружка исчезала на пару недель, а потом появлялась, как ни в чём не бывало.
  Тем не менее, этот короткий разговор вернул Маше способность рассуждать и действовать. Первым делом, она запретила себе думать о случившемся провале премьеры как о чём-то окончательном и непоправимом. Всё можно исправить, пока человек жив - так или примерно так звучал её лозунг на данный момент времени. Во-вторых, она исключила из списка переживаний вопрос о судьбе Роберта. И не в таких переделках бывал, так что выкрутится, ничего плохого с ним случиться не может. Почему? А ни почему, просто не может и всё. Без вариантов. Потому что это Роберт, талантливый и изобретательный Роберт Гаспарян, который всегда находит нестандартные ходы и необычные решения. Найдёт и в этот раз, надо только подождать, не мешать ему сомнениями и страхами. Маша по себе знала, как сложно сохранять уверенность в себе и своих силах, если рядом кто-то настроен на неудачу, поэтому старалась быть если не оптимисткой, то хотя бы не занудой.
  Так, что ещё? Ещё нужно пройтись по любимым улицам или совсем незнакомым местам. Пока не совсем понятно, какая именно прогулка вернёт равновесие душе и остроту уму. Главное - выйти на правильный путь.
  После такого самовнушения Мария и отправилась на прогулку по городу под ровно моросящим осенним дождём. Она старалась ни о чём не думать, просто смотрела по сторонам, подмечала необычные рисунки на фасадах, любовалась буйством зелени на некоторых подоконниках или придумывала судьбы людей, которые когда-то жили за стенами домов. Например, вот в этом небольшом особняке с колоннами на фасаде наверняка обитала когда-то дворянская семья. В семье была дочь, молодая барышня, а может, не одна, а две или даже три барышни. Сидели девицы возле окна, читали душещипательные романы, вышивали крестиком и бисером столешницы для столика в гостиной и болтали о пустяках, которые им самим казались очень важными. Сегодня только в музеях и встретишь вычурные столики в стиле рококо, на которых под стелом натянуты вышитые гладью или бисером затейливые рисунки.
  Под деревьями в парке напротив дома прохаживались молодые люди и тайком бросали взгляды на оконные занавески, потому что девицы были недурны собой, к тому же с богатым приданым. Наверняка, у одной из сестриц случился бурный роман с молодым морским офицером, бог весть как оказавшимся на скучном балу в конце зимнего сезона, и следили с замиранием сердца две другие сестры за счастьем, выпавшим на долю третьей. Старшая сестра завидовала, а младшая жарко шептала на ухо средней, что надо бежать, непременно бежать в дальние края с сердечным другом, пока папенька не прознал и не распорядился под замок посадить всех троих. Ещё самая младшая бегала передавать записки и искренне верила, что способствует торжеству любви.
  Теперь нет ни барышень, ни кавалеров, а есть только старый дом, в котором разместилась музыкальная школа, и деревья в парке. Возможно, эти старинные липы помнят свидания и вздохи в тени своих ветвей, потому что ничего не стоит выпрыгнуть из окна первого этажа в крепкие руки верного рыцаря.
  - Экая романтическая белиберда, - пробормотала Маша и отправилась к спортивному полю университета. Побродив минут десять по унылому асфальту беговой дорожки, она поняла, что душевное равновесие восстановлено, можно возвращаться домой и приступать к работе над ошибками.
  Дом встретил её ароматом свежесваренного кофе и запиской от мужа: "Задержусь. Всё О.К. Я!" Вот так вот просто - задержусь. Можно подумать, что он на работу отправился, а там вдруг аврал приключился. Впрочем, почему бы и так не посмотреть на ситуацию? Отложив записку, Маша поставила на стол печенье и кофейную пару, положила разноцветные фломастеры, карандаши и стопку белых листов. Вот теперь можно было приступать к самоанализу и анализу ситуации.
  Первое, что ей очень хотелось сделать, это прочесть Роберту лекцию о том, что пора уже и повзрослеть. Хоть немного. Ведь не мальчик уже, чтобы плюшевыми игрушками вдохновляться. Сначала изобрёл Зелёного Чёртика, теперь вот Сумасшедшего Рыжего, нетрудно представить, что и следующий мир получит в правители что-то несуразное и яркое. В этот момент под руку поднырнул Пиня и требовательно потёрся о локоть.
  - И ты тоже неправильного цвета, - сурово одёрнула его Маша, - коты должны быть серые или белые, в крайнем случае, чёрные, так что уйди и не мешай мне.
  Пиня фыркнул, решительно поднял хвост трубой и отправился в соседнее кресло.
  По цветовым предпочтениям и образам выходило, что её муж - человек, стремящийся к отношениям, основанным на доверии и честности, что он такой неподкупный и бескомпромиссный, герой, одним словом...но какое-то всё несерьёзное, что ли, ненастоящее. Никак нельзя говорить о мужестве и благородстве, когда видишь этот удивительный зелёный пятачок и грустные глаза Сумасшедшего Рыжего. Конечно, это ипостась внутреннего Роберта, но неужели нельзя самовыразиться посолиднее? "Впрочем, - подумала Маша, - я начинаю озвучивать шаблонные суждения".
  Ведь если разобраться в существе вопроса, то не может нормальный, обычный, уравновешенный человек быть демиургом. Дело даже не в том, что такому человеку в голову не придёт выйти за пределы известного мира, а в том, что ему это и не нужно. Вот в чём кроется принципиальная разница между творцом и обывателем. Не в навыках и талантах, хотя это и имеет значение, а в том, что одному нужны неизведанные острова, а другому хорошо на своём привычном месте и не хочется рисковать настоящим ради неизвестного будущего.
  Маша взяла в одну руку зелёный фломастер, в другую - красный и начала рисовать, что называется "с двух рук", по-македонски. Скоро на правом листе явственно можно было увидеть забавного хвостатого чёрта, на левом, с тщательно прорисованными деталями, обосновался Сумасшедший Рыжий собственной персоной.
  - Вот так, - удовлетворённо сказала Маша, отложила фломастеры и так же, в две руки, взяла по карандашу. Ненадолго задумавшись, она принялась писать то на одном листе, то на другом. Вырастали столбики слов, среди которых частенько попадались непонятные термины типа "сублимированная художественная чувствительность", "фрустрированность" и прочая психологическая казуистика.
  
  Крейцер любил осень. Ему нравилась пора золотых листопадов так же, как и затяжные беспросветные дожди. Всё-таки в душе он был художник и умел видеть прекрасное. Хорошее академическое образование позволяло ему, образно говоря, отдаляться от предмета и смотреть на него как бы извне. Согласитесь, что затяжной осенний дождь плох только тогда, когда с промокшими ногами, больной головой и скверным настроением вы вынуждены стоять на остановке общественного транспорта и терпеть соседство случайных попутчиков. Если посмотреть на тот же самый дождь из окна гостиной в загородном доме, когда в камине весело потрескивают дрова, а в руке бокал горячего глинтвейна с ароматными пряностями и цедрой лимона, то уныние природы вряд ли найдёт путь к вашей душе. Так что всё относительно, и Крейцер это прекрасно знал. Всё это он учитывал, когда готовил мероприятия по заказу клиентов компании "Мир развлечений".
  Ещё Фридрих Карлович очень любил японскую поэзию. Нет, кончено, не всю. И знатоком её он себя не считал, просто иногда слова старинных поэтов попадали настолько точно в настроение, что было в этом что-то волшебное, выходящее далеко за пределы обыденного. К таким вещам Крейцер был восприимчив и мастерство тонко чувствовал. Казалось бы, что можно сказать в трёх коротких строчках, не очень рифмованных к тому же? Какие глубины философской мысли можно спрятать, например, в таких словах:
  
  Бабочкой никогда
  Он уже не станет... Напрасно дрожит
  Червяк на осеннем ветру.
  
  Всем понятно, что это Басё. Кто же из образованных людей не знает хокку Мацуо Басё, легендарного Басё, сына самурая? Но больше прочих Крейцер любил и ценил не родоначальника жанра хокку, а того, кто был, можно сказать, последним в славной плеяде создателей этой эстетики - Ёсу Буссона.
  
   Я поднялся на холм,
  Полон грусти, - и что же:
  Там шиповник в цвету!
  
  Фридрих Карлович даже создал цикл иллюстраций в стиле хокку к небольшому сборнику этого автора. Впрочем, тонкости японской поэзии никакого отношения к делу не имели и никогда не использовались, так что эстетика страны Восходящего солнца была прихотью рациональной души Крейцера, оттенком её, так сказать, а не основной характеристикой.
  Психологической устойчивости Крейцера могли бы позавидовать профессиональные разведчики. Нужно сказать, что Фридрих Карлович никогда не впадал ни в длительный лиризм, ни в затяжную меланхолию. Пригубит напиток хандры и поставит бокал на край будней, вроде бы и есть она, эта хандра, и жизни в то же время не мешает. Так что, как и положено неординарной личности, был Крейцер многогранен и не всегда понятен для окружающих. Даже секретарша Леночка отчаялась разобраться в признаках того или иного настроения босса. После нескольких "попаданий не в такт" она избрала позицию "лакмусовой бумажки": сначала воспримет состояние души начальника, а потом уже своё оформит. И для неё безопаснее, и для него удобнее, потому что никаких скидок на человеческий фактор Крейцер не делал. Ни себе, ни другим по этому поводу поблажек не давал. На работе надо работать, а не грустить, страдать или, не дай бог, отношения выяснять. Если проблема вдруг какая-то возникла, возьми выходной, реши её и возвращайся в рабочем настроении. Тем более что начальником Фридрих Карлович, несмотря на жёсткость позиции, был всё же мудрым и понимающим, к тому же платил шикарно. Всё вместе это приводило если и не к любви, то, по крайней мере, к тому, что за место Леночка держалась крепко, а те, с кем Крейцер контактировал при организации своих услуг, работать с ним любили.
  Всё последнее время компания "Мир развлечений" занималась почти что рутинными заказами, никаких особых случаев не ожидалось, и Фридрих Карлович скучал. Конечно, это не была скука обывателя, который мается от безделья и дефицита фантазии, Крейцер мог бы повторить вслед за Фаустом: "Мне скучно, бес", если бы не адская гордыня, которая не позволяла ему сравнивать себя даже с вымышленными литературными героями.
  Возможно, именно поэтому так грызла душу мысль о неудаче в мире Зелёного Чёртика и несговорчивости его создателя. Очень хотелось придумать что-то, что заставило бы Роберта служить его замыслам. Метод прямого вторжения практически дважды провалился. По сути, знакомство с Сумасшедшим Рыжим тоже можно было смело причислять к провалу, как и столкновение с другим правителем, хоть и по иным причинам.
  В первый момент, когда Крейцер остался в старинном кабинете один, ему показалось, что можно что-то исправить, попробовать поговорить, поторговаться, если будет угодно, но после тщательного анализа ситуации он пришёл к выводу, что сделки не будет. Только силовой захват, только хитрость и изобретательность откроют ему дорогу в Холодный мир.
  - И где тут логика? - неожиданно для самого себя вслух сказал Крейцер. - Почему мир Холодный, если там тепло?
  Размышления о японской поэзии, осенней погоде и Холодном мире скрасили непривычно долгий из-за дорожных пробок путь Крейцера от дома до офиса. Леночка, при звуке открывающейся наружной двери метнулась к кофейному аппарату, не забыв смахнуть модный журнал в ящик стола, так что на работе Фридриха Карловича встретили порядок и правильная последовательность действий.
  - Добро утро, Леночка, - кивнул миролюбиво Крейцер, - есть что-нибудь срочное?
  - Здравствуйте, Фридрих Карлович, - Леночка по обертонам голоса начальника поняла, что сегодня настроение нейтральное с уклоном в положительную сторону, - ничего срочного нет, все заявки обработаны, а новых не поступало. Ваш кофе, - она поставила чашку с блюдцем на маленький серебряный подносик, добавила вазочку с крохотными печеньями и отнесла всё в кабинет.
  - Хорошо, я на месте, спасибо, - произнёс Крейцер и скрылся за дверью.
  Сегодня в его намерения входили два серьёзных дела: поиск креативной идеи для бизнеса и примерные намётки по "делу Роберта".
  - Нуте-с, с чего начнём? - спросил Фридрих Карлович у своего отражения. Настроение у него было на удивление хорошее, вопреки грызущему изнутри уязвлённому самолюбию. Вероятно, душевное равновесие стало следствием такого простого действия, как составление плана. Крейцер с давних пор имел привычку составлять планы, как на текущий день, так и на долгосрочную перспективу. Рабом своего расписания он не был, но правомерно считал, что планирование избавляет его от пустых трат времени и ненужной суеты. Вот эта глубоко укоренившаяся привычка и позволила посмотреть на проблемы психологического плана, возникшие из-за неудач с очередным демиургом, как на пункт в списке задач. Включились рабочие механизмы в голове, отодвинули эмоции в сторону, как несущественные детали, и принялись искать решение поставленной задачи.
  - Итак, что мы имеем, - директор взял лист бумаги и разделил его на несколько секторов. В одном написал слово возможности, в другом - сложности, в третьем сегменте появилось слово бонусы, последний, четвёртый, посвящался затратам. Специалисты по стратегическому планированию сразу признали бы в появившемся рисунке алгоритм матрицы БКГ, очень эффективный для предварительного анализа маркетинговый инструмент.
  Крейцер, проделав подготовительные работы, пришёл в великолепное состояние духа, потёр в предвкушении удачи руки, подмигнул своему отражению в зеркале и сказал:
  - Ну что ж, приступим!
  
  Глава 6
   В мире Зелёного Чёртика действительно всё было в полном порядке. Откровенно говоря, Рой даже немного огорчился оттого, что без него жизнь продолжается, но он быстро вытряхнул из головы мелочное чувство досады и поставил вместо этого себе "пять с плюсом" за хорошее начало.
  - Так ты говоришь, - продолжил он содержательную беседу со средней головой дракона, - что размеров этого мира вам так и не удалось установить?
  - Нет, не удалось, - подтвердила Средняя. - Мы однажды почти месяц путешествовали и всё время на закат двигались, а так и не добрались никуда.
  - Как это - "не добрались"? А куда вы стремились-то? - Рой вполне искренне заинтересовался пространственно-временными параметрами созданного мира. Не нужно говорить, что никаких характеристик у него и близко в голове не было, когда он в акт творения погружался. Теперь вот поди разберись, где здесь что и как устроено.
  - На закат, значит, - подумал он вслух, - может, надо было на восход ориентироваться?
  - Да?- как-то подозрительно ядовито спросил Зелёный Чёртик, - на восход? А лететь мы в темноте должны? Ночью? Когда ничего не видно?
  - Да, - загудели сразу три головы, - не видно, точно, совсем ничего...
  - Что, ни луна, ни звёзды, что ли, не светят? - Рой посмотрел на правителя и его гвардейца, когда те недоуменно переглянулись. Первым ответил правитель, и Рой тут же вспомнил, что наделили его в своём полном беспамятстве скверным характером. Честно говоря, на волне радости от встречи кое-какие черты личности Зелёного Чёртика как-то отошли на второй план, а вот тут вернулись на первый. Правитель стремительно взлетел на среднюю голову дракона, подпёр бока лапками и сурово спросил:
  - А ты создал здесь эти самые луну и звёзды? Они, по-твоему, должны были по щучьему веленью на небе образоваться, а?
  Рой не нашёлся с ответом, поэтому ему пришлось добрых десять минут выслушивать жалобы на неудобство жизни без ночных светил. В образовавшуюся как-то паузу он успел вставить вопрос "Может, по ночам все спят?", но лучше бы он этого не делал. Ещё десять минут его вводили в подробности ночной жизни обитателей мира с душераздирающими подробностями.
  - И ничего нельзя сделать с этим, - сокрушался Чёртик, - просто беда.
  Рой задумался. Космогония не была его коньком, причём он мало интересовался как мифами о сотворении мира, так и звёздной космогонией, изучающей происхождение Вселенной и космических тел. По всему выходило, что решение этой неожиданной проблемы придётся искать без помощи науки и религии.
  - Может, фонари везде поставить? - неуверенно предложил он, за что тут же подвергся безудержной критике и осмеянию со стороны правителя.
  - Да, ты давай ещё по лампочке каждому обитателю вкрути, - язвительно подытожил Зелёный Чёртик, и после небольшой паузы почти шёпотом добавил, - сам знаешь куда.
  Рой хмыкнул от неожиданности, а потом не сдержался и расхохотался почти до слёз.
  - Смешно ему! - тут же взвился правитель. - Ему, видите ли, смешно!
  - Ну, ты только представь себя с лампочкой на хвосте, - и Рой опять согнулся пополам от хохота.
  Дракон смущённо прикрыл три пары сиреневых глаз, а чёртик подозрительно уставился на свой хвост, провёл для уверенности по нему лапкой и, на всякий случай, больше его из лап не выпускал, ожидая, пока демиург справится с приступом веселья. Мало ли что он может натворить.
  - Ну, ладно, друзья мои, с этой проблемой я как-нибудь разберусь, - сказал, наконец, Рой, на что тут же получил ответную реплику:
  - А не надо "как-нибудь"! Ты хорошо сделай! - правитель готов был отстаивать права мира как свои собственные.
  - Сделаю, - согласился Рой, - уже сделал. Не будет у вас больше по ночам темно.
  - А как будет? - не унимался правитель. - Нам светло не надо. Мы по ночам спать хотим.
  - Тьфу ты, - в сердцах подосадовал Рой, - не угодишь на тебя. Не будет у вас светло. Спи в темноте. Ночное зрение у тебя и у дракона теперь разовьётся, будете видеть при необходимости.
  - А..а, - Зелёный Чёртик смешно запыхтел, все ещё не в силах расстаться с волной недовольства, но не найдя, к чему придраться, махнул лапкой и утихомирился.
  - Это хорошо, - согласился дракон, - а то мы всё время или за верхушки деревьев цепляемся или на облака натыкаемся, а они сердятся.
  - Стоп, - скомандовал Рой, - кто сердится? Облака?
  - Ну, да, - кивнула Правая голова.
  - И деревья тоже, - добавила Левая, - каждый раз говорят, что "это в последний раз, в другой раз прямо по животу пройдусь".
  - А ты бы как реагировала, если тебе среди сна по макушке съездить? Понятно, что сердятся, - Средняя голова внесла окончательную сумятицу в картину мира, - только ведь они пугают,- продолжила она, - никого ж ни разу не покалечили. Они скорее себе ветки обломают, чем нас тронут, они же добрые.
  - Вот тебе и раз, - проговорил Рой, - добрые деревья. Идиллия просто какая-то. Это я про друидов в детстве перечитал, - он обвёл взглядом окрестности, - вообще у вас тут мир позитива получился. Мне нравится.
  - Да нам тоже нравится, - подхватил правитель, - мы ведь чего тебя ждали-то...
  - Вы меня ждали?
  -Ну, ждали, да - драконий хор убедительно поддакнул.
  Правитель тоже окинул даль пристальным взглядом и почему-то вздохнул:
  - Мы тебя ждали, потому что сказать спасибо хотели.
  Брови у Роя нарисовались "домиком", но внутри что-то дрогнуло и растаяло. Сделалось так приятно, словно родной человек по голове погладил и похвалил. Невольно он заулыбался, смутился и почти покраснел, но честно признался себе, что очень не хватало ему в повседневной жизни такого вот одобрения. Искреннего, некорыстного, даже немного незаслуженного, что ли...
  
  
  Маша сняла трубку телефонного аппарата и набрала номер. Услышав ответное "Аллё", она решительно начала:
  - Кораблёв, ты должен мне помочь...
  - Уммм...Мусик...Привет! Всегда рад!
  - Нет, - внезапно и всё так же решительно ответила Маша, - я передумала, и ты мне ничего не должен. Спасибо, что ответил. Пока!
  Сергей, слегка ошарашенный, подержал телефон в руке, пожал плечами, но перезванивать не стал. Мало ли что может прийти в голову женщине, когда она настроена на решительные действия. Здесь главное - не попасть под раздачу, под основной, так сказать, залп активности. Надо отсидеться в окопе, не высовываясь, а уж потом разгребать, если что не то наворотит, а в этом случае ему даже разгребать не придётся.
  - Ты, Гаспарян, похоже, попал, - произнёс Кораблёв, прежде чем положить аппарат на место.
  Жажда немедленных действий не покидала Машу, поэтому, забраковав внезапно старого друга, она лихорадочно принялась искать другие варианты.
  - А! - как-то хищно воскликнула она и кинулась к сумочке, вытащила старомодную записную книжку и открыла её на букве "К". - Лев Александрович! Здравствуйте, дорогой!
  Психика человека - субстанция тонкая и деликатная, никто не может убедительно ответить на вопрос, почему ему кто-то нравится, а кто-то наоборот, вызывает безотчётное раздражение, даже если делает всё правильно. Так что нет ничего удивительного в том, что Мария Гаспарян почувствовала непостижимое облегчение, услышав слегка хрипловатый голос старого следователя:
  - Как Вы поживаете, Лев Александрович? Здоровы ли? - Маше не терпелось перейти к своему делу, но правила хорошего тона и просто человеческая симпатия требовали церемоний.
  - Да в порядке я, Машенька, - шутливо отмахнулся Карташов, - случилось-то чего?
  Мария Фёдоровна Гаспарян, практикующий и весьма успешный психолог, от этого простого вопроса покраснела и смутилась. Она поставила себе жирный "ноль" по шкале, в которой эта отметка означает, что ученик не только ничего не знает по предмету, но и не стремится узнать. "Позор тебе, госпожа доктор, только сеппуку смоет это пятно с твоей чести", - Маша резко одёрнула разгулявшуюся фантазию, которая услужливо нарисовала разные виды совершения ритуального самоубийства, и вздохнула в трубку:
  - Ну, если я Вам скажу, что просто соскучилась, то Вы ведь мне не поверите, Лев Александрович.
  - Нет, Машенька, не поверю, - не стал кокетничать старый следователь, - а поверю, если ты скажешь, что соскучилась и не прочь поболтать со мной о...- далее Карташов сделал многозначительную паузу, давая возможность собеседнице заполнить пробел.
  - Лев Александрович, он опять исчез, а я наделал глупостей, - решительно доложила Маша обстановку.
  - Эвона как, - раздалось в трубке, - и как давно?
  - Пару дней, - после осознания срока в два дня Маше показалось, что больше ни одного часа она не сможет находиться один на один со своей глупостью и непрофессионализмом.
  - Вы понимаете, - судорожно всхлипнула она, - я оказалась совершенно не готова к этому. А он меня даже не предупредил! Просто сразу раз - и уже надо что-то делать, а он смешной и ненастоящий... как тут всерьёз воспримешь...и ещё рыжий...вот я и засмеялась...
  - Мда, Машенька, - терпеливо выслушав поток эмоций, начал Лев Александрович, - вопрос...Давай-ка я к тебе подъеду через часик, и мы всё обсудим. Идёт?
  - Идёт, - Маша вытерла слезу, прокравшуюся тайными тропами на щеку, и, поблагодарив, положила трубку.
  - И чего было сразу не позвонить? - спросила она у своего отражения, но оно лишь пожало плечами ей вслед.
  Все мысли нужно было немедленно выкинуть из головы, поскольку предстояла встреча, а как хорошо известно каждой хозяйке, как бы идеально не была убрана квартира, а перед неожиданным визитом всегда найдётся, чем заняться. Вот Маша и погрузилась в раздумья о том, чем бы угодить Льву Александровичу и себя не сильно обременить кулинарными хлопотами. Поскольку Роберт бродил по неизведанным просторам непонятно чего, то и холодильник стоял практически пустой, что, безусловно, осложняло задачу. Но мы не привыкли отступать, как утверждал бодрячок советских времён из тележурнала "Фитиль", так что из обычного набора продуктов был быстро приготовлен загадочный омлет, который Маша про себя назвала почему-то "Пилигрим". К приходу Карташова раскиданные на креслах и диване вещи исчезли в недрах "внешней комнаты", а Пине был, в очередной раз, проведён инструктаж по хорошему поведению котов. Кот терпел лекцию ровно до фразы "И не вздумай нагадить в ботинки", после каковой демонстративно удалился, оскорблённый до глубины своей кошачьей души.
  Лев Александрович был пунктуален, и ровно через час булькнул дверной колокольчик. Роберт заменил обычный дверной звонок на загадочное устройство, которое определяло намерения гостя, степень опасности, если таковая имелась, и ещё это изобретение могло действовать по своему усмотрению. Например, если оно считало, что пускать этого гостя не надо ни в коем случае, то оно и не пускало. Блокировало дверь и создавало звукоизолирующую полосу: можно было биться в дверь хоть головой, хоть ногами, а внутри сохранялись тишина и покой.
  Были с этим изобретением и смешные случаи. Поскольку автором и хозяином нового замка-звонка был Роберт, то именно его оценка гостя легла в основу алгоритма работа. Из одного случая Маша выяснила, что не все изобретения мужа одинаково полезны для неё лично. Дело было так.
  Клининговая служба, которая обслуживала парадные их дома, требовала, чтобы работники подписывали у кого-нибудь из жильцов что-то вроде акта выполненных работ. Вот уборщики и ходили по квартирам в поисках того, кто поставит подпись на бумажке. Маша работала по скользящему графику и часто бывала дома, так что была в числе первых, к кому в дверь стучали с этой невинной просьбой. И просьба понятная, и Маше нетрудно, но Роберт категорически считал эту практику порочной и каждый раз раздражался, словно посягали на его личную свободу.
  В один из дней новое дверное чудо издало какой-то скрежещущий звук, ясно дав понять, что ничего хорошего за входной дверью нет. Взглянув на монитор, Маша увидела виновато улыбающееся лицо с ручкой и бумагой.
  - Кто это? - окликнул из гостиной Роберт.
  - Уборка лестниц, - откликнулась Маша, - подписать просят, что работу выполнили, - и взялась за ручку, чтобы открыть дверь. Дверь не открылась.
  Растерянно подёргав ручку и покрутив замок, Маша попыталась ответить ожидавшему её человеку через домофон. Однако домофон тоже вышел из строя и даже на звонок снаружи не издавал никаких звуков.
  - Роберт, дверь заело, помоги.
  - Не помогу, - невозмутимо заявил муж.
  - Как? - от неожиданности Маше показалось, что она ослышалась.
  - Не помогу, сто раз говорил, чтобы не ходили сюда. Пусть со своим начальством разбираются. Если им нужен контроль качества, пусть ходят и проверяют, а не меня дёргают.
  - Ну, тебя они, положим, и не дёргают...
  -Они мне мешают, - безапелляционно заявил Роберт.
  -Как-то всё равно неудобно...
  - Удобно.
  - Зануда. И что теперь?
  - Дверь не открывается? Не открывается. Значит, и вопросов никаких.
  Маша хорошо знала, что если Роберт "встал на тропу войны", заставить его сойти с неё практически невозможно, пока он не утолит жажду крови, поэтому она не стала усугублять ситуацию, тем более, что она того не стоила.
  
  На Карташова чудо-звонок отреагировал вполне дружелюбно и сработал по первому требованию.
  Лев Александрович не спеша разделся, сунул ноги в удобные мягкие шлёпанцы и торжественно преподнёс хозяйке коробочку с пирожными.
  - Ну, что вы, Лев Александрович! Зачем это? - смущённо благодарила Мария Фёдоровна.
  - Как это - зачем? - Карташов лукаво прищурился. - Разве вы не знаете, что женщин надо баловать? Или вы меня совсем в утиль списали и мужчиной не считаете?
  На этом приветствия и закончились.
  - Ну, Машенька, - сказал Лев Александрович, - что интересного мне расскажешь? И пахнет у тебя с кухни неплохо. Чайком-то, небось, напоишь?
  Эти простые действия и слова оказали на Машу магическое влияние. Сразу стало тепло на душе, спокойно, возникла уверенность, что ничего плохого случиться просто не может.
  - Проходите, пожалуйста, - театрально вздохнув, Маша пропустила старого следователя за стол, - за чаем и пожалуюсь.
  
  Глава 7
  
  Для Крейцера рабочий день выдался на удивление спокойным. Никто не отрывал его от проработки стратегий, не приставал с нелепыми вопросами и пожеланиями, одним словом, клиенты сегодня не ломились в дверь "Мира развлечений". Леночка дважды принесла кофе и отпросилась часа в три по делам. Фридрих Карлович не возражал, он просто отключил офисный телефон и запер входную дверь на ключ.
  Во время творческих поисков Крейцер прогуливался по кабинету и разговаривал с воображаемым собеседником. Когда-то, будучи студентом, он получал не только удовольствие, но и вдохновение, представляя беседы с великими мастерами прошлого. Особенно помогал диалог с художником, когда нужно было создать копию какой-нибудь работы прославленного мастера. Этим Крейцер занимался и в студенческие годы, не гнушался делать копии на заказ и по окончании Академии.
  Сегодня он с благодарностью вспоминал те голодные студенческие годы, которые научили его кропотливо, но очень быстро трудиться, погружаясь в мельчайшие детали. Ведь для копииста несущественных мелочей быть не может. Это создатель волен тут мазочек небрежно сделать, там растушевочкой пренебречь. Если маститый и признанный автор, то сочтут за игры гения, а если начинающий - то можно приписать исканиям своего почерка. А вот тот, кто делает копию произведения, не может себе позволить никаких вольностей.
  Немецкие тщательность исполнения и педантичность позволяли Фридриху Крейцеру проводить за работой сутки напролёт и не утрачивать интереса к предмету. В эти моменты он как бы отключался от самого себя, а становился немножко автором картины, стоявшей на мольберте. Так что беседы с соавторами были старой доброй традицией, помогавшей установить контакт и наладить взаимодействие.
  Вот и сейчас Фридрих Карлович достал из шкафа дорогие винные бокалы, поставил на стол бутылку красного вина и приступил к таинству "сонастройки". Так он называл процесс погружения в мотивы и причины тех или иных действий интересующего его человека.
  - Нуте-с, уважаемый Роберт Николаевич, - начал Крейцер свой диалог с воображаемым собеседником, - и что мы с вами будем делать?
  Роберт Николаевич, разумеется, ничего не ответил, потому как был не в курсе происходящего.
  - Вы решительно не хотите не только идти мне навстречу, но не хотите даже рассматривать вариант сотрудничества, - Крейцер пригубил вино, посмаковал его, прежде чем проглотить, и дополнил вкус виноградинкой, - при таких исходных данных мы можем только ...- тут Фридрих Карлович задумался. Он каким-то седьмым чувством понимал, что враждовать ему с Гаспаряном не с руки, но что делать, было неясно. Нужно придумать необычный ход, что-то такое, что заставит Роберта стать покладистым. - При таких исходных данных мы можем сотрудничать лишь в том случае, если вы, Роберт Николаевич, осознаете, что без меня хуже, чем со мной. Вот так! Или...или возникнет ситуация, в которой я смогу быть вам полезным, причём желательно, чтобы только я и мог быть полезным.
  Крейцер выпил свой бокал, отсалютовав воображаемому собеседнику, и продолжил:
  - А для того, чтобы вы осознали преимущества тандема и пошли на компромиссы, нужно заставить вас понять, что есть что-то, что разумнее доверить кому-то, кто лучше вас разбирается в существе вопроса. И что это может быть? - Фридрих Карлович склонился над своими разлинованными листами и ненадолго задумался, выпрямился и закончил фразу, выпив бокал виртуального собеседника, - это непременно должно быть что-то, что вы очень цените. А цените вы, вне всяких сомнений, свою супругу Марию Фёдоровну. Ради неё, собственно, и живёте, творите, дышите. Значит, что нужно сделать?
  В этом месте своего монолога Крейцер остановился у окна и посмотрел на небо. Осеннее, хмурое, готовое в любую минуту заплакать дождём небо не внушало бодрости и оптимизма. Фридрих Карлович, как уже было сказано ранее, был натурой творческой, несмотря на практичность, и, следовательно, чутко воспринимал мир.
  Погрузившись в изучение низких туч, Крейцер представил, что будет чувствовать Роберт, если его мир вдруг покачнётся и даст трещину, что будет, если однажды он вернётся из своей командировки, а дома его никто не ждёт.
  С ним, с Крейцером, такое было. Он очень легко вспомнил не только боль и опустошённость, но и то, что жить, а уже тем более творить, ему не хотелось очень долго. Он даже думал тогда, что навсегда излечился от соблазнов творчества. На деле оказалось, что именно творчество его и спасло.
  С внутренней дрожью вспомнил Фридрих Карлович историю своих отношений с Эммой. Тогда она ещё не была Эммой Павловной, а звали её просто Эммой, и она сразу покорила его сердце удивлённым и как будто растерянным взглядом. Полная доверчивость, которую он сначала принял за распущенность, была последней каплей, переполнившей его никого не любившее сердце.
  Крейцер влюбился и отдался этому чувству целиком и полностью, так же, как отдавался всему, что делал. Но кому нужны в наш рациональный век целеустремлённые романтики? И не говорите мне, что романтики двигают землю. Они её, может, и двигают, но вот плоды их усилий пожинает кто-то другой, так что это ещё "бабушка надвое сказала", что с таким человеком жить легко. Хлеб насущный, между прочим, каждый день нужен, а свет далёких звёзд очень быстро утомляет, если в животе пусто. Так что не сложилось у них с Эммой...
  Фридрих Карлович сердито повёл плечом, словно отталкивая болезненные воспоминания, и вернулся к разлинованным листам на столе.
  
  
  - Вот так я и оказался здесь, - такими словами Рой закончил рассказ о своём приключении. - Ну, что скажешь, мой мудрый друг?
  Чёртик почесал кончик левого уха, склонив голову набок, потом осмотрел окрестности, вычистил несуществующие травинки из кисточки на хвосте. В задумчивости обошёл дракона и снова уселся на высокий пенёк возле демиурга.
  - Мда..., - наконец произнёс он, - мне бы такое и в голову не пришло, - после этой немудрёной фразы он опять принялся чесать ухо.
  - Блохи? - насмешливо спросил Рой.
  Услышав такое, правитель даже подпрыгнул от возмущения. Прежде чем Чёртик разразился тирадой, Рой успел миролюбиво добавить:
  - Да пошутил я, пошутил. Просто ты вместо того, чтобы дать мне умный совет, себя в порядок решил привести. Я ж на самом деле тебя, как опытного правителя спрашиваю, не прикалываюсь. Что делать-то?
  - Вот до чего дожили! - правитель не на шутку разволновался. - Живёшь тут себе, выполняешь заветы великого демиурга, поклоняешься ему как непогрешимому гаранту истины, а он приходит и спрашивает, что ему делать?! - Зелёный Чёртик забрался между ушами средней головы Дракона и пафосно воскликнул, - Тут же рушатся основы мироздания! Основа бытия, так сказать, под угрозой!
  После такого заявления он отчего-то рассердился, дёрнул Среднюю за ухо и проворчал:
  - Ну, спускай меня уже, высказался. Теперь думать будем.
  Правитель, дракон и Рой сели в кружок и принялись думать. Каждый вкладывал в понимание этого процесса что-то своё. Так Зелёный Чёртик, например, считал своим долгом хмурить лоб и активно шевелить бровями. Видимо, в его представлении, такие действия должны были способствовать лучшей работы мысли. Рой мечтательно смотрел вдаль и, честно говоря, вообще ни о чём не думал. Он наслаждался видом расстилавшейся перед ним долины и удивительным ощущением покоя, который, казалось, лился прямо с неба. Активнее же всех мыслительный процесс выглядел у Дракона, что, впрочем, совершенно понятно, потому что у него думали три головы, и каждая имела свой взгляд на проблему и вариант решения оной. Головы сначала шушукались между собой, а потом мирные переговоры переросли в коммунальную кухонную ссору со всем её атрибутами.
  - Что ты глупости говоришь? - раздражённо и довольно громко выкрикнула вдруг Средняя голова.
  - Почему это как я, так сразу и глупости, - не уступила позиций Младшая. - Что вы меня всё за дуру-то держите?
  Старшая не удержалась и хихикнула.
  - Что? - взвилась Младшая. - Хочешь сказать, что такая и есть? Да?
  Её возмущение было настолько велико, что даже скепсис двух старших не смог укротить воинственно вздыбившегося хвоста дракона.
  - О чём спорите-то? - Рой очнулся и с интересом прислушивался к перепалке.
  - Да вот Младшенькая решение для правителя Холодного мира нашла, - ответила Старшая.
  - Думает, что нашла, - ворчливо вставила Средняя, - и не для правителя вовсе, а просто вариант компенсации.
  - Да? Интересно послушать, что именно, - Зелёный Чёртик вовсе не выглядел удивлённым. Рой для себя отметил, что правитель, похоже, действительно допускает, что Младшая может что-то дельное сказать. - Излагай!
  Младшая голова засмущалась, сиреневые глаза, окружённые ореолом пушистых ресниц, уставились в землю, а голос почти задрожал от волнения. Прошелестев что-то невнятное, она окончательно смешалась и расстроилась.
  - Не понял, - правитель демонстративно приложил лапку к мохнатому уху.
  Уловив нотки раздражения в голосе Зелёного Чёртика и услышав насмешливое гудение двух других головы, Младшая ещё что-то пискнула и спряталась под крыло. Рой с искренним изумлением наблюдал за развитием событий и вмешиваться не собирался. Ему было безумно интересно наблюдать за тем, как ищут решения непростых проблем в мире, где всё довольно неплохо устроилось.
  Чёртик досадливо махнул лапкой и потребовал, чтобы ему немедленно объяснили, что именно предложила романтическая Младшая.
  - Ну, вечно она что-нибудь напридумывает, - попыталась отмахнуться Средняя, - мы и не понимаем иногда, что она толкует.
  - Я не прошу вас понимать, - сурово заявил правитель, - я прошу мне изложить её идею.
  - Мы толком не поняли, - сдалась Старшая, - она сказала, что надо создать ... этого...как его...- правое крыло дракона поднялось вверх и защёлкало когтями.
   - Антидопа какого-то, - прогудела Средняя.
  - Антипода, - пискнула из-под крыла снизу Младшая.
  - Да, точно, антипода правителю с другим набором качеств.
  - Тогда будет баланс, - опять донеслось снизу.
  Чёртик удовлетворённо хмыкнул, на минутку задумался, а потом решительно спросил у Роя:
  - Ты можешь создать Антипода?
  - Могу, наверно. Надо попробовать, если ты считаешь, что это действительно хорошая идея, - Рой и сам уже понял, что идея гениальная, но не хотел лишать Младшенькую заслуженных похвал.
  - Какая хорошая! - воскликнул правитель. - Идея просто колоссальная! Абсолютная, я бы сказал, идея! И не сомневайся! Твори!
  Рой заметил, как правитель незаметно косится в сторону крыла, под которым спряталась Младшая голова.
  - Ты сам подумай, - продолжал Чёртик, - какие возможности даёт такой тандем сущностей. Они же будут уравновешивать и дополнять друг друга, это - во-первых, во-вторых, всегда и всё станут оценивать с двух, как минимум, сторон. А раз они разные сущности, то нет опасности, что один подавит другого. И даже если подавит, то только на время, потому что второй всегда остаётся самостоятельным.
  - Думаешь? - Рой с удовольствием включился в игру.
  - Не думаю, а уверен! Пользуйся, пока мы добрые!
  Младшая голова уже полностью вынырнула из-под крыла и как бы не слушала разговор, а чистила шерсть на хвосте. Рой вспомнил почему-то торжественную обстановку, в которой по итогам школьных олимпиад или состязаний победителю вручали грамоту или кубок. Весь класс радовался и аплодировал герою дня, а учителя не вызывали в этот день к доске.
  - Ух, ты! - раздалось внезапно прямо возле уха. - Никак не могу привыкнуть к твоим выдумкам! Здорово! - Зелёный Чёртик подпрыгивал на плече, чувствительно царапая кожу под тонкой тканью.
  Гудение реактивного двигателя вторило восторгам правителя. Только теперь Рой догадался взглянуть на небо и увидел торжественную церемонию вручения награды за сообразительность в исполнении облаков-фантомов. В последний момент он успел подумать, что медаль могла бы быть и настоящей. Он даже не удивился, когда фантом в образе солидного медведя-сладкоежки повесил на шею Младшей головы самую настоящую медаль с надписью "За помощь в мироздании".
  Облако- медведь взмыло вверх, утратило форму и слилось с остальными.
  - Я теперь тоже буду награды вручать, - возбуждённо стрекотал правитель, - ведь это же очень правильно, когда все знают, какой ты молодец!
  - А за что ты награждать собираешься? - поинтересовался Рой.
  - Как за что? За заслуги!
  - Какие, например?
  - Ну, какие... - последовала долгая пауза, - какие заслуги, - Чёртик думал долго и старательно, но ничего путного выдумать не смог. От этого он расстроился, а потом и вовсе рассердился. - Я просто буду награды давать! Просто за то, что мои подданные хорошие! И всё! Разве этого мало?
  - Нет, этого достаточно, тут ты прав, - согласился демиург, - только много тогда медалей надо будет.
  - Не медалей, а наград, - поправил правитель, - я буду давать награды, потому что медали не очень-то нужны большинству.
  - Не понял, - удивился Рой, - чем медаль не награда?
  - Ну, ты сам посуди, - начал рассуждать мудрый правитель, - вот, например, сладкоежки, им зачем медаль? А бочонок мёда очень неплохой наградой может быть, ведь так? Или, скажем, наш Дракон. Ему сколько медалей надо выдать?
  - Три, конечно, - сразу же ответил Рой.
  - Почему три? Ты только что видел, как полезный совет дала Младшенькая, а старшие вообще над ней посмеивались. И что? Твои же облака только одну медаль организовали!
  После этого комментария стало очевидно, что трудности в данном вопросе имеются.
  - Вот я и говорю, - размышлял правитель, - что буду такие награды давать, которые полезны и для чего-нибудь пригодны, а не просто...
  - А не просто медалька на бантике, - закончил недосказанную мысль демиург.
  Правитель как-то вскользь взглянул на Младшенькую и смутился:
  - Я не это имел ввиду.
  - Да, ладно, - примирительно улыбнулся Рой, - примерно это ты и хотел сказать, да вовремя остановился. Конечно, в некотором смысле ты прав, поскольку нет здесь у вас развитой иерархической системы, так что и знаки отличия не особенно нужны. Но, с другой стороны, - Рой подставил рукав и подождал, пока чёртик переместится к нему на плечо, - но с другой стороны, - продолжил он, - посмотри на Младшенькую и скажи, что медаль для неё ничего не значит.
  Правитель подозрительно уставился на дракона. Тот сидел на лужайке и вёл между собой беседу:
  - Как думаешь, - спрашивала Средняя, - мы теперь должны считать Младшую авторитетом или как всегда будет?
  - Я не знаю, - гудела Старшая, - она ж не перестала Младшей быть только от того, что на шее что-то болтается.
  - Нет, не перестала, - согласилась Средняя, - только у неё есть как бы подтверждение того, что она умная.
  - Ну, и что? Если честно, то мы её дурой и не считали никогда. Скорее - странной временами, так это не страшно, пусть будет. И ты что так распереживалась? Может, тоже хочешь медаль?
  После таких бестактных предположений Средняя голова сурово прервала разговор и уставилась в небо.
  - Быть дождю, - неожиданно заявила она.
  - С чего бы? - хмыкнула Старшая.
  - А вот увидишь, - убеждённо ответила Средняя и от разъяснений уклонилась.
  
  
  В Холодном мире было тихо. Не шелестели листья на деревьях, облака в небе стояли неподвижно и днём и ночью. Кажется, даже небесные светила замерли на своих местах и устроили вечные сумерки. Это бываеь, когда солнце ещё не село окончательно, но луна уже заметна на небосклоне. Короче, весь мир выражал смятение в душе своего правителя.
  Рыжий уже сто раз обсудил с собой сложившуюся ситуацию, но никакого выхода из неё не нашёл. Трудность заключалась ещё и в том, что он совершенно не понимал, что он может сделать, а чего не может ни при каких обстоятельствах. Практики не хватало, опыта и, как это ни странно, не хватало кого-то, с кем можно поделиться мыслями по поводу.
  Вот это последнее обстоятельство сильно тревожило Рыжего, потому что шло вразрез с его концепцией идеального мира. Наличие абсолютно любого разумного существа, кроме него самого, вызывало в правителе стойкую убеждённость, что из-за этого всё будет "не так". Если бы кому-то пришло в голову спросить: "А что же именно будет не так?", правитель затруднился бы ответить, но убеждений своих не поменял. Он, что называется, "нутром чуял", что любой "другой" - это опасность покою и гармонии.
  Нервно пробежав очередной круг по своему роскошному старинному кабинету, Рыжий становился напротив зеркала. Он внимательно изучил своё отражение, причём было видно, что он явно остался доволен увиденным. Небольшой аккуратный чубчик, похожий на чёлку, соразмерные телу конечности, крупные выразительные глаза. "Ушки у меня аккуратные, в самый раз к такой голове", - мысль отразилась в зеркальной глубине.
  Услышав подавленный смешок, правитель Холодного мира нахмурился:
  - Ну, где ты там? - спросил он у своего отражения.
  - Да где же мне быть, - донеслось откуда-то издалека, - здесь я, стараюсь не мешать тебе любоваться своим величеством.
  Иронию голос даже не пытался скрыть, так что Рыжий тут же почувствовал себя уязвлённым. Он вздёрнул нос-хоботок кверху и отошёл от зеркала.
  - Между прочим, - сказал он через пару минут, - сарказм и ирония портят характер.
  Зеркало молчало.
  - Тот, кто готов иронизировать по поводу всего на свете, очень быстро утрачивает чувство такта и душевную чуткость.
  Ни звука не последовало в ответ.
  - Кроме того, твоим мнением вообще никто не интересуется! - после такого взрыва эмоций правитель вылетел из кабинета и отправился бродить по широким каменным стенам своего замка.
  Безмолвные герольды, горнисты, воины в доспехах заполняли полутёмные ниши в башнях. Они исчезали сразу же, стоило попытаться внимательно всмотреться в детали. Это было похоже на звёзды, которые видишь боковым зрением, когда не смотришь на них, а стоит перевести взгляд, как увидеть объект становится невозможно. Так что прогулку Рыжему никто не портил и одиночество никто не нарушал.
  Закончив обход, правитель устроился на широкой скамье, покрытой пушистым ковром, и стал смотреть вдаль. Поскольку никаких изменений открывающийся вид не имел, то это дело правителю довольно быстро наскучило. Он начал ёрзать, зевать и делать вид, что всё замечательно и ему ничуть не надоело статичное однообразие.
  - Собственно, что такое - демиург? - спросил Рыжий у окружающего мира, и сам себе ответил, - Демиург - это не что иное, как творческий потенциал. Так? Так. Значит, ничто не мешает мне стать таким демиургом, потому что я тоже могу творить.
  Почувствовав какую-то смутную тревогу, Рыжий осмотрелся вокруг, взглянул в небо, но ничто не изменилось. Гром, как говориться, не грянул, но на всякий случай, правитель уточнил:
  - В своём-то мире я могу быть демиургом? Это же не противоречит основам мироздания?
  Поскольку никакой ответной реакции по-прежнему ни откуда не поступило, то он на этом и остановился.
  - Что ж, попробуем...
  
  Глава 8
  В городе наступил декабрь. Календарь настаивал на зиме, но погода этому не соответствовала: вместо снега шёл дождь, газоны зеленели бодрой травой и даже утки в городских прудах плавали по-прежнему. Промокшие дома выглядели уныло, хотелось напоить их горячим чаем и дать крендель с ручкой. Печально смотрелось и декоративное убранство фасадов, очищенное дождями от пыли, как-то скрывавшей утраты штукатурки и краски. Короче, осень задерживалась и никаких признаков того, что она собирается уходить, не было. В целом, это было неплохо, поскольку зимних месяцев хватало, чтобы устать от темноты, холода и неудобств, связанных и бесконечной химической жижей под ногами. Автомобилисты честно "переобули" колёса после первых же заморозков, но на отсутствие снега и льда никто не жаловался.
  Крейцер приступил к реализации плана, разработанного с привычной для него тщательностью, но нужно сказать, что на этот раз план имел ещё и некоторые черты личных пристрастий Фридриха Карловича. Крейцер не был злым человеком, в простом понимании этого слова. Правильнее будет сказать, что он не был человеком добрым, а это, согласитесь, не одно и то же. Отклоняться в философские дебри, разросшиеся вокруг таких понятий как добро и зло, мы не будем, но запомним, что бессмысленные жестокости Крейцер не приветствовал и сам их никогда не творил.
  Оставив автомобиль в паре кварталов от нужного адреса и почти с удовольствием прогулявшись под мелким моросящим дождиком, директор компании "Мир развлечений" вошёл в роскошный холл бизнес-центра "Форум". Бесшумный лифт поднял его на четвёртый этаж, а продуманно и рационально размещённые указатели позволили не заплутать в сложных переходах старинного здания. На типовой двери под номером 405 висела табличка с надписью "Кастинговое агенство Топ Артист". Толкнув дверь, Крейцер вошёл в просторное помещение.
  Слева, вдоль большого видового окна стоял светлый кожаный диван, пара кресел и стеклянный столик. Справа, между двумя дверьми, ведущими в смежные кабинеты, находилась конструкция, называемая на деловом языке "стойка рецепции". Что это за зверь такой и почему он появился в современных приёмных, сказать было бы затруднительно, но традиционная секретарша всё же пристутствовала.
  - Здравствуйте, - поприветствовал Фридрих Карлович симпатичную блондинку с кукольным личиком. - Я звонил вам сегодня утром.
  - Добрый день, - ответила секретарша-Барби, - вы по поводу мужской роли?
  - Да, но мне нужен совершенно определённый типаж.
  - Не проблема, - улыбнулась Барби, - присаживайтесь и посмотрите пока каталог, а потом посмотрим более детально. Кофе будете?
  - Спасибо, нет, - Крейцер устроился в одном из кресел и открыл красочный буклет.
  Пропустив вступительную речь и страницу с надписью "Рекомендации кастинг-дирекции", Крейцер перешёл к разделу "Подбор по типажам". Бегло просмотрев "Бабушек", "Мальчиков" и "Светловолосых девочек", он остановился на разделе, обещавшем "Мужчин красивых, ярких, мужественных".
  Барби стояла рядом, готовая в любой момент прийти на помощь советом или делом.
  - Давайте начнём вот с этого пункта, - Фридрих Карлович постучал ногтём по названию.
  Секретарь упорхнула в соседнюю комнату и вернулась с ноутбуком.
  - Вот, выбирайте, - повернула она экран, на котором раскрылась галерея портретов.
  С экрана на Крейцера смотрели десятка два улыбающихся лиц. Блондины, брюнеты, рыжие, бритые, с усами и без, был даже один бородатый, но никто из этих бесспорно привлекательных и ярких красавцев не подходил на роль соблазнителя Марии Фёдоровны, жены Роберта Гаспаряна.
   "Мало того, что она знает себе цену, так она ещё и умна, как чёрт знает кто, - выругался про себя Крейцер, - она же этих покорителей женских сердец враз раскусит. У них "на лбу" написано, что кроме себя, любимых, они никого вокруг достойными обожания не считают".
  - Девушка, - обратился он к стоявшей рядом сотруднице кастингового агенства, - могу я посмотреть на "Брутальных мужчин, 40-50"?
  - А что эти? Не подходят? - девушка казалась удивлённой.
  - А вам, милая барышня, такие мужчины нравятся? - Крейцер вдруг осознал, что действительно не очень понимает, как женщины выбирают мужчин.
  - Ну, конечно! - девушка даже всплеснула руками от избытка эмоций. - Вы смотрите, какой типаж! Я вас уверяю, что каждая девушка видит своего героя именно таким!
  - Да? - Крейцер усмехнулся. - Прямо вот таким?
  - Ну, есть свои пристрастия, конечно, у каждой, но то, что в этой папке собраны варианты "мужчины - мечты", это точно.
  - "Мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинциальных Маргарит на выданье..." - процитировал Крейцер фразу из легендарного произведения.
  По недоумению собеседницы Фридрих Карлович понял, что роман "Двенадцать стульев" барышня в руки не брала и одноимённый фильм не смотрела.
  - Давайте всё же взглянем на брутальных, - настоятельно повторил Крейцер.
  И вот - перед ним очередной парад лучших представителей мужского племени.
  - У этих хоть характер как-то просматривается, - проворчал Крейцер, однако ни на ком не остановился. - Что тут ещё есть? Ага, вот, "Отрицательная харизма, 25-35", посмотрим?
  Девушка пожала плечами и щёлкнула кнопками клавиатуры. Через минуту Крейцер согласился, что "Отрицательная харизма" совсем не годится.
  - Вот ещё есть типаж "Кудрявые парни", - предложила Барби.
  - Несерьёзно, - вздохнул заказчик. - Эдак мы и до "Ботаников" дойдём.
  - А что? - подняла вверх брови секретарь, она же, судя по всему, и менеджер по работе с клиентами. - Вы скажите, какую именно задачу нужно выполнить. А то я вам так не могу помочь.
  Крейцер с минуту думал, затем с горечью понял, что с пониманием женской психологии у него проблемы, и сказал:
  - Мне нужно найти мужчину, который сможет не только очаровать, но и влюбить в себя жену моего недруга.
  - Ага, - раздалось в ответ.
  Никаких иных комментариев не последовало. Барби сосредоточилась и начала рассуждать вслух:
  - Для такой задачи вам нужен человек не слишком щепетильный, достаточно корыстный, чтобы можно было им управлять, харизматичный, - девушка загибала пальцы на руках, глядя куда-то вдаль, - не уверена, что умный, но точно сообразительный.
  Пока девушка перечисляла все эти характеристики, Крейцер с удивлением смотрел на неё. На его глазах стремительно происходило чудо преображения: легкомысленная бабочка на деле оказалась весьма неглупой особой, не склонной к пафосу и патетике, и, похоже, она действительно знала своё дело.
  - Вы знаете, - услышал Фридрих Карлович, - чтобы выбор был максимально точным, хорошо бы знать кое-что о потенциальном объекте.
  Крейцеру понравилось, как Барби определила статус Марии Фёдоровны: ничего личного, только рабочие параметры. Он ответил:
  - Ей тридцать с небольшим, умна, замужем, детей нет, психолог по образованию.
  - Так, замужем, - остановила Крейцера девушка, - очень хорошо. Типаж её мужа можете дать? Тогда мы сможем подобрать кандидата из заведомо подходящей группы, хотя... - тут Барби замялась.
  - Что? - Крейцер напрягся, словно перед препятствием.
  - Я подумала, что, может быть, как раз не стоит повторять уже известное, - обаятельно улыбнувшись, девушка развела руками, - как раз в отличиях и состоит особая прелесть.
  - А вы циничны, - хмыкнул Крейцер. Вдруг в голове его мелькнула неожиданная мысль. - Знаете что, найдите пару человек, которые были бы похожи на меня, только лет на десять, а то и пятнадцать, помоложе.
  Барби внимательно и как-то по-новому взглянула на заказчика. Прикинула рост, вес, цвет глаз, манеру одеваться. Записала всё это в блокнот и пообещала позвонить сразу же, как только найдёт подходящие варианты.
  - То есть кавалер вполне может оказаться моложе своей дамы...
  - А почему нет? - ответил на высказанное сомнение Фридрих Карлович.
  - Что мне обещать по деньгам? - спросила она напоследок. И Крейцеру понравилось, что она не стала стыдливо уходить от главного для неё вопроса.
  - По оплате договоримся, это не критично, - улыбнулся, наконец, в ответ и Фридрих Карлович, - задача, сразу скажу, непростая, так что и гонорар соответствующий. Жду звонка.
  
  
  В квартире Роберта стояла удивительная тишина. Можно подумать, что тишина - это просто отсутствие шума, но это далеко не так. Тишина имеет характер, градус напряжённости, перспективу и так далее. Например, если вы ждёте важного телефонного звонка, то здесь для вас важно будет не отсутствие звуков вообще, а именно молчащий телефон создаст тот градус тишины, которая вымотает вам все нервы. И неважно, что за окном гремит старый трамвай, а в соседней квартире без конца что-то бубнят. Для вас комната наполнена тишиной, и разогнать её может только один единственный звук. Таких вариантов множество, и именно поэтому тишина в доме Гаспарянов была удивительной. Она не просто умиротворяла, но даже каким-то непостижимым образом вливалась в душу и там обосновывалась, такая спокойная, журчащая тишина.
  Если бы кому-то пришла охота проследить за изменениями атмосферы в доме, то начинать пришлось бы с высокой напряжённости обстановки, сменившейся хлопотливой деятельностью, во время которой тишина состояла из звяканья посуды, звука открываемого холодильника и выдвигаемых ящиков. Затем раздался дверной звонок, и пришёл долгожданный Лев Александрович.
  После того, как Мария Фёдоровна в деталях и подробностях поведала о своём первом и крайне неудачном, на её взгляд, знакомстве с одним из миров, созданных Робертом, как раз и наступила фаза покоя и умиротворения. Лев Александрович возил корочкой хлеба по тарелке и с аппетитом её обсасывал, на коленях у него пристроился незаметно прокравшийся Пиня, а изредка вздрагивающий холодильник подчёркивал воцарившуюся тишину.
  Через непродолжительное время Лев Александрович с удовлетворением осмотрел пустую тарелку и сказал:
  - Что ж, Машенька, на мой взгляд, в твоём рассказе ничего катастрофического нет. Что первый контакт не задался, так это не страшно, и никакого профессионального фиаско, не выдумывай. В конце концов, ты говорила, что всё, что создаёт Роберт Николаевич, несёт отпечаток его личности, да?
  - Да, - согласно кивнула головой Маша, - а причём здесь это?
  - Ну, как же? Неужели у вас с мужем никогда конфликтов не бывало? Не ссорились?
  - Почему, не ссорились? Бывало, конечно, - согласилась Маша, - и что?
  - А то, что всегда мирились и работу над ошибками делали, иначе не были бы вместе до сих пор. Правильно я говорю? - не дожидаясь подтверждения, Карташов продолжил, - Значит, твой нелюбезный правитель тоже проведёт анализ ситуации и будет готов к сотрудничеству.
  - Вы думаете? - Маша поёжилась при воспоминаниях, но поняла, что больше всего казнит именно себя, а не Рыжего.
  - Уверен, - улыбнулся Лев Александрович, - как же иначе-то?
  Маша задумалась, взглянула на ситуацию под другим углом, и картинка ей не понравилась. Не понравилась, так как выходит, что она не могла и, чего греха таить, до сих пор не может допустить, что вот эти вот нелепые существа, которых творит её муж, обладают какой-то самостоятельностью, что они могут жить по своим правилам и представлениям. Наверно, самым обидным стало осознание того, что кто-то, созданный её мужем, может относиться к ней неприязненно. Это значит, что где-то подсознательно Роберт может относиться к ней так, как вот этот чудак из Холодного мира?
  - Машенька, - голос Карташова вернул Машу к реальности, - ты много-то слишком не думай, а то забредёшь в дебри, да и заблудишься. Ты лучше со мной разговаривай, пока я здесь.
  - Простите, Лев Александрович, - смутилась Маша, - я отвлеклась.
  - Уж вижу, что отвлеклась, - проворчал Карташов, - в лице даже переменилась, до того отвлеклась...Ты мне лучше скажи, что это такое у твоего кота на спине? Упал, что ли, откуда или ударил кто?
  - А что там? С утра здоров был, - Маша провела рукой по малиновой шерсти и нахмурилась, - действительно, шишка какая-то под кожей. Вот ещё новость! И ест хорошо, и на настроение не жалуется. Не к ветеринару же его такого красивого тащить?
  Карташов согласился:
  - К ветеринару точно не стоит, - он наклонил голову и ещё раз ощупал кота. Пиня довольно урчал в ответ и никаких признаков плохого самочувствия не выказывал. - Наверно, надо подождать Роберта Николаевича. Я не думаю, что здесь какая-то проблема. Скорее, что-то нам неизвестное...
  - Хорошо бы, - удручённо согласилась Маша, - жалко, если Пиня заболеет. Мы привыкли уже друг к другу. Когда Роберта нет, мне кажется, что он как индикатор благополучия работает.
  - Ну, может быть, всё может быть, - ответил Карташов и стал собираться домой.
  Когда за бывшим следователем закрылась дверь, Маша осмотрела квартиру, как полководец осматривает поле предстоящего сражения, и сказала:
  - Иди сюда, мой кот! Мы должны с тобой удержать этот очаг мира и благополучия до подхода основных сил!
  Пиня на такое странное заявление отреагировал сообразно ситуации: подняв хвост трубой, он взметнулся на шкаф и громко мяукнул, после чего выгнул дугой спину, подобрался и подпрыгнул вверх и вперёд. И тут случилось неожиданное: вместо того, чтобы плюхнуться на пол, кот расправил невесть откуда взявшиеся крылья и заложил крутой вираж вокруг люстры. Маша охнула, а потом крикнула:
  - Браво! Жалую тебя новым именем! Отныне ты будешь зваться Пиня - Буревестник!
  - А зачем нам дома буревестник? - раздался за спиной голос мужа. - Надо что-то другое придумать.
  Маша радостно взвизгнув, кинулась Роберту на шею. Пиня покружил ещё немного и приземлился на кресло.
  
  Правитель Холодного мира был не в духе. Очень-очень не в духе, потому что первые опыты по сотворению мира прошли неудачно. Не то, чтобы ничего не получалось, а получалось совсем не то. На столе в его кабинете лежали стопки исписанных красивым ровным почерком листов бумаги, экран ноутбука светился графиками, а настроение у хозяина катастрофически падало. Даже правильнее было бы сказать, что оно уже упало до критической отметки.
   На полу валялся скомканный листок с заголовком "План". Даже несообразительный наблюдатель понял бы, что план не сработал. Рыжий метался по кабинету и издавал странные звуки. Лингвист без труда опознал бы в них латынь, но лингвиста рядом не было. Зато за дверью можно было услышать какой-то шорох, отдалённо напоминающие скребущуюся мышь.
  Правитель остановился возле книжной полки и снял с неё увесистый фолиант в тиснёной золотом кожаной обложке. Щёлкнул небольшой замок, и книга открылась.
  - Homunculus, он же гомункул, - прочитал Рыжий, - химера...
  Раздавшийся смешок заставил правителя вздрогнуть и оторваться от книги.
  - Ты ещё чудовище Франкенштейна вспомни, - язвительно прокомментировал ситуацию зеркальный двойник.
  - Что ты понимаешь! - взвился хозяин замка. - Все кругом умные, один я дурачок!
  - Ну, - вальяжно произнесло зеркало, - не дурачок, конечно, но и не шибко умный, если честно-то говорить.
  От такого заявления Рыжий даже слегка присел. Отдышавшись, он сказал:
  - Разобью и осколки закопаю в самом глубоком овраге. Света белого ты у меня больше не увидишь.
  - Угу, - согласилась сущность, - разбить можно. И закопать можно. Только какое это имеет ко мне отношение? Я же не в зеркале сижу. Это - во-первых. А во-вторых, что-то ты из кабинета давненько не выходишь, а? Воздухом не дышишь, видами не любуешься. И кто там за дверью у нас шуршит? Это, часом, не к тебе ли?
  Эти слова вызвали у правителя довольно неожиданную реакцию: вместо того, чтобы возмутиться и пренебрежительно хмыкнуть, он как-то воровато взглянул на дверь и промолчал.
  - Так кто в гости-то просится? - не утихал язвительный голос. - Нет, я, конечно, помню, как ты демиурга энергетическим шаром встретил, так что понимаю, что ты не сильно гостеприимный хозяин, но границы же должны быть? Не первый день уже скребутся.
  Рыжий молчал. Если бы он мог сгорбиться, то уже сложился бы пополам. Счастье, что малые размеры и солидная упитанность препятствовали этому проявлению упадка и уныния.
  Помолчав пару минут, сущность продолжила:
  - Ты, конечно, молодец, что за архисложные задачи берёшься, но зачем без подготовки?
  - Как это - без подготовки?! - взвился на этом месте правитель. - Кто перелопатил всю литературу? Кто исписал тонны бумаги в поисках оптимального решения и баланса свойств?
  - Так, я не понял, - хмыкнул голос, - ты изучал средневековые трактаты алхимиков, чтобы стать демиургом? Это же когда было-то? В донаучную эпоху, можно сказать, во времена глубокого невежества.
  - Ну, знаешь ли, здравые мысли во все времена высказывались, форма, в которую мысль облечена, может, и дремучая, а суть - вполне прогрессивная.
  - Это ты про гомункула, что ли?
  - Между прочим, от гомункула к генной инженерии цепочка тянется, так что не иронизируй, - во время словесной перепалки правитель немного успокоился и уже начал собирать рассыпавшиеся листы с записями. - Наверно, я не всё принял во внимание, надо проверить ещё раз.
  - Может, не надо? Может, хватит пока? Давай с тем, что получилось, сначала разберёмся.
  На это провокационное заявление, высказанное жалобным тоном, правитель ничего не ответил, однако честно себе признался, что зеркальный контролёр прав: надо что-то делать, поскольку нарисовавшаяся проблема сама собой не решалась.
  - Я разберусь, - наконец сообщил Рыжий и решительно направился к двери.
  
  В квартире Гаспарянов назревал конфликт. Это было настолько очевидно, что Пиня предпочёл исчезнуть в недрах внешней комнаты, чтобы его ненароком не зацепило.
  Роберт прогуливался между диваном и креслом, и хотя получалось это у него не очень ввиду отсутствия достаточного для разбега места, но прекращать сие занятие он не собирался. Маша наоборот неподвижно замерла в одном из кресел и сердито хмурилась.
  - Ну, хорошо, - сказал, наконец, Роберт вслух, - я вижу, что грозы не миновать, так что давай попробуем спокойно разобраться.
  - Давай, - согласилась Маша, но не сдержавшись, съязвила, - видимо, тебя только так и можно заставить в чём-то разобраться.
  В ответ Роберт покачал головой, но ничего не сказал.
  - Мне не нравится, - начала Маша, приняв на себя ответственность первого шага, - что ты появляешься и исчезаешь совершенно непредсказуемо. Я понимаю, что некоторые процессы тобой не контролируются, но с этим надо что-то делать.
  -Маш, - как-то жалобно откликнулся Роберт, - ну, я же ненадолго...
  - Смотря что ты считаешь "ненадолго". Мне вот кажется, что очень даже надолго. То тебя неделями нет, то по несколько дней голову ломаешь, не приключилось ли что. В этот раз, слава богу, парой дней ограничился.
  - Как это - парой дней? - брови Роберта нарисовались домиком. - Ты всегда преувеличиваешь. Всего день прошёл.
  - Да? - ядовитый тон, которым была вставлена реплика, заставил Роберта подойти к календарю.
  - Ну? - всё так же непримиримо спросила жена. - Как тебе такой длинный день?
  На квартальном календаре, рекламной продукции какой-то фирмы по очистке воды, не было прозрачного бегунка, так что определить день было нельзя.
  - А какое сегодня число?
  - Десятое! - торжествующе отчеканила Маша. - Уже десятое декабря, Гаспарян!
  Роберт пригорюнился. И не потому что, по факту выходило, что бродил он по своим мирам больше двух суток, а потому что Гаспаряном его жена называла только в случае очень сильного недовольства. Из печального опыта Роберт знал, что если Маша дала выход гневу, то утихомирить её будет крайне трудно. Даже полная и безоговорочная капитуляция не гарантирует отсутствие жертв.
  - Маша, а ты знаешь, в мире Зелёного Чёртика я забыл сделать луну и звёзды. Они там на деревья натыкаются, - это была попытка отвлечь жену от кровопролития.
  - Неудивительно, - откликнулась Маша, - странно, что ты вообще не забыл им головы создать и мозгами наполнить. С тебя станется.
  Роберт понял, что белый флаг капитуляции не принят.
  - Так, будем решать этот вопрос, - наклонившись, Роберт достал из-под низенького столика длинный ящик, в котором были закреплены песочные часы. Три штуки совершенно одинаковых песочных часов. - Видишь? - он обратился к Маше так, словно она была зрителем в цирке, а он - знаменитый фокусник и маг. - Это просто песочные часы.
  - Ты откуда их взял? - от неожиданности Маша отвлеклась от своего недовольства.
  - Где взял, там уже нет, - не выходя из роли факира, но тоном уличного шарлатана, ответил Роберт. - Так вот, драгоценная моя Мария Фёдоровна, это не простые часы, а часы с секретом. Насколько я могу судить по сложившейся ситуации, время здесь и там течёт неодинаково. А значит, что?
  - Стоп, - Маша вернула распоясавшегося мужа в суровую реальность конфликта, - не хочешь ли ты мне сказать, что не знал этого простого обстоятельства?
  - Ну, не то, чтобы уж совсем-то не знал, но мы ж с тобой ни разу не сопоставляли и не отслеживали этой разницы. Кто мог подумать, что один к двум получится?
  - Не один к двум, а один к двум с половиной, - упрямо уточнила Маша, но тон её смягчился, и Роберт понял, что сегодня гроза миновала. - И что мне дают твои песочные часы?
  - Не тебе, а нам, - Роберт не зря был женат на психологе, он знал разницу между "я" и "мы", - эти часы позволят следить за тем, как течёт время в моё отсутствие. Смотри, - он поставил ящик на стол и перевернул первые часы. Сразу же перевернулись и две другие колбы, вот только песок в них сыпался иначе: в одной колбе он струился значительно медленнее и был зелёного цвета, а в другой практически не сыпался и был оранжевого цвета.
  - Как я понимаю, это наглядная демонстрация разницы временных потоков в твоих мирах.
  - Типа того, - хмыкнул Роберт, - только я и сам не знаю, как такая штука получилась. Здорово, правда?
  - Здорово, - согласилась Маша и решила разбор полётов отложить. Тем более, что время - субстанция загадочная и совершенно не изученная. Лучше не усугублять. На том и порешили.
  
  Глава 9
  Правитель Холодного мира явно находился в затруднении: с одной стороны, его не могло не радовать, что удалось сотворить некую живую субстанцию, с другой - получилось совсем не то, что планировалось. После неудачных попыток спроектировать идеальное, с точки зрения правителя, существо, Рыжий положился на свою интуицию и погрузился в творческий процесс "по самые уши".
  Результат его просто ошеломил. Получались сплошные миниатюрные копии самого правителя с той только разницей, что глаза у них были какие-то пустые. Несколько карликов вообще производили устрашающее впечатление, несмотря на малые размеры. И что обидно, все твари действительно были похожи на своего создателя!
  Когда даже Рыжему стало ясно, что процесс дал сбой, и он перестал примерять корону демиурга, было уже поздно: по всему замку, словно крысы, разбрелись рыженькие комочки со злыми усмешками и пустыми глазами. Что делать дальше, оставалось загадкой.
  
  В средневековом кабинете уютно потрескивал камин, но разогнать мрачную атмосферу весёлый огонь всё же мог.
  - Ну, что? - голос Зеркального двойника звучал, как всегда, насмешливо.- Что-то ты недолго гулял.
  Рыжий, пригорюнившись, сидел в своём готическом кресле за столом и рассеянно водил гусиным пером по листу бумаги. На белом листе возникали замысловатые каракули.
  - Похоже, гости тебе не понравились, - не унимался невидимый собеседник.
  Правитель молчал.
  - Это не похоже на тебя, - опять попытался организовать обсуждение двойник. - Ты же всегда всё точно знаешь, умеешь, во всём разбираешься. Тебе и советы ничьи не нужны...
  Тишина была ему ответом.
  - Нет, ну, так не пойдёт, - голос явно начинал раздражаться, - я тут стараюсь разобраться в ситуации, выход найти, а ты даже не разговариваешь со мной.
  Правитель прекратил рисовать каракули и отложил перо в сторону. Руки у него явственно дрожали. Именно эту дрожь он пытался унять, занимаясь вычерчиванием линий. Рыжий вскинул голову и мрачно взглянул в сторону зеркала. Ему по-прежнему казалось, что зеркало и насмешливый собеседник связаны друг с другом. Трудно было вообразить сущность без материального носителя. Все законы физики насмарку, если сотрясать воздух звуковыми волнами может нечто, не имеющее физического воплощения.
  Правитель поёрзал в кресле и, наконец, ответил:
  - От того, что ты мне станешь трепать нервы, высказывать критические замечания или давать умные в кавычках советы, принципиально ничего не изменится, - голос его был холоден и спокоен, но при этом в нём слышались истерические нотки. - Да, получилось что-то совершенно невозможное, и я не знаю, что с этим делать. Больше тебе скажу, я не представляю, как такое могло получиться! Я же не вкладывал в этих тварей ничего подобного!
  - А почему ты стал называть этих милых карапузиков тварями?
  - Потому что это твари, а не милые рыжие комочки, как ты, наверно, думаешь! - голос правителя поднялся до крика и на самой верхней ноте вдруг оборвался.
  Рыжий вскочил, в бешенстве пнул подвернувшийся табурет и подбежал к узкому окну.
  -Ты сам-то взгляни, во что они превратили окрестности замка,- обратился он к невидимому собеседнику. - Мыслящие существа не могут вести себя подобным образом! Это...- правитель зашевелил пальцами в поисках подходящего сравнения, - это же как нашествие бомжей на чистую парадную!
  - Кого? - удивился собеседник. Правитель на секунду задумался:
  - Бомжи - это такие существа, которые раньше были людьми. По каким-то причинам они утратили человеческий облик и там, где они появляются, становится невозможно жить.
  Зеркальная сущность хмыкнула, но промолчала.
  - Нет, ты взгляни, на что стала похожа та часть, куда эти твои карапузики добрались! Везде какие-то ошмётки, грязь, всё заплёвано, словно они только и делают, что разрушают и портят всё подряд.
  - Рад бы, да не могу, - отозвался зеркальный двойник.
  - Почему?
  - Ну, как почему? Я же сущность бестелесная. Меня, вообще-то, и нет совсем, так что органами зрения я тоже обделён. Вот здесь я везде, так что, можно сказать, вижу-слышу-существую, а там меня нет. Не чувствую я, что там, короче.
  Правитель задумался. Было похоже на то, что он впервые задался вопросом, что же такое - этот его странный собеседник. Рыжий внимательно осмотрел помещениеи, наконец, решился спросить:
  - А скажи, тебя ведь тоже создал я?
  - Нет, - отозвалась сущность, - меня создал наш демиург. Ему и спасибо, что позаботился о тебе. Ты бы без меня совсем с ума сошёл.
  От этих слов с правителем приключилось что-то странное - он взъерошился, увеличился в размерах и издал долгий пронзительный вопль, гулким эхом покатившийся по коридорам замка.
  Когда долгое эхо стихло, наконец, под сводами, тишину наполнило странное шипенье. Откуда-то сверху спускалось по опорам высокого свода нечто серое, колеблющееся в свете свечей и камина и не имеющее чётких очертаний. В воздухе откровенно запахло бедой и опасностью.
  
  Зима в городе всё же наступила, засыпала чёрные газоны белым снегом, украсила старинную лепнину на фасадах. Ветви деревьев на фоне низкого, по-зимнему серого неба рисовали удивительные офорты. Городской шум тоже притих и лишь изредка взрывался хлопком отъезжающего автомобиля.
  Мария Фёдоровна возвращалась с работы под руку с молодым человеком. Спутник был хорош собой, среднего роста, голубоглазый, приветливый и очень заботливый. Стоило Марии Фёдоровне один раз оступиться на скользком тротуаре, как он подхватил её под локоть и больше уже не отпускал. Нельзя было назвать его красавцем, но мужской шарм и харизма били через край. Одетый в тёмное полупальто со светлым песочного цвета шарфом он был элегантен как Джеймс Бонд. Дорогой галстук с изящным рисунком в цвет шарфа делал мужчину по имени Павел Петрович Боярин вообще неотразимым для домохозяек.
  На беду Павла Петровича или на его же счастье, но Мария Фёдоровна домохозяйкой никак не была. Ни по образу жизни, ни по образу мысли.
  - Знаете, Павел, - Маша предпочитала обращение на "вы" практически во всех случаях, кроме тех, когда отказ от перехода на дружеское "ты" был бы неуместен. И в силу своей профессии, и по личным качествам Маше было удобнее и комфортнее сохранять дистанцию и оставлять место для манёвра. Тем более, что психологи и психотерапевты в какой-то момент общения с пациентом почти всегда оказываются заложниками свой профессиональной деятельности: пациент привязывается к тому, кто помог выбраться из ада собственных заблуждений.
  - Знаете, Павел, за то время, что мы с вами встречаемся, вы первый раз вызвались проводить меня. Этому есть какая-то особенная причина?
  Павел совершенно искренне смутился и даже слегка покраснел. Последнее обстоятельство, впрочем, скрыл благородный вечерний сумрак.
  - Мария Фёдоровна, вы ставите меня в тупик своим вопросом.
  - Вот как? - Маша повернула голову к собеседнику. "Медальный профиль Великого Комбинатора", - пронеслось внезапно в её голове. Молодой человек и впрямь напоминал героя Ильфа и Петрова. Отличало его от Остапа Бендера смущение и неловкость, которые он испытывал в присутствии Маши. Как известно, Остап Бендер в подобных сантиментах с женщинами замечен не был.
  - Мне казалось, - сказал в ответ Павел, - что вы давно уже всё про меня узнали и поняли.
  - Пяти сеансов недостаточно для того, чтобы разобраться в душе человека. Иногда можно годы потратить на изучение, а потом оказаться неподготовленным к тому, что этот человек выкинет. Между прочим, в основе всех предательств лежит как раз ложное представление о том, которому доверился.
  Почему-то эти слова прозвучали предостережением. Даже если Мария Фёдоровна не вкладывала в них подобного смысла, Павел этот смысл уловил.
  - А как же доверие, без которого невозможно успешное избавление от проблем, с которыми к вам приходят на приём?
  - Это доверие не человека - человеку, а пациента - доктору. Согласитесь, что это не одно и то же, не правда ли?
  Маша повернулась к спутнику и с улыбкой протянула руку, чтобы попрощаться.
  - Мы уже пришли? - Павел не пытался скрыть досаду. - Почему вы не живёте на самом краю вселенной? Тогда я мог бы провожать вас целую вечность.
  - При всём моём к вам расположении, жить на краю света я всё же не хочу, так что до свидания.
  - Спокойной ночи, Мария Фёдоровна. Я обязательно буду во вторник.
  Маша улыбнулась и ступила в полумрак подворотни. Скудный свет, источаемый словно яд, одинокой лампочкой, плодил нервные тени и освещал кривую ухмылку одинокой химеры на фронтоне. Второго чудища на месте не было, на Маша этого не заметила.
  
  Дома приветливо булькнул входной колокольчик, с кухни потянуло чем-то съедобным, и Маша поняла, что ужасно проголодалась. Роберт вышел навстречу в фартуке с весёленькими розовыми оборочками и огромным мясницким ножом:
  - Явилась, значит, - констатировал он, многозначительно пробуя остроту ножа на ногте. Взлетевшие на лоб брови Маши выражали вопрос.
  - Я всё видел, всё знаю, не отвертишься, - по-прежнему сурово ответил на невысказанный вопрос Роберт. Затем он упёр руки в бока и грозно завершил спектакль, воскликнув: "Ну?!"
  - Так, Гаспарян, - прервала сцену Маша, - устраивать разборки со мной голодной очень опасно. Ты меня за стол усади, накорми, чаем напои, а уж потом и пытай, что да как.
  Роберт демонстративно сник и побрёл на кухню, выражая всем своим видом печаль.
  - Иди уже руки мыть, - донеслось оттуда через минуту сквозь бодрый перестук тарелок и вилок.
  
  Павел Петрович и Фридрих Карлович уютно пили кофе в кабинете последнего. Гость был удивительно похож на молодого Фридриха, что впрочем, было одним из условий выбора Крейцера.
  Леночку Крейцер отпустил ещё до того, как на пороге появился Боярин, благоразумно рассудив, что чем меньше люди общаются, тем меньше шансов, что пойдут ненужные разговоры. Конечно, Фридриху Карловичу было интересно, как его секретарь воспримет Павла, но Леночка не была "семи пядей во лбу", так что её мнением можно было пренебречь. Кроме того, после нескольких встреч с хозяйкой или всё-таки наёмным менеджером агентства, Крейцер вполне убедился, что та своё дело знает. Первое впечатление о ней оказалось радикально ошибочным, если можно так выразиться, профессиональное чутьё Барби-секретарши сработало безупречно: предложенная кандидатура полностью соответствовала самым смелым пожеланиям заказчика.
  Крейцер даже проникся уважением к Барби, хотя её настоящее имя он так и не удосужился узнать. В договоре, который они заключили, стояли фамилия и инициалы. Вообще говоря, было непонятно, является ли менеджер и директором, или просто за кадром есть ещё один человек. Крейцер всегда придерживался принципа, согласно которому старался получать только ту информацию, которая была ему нужна и полезна. Информационный шум, к которому относилось, по его мнению, имя посредника, можно было отсеять.
  - Насколько я понял, Павел Петрович, - продолжил начатый ранее разговор Крейцер, - вы считаете, что отведённых вам для выполнения задания двух месяцев будет недостаточно. Так?
  - Так точно, - кивнул головой Боярин.
  - И почему? - Крейцер повернулся всем корпусом к собеседнику.
  - Потому что у Маши совершенно нормальные семейные отношения, потому что сама она вполне состоявшаяся личность, в конце концов, потому что отношения со мной никак не обогатят её жизненный опыт или внутренний мир.
  - Вот так много причин, по которым вы не можете стать привлекательным для молодой женщины, - Крейцер насмешливо скривился. - Расскажите мне ещё историю про неземную и вечную любовь.
  Павел Петрович на выпад не отреагировал. Он поставил на столик пустую чашку и продолжил:
  - Я не сказал, что у меня нет шансов. Я лишь обратил ваше внимание на то, что заказ в том виде, как вы его сформулировали, выполнить быстро не получится, - чуть помолчав, мужчина добавил, - я бы даже сказал, что вообще не факт, что получится. Но...
  Крейцер ждал продолжения.
  - Но условия, которые вы озвучили, можно изменить, не потеряв конечного результата. Именно поэтому я и пришёл сегодня. Давайте оговорим задание несколько иначе.
  - Иначе - это как? - Фридрих Карлович поднялся с кресла и пересел за стол. Он сложил в красную папку разложенные на столе бумаги и спрятал её в сейф.
  Павел Петрович остался сидеть, но по некоторым признакам можно было понять, что он обеспокоен ситуацией. Поскольку молчание затягивалось, Крейцер начал первым:
  - Вам мало денег? - прозвучала эта фраза хлёстко и насмешливо, но Боярин и бровью не повёл.
  - Нет, Фридрих Карлович, гонорар меня вполне устраивает. Я хочу предложить вам изменить формулировку задания. Откройте тот пункт, где вы ставите передо мной задачу.
  Крейцер был пунктуален и дотошен, так что, несмотря на деликатность и необычность поручения, всё же настоял на подписании договора оказания услуг не только с агентством, но и непосредственно с исполнителем. Приложение к договору было секретной частью документа, но всё же было отпечатано в двух экземплярах.
  Павел продолжил:
  - Вы, по сути, хотите, чтобы я стал другом, а желательно и любовником известной особы.
  - И? Что? Не получается?
  - Дело не в этом. Может, получается, может, нет, судить рано. Мне ясно, что конечной целью является не факт соблазнения Марии Фёдоровны, а задача звучит так - внести смуту и разброд в благополучную до сего дня семью Роберта Гаспаряна. Ведь вам важно разрушить его мир, а не доброе имя его жены опорочить?
  Как не был Фридрих Карлович осторожен и осмотрителен, всё же этот вопрос застал его врасплох. Можно даже сказать, что Крейцер смутился. Он никак не ожидал, что молодой человек так быстро разберётся в ситуации. Вопреки очевидности, Крейцер всё же попытался уклониться от ответа:
  - И из чего вы, Павел Петрович, сделали такой вывод?
  Боярин усмехнулся в ответ:
  - Вы забыли, уважаемый Фридрих Карлович, что актёрское мастерство требует не только навыков физического перевоплощение, но так же и глубокого знания психологии. Это большое обывательское заблуждение - считать, что быть актёром может каждый. Особенно, успешным представителем профессии.
  - А вы - успешный представитель? - не сдержался Крейцер.
  В наступившей тишине было слышно, как на соседней улице по рельсам идёт трамвай. Павел молчал, постукивая пальцами по чашке, по его виду нельзя было определить, достиг ли вопрос цели. Через пару минут Крейцер поднялся, достал из сейфа договор и сказал:
  - Хорошо, наверно, вы правы, Павел Петрович. Раз уж я доверился вам в таком деликатном вопросе, то нет смысла секретничать и в остальном. Давайте поставим все точки над "И" и будем считать, что вы поняли задачу точнее, чем это описано в документе.
  Посетитель согласно кивнул головой и, уходя, сказал:
  - Значит, будем считать, что быть джентльменом в глазах объекта мне не обязательно. Честь имею! - откланялся он.
  Крейцер задумчиво постоял в тиши кабинета, а затем вытащил из секретного отделения сейфа красную папку. Изображение Сумасшедшего Рыжего вновь легло перед ним.
  
  Глава 10
  С некоторых пор Павлу Боярину начала мерещиться всякая чертовщина. То вдруг покажется, что за ним кто-то наблюдает в тёмной и пустой комнате и станет от этого неуютно, то мелькнёт в толпе знакомое лицо, а попристальнее всмотришься - и не знаешь человека. Всё, вроде бы, мелочи, несущественная чепуха, но в целом картинка получалась тревожная.
  Боярин был сторонником глубоко материалистического мировоззрения, ни в какие таинственные силы Вселенной но верил, хоть и жаждал чуда изо всех сил. Есть такой удивительный тип людей - убеждённых атеистов с истовой тоской по необъяснимому. Внутри каждого такого материалиста сидит свой чёрт, который не позволяет узреть чудо, нашёптывает пошлые рациональные объяснения любого события, не даёт прикоснуться к тайному смыслу явленного.
  Вот такой разлад носил в душе и Павел Петрович, поэтому хоть и беспокоили его странные явления последнего времени, но приписывал он их то своей не в меру буйной фантазии, то игре теней в узком переулке, а то и вовсе гнал тревогу прочь, не желая разбираться в причинах, её породивших.
  Ему и в голоу не приходило соединить воедино необычный заказ Крейцера с изменениями, которые его острая наблюдательность профессионального актёра фиксировала в окружающем мире.
  Сейчас Павел планировал разговор с Марией Фёдоровной Гаспарян. Ему предстояло разыграть сцену объяснения в нежных чувствах и в зависимости от реакции Маши перейти либо к плану А, либо к плану Б. План А ему нравился больше, поскольку сулил приятные отношения с симпатичной ему женщиной, план Б требовал усилий по выведению из равновесия мужа этой самой женщины. Понятно, что второй вариант мог грозить неприятностями. Мужья - народ непредсказуемый, иногда вспыльчивый и мстительный. С этим Боярину приходилось сталкиваться, так что знал не по наслышке, каким тяжёлым бывает кулак раздражённого супруга.
  Сама же любовная сцена его не беспокоила: доводилось играть подобное и в театре, и в жизни. "Справимся," - подумал Павел и направлся к автостоянке.
  
  
  Маша уныло смотрела в окно своего кабинета: погода не радовала. Вчера Боярин практически вынудил её согласиться на прогулку в парке, хотя ей этого очень не хотелось. И погода, и общество, честно сказать, не слишком... Не то, чтобы совсем погано, - в этом случае можно было найти вежливый предлог отказаться, - однако ничего приятного и интересного ждать не приходится. Теперь как-то надо выполнять обещание, а настроение катастрофически не способствовало прогулкам.
  Павел Петрович был милым, даже обаятельным молодым человеком, но никаких личных отношений Маше иметь с ним не хотелось. Что-то было в нём такое, что тревожило Марию Фёдоровну как психолога и как женщину. Вроде бы, симпатии со стороны пациента - вещь вполне обычная, ожидаемая и управляемая. Маша вполне владела профессиональными приёмами, которые как привязывают человека к своему консультатну, заставляя открываться, так и отвязывают его, когда надобность в поддержке уменьшается. Однако с Павлом Петровичем что-то шло не так, как должно было. Что-то неуловимо фальшивое было во всём его облике, словах, взглядах. Проявления симпатии со стороны кавалера были правильными, а вот её ощущения от них - нет.
  "Однако придётся ехать. Время," - вздохнула Маша и пошла одеваться. Через десять минут позвонил Павел и сообщил, что он уже внизу, ждёт.
  
  В просторном парке было безлюдно - рабочий день, мамы с малышами уже закончили утренние прогулки, а до вечерних ещё далеко. Разве что одинокие пожилые люди изредка попадались навстречу, да запоздалые собачники выгуливали своих питомцев. Мелкий пушистый снег кружил в воздухе, изредка переметало дохожки порывами ветра, но холодно не было. Странно кричала где-то в вершинах елей птица: два раза курлыкнет, издаст звук, похожий на "кррр..кррр", помолчит десять секунд и снова - "кррр...кррр". На городских улицах такую не услышишь, воробьи, голуби и вездесущие вороны стали привычными представителями птичьего мира для горожан. Это была незнакомая пртица с непривычными для уха позывными.
  "Вот ведь как выходит, - думала Маша, - живут рядом с нами разные существа, у них здесь дом, еда, деток выводят, а мы даже не предсталяем, как выглядят наши соседи, чем живут..."
  Они с Павлом бродили по аллеям уже минут десять, а цель встречи всё ещё не была Маше понятна. Разговор носил светский характер: чуть-чуть о погоде, о политике пару фраз, отвлечённые рассуждения о природе. Наконец, словно почувствовав напряжение и недовольство спутницы, Павел Петрович заговорил о причинах, побудивших его так настойчиво тащить Марию Фёдоровну на свидание.
  - Мария Фёдоровна, - начал он, - вы безусловно уже всё прекрасно поняли и даже, наверно, знаете, что мне ответите.
  Маша улыбнулась и прервала собеседника вполне дружелюбно:
  - Павел Петрович, если вам кажется, что психологи сидят в головах у своих пациентов, то я открою вам страшную тайну - это не так. Мне известно только то, что вы мне озвучили, а всё остальное - не более, чем возможные варианты толкований различных неосознаваемых проявлений. Впрочем, - тут Маша как-то по-новому посмотрела на своего спутника, - в вашем случае о неосознанности следует гворить с осторожностью.
  - Это потому что я служу в театре?
  - В значительной степени, поэтому.
  - А ещё почему?
  - Ещё потому, что мне так и не удалось выяснить подлинную цель ваших визитов ко мне. Я хоть и не живу в вашей голове, но отличить недосказанность или умолчание от правды могу.
  - Вы так говорите, что я сам себе начинаю казаться монстром, - Павел удручённо покачал головой.
  - Так что же всё-таки вы хотите мне сказать? - перевела Маша разговор на другую тему. - Честно говоря, я не очень представляю, чего нельзя обсудить у меня в кабинете.
  - Правда, не представляете? Совсем, совсем?
  - Нет, Павел Петрович, не представляю...
  
  С этого момента Павел Боярин уступил место своему двойнику. Так он называл себя, когда играл роль. Он как бы разделялся на два персонажа: один пользуется телом, речью, демонстрирует проявления эмоций и чувств, а другой, бестелесный, но настоящий Павел, наблюдает за первым и строго контролирует, чтобы тот не заигрывался, не допускал фальши.
  Двойник смущённо потупился, покашлял в перчатку и слегка треснувшим голосом произнёс:
  - Мне казалось, что вы давно поняли, как я к вам отношусь.
  Пауза. Птица в вышине вывела в очередной раз своё "кррр...кррр..." Маша не смотрела на собеседника, испытывая неловкость.
  - Мария Фёдоровна, я понимаю, что вам, возможно, часто приходится выслушивать от своих пациентов, что вы для них значите, но поверьте, никто из них не говорил вам о своих чувствах так искренне, как я.
  Маша слушала и тепреь слегка отстранённо наблюдала за тем, что за спектакль перед ней разыгрывал Боярин. Она не верила ни одному слову, хотя внешних признаков фальши не видела: и голос не дрожит, а временами срывается, немного, чуть-чуть, как раз для того, чтобы звучало искренне; поза правильная - чуть к ней, но на расстоянии, словно ждёт разрешения прикоснуться; взгляд тревожный, и всё же мелькает надежда в глубине глаз. Короче, для сцены - безупречно. Даже крупным планом в кино прокатило бы, а вот вживую что-то не так, где-то скребёт и раздражает.
  Павел говорил, говорил, говорил. О мечтах, о разочаровании, о том, что уж и не верил, что бывает такое, когда "то нежностью меня накрывает, то страстью по сердцу бьёт". Речь его лилась романтично, трепетно и очаровала бы значительную часть женских душ, но Маша была глуха к обертонам и переливам этой мелодии. Глуха не потому, что Павел её не нравился, а потому что он лгал.
  Они шли по берегу пруда, когда Павел Петрович после небольшой паузы решительно остановился и, взяв спутницу за плечи, осторожно развернул её к себе лицом. Не убирая рук, он сказал:
  - Маша, скажите, что мне с этим делать? Как быть? - он замер, в ожидании ответа.
  В парке стояла тишина. Серое небо низко сидело на видневшихся сквозь ветви деревьев крышах домов. Ветер беззвучно играл со снегом.
  Маша наблюдала за кружением позёмки на поверхности замерзшего пруда и молчала. Она даже не думала, что ответить на столь трепетное признание. Гораздо больше её интересовали причины, по которым такая ситуация была создана. Что же стоит за всеми этими усилиями? Зачем нужно убеждать её во внезапной, но страсной привязанности молодого симпатичного мужчины?
  Как любая женщина, она, конечно, хотела быть привлекательной, так что шансы Павла Боярина найти отклик не были нулевыми. Однако логическое мышление, профессиональное чутье и просто женская интуиция не оставили шансов на обман.
  Ветер по-прежнему беззвучно звивал маленькие смерчи. Вдруг снежный вихрь, собравшись столбом в центре пруда, помчался в их сторону, заружился рядом и рассыпался на полянке чуть в стороне. Было в этом снежном круженьи что-то до боли знакомое и болезненное. Какое-то воспоминаниме стучалось из подсознания. Первым в глубине памяти шевельнулся ужас, озноб пробежал по спине, оставив капельки холодного пота между лопатками. Перед мысленным взором всплыли кровавые ошмётки на стенах ванной комнаты и то чувство опустошённости, в которое Маша погрузилась после знакомства с творением Крейцера.
  Неожиданно для себя, почти безотчётно, Маша спросила:
  - Скажите, Павел Перович, а вы хорошо знакомы с Крейцером?
  - Кем? - Боярин слегка вздрогнул и чуть отпрянул.
  - Крейцером Фридрихом Карловичем, - повторила спокойно Маша, поняв, наконец, что же было не так во всей этой сцене. - Только прежде, чем сказать неправду, вспомните о невербальных признаках лжи. Вы мне их уже продемонстрировали.
  
  
  Зелёный Чёртик задумчиво рисовал веточкой на песке затейливые фигурки. Контуры забавных зверушек покрывали уже приличную площадь вокруг греющегося на солнце дракона.
  - Ты что делаешь? - полюбопытствовала Младшая голова. - Это магический круг, да?
  Правитель огляделся, прежде чем ответить. Затем он бросил прутик, к чему-то прислушался внутри себя, взмахнул досадливо лапкой и сказал:
  - Кыш отсюда!
  Контуры на песке зашевелились и вспорхнули ввысь, словно стая стрекоз.
  - Они теперь так и будут прозрачными? - спросила Младшенькая.
  - Нет, зачем же прозрачными, - ответил Чертик, - повзрослеют, остепенятся, оперятся. Красивые будут, короче. Не переживай.
  - А, - кивнула понятливо голова, - это хорошо, если кравсивые. Не люблю, когда небо пачкают.
  - Ты чего смурной такой? - вступила в разговор Старшая голова дракона. - Вроде ж, не случилось ничего?
  - Как-то неспокойно мне, - ответил првавитель, - не пойму, в чём дело. Лезет в голову всякая муть, крысы какие-то рыжие мерещатся, замки с башнями, каких и нет у нас совсем.
  - Хм, - задумался Дракон, - это неспроста, раз такая конкретика попёрла.
  - А! - воскликнула Младшая, - вы вспомните, что там Демиург про мир этого своего рыжего чудика рассказывал! Там же был замок с башнями!
  - Верно, верно! - загудели две головы разом.
  - Так это что же выходит? - начал размышлять вслух Зелёный Чёртик. - Это выходит, что я как-то реагирую на события и обстановку в другом мире?
  - Я думаю, что в принципе, это возможно, - солидно согласился верный гвардеец всеми тремя головами сразу. - Если задуматься, то наш мир и мир этого сумасшедшего - как родственники, потому что у них один создатель.
  - Хорошенькое дело, - досадливо прокомментировала Старшая голова, - у них там проблемы, а у нас голова болит.
  - Ну, положим, у тебя голова не болит, - ответил на это замечание правитель, - это у меня на душе кошки скребутся, а ты на солнышке греешься.
  Гвардеец на такое замечание не обиделся. За время, которое они с правителем провели за разными правительственными делами, Дракон успел усвоить, что Чёртик капризничает и раздражается только тогда, когда есть какая-то очень серьёзная проблема. От того, что на сй раз проблема назрела в совсем другом мире, ситуация не менялась. Как верно отметила Младшенькая, они с тем миром - творения одного создателя, так что прочно связаны. В этом можно не сомневаться, раз правитель рыжих крыс видит.
  - Знаете, - встрепенулась Младшенькая, - надо что-то придумать, чтобы в мире Рыжего стало так же хорошо, как у нас.
  Старшая и Средняя головы переглянулись:
  - Как бы их проблемы на нас не отразились, - подвела итог Старшая.
  - Это - да, - согласился Чертик, - не зря же меня тревога грызёт. Надо придумать план стабилизации.
  - Хорошенькое дело! - воскликнула Старшая голова, - как мы можем придумать план, не имея представления о самой проблеме?
  - А давайте пошлём туда кого-нибудь, - предложила Средняя голова, модчавшая до сих пор.
  Правитель встрепенулся, подобрал прутик и нарисовал ещё одно существо, упорхнувшее сразу же, как только он сделал последний росчерк.
  - Хорошая мысль, - сказал, наконец, Чёртик, - и я даже знаю, кто может туда отправиться. Только не знаю пока, как..
  - Лемур? - понятливо прогудела Старшая.
  - Думаю, что это возможно, раз он уже бывал за пределами нашего мира, то для него это проще всего.
  Младшая голова испуганно ойкнула. Хвост дракона непроизвольно дёрнулся, как бы реагируя на опасность.
  - Что не так? - спросил правитель. Он интуиции младшей головы доверял едва ли не больше, чем самому себе. Он уже давно заметил, что если всё тело дракона отзывается на реакции Младшей, то это серьёзно. К таким вещам стоит прислушиваться.
  - Я не уверена, что ему наша идея понравится, - ответила Младшая, - вспомните, чем для Лемура закончилось путешествие в другой мир.
  Зелёный Чёртик нахмурился, потому что возражение было серьёзное. Кому захочется умирать ещё раз? Тем более, что никто не представляет, что это такое - сначала умереть, а потом воскреснуть.
  - Ну, так давайте поговорим с ним, - внесла конструктивное предложение Средняя голова.
  - Да, надо сначала поговорить, - поддакнула Младшая.
  Правитель зачеркал начатую фигурку, а потом и вовсе смахнул ладошкой оставшийся контур.
  - А то улетит ещё такая кривая, - сердито объяснил он своё действие Дракону. - Давай, вези меня к Лемуру. Всё равно надо что-то делать, а то спать не могу, всё эти кошмарные карапузики будят.
  
  
  Лемур жил на дальней окраине леса, как раз там, где можно было увидеть горы. Со времени своего возвращения в родные края он не стал ни любезнее, ни вежливее. Несмотря на внешнюю раздражительность, все соседи Лемура просто боготворили, чем, надо сказать, немало способствовали дальнейшему развитию скверных черт характера. Вот и сейчас, стоило тени летящего Дракона упасть на землю, как Лемур принялся жаловаться:
  - Вот, посмотрите, - сказал он случившимся некстати двум сладкоежкам, - стоит мне прилечь отдохнуть на солнышке, как тут же кто-нибудь непременно должен лететь. Можно полумать, что места в небе недостаточно, а все пути пролегают именно над моей поляной.
  Сладкоежки добродушно проурачали что-то в ответ и продолжили лакомиться корешками.
  - Нет, вы только взгляните! - Лемур патетически потряс маленькми кулаком, воздев вторую лапу к небу, - он ещё и кружится надо мной, как будто нарочно.
  - Я и кружусь нарочно, - раздалось сверху, - ты лучше отойди куда-нибудь, чтобы не задеть ненароком.
  Лемур приподнялся и, открыв, наконец, оба глаза, посмотрел вверх:
  - А , это ты, - проворчал он, не в силах выйти сразу из роли жертвы злодеяний.
  Дракон совершил ещё один круг на бреющем полёте и приземлился точно в середину полянки. Сладкоежки вылезли из кустов и подошли поприветствовать правителя и его гвардейца.
  - Вы в гости или по делу? - сразу перешёл к цели визита Лемур.
  - А вареньем дорогого гостя угостить? - пошутил Зелёный Чёртик, выбираясь из-под крыла дракона.
  - Варьеньем, - передразнил Лемур, - скажи ещё - вишнёвым.
  - Вишнёвым - лучше всего, - согласился правитель.
  - Нет, - возразил Лемур, - лучше всего, когда есть выбор. Хочешь - вот тебе вишнёвое, хочешь - клубничное.
  - Да, персиковое, абрикосовое, из плодов фигового дерева и арбурзных корок, - поддержал мечты Лемура правитель.
  - Фу, - отозвался Лемур, - из арбузных корок не хочу.
  - Тогда тащи вишнёвое, раз такой капризный.
  На это предложение Лемур отреагировал своеобразно: он вздыбил шерсть на загривке и зашипел, словно кошка.
  - Я понял, - сказал правитель, - у тебя нет вишнёвого варенья. Впрочем, у меня тоже, так что перейдём свразу ко второй части Марлезонского балета.
   На этом приветственная часть протокола была исчерпана, и стороны приступили к прениям по основному вопросу.
  Лемур, на удивление, легко согласился отправиться в новый мир, словно и не случилось с ним ничего плохого в прошлый раз.
  - Я так понимаю, что ничего хорошего в мире Сумасшедшего Рыжего меня не ждёт, - подвёл итог беседы Лемур. - Скорее всего, там назрели проблемы вселенского масштаба, и дай бог, чтобы они были разрешимы.
  - Боюсь, что ты прав, - вздохнул правитель, - и, сам понимаешь, выбор у нас не велик: либо ты разберёшься с тем, что там случилось, либо беда придёт к нам. Как говорит Младшая голова моего гвардейца, наши миры связаны кровными узами.
  Лемур пристально смотрел на горизонт, где возвышались горные хребты.
  - Непонятно только, как я туда попаду без демиурга,
  - А ещё непонятнее, как ты вернёшься сюда, - поддержал его Чёртик. - Меня больше всего интересует обратная связь, если честно.
  - Это как раз просто, - отмахнулся Лемур, - у тебя же Дракон телепат?
  - Да, в принципе, - кивнул правитель.
  - Вот пусть он настроится на меня и принимает информацию в режиме прямой трансляции.
  - Из другого мира? - усомнился Зелёный Чёртик.
  - Ну, ты же принимаешь флюиды рыжик карликов, - возразил Лемур.
  - Почему нет? - раздалось над их головами. - Мы попробуем.
  - Не попробуете, а сделаете, - решительно поставил точку в разговоре правитель.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"